Вредная привычка жить Климова Юлия

    Вот пруд, дуб, и я даже разглядела оранжевый контейнер.

    Никого не было.

    Он ждал. Наверное, он осматривал окрестности и проверял, не привела ли я кого-нибудь с собой.

    Постепенно я спустилась вниз, и полянка исчезала из вида. Я достала из кошелька деньги и, как только моя люлька достигла земли, просто сунула их в руки мужчине, который принимал билетики.

    Похоже, моя инициатива только обрадовала его.

    Я вновь увидела дуб и эту вонючую помойку. Мужчина в темной кожаной куртке шел к тому месту, где совсем недавно стояла я. Узнать его было нетрудно, я не ошиблась в своих прогнозах – это был Носиков Леонид Ефимович!

    Сердце мое сжалось. Я знала, что сверху лежат настоящие деньги, и очень надеялась, что в такую погоду он не полезет на дно чемодана и не поймет, что его обманули.

    Как только он взял сумку и отошел в сторону, перед ним, словно мираж, вырос Воронцов.

    Он что-то сказал вору.

    Видно, Носиков отдал команду, и из кустов, точно две черные тени, выскочили две огромные собаки. Они бросились на Воронцова, но упали на землю за несколько шагов до него… Прислонившись к дубу, в тени стоял Мелех, а в его руках был пистолет.

    Поняв, что он проиграл, Носиков бросился в сторону небольшого леса. За ним было шоссе, наверное, там он оставил свою машину. Мелех побежал следом. Если бы Носиков бросил сумку, то, пожалуй, догнать его было бы сложнее, но жадности в этом человеке было куда больше, чем ума, и уже через несколько секунд он, поваленный здоровым Мелехом на землю, извивался, пытаясь вырваться.

    Я увидела, как Воронцов разговаривает по телефону, потом зазвонил и мой аппарат.

    – Привет, голова еще не закружилась?

    – Вы о чем?

    – Неужели ты думаешь, что я оставил тебя без присмотра? Слезай с этого колеса, мы тебя заберем.

    – А Солька? – дрожащим голосом спросила я.

    – С ней все в порядке, думаю, она сама расскажет тебе, как доблестный Стас вынес ее на руках из собачьего питомника.

    Я зарыдала.

    – Не плачь, – мягко сказал Воронцов, – на улице и так мокро…

    Домой меня повез Воронцов. Настроение у него было отличное, пожалуй, у меня тоже, только очень хотелось поскорее обнять Сольку.

    – А Носиков… он где? – спросила я.

    – Я поехал за тобой, а его Мелех доставит куда надо.

    – А куда надо? – спросила я. – Он убьет его?

    Воронцов засмеялся.

    – Нет, он сдаст его правоохранительным органам. Не волнуйся, мы сможем аккуратно обвинить его в том, что он совершил. Он сказал, что убил Селезнева случайно, во время драки… Пусть у следователя об этом голова болит…

    – А собаки, зачем же было их убивать?..

    – Анюта, солнышко, да у кого же поднимется рука убить таких милых собачек?

    – Но Мелех… у него ведь был пистолет…

    – Это снотворное, сильное и быстродействующее. Проснутся и побегут по своим делам.

    – Я благодарна вам за все, что вы для нас сделали, – сказала я, всхлипывая.

    Воронцов промолчал.

    Когда я приехала домой, Солька вовсю уже рассказывала Альжбетке о своих приключениях. Увидев меня, она подскочила, мы обнялись и заплакали, как две сентиментальные дурочки.

    – Ты представляешь, – затараторила Солька, – у меня руки были связаны, а рот скотчем заклеили…

    – Надо же, – сказала я, вытирая слезу, – преступник сделал то, о чем я мечтала долгие годы!

    Солька не слушала меня.

    – Говорит: подружки твои денежки вернут – и проваливай… Там так воняет собаками, вот понюхай меня, понюхай!

    Я была готова нюхать Сольку целыми днями, чем бы она ни пахла.

    – А потом дверь открывается, и входят такие парни… я испугалась… жуть, а они – не волнуйтесь, мы от вашей подруги, спасать вот вас пришли… А какие вежливые, я даже удивилась…

    – А что тут удивительного? – усмехнулся Воронцов.

    – Так у них же все руки в наколках, я как это увидела, подумала – все, смерть за мной пришла…

    – Тебе, наверное, так страшно было… – запричитала Альжбетка. – Я бы там с ума сошла…

    – Я знала, что вы меня спасете, – заулыбалась Солька.

    – Откуда же ты знала? – спросила я, тоже улыбаясь.

    – Так это… как ее… дружба же у нас…

    Глядя на растерявшуюся Сольку, мы хором засмеялись.

    Всю ночь мы провели в Солькиной квартире: делились впечатлениями и рассказывали о своих страхах и надеждах. Когда Солька узнала, что надо отдавать деньги, она как-то приуныла, но Воронцов ее успокоил, сказав: не каждый может похвастаться, что его жизнь оценили в три миллиона долларов, и что не у каждого есть друзья, готовые отказаться от таких денег ради такой вот Фроси.

    Да, мы такие! Мы – настоящие друзья!

    – Звони, – сказала я Сольке.

    – Звони сама.

    – Нет, – отрезала я.

    – Но это же твоя мама…

    – А вдруг мне повезло и она забыла об этом? – прищурилась я.

    Воронцов закончил нашу перебранку, нажав на кнопку звонка.

    Солька, Альжбетка и я зажмурились.

    – Кто там? – послышался до боли знакомый голос.

    Мы почему-то посмотрели на Воронцова. Он толкнул меня в бок.

    – Мам, это я, твоя родная и немного блудная дочь.

    Дверь открылась сразу и широко.

    – Таможенный досмотр будет? – поинтересовалась я.

    – Проходите, сейчас эпидемия гриппа, не дышите в мою сторону, у вас есть марлевые повязки и бахилы? – спросила моя мама.

    Я вопросительно посмотрела на Воронцова: по-моему, он был уже в начальной стадии комы.

    Мы кучненько зашли в коридор.

    – Это кто? Мужчина в доме, и до сих пор никто не представил мне его!

    – Это моя мама – Мария Андреевна, двадцать восемь лет тому назад она совершила нечто необдуманно-безумное, а именно – родила меня, а это – Воронцов Виктор Иванович, мой начальник.

    – Это тот, который тебя абсолютно не хочет? – поинтересовалась моя мама.

    – Он самый, – сказала я, снимая кроссовки и проходя на кухню.

    Девчонки побежали за мной, боясь, видно, остаться наедине с моей мамой. Виктор Иванович улыбался, и у меня было такое чувство, что в этом сумасшедшем доме он почему-то не чувствует себя, как в гостях.

    – А по какому поводу так рано, позвольте узнать? – поинтересовалась моя мамуля.

    – А мы за картошкой, Мария Андреевна, – сказала Солька, – вот, хотим наконец-то отвезти ее Альжбеткиной тетке.

    – Картошку я вам не отдам, – решительно сказала моя мама.

    Альжбетка, обиженная за несуществующую тетку, плюхнулась на стул, Солька, испугавшаяся за деньги, открыла рот; да так и замерла. Я же, довольная, посмотрела на Воронцова.

    – Эта картошка мне и самой нужна. Добавляя ее в суп, я стала чувствовать себя намного лучше, пропала бессонница, перестала беспокоить подагра, нормализовался стул, исчезла отечность…

    – Мария Андреевна, – сказал Воронцов, – боюсь, у вас нет выбора. Дело в том, что тетя Альжбетты тоже хочет, чтобы у нее нормализовался стул, так что будьте любезны – проводите меня к мешку.

    Моя мама фыркнула, но против солидности и напора Воронцова пойти не решилась.

    – А из твоей мамы выйдет отличная теща, – сказал Виктор Иванович, захлопывая багажник.

    – Вы, наверное, именно о такой и мечтали? – съязвила я.

    – А может, нам, как нашедшим клад, хоть что-нибудь полагается, ведь даже государство в подобных случаях дает двадцать пять процентов, – сказала Солька.

    – Государство в подобных случаях дает десять лет тюрьмы, – поправил ее Воронцов, – но все же вам пришлось потрудиться… и в чем-то вы мне помогли, так что я буду справедлив…

    – Сколько? – не удержалась Солька.

    – Аньке – отпуск, и десять процентов на всех, – сказал Воронцов, нажимая педаль газа.

    – Я люблю вас, Виктор Иванович! – вскричала Солька, хлопая в ладоши. – Теперь я куплю себе новую сумку и бежевые туфли, а еще – желтый купальник…

    – Мы поедем в самый дорогой магазин, – поддержала ее Альжбетка, – и будем покупать только то, что продают без скидок…

    – А еще я подстригусь и покрашусь, – продолжала тараторить Солька, – и, может, сделаю себе накладные ногти, как у тебя…

    Девчонки болтали и болтали, а я сейчас ни о чем не могла думать, потому что мои глаза надолго встретились с «каштанами» Воронцова в небольшом зеркале заднего обзора…