Принцесса-чудовище Соболева Лариса

22

Прибыл Боря из больницы и… закатил скандал, увидев разруху: стол разломился (давно пора), два стула сломаны, напольной вазы нет, нет и светильника в виде трех граций – разбился в результате битвы. Пришлось ему все рассказать…

А потом София жаловалась отцу:

– Ты, папа, думаешь, он озаботился тем, что меня приходил убивать маньяк? Нет, он от ревности озверел! Как же: в его доме жил мужчина, значит, спал со мной.

– Мне нечего тебе сказать, – не пожалел дочь отец. – Когда-то ты не послушала меня, в результате потратила семь лет жизни. У вас даже детей нет! Ты хоть иногда думаешь, что можешь остаться совсем одна? А тридцать два – уже критический возраст.

– Что ты предлагаешь?

– Я не вправе советовать тебе изменить жизнь в корне.

– А знаешь, мне иногда хочется это сделать.

– Тогда помни: здесь у тебя запасной аэродром. Так что все не так плохо, как кажется.

София задумалась, опустив глаза, и нахмурилась. Семь лет непросто откинуть. Действительно, целая жизнь, в которой было много хорошего.

– Я привязалась к нему, – сказала она, оправдываясь. – И потом, папа, Борис все-таки любит меня. А я в меру сил пытаюсь перевоспитать его.

– Никудышный из тебя педагог, – заметил Арсений Александрович. – Твой муж продукт своей семьи, а она у него очень далека от идеала. Ну да ладно, тебе видней.

– Вот именно. Тем более что такого, как ты, я нигде не найду.

– А что твой телохранитель? – переменил отец тему.

– В больнице еще. Я навещаю его, он же спас мне жизнь.

– Боря знает?

– Нет, конечно. – София покраснела, заметив, как отец прищурился и понимающе улыбнулся. – Папа, между ним и мной ничего не было и нет. Или ты не веришь мне?

– Верю. Я же не Борис, ревностью не болен.

Тихий ангел пролетел, как говорили в старину, когда заканчивалась тема и возникала молчаливая пауза. София пила чай с яблочным пирогом, взяв новый кусок, спросила:

– Верхняя или нижняя подкинула?

– Верхняя.

– Она тебе не подходит, толстая. И ей пятьдесят пять лет. Если надумаешь жениться, я подыщу красавицу лет на тридцать моложе тебя.

Арсений Александрович расхохотался в голос:

– Роль сводницы тебе не подходит. Да и не думаю я жениться – в моем-то возрасте! Детектив закончила?

– Немного осталось… и подправить.

– Думай, в какое издательство отдать. Мне кажется, надо ехать в Москву.

– Па… – протянула София. – Меня только не хватает в Москве.

– У тебя совсем плохо с самооценкой, отсюда все беды. Я дам денег, Борька-то не даст.

– Не даст, – кивнула она. – Он не хочет иметь в доме писателя.

– Потому что не терпит чье-либо превосходство, твое в особенности. Остановиться тебе есть где – у тетки, она будет рада.

– Я сначала закончу, ладно? Если честно, мне страшно. Скажут «нет», я потеряю кураж, а так хочется продолжить. Эти полтора месяца были очень трудными, но, когда я писала, уносилась в особенный мир, он стал частью меня, и там было хорошо. А тебе нравится название «Гробница вервольфа»?

– Мне все нравится, но я необъективен.

С отцом время несется незаметно, домой София вернулась поздно и на такси (таксисту заплатил папа). Борька, разумеется, не спал, курил на кухне, терзая себя ревностью, хотя знал, где была его жена.

Она прошла в кабинет, открыла крышку ноутбука…

Последняя глава

«Марго читала вслух: «Милый, дорогой Мишенька, не корите меня. Вам больно, но Вы потом поймете, какое благо я сделала для Вас. Я не могу погубить Вашу жизнь, не могу заставить жить в темнице, не хочу от Вас такой жертвы. Моя мать жертвовала собой и ненавидела меня, хотя, возможно, я ошибаюсь. Мое решение твердо, поэтому не ищите меня. Прощайте. Шарлотта».

Мишель держался отлично. Да по-другому и быть не должно, все же он Уваров, а Уваровы не раскисают. Марго не представляла, какие слова способны утешить его, а в душе благодарила Шарлотту за ее самопожертвование – так действительно будет лучше. Но Мишелю-то не объяснишь…

– Когда она уехала? – осведомилась графиня.

– Прошлой ночью, – ответил Суров. – Барон сказал. Он пьян, как свинья, ругался, как сапожник… Простите, сударыня. Девушку увез де ла Гра. Как ему удалось добиться своего? Хитрец.

Тягучая пауза зависла на террасе. А ночь наполнена очарованием, дивным трепетом ожидания, когда лето вот-вот начнет угасать, и напоминанием: жизнь прекрасна, несмотря ни на что. Но явно не для Уварова. Марго с состраданием произнесла:

– Мишель…

– Оставь, Марго, – резко бросил брат, – я не нуждаюсь в утешениях.

И ушел. Она надулась.

– Не расстраивайтесь, Маргарита Аристарховна, ему сейчас очень худо, – подал голос Суров. Откинувшись на спинку кресла и забросив руки за голову, глядя на озеро, подполковник вздохнул: – Хорошо здесь чертовски. А через неделю наш полк перебрасывают.

– Как, уже? – огорчилась Марго.

– Да уж пора. Военный человек заплывает жиром от безделья.

– От безделья не одни военные заплывают жиром. Как жаль, что вы уедете, без вас будет тоскливо.

– Градоначальник дает прощальный бал в нашу честь. Вы поедете?

– Разумеется, поеду.

Марго сцепила пальцы в замок, подперев ими подбородок, смотрела на Сурова, будто запоминала и будто… чего-то ждала. Он смутился, как красная девица, потупился и пробубнил:

– Мишель просится в полк.

– Должно быть, с вами ему будет лучше. Я уеду, как он тут один станет жить? С воспоминаниями и обидами?

– Верно. Только в его положении мужчины ищут смерти при удобном случае.

– Полно вам, Александр Иванович! – всплеснула руками Марго. – Мишель не корнет безусый, его увлечение пройдет.

– А вы рады.

– Честно? – подалась она к нему. – Да, рада. Рада и буду молиться за Шарлотту, надеюсь, бог пошлет ей исцеление. Спокойной ночи. Не забудьте, пожалуйста, напомнить дворнику – пусть собак выпустит.

Крикнув Анфисе, чтоб та пришла помочь ей раздеться, Марго поднялась наверх. Проходя мимо балкона, задержалась, хотела немного понаблюдать за Суровым, да передумала. Довольно подглядываний.

У себя в комнате графиня сбросила туфли, задумавшись, подошла к комоду, на котором стояло большое круглое зеркало, оправленное в бронзу. Опустив глаза на поверхность комода, сняла серьги, бросила их. А думала о брате и Шарлотте, о себе и Сурове. Их свела судьба, а теперь разводит… А зачем? Нелепо.

Дверь открылась, кто-то проскользнул в комнату.

– Анфиса, где тебя носит? Я битый час…

Марго подняла глаза, глянув назад в зеркало. В ушах зазвенело, от прилива крови закружилась голова, она открыла рот, чтоб закричать…

– Тсс, мадам! – прошипел фон Левенвольде, прижав ладонь ко рту Марго и показывая ей нож. – Я знаю, где сонная артерия, всего один прокол – и вы отправитесь за теткой. Итак, будете молчать?

Марго судорожно кивнула. Баронет развернул ее к себе лицом и спросил:

– Драгоценности где?

Дрожащая рука с трудом поднялась, указывая на шкаф. Марго поняла, в каком смертельном положении очутилась, мысли закрутились с такой скоростью, что, казалось, волосы зашевелились. Внизу Суров. Сейчас должна прийти Анфиса. А кричать нельзя, он убьет ее. Впрочем, убьет в любом случае, ведь пришел не только за драгоценностями, без которых ему не уехать отсюда, но и за ее жизнью. Где выход? Обморок? Дрожь выдаст. А дрожала Марго сильней, чем в лихорадке. Но можно попробовать чуть-чуть изобразить потерю сил, лишь бы потянуть время. Фон Левенвольде собрался кинуться к шкафу, а Марго обмякла, ему пришлось поддержать ее.

– Э, мадам… – Он оттащил ее к кровати, усадил, слегка похлопал по щекам. – Не предполагал, что вы трусиха. Сидите смирно. Смерть – это не страшно, главное, чтоб она была скорой.

Успокоил! Самое ужасное – фон Левенвольде чувствовал себя уверенно. Баронет раскрыл шкаф, плотно забитый вещами снизу доверху, и метнулся к ней:

– Морочите меня? Где золото, бриллианты?

Надо тянуть время, авось кто-то… Марго не успела вторично изобразить подобие обморока – раздался стук. Мгновенно убийца приставил нож к ее подбородку. Графиня зажмурилась, чувствуя, как больно колет острие, выдавила:

– Пришла горничная. Я звала ее… она поднимет переполох, учтите.

– Прикажите ей войти! Ну!

В мгновение ока баронет очутился у двери, прижался спиной к стене и погрозил пальцем, мол, не смейте даже пикнуть.

– Входи, – еле слышно пролепетала Марго.

– Прошу простить, барыня…

Фон Левенвольде, выскользнув из-за двери, закрыл рот рукой Анфисе. Девушка попыталась вырваться, но Марго приказала:

– Молчи, Анфиса, умоляю тебя!

От толчка Анфиса упала на кровать рядом с хозяйкой, а убийца присел перед ними и растянул губы в мерзкой улыбке. Может, он улыбался и не мерзко, но, когда знаешь, кто перед тобой и чем прославился, все в этом субъекте вызывает отвращение.

– Где драгоценности твоей госпожи? – поигрывая ножом для устрашения, спросил фон Левенвольде Анфису. – Говори, дура! Живо!

– Ммм… – бессмысленно замычала девушка. – Барыня прячут их.

– Где? – рыкнул он на Марго.

– Не помню, куда сунула, – вздрогнув, сказала та. – Может, в комоде…

– Ищи! – приказал баронет Анфисе.

Девушка бросилась к комоду, выдвинула ящик, оглядываясь на грабителя, перебирала вещи. Кажется, сообразила, что надо не сразу найти украшения, ибо рылась не в том ящике. Марго получила передышку, собрала волю и принялась отвлекать фон Левенвольде, надеясь на чудо:

– Вас найдут, вы не убежите…

– Все же попробую, – ухмыльнулся тот, следя по очереди то за Анфисой, то за Марго.

– Зачем вы… убивали?

– Долги, мадам. Векселя, кредиторы. Огромные долги. Вам известно, что меня ожидало? Долговая яма! А я не хочу туда. И здесь не хотел жить, как крот. Эй, ты скоро? – рявкнул он на Анфису.

– Здесь нету, – сказала девушка, выдвигая следующий ящик. – Сейчас, сейчас… они в шкатулке. Не беспокойтесь, барин, найду-с…

– Только ли из-за долгов? – продолжила Марго. – Отчего же не попросили у тетки? Она была богата.

– Просил. Не дала. Старая ведьма мстила всем за свою неудавшуюся жизнь, прикидываясь святой. А я не жалею, сударыня, ни о чем. Мне по нраву роскошь, свет, высший тоже. Люблю праздник! Зачем тетке и кузине деньги, коль они не пользовались ими? У, как она взбесилась, узнав мой почерк! Я спихивал на ее брата, мол, он подделал почерк, она не верила. Правильно делала. Да, я не дал ей возможности отдать меня полиции.

– Нашла! – сообщила Анфиса, а Марго бросила в ее сторону молчаливый упрек и приготовилась к смерти.

Анфиса держала открытой шкатулку, но, когда фон Левенвольде повернулся к ней, испугавшись, дернулась, едва не выронила, украшения посыпались на пол.

– Собирай, дура! – занервничал грабитель и убийца.

– Барин, а куда собирать? – хлопала глазами Анфиса. – Вы в шкатулке понесете? Или что другое подобрать?

– Сумочку найди мягкую.

Она кивнула, кинулась к шкафу. Марго поняла, что от Анфисы никакого проку не будет, от страха горничная поглупела, надо самой что-то придумать. Что же? Тем временем Анфиса нашла сумочку из бархата.

– Подойдет, барин?

– Собирай, – теряя терпение, прорычал баронет.

– Вы… вы убивали невинных людей… – отчаянно произнесла Марго, глядя, как Анфиса торопливо собирает украшения, которые то и дело сыпались назад на пол. Все, сейчас наступит конец обеим.

– Я убивал хамов, – сказал Левенвольде. – Тот же скот. Люблю охоту, сударыня, а на хамов охотиться куда интересней. Видеть страх, как у вас сейчас… Ах, несравненная! Ведь это вы, а не пристав напали на мой след. Я вас сразу раскусил, как только тетка показала мне лист с моим почерком. Вы меня растоптали, а не имели права совать свой глупый нос в мою жизнь! Я накажу вас, сударыня…

Он говорил, подступая к Марго, и неосторожно очутился спиной к Анфисе. Сначала раздался звон разбитого стекла. Откуда звон, Марго не поняла. Когда же фон Левенвольде, вытаращив глаза, замер, догадалась: Анфиса огрела его по голове зеркалом. Но на том не остановилась и бронзовой оправой вновь ударила. Марго кинула в него подушкой, затем второй, да баронет уже и от легкого ветерка упал бы. После обе оседлали его, нанося удары кулаками. Он не оказывал сопротивления.

– Довольно, Анфиса! – тяжело дыша, прошептала Марго. – Мы… мы, кажется… его убили…

Обе разом завизжали. Визжали до тех пор, пока не примчались Уваров с Суровым.

Шарлотта, раскачиваясь в карете, глядела в бездонную ночь. Мчались на север, где зимой ночи нескончаемо длинные и черные, мчались ночами, днем останавливались на постой, тщательно задраивая окна.

Оливье де ла Гра усмехался. Черт возьми, он оказался в выигрыше! Практически без труда получил Шарлотту, которую любил, как умел, а вместе с ней огромное состояние. Помогла ему человеческая глупость, то есть баронет фон Левенвольде. Время от времени де ла Гра брал жену за руку и подносил ее пальцы к губам, на что Шарлотта не реагировала. Профессор понимал: она чувствует себя несчастной, однако его мало заботило состояние жены. Привыкнет, как привыкают тысячи жен к нелюбимым мужьям. Главное – Шарлотта без него не сможет жить, значит, никуда не денется. Желая как-то утешить, он заверял жену, что находится на пороге открытия, и, кажется, верил в это сам.

Оливье де ла Гра не знал, что только десятки лет спустя ученые всего лишь сделают первые шаги к лечению загадочной болезни. То ли в шутку, то ли всерьез некоторые назовут страшный недуг, послуживший возникновению множества легенд, болезнью Дракулы. Но это будет лишь через сто лет.

В небольшом бальном зале собралось слишком много народу, в тесноте пары то и дело сталкивались, стояла духота, хотя двери и окна распахнули настежь. Гости выходили подышать свежим воздухом в сад, а в зале, как крылышки бабочек, трепетали веера. Уж кого стоило пожалеть, так оркестрантов. Они играли с короткими перерывами, тем не менее живости в них не поубавилось. Но вот прогремел последний аккорд, пары начали расходиться. Градоначальник попросил минутку внимания, и все умолкли.

– Господа, надеюсь, вы наслышаны о прискорбных событиях в нашем уезде. Может, и не время нынче говорить о том, однако не могу не представить героя дня, который проявил редкостный талант и развенчал миф об оборотне. Преступник пойман, его ждет суровое наказание…

– Смотрите! – ахнула Марго. – Это же…

Да, рядом с градоначальником стоял, одетый в сшитый на скорую руку фрак, пристав собственной персоной. Он слушал хвалебные оды с княжеским величием, гордо и медленно поворачивая голову, следил, все ли восторгаются им.

– Как он смешон, – прыснула Марго.

Между тем градоначальник объявил, что Ардальон Гаврилович непременно будет награжден и повышен в чине.

– От смешных и нелепых людей вреда много, когда они незаслуженно взбираются наверх, – заметил Суров. – Вы, Маргарита Аристарховна, сослужили недобрую службу даже не ему, а тем, с кем он будет трудиться.

– Да будет вам корить меня, Александр Иванович, пусть себе важничает. Идемте танцевать.

Марго с Суровым кружились в зале и нечаянно очутились возле пристава. Тот несколько стушевался, мимоходом кивнув в знак приветствия, и тут же отвернулся, будто его позвал градоначальник. Марго рассмеялась, продолжив танец. А что же, обижаться на Ардальона? Глупо. Вечер-то прощальный, завтра полк уходит…

– Как жаль, что Мишель отказался приехать на бал, – вздохнула графиня Ростовцева. – Вы уж позаботьтесь о нем, Александр Иванович.

– В нашем полку нянек нет, сударыня. Впрочем, Мишель не нуждается в них. Знаете, Маргарита Аристарховна, я провел лучшие недели в Озеркине…

– Молчите, а то мне станет грустно. Прощание будет завтра, не люблю грустить заранее.

– Я так и не понял, какая вы на самом деле.

– Спросите у брата, он расскажет, – смеялась она.

Но Суров был необычно серьезен.

– Я хочу вам сказать…

– Что? Говорите же.

– Нет-нет, завтра…

А назавтра почти весь город провожал полк. Жителей, особенно женщин, обожавших военных, ждала обычная скука, преследующая маленькие городишки. Марго неотрывно смотрела в бирюзовые глаза Сурова, оба молчали. Браво играл вчерашний немногочисленный оркестр.

– Прощайте, – сказал Суров.

– Не люблю это слово. Неужто мы не свидимся?

– Коль повезет, то… я бы хотел, – признался он.

– А что вы мне не сказали вчера на бале?

– Что вы… что вы замечательная, Маргарита Аристарховна.

– Не могу согласиться с вами. Благодаря вам я узнала о себе многое, и оно мне не нравится. Я часто бросаюсь в крайности, спешу, сначала делаю, потом думаю. Как мне всего этого избегать? Пора бы измениться. Но сумею ли я?

– Оставайтесь такой, какой я вас узнал. И еще…

Подполковник сжал губы, словно удерживая ненужное слово. А Марго ждала, чуть приоткрыв рот и гадая, о чем не решался сказать Суров. Но вот решился:

– Мне пора.

Да нет, не то он хотел сказать, поняла Марго и чуточку расстроилась. Суров наклонился к ее руке, несколько дольше задержал поцелуй, чем следовало, выпрямился и пошел прочь. Вдруг обернулся:

– Не сочтите за дерзость… Разрешите ли вы писать вам?

– Да, да, конечно! – воскликнула она, чувствуя, как душат слезы. – Я отвечу. Обязательно отвечу.

Настала очередь прощаться с Мишелем. Марго провела ладонью в перчатке по его груди:

– Ты чудо как хорош в форме, милый. Береги себя.

– У меня гора с плеч свалилась, – как бы ни к чему произнес он. Сестра надеялась услышать, что страдания по Шарлотте в прошлом, но Мишель заговорил не о том: – Помнишь наш водевиль? Представь, Шарлотта тогда сказала, будто ты и Суров влюблены друг в друга.

Будто зеркалом огрели Марго, тем самым, что разбила о голову баронета фон Левенвольде, ужасного убийцы, Анфиса. Со всей очевидностью молодая женщина ощутила: так и есть! И что же с этим теперь делать? Почему так поздно она поняла себя? А что было бы, если б поняла раньше?

– И что еще Шарлотта сказала? – вымолвила Марго полушепотом.

– Будто вы будете вместе… В общем, ерунда. Я рад, что вы сошлись лишь на почве… Марго, что с тобой?

– Ничего, – вымученно улыбнулась сестра. – Иди.

– Не говори маман с папа о… Ты поняла?

– Я не стану их расстраивать, дорогой.

Графиня поцеловала брата и перекрестила. На гнедом жеребце подлетел Суров:

– Ротмистр Уваров! В строй!

– Слушаюсь! – отозвался тот, чмокнул сестру и убежал.

Александр Иванович бросил последний взгляд на Марго, которая стояла совсем потерянная. Он усмехнулся, его рука взметнулась к козырьку. Суров отдал честь, играючи, но – женщине, заслужившей это, ведь она являлась его командиром в истории с оборотнем. И подполковник ускакал.

Марго возвращалась в коляске с Анфисой и утирала слезы, которые, к счастью, никто не видел (горничная не в счет). А Анфиса возьми да и ляпни:

– Вы, барыня, из-за подполковника плачете?

– Глупости! – взвилась Марго. – Чтоб я больше от тебя такого не слышала!

– Да ладно, барыня. Уж не знаю, как вы, а Александр Иванович так просто без ума от вас.

– Замолчи! – И Марго разревелась, как крестьянка.

– Значит, и вы тоже… – вздохнула с жалостью Анфиса. – Да не ревите, барыня, как бог положит, так оно и будет.

Марго долго всхлипывала, потом разом и успокоилась. Не из тех она женщин, что жить не могут без страданий. Марго уже улыбалась, видя перед собой образ Сурова.

Мысли ее посветлели, особенно когда выбежала на террасу.

Озеро весело искрилось на солнце. Жизнь так изменчива, так непредсказуема, полна неожиданностей, чем и прекрасна. А вдруг Шарлотте бог дал вместе с недугом дар предвидения и она окажется права? Этого не может быть, но все же…»

23

Прошел месяц.

Софию встречал Борис – даже цветы купил! А ведь перед отъездом жены в Москву их отношения так и остались, мягко говоря, натянутыми. Она заявила, что не намерена жить в режиме холодной войны, вернется и переедет к отцу. Значит, подействовало.

Сели в машину, Борис поинтересовался как ни в чем не бывало:

– Что так долго? Целую неделю проторчала в столице.

– Тетя не отпускала.

– Ну и как твой роман? Взяли?

Он был заранее готов к ответу – нет.

– Через два месяца вынесут приговор, – сказала она. – Я отдала в два издательства.

Дома ее удивил накрытый стол, ведь рестораны София теперь категорически отвергала. Прощения Боря, конечно, не попросит – ему легче удавиться, но он готовился к ее приезду, что можно расценивать как извинения. Выпили. Ели плохо прожаренное мясо – кулинар из мужа не ах. И вдруг он спросил:

– Сонька, скажи честно, ты мне изменила?

– Ммм… – взвыла она. – Боря, когда ты меня спрашиваешь об этом, я жалею, что и правда не изменила тебе.

– Так бы сразу и сказала, – буркнул супруг, наливая вино.

С ним с ума сойдешь.

Два месяца пролетели, София все не решалась позвонить в издательства. Ходила вокруг телефона, уговаривая себя:

– Ничего страшного не произойдет, если откажут, издательств много, я, как Сталлоне, пойду по ним…

И набрала номер. Не прочли. Жаль. Но таких, как она, наверное, сотни, всех не перечитаешь. Осталось еще другое издательство. Но слишком крутое, чтоб рассчитывать на успех. Все-таки позвонила. И услышала вдруг:

– Рецензии положительные. Что у вас еще есть?

– В работе… только начала, – промямлила София, находясь буквально в шоке. Ведь ни строчки не написала!

– Сколько времени вам понадобится, чтобы дописать?

– Месяца два… может, больше…

– Дописывайте и высылайте по электронной почте.

София находилась в полуобморочном состоянии, но немедленно позвонила отцу:

– Папа! Папочка! Рецензии положительные, слышишь? А все ты! Я люблю тебя! Как думаешь, что это значит – положительные рецензии?

– Детка, твою книгу издадут. Поздравляю.

– Ты уверен? Пап, просят еще… а у меня нет сюжета… Что делать? Я обещала…

– Думай. Ищи. К сожалению, тут я не помощник тебе. Перечитай еще раз письма бабушки Марго.

София перечитала. Идеи не появилось. Разве что… Нет, сейчас тема не годится, нужно что-то другое. Но она была уверена: сюжет найдется, а пока необходимо в себя прийти от счастья.

София гуляла по тем же переулкам, как в то время, когда на нее ловили маньяка, и думала о сюжете. Снег поскрипывал под ногами, морозный воздух дурманил…

– София!

Она обернулась и ахнула:

– Артем?

Он подбежал к ней, широко улыбаясь. Такой же расхлябанный – без головного убора, куртка нараспашку, шарф болтается до колен, свитер старый. Она обрадовалась ему.

– Привет. Как голова?

– Она у меня крепкая. Что делаешь?

– Гуляю. Знаешь, а мою книгу издадут в серии «Исторический детектив», – не удержалась от хвастовства София.

– Ух, ты! – Он пошел рядом. – Значит, я иду с настоящей писательницей?

– Пока не рискую себя так назвать. Просто автор.