Все включено: скандал, секс, вино Жукова-Гладкова Мария
Далее последовала матерная фраза.
– Мы можем встретиться? – спросила я.
– Ты сейчас ко мне подъедешь?
– Да, – ответила я.
Борис продиктовал адрес.
Я остановилась у ларька, купила пива и поехала в гости. Дом нашла практически сразу, поставила машину в «карман» и поднялась на пятый этаж. Дверь открыла женщина лет двадцати шести.
– Здравствуйте, проходите, – пригласила она.
Борис был рад пиву («Моя не разрешает», – шепотом сообщил он) и выставил на кухне на стол два стакана.
– Я за рулем.
– Ну, Юля, не могу же я один?
– Боря, я за рулем не пью.
В кухне нарисовалась его жена.
– И правильно делаете, – сказала она. – Это ваш любимый кого-то сбил? По пьянке?
Я округлила глаза. Борис молча налил себе пива.
– Давай и мне, – сказала его жена, представившаяся Люсей.
У Бориса с Люсей родился второй ребенок, и у ребенка сейчас как раз резались зубы. Люся не спала ночами, да и днем выматывалась, занимаясь готовкой, стиркой, уборкой, гуляньем и всем остальным. Борис работал с утра до ночи, чтобы прокормить семью. Люся оказалась иногородней, а отношения со свекровью не сложились, поэтому рассчитывать на бабушек не приходилось.
Борис работал в той же фирме, что и Сергей, но занимался только ремонтом техники. К тому же он регулярно бегал по халтурам: во всех окрестных домах знали, что к нему можно обратиться.
– Так что я еще и диспетчером работаю, – устало сказала Люся, потягивая пиво. – Бывает, ляжешь на полчасика – а тут обязательно кто-то позвонит.
Но меня, конечно, интересовали не их семейные проблемы, а случившееся с Сергеем.
Борис рассказал все, что было известно ему и другим сотрудникам фирмы.
Вчера утром, когда приехали какие-то важные партнеры, в офисе не оказалось ни генерального директора, господина Креницкого, ни его заместителя, и по совместительству зятя, господина Татаринова. Секретарша вначале позвонила на мобильный генеральному и услышала длинную матерную тираду, после чего директор трубку вообще отключил и стал недоступен для общения. Тогда она позвонила Сереге. У того трубка была отключена с самого начала.
Партнеры подождали двадцать минут, потом высказали секретарше свое мнение о ее начальстве и фирме в целом и отбыли, заявив, что больше никогда не будут иметь дело с такими безответственными людьми.
Сергей появился в офисе ближе к концу рабочего дня. В настроении был прекрасном, все время насвистывал какую-то веселую мелодию. На вопрос Бориса, что с ним, ответил с идиотским выражением на лице:
– Любовь у меня! Любовь! Душа у меня поет, понимаешь?
– От любви получаются дети, – грустно сказал тогда Борис.
Креницкий вчера в офис так и не приехал и даже не позвонил, чем удивил подчиненных. Такого с ним раньше никогда не случалось. Он появлялся и с дикого бодуна, и после ночи запретной любви. Иногда задерживался, но только не на назначенные деловые встречи, и всегда предупреждал секретаршу, что опоздает, а также сообщал, где его можно найти. Секретарше Наташке Креницкий доверял, знал, что она его жене не продаст.
Жена, кстати, несколько раз звонила в офис, но ей не могли сказать ничего вразумительного. Сами ничего не знали. Но она, скорее всего, решила, что мужа покрывают подчиненные.
Сегодня с утра в офисе появились оба – и тесть, и зять. Тесть, правда, немного подзадержался. Рабочий день начался с грандиозного скандала. Начальство орало за закрытой дверью, поэтому всех деталей не знает никто. Но тесть выгнал зятя с работы.
Выйдя из кабинета родственника, Серега отправился к своему столу собирать вещи. Коллеги, конечно, поинтересовались случившимся. Серега, как отметили все, не выглядел расстроенным. Он выглядел веселым. Потом высказывались предположения, что он мог быть слегка пьян.
– Меня вчера женушка с тещенькой выгнали за то, что не ночевал дома, – сообщил он. – Вот теперь после отлучения от семьи отлучили и от работы. Но ради того, чтобы больше никогда в жизни не видеть драгоценных родственничков, можно поискать и другое место.
– Так ты сегодня дома не ночевал? – спросили коллеги.
– Я и вчера не ночевал. То есть я не появился в ночь с позавчера на вчера. Ну и половину вчерашнего дня был недосягаем, – Сергей мечтательно улыбнулся. – Могу же я иногда позволить себе расслабиться? Любовь у меня! Любовь! А родственники не понимают. Вчера все-таки пришел. А мне раз – и на дверь показали. А я был не против. И эту ночь уже ночевал в другом месте. А сегодня – финита ля комедия. С доченькой разошелся – катись из фирмы.
«Так где же он провел эту ночь? В особенности время с двух до четырех, названное патологоанатомом?» – возник у меня вопрос. На него можно было предложить великое множество ответов.
Сергей собрал вещи, со всеми попрощался, его попросили сообщить, когда он устроится на новом месте. Серегу любили, и все понимали: без него в фирме обстановка резко ухудшится. Во время процедуры прощания в общий зал вылетел Креницкий, стал крыть Серегу матом, обвиняя его во всех грехах, правда, в первую очередь почему-то в разгильдяйстве, а не прелюбодеянии, как рассчитывали услышать члены коллектива.
Серега в долгу не остался и выплеснул поднакопившиеся отрицательные эмоции на тестя. При всем честном народе они минут пятнадцать орали друг на друга. Правда, сотрудники по большей части не понимали, о чем идет речь. Поняли одно: Серега не туда смотрел.
Затем Серега развернулся и офис покинул, хлопнув дверью так, что навесной потолок аж закачался – как и все здание. Редька еще поорал, затем удалился в свой кабинет и велел секретарше налить ему сто пятьдесят «Перцовой».
А через несколько часов в офис нагрянула милиция. От непрошеных гостей сотрудники и узнали, что недалеко от офиса произошла авария. Один человек погиб на месте, другой в тяжелом состоянии доставлен в больницу. Сергей отделался царапинами.
– А что милиции нужно было в офисе, если Серега попал в аварию, пусть и по своей вине? Какое отношение фирма имеет к дорожно-транспортному происшествию?
Борис залпом выпил полстакана пива и внимательно посмотрел на меня.
– Дело тут темное… Мы сегодня до конца дня его обсуждали… У него что-то случилось с тормозами. Я не знаю деталей: нам не сказали, а Серегин «Форд» я, как ты понимаешь, после аварии не видел. Но Серега, когда его менты повязали на месте, сразу стал говорить, что это ему по приказу тестя машину попортили. Ну и выдал и про жену с тещей, и про тестюшку. Нас допросили всех. Ну мы, конечно, подтвердили, что дикий скандал был. Что Серега отсюда на всех парах вылетел. Я, честно, когда про аварию услышал, подумал: Серега завелся, поэтому и врезался. Остыть надо было, а потом ехать. Может, тяпнул из горла – у него в «бардачке» всегда фляга лежала. Да наверное тяпнул – и дыхнул на ментов… Удивительно, что они так быстро в офисе нарисовались. С Креницким они долго в кабинете общались, потом ушли.
Я кисло улыбнулась.
– Во-во, мы все о том же подумали, – сказал Борис.
– Откуда ты знаешь, о чем я подумала?
– О том, что Редька ментам отслюнявил от толстой пачки небольшую толику. Чтоб его драгоценное тело не беспокоили. А Серегино поместили в такое место, откуда ему до Редьки не дотянуться.
Я задумалась. Борис был прав. Редька вполне мог решить наказать Серегу. За что – вопрос десятый. Но он на него дико разозлился, а тут предоставляется такая великолепная возможность…
– В общем, Серега сел. Вопрос: на сколько? – тем временем сообщил Борис.
– Но почему? – впервые подала голос Люся. – Ведь если с его машиной кто-то повозился, значит, он не виноват! Пусть там кто-то и погиб на месте! Не сам же он себе колесо отвинчивал, или что там у него произошло? Тормоза, ты говорил? За что его посадили?
– Его еще не посадили, – устало сказала я. – Просто для него избрали такую меру пресечения: содержание под стражей. И ее даже, наверное, еще не избрали. Он просто задержан на трое суток.
– Но почему?! – опять воскликнула Люся.
– Это вопрос не ко мне. Но есть такая вещь, как причинение смерти по неосторожности. Сто девятая статья УК. До трех лет. Двум или более лицам – до пяти. Хотя тут она, пожалуй, не очень подходит…
– Наши все считают, что, если бы не Редька, Серегу бы уже отпустили, – заметил Борис. – Он сидит из-за этого гада. И будет сидеть, если мы все ничего не сделаем. Редька воспользовался возможностью. Юля, надо что-то делать! На наших ребят ты можешь рассчитывать. Используй свои журналистские связи. А мы с ребятами… Ты только скажи, что нужно делать.
Я медленно кивнула, попрощалась с Борисом и Люсей и поехала домой.
Вернее, это я думала, что поехала домой. Мне не дали туда доехать.
Глава 9
Было уже поздно, машин на дороге попадалось немного. Внезапно из переулочка, перерезая мне дорогу, вылетел огромный джип. Я только успела нажать на тормоз. Дверцы джипа тут же раскрылись, из него вылетели четыре амбала, подскочили ко мне, раскрыли дверцу и накрыли мне лицо тряпкой, пропитанной какой-то дрянью.
Я отключилась.
Очнулась я в кромешной тьме в незнакомом месте. Ничего рассмотреть вокруг не могла. Поняла, что правая рука прикована наручником к гладкому металлическому шесту, правда, наручник ходил по нему свободно, и я могла опустить его в самый низ, когда лежала, чтобы не держать руку на весу. Вставая, вела наручник вверх. Другой рукой ощупала шест. Вероятно, он шел от пола до потолка. Хотя до потолка я не могла дотянуться. Лежала я на каком-то матрасе – довольно толстом и, по всей вероятности, набитом старой ватой. Постельное белье, подушки и одеяла не предусматривались. Пол был деревянный. В помещении было ни жарко, ни холодно. Я не чувствовала ни сырости, ни сквозняка…
В тот вечер я так и не смогла определиться, нахожусь ли я под землей или над землей. Обойдя шест с другой стороны, добралась до ведра, плотно прикрытого крышкой – моей параши. Крышка закрывалась настолько плотно, что запаха не было никакого. Неподалеку от параши нашлась трехлитровая банка с водой. «Не пей, Иванушка, козленочком станешь», – почему-то вертелась в голове идиотская строчка, но пить хотелось страшно. Вначале я просто дотронулась до поверхности воды кончиком языка. Вроде нормальная. Сделала один пробный глоток. Потом еще один. Вода оказалась на удивление вкусной, словно из родника. Или это мне так показалось после отключки?
Я еще пошарила руками вокруг, но еды не обнаружила. Даже хлеба тюремщики не положили. Гады.
И кто это меня прихватил, интересно? Наверное, из той же компании, что наведывались в квартиру. Нет, надо было все-таки принимать Танино предложение и брать с собой Сару или Барсика. Хотя когда бы я успела их вытащить из сумки?
И где теперь моя сумка? Там же документы, ключи, сотовый. А моя машина?! Это «подозрительные мужики» могут себе без труда новые тачки покупать, но не я со своих гонораров. Ну я эту сволочь пропечатаю в следующей статейке!.. Заснять, наверное, не удастся… Но в статье… Хотя ведь следующей статьи может и не быть – вдруг мелькнула жуткая мысль. Я тут же приказала себе не раскисать, хотя очень хотелось пустить слезу: себя было жалко.
Орошая матрас слезами и время от времени попивая водичку (в горле и во рту стояла сухость), я прикидывала возможные варианты развития событий. В конце концов заснула.
Меня разбудил яркий свет, вдруг ворвавшийся в место моего заточения. Продрав глаза, поняла: кто-то открыл ставни в моей тюрьме.
За окном светило солнце, виднелся участок голубого неба, на фоне которого в легких порывах ветра покачивались деревья. Сама я находилась в деревянном доме или сарае, в пустой комнате. Из мебели здесь был шест, к которому меня приковали наручником, и две табуретки у одной из стен. Матрас, на котором я спала, оказался полосатым (красно-белым) и даже не очень грязным. Вообще пыли кругом не было: кто-то тут регулярно убирался.
Не успела я осмотреться, как единственная дверь открылась и на пороге появились дедуля с бабулей неопределенного возраста, правда, оба верткие, юркие и сухощавые. Создавалось такое впечатление, что они высушены на ветру. Оба были загорелыми, одеты просто, причем в льняную одежду, выглядели свежими и ничуть не побитыми жизнью, как городские пенсионеры. Из открытой двери до меня донеслись запахи: сена и еще кое-чего, до боли знакомого.
– Доброе утро, красавица, – сказал дедок, улыбаясь. – Умыться не желаешь? Водичка холодненькая, колодезная. Или ты только теплой умываешься?
Дедок держал в руках небольшой тазик и ведерко средних размеров, наполненное водой. Он подошел ко мне и поставил их передо мной.
– Давай поливать буду, а ты умывайся.
«И куда ж это я попала? – подумала я. – Но первым делом следует установить контакт с тюремщиками. Так я скорее что-то выясню».
Я вежливо поздоровалась в ответ, умыла лицо одной левой, прополоскала рот, поблагодарила дедка, а затем вытерлась протянутым бабкой льняным полотенцем.
– Что на завтрак желаешь? – спросил дедок.
Бабка стояла молча.
Хотя обычно я не завтракаю, но тут мне страшно захотелось есть. Или свежий деревенский воздух в место моего заточения проникает?
– А что можно? – спросила я.
– Яишенку. Яички свои, сегодня с утра курочки снесли. Сметанки своей можно. Сметанка – отличная. Ложка в ней стоит. Молочка попить. Колбаса есть, тоже своя. Сам коптил. Мясо копченое. Козлятинка или лосятинка. А днем ушицей тебя покормим. Я рыбку уже наловил, но пока сварить не успели. Ну так что будешь?
– Яичницу с колбасой и чайку покрепче, если можно.
– Можно. Голова побаливает? Это у всех так. Я тебе сейчас настой из трав принесу – через полчасика пройдет.
Дед с бабулей удалились, но вскоре появились вновь – со всем заказанным. На пол передо мною поставили каменную подставку, на нее сковородку, рядом на жестяной тарелке лежала нарезанные кусочками колбаса и хлеб. Настой был в жестяной кружке, в которой мне потом принесли и чай. Нож не дали, только вилку и ложку.
Дед с бабкой сели на табуретки у стены и смотрели, как я ем. Я смела все предложенное, сказала, что было очень вкусно, поблагодарила и поинтересовалась, долго ли мне еще предстоит столоваться у хозяев.
– А вот этого не знаем, – сказал дедуля. – Не нам решать. Но ты, девонька, не беспокойся, с голоду не помрешь. От голода у нас еще никто не умирал. Как раз поправишься. А то ты уж слишком худая. У нас тут только натуральные продукты, рыбалка, охота. Так что будешь кушать то, чего раньше никогда не ела.
– Спасибо большое, но мне все-таки хотелось бы узнать, когда я смогу питаться на своей собственной кухне?
– Ух ты какая непонятливая! С этим вопросом не к нам. Вот приедет начальство – у них и спрашивать будешь.
Меня, конечно, заинтересовало, когда приедет начальство. Но этого дед с бабкой опять же не знали.
– Моя машина случайно не здесь? – спросила я. – Белая «шестерка».
Дед посмотрел на меня удивленно.
– Мою машину случайно сюда не перегнали? Мне не хотелось бы ее лишиться. А если ее бросили там, где взяли меня, то машину по крайней мере «разденут».
Дед покачал головой.
– Ой, девонька, тебе не о машине сейчас думать надо.
– А о чем?
– Ну, это тебе виднее. Сюда просто так не попадают.
– Если б я знала, почему тут очутилась…
– Это все так говорят, – заметил дедок.
Меня как журналистку тут же заинтересовало, много ли людей гостили на матрасе до меня. Дедок только махнул рукой.
– А сколько покинули этот дом вперед ногами?
– Нисколько, – удивленно посмотрел на меня дедок. – Сюда только на время привозят, а когда человек все поймет, ну или сделает, что просят, или я там не знаю что, его домой отвозят.
– А ваши постояльцы своим ходом сюда не наведываются, чтобы пищи-то натуральной уже двумя руками поесть?
Дедок хитро усмехнулся и заявил, что, не зная дороги, сюда не добраться, а дорога известна очень немногим.
– Ну ладно, девонька, у нас еще работы много. Должна понимать: все хозяйство на нас. На обед ушицы покушаешь. А к вечеру, может, и начальство приедет. А может, и не приедет. Ты особо не рассчитывай. Они люди занятые.
Я попросила принести что-нибудь почитать. Минут через десять вернулась одна бабка и положила передо мной на выбор книжку 1998 года издания из цикла «Братва»; переводной женский роман некой американки, на обложке которого полуголый мужик с роскошным телом обнимал даму в платье фасона прошлого века. Платье уже было снято с одного ее плеча, к которому и припал губами герой. Третьим был предложен прошло годний выпуск нашего еженедельника «Невские новости». Подумать только: нас и тут читают! Это радовало.
От нечего делать прочитала про подвиги братвы, безжалостно расправляющейся со всеми конкурентами и даже с теми, кто слишком много знал, потом углубилась в наш еженедельник. О чем мы там писали в прошлом году? Димка в своем обзоре шоу-бизнеса жалел несчастного принца Монако, считающего, что Кристина Орбакайте – самая популярная певица в России. Что принц Альберт подумает о России и музыкальных вкусах россиян? Мне почему-то вспомнился Галькин воздыхатель Женя. По-моему, он мог дать большую фору всей московской тусовке вместе взятой. Вот кого следовало демонстрировать принцу Монако и прочим королевским особам. За пузырь Женя такое споет… И сколько еще в России подобных талантов? И вообще сколько талантов, которым просто не пробиться, потому что все места заняты и чужаков туда не пускают?
Мне стало грустно.
Чтобы развеселиться, нашла Тонькину страницу. Прочитала сочиненное ею самой письмо читательницы, якобы спрашивающей у авторитетного издания, сколько мужчин женщине стоит иметь одновременно. Авторитетное издание в Тонькином лице отвечало, что как минимум трех: мужа – для денег, жеребца – для удовлетворения плоти, друга – для души. Остальные по желанию. Можно второго жеребца – если упомянутых товарищей все равно не хватает. Можно еще парочку для улучшения своего материального положения. Но в таком случае необходимо помнить о заболеваниях, передающихся половым путем.
Имелся и мой опус – о торговле наркотиками на финских дискотеках и о том, как в качестве наркокурьеров используют или пожилых людей, или совсем молодых: подозрений меньше. Вспомнила, как тогда сидела ночью в своей машине с питерскими номерами… Ко мне подходили за водкой, пивом, сигаретами и наркотиками. В финской полиции уже специальный отдел создан по работе с русскими. Однако нас так просто не возьмешь. Финскими руками. Но меня-то сейчас прихватили русские.
С чем же связано мое появление в гостях у бабули с дедулей? С последней поездкой в Финляндию? С закрытой выборгской гостиницей? Лично с Сергеем? Я была уверена, что меня взяли не из-за какой-то статьи. Не писала я ничего такого, за что могли приковать наручником к шесту. Но что же от меня хотят?
Об этом я узнала вечером. Послышался гул мотора, который в деревенской тишине разносился на большое расстояние, потом хлопнули дверцы, раздались мужские голоса. Я приготовилась, встав у шеста.
В мою просторную одиночную камеру зашел Александр Иванович Колобов (по жене – Эриксон), с которым мы совсем недавно познакомились в Выборге.
– Добрый вечер, Юленька, – расплылся он в слащавой улыбке. – Надеюсь, ты тут не голодала?
Глава 10
– Хорошая у вас загородная база, Александр Иванович, – сказала я вместо приветствия.
– Неплохая, – кивнул он совершенно серьезно, сел на одну из табуреток, а потом бросил через плечо двум своим сопровождающим: – Брысь! И не заходить, пока не позову!
– Но… – попытался возразить один телохранитель. Именно он, по-моему, имел счастье лично познакомиться с Сарой и Барсиком. Хотя я могла и ошибаться.
– Брысь!
Молодцы удалились. Колобов посмотрел на меня устало и сказал:
– Села бы ты, Юля. В ногах правды нет, а разговор у нас будет долгий.
– Табуретку пододвиньте.
Александр Иванович поднес табуретку к шесту. («Вот что значит мужчина из Питера, – подумала я, – даже пленнице предлагает сесть. Не то что московские издатели, у которых для посетителя может не найтись стула».) Сам Колобов удалился на свою табуретку, вздохнул и предложил мне рассказывать все с самого начала. Я уточнила:
– Что именно вас интересует?
– Как провернули дельце с Татариновым, – ответил Александр Иванович.
Я непонимающе уставилась на собеседника. Но в голове судорожно проносились мысли. О каком дельце идет речь? Что все-таки сделал Сергей? И каким образом он меня подставил?
Однако мне требовалось убедить Колобова в своей непричастности к делам Сергея, изобразить святую простоту. Хотя это вряд ли получится. Но мне не хотелось зря страдать. А Сергей в любом случае в Крестах. Или пока еще в каком-нибудь ИВС. О том, как ему помочь, я буду размышлять после того, как отсюда выберусь. Сейчас я находилась не в том положении, чтобы думать о спасении милого друга. Самой бы выбраться в целости и сохранности. Но одни и те же мысли меня не оставляли: Серега хотел алиби? Для кого? И с офисом ли было связано дело? За что он отстегнул мне почти тринадцать тысяч баксов?
– Что вы от меня хотите? – поинтересовалась я у Колобова.
– Знаешь, как меня подмывает ответить?
Я пожала плечами.
– Любви, как говаривал мой любимый герой Остап Бендер. Но на самом деле хочется мне другого, Юленька. Ответов на вопросы.
– А я могу задать один вопрос? – посмотрела я в глаза Колобову.
– Вообще-то вопросы здесь задаю я, – ответил он. – Но понимаю: тебе со своей журналистской натурой не совладать. Валяй!
– Какие у вас отношения с Редькой?
Колобов слегка дернулся. Наверное, он ожидал, что я спрошу что-то про эту загородную базу со здоровым питанием, про старичков-тюремщиков, про предыдущих заключенных… Его, конечно, заинтересовало, почему я, прикованная к шесту, спрашиваю не о своем освобождении, а о Креницком.
– Ответьте, пожалуйста, если не трудно. Потом я отвечу на ваши вопросы.
– От этого будут зависеть твои ответы?
– В некоторой степени.
– Мне нужна правда, только правда и ничего, кроме правды.
– Будет. Только ее ведь можно подавать по-разному, не так ли? – Я хитро прищурилась. – Зачем мне лишние неприятности, если я невольно обижу вашего друга? Или он не друг? Доверенное лицо? Собутыльник? «Шестерка»?
Колобов задумался, потом, подбирая слова, заявил, что не доверяет никому, вообще никому. Жизнь научила. Миром, в котором он живет, мы все живем, правят волчьи законы. А он – вожак стаи и намерен им оставаться.
Вообще-то внешне он напоминал ленивого борова, но никак не поджарого волчару, хотя по духу… Эта база с дедулей и натуральными продуктами все-таки была свидетельством мягкотелости. Или я ошиблась? Может, несговорчивые граждане, попадая сюда, наоборот, понимали, как им повезло иметь дело с Колобовым? И быстрее соглашались на все условия? А потом и зла на Колобова не держали? Понимали, что с ним лучше дружить? И что он человек, а не зверь… Хотя… Я жалела об одном: сразу после возвращения из Выборга не удосужилась выяснить точное место Колобова в питерской иерархии. Сейчас мне это могло бы помочь.
– Павлу Степановичу довелось в свое время пожить у этого шеста, – наконец сказал Колобов со своей фирменной хитрой улыбочкой. – И он быстро все понял.
– Кстати, а почему шест?
– Это ты как журналистка интересуешься?
Я кивнула. Оказалось, Колобов обожает смотреть, как у шеста танцуют девочки, правда, я тут – первая особа женского пола. Но ему хотелось сделать что-то особенное, отличающееся от других мест заточения, – чтобы людям было что вспомнить. И вот однажды, сидя в ночном баре, он и подумал: а почему бы не установить шест? Мужики тогда найдут, о чем помечтать, когда тут будут томиться.
– А дедуля с бабулей откуда взялись?
– Местные. Деревня вымерла. Они остались. Нам помогают. За это имеют прибавку к пенсии. Ну и людям приятнее, когда за ними такие старички ухаживают. Не находишь? Или ты бы предпочла молодых уродов с бычьими шеями?
Я покачала головой. О местонахождении деревни, как я понимала, спрашивать бесполезно: все равно не скажет. Найти же ее в Ленинградской области, как я догадывалась, будет невозможно. Хотя я не исключала, что это может быть и Новгородская, и Псковская область: ведь я же была в отключке, пока меня сюда везли.
Но меня интересовало и место нахождения моей машины, а также сумки с документами и телефоном. Я спросила о них вслух.
– Ну мы же не звери, машина у твоего подъезда стоит, где и обычно, сумка здесь, – развел руками Александр Иванович. – Понимаем: ты – не миллионерша. Я специально выяснил твои гонорары. Юленька, а ты не хочешь случайно на меня работать? Будешь писать, что скажу. Снимать то, что покажу и в нужном мне ракурсе. Платить буду раз в десять больше, чем в вашем холдинге.
Я покачала головой.
– Я так и знал, – сокрушенно покачал головой Колобов. – Репутация дороже денег. Ее сложно заработать, но легко потерять. А умный читатель всегда поймет, что статья или сюжет заказные. А что согласишься написать под заказ?
Я улыбнулась и подтолкнула к Колобову наш прошлогодний номер, сказала, какую страницу открыть.
– Нечто типа рекламы медцентра. Вполне безобидно и деньги неплохие.
Александр Иванович кивнул в задумчивости, помолчал, продолжая о чем-то размышлять, потом все-таки предложил мне приступать к рассказу, ради которого мы, собственно говоря, и встретились.
– Простите, а почему нельзя было поговорить в другой обстановке?
– Ну, Юля, ты же должна понимать…
– Я не понимаю.
И это соответствовало действительности. Или подручные Колобова после знакомства с моими соседями решили пойти на такие кардинальные меры?
– Какие подручные? – искренне удивился Колобов.
– Так разве не ваши ко мне приезжали? По-моему, я узнала того, который сюда вас сопровождал. Хотя и не уверена. Я его только в дверной глазок видела.
– Сейчас много похожих ребят в охране служит, – заметил Александр Иванович, повторяя мои мысли, потом попросил подробно рассказать, кто меня домогался и каким образом.
Я рассказала. Александр Иванович хмыкнул и покачал головой.
– Это точно не ваши были?
– В том-то все и дело, что нет… Но ты ведь – личность в нашем городе известная, не правда ли? Так, Юля, к делу.
– Но почему вы меня сюда привезли?!
– Да потому, что твоего любовника закрыли! Или сам решил закрыться. Думает, наверное, что я до него в Крестах не доберусь! Но я его везде достану. Мне просто было легче тебя взять. И от тебя я скорее получу информацию. Как мне кажется, – опять хитренькая улыбка. – Ты же разумный человек. Зачем зря страдать? Ты что, мазохистка? А деньги я тебе заплачу. Окажу бедной журналистке спонсорскую помощь. Ну, выкладывай, что тебе Татаринов наплел.
У меня тут же возникло два вопроса. Во-первых, за что мне собирается платить Колобов? А во-вторых, то есть это, конечно, во-первых: неужели он считает, что Сергей мог добровольно отправиться в Кресты? Я именно так поняла из колобовской речи. Разве это не Редька устроил? Хотя… Я задумалась.
Сергей мог все сделать сам. Не он первый, не он последний. Люди отправляются немного посидеть, чтобы снять остроту какого-то вопроса. В основном, о взаиморасчетах. Затихорятся, отдохнут от дел, а потом дело так же тихо закроют – за отсутствием состава преступления (за определенную сумму, конечно). После освобождения, кстати, можно в депутаты податься (Серега-то, интересно, не планирует ли подобное?) – это теперь модная в России тенденция: с нар – в народные избранники (а то Серегу-то как раз с работы выгнали).
Колобов как-то странно на меня посмотрел.
– Юля, мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга.
– Я вас вообще не понимаю! Поняла одно: вы взяли меня, а не Сергея, потому что он в Крестах, а я на свободе, до меня легче добраться и, поскольку я не мазохистка, я вам скорее все расскажу. Так?
Колобов кивнул.
– Но зачем вам вообще надо было кого-то из нас брать?
– Юля, не надо прикидываться идиоткой. Я знаю, что ты не идиотка.
– Спасибо на добром слове. Но объясните, пожалуйста, о чем речь? Что произошло?
Александр Иванович ответил, что как раз добивается от меня ответа на этот вопрос. Я в недоумении заморгала. Колобов сделал мне комплимент («Какие у тебя яркие, живые глаза, Юля!») и спросил:
– С какой стати вы с Татариновым снова сошлись?
– Мы не сходились, – ответила я.
– Но он всем рассказывал, что у него с тобой любовь! Он понял, что жить не может без тебя! Готов все бросить, только бы снова быть с тобой.
Колобов помолчал немного и добавил, что, будучи лично знакомым с Аллочкой Креницкой, он на месте Сергея тоже посчитал бы меня воплощением всех добродетелей. Ангелом во плоти.
– Александр Иванович, – вздохнула я, – Сергей может рассказывать о своей любви ко мне кому угодно и сколько угодно. Я его назад не пущу, – сказала специально для Колобова, хотя имела совсем другие планы.
– Но ты останавливалась с ним в одном номере в гостинице.
– Это ни о чем не говорит.
– Как это?
– Раз переспать, плоть потешить и пустить назад в свою жизнь – это две большие разницы, как говорят в одном известном городе.
– Но почему ты с ним поехала в эту гостиницу?! Ты же в Финляндию отправилась с двумя мужиками! С ними, что ли, переспать не могла, если так захотелось?!
Так, и про Димку с Костей уже знает. Ладно, надо начинать говорить, пока не разозлился.
Я пояснила, с какой целью ездила в Финляндию, как случайно встретила там Сергея и как он предложил мне провести с ним ночь.
– Ты полтора года не отвечала на его звонки! Я выяснил, как он обрывал тебе телефон. Письма электронные прочитал: у него ведь остались копии. А ты ни на одно не ответила. Стерва. Мужик страдал, а ты…
– Нечего было на другой жениться, – ехидно заметила я. – Выбрал бабки – сам виноват. А теперь уже поздно.
– Вот об этом и речь, Юля! Ты думаешь, я работу не провел подготовительную перед тем, как тебя сюда тащить? Почему ты согласилась поехать с ним в гостиницу?
– Ему было нужно алиби, – сказала я. – Я его пожалела.
Про деньги решила умолчать.
Колобов изменился в лице, потом попросил рассказать поподробнее. Я сказала про жену Артура, которую Сергей хотел просить вначале, повторила историю про нашу случайную встречу, пояснила, что он страшно не хотел присутствовать в офисе на каких-то переговорах – и в результате не присутствовал. Но ему нужно было веское оправдание, почему он там не появился.
– Так для кого оно ему требовалось?
– Насколько я поняла – для тестя. Он вообще был в шоке, когда узнал, что тесть оказался вместе с нами в гостинице.
Колобов задумался. Я добавила, что, насколько мне известно, Редька дико разозлился, что Сергей сорвал переговоры, и выгнал его из фирмы именно за это. То, что он домой пришел не вовремя, с его дочерью поругался, со мной вместе был – ерунда. По крайней мере, для Редьки. Хотя могу и ошибаться. Это Александру Ивановичу виднее, он и Редьку, и всю ситуацию знает гораздо лучше меня. А если не знает – ему проще все выяснить, хотя бы у того же Редьки.
Александр Иванович медленно кивнул и заметил, что Редьке в самом деле плевать на отношения дочери и зятя. И даже развод не был бы поводом для увольнения Сергея – теперь, когда он стал правой рукой Креницкого. Меня это заявление, признаться, удивило.
– А что за переговоры намечались, не выяснила? – посмотрел на меня Колобов.
Я покачала головой:
– Сергей не говорил. Я не спрашивала, понимая, что не скажет.
Колобов тут же извлек из кармана трубку, потом записную книжку, набрал какой-то номер и попросил позвать Наташу. Ее он прямо спросил о бизнесменах, появлявшихся в офисе и не дождавшихся Сергея и Редьку. Выслушав ответ, уточнил, есть ли у Наташи хоть какие-то данные на этих типов.
– То есть просто были запланированы переговоры? Тебе не называли ни имен, ничего?.. Понял. Спасибо, деточка.
– Секретарша Креницкого и на вас работает? – улыбнулась я, вспомнив, что Борис называл ее имя.
Александр Иванович кивнул и пояснил, что пятьдесят один процент, то есть контрольный пакет, акций «Импорт-сервиса» принадлежит ему. Я с трудом сдержала возглас удивления, хотя… А почему бы и нет? Колобов тем временем медленно произнес: