Кот (сборник) Покровский Александр
– Га-а?
– А можно мне сто шестьдесят поменять? Меняют по восемьдесят рублей в одни руки, но дизелисты не будут менять - можно мне?
– Чего?
– Ну, деньги. Пачки. С вашего разрешения. В одни руки.
И тут командир как заорет:
– Да бери ты в обе руки! Деньги! Пачки! И в обе ноги! И в рот! И в нос! И в жопу тоже! Есть у тебя еще дырка? А? Есть?..
…
Честно, я бы Славку Тырина после этого убил бы на месте, но нельзя, потому что такая жизнь.
Другая история
Ветлугин всем надоел. Стоял на пирсе и говорил проходящим:
– Видимо, я в море не пойду. У меня комсомольская конференция. Видимо, я в море не пойду…
А вокруг бегают. Отчаливать скоро, и потому мечутся все как ошпаренные, а он стоит и конючит:
– Видимо, я в море…
Сволочь, одним словом, комсомольская. Инструктор политотдела. Им в море надо в году, кажется, на две недели сходить, чтоб из плавсостава не вылететь. Так они что придумали: продовольственные аттестаты за себя в море посылают. А тут узнали наверху, и теперь вот придется ему пойти. Ишь как страдает, Растрелли!
– Видимо, я…
Пошёл он-таки - в последний момент забросили, - пошел, но сейчас же придумал, что его при всплытии в надводное положение обязательно вертолетом снимут.
Конечно, снимут. Как же без него эта вонючая конференция.
– Пришлют вертолет, и меня…
Снимут. Перевезут. Подмоют. Усадят в президиум. Конечно. Обязательно. А как же!
И вот всплыли в районе. А вокруг вертолетов летает тьма-тьмущая: датские, голландские, английские - тьма.
А комсомольцы их все равно не отличат. Им же главное - на конференцию попасть. А на чьем вертолете они туда попадут, им же не важно.
И отбили радиограмму: "Передать в квадрате пять Ветлугина-комсомольца на вертолет для прибытия на конференцию, для чего оставшиеся продукты выдать ему сухим пайком".
Две сетки доверху нагрузили: картошка свежая, картошка сухая, лук, чеснок, рис (пятнадцать грамм), крупа ячневая, яйцо куриное (одно), хлеб черный (четыреста грамм), хлеб белый… говядина… - в общем, две сетки.
Доверху.
И по трапу с удовольствием помогли.
А на мостике командир.
И вертолеты, как бабочки, летают.
А он выбрался на мостик, кряхтит, и, кивая на датский вертолет:
– Это за мной, товарищ командир!
Командир, обернувшись, даже рожу помял.
– На конференцию… комсомольскую… прислали…
Вот у них у обоих лица были через мгновенье - это ж одна красота!
С дикой силой
Человек на флоте мечтает. Он так мечтает, человек на флоте, с такой дикой силой, что мечты его иногда сбываются.
Вот мечтали Вовка с Витькой с курсантских миндалин, что перед самой пенсией целый год будут служить на лодке-музее. (Это некая лодочка. Ее на землю выволокли, все внутри отмыли и сделали музей - кассирша, поломойка, четыре матроса, столько же мичманов и столько же экскурсоводов из бывших командиров кораблей).
– А мы на ней начальниками и баб там трахать!
– Точно!
И все это с такими многочисленными слюнями, соплями и уютными потягиваниями, что не прошло и двадцати лет, как их последовательно - одного за другим - перед самым увольнением в запас с проклятущих дизелей в этот санаторий назначили.
Эх, мандарин крученый, жизнь наступила!
И немедленно баб!
Да!
Немедленно! С визгом и пополам!
Затащить на экскурсию, все ей показать, по всем щелям - трубы, трубы, трубы - протащить на карачках и волоком и потом поднять, подвести к открытому торпедному аппарату, а там светящаяся дорожка из лампочек, которая уходит далеко вглубь - красиво и перспективно.
И говоришь бабе:
– А вы не хотели бы в этом удивительном месте потрахаться?
А она, потрясённая:
– Хочу! - и ты её ставишь головой в аппарат, и через некоторое время она как начинает стонать - а в аппарате эхо быстрое побежало-побежало-побежало: - А-ааа… А-аааа… А-аааа-мочки!
В общем, мечта!
Целый год так служили.
Я с командиром
Я с командиром давно враждую, а тут аттестация подоспела, и он решил мне дать объективную характеристику, чтоб хоть как-то меня уесть (чтоб им ровненько на жопу сесть).
А мне на всю его писанину плевать - хыррр-тьфу! - с расстояния одного метра обсосанными косточками вяленой вишни, коломягина мать, и переводиться я никуда не собираюсь, и как он только скажет мне: "Не будет вам в академию положительной характеристики!" - так я ему в ответ: "А на кой куй мне ваша академия? Чему меня там научить могут?" - на что он говорит: "Ну, блин!" - но сделать ничего не может.
Да и как тут сделаешь, если я классный специалист и об этом все знают?
А в характеристике были такие обязательные слова, как "отличник… специалист… политику понимает… делу предан".
Они шли сплошным потоком, и вставить туда что-то живое никак не получалось.
Он пока вставлял - испариной покрылся.
Не выходило у него.
Не выкраивалось.
Наконец пристроил. Между фразами "Мореходные качества хорошие" и "Уставы Вооруженных Сил знает" он вставил одно только слово: "Ленив" - и два дня ходил жутко довольный.
Прошу вас
А меня на крейсере здорово встретили. Командир стоял у трапа. Я представился, а он: "Здравия желаю, товарищ лейтенант!" Я, честно говоря, немного даже смутился: командир - и вдруг с лейтенантом так отчетливо здоровается. Ну, думаю, наверное, положено так, и тоже поздоровался. А он мне говорит: "Очень вовремя вы у нас появились. Сейчас я вас провожу в кают-компанию и представлю всему офицерскому составу". И вот идем мы с ним, он впереди, я сзади, но в проходах и перед дверью он останавливается, пропускает меня вперед и всякий раз говорит: "Прошу вас".
А идем мы довольно долго, как мне показалось. Я уже в трапах и переходах совершенно запутался, но вот подходим к кают-компании, входим, а там офицеры - красивые, все в парадной форме, - с шумом встают, и командир меня представляет, подводит к каждому, знакомит, мне пожимают руку, смотрят в глаза с сумасшедшей любовью и все такое.
На мгновение мне даже почудилось, что я в прошлый век попал: в кают-компании сервировка, вестовые порхают, рояль и за ним кто-то музицирует.
"Прошу за мной", - говорит командир, и ведет меня далее. Опять идем очень долго, опять "Прошу вас!" - и, наконец, подходим к какой-то яме.
Командир, ни слова не говоря, в яму, я - за ним. Спустились.
"Вот! - говорит командир. - Поздравляю! Ваш боевой пост. Сейчас я задраю люк, и больше вы отсюда не выйдете до тех пор, пока не сдадите на допуск к самостоятельному управлению. Еду будут приносить, нужду будут выносить. А как сдадите, будем рады видеть вас в кают-компании".
После этого люк захлопнулся, и я остался в яме.
Потом погас свет…
Пенкина
Пенкина никто не хочет домой после пьянки отводить. Жена у него здорово ругается, когда притаскиваешь на себе это тело.
А пьет эта скорбная дрянь, пока не упадет. Каждый раз нового провожатого назначаем. Тут назначили молодого лейтенанта, он его доволок до подъезда, быстренько затащил на этаж, ключ в дверь одной рукой вставил, повернул, дверь распахнул, а другой рукой, пока жена не появилась, его туда впихнул, дверь захлопнул и бежать.
Утром Пенкин приходит на службу и говорит:
– Кто меня вчера домой доставлял?
– А вон, - говорим, - лейтенант.
– Слушай, лейтенант! - говорит Пенкин. - Что ж ты наделал?
– А что такое?
– Так у меня же там две двери! Я потом застыл, между ними распяленный: руки в стороны, рот наоборот, полный слюней, течет. Только и мог, что когтями скрестись… Жена думала, мыши. До утра… вот… стоял…
Скорость мышления
Помощник Шинкин думает наперегонки с шагом.
Поэтому всегда можно определить скорость его мышления.
Сам Шинкин - маленький колченогий брюнет с ручками-пропеллерами, они у него приделаны сбоку и болтаются.
"Завтра аттестаты! (Быстрей!) Проверить! (Ну!) В дивизии приказы! (Так!) Нарыть! (Ага!) И количество на борту! (Скорость-скорость!) Не забыть! (Ух!) Уродов (криворотых) подстричь! (А!) Козлов истребить! (Б!) Физически (Поддать!) Петрова посадить! (У!) Через сутки за бутылку назад выкупить и на ввод ГЭУ. А то напьется, как в прошлый раз, скотина! (Бегом!) Химику настучать по роже! (Фу!) Песню распечатать и раздать по подразделениям. (Тра-та-та!) Списки на классность представить! Хаджимуратова сгноить! Людей сверить! А то получится ху…"
И тут он падает в люк. Тот встретился по дороге и за заботами не был замечен.
Шинкина привезли на корабль на тележке с загипсованной ногой. Грузили на корабль на талях.
На талях он думал медленно: "Завтра… аттестаты… проверить…" - ну и так далее.
Север
Утро. Ветерок. Такой легкий-легкий. Просто беда, до чего нежный. И по щеке. Гладит.
А ты улыбаешься не поймешь чему. Справа, перед строем, слышится старпом. Что бы он ни говорил, он всегда начинает раскатисто: "Миф!.. О не-по-бе-ди-мости Красной Армии!.. Развеян давно!.." - а теперь он кого-то дерет: "Вы будете прилюдно лизать потные бараньи яйца!" - но тебе это не мешает. Ты уже научился отключаться, бежать от действительности. Да и действительность ли она? Ничем это не доказано. Сейчас закрою уши и глаза - и останется только ласковый ветерок. А там и солнце подоспеет. Вдруг ни с того ни с сего начинает нагревать щеку. Левую. А правая в тени, и ей прохладно.
Натюрморт
С утра матрос повесился, мичман застрелился, комдив всю ночь за женой с кувалдой бегал, Павлов на зама блевал, а в первом отсеке батарея взорвалась - палуба раком встала.
И еще комиссия по нашу душу из Москвы летит.
Старпом сидит у себя в каюте и говорит:
– Может, мне наебениться? А?
Потом он выпивает кружку спирта и падает навзничь.
О критической точке
Знаете ли вы что-нибудь о критической точке?
Знаете ли вы, что каждый предмет имеет критическую точку, в которую ткни - и он тут же развалится?
Вот, например, граненый стакан. У вас в руках когда-нибудь рассыпался граненый стакан?
Капитан второго ранга, дежурный по дивизии атомоходов, и лейтенант, дежурный по казармам, стояли и смотрели на сосульку.
С утра получили телефонограмму от командующего: "Сбивать сосульки!" - вот почему они на нее так смотрели.
Эта сосулька весила тонн пять, не меньше. Выросла она над самым входом в подъезд непонятно как, и крышу казармы она в любой момент могла стянуть, словно уличный хулиган шапку с младенца.
Видите ли, некоторые приказания на флоте отдаются не для того, чтоб их выполняли.
Они отдаются для того, чтобы напомнить о правилах игры.
То есть командующий приказал: "Сбивайте!" - на что ему потом доложили бы: "Ваше приказание выполняется!" А он назначил бы новый срок выполнения, поскольку в старый никто не уложился.
А ему потом опять доложили бы…
В общем, это должно было длиться и длиться, и не просто так все должно было происходить…
И вот поэтому дежурный по дивизии привел с собой лейтенанта, чтоб тому на месте все стало ясно.
Надо было что-то делать. Дежурный по дивизии, в звании капдва, не отрывая своего взгляда от сосульки (как будто если он оторвет, то она куда-то денется), осторожно присел, слепил снежок, встал, размахнулся и бросил его в сосульку - снежок в нее попал и прилип.
Тогда дежурный по дивизии слепил еще один снежок.
А лейтенант сначала следил за ним, как за ненормальным, но потом сам присел, слепил снежок…
И его снежок тоже прилип к сосульке.
– Я думаю, ты задачу понял, лейтенант, - сказал капдва со значением.
– Так точно! - ответил лейтенант, и этот ответ был правильный.
– Как собьешь… - капдва позволил себе задумчивую паузу, -…доложишь.
Оставшись один на один с сосулькой, лейтенант думал секунд десять. Потом он поднялся на пятый этаж, зашел в гальюн и открыл форточку, а сосулька - вот она, рукой подать.
Лейтенант взял шланг, присоединил его к отопительной батарее, благо, что там краник был, и горячей водой через пять секунд растопил чудовище. Сосулька рухнула вниз с таким грохотом, что там внизу чуть кого-то не убила.
Лейтенант сошел на землю и посмотрел: сосулька лежала перед входом в подъезд гигантской грудой, и та ее часть, куда снежки попали, сохранилась.
– Сбил! - доложил лейтенант.
– Что? - не понял дежурный по дивизии.
– Сосульку сбил!
– Иди ты!
И вот они оба стоят над мертвой сосулькой.
– Ты чего, лейтенант, - дежурный, казалось, был не то чтобы не рад, он был, скорее, озадачен, - как это?
– Так ведь вы приказали!
– Ну, я приказал, и что?
– Вот я и сбил.
– Снежками?!!
Тут лейтенант задумался.
Думал он полсекунды.
– Так точно!
– Как это?
– Попал в критическую точку.
– Куда попал?
– В критическую точку. У каждого предмета есть критическая точка. Из физики. Ткни в нее - и предмет развалится. Вот у вас граненый стакан в руках никогда не рассыпался? Ставите стакан на стол, а он вдруг разлетается на мелкие кусочки.
Видимо, у дежурного в руках стакан рассыпался.
Он пошевелил сосульку ногой и доложил старшему помощнику начальника штаба.
– Как сбили? Снежками?!!
– В критическую точку попали.
– В какую точку?
Через несколько минут старший помощник увидел сосульку. Наверное, он помнил физику и у него в руках рассыпался граненый стакан. Он решил сам позвонить начальнику штаба флотилии.
– Сбили, товарищ адмирал!
И, о, чудо, начальник штаба, адмирал еще помнил о физике, потому что у него в руках, видимо, тоже что-то там рассыпалось.
А вот командующий о физике не помнил. Вернее, он не поверил.
На то он и был командующим. Что-то здесь было не так. Что-то не так…
И не то чтобы в его руках не рассыпался граненый стакан, нет, он у него, может быть, и рассыпался, но…
Нарушился годами сложившийся порядок, правила игры, что-то пошло не по накатанному, и это "что-то" беспокоило командующего.
– Это у нас пятая казарма с той сосулькой была?
– Так точно! Пятая.
Командующий посетил пятую казарму. Он увидел то, что осталось от сосульки, задрал голову и поднялся на последний этаж. "Смир-ррр-на! Товарищ командующий!.."
Командующий прошелся по помещениям, заглянул в гальюн…
Он долго стоял и смотрел на батарею.
Все недоумевали. Все ждали.
И все дождались: командующий открыл форточку, и быстренько подсоединил к батарее валяющийся рядом шланг.
До форточки шланг доставал.
Мало того, он высунулся в форточку.
– Так! - просиял командующий. - Лейтенанту благодарность, а остальным… - и тут глаза его совсем потеплели, - а остальным… - он, казалось, что-то вспомнил, - а остальным… приготовить свои критические точки…
Палыч
Палыч - артист. Цирка. Канатоходец. Но теперь он на пенсии и любит рыбачить.
Пошел он как-то рыбачить к нашему забору. Там, если вдоль забора идти, есть одно место.
Но в этот раз почему-то ничего не ловилось.
Утро. Туман. Не клюет. Пошел назад - в заборе дырка.
"Дай-ка я, - думает Палыч, - к военным пролезу, на пирсе половлю. Все равно они в таком тумане и утром в воскресенье ничего не увидят".
Прошел и сел на пирсе.
А туман действительно хоть куда. Пирс на семь шагов вперед видно, а больше ничего.
И из тумана к нему канат тянется. Ясно, что там дальше корабль стоит, угадывается он, но сам корабль не видно.
"Вот если б с корабля половить?" - подумал Палыч, взял свое ведро в одну руку, еще одно ведро - там на пирсе стояло - для противовеса в другую руку, встал на канат и пошел.
Скоро он уже сидел и тихонько удил.
А дежурный по кораблю вышел подышать. Туманище, ни черта… и тут он видит спину. С удочкой.
Дежурный подумал, что он спятил или инопланетяне прилетели, время и пространство поменяли… Он подошел к Палычу и тихо, чтоб не спугнуть:
– Дед… ты чего?..
– А чего?..
– Здесь-то чего?
– Ничего.
– Сидишь-то чего?
– Ужу!
– Так ведь нельзя же!
– Кто сказал?
– Я.
– Почему нельзя?
– Потому что военный корабль. Ты как сюда попал?
– По канату.
– Как по канату?
– Как обычно. Неужели не знаешь? Встал и пошел. Да вот!
С этими словами Палыч подхватил свои пожитки, встал на канат, и ушел по нему в туман, как растаял, раскинув для противовеса два ведра.
"Что это было?" - долго думал потом дежурный, но сколько он ни вглядывался в туман, так он в нем ничегошеньки и не разглядел.
Савва Матвеич
Савва Матвеич, командир БЧ-5 большого противолодочного корабля "Адмирал Петушков", сошёл на берег в субботу вечером и отсутствовал до понедельника.
А в воскресенье перешвартовали корабль к тому же пирсу, но с другой стороны, а трап с названием "Адмирал Петушков" остался лежать, потому что эту уродину двигать - здоровье терять.
И вот в понедельник на пирсе появился механик, совершенно пьяненький.
А народ уже стоит на подъеме флага и за пьяненьким механиком с удовольствием наблюдает, потому что Савва Матвеич до трапа, лежащего на пирсе, дошел, вступил на него с поднятой в приветствии рукой и пошел, совершенно не обращая своего механического внимания на то, что трап не стоит под градусом к планете, а лежит и корабля на том его конце, как ни тужься, не наблюдается.
Савва Матвеич молча дошел до конца трапа, не обнаружил корабль и вынужден был вернуться к самому началу. Там он снова вступил на трап, и, подняв руку для отдания чести, торжественно двинулся вперед, тщательно выверяя каждый свой шаг.
В этот раз он двигался в два раза медленнее.
Он дошел до конца - корабль исчез.
Савва Матвеич стоял на трапе довольно долго, думал и не решался ступить на пирс. Наконец, он решился. Ступил и отправился в начало трапа в третий раз.
– Что это он? - спрашивали в строю те, до кого все доходит позже.
– Корабль потерял, - отвечали им.
– А-а-а… - отвечали они, а механик отправился к этому времени в пятую попытку.
Потом он сел и заплакал.
– Без меня ушли, - плакал он, - родимые…
– Матвеич! - услышал он голос с небес. - Ты чего там расселся?