Злодеи-чародеи Соболева Лариса
– Немножко, барыня, – скромно сказала Анфиса. – Не разгадают, что я не та, за кого себя выдаю?
– Поменьше болтай, думай над каждым словом, прежде чем вымолвить его, припоминай, как я бы это проговорила, в общем, копируй меня. А держаться ты умеешь, платье носить – тоже. Не бойся, из моей затеи, может, ничего и не получится, но надобно попробовать все средства.
– Мне страшнее у ее сиятельства графини жить.
– Пустое! Графиня Шембек – авантюристка по натуре, мою идею она приняла с азартом. Загружать тебя работой она не будет, поможет, коли понадобится, а твое дело – гулять в парке. Что ты читала, когда я вошла?
– Евстафий Неонилович велели мне монолог выучить…
– Не велели, а велел! Привыкай! Что за монолог?
– Джульетты. Перед тем как выпить ей зелье, что монах Лоренцо ей дал…
– Погоди, погоди! – подняла руку Марго и заходила по комнате, высказывая свои мысли вслух: – Ну, да, да… Зелье! После чего она засыпает, а все принимают ее за умершую и хоронят в фамильном склепе! Значит, не только на Гаити умеют добиться состояния мнимой смерти…
– О чем вы, барыня?
– Нет-нет, это я так. Не забудь, к женщинам обращаются – сударыня или сообразно титулу.
– Я помню, ваше сиятельство.
– Умница. Писем не было?
– Нет, – вздохнула с сочувствием Анфиса и с жаром заверила ее: – Придут, обязательно придут!
Марго погладила ее по щеке. Как ни странно, горничная стала единственной ее подругой, которая все-все знала про свою хозяйку, а если не знала, то догадывалась, и никому – ни слова.
– Ступай к себе, – сказала Марго. – А книжку мне оставь, я просмотрю ее, тебе сейчас к другой роли готовиться следует.
– Разрешите вам напомнить: завтра сорок дней…
– Помню, иди, – перебила ее Марго. – Грешно поминки справлять по живым, но пока это все не доказано…
Она легла на кровать, раскрыла Шекспира, но читала только о том, что касалось зелья. Потом она взяла тетрадь Медьери – и увлеклась: у венгра оказался неплохой слог.
Это была третья могила по счету, уже давно перевалило за полночь, и все безумно устали.
– Гроб откапывали и открывали, – сообщил один из полицейских. – Погляньте, вашвысокблагородь: гвозди вырваны, на досках выщербинки. И заново забить как следует не удосужились – на двух гвоздях крышка держится, как и в первых двух случаях сегодня.
– Молодец, хвалю за наблюдательность, – пробормотал Зыбин, рассматривая выщербины.
– Рад стараться, – утирая пот с лица, вяло сказал полицейский.
– Экое варварство! – в сердцах сплюнул второй полицейский. – На что могилы-то раскапывать? Видно же, что брать здеся нечего!
– Поднимите крышку, – нервически приказал Зыбин. – Свет!
Двое полицейских взяли крышку и отошли с ней чуть в сторону, двое других подняли фонари, и невольно все поморщились, сделав шаг назад. Труп лежал в неестественной позе, словно он выворачивался, вертелся в гробу. По лицу не определить, каков был возраст умершего, да и лица-то, как такового, не имелось, вместо него некое вздутое месиво предстало глазам присутствующих.
– Страшная смерть… – вымолвил Кирсанов, ему впервые довелось увидеть сие пренеприятное, ужасающее зрелище. – Живым закопали!
– Что и требовалось доказать, – удовлетворенно произнес Зыбин. – Федор Ильич, поглядите, не был ли убит этот несчастный, как Загурский?
– Изрядно протух, – покривил губы третий полицейский с фонарем. – Господин Чиркун, поторопитесь, и без того воняет – сил нет!
Анатом поспешно осмотрел труп, приподняв несколько раз пинцетом рубашку, засим он отошел со словами:
– Нет-с, Виссарион Фомич, несчастный не был убит, да это и без осмотра видно. Чего стоите? – обратился к полицейским. – Закрывайте и закапывайте! На сегодня – все.
Наблюдая, как полицейские кидают лопатами землю, Зыбин забубнил себе под нос:
– Я так и знал. Теперича ниточка имеется, теперича клубок мы размотаем-с. Кирсанов!
– Да, ваше высокоблагородие? – шагнул к нему тот.
– С утра съезди в богадельню и в больницу, выспроси, кто за этими больными смотрел, ну, там… сестры-братья милосердия аль из благотворительного общества кто, навещали ли их, кто интерес именно к этим троим проявлял.
– Будет сделано.
– Да гляди, подробностей вызнай побольше, подробности в нашем деле – наиглавнейшая вещь. Ух, узнают они у меня, почем фунт лиха! В порошок сотру!
Утром крестный Марго, князь Дубровин, прислал записку, в ней он писал, что в Виктра стреляли, племянник в беспамятстве, но, когда приходит в себя, просит сообщить ей. Какие уж тут поминки! Она помчалась к Зыбину и, влетев в его кабинет, выпалила:
– В князя Виктра стреляли!..
– Знаю-с, знаю-с, – более чем равнодушно сказал тот.
– Знаете?! – рухнула на стул Марго. – От кого?
– От Пискунова, ему князь обязан жизнью своею… ежели он выживет, разумеется. А знаете ли, где стреляли в князя?
– Где же?
– Там, где он встретил вашу покойную родственницу!
– Я поеду к Дубровиным…
– Позвольте, сударыня, сопровождать вас, мне ведь пуля нужна.
– Разумеется! – вскочила Марго. – Я послала и за месье Медьери, он обладает большими познаниями в медицине, нашим докторам я не очень доверяю, коли они позволяют живых людей в землю закапывать.
Виссарион Фомич открыл дверь, пропуская графиню:
– Что ж, жажду познакомиться с господином венгром… Прошу вас, сударыня. Хе, ни разу живого венгра не видал!
Но разве Марго смогла бы дойти до кареты с закрытым ртом, когда ей приоткрылась тайна оживления покойников? Выпалила – на одном дыхании:
– Вы наверняка видели трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта». Ежели помните, брат Лоренцо, францисканский монах, предложил Джульетте, чтобы избежать позора двойного замужества, испытать подобие смерти. Слышите? Подобие! И дал ей склянку с зельем. Он так и сказал девочке – мол, ею овладеют дремотный холод и оцепенение, прекратится биение пульса, она станет бледной, мертвенно-недвижной. И пообещал, что в этом «подобии смерти» Джульетта пробудет ровно сорок два часа! Она зелье выпила, а проснулась уже в фамильном склепе Капулетти…
– Да мало ли что сочинители напридумывают, – вставил Зыбин.
Они подошли к карете, уселись, и Марго продолжила:
– Но эта же история была описана одним итальянским новеллистом, Маттео Банделло, еще раньше Шекспира. И речи там не идет о колдовстве, как на Гаити, впрочем, в записках месье Медьери указано, будто и там вначале дают жертве некое зелье, а уж потом колдуют. Коли в разных странах, разделенных огромным океаном, знают такое средство, с помощью которого можно создать подобие смерти, почему же у нас это невозможно?
– В склепах, уважаемая, воздух есть, а в могиле его нет-с!
– Но на Гаити тоже хоронят в могилах! И ежели дыхания в момент мнимой смерти никто не замечает, а доктора не распознают в теле признаков жизни, то, полагаю, и воздух не нужен в том количестве, в котором он необходим живым людям.
– Когда б такое зелье имелось, сударыня, о нем знали бы все! Ну, пусть не все, а избранные. И подобные случаи уже имели бы место в следственной практике.
– Вовсе не обязательно, – возразила Марго. – Если бы я не обратилась к вам за помощью – потому что я не верю в призраков, – вы бы не взялись за это дело, не так ли? И не раскопали бы могилы, не узнали бы, что Элизы там нет, а Загурский был убит буквально накануне раскопок. Данность сия подкрепила в вас уверенность, что совершаются именно преступления! Но нам неизвестно, с какой целью все это делается. Может, кто-то ставит эксперименты на людях?
– Хорош эксперимент: покойники приходят к себе в дом и грабят родственников, то бишь себя же!
– Вы правильно предположили, что состав зелья знают лишь избранные, а не разглашают тайну они потому, что обладание сим средством дает власть! Посудите сами: с помощью зелья не составит труда отомстить обидчику – и никто об этом не догадается. Можно убрать родственника – и получить наследство, или помочь кому-то за крупное вознаграждение – извести его соперников. Средство стоит того, чтобы держать его в тайне и владеть им одному, а не отдать всем на пользование! Кстати, и искусные мастера обычно тщательно охраняют свои секреты, чтобы оставаться единственными знатоками, иначе уменьшатся их гонорары. Доктора, виноделы, кулинары, ювелиры, даже крупные заводчики! А вы хотите, чтобы секрет адского зелья был всем известен?
Виссарион Фомич задумался: ведь то, в чем его с жаром убеждала графиня Ростовцева, в какой-то степени объясняет вчерашние находки в могилах. Не колдовство же, в самом деле, здесь замешано! Нет, колдовство – это на крайний случай, если уж ничего другого не останется. Тогда Виссарион Фомич признает: Сатана и покровительствует сим преступникам, а с ним полиции тягаться бессмысленно. Он решился рассказать Марго о вчерашних раскопках, потому что графиня Ростовцева оказывала ему множество неоценимых услуг, кстати, бескорыстно, а бескорыстие – вещь редкая. Зыбин постепенно привыкал к неугомонности ее сиятельства, к ее въедливости, временами он даже восторгался ею, но про себя, ведь женщину нельзя часто хвалить, сильно любить и баловать – таково было его глубочайшее убеждение.
– Еще трое?! – буквально вытаращилась на него Марго, потрясенная сей новостью до дна души. – И двое из этих троих… умерли в страшных мучениях, в могилах?! Только представьте себя на их месте… Это чудовищно! А… почему… почему их откопали – и не забрали?
– Отвечу, как сам то понимаю. Не скрою, меня крайне заинтересовало, что за фокус такой изобрели преступники, но, когда я понял, что нипочем не догадаюсь, я занялся расчетами. И вот что я получил: Загурский и Ростовцева попались в любовные сети, он раньше, она позже, однако Загурский жил далеко от города. Мне подумалось: что, ежели это еще не все жертвы преступников? Ведь оба покойника – не из простых, а з господ, между прочим-с! А чтобы осуществить сей дьявольский план с мнимою смертью и последующим «воскрешением», разумно было бы вначале испробовать его на ком-нибудь попроще.
– То есть сначала дать зелье другим людям, чтобы посмотреть, как оно подействует?
– Ну, пускай это будет зелье, пилюля, что уж вам угодно, – нехотя согласился с ней Зыбин. – Для этих целей вполне годятся те, за кого вступиться некому, чья смерть не станет заметной. Я послал Кирсанова к докторам, выяснить, случались ли похожие смерти без особых признаков тяжкой болезни у нас в городе. Результат: Загурский с вашей родственницей – не первые жертвы.
– Значит, несчастных из богадельни опоили и, когда достали их из могил, убили?..
– Откопать – откопали, но их не убивали. Они были мертвы-с, потому их обратно закопали. Одна мещанка Сомова оказалась жива, поскольку ее трупа мы не обнаружили в гробу. Стало быть, ее и забрали.
Неожиданно он замолчал и нахмурился, а это означало: что-то не клеится в его расчетах… Вскоре Виссарион Фомич подтвердил догадку Марго:
– Только не возьму в толк, отчего Сомова не побежала в полицию опосля своего воскрешения? Ну да ладно, это мы выясним позже. Далее, сударыня: опосля Рождества умирает Загурский, проживавший за десять верст от города.
– Проживавший за десять… А что это означает?
– Что и Загурский в эксперимент попал, как мне видится, – не он цель преступников.
– А Элиза тоже попала в эксперимент?!
– Не могу знать, Маргарита Аристарховна.
К его радости, ее сиятельство закрыли-с ротик, дав возможность Виссариону Фомичу чуток вздремнуть, и он приятно расслабился, прикрыл отяжелевшие веки. Ночь получилась исключительно волнительной, оттого и после посещения кладбища он долго не мог заснуть – мысли мешали. Бессонница – не самое лучшее время для размышлений, ибо работа ума не способствует полнокровному отдыху, а без отдыха человек недееспособен. Сквозь дрему Зыбин услышал тихий голосок графинюшки:
– И все же другого средства быть не может…
– Вы про зелье? – сонно пробормотал Виссарион Фомич. – Оно так, но не исключено, что и не так. Вон, наука… все вперед скачет… Так скачет… что к бедам прискачет…
– Тогда это – новое изобретение, которое некий ученый испытывает на людях!
Зыбин не ответил: его победила, сморила дрема.
Гаврила Платонович встретил Марго, начальника следственных дел с невыспавшимся лицом и неизвестного молодого мужчину (Зыбин с графиней столкнулись с Медьери у входа в дом князя) с возмущением:
– А полиция кстати пожаловала! Это ж что, господа, творится в нашем городе?! В людей стреляют! Не по закоулкам, а прямо на улицах стреляют! Куда смотрит полиция, позвольте спросить вас?! Где она вечерами болтается? Когда б не тот сморчок, доставивший Виктра домой еще с двумя другими сморчками, то кровью истек бы племянник мой!
Зыбин только хрюкнул, окончательно проснувшись, но Марго поспешила замять бестактность князя:
– Крестный, позволю себе заметить вам, что те сморчки, как вы выразились, как раз и служат в полиции. Что Виктр?
– А я почем знаю!
– Князя отвезли в госпиталь? – поинтересовался Зыбин.
– Да куда там его везти было! – отмахнулся Гаврила Платонович. – Он едва дышал. Я послал за эскулапами, те до сих не пускают нас к нему, сказали, будто Виктр спит…
Понимая, что подходящего момента все равно ей не предоставится, так как остановить князя ей не удастся, Марго перебила его:
– Крестный, позвольте вам представить месье Медьери Иштвана, его фамилия принадлежит знатному венгерскому роду.
– Почту за честь… – сделал поклон головой князь одновременно с Медьери, явно недоумевая – зачем здесь венгр, ведь время-то для визитов неподходящее!
– Месье изучал медицину в разных странах, – поспешно сказала Марго, боясь, что новая бестактность вот-вот слетит с уст крестного, – и я бы хотела, чтобы он посмотрел Виктра. Удовлетворите мой каприз, прошу вас.
– Проводи господина к докторам, скажи, я велел допустить его к Виктру, – приказал князь лакею.
– Господин Медьери! – окликнул венгра Зыбин. – Будьте так любезны, заберите пульку, кою в теле князя нашли. И мне ее принесите, ежели вам не трудно.
– Рад оказать вам услугу, – поклонился Медьери.
14
У Софии не так много было таких полных ласки ночей, чтобы тратить их на сон, да и были ли они? С Борькой? Поначалу ей чудилось: он – бог, а она обязана преклонять перед ним колени. Откуда это взялось?! Как она могла бросить все и посвятить всю себя Боре?! А ведь только она не замечала того, что видели все другие, например ее папа: он сразу распознал в натуре Бориса гипертрофированный эгоизм, необоснованное самомнение, заносчивость. Неужели до такой степени она была глупа или влюбленность полностью лишила ее мозгов? Были в Борьке и положительные качества, и София их ценила бы, потому что, по большому счету, ничего плохого он ей не сделал, но… но… но! Артем появился, и ее основательно заклинило. Невольно в ее душу закрадывалась паника: а вдруг и сейчас судьба решила поиздеваться над ней, подсунув ей Артема, вдруг София не видит в нем нечто такое, что впоследствии вновь приведет ее в шок?
Она лежала на животе, но из-за появления этих мыслей приподнялась, чтобы посмотреть на него. Черт, а ведь ей в нем нравится абсолютно все, это неправильно! Вместе с тем ничего подобного с Борькой у нее не происходило: не было страсти, не ощущалось такого кипения в крови, не получалось выброса энергии, когда ты действительно отключаешься и взмываешь в невесомость… Наверное, это потому, что тогда она была девочкой, а сейчас она – женщина, значит, пришли к ней другие эмоции, другой опыт, другие желания.
Что такое! Она смотрит на него с полчаса, а он спит себе?! София дунула ему в лицо, и Артем мгновенно распахнул глаза и улыбнулся. Не-а, это – не Борькин вариант, это намного сильнее, живее, тут все по-настоящему, во всяком случае у нее… а у него?
– И долго мы так будем? – спросила она.
– Как именно? – Он закинул руки за голову.
– Лишать Вовку жилья?
– Пока тебе не надоест.
– Шутишь? Мне не надоест!
– Значит, найдем другую квартиру. А как твой Боря?
– Что – Боря? – нахмурилась София. – С какой стати он тебя волнует?
– Ты его не бросишь…
– Думаешь, я буду меж двух огней жить? – оскорбилась она. – Артем, скажи, ты так и думаешь? И ты это стерпел бы?!
– Стерпел бы. Потому что…
– Ну-ну, говори, почему?
– Потому что я люблю тебя, это же элементарно, Ватсон.
– И ты не будешь ревновать?
– Буду. Возможно, я захочу убить и тебя, и твоего Борю.
Его слова – словно бальзам на душу, даже если это неправда, все равно – бальзам. Но он сказал правду, ведь ее, как и ложь, чувствуешь сердцем. София прильнула губами к его губам, оторвавшись наконец, сказала, смеясь:
– Я тоже. Люблю тебя. – И снова – поцелуй, кажется, за всю свою жизнь она не целовалась так много и так сладко. – И запомни: я – консерватор, как мой папа. Мне понадобится время, чтобы подготовить Борьку, но с ним быть я уже не смогу, не смогу лгать ему.
– У меня положение похуже, но я решу эту проблему.
– Какую? – насторожилась София, ибо сказано это было таким загробным тоном, что у нее сердце в пятки ушло. – Почему ты не хочешь мне об этом рассказать?
– Потому что сейчас у меня другое желание…
Артем перевернул ее на спину, но София отстранилась от его губ:
– Есть хочу. Просто умираю от голода! Пойдем поедим?
– В два часа ночи?
– Ну и что? Спать хочешь? А я – нет. Идем!
София соскочила с кровати, набросила халат Вовчика, тогда как Артем искал, чем бы ему прикрыться. Она кинула ему плед:
– Держи. Хотя тебе ни к чему закрываться, в Древней Греции мужчины с красивыми телами ходили обнаженными.
– Я бы, – заворачиваясь в плед, сказал он, – предпочел смотреть на обнаженную женщину. На тебя, например.
Она умчалась в кухню. Памятуя о том, что утром им нечего было поесть и поэтому пришлось приготовить омлет, София, когда они ехали сюда, потребовала остановиться и купила целый меок продуктов. Это Артему лишь бы до постели добраться, а она еще и о хлебе насущном должна думать! Но поесть им было некогда – они накинулись друг на друга, как будто до этого сидели на голодном пайке. Убогое сравнение, зато верное. Нарезая на куски колбасу, сыр, ветчину и батон, София щебетала, забрасывая кусочки этих вкусностей в рот:
– Я знала, что мне жутко захочется есть, у меня со вчерашнего вечера аппетит проснулся. Ночью встала, заглянула в холодильник, а там одна лишь плесень по углам и яйца. Смотри, какой кусочек… Хочешь?
– Лучше я покурю. Тебя не раздражает дым?
– Нет. – Сделав многослойные бутерброды, она все же сунула один ему в руку, а второй принялась уплетать сама. – Ой, как вкусно! А я раньше пренебрегала вареной колбасой.
– София, ты поможешь нам завтра… то есть уже сегодня провести один эксперимент? Вроде следственного?
– Угу. А в чем заключается моя миссия?
– В твоем присутствии. И ни в чем больше. Мне пришла в голову одна идея, но она опасная, скользкая даже, я бы сказал…
– Интригующе звучит!
– Алина тебе доверяет…
– Это связано с Алиной?
– С ней. Тебе только нужно быть рядом с девчонкой, может, все и получится. Кузьмич говорит, у нее какая-то блокировка, она «тормозит» возвращение своей памяти в прошлое. Я ни хрена не понимаю, но попробовать стоит.
– Ты же знаешь, я всегда за собственное присутствие. Артем, давай завтра пораньше выедем, ты завезешь меня домой, я хочу переодеться.
– А ты не останешься там навсегда?
– Смеешься?! Не останусь, не надейся. И ты никуда не уйдешь от меня!
– Не собираюсь. Так, поела?
– Еще чуть-чуть…
– Хватит, а то станешь безобразно толстой. – Артем подхватил ее на руки. – Разбудила меня? Теперь терпи… Ой!
– Что такое? – забеспокоилась София.
– Плед упал…
Она захохотала, представив эту картину со стороны, от удовольствия заболтала в воздухе ногами, запрокинула голову. Хохот ее длился недолго, всего лишь до порога комнаты, где горел ночник и, кроме них, никого не было.
Потом Артем быстро уснул, у него день выдался тяжелый, а если учесть, что и предыдущая его ночь была бессонной… конечно, он устал. София спать не хотела: видимо, у нее второе дыхание открылось. Повернувшись на бок, она смотрела на Артема, включив воображение.
Продолжение в ее романе будет таким…
Прошло часа два, а то и больше. Зыбин с князем выпили водки и закусили, Марго нервно прохаживалась по комнате, но вдруг пожаловал еще один визитер, о чем c отточенной важностью доложил лакей:
– Господин Нароков пожаловали!
– Кто такой? – нахмурился князь.
– Сказали, будто они-с давнишний друг…
– Не знаю никакого Нарокова, – вспылил князь, не дослушав. – Гони его в шею! А мы, Виссарион Фомич, еще по рюмочке…
– Позвольте, ваша светлость, – вкрадчиво произнес Зыбин, – просить вас принять Нарокова. Вдруг у него дело срочное, не терпящее отлагательств? Господин Нароков без особой надобности не пришел бы к вам, раз уж вы с ним не знакомы.
– Правда, крестный, примите его, – поддержала Зыбина и Марго. – Все равно мы тут от безделья маемся.
– Ну, давай сюда этого Нарокова, – дозволил князь лакею.
Минуту спустя молодой человек того же возраста, что и Виктр, но гораздо более мужественный на вид, с первого взгляда произведший на всех впечатление человека, состоявшегося во всех отношениях, вошел в гостиную и представился с поклоном:
– Нароков Борис Власович. Прошу простить меня, господа, за вторжение, я, собственно, к князю Виктру Дубровину. Мы учились с ним вместе в училище, были дружны…
– А… – обрадованно протянул князь, поднимаясь с места и подходя к гостю. – Помню, Виктр о вас рассказывал. Рад, весьма рад!
– Простите, с кем имею честь?
– Дядя его. Князь Дубровин, Гаврила Платонович. Сожалею, господин Нароков, но Виктр крепко болен. Прошу вас, – он указал на кресло, стоявшее у столика с водкой и закуской.
– Болен? – огорчился гость, идя за ним к столу. – Хм, стало быть, мне вчера не показалось…
Князь представил молодому человеку свою крестницу и Зыбина, позвонил в колокольчик, а когда пришел лакей, потребовал еще прибор, для гостя.
– Так что вам показалось вчерась? – осведомился Зыбин.
– Вчера я ехал по Славяновской и вдруг встретил Виктра, а мы с ним давно уж не видались. Разумеется, обрадовались оба, заехали в ресторан, разговорились… В общем, он вчера мне показался немного странным. Я тотчас пригласил его погостить недельку-другую у нас в усадьбе, но он отказался. Мне не давало покоя чувство, что с ним какой-то непорядок, и утром я решил приехать к вам и настоять на своем предложении. Матушка и кузина только рады будут, они там скучают без общества. У нас тихо, просторно, правда, мы еще не совсем устроились, переезды – дело хлопотное, не так ли? Но отдых ему, все едино, пошел бы на пользу.
Зыбин внимал каждому его слову, даже рот приоткрыл, про закуски забыл, тем не менее беседу повел он:
– Стало быть, вы на Славяновской встретились… – И он пояснил князю Дубровину: – Там же мои «сморчки» подобрали вашего племянника, только уже поздним вечером-с. А что князь Виктр делал на той улице, господин Нароков?
– Не сказывал. Собственно, я и не спрашивал…
– Вы обмолвились, будто он показался вам странным. В чем же выражалась сия странность?
– Мне неловко об этом говорить…
– А вы переступите чрез неловкость, сударь, это важно-с. Как видите, вам не показалось: князю теперича надобно помочь.
– Ну, коли так… Он рассказал мне о своей невесте, что она умерла, но… Виктр недавно якобы видел ее и… говорил с нею… с живой! Это ли не странность, господа? Что с ним? Помешательство, да?
– Не извольте беспокоиться, – расплылся в сладкой улыбке Зыбин, – голова у молодого князя в целости.
– Да какое там – в целости! – фыркнул князь Дубровин. – Прострелили ему голову, так-то, господа!
– Что?! – так и обмер Нароков. – Прострелили?!! Кто? Когда?
– Стреляли в него вчерась, из-за угла, насколько я осведомлен, – сказал Зыбин, беря рюмку. – Кто стрелял и почему, неизвестно-с. Ваше здоровье, сударыня. – Он выпил, причмокнул. – Что еще он говорил о своей невесте, господин Нароков?
– Я убеждал его, что он обознался, что такого быть не могло, но Виктр ничего и слушать не желал и сказал… В общем, он решительно мне заявил, что он… найдет ее.
– Угу, – удовлетворенно крякнул Зыбин. – Теперь мне все понятно!
– Что, простите, вам понятно? – озадачился Нароков.
– Не обращайте внимания, это я так, на свои думы себе отвечаю.
– Надеюсь, вы теперь понимаете, почему я так настойчиво приглашал его? Виктр явно был не в себе, впрочем, горе и не таких людей ломает.
– Правильно, уважаемый, – закивал Зыбин. – Вы, господин Нароков, нездешний, так?
– Не совсем так. Моя матушка родилась и выросла здесь, как и ее сестра, но та умерла после тяжелой и весьма продолжительной болезни. Поскольку наследников тетя не имела, усадьбу оставила мне, она находится вблизи города.
– Не скучно ли вам в нашем далеко не выдающемся месте? – спросил князь.
– Да покуда у меня дел слишком много, чтобы скучать.
Наверху появился Медьери, с бесстрастным лицом. Все следили за его неторопливыми движениями, стараясь угадать, каково положение Виктра. Венгр сначала передал небольшой сверток из белого полотна Зыбину:
– Это пуля.
– Как он? – спросила Марго.
– Вполне сносно, мадам, для подобных ранений. Голову пуля только задела, прошла по касательной, в плече застряла. Стреляли ему в спину, целились в сердце, да, к счастью, не попали.
– Когда его можно будет увидеть? – поинтересовался Нароков.
– Не сегодня. Сейчас он спит, сил и крови он потерял много, а сон – прекрасное лекарство. Коли ваша светлость окажет мне честь и согласится принять мою помощь, я приготовлю снадобья и мази, составлению которых я научился на Востоке, они быстро поднимут князя на ноги.
– Это вы мне окажете честь, сударь, – растрогался князь Дубровин.
– Не передадите ли вы записку Виктру, когда он очнетя? – спросил Нароков, обращаясь к князю.
– Отчего же, передам.
Нарокову принесли перо и бумагу, он настрочил несколько строк, поглядывая со снисхождением (наверняка к возрасту) на Зыбина, который даже рот приоткрыл, заглядывая в его послание. Марго осуждающе покачала головой: ведь поведение этого человека, занимающего ответственный пост, мягко говоря, выглядело некрасиво, но без некрасивых поступков это был бы уже не тот Зыбин. Нароков заметил ее смущение и заговорщически улыбнулся, что означало: простите этому старому господину его бестактность.
Через несколько минут к ним спустился второй доктор, достававший пулю из тела Виктра. Он более подробно рассказал о самочувствии раненого. А также высказал свое мнение: мол, если бы не та скорость, с какою Виктра доставили в дом его дяди, если б хоть чуточку промедлили с вызовом докторов, то исход был бы однозначно плачевным. Но что значит – «если бы», зачем упоминать об этом? Подчеркнуть важность момента? Все и так его сознавали, более того, они были весьма признательны докторам, спасшим жизнь Виктру – не бесплатно, между прочим.
Не только Зыбину стало понятно, зачем отправился Виктор на Славяновскую улицу. Марго тоже об том догадалась, о чем тотчас и сказала Виссариону Фомичу, едва они сели в карету и тронулись в обратный путь:
– Виктр надеялся увидеть Элизу на той улице, где его ранили!
– Надеялся, – согласился Зыбин. – А увидел свою смерть, которая была настолько близка, что князь едва вырвался из ее объятий. Надеюсь, все же вырвался…
– Бог с вами, Виссарион Фомич! – поежилась Марго. – Месье Медьери нас заверил, что коли уж Виктр после такого ранения не умер до утра, то он будет жить. Скажите, эти выстрелы…
– Не случайны, – не дал он ей договорить. – И вот почему. Опосля выстрелов на князя не было совершено нападения, а ведь Пискунов кинулся к нему, только убедившись, что стрелок убежал, так как сыщик мой, сморчок этот, не имел при себе оружия. Следовательно, не с целью ограбления стреляли, к тому же одинокому путнику довольно бывает просто показать пистолет, тот и вывернет карманы. Это было неудавшееся покушение, сударыня! Второе. При встрече с Элизой Алексеевной князю буквально вбили в голову: уйди, не лезь сюда, иначе тебе несдобровать. Но он, скрыв от нас свои намерения, пошел-таки искать невесту. Какая самонадеянность! Однако покушение на князя доказывает… Как, по-вашему, что именно?
Время от времени Зыбин устраивал Марго эдакие экзамены на сообразительность, как и сейчас, судя по его ехидному лицу и тону.
– Это доказывает, что Элизу прячут где-то там, рядом с тем местом, – сказала она.
– Верно, – удовлетворенно крякнул он. – А половой Оська, который передавал записки служанке от обожателя юной графини, заходил в дом на той же улице!
– Так надобно и вам зайти туда и сделать обыск!
Читать бесплатно другие книги:
