Вредная привычка жить Климова Юлия

Глава 7

Мы делаем вылазку на вражескую территорию

Как только я увидела фамилию, сразу почувствовала, что она мне знакома. Альжбетка называла нам ее на одном из наших девичников, испорченных персоной Федора Семеновича.

– Этого не может быть, – пробормотала Солька, – это уже слишком…

– Может, – сказала я и посмотрела на Альжбетку.

– Я вспомнила, я вспомнила, – залепетала растерянная Альжбетка, – он говорил мне, что ему так нравится мой район, что он даже посоветовал своему брату купить квартиру именно здесь.

– Вот заботливый какой, – всплеснула я руками. – А о нас он подумал?

– А что тут думать? – уставилась на меня недоуменная Альжбетка.

– А то, – строго сказала я, – что нам и его одного тут хватало выше крыши, а еще теперь и братец с женой…

– Не ругайся, – сказала Солька, – теперь же все по-честному. Федор Семенович в мире ином, и на его место заступила бодрая чета Потугиных.

– Не по-честному, потому что Вера Павловна – явный перегруз.

– Я в шоке, – пробормотала Альжбетка.

– А они знают о твоем существовании? – поинтересовалась я.

– Нет.

– Точно?

– Точно, он говорил, что жена у его брата очень ревнивая и если она узнает, что у Федора есть молодая любовница, то запилит его совсем и не будет никуда отпускать вместе с ним.

– Дальновидная женщина, – подвела я итог.

Пирожки как-то быстро закончились, и я с грустью посмотрела на опустевшую тарелку.

– Я вот чего не пойму, – сказала задумчиво Солька, – как это он брата родного отвез неизвестно куда, да и вообще – как, увидев его мертвым, он не вызвал милицию?

– Не хочу больше о нем думать, не хочу! – замотала головой Альжбетка.

– Придется, – сказала я. – Они теперь тут мелькать будут, и захочешь забыть – не забудешь.

– Вы слышите, что я говорю? – спросила возмущенно Солька.

– Слышим, – ответила я, – надо подумать.

– Мне кажется, мы ошибаемся: это он за брата отомстить хочет, – предположила Солька, тоже с грустью глядя на пустую тарелку.

– Ну пусть приходит и мстит, я здесь.

– Да сядь ты, Анька, – резко сказала Солька, – это же все просто безумие какое-то…

– Согласна. Значит, так, – секунду поразмышляв, сказала я, – мы должны сходить на разведку.

– Куда? – удивилась Альжбетка.

– На вражескую территорию. Солька, беги к себе и пеки пирог.

– Что? – глаза у Сольки полезли на лоб. Вот и ходила бы так, а то вечно она щурится. – Опять?!

– Да, опять. Ты бы кого-нибудь на порог пустила с пустыми руками?

– Я не могу печь пирог, я не умею, давайте отнесем им бананы!

– Солька, твоя ботаника тебя когда-нибудь погубит, – сказала я, – и потом, где мы возьмем эти бананы?..

– А где я возьму этот пирог? – возмутилась Солька, хватаясь за голову.

Мы втроем посмотрели на пустую тарелку из-под пирожков и тяжело вздохнули.

– Беги к тете Паше, может, повезет – вдруг она не уехала, пусть даст нам еще немного пирогов.

– Точно, – кивнула Альжбетка.

Солька схватила тарелку и метнулась к двери.

– Стой! – закричала я. – Отнеси ей яйца, а то мы просто обжираем бедную женщину.

– Ага, – на лету сказала Солька и бросилась к холодильнику.

Забрав оттуда последние шесть яиц, она отправилась к тете Паше за новой порцией восхитительных пирожков.

– А если Вера Павловна у нас рецепт спросит? – проронила Альжбетка.

– Ты что? Ты можешь себе представить, чтобы эта женщина стряпала на кухне и роняла слезы умиления над маленькими аккуратненькими пирожками?

– Ну а вдруг?

– Скажем, что рецепт этот передается уже много лет из поколения в поколение и что Солька даже с нами им не делится.

– Так будет считаться, что их пекла Солька?

– Конечно, у нее вид, как у училки, впрочем, она и есть училка, на нас не подумают… Ты слишком хороша собой, а у меня выражение лица не то…

Через пару минут на пороге появилась довольная Солька: она нежно и трепетно прижимала к сердцу тарелку с шестью теплыми пирожками.

– Маловато будет, – скептически оценила я обстановку.

– Так мы же их есть не станем, – сказала Солька в оправдание.

– Как это не станем, я бы съела еще парочку.

Солька сделала шаг назад и угрожающе посмотрела на меня.

– Есть мы их не будем, – четко проговаривая каждое слово, сказала она. – Ты не забыла, что кое-кто у нас на диете?

Был у нас вожатый в пионерском лагере, так он вечно ходил по коридору и орал: «Еще один писк из этой палаты, и весь отряд не идет на «огонек»!» Приблизительно это мне хотелось сейчас выплеснуть в лицо Сольке.

– Тетя Паша сказала, что соседей пока нет, – предупредила хранительница пирожков.

– Будем ждать, – сказала я.

– А зачем мы туда пойдем? – поинтересовалась Альжбетка, поправляя волосы.

– Ты бы не прихорашивалась. Вера Павловна – женщина ревнивая, выставит за дверь, и пирожки не помогут, – заметила я.

Альжбетка резко отдернула руки от головы.

– Мы пойдем туда, чтобы прощупать обстановку, может, что и всплывет. Поговорим по душам, аккуратненько зададим пару-тройку вопросов, что-нибудь и узнаем.

– Вообще-то я этого не одобряю, лучше нам не соваться в это дело, – высказала свое мнение Солька.

Ну до чего же она зануда!

– Мы должны быть в курсе происходящего, – сказала я, – и потом, ничего опасного мы уже не делаем, особенно если сравнить это с перетаскиванием трупа с места на место.

Потугиных мы прождали часа два. Альжбетка уже засыпала на подоконнике, когда во дворе появилась Вера Павловна.

– Идет, идет! – воскликнула она.

Мы бросились к окну. По двору плавно перемещалась дородная женщина Вера Павловна, ее пестрый пучок был обмотан зеленым платком, что так мило гармонировало с оранжевой помадой у нее на губах.

– Одна, – сказала Альжбетка.

– Тусик, наверное, на работе, – пробормотала я.

Подождав еще полчаса, дав, так сказать, хозяйке переодеться в домашнее, мы двинулись на штурм крепости.

Я вдавила палец в кнопку звонка, и он запиликал так резко, что, пожалуй, Вера Павловна подскочила до потолка. Солька дала мне по рукам со словами:

– Ты забыла, мы же добрые соседи!

Вера Павловна открыла дверь и вопросительно уставилась на нас. Я пихнула Сольку в бок, и она выплыла на передний план с тарелкой, наполненной пирожками.

– А мы к вам, – сказала я, улыбаясь до ушей, – вот, хотим поздравить с первой квартплатой, – и протянула квитанцию.

У Сольки от моих слов подкосились ноги: она, наверное, и не подозревала, что людей поздравляют с подобными вещами.

Вера Павловна вдруг изменилась в лице. Она часто захлопала глазами, нагоняя слезы, закатила глаза и, достав из кармана огромный розовый платок, усыпанный по краю маками, громко высморкалась в него. Солька автоматически прижала к себе тарелку с пирожками.

– Ой, девочки, – запричитала Вера Павловна, пропуская нас в квартиру, – горе-то какое страшное приключилось!..

Вера Павловна еще раз громко высморкалась. Альжбетка спряталась за мою спину: возможно, она не любила сопливых женщин.

– А что такое? – вежливо поинтересовалась я, видя неподдельную трагедию в глазах этой милой Веры Павловны.

– Федечка-то наш погиб, погиб смертью храбрых…

Да уж, надо иметь необыкновенную храбрость, чтобы в таком возрасте вскарабкаться на Альжбетку!

– Как жить-то страшно стало! Ушел из дома и не вернулся, вот, из милиции позвонили, вызвали Тусика на опознание…

Мы прошли в кухню, где Солька наконец-то поставила тарелку на стол, а я положила рядом квитанцию.

– Да вы садитесь, девочки, как хорошо, что вы пришли, так горько мне, так горько…

Я поняла, что самое уместное сейчас – это начать задавать вопросы.

– Вы извините, мы так сочувствуем вашему горю… А кто такой Федечка?

– Да, – вдруг всполошилась Солька, – это кто?

Натуральность происходящего бодрила: противоположные стороны были равны в своем напускном трагизме и умилительном вранье.

Альжбетка вдруг зарыдала, чем вызвала явное расположение Веры Павловны, и она сунула ей свой розовый платок. Альжбетка дернулась, она у нас человек брезгливый и подобной антисанитарии не переносит, но чувство вины – великое чувство, и Альжбетка, стиснув зубы, взяла вышеупомянутый платок двумя пальцами.

– Это же родственник наш единственный, Макара брат.

– Да вы что! – дружно изумились мы.

– Да вот, – отбирая у Альжбетки платок и утирая слезу, сказала Вера Павловна, – безвременно погиб.

– А что случилось? – сочувственно спросила Солька. – Под машину попал?

Тут уж и я чуть слезу не обронила: Солька такая милая, ну такая милая!

– Нет, сердце не выдержало.

– Чего не выдержало? – автоматически спросила я.

– Окружающей действительности, – хлюпая носом, ответила Вера Павловна, поправляя свой радужный пучок.

Во дает тетка, даже я бы так вывернуться не смогла! Я просто зауважала Веру Павловну вместе с ее зеленым платком и оранжевой помадой.

– Как же это? – всхлипывая, спросила Альжбетка.

– Погиб, погиб, голубчик! – зарыдала Вера Павловна.

– Вы пирожок съешьте, – участливо пододвинула к ней тарелку Солька.

Думаю, она, как и я, надеялась на отказ: шесть пирожков так хорошо делятся на троих…

Но Вера Павловна была в сильнейшем горе, что, как известно, повышает аппетит. Она откусила почти половину пирожка и, роняя начинку на стол, сказала:

– Теперь же хоронить надо, а на поминки и позвать некого.

– Так мы придем, вы не беспокойтесь, – сказала Солька. Наверное, у нее в голове в этот момент колосилась крапива.

Вера Павловна от такой перспективы совсем сникла, боль, видно, заполнила ее душу, утрата Федечки была велика, ее рука протянулась вперед, и через мгновение второй пирожок растаял в зоне действия оранжевой помады.

– Пирожки-то какие вкусные, – похвалила она.

– Это Солька пекла, – превознося подругу, сказала Альжбетка.

Вера Павловна посмотрела на Сольку и медовым голосом произнесла:

– Рукодельница наша, не откажи в помощи, накрой стол на поминки, я так слаба, что и не смогу!

Солька потеряла дар речи. Пожалуй, я его тоже временно утратила.

На выручку пришла Альжбетка, которая сообразила, что благодаря ее рекомендации Солька попала в положение, которому не позавидуешь, и решила как-то спасать положение.

– А что, у вашего родственника… жены или подруги не было?

– Нет, не успел обзавестись, все работал и работал, – запричитала Вера Павловна.

– А кем он работал? – полюбопытствовала я.

Вера Павловна замялась, а потом сказала:

– Бизнес какой-то, вроде с торговлей связано, я, знаете, в эти дела не лезу, ничего в этом не понимаю.

– Да, – сочувствующе закивала Солька, – в бизнесе в этом сейчас не разберешься.

Посмотрите на эту учительницу ботаники, в бизнесе она запуталась…

– А как же это все произошло? – поинтересовалась я.

Вера Павловна задумалась, вероятно, стройной версии пока не существовало:

– Нашли его в одной конторе, наверное, по работе ездил…

Я вспомнила свой утренний шок и недобро посмотрела на Веру Павловну: ездил он… в большом чемодане…

Мы еще немного поболтали с Верой Павловной и, забрав опустевшую тарелку, удалились. Как только мы оказались у меня в квартире, Солька тут же набросилась на Альжбетку:

– Ты что, ты что мне эти пироги приплела, я в жизни ничего не готовила, я всю жизнь думала, что булки на деревьях растут!

– Теперь понятно, – закричала Альжбетка, – чему ты учишь подрастающую молодежь!

– Сама будешь там салаты рубить: твой Федька – тебе и готовить!

– Не смей называть Федора Семеновича Федькой, он, между прочим, полгода был мне близким человеком!

– Таким близким, что ты его замучила до смерти!

Я была в таком умилении от происходящего, что боялась пошевелиться: не дай бог испортить такую интеллектуальную беседу.

– Да я его почти любила, – вскричала Альжбетка, защищаясь.

– Ты просто паучиха, которая сожрала своего паука!

Альжбетка сняла тапок с отточенным каблуком и кинула его в Сольку.

Солька схватила диванную подушку и зашвырнула в Альжбетку.

Я тихонечко села на кресло в уголке и принялась наслаждаться происходящим.

– Ты просто мне завидуешь! – кричала Альжбетка. – У тебя уже сто лет никого не было!

– Да! – парировала Солька. – И я уже сто лет никого не убивала!

– Это несчастный случай!

– Нет, ты все это спланировала! Ты паучиха!

– Дура!

– Сама ты дура!

– Тебе завидно, что меня любили, – не унималась Альжбетка,

– Твой Федор Семенович не мог любить, у него нет того, чем любят!

– Все у него есть, и ты сама это видела!

– Дура, этим не любят, этим…

Солька споткнулась, не зная, какое слово употребить.

– …этим опыляют! – нашлась она.

Тут уж я не сдержалась и прыснула со смеху. Солька была бесподобна! Браво!

Девчонки переглянулись, посмотрели на меня и тоже закатились звонким смехом.

– Что делать-то будем? – спросила, переводя дыхание, Солька.

– Будем просто жить, – пожала я плечами.

Глава 8

Приходится брать на себя обязанности феи. Я узнаю, что наша доблестная милиция выполнила возложенную на нее миссию

Стол хоть и не пах, но память неумолимо требовала взять тряпку, порошок и смыть с глянцевой доски налет вчерашних событий.

Любовь Григорьевна вышла из кабинета и сочувственно посмотрела на меня:

– Моешь?

– А что, вам приятно на меня смотреть?

– Почему ты всегда огрызаешься?

Я вытерла сухой тряпкой лужу на столе и сказала:

– Боюсь, Любовь Григорьевна, это все тянется с далекого детства. Мои родители развелись, когда мне было двенадцать, и, думаю, это серьезно подорвало мою психику.

– Мне очень жаль, – поправляя очки и вздыхая, сказала тоненькая Любовь Григорьевна.

– Не стоит… Мне, знаете ли, так даже больше нравится, всегда можно под это дело оправдать свои гаденькие поступки.

В приемную вошел Крошкин, это наш самый главный юрист, вроде дядька неплохой.

– Здравствуй, Аня, – кивнул он.

Я расплылась в довольной улыбке: меня тут явно уважают.

– Любовь Григорьевна, будьте любезны, разберитесь с этими документами, возможно, бухгалтерия здесь должна кое-что пересмотреть, я сделал пометки на полях.

Любовь Григорьевна повела себя странно, то есть она себя повела так… Как бы это объяснить… Как Альжбетка! Запрокинув голову чуть назад, поправляя отсутствующие локоны и знойно улыбаясь, Любовь Григорьевна с легким придыханием сказала:

– Да, конечно, Илья Дмитриевич, я отложу все дела и сделаю это в первую очередь.

Обалдеть!

Крошкин отдал бумаги и вышел.

Любовь Григорьевна с нежностью смотрела на закрывающуюся дверь.

Это что же, люди добрые, делается, даже самые отсталые слои населения – и те ловят стрелы Амура! Я посмотрела на Любовь Григорьевну: зализанные волосы, костюмчик так себе, фигурка, наверное, ничего, но плосковата… Я критически взвешивала ее шансы, так как теперь, узнав ее душевную тайну, я была просто обязана сделать ее счастливой. Это, возможно, мне зачтется, когда в Судный день на весах будут взвешивать мое неудовлетворительное поведение.

– Нравится он вам, да?

Любовь Григорьевна вся подобралась, сжала губы и гневно сказала:

– Работайте!

– У вас тоже родители в разводе, что ли? – поинтересовалась я.

Любовь Григорьевна гордо направилась к своему кабинету.

Я решила быть честной, ибо этому меня учили с детства. Маме моей, во всяком случае, это бы понравилось.

– У вас практически нет шансов, практически – потому что один маленький шанец есть всегда, и вот, Любовь Григорьевна, правда в том, что шанец этот сконцентрирован сейчас на мне: я могу вам помочь.

Любовь Григорьевна остановилась и, не оборачиваясь, спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Вы так и просидите в своем кабинете, перебирая бумажки, если не послушаетесь своей старой доброй феи-крестной, то есть меня.