Все включено: скандал, секс, вино Жукова-Гладкова Мария

– Не стоит лишний раз засвечиваться. Когда что-то нужно срочно передать – другое дело, а так лучше через меня. Я к нему завтра пойду. Что сказать?

– Что жду и чтобы ни о чем не беспокоился. И что я буду добиваться разрешения на свидание.

– Жаль, вы не женаты. Было бы проще.

– Знаю. Но попытаю счастья у начальника Крестов. Сегодня вот к нему не попала. Приезжала как раз за этим.

– А почему не к следователю? Не могу поверить, что вы не знаете, что разрешение на свидание с подследственным дают лицо или орган, в производстве которого находится дело.

– Я даже знаю, что вы процитировали. Статью восемнадцатую федерального Закона «О содержании под стражей подозреваемых и обвиняемых в совершении преступлений». Если бы это был один из моих знакомых, пошла бы к нему, а так… Следователи очень разные попадаются. Вы же сами знаете. А я еще не выяснила, что это за фрукт. Кстати, не подскажете?

– У своих знакомых из управления поинтересуйтесь, – уклончиво ответил адвокат.

Я посмотрела на него внимательно. Темнит что-то. Вот только почему? Не хочет, чтобы я в дальнейшем могла как-то использовать его слова против него самого? Или хочет, чтобы я ему заплатила за организацию свиданки?

Адвокат тем временем хмыкнул.

– А вообще сходите, сходите к начальнику, – сказал на прощание адвокат. – Попробуйте. Если доберетесь до него самого. Хотя вы-то, Юлия, вполне способны это сделать… Начальник Крестов многое может. А не даст… Ну вы же понимаете, Юленька, что в нашей стране нет ничего невозможного. Были бы деньги. – И адвокат мне подмигнул.

Садясь в машину, я подумала, что этот тип относится к разряду адвокатов, которых мой знакомый опер Андрюша называет «сеньор из общества». Конечно, адвокаты, вхожие в силовые структуры, всегда ценились. Однако раньше (в советские времена) следователь прислушивался к мнению адвоката с именем, потому что последний был лучше подкован юридически, более опытным и грамотным юристом. Но Серегу в этом деле представлял адвокат новой формации. Он знал всех и вся, наверняка посещал юридические тусовки, заводил новые знакомства. Главное – есть надежда, что он сумеет найти подход, причем совсем необязательно денежный, к следователю, прокурору, судье. Он должен расположить их в пользу обвиняемого, в нужном случае – оказать воздействие (совсем необязательно силовое, для этого другие люди имеются). Как говорил Андрюха, юридические знания таких адвокатов могут быть и не на высоте, но он ведь ценится не за них, а за свои связи. Кстати, работа таких специалистов оплачивается гораздо выше, чем собственно адвокатов.

Глава 12

Редька уже ждал меня в ресторане, сидя в одиночестве за столиком на двоих. В нескольких машинах на улице дремали шоферы. Возможно, там был и шофер Павла Степановича.

– Здравствуйте, Юля, – сказал он, подняв голову. Перед ним стоял штофчик с водкой, и он уже к ней приложился, не дожидаясь меня. Но я за рулем, в любом случае пить не собиралась. – Заказывайте, что хотите.

Мне что? Я заказала. Креницкий тоже сделал заказ, и официант нас временно покинул.

– О чем вы хотели со мной побеседовать? – спросила я. Мне не терпелось это узнать. В сумке был включен диктофон.

Креницкий хлопнул очередную стопку водки (в одиночестве и только занюхивая, хотя на столе и стояла тарелка с рыбным ассорти), долго смотрел на меня, потом выдал:

– Только честно скажи: ты все придумала? Серега – сопляк, ему бы это не потянуть. Но неужели смогла? А, Юля? Я тебя уважаю. Уважаю, слышишь? Но такое не прощают. И не спускают. Это-то ты понимаешь? За такие дела голову снимают. Ясно тебе, журналистка?

«Начался пьяный бред? Это сколько ж времени он пьет? Штофчик, похоже, не первый».

А Креницкий продолжал нести ахинею, признаваясь, что всегда терпеть не мог журналюг, в особенности женского пола, и никогда их близко к своей персоне не подпускал. «Да кому ты интересен-то, старый козел?» – хотелось спросить мне, но сдерживалась – и не потому, что за козла можно ответить.

К великому сожалению Павла свет Степановича, в его пусть не ближнее, а дальнее окружение затесалась одна журналюга. «Это я, что ли?» И как он позволил выйти замуж единственной дочери за человека, который имел связь с журналюгой? «Ну и выражения! Какие мы официальные». Следовало ожидать от журналюги какой-нибудь пакости. «Он долго будет этот рассказ обо мне плести?» И вот дождался. А журналюга, змея, акула пера, так называемая барракуда эфира, полтора года планы мести вынашивала, думала, что бы такое выкинуть, и вот воспользовалась крупным шансом. Хитро, конечно, придумала, вынужден был признать Павел Степанович. Но поскольку теперь все шишки валятся на него, он это дело так не оставит.

Нам принесли салат. Я тут же за него принялась. А что, не пропадать же добру? И вообще я всегда придерживалась мнения, что пусть лучше поганое брюхо лопнет, чем хороший харч пропадет. Харч не пропал. У Редьки тоже. Он принялся за очередной штофчик (уже третий? или пока второй?), любезно принесенный официантом, продолжая свои рассуждения вслух. Я слушала, диктофончик работал. Я даже кассетку успела перевернуть так, что Редька не заметил, хотя он, по-моему, ничего не замечал, и мне было непонятно, зачем он меня позвал. Или ему просто требовался слушатель?

Сереге была дана уничижительная характеристика, дочери и жене, правда, тоже досталось. Не знаю уж, почему Колобов мне вчера рассказывал про трепетное отношение Павла Степановича к Сереге и с чего он взял, что Редька смотрит на Татаринова, как на сына. Судя по тому, что теперь говорил Редька, ни о каких теплых отношениях речи не шло. Редька считал Серегу проходимцем, причем глупым проходимцем, не способным на просчитывание нескольких следующих шагов. Серега, по мнению Редьки, мог что-то быстро схватить – то, что плохо лежит, но на серьезное дело, постоянное получение высоких прибылей не способен. А что пел мне сам Серега? «Отношения, можно сказать, чисто партнерские». Ха-ха.

Потом Павел Степанович перешел к Колобову, который теперь собирается сожрать бедного Редьку с потрохами. И ведь даже не подавится, сволочь. Хоть сразу стреляйся, – с грустью добавил Павел Степанович.

– Но не дождется! – тут же взревел он на следующем дыхании и грохнул кулаком по столу. Все находившиеся в зале на нас обернулись. Я же продолжала невозмутимо есть.

Редька погрозил пальцем у меня под носом и заявил:

– Стреляться не буду! Слышишь, падла? Ни стреляться, ни давиться, ни колоться, ничего! Всех урою! И бабки найду! Сам найду! Сам! И ни с кем делиться не буду! Вот так-то, падла.

Внезапно у Редьки зазвонил сотовый. Он тупо уставился на трубку, потом пододвинул ее ко мне.

– Скажи: неадекватен. Все!

Далее последовала фаза «мордой в салат». Салат, мы, правда, уже доели и получилось – в свининку с картофелем фри. Официант тут же подскочил и вопросительно посмотрел на меня.

– Оставьте, пусть полежит, – махнула я рукой. – Отдохнет и встанет.

Редька издал трель молодецкого храпа, а я все-таки ответила на звонок: кто-то настойчиво добивался Павла Степановича.

Звонивший не очень удивился женскому голосу и велел позвать хозяина. Я попыталась намекнуть на сложившуюся ситуацию.

– Буди его немедленно, шалава! – рявкнул удивительно вежливый собеседник, не удосужившийся представиться.

– Не будится, – сказала я.

Мою маму вспомнили в определенном контексте, потом, перемежая каждое предложение матом, пояснили, что «их» схватил Колобов и это – их единственная возможность позвонить. «Эта стерва» на них змей напустила, а потом сдала людям Колобова. Далее я с большим интересом узнала, какая участь меня ждет после того, как Колобов отпустит молодых людей, которых я вчера имела честь лицезреть у себя на полу с Сарой и Барсиком на могучих грудях. Правда, слушая дальше, поняла, что беспокоиться особо не стоит: Колобов требовал за каждого из них по миллиону баксов.

– Не много ли? – робко прошептала я. Что-то Александр Иванович так высоко оценил Редькиных посыльных? По-моему, сто баксов за них – красная цена. За обоих сразу.

– Колобов сказал: тогда вообще оставит Редьку, то есть Павла Степановича, в покое. А так баб его за задницы возьмет. Но за что мы-то со Степаном страдаем?! Кинул Колобка, так пусть гонит бабки назад! Сейчас проценты капать начнут. Так ему и передай. Скажи, что Костя со Степаном звонили.

Затем трубку у говорившего со мной молодца взяли, и мягкий голос поинтересовался, с кем он беседует. Я узнала Колобова, но решила не представляться, свой голос чуток изменила и ответила, что мы, по всей вероятности, не знакомы лично, но я все передам Павлу Степановичу – когда он будет адекватен.

– Значит, нажрался, – медленно произнес Колобов. – Вот что, деточка. Я понимаю: ему на мальчиков плевать. И понимаю, что мальчики ни в чем не виноваты, они просто выполняли указания. И я им потом, может, у себя работу найду. Но у него есть жена, дочь, ты, деточка, наконец…

– А я-то тут при чем?

– Ты, конечно, ни при чем и можешь зазря пострадать, поэтому объясни Павлу Степановичу: он должен срочно вернуть мне деньги. Объясни, пожалуйста, так, чтобы он это понял. Тогда все будет хорошо.

– Я передам, – пискнула я.

На этом мы распрощались. Если бы я в самом деле была какой-нибудь «деточкой», то, возможно, тут же свалила бы от греха подальше, но я была журналисткой и мне было интересно посмотреть, как будет дальше развиваться ситуация, а поэтому осталась. И не зря.

Стоило мне нажать на отбой, как телефон тут же зазвонил вновь. На этот раз Павла Степановича добивалась законная супруга, которую тоже не смутило, что на звонок ответил женский голос.

– Неадекватен? – переспросила она. – Пусть немедленно домой катится, как протрезвеет. А то меня его партнеры уже достали.

Пока Редька спал на свининке с картошкой, я успела поговорить со следователем, ведущим Серегино дело и желавшим побеседовать с тестем; секретаршей Наташей, уточнявшей, будет ли начальник сегодня в офисе. Наташе я сказала, что он не в том состоянии. «Поняла», – усмехнулась она. Затем позвонила Варя из Выборга. Я навострила ушки. Варя плакала и просила у Павла Степановича защиты. К ней приезжали какие-то жуткие типы и допрашивали с пристрастием.

– Я теперь месяц работать не смогу! – рыдала в трубку Варя. – Павел Степанович, что мне делать? За что я страдаю?! Да, и Ленка пропала. С того самого вечера. Ее все ищут. Павел Степанович, что мне делать? Помогите мне, пожалуйста! Павел Степанович, мне не к кому больше обратиться!

Я ласково попросила у Вари все возможные номера телефонов, поясняя, что тогда Павлу Степановичу будет легче с ней связаться, а то я не уверена, при нем ли записная книжка. Я представилась секретаршей. В дополнение к мобильному, с которого звонила девушка, Варя дала номер в Выборге, который я быстро записала на салфетке, а салфетку тут же спрятала в сумку.

После Вари я общалась с партнером, интересовавшимся стиральными машинами. Потом позвонил какой-то Виктор с требованием объяснить, что происходит, затем я услышала в трубке голос Сергея…

Я не могла ошибиться. Это был он. Свой голос я решила изменить, как и при разговоре с Колобовым. Если что, представиться всегда успею.

– Кто звонит? – пропищала я. – Зять? Так вы же вроде…

– Вот оттуда и звоню.

– А разве можно?.. – Нужно было играть роль идиоточки, которых, судя по тому, что мне стало известно, любил Павел Степанович.

– Девушка! – рявкнул Сергей. – Скажите ему, что если он меня отсюда не вытащит, то я его сдам с потрохами! Вы все поняли? Следак хочет двадцать штук. Пусть Редька платит. И вопрос тихо решается. Вы поняли, что я сказал?

– Да, – пропищала я. – Обязательно передам. Двадцать штук, и вы на свободе.

Я сама отключила связь и откинулась на спинку стула.

Каким образом Серега собирается сдавать Редьку? Хотя, конечно, он ведь в деталях знает про дела фирмы. А какая фирма работает без криминала? Тем более тут поставки техники со свалок… Хотя ведь сдавать можно не только властям… Есть и более серьезные и, главное, опасные инстанции. Господин Колобов например.

«А не наведаться ли мне завтра в Выборг? – подумала я. – Вначале в Кресты, а потом туда? Пообщаюсь с незнакомой мне Варей, засвидетельствую свое почтение Любаше, вот она, наверное, обрадуется моему появлению, или меня просто в гостиницу не пустят? Фотографии прибалта (правда, посмертные) давно готовы, надо будет попросить наш технический отдел сделать еще несколько копий, чтобы показывать, кому следует. А вдруг окажется, что Варя знала прибалта? Да и насчет того, где сейчас находится Ленка, вернее, ее останки, у меня имелись кое-какие сведения. Вот только кто засунул Ленку в Серегин багажник?»

Я посмотрела на мирно спящего Редьку. Зачем он меня сюда все-таки вызывал? И дожидаться ли мне его пробуждения? Я посмотрела на часы. Если буду ждать – опоздаю в редакцию. Виктория Семеновна уйдет домой, а на завтра у меня другие планы. Послезавтра сдавать статью будет уже поздно.

Я подозвала официанта, сказала ему, что с ним рассчитается спящий господин, официант улыбнулся и ответил, что они его давно знают, я поблагодарила за вкусный обед, распрощалась с персоналом и покинула Редьку.

По прибытии в редакцию услышала от охранника:

– Иди спасай Викторию Семеновну. Там очередной творец пришел.

То, что существо относится к мужскому полу (по крайней мере от рождения), определила по попытке поцеловать мне руку – таким образом выражалось восхищение моими статьями и телерепортажами. Творец оказался длинноволосым, худым и невысоким, одет был в балахон салатного цвета, из-под которого выглядывали такие же брючки. Поверх балахона красовалась некая накидка (тоже салатная), предназначения которой я определить не смогла.

Существо пришло предложить свой опус, заметив, что мы в нашем еженедельнике, как, впрочем, и в других изданиях холдинга, совсем не пишем о животных. Ну как же? – так и подмывало спросить меня, как, похоже, и Викторию Семеновну. У нас есть кое-что для извращенцев. Судя по внешнему виду, гость редакции как раз относился к их числу. Я, признаться, увидев его, подумала, что он (оно) принес что-то об угнетении сексуальных меньшинств. Ан нет. Существо оказалось борцом за права братьев наших меньших. И каких только людей не встретишь в редакции!

После моего появления Виктория Семеновна творца быстро выпроводила, пообещав ознакомиться с его работами. Мне, признаться, было его немного жаль: я сама очень долго ходила по издательствам и получала одни отказы. Парень совершил ошибку, придя к нам – у нас в еженедельнике нет рубрики, в которую могли бы встать его статьи, а открывать новую под неизвестного автора никто не будет.

Мы немного поболтали с главной, она взяла у меня статью (то есть две – про мой плен и труп прибалта) с фотографиями, и я отправилась домой. Оттуда позвонила Серегиной матери, в подробностях рассказала про передачки и просила звонить мне в любое время.

Повесив трубку, задумалась. А не проехаться ли мне к тайной квартире Сергея? Там ведь компьютер стоял, насколько я помнила. А в компьютере всегда можно отыскать много интересного. Не на работе же Сереге было компромат собирать? То есть держать, пусть и в зашифрованных файлах? И не в квартире Креницких.

Я снова позвонила Серегиной матери, извинилась и попросила съездить со мной на Богатырский проспект.

– Юленька, а ты не могла бы сама? – спросила мама. – Я плохо себя чувствую. Я дам тебе ключи. У тебя своих нет? Приезжай.

Я поехала. Такой вариант меня устраивал гораздо больше.

Глава 13

От Серегиной матери насилу отделалась. Она задала мне тысячу вопросов, большая часть из которых показались мне просто идиотскими.

– Юленька, ты же понимаешь: в нашей семье никто не сидел, – оправдывалась она и тут же спросила: – А у тебя?

Я пояснила, что один мой дед в свое время получил десять лет по печально известной пятьдесят восьмой статье. В НЭП он смог открыть свою фруктовую лавку в Апрашке, но потом оказалось, что «прятал фрукты от детей рабочих», как и другие лавочники. Хотя дед был из бедной крестьянской семьи, в двенадцать лет его, как старшего сына, отправили в Петербург к дальним родственникам. Он работал мальчиком в ресторане, потом во фруктовой лавке. Он всего добился сам. Был показательный процесс в ДК Первой пятилетки, потом – Беломорско-Балтийский канал, затем – город Свободный на Дальнем Востоке (хотя ни о какой свободе речь не шла и оказавшиеся там воспринимали название как издевку). Потом дед вернулся, только не в Ленинград, а в область, в войну защищал наш город. Реабилитирован был только после смерти Сталина.

Второй дед был поручиком русской армии во время Первой мировой войны. С первых дней Гражданской воевал в Красной Армии, командовал пулеметным взводом. Но в начале двадцатых годов, когда бывших офицеров начали брать в качестве заложников (чтобы расстреливать, если убьют кого-то из большевиков), деда посадили в камеру смертников. Он ждал расстрела. Но прадед был в городе Луге (теперь – Ленинградская область) самым известным самогонщиком, а дедов брат дружил с главным лужским чекистом и поил его этим самогоном. Когда дед оказался в камере смертников, его брат обратился к приятелю за помощью. Они поехали в Петроград и выкупили деда за три мешка картошки. «А они в те времена были дороже двадцати тысяч долларов сейчас, – почему-то подумала я. – Правда, в России после вступления в Совет Европы объявлен мораторий на смертную казнь, и Серега просто собирается откупаться от срока. Что ж, правильно делает. Зачем сидеть, если можно не сидеть? И ведь он, по большому счету, не виноват». Но я не могла объяснить все это Серегиной матери. У меня вообще создалось впечатление, что она все годы жила в каком-то своем хорошем мире, оторванная от действительности, и не очень представляла, что происходит вокруг.

Но на мое счастье с работы вернулся Серегин отец. Он был более здравомыслящим и более практичным человеком, накапал жене валерьянки и отправил ее полежать, а сам сел со мной на кухне.

– За что на самом деле арестован Сергей? – задал он мне первый вопрос.

– Пытаюсь выяснить. Речь идет о каких-то деньгах. Причем, похоже, очень больших.

– Тысяч десять долларов?

Я чуть не рассмеялась. Хотя у каждого человека свое понятие о больших деньгах. Вслух я сказала, что, видимо, о гораздо больших.

– Юля, за сколько можно срочно продать Серегину квартиру?

– Зачем вам ее продавать?

– Ну, чтобы расплатиться с его долгами. Потом с адвокатом. Он нам еще не сказал, сколько мы будем ему должны.

Я вздохнула и попыталась объяснить ситуацию Серегиному отцу. Насчет адвоката успокоила сразу, сказав, что его наняли Сережины друзья, они и оплатят его услуги.

– Но Сереже же придется возвращать им деньги!

– Это не ваши проблемы, а Сережины.

«Не поздновато ли вы решили заняться его проблемами и влезать в его жизнь? – подумала я. – Хотя ведь и мои родители имеют весьма смутное представление о том, как я живу, с кем общаюсь, у кого беру интервью». Не так давно я с удивлением поняла: мама считает, что все мои статьи – выдумка чистой воды, поскольку всего, о чем я пишу, не может быть, потому что просто не может быть никогда. Знала бы мама, что я рассказываю лишь о надводной части айсберга, а большая часть фактов остается «за кадром». Чтобы обыватели просто не свихнулись, чтобы спали спокойно (хотя в наше время это порой и невозможно), чтобы волосы не вставали дыбом от того, что в самом деле происходит в нашей Северной столице. А те, кто знает, о чем идет речь, или имеет хоть какое-то отношение к описываемым событиям, прочитают и между строк – ведь наши читатели научились этому еще в советские времена.

Мою маму также страшно возмущает оформление нашего еженедельника, не говоря уже про остальные издания холдинга. Но мама – человек немолодой, старой формации и не понимает, что для привлечения читательского внимания (а следовательно, увеличения тиражей и соответственно прибыли) на обложке должны быть: а) голая женская задница (или хотя бы грудь); б) лужа крови (окровавленный труп, заляпанный пятнами крови нож); в) крепкий молодец с гранатометом (автоматом Калашникова) или труп молодца рядом с брошенным киллером (не попавшим в кадр) оружием; г) разбитый джип («Мерседес») рядом с целым «Запорожцем».

Точно так же, как мне обычно не хочется наводить ужас на читателей и зрителей, мне еще больше не хотелось наводить его на знакомого человека – Серегиного отца. Ведь не зря же сын держал родителей в неведении.

Как могла, я пыталась успокоить пожилого мужчину. Я давила на то, что все его мысли и действия, как и мысли, и действия его супруги должны быть направлены на помощь сыну. «Позор», о котором говорила сегодня Серегина мать, – чушь полная. Нет никакого позора, тем более Сергей скорее всего будет оправдан (за двадцать тысяч долларов или больше – вопрос отдельный, и не Серегиному отцу его решать, и не ему давать деньги). Пусть мама завтра отправляется с передачкой на Арсенальную (в очереди ей еще немного мозги вправят – добавила про себя). На всякий случай я решила составить примерный список продуктов и вещей, которые ей следует взять, а то забудет. Пусть они никому не сообщают, где Сергей. Ведь он же давно не живет с ними. Я со своей стороны сделаю все, что смогу, как и Серегины товарищи. На родственников со стороны жены рассчитывать не стоит.

– Да уж, мерзавцы, – процедил Серегин отец.

– Всех звонящих отсылайте ко мне. Давайте я еще на всякий случай запишу вам свой мобильный и телефон соседки. Она все передаст. А теперь, если не возражаете, давайте поедем на Сережину квартиру. Там как раз возьмем спортивный костюм, ведь его же вещей в этой квартире, как я понимаю, нет?

– Да-да, конечно, поехали.

Заплаканная Сережина мама закрыла за нами дверь, и мы с его отцом тронулись в сторону Богатырского. Вернее, тронулась я: он молча сидел на месте пассажира. При подъезде к квартире сына, где, как оказалось, он ни разу не был, Серегин отец вдруг спросил:

– Ой, а он туберкулезом не заразится? Ведь я где-то читал… даже, наверное, у тебя, Юля…

– Тубники содержатся отдельно.

– Это хорошо, – кивнул Серегин отец.

Вообще в ситуации я не видела ничего хорошего. И я честно не знала, как Серега выдержит это испытание. Легко в тюрьме не бывает, даже тем, для кого она – дом родной, несмотря на всю браваду. Но кто-то выдерживает, кто-то ломается. Главное – это не потерять свое мужское лицо, как сказал мне во время интервью один человек. Только бы Сергей его не потерял… И мне было интересно, кем он стал – и станет – в тюремной иерархии. Главное – чтобы не попал в петухи или любую «низкую» масть. Иерархия в тюрьмах и колониях всегда была, есть и будет, неписаные правила существовали и будут существовать. Каждому новичку приходится их быстро выучить наизусть и точно соблюдать, вести себя соответственно занимаемому рангу и точно помнить свое место в системе взаимоотношений, где условностей гораздо больше, чем у английских лордов. Никакие указы и эксперименты не изживут сложившихся правил. Например, в советские времена один раз попробовали сделать колонию для отверженных. Но иерархия быстро установилась и там, причем началась такая деспотия, было пролито столько крови, что блатным и не снилось. Колония была расформирована.

Я припарковала машину в том месте, где совсем недавно ставил свой «Скорпион» Сергей. Мы с его отцом проследовали к лифту, и тут отец Сергея вдруг сказал, что надо бы освободить почтовый ящик: ведь здесь же тоже, наверное, кидают бесплатные газеты. А воры увидят, что ящик полный – значит, никто не живет.

– У вас есть ключ от почтового ящика?

– Да, вот этот.

Мы прошли к ящикам, открыли нужный и нашли там квитанцию на оплату квартиры.

– Это не Сережина, – сказал его отец. – Хотя номер квартиры его.

– Почему это не Сережина? – я взяла квитанцию в руки. Адрес, включая квартиру, совпадал.

– Фамилия не та, – сказал его отец. – Мы же Зайцевы.

Боже, так вы еще даже не знаете, что Серега менял фамилию, и не один раз… Пришлось все-таки сказать, что Сергей теперь Татаринов. У папы глаза вылезли на лоб. Я же порадовалась, что это всплыло сегодня. Кому бы мать завтра передавала продукты и вещи? Я как раз сказала об этом отцу.

– Что будет с Аней?! – покачал отец головой.

Я решила, что его нужно поскорее доставить в Серегину квартиру, а там влить в него хорошую дозу коньяку, чтобы очухался. Правда, он стал приходить в себя уже в лифте и спросил, почему Сергей менял фамилию. Я ответила, что он, когда выйдет, сам все объяснит, и попросила не задавать ему таких вопросов, если родители пойдут на свидание. И вообще думать перед тем, как что-то спрашивать: разговор может прослушиваться.

– Тогда лучше я пойду, – сказал отец. – Мать нельзя пускать.

«Мысль мудрая».

Наконец мы подошли к нужной двери, и что-то мне сразу не понравилось…

– Подождите, – сказала я очень тихо, загораживая собой вид.

– Что случилось, Юля? В чем дело?

Я все-таки подошла к самой двери. В замке кто-то явно ковырялся, и ковырялся неумело. А Серега-то тоже хорош, нет чтобы «сейф» поставить?! Но с другой стороны, судя по «работе», мне стало понятно: действовали не профессионалы, а, скорее всего, обычные посыльные… Но это уже вопрос: кто их послал?

Мое журналистское любопытство не давало мне покоя. До добра оно меня не доведет. Я извлекла из сумки тонкие перчатки, которые у меня уже давно там «живут» (по совету одного знакомого), натянула на руки и повернулась к Серегиному отцу, держащемуся рукой за стеночку:

– Ни к чему в квартире не прикасайтесь.

– Что ты собираешься делать?

Не отвечая, я взялась за ручку и, как и предполагала, открыла дверь. Зря я отца побеспокоила. Могла бы проникнуть внутрь и так. Но нет худа без добра: мать теперь будет знать фамилию сына.

– Заходите. Не маячьте на лестнице, – бросила я отцу.

Он зашел с опущенными плечами и весь какой-то поникший. Что он думает о сыне? И о его деятельности?

В квартире все было вверх дном. Я помнила уютное гнездышко, теперь же оно превратилось в свалку всевозможного добра. Все ящики были вывернуты, диваны вспороты, шкафы раскрыты… Правда, компьютер, к моему удивлению, не пострадал. Делаем вывод: искали наличные деньги.

– Юля, надо звонить в милицию, – робко подал голос отец, пристраиваясь на ручку кресла, потому что в само кресло теперь сесть будет нельзя никогда.

– Какая милиция? Вы о чем?

– Но…

Я достала из сумки сотовый, позвонила Колобову и вкратце описала ситуацию. Александр Иванович ответил, что через полчаса приедет лично, и просил не отлучаться до его появления, а также задержать и отца.

Значит, не Колобов своих присылал? Или он, а передо мной комедию разыгрывает? Нет, не стал бы. Кто я ему? Плевал он на меня с высокой колокольни. Но для меня было важно заработать очки в глазах Александра Ивановича.

Я сняла перчатки, вспомнив, что моих отпечатков в этой квартире и так должно быть достаточно – если, конечно, тут кто-то не стирал все. Пока нужно не терять времени зря и попробовать найти хоть какой-то Серегин спортивный костюм. А вообще ведь его вещи остались у Креницких. Надо бы туда съездить за ними. Или лучше послать отца с матерью? Но смогут ли они достойно пообщаться с родственниками? Пожалуй, мне опять придется их сопровождать.

К моему удивлению, бар взломщиков не заинтересовал и бутылки остались целы. Или взломщики посчитали кощунством разбивать бутылки с выпивкой? Правда, с собой они их тоже не забрали. И забрали ли хоть что-то? Это сможет сказать только сам Серега. А вообще похоже, что тут кто-то громил все в приступе ярости…

Я налила так и сидящему на ручке кресла Серегиному отцу большую рюмку коньяку. Он ее выпил залпом, не закусывая, и попросил еще. Когда выпил вторую, поднял на меня глаза и спросил, почему Сергей все-таки менял фамилию. Пока я прикидывала, что ответить, отец уточнил:

– Он что, уже давно с криминалом связан?

«С добрым утром!»

– Он и раньше привлекался?

– Финну дал в морду в Финляндии, – сказала я, заимствуя историю смены фамилии другим человеком – одним из моих прошлых героев. – Оба были пьяные, оказались в полиции. Сергею закрыли визу. Чтобы ездить дальше, он сменил фамилию.

– А финн? – спросил отец.

– Что финн? – не поняла я.

– Финн, чтобы ездить к нам, тоже сменил фамилию?

Бедный папа. Что тебя беспокоит…

Колобов приехал, как и обещал, в сопровождении двух телохранителей. За ручку поздоровался с отцом, за спиной которого я многозначительно закатила глаза.

– Вас как зовут? – спросил Колобов. – Иван Сергеевич? Очень приятно. Давайте, Иван Сергеевич, выпьем и поговорим. Юленька, проводи нас на кухню.

Кухня была не разгромлена (как и ванная с туалетом), так что я быстро сообразила закуску из имевшихся в холодильнике запасов. Телохранители по мановению руки Колобова рассредоточились по двум комнатам и, как потом выяснилось, занялись уборкой. Более того, еще через полчаса прибыл мастер и врезал новый замок.

Александр Иванович для начала успокоил Ивана Сергеевича (вернее, приложил большие усилия) и заверил, что друзья Сережу в беде не оставят и вскоре он будет отмечать свое освобождение. Мы все на этом празднике встретимся и погуляем.

– Чем он занимался? – спросил Серегин отец у Александра Ивановича, временно забыв о моем существовании.

– Бизнесом. Бизнесом. Сережа – талантливый коммерсант, хорошо разбирается в ситуации на рынке, такие специалисты нужны любой фирме. Сережа теперь будет работать только на меня. Кстати, дочерей у меня нет, ни на ком жениться ему не придется – это чтоб вы не беспокоились. Поэтому Сережа будет спокойно трудиться и женится на ком хочет.

Александр Иванович многозначительно посмотрел на меня. Если бы тут не было Сережиного отца, я бы кое-что ответила Александру Ивановичу, а так пришлось воздержаться от комментариев. Я вообще не очень понимала, чего добивается Колобов и зачем его сюда принесло. Лично. Не для того же, чтобы меня увидеть в очередной раз?

– Все, – примерно через час заявили телохранители, сунув носы в кухню. Мастер к тому времени тоже справился и вручил ключи Серегиному отцу. Колобов с мастером расплатился.

Тут я напомнила про Серегины вещи, оставшиеся у Креницких, и спросила совета у Колобова: кому туда лучше ехать?

Александр Иванович задумался, потом мерзко хохотнул и заявил:

– Юля, давай ты, а я тебе двух мальчиков выделю. Вон Витя с Колей тебе компанию составят. Составите, ребята?

– Конечно, – кивнули те.

– Юленька, ты на машине, как я понял? – уточнил Колобов. – Вот вы втроем на ней и поедете. А я с шофером. Он внизу ждет. Он нас доставит к Ивану Сергеевичу. Кстати, Юленька, ты лучше сейчас позвони, предупреди… чтобы жена с тещей вещи собирали. И морально готовились к встрече с тобой.

Колобов опять хохотнул, и я под его диктовку набрала номер Креницких. Подошла Аллочка. Я представилась и сказала, что мне нужно. На мгновение на другом конце повисло молчание, потом она разразилась диким потоком брани. Мне не хотелось это слушать, и я сказала:

– Приеду минут через двадцать, пожалуйста, начинайте собирать сумку, чтобы нам поменьше находиться в обществе друг друга. И маму попросите помочь, чтобы дело шло быстрее.

После этого я связь отключила, мы с накачанными мальчиками загрузились в мою «шестерку», где они поместились с трудом. Но, по их словам, вспомнили молодость. Я не представляла, хватит ли места Серегиным вещам у меня в багажнике и на половине заднего сиденья, и надеялась, что у него все-таки было не очень много барахла.

Аллочка дверь нам открыла, видимо, заранее наточив ноготки (двадцати минут для этого было вполне достаточно), но ее боевой задор испарился, когда она поняла, что я прибыла с сопровождением.

– Ну ты же не думаешь, что я сама потащу чемоданы? Тяжести женщинам поднимать вредно.

– Да на тебе пахать надо, – окрысилась Аллочка, правда, в квартиру нас пустила, провела в комнату, видимо, служившую Сереге кабинетом. Там стояли письменный стол с ноутбуком, диван и шкаф.

Вообще я не смогла сказать, сколько комнат в этих апартаментах. Соединили или две, или три соседние квартиры, а «молодым» отдали отсек из трех комнат. Самая маленькая была предоставлена Сереге, самая большая – Аллочке, средняя служила общей спальней.

– Можешь забирать все его барахло, – бросила мне девица. – И его самого с потрохами. Я не Анна Каренина, чтобы из-за мужика в реку бросаться.

– Она вообще-то под поезд, – не сдержался один из телохранителей.

– То есть как? – искренне удивилась Аллочка. – Мы же в школе проходили.

– Ты с «Грозой» перепутала, – встряла я, начиная складывать Серегины вещи в большую спортивную сумку.

Второй телохранитель занялся тем же самым, Аллочка же взяла за руку первого, знатока русской классики.

– А ты и про «Грозу» знаешь, котик? – проворковала она. – Пойдем, будешь моим учителем.

Она за руку повела его из комнаты, бросив нам через плечо, чтобы брали только Серегино и не очень торопились. Ну и стерва! Правда, к Аллочке, наверное, лучше подошло бы другое слово.

Минут через пять, когда из спальни стали доноситься вполне определенные звуки, мой помощник помогать прекратил, прижал палец к губам и извлек из внутреннего кармана пиджака весьма любопытный наборчик.

– Что ты собираешься делать? – прошептала я с округлившимися глазами.

– Снимать отпечатки пальцев, – прошептал он в ответ, чем и занялся в Серегиной комнате, потом ее быстро покинул. Я продолжала собирать вещи, прикидывая, не это ли делали мальчики в Серегиной квартире, пока мы сидели с Колобовым и Серегиным отцом на кухне.

Вот только чьи отпечатки они снимают? Серегины? Креницкого? Ну не Аллочки же?!

Парень отсутствовал минут пятнадцать. Все это время из комнаты Аллочки доносились охи и вздохи. Второй парень трудился на славу. Или так и было задумано? А Аллочка им удачно подыграла? А если бы не подыграла? Или они (или Колобов) хорошо знали, что она из себя представляет? И на это рассчитывали? Ну что ж, расчет оказался верным.

К возвращению моего напарника Серегины вещи (по крайней мере те, что находились в этой комнате) я собрала, упаковав в чемодан и две спортивные сумки, которые нашла в этой же комнате. Прихватила и ноутбук, стоявший на столе. Никакого стационарного компьютера я не обнаружила.

Я вопросительно посмотрела на телохранителя Колобова, стоявшего с довольной улыбкой.

– Ну как? – спросила шепотом.

– Все окейно, – ухмыльнулся он.

– А мои отпечаточки не желаете снять?

– Так они у нас давно имеются. Вы же у нас в гостях, так сказать, побывали. Да и в гостинице не в перчатках были.

Оперативно работают ребята. Но меня также интересовало, кто еще в настоящий момент находится в квартире. Неужели нет никакой прислуги? Телохранитель любезно пояснил, что прислуга тут бывает в первой половине дня под личным присмотром Елены Сергеевны, мамы Аллочки, а также добавил, что прислуга часто меняется, не выдерживая нагрузки, в основном эмоциональной. После работы у Елены Сергеевны впору отправляться на лечение к невропатологу.

– Что, вообще пусто? В квартире никого, кроме нас и Аллочки? – оживилась я, готовая сорваться с места для проведения профилактического журналистского осмотра потенциального места кровавой драмы. Про семейные вообще молчу.

– Не надо, Юля.

Телохранитель закрыл собой дверь. Да, сквозь такую гору мне не прорваться, даже если бы и умела проходить сквозь стены.

– А что?

– Зачем вам лишние неприятности?

– Неприятности будут у меня, не у вас. И я их как-нибудь переживу. Не в первый раз.

– Все равно не стоит. И вам не придется лжесвидетельствовать. По крайней мере насчет себя.

Я вопросительно посмотрела на парня.

– Мы ведь с вами не покидали эту комнату, не правда ли? Мы все время находились здесь вдвоем и собирали вещи Сергея Татаринова, который после развода с Аллой Креницкой намерен жениться на вас.

– Мало ли кто что намерен, – буркнула я.

– Но вы же ему вроде бы предложение делать собирались?

– А вы откуда знаете? – тут же напряглась я.

– Сорока на хвосте новость принесла, – улыбнулся парень. – Все, закрыли тему. Сейчас Коля освободится и мы все вместе покинем квартиру. Надеюсь, вы нас подбросите к дому вашего потенциального свекра? Вы же, наверное, захотите передать вещи Сергея родителям? Или сразу к себе в квартиру повезете?

И что это он мне зубы заговаривает? И вообще зачем мы на самом деле приехали в эту квартиру? И где дражайшая Елена Сергеевна? Вообще-то я радовалась, что ее сейчас тут нет. Хотя она вполне могла бы прихватить второго телохранителя и уединиться с ним по примеру дочери. Вот тогда бы я смогла спокойно осмотреть квартиру. Но скандала с Еленой Сергеевной не хотелось. Об ее отношении ко мне я знала.

Наконец Коля освободился и вышел из спальни вместе с Аллочкой, накинувшей легкий пеньюарчик, ничего не оставляющий для воображения.

– А ты, милок, что такой кислый, а? – Аллочка фамильярно похлопала Витю по щеке. – Не дала сука, да? – она презрительно посмотрела на меня. – Жалко ей для хорошего парня. А чего жалеть-то? И что только Серега в тебе нашел?

– Способность отличать Анну Каренину от Катерины, – я изобразила змеиную улыбку, вспомнив манеры Сары и Барсика.

– Женщин никогда не ценили за такие таланты, – хмыкнула Аллочка. – Главное для женщины – это удачно выйти замуж.

– Чья бы корова мычала, – ласково заметила я и приказным тоном сказала Вите с Колей: – Берите вещи. Мы уходим.

– Есть! – вытянулись они по стойке «смирно», подхватили чемодан и сумки и, даже не попрощавшись с Аллочкой, первыми покинули квартиру.

Я на прощание пожелала Аллочке в следующий раз сходить замуж поудачнее. Она покрыла меня трехэтажным. Матерные слова русского языка она знала несравненно лучше отечественной классики.

А какие комбинации у нее получались…

Мы мирно спустились к моей машине, парни закинули вещи в багажник (все поместилось), сами залезли в салон, я села за руль, и мы тронулись с места. При выезде со двора пришлось уступать дорогу до боли знакомой машине. Это была «девятка» моего соседа Стаса, который сделал вид, что меня не узнал. Рядом с ним на переднем месте пассажира восседала раскрасневшаяся Елена Сергеевна. Она мельком глянула в мою сторону, вернее, на мою машину, но меня не узнала (все-таки мы не были лично знакомы, хотя она и видела меня по телевизору). Да и вообще как ей могло прийти в голову, что я возвращаюсь из ее квартиры?

Страницы: «« 4567891011 »»

Читать бесплатно другие книги:

Кефир и простокваша, казалось бы, – самые обычные кисломолочные продукты. Но все ли о них известно?Н...
Приготовить вкусное и сытное блюдо без больших материальных затрат и на скорую руку – это не так сло...
У разумной хозяйки всегда имеются под рукой такие незаменимые продукты, как грибы и овощи. Ароматный...
В последнее время уровень заболеваемости бронхиальной астмой существенно повысился, что можно объясн...
Несмотря на то что современная промышленность выпускает огромное количество модных и стильных вещей,...
На страницах данной книги вы найдете описание свитеров, пуловеров, жакетов и многих других вещей, бе...