Русские боги Казаков Дмитрий
- Седые вербы у плетня
- Нежнее головы наклонят.
- И необмытого меня
- Под лай собачий похоронят.
- А месяц будет плыть и плыть,
- Роняя весла по озерам…
- И Русь все так же будет жить,
- Плясать и плакать у забора.
На последнем слове он сильно вздрогнул всем телом. Изо рта полезла кровавая пена. Еще несколько судорожных вдохов, и глаза Сергея остекленели, а на лице застыла залихватская улыбка.
Игорь сглотнул, к горлу подступил ком. Он знал, что этот человек мертв, более восьмидесяти лет покоится в могиле, но это знание в этот момент было настолько же бессмысленным, как и теорема Ферма.
Ни то, ни другое не может возвращать жизнь.
– Вот и все, – сказал Олег, а Иван, стоявший, чуть скособочившись, опустил голову и перекрестился.
За окном полыхнула молния, блики заплясали в стеклах книжных шкафов, в глазах мертвеца. Мгновением позже громыхнуло над самой крышей дома, зазвенели оконные стекла.
– Он правда умер? – Игорь заморгал, пытаясь одолеть зуд в глазах. – Он больше не вернется?
– Кто знает? – откликнулся Олег. – Это зависит не от него, и даже не от нас, а только от вас, людей.
Игорь закрыл глаза, вспоминая тот день, когда Олег притащил его в ночной клуб и Сергей сидел за столиком, пьяный, встрепанный, в компании девицы легкого нрава, зато живой.
– Нам надо убираться отсюда, – сказал Олег. – Как можно быстрее. И как можно быстрее поменять машину. Наверняка кто-нибудь запомнит наш черный «Таурус», а тела рано или поздно найдут.
– Тела? – спросил Игорь.
– Второе там, в коридоре. – Иван дернул головой.
– Но мы же не можем вот так его оставить. – Игорь поднял руку, ощупал правую половину головы и скривился от усилившейся боли.
Под коркой из ссохшейся крови на волосах была ссадина, а вокруг нее расползался большой синяк.
– Предлагаешь заняться похоронами? – спросил Олег. – Боюсь, что на это у нас нет времени. Самим бы остаться в живых. Наверняка убийцы поджидают нас и в твоем убежище, Иван.
– Господь сохранит тех, кто верует в него!
– Сомневаюсь. Слуги зла – люди, может быть, им и надлежит сражаться с людьми? Может быть, поэтому они так стремятся убить нас, чтобы иметь равного по силам врага? – Олег почесал подбородок.
– Слишком много памяти, слишком много прошлого в настоящем этой страны, – проворчал Иван. – За тех, кто служит мне, я ручаюсь. Истинным богом клянусь…
Игорь вышел в коридор, едва не споткнулся о тело человека в черном, лежавшее у стены. Стараясь не глядеть на белевшее в сумраке лицо, прошел в ванную и включил там свет.
Собственное лицо в зеркале показалось мрачным и усталым, кожа – желтой, как пергамент.
– Может быть, я уже в мире мертвых? В аду? – спросил Игорь у отражения и испытал что-то похожее на разочарование, когда оно не ответило.
Умылся, смыл кровавую корку в волосах, плеснул холодной водой на синяк. Боль немного уменьшилась, голова стала чуть более ясной. Вернувшись в комнату, увидел, что спор закончился.
– Поехали, – сказал Олег. – Проверим убежище Ивана, а если оно окажется не в порядке, то отправимся к месту встречи. Нас там ждут только завтра, но ничего, заплатим еще за одни сутки.
– А как вы будете его проверять? – спросил Игорь. – Лезть под пули? Тут же ты ничего не почувствовал.
Олег нахмурился, покачал головой.
– Мы можем многое, но не все. Мы не всесильны и тоже можем уставать. Но теперь я буду настороже. Пойдем.
– Прощай, – сказал Игорь, глядя на Сергея, которому кто-то закрыл глаза.
Иван погасил лампу, и они вышли из квартиры. Олег аккуратно запер дверь, оглядел лестничную площадку. Когда загудел начавший подниматься лифт, кивнул в сторону лестницы.
Спускались по грязным выщербленным ступеням в вонючей полутьме. Голова Игоря болела, немного подташнивало, а ноги время от времени начинали предательски слабеть.
Ударившись о стену, он, похоже, получил легкое сотрясение мозга.
На площадке между первым и вторым этажами пришлось подождать, пока вошедший в подъезд промокший мужчина вызовет лифт. Только когда завыл подъемный механизм, они вышли на улицу, под немного ослабевший дождь. Игорь с трудом дошел до машины и практически упал на заднее сиденье.
Голоса спутников доносились глухо, словно в уши набили ваты, голова казалась огромной, мягкой и горячей.
– Куда поедем? – спросил Олег.
Иван чего-то ответил, Игорь не разобрал что.
Олег сел за руль, а Иван стащил пиджак. Стала видна черная майка, дырка на боку и багровое пятно вокруг нее.
– Ты ранен? – спросил Игорь, и собственный голос показался ему писклявым, как гудение комара.
– Ерунда. Сквозное. Еле зацепило. Уберег господь. – Иван задрал майку, осмотрел ранку. – К завтрашнему дню зарастет.
– Но сначала сменим машину, – сказал Олег.
Они отъехали от подъезда и покатили в разрываемый вспышками молний сырой мрак. Игорь постарался разглядеть, куда именно они едут, но вскоре оставил попытки. Голова раскалывалась от боли, и единственное, что он мог делать, это сидеть, откинув голову, и не шевелиться.
Вроде бы вновь выехали на Кольцевую, потом кружили по каким-то улочкам и переулкам. Оказались в гаражном массиве, в кромешной тьме, которую рассеивала одна-единственная лампочка, висевшая над воротами гаража и освещавшая массивный замок в толстой трубе. Виднелись летевшие к земле дождевые капли, маслянисто поблескивали лужицы.
К этому моменту Игорю стало немного легче, и он мог нормально воспринимать происходящее.
– Ты уверен, что тут кто-то есть? – спросил Иван, раздувая ноздри. – И что тут не прячутся злолукавые изменники?
– Уверен. Хозяин обязан мне кое-чем. – Олег оглянулся на Игоря. – Выходим пока вдвоем. Подстрахуешь меня.
Хлопнула дверца, за ней еще одна. Иван с пистолетом в руке зашел сбоку, а Олег направился прямо к воротам. Подойдя к ним вплотную, он постучал хитрым образом – два удара, пауза, потом еще три, пауза и еще два.
Через некоторое время внутри что-то лязгнуло, и одна из половинок ворот пошла наружу. Замок преспокойно остался висеть на ней. В щели показалась носатая смуглая физиономия, украшенная щетиной. Увидев Олега, человек всплеснул руками, принялся быстро и неразборчиво говорить.
Иван убрал пистолет в кобуру.
Олег показал на «Форд», потом ткнул внутрь гаража. Носатый еще раз всплеснул руками и сделал приглашающий жест. Олег бросил что-то Ивану и скрылся за воротами, а Иван зашагал к машине.
– Пойдем, – сказал он, открыв заднюю дверцу. – Забираем вещи и потопали. Сейчас нам дадут новый автомобиль.
В салон проникла мозглая сырость, и Игорь почувствовал, что его знобит. Он кивнул и вылез наружу. Когда стали вытаскивать из багажника сумки, обнаружил, что Олег прихватил с собой рюкзак Сергея.
Едва отошли от «Форда», около него непонятно откуда появились двое шустрых узкоглазых ребят в темных комбинезонах. Залезли в машину, и «Таурус», мигнув фарами, исчез во тьме.
А Иван и Игорь вошли в гараж. Тут оказалось светло и неожиданно просторно, с потолка свисали лампы без абажуров, пахло машинным маслом и металлом. У дальней стены виднелся верстак, у правой – яма, над которой стоял наполовину распотрошенный «жигуленок».
Олег и носатый стояли около него, о чем-то оживленно переговариваясь.
– Заходите, гости дорогие, – заулыбался носатый, и улыбка его, искренняя, открытая, почему-то напомнила Игорю о Сергее. – Что-то вы совсем плохо выглядите, да. Очень плохо.
Смуглое лицо стало озабоченным.
– Ничего, Шамиль, не беспокойся, – сказал Олег. – Чрево неба, просто счастье, что они вообще как-то выглядят.
Носатый Шамиль озадаченно заморгал. Снаружи донеслось гудение клаксона.
– Вот и ваша машина, – вновь улыбнулся носатый. – Самая лучшая, какую я смог достать так быстро. Она «чистая», у мусоров на нее ничего нет, да. Документы сам сделаешь? Или как?
– Сделаю, – кивнул Олег.
Машина оказалась черной «Волгой», массивной и древней, точно бронепоезд. Иван только головой покачал, глянув на нее, Олег остался спокоен. Забрались внутрь, тут стало ясно, что в автомобиле властвует слабый запах яблок.
От него на Игоря с новой силой накатила головная боль, и он закрыл глаза в тщетной попытке отгородиться от мира. Услышал, как заработал мотор, ощутил, как сотрясается машина при езде.
В этот раз они ехали долго. Игорь несколько раз проваливался в тяжелое забытье, выплывал из него горячим и обессиленным. Спутники молчали, Иван безуспешно крутил ручку древнего радио.
Поймать удавалось только шипение.
– Ну его к чертям собачьим, – буркнул он и выключил антикварный прибор совсем.
– Не боишься бесов поминать? – спросил Олег. – А то вдруг появятся.
– Они уже появились, так что бояться поздно.
Гроза уползла на восток, молнии сверкать перестали, и гром рокотал еле слышно. Но дождь не закончился, он из ливня превратился в мелкую противную морось, негромко шипевшую на крыше машины.
Очередное просветление снизошло на Игоря, когда они въехали в какой-то двор и остановились. Свет фар уперся в кусты, за ним обозначилась стена из красного кирпича и темное окно.
– Сейчас посмотрим, что тут у вас, – сказал Олег, и голос его изменился, стал гулким, точно звон большого колокола.
Наступила тишина, и Игорь услышал, как капли шлепают по листьям, как журчат ручейки.
– Плохо дело… – прохрипел Иван. – Похоже, они тут. Я чувствую чужое присутствие и смрад диавольский…
– Да, тут, – кивнул Олег. – Нам остается только уезжать.
И он принялся крутить руль.
– Куда теперь? – спросил Игорь.
– В пансионат, где должна состояться встреча. Я думал появиться там завтра с утра, но придется прибыть раньше.
Выехали со двора, влились в поток машин на широком шоссе. Игорь пригляделся и определил, что вроде бы это Рязанский проспект неподалеку от железнодорожной станции Карачарово.
Потом думать стало опять невмоготу, и он мог только смотреть на проносившиеся за стеклом машины огоньки.
Насколько смог понять, они выехали на МКАД и покатили на север. От Москвы свернули на Алтуфьевском шоссе. После нескольких поворотов очутились на зажатой между двух стен леса дороге.
– Не потеряться бы тут, – сказал Иван.
– Не потеряемся, – уверенно проговорил Олег. – Дорога только одна, и нам по ней до самого конца.
После очередного поворота слева вдоль обочины потянулся забор, почти такой же высокий, как на Рублевке. За ним угадывались очертания трехэтажных коттеджей, горели окна.
Мелькнула в свете фар автобусная остановка, бегущая по асфальту мокрая собака с высунутым языком. И почти сразу дорога закончилась. Уперлась в ворота, около которых имелась будка охраны.
– Приехали, – сказал Олег. – Пансионат «Журавли». Осталось договориться, чтобы нас пустили.
Гости столицы
Они приезжали в Москву всеми возможными путями.
Большинство прибывало поездами, хотя на вокзалах, где в эти дни было особенно много милиции, их поджидали. Но гости были предупреждены, и поэтому у встречавших имелось не так уж много шансов на перехват.
На Ленинградском вокзале случилась неразбериха, когда объявили, что в одном из вагонов только что пришедшего поезда началась массовая драка. Милиционеры ринулись туда, но застали только лежащую без сознания проводницу и совершенно пустой вагон. Проводнице помогли очнуться, но она лишь хлопала глазами и не могла сказать ничего внятного. Бормотала что-то о черных глазах и жаловалась, что совершенно не помнит лиц тех, кто ехал этим рейсом.
Другие прибывали самолетами.
В Домодедово на пустом вроде бы месте началась стрельба. Огонь открыли парни из милицейского патруля. Уложив только что сошедшего с рейса человека, оба рухнули в обморок.
Когда пришли в себя, выяснилось, что милиционеры совершенно ничего не помнят.
Обоих отправили на обследование к психиатрам, а историю постарались замять. К облегчению властей всех мастей, у погибшего не нашлось ни родственников, ни друзей. А журналисты, вездесущие акулы пера, почему-то не проявили к этой истории совершенно никакого интереса.
Богатые приезжали на собственных машинах, самые хитрые – автостопом.
Аварий на въездах в Москву в эти дни стало больше, чем обычно, и почти во всех оказались покалеченные, а то и убитые.
Несколько оригиналов пришли пешком, а один прикатил на телеге. Проехался по Рязанскому проспекту, вызывая удивление у тех, кто мог его видеть, заглянул на Красную площадь, где несколько постовых решили, что у них началась белая горячка, после чего как сквозь землю провалился.
Телегу несколько часов искали по улицам столицы, но так и не нашли.
Многие жители Москвы, да и других крупных городов плохо спали в эти дни. И не только из-за Евро-2008, что властной ногой вступил почти в каждый дом. Одни видели нечто смутное, что не могли потом описать, но очень страшное. Другие проваливались в полный криков боли и лязга оружия кошмар. Но и те и другие просыпались в холодном поту.
А над Кремлем дрожало еле заметное в ночи голубое пламя. Тот, кто замечал его краем глаза, обычно решал, что это всего лишь морок, так как при прямом взгляде огонь исчезал.
Но точно такое же сияние загоралось над собором Василия Блаженного, над Троице-Сергиевой лаврой и Ваганьковским кладбищем. Призрачные синеватые языки лизали стены Зимнего дворца, Святой Софии в Новгороде, колыхались над местом, где случилась Куликовская битва, и над Бородинским полем.
Не избежали их внимания и города, ныне оказавшиеся за границей: Киев, Одесса, Севастополь. Над бухтой Чемульпо, где погиб легендарный «Варяг», бегали васильковые огоньки, и в Цусимском проливе тоже были они. И матросы с проходивших через пролив кораблей с суеверным страхом поглядывали на волны, думая, что это души погибших в пучине дают о себе знать.
В Нижнем Новгороде и селе Боголюбове, что под Владимиром, в Киево-Печерской лавре и Кронштадте, на Соловецких островах и на Таманском полуострове, в белорусских болотах и над Казанью…
Они были во всех местах, что так или иначе попали в память народа, стали частью исторического мифа.
Страна, замерев и нервничая, ждала, хотя сама не могла понять, чего именно.
Глава 10
Возможно, мы и умираем трудно, возможно, нас не так просто прикончить раз и навсегда, но мы все же умираем. Если нас еще любят и помнят, нечто, очень похожее на нас, занимает наше место, и чертова канитель начинается сызнова. А если нас позабыли, с нами покончено.
Нил Гейман «Американские боги»
Когда Игорь проснулся, в окно заглядывали солнечные лучи, а в номере никого не было.
Сам номер был небольшим, на двоих человек, около кроватей стояли тумбочки с настольными лампами. В углу негромко урчал холодильник, а на стене висело овальное зеркало.
Голова у Игоря болела, но совсем не так, как вчера. Внутри черепа присутствовал лишь слабый отголосок пережитых мучений. То, что происходило после того, как они приехали в пансионат, помнилось смутно: разговор Олега с охранниками, заспанный и злой администратор, возвышавшийся в темноте корпус, подъем на второй этаж и очень длинный коридор…
Потом был какой-то провал, хотя Олег вроде бы обещал Игорю его вылечить.
Игорь встал и прошел в санузел. Полюбовался в зеркале собственными красными глазами и полез под душ. После того как выбрался из него, ощутил зверский голод и не смог вспомнить, когда в последний раз ел нормально.
Собственную сумку нашел около кровати, а ключ от номера – на холодильнике. Когда вышел из номера, глянул на часы и обнаружил, что время подходит к полудню. Коридор оказался еще более длинным, чем запомнилось Игорю, и совершенно пустым.
Игорь миновал лифтовую площадку, застеленную ковровой дорожкой, и спустился на первый этаж.
В просторном вестибюле был устроен маленький садик – пальмы, фикусы, еще какие-то незнакомые растения торчали из кадок, пахло листвой. Порхали и чирикали птицы в огромных клетках.
Охранник бросил на Игоря недовольный взгляд, а на вопрос, где тут находится бар, ткнул себе за спину.
Бар был крошечным, едва на десяток столиков. И за одним из них сидели трое – Олег, Иван и бородач в темном костюме. Поблескивали в полумраке бутылки на полке, зевал бармен за стойкой.
– Доброе утро, – сказал Олег. – Как голова?
– По-моему, ничего, – ответил Игорь.
– Садись к нам, – предложил Иван.
Игорь кивнул и отправился к стойке. Бармен покачал головой, услышав вопрос насчет еды, но пообещал добыть горячих бутербродов и большую чашку кофе. Сделав заказ, Игорь пошел к столику.
Перед Олегом стоял стакан сока, перед Иваном – вазочка с остатками мороженого, перед бородачом – бокал с коньяком. Сам бородач выглядел смутно знакомым. Наверняка Игорь видел его лицо в школе, на одном из портретов, что висели в кабинете физики или химии.
Бородач, поблескивая хитрыми глазами и размахивая руками, говорил:
– …хорошо. Но как сказал Шевырев – всякая из наций есть идея на общем собрании человечества. И он сказал верно. Но, позвольте, какую идею может выражать народ русский? Я отлично понимаю, что выражают немцы – порядок и дисциплину, даже французы – галантность и куртуазность. Но что выражаем мы? Пьянство и воровство?
Иван поскреб ложкой в вазочке.
– Это сказки, – пробурчал он. – Все грешны, и только господу решать, чьи грехи тяжелее.
– А наше бытие – разве не сказка? – парировал бородач. – Нет, друзья мои, имеет значение лишь то, что народ о себе думает сам. А я слежу за результатами изучения общественного мнения, и они весьма интересны. Хотите послушать?
Вопрос был откровенно риторическим.
Бармен принес и в самом деле большую чашку кофе, а к нему – тарелку с тремя толстыми бутербродами.
Игорь кивком поблагодарил его и принялся за еду.
– Мы, русские, очень противоречивый народ, и поэтому Западу так тяжело понять нас, – продолжил бородач. – Порой мы сочетаем в себе такое, что просто сочетать невозможно. Отсюда и мысли Достоевского о том, что русские должны через себя объединить народы земного шара. Но я отвлекся. Мы считаем себя добрыми, гостеприимными, открытыми и отзывчивыми, но в то же время пьющими, ленивыми и безответственными. Это зеркало самого народа!
– Оно может быть кривым, – сказал Олег.
– Может, друзья мои, – кивнул бородач. – Но оно подпитывается верой, а именно сила веры определяет реальность. Знаете, кого русские считают самыми родными образами, самыми показательными для народа? Обломова, Илью Муромца и Бендера. Первый и второй – лентяи, хотя второй безумно силен, а третий – плут и прохиндей.
– И что с того? – спросил Иван.
Бородач улыбнулся, взял бокал с коньяком и сделал небольшой глоток.
– А то, что какими мы были сто лет назад, такими и остались. Социальные и культурные стереотипы не смогли сломать даже большевики с их системой тотального одурачивания. Русские все так же не рвутся к богатству. Как сказал Лосский – среди европейцев бедный никогда не смотрит на богатого без зависти, а среди русских богатый часто смотрит на бедного со стыдом.
Иван рассмеялся.
– Что, Абрамовичу стыдно при виде бомжа? – спросил он. – Никогда не поверю.
– А кто сказал, что Абрамович – русский? – бородач покачал головой. – Друзья мои, вам ли не знать, что не гражданство и даже не язык определяют национальность? Все немного сложнее…
Игорь принялся за последний бутерброд. Голод утих, бурчание в животе ослабело.
– Да еще и слово «русский» испакостили, – вздохнул бородач. – Почему, стоит употребить его, как все, ты – «националист», «шовинист» или даже «фашист»? На самом деле такое обвинение смехотворно. «Русский» – не нация. Нация – это великороссы, малороссы, белорусы, латыши или таджики. А русский – это образ поведения, образ жизни, русским может быть и еврей, и грузин, и татарин, даже если он живет где-то за пределами России.
– Оставим это утверждение на вашей совести, Дмитрий Иванович, – сказал Олег и повернулся к Игорю. – Ты особенно не наедайся. Скоро обед.
– А после него?
– Потом будут прибывать гости. К вечеру должны съехаться почти все, а утром начнется собственно синклит.
Бородач обратил на Игоря сверкающие глаза, и губы его тронула слабая улыбка.
– Ага, вот как, – проговорил он. – Этот молодой человек и есть нынешний Свидетель? Да, должен признать, хороший выбор.
– Что за Свидетель?
Слово, которым его назвали, Игорю не понравилось. Оно напомнило о прокуроре, допросах и прочих «прелестях» судебного процесса.
– Не слушай ты, – махнул рукой Иван. – Есть легенда, что на каждом синклите должен присутствовать обычный, живой человек. Его задача – слушать, смотреть и запоминать. Быть свидетелем, проще говоря.
– Почему сказка? Это правда, – запротестовал бородатый. – Вы, Иван Васильевич, видели больше синклитов, чем я. Но готов поставить что угодно, что на каждом присутствовал человек.
– А ну-ка, хватит спорить, – сказал Олег. – Лучше помянем того, кто не сможет побывать на этом синклите. Он проделал со мной весь трудный путь и ушел от нас вчера…
Он махнул рукой бармену, и тот торопливо подошел.
– Триста граммов водки, – сказал Олег. – Три стакана сока и закусить чего-нибудь. Что у вас есть?
– Бутерброды с икрой, ветчиной, сыром…
– Давай с икрой.
– Эх, водка, – бородач посмотрел на бокал с недопитым коньяком. – Иногда я жалею, что защитил ту диссертацию. Хотя понимаю, что это сделал бы кто-то другой. И что на Руси пили и до меня.
Бармен принес тарелку с бутербродами и шесть стаканов, в трех плескалась прозрачная жидкость, в трех – светло-желтая. Олег сунул ему тысячную бумажку и сказал, что сдачи не надо.
– Пусть его помнят всегда. – Иван взял один из стаканов с водкой. – Он был виршеплет и не верил в господа, но без него Россия не будет Россией…
– Он был больше русским, чем любой из нас, – проговорил Олег.
– Он был веселым парнем, – вздохнул Игорь.
– Вечная память, – подвел итог бородач.
Они выпили, не чокаясь. Игорю водка показалась очень крепкой, застряла в горле, и пришлось пропихивать ее внутрь соком. Поспешно взял бутерброд, принялся жевать, а мир вокруг стал потихоньку расплываться.
Опьянел быстро и очень сильно. Похоже, сказалось вчерашнее сотрясение.
– Да, я так и не спросил, чего вы, Дмитрий Иванович, так рано приехали, – сказал Олег.
– А я, друзья мои, перепутал дни, – бородач виновато улыбнулся. – Собирался в субботу с самого утра. Но вы уже тут, и я не помешаю.
Этот момент бармен выбрал, чтобы включить музыку. Из подвешенных над стойкой динамиков зазвучали писклявые голоса «Тату», распевавших старую песню «Мальчик-гей».
Иван недовольно поморщился.
– Смердящие грешницы, – пробормотал он. – Скоро там обед?
– Скоро, – ответил Олег.
Игорь откинулся на спинку стула и закрыл глаза, и под опущенными веками в такт музыке заплясали разноцветные круги. На мгновение показалось, что сейчас он проснется и что все пережитое за последние две недели окажется сном. Сердце кольнула надежда – Катя жива…
Он открыл глаза и разочарованно вздохнул. Крошечный бар никуда не делся, как и соседи по столику. Насупленный Иван толковал что-то про божий гнев и Апокалипсис, что вот-вот наступит, если не покаяться. Бородач слушал его с улыбкой, а Олег оставался невозмутимым.
«Тату» продолжали верещать.
Потом они перебрались в столовую, расположенную рядом с баром. Уселись за столик, на котором стояла хлебница, укрытая салфеткой, солонка, перечница и четыре стакана киселя. Улыбавшаяся женщина в фартуке и поварской шапочке подкатила тележку с тарелками, и пришлось решать сложную задачу, что выбрать – борщ или рыбный суп.
Игорь взял борщ.
Народу в столовой, помимо них четверых и персонала, не было никого, хотя тут могли накормить несколько сот человек.
– Ты снял весь пансионат? – спросил Игорь. – На целые выходные? И это сейчас, в сезон отдыха?
– Не скажу, что это было просто и дешево, – ответил Олег. – Но я справился.
После того как поели, Игорь поднялся к себе в номер и пару часов поспал. Когда встал, головная боль почти исчезла, напоминанием об ударе о стену остались лишь синяк и ссадина.
Погулял по территории пансионата, заросшей довольно густым лесом – ели, пихты и лиственницы вперемешку с березами. Вышел на берег водохранилища, к пристани, у которой стояли лодки. Полюбовался на идущую под всеми парусами яхту, что уверенно двигалась на восток.
А когда она исчезла из виду, вернулся в корпус. Около входа обнаружил Олега и охранника с остекленевшим взглядом.
– Вот и ты, – сказал Олег. – Сейчас начнут подъезжать гости. Пришлось поработать с персоналом, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Долго такое состояние длиться не может, но к вечеру, когда они очнутся, то решат, что все идет как нужно.
Игорь обратил внимание, что на поясе у Олега висит кобура, а из нее выглядывает рукоять пистолета.
– Это зачем? – спросил он.
– На всякий случай. А вот и первые…
На ведущей к корпусу дороге показался микроавтобус «Тойота», черный и блестящий, как шоколадный батончик. Он остановился, двери открылись, и наружу начали выходить плечистые усатые и бородатые мужчины в дорогих костюмах. Из кабины выбрался высокий лохматый старик в рясе.
Широкими шагами он зашагал к дверям корпуса, остальные потянулись за ним.
– Приветствую вас, – сказал Олег, делая шаг навстречу.
– Мир дому сему, – проговорил старик.
Лицо у него было худое, аскетичное, ладони – широкие, точно лопаты, зато глаза пылали, словно два уголька. Похоть светилась в них, сила, жадность и еще что-то, чего Игорь понять не смог.
Под бешеным взглядом старика он вздрогнул.
Плечистые в костюмах казались все на одно лицо, хотя некоторые были повыше, другие пониже. Бороды и усы аккуратно подстрижены, от всех пахнет одеколоном, а на лицах – снисходительное презрение.
Они прошли к стойке администратора и, разобрав ключи, зашагали к лестнице. Лохматый старик направился прямиком в бар.
– Наследники, – сказал подошедший Иван, вновь нацепивший красный пиджак. – Как я их не люблю.
– Думаю, что и они тебя не очень любят, – ответил Олег.
Микроавтобус уехал, на смену ему прикатил «Лэндкрузер», из которого вышли два азиата с непроницаемыми лицами. Они огляделись, один открыл заднюю дверцу, и появился еще один – приземистый, с плоским носом, в костюме цвета песка пустыни и белых туфлях.
Тут у Игоря что-то случилось с головой, показалось, что новый гость не идет пешком, а едет на лошади, что на боку у него сабля в золоченых ножнах, а на голове – металлический шлем.
Первым в корпус вошел один из телохранителей, и только затем хозяин желтого костюма.
– Встречаете? – спросил он с легким акцентом. – Надеюсь, что номер для меня готов?
– Лучший люкс, что только есть в пансионате, – ответил Олег. – Сейчас распоряжусь, чтобы тебя проводили.
Он махнул охраннику, что стоял, тупо глядя перед собой, и тот сдвинулся с места. Зашагал, дергая негнущимися руками и ногами, словно робот Вертер из старого фильма «Гостья из будущего».
Азиат в желтом костюме только головой покачал, глядя на него.
– Надеюсь, что дорогу он знает, – сказал он.
– Знает, – кивнул Олег.
Вслед за охранником трое азиатов утопали в сторону лифтов.
– Тяжело быть хозяином такого мероприятия. – Олег потеребил бороду. – Надо следить, чтобы все были довольны, чтобы никто ни с кем не поцапался. Как говорил один мой… приятель тысячу лет назад – это вам не мечом тыкать.