Вредная привычка жить Климова Юлия

Глава 6

На работе меня ждет сногсшибательный сюрприз. Поедая пирожки, мы пытаемся осмыслить происходящее

Если кто-нибудь может после такого заснуть, то уж точно не я, так что до утра я сидела на стуле у окна и жевала капусту. Вообще-то аппетит давно пропал, наверное, запахи использованных нами освежителей навсегда убили во мне тягу ко всему, что пахнет, так что еда перестала быть культом. Это огорчало и радовало одновременно. Привычные диалоги с холодильником были упразднены, и теперь в минуты одиночества поболтать будет не с кем, но, с другой стороны, впереди маячила лодка с парусом, на котором было написано – 46-й размер!

Не дожидаясь, когда будильник споет свою гадкую песню, я оделась и отправилась на работу. Раз я собралась стать самым лучшим сотрудником, то такой ранний приход только на пользу моей карьере.

Я полагала, что буду единственной ранней птицей, но ошиблась: в восемь утра на первом этаже уже намечалось вялое шевеление масс.

Около зеркала я столкнулась с Ларисой. Она вроде в бухгалтерии работает, молоденькая девчонка лет двадцати, и что это она крутится перед зеркалом в таком возрасте? Это просто преступление, чего она там не видела? Двух стройных ног? Своей аккуратненькой попки или талии, которая пролезет в игольное ушко?

– Привет, – помахала она мне рукой.

– Привет, – ответила я, пытаясь не замечать ее груди четвертого размера.

Но сделать это было трудно, грудь, точно два уверенных танка, перла напролом и притягивала мой взгляд к себе.

– Как тебе у нас? – поинтересовалась эта невозможная Лариска.

– Как в блиндаже: кругом летят пули, а я кричу в трубку, чтобы слали подкрепление.

Лариса хихикнула и отправилась к себе, сводить дебет с кредитом.

На лестнице я встретила Бориса Александровича. Он по-прежнему был блондином и по-прежнему волшебно меня раздражал.

– Что-то ты рано, малышка, – протянул он.

– Застегните ширинку, – грозно сказала я, – а то все увидят, что там ничего нет!

Борис Александрович не одобрил мой выпад: он как-то скукожился, стал гораздо меньше в размерах, одной рукой схватился за голову, а второй – за ширинку. По всей видимости, то, что у него в голове, как-то связано с тем, что у него в брюках.

Я открыла дверь в приемную и, швырнув сумку на стул в углу, сделала решительный шаг к своему рабочему месту…

На моем столе в какой-то неестественной позе лежал Федор Семенович, и, что самое противное, он бесконечно пах еловым лесом, правда, теперь складывалось впечатление, что под этими елями умер не один ежик.

Я подошла поближе, я закрыла и открыла глаза, я досчитала до десяти, я проверила у себя пульс и только потом, когда поняла, что картинка перед моими глазами не меняется, я, как положено всем секретаршам, оказавшимся в затруднительном положении, заорала.

– А-а-а!!! – орала я, пытаясь как-то уложить происходящее у себя в голове, но полок явно не хватало.

– А-а-а!!! – происходящее продолжало не укладываться, и объяснения не находилось.

– А-а-а!!! – этого не может быть, потому что не может быть, и все тут!

– А-а-а!!! – люди добрые, да что же это такое!

Открылась дверь, и в комнату повалил народ.

Я перестала орать, так как зрителей было уже достаточно.

На середину комнаты выскочила Любовь Григорьевна. Она была в плаще, и, по всей видимости, мой крик ее застал по пути к себе в кабинет. Посмотрев на Федора Семеновича – а он, поверьте, никогда не был фотогеничным, а теперь эта нездоровая бледность только ухудшила его внешний вид, – Любовь Григорьевна, шатаясь, дошла до телефона, подняла трубку и… рухнула на пол без чувств. Телефон полетел следом и с грохотом упал рядом с этой смелой тоненькой женщиной.

– Это кто?! – спросила визгливым голосом Лариса.

– Это труп обыкновенный, одна штука, – указывая пальцем на бывшего любовника Альжбетки, сказала я.

– А что он тут де-делает и как он сюда попал? – уже заикаясь, спросила Лариса.

– Не знаю, – пожала я плечами, – со мной он не разговаривает почему-то.

Любовь Григорьевна зашевелилась и стала подниматься с пола, на подмогу к ней бросились два молодых человека, мне пока незнакомых.

Постепенно тоненькая женщина пришла в себя и, посмотрев на меня, удивленно спросила:

– Зачем вы это принесли на работу?

Я, конечно, все понимаю: элемент неожиданности, шок, расшатанная нервная система, несложившаяся личная жизнь… но все же как можно приписывать мне нечто подобное?!

– Любовь Григорьевна, – мягко произнесла я, – это не мое, это лежало здесь, когда я пришла.

– Надо звонить в милицию, – сказал кто-то из ошарашенных зрителей.

– Надо, – кивнула Любовь Григорьевна и поплелась в свою комнату.

– Расходитесь, товарищи, – сказала я, – тут наверняка улики на каждом квадратном сантиметре, а вы ходите и топчете, милиция этого не одобрит.

– Он правда мертвый? – делая шаг вперед, спросила Лариска.

– Проваливайте все отсюда! – заорала я.

Через секунду комната опустела. Я подошла к столу и посмотрела на Федора Семеновича.

– Как же вам не стыдно, – прошептала я, – сколько можно осложнять мне жизнь?

Случившееся повергло меня в уныние. Взяв себе пару минут на обдумывание, я, открыв окно, закурила. Как такое возможно? Как, как такое возможно?!

Значит, вчера наши милые соседи повезли Альжбеткиного друга не в темный лес, чтобы предать тело земле, как полагается людям, не обделенным милосердием, а привезли… это сюда, ко мне на работу. Прекрасно! А зачем они это сделали?

– Я вызвала милицию, – выходя из комнаты, сказала Любовь Григорьевна, – будем ждать.

– Надо бы еще позвонить Валентину Петровичу, должен же знать начальник, что творится на столе его секретарши.

– Я позвонила, а это точно не ты принесла?

– Ну сегодня же не первое апреля, с чего бы мне так надрываться?

– Да, не первое апреля, – покачала головой Любовь Григорьевна.

Я так понимаю, что от меня она готова ожидать чего угодно. Неплохая у меня сложилась репутация!

– А чем же так пахнет?

– Елью.

– А почему?

– Не знаю, может, он любил гулять в еловом лесу, – предположила я.

– Мне кажется, еще чем-то пахнет…

– Еще пахнет трупом.

Любовь Григорьевна закрыла рот ладонью и выбежала в коридор.

Отделение милиции, как я понимаю, было расположено поблизости. Не успела я повесить плащ и выкурить еще одну сигарету, как дверь распахнулась и в приемную влетели пять человек, которые замахали у меня перед носом красными книжечками с полосатой лентой, фотоаппаратом и своим энтузиазмом.

– Меня зовут Ерохин Максим Леонидович.

И перед моим носом раскрылась очередная красная книжица, которая известила меня, что этот человек – следователь, который будет задавать вопросы.

– Аня, местная секретарша, – представилась я.

– Вы обнаружили труп?

– Да, совершенно случайно, просто зашла поработать.

– Вы знаете этого человека?

– Нет, – замотала я головой, – первый раз вижу!

Я хотела сказать «и первый раз нюхаю», но так капитально соврать не решилась.

Пришлось отказываться от знакомства с Федором Семеновичем: не могла же я сказать, что этот человек недавно умер, возлежа в кайфе на моей подруге, – это не по-товарищески.

– Во сколько вы пришли на работу?

– Не знаю.

В этот момент вошла Любовь Григорьевна, и вопросы посыпались уже в ее сторону, чему я была очень рада.

Врать – это, конечно, хорошо, это повышает уровень адреналина и делает небольшую гимнастику головному мозгу, но все же лучше врать подготовленно, импровизация может выйти боком.

Меня попросили выйти, и я с этим спорить не стала. Федору Семеновичу в качестве моральной поддержки я была не нужна, а Любовь Григорьевна наверняка боялась, что я ляпну что-нибудь лишнее.

Стоило мне открыть дверь, как на меня просто налетел Селезнев.

– Что здесь происходит? – деловито спросил Валентин Петрович, и его взгляд упал на мой стол.

Сказать, что он побледнел, – это ничего не сказать. Понятное дело, кому понравится труп на столе у собственной секретарши! Эх, а я вчера так хорошо убралась на столе… Теперь наверняка он долго будет пахнуть елью и мертвыми ежиками.

Перед моим носом закрыли дверь, что позволило мне пристроить свое ухо поближе к замочной скважине. В коридоре толпился народ, но меня это не смущало.

– Вы кто? – представившись, спросил следователь.

– Селезнев Валентин Петрович, директор фирмы.

– Вы знаете этого человека?

– Нет, впервые вижу. Кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?!

– Рядом с вашим кабинетом найден труп мужчины, – сказал Максим Леонидович, – пока больше ничего не происходит.

Я отошла от двери, и ко мне тут же подлетела Лариска:

– Что говорят?

– Говорят, что умерший был мужчиной.

– В каком смысле? – не поняла Лариска.

– В том смысле, что не женщиной. Как ты думаешь, может, нас отпустят пораньше домой? Мне очень надо.

Я представила себе вытянувшиеся лица Альжбетки и Сольки, и мне стало значительно лучше. Мне стало даже как-то приятно.

Учинив небольшой допросик, выписав паспортные данные и попросив пять кружек кофе, мне намекнули, чтобы я шла до дома и не путалась под ногами.

Большей радости я и представить не могла. Собрав пожитки, я бросилась к девчонкам. Альжбетка работает вечерами, так что она дома. Солька, Солька, надеюсь, ты уже отмучила молодое поколение и сидишь сейчас перед телевизором.

На лестнице я столкнулась с тетей Пашей.

– Чего бежишь, как ненормальная?

– Куча дел!

– Зайду к тебе, я пироги пеку.

Только сейчас я почувствовала аромат выпечки на лестничной клетке и поняла, как я голодна.

– Спасибо, тетечка Пашечка, – сказала я, – девчонки дома, не знаете?

– Дома, Солька только с работы пришла, сказала, что ты на диете и тебе пирогов нельзя.

– Не слушайте ее, тетя Паша, она умом тронулась, разве есть такая диета, чтобы ваших-то пирогов нельзя было? – спросила я, звеня ключами.

– Так и я ей сказала, что она что-то путает.

Я позвонила в дверь к Альжбетке и в дверь к Сольке, они высунули носы и посмотрели на меня.

– Ко мне, быстро, – скомандовала я, распахивая свою дверь.

Я налила три кружки крепкого чая и поставила их на стол. Девчонки ерзали на стульях, ожидая от меня всего, чего угодно, но вряд ли в их головах могло промелькнуть то, что я произнесла, садясь на табуретку:

– Федор Семенович сегодня пришел ко мне на работу!

Альжбетка подавилась чаем и пролила половину на свою розовенькую кофточку.

Солька так и замерла с ложкой в руках. Люблю, когда она молчит!

– Чего?! – спросила она наконец.

– Я сегодня пришла на работу, и что я вижу?

– Что?! – хором спросили девчонки.

– На моем столе лежит Федор Семенович, и не просто лежит – он пахнет, а я, между прочим, вчера стол убирала!

– Ты что такое говоришь-то?! – зашипела Солька.

Я обрисовала ситуацию в красках и лицах.

– Это невероятно! – сказала Солька.

– Как же так? – простонала Альжбетка.

– Я так понимаю, – стала размышлять я, – что наши соседи отвезли труп прямо ко мне на работу.

– Зачем? – дернулась Альжбетка.

– Припугнуть хотят, – выдала Солька.

– Я думала об этом по дороге. Это глупо: зачем везти труп ко мне на работу, когда его можно дотащить до двери моей квартиры, и потом, зачем этот труп навязывать мне? Уж если угрожать, то Альжбетке.

– Правильно, – сказала Солька, – ты-то тут вроде как ни при чем.

– А я что, при чем?! – взвизгнула Альжбетка.

Солька посмотрела на нее осуждающе.

– Ну да, – сказала Альжбетка, пытаясь все же навесить на меня побольше вины, – но ты же тоже во всем участвовала!

– Но они-то об этом не знают, – развела я руками.

– Что же получается? – изумилась Солька.

– А получается, что трупешник принесли не для меня! Откуда им вообще знать, где я работаю?

Альжбетка зарыдала.

– Не ной, – сказала я, – все не так уж и плохо.

– Кому же его принесли?

– Пораскиньте мозгами, – торжественно вставая, сказала я Сольке, – если бы хотели направить особое внимание на кого-нибудь в офисе, то и положили бы труп рядом с кабинетом того человека. А положили его в приемной, где сидим только я, Любовь Григорьевна и Селезнев. Вот и выходит – что?

– Что? – спросила Альжбетка.

– Что принесли его либо финансовой директрисе, либо Селезневу, так как – смотрите выше – я отпадаю.

– Точно! – сказала Солька.

– Возьмем директрису, – рассуждала я, – она не от мира сего, она, наверное, перед едой молитву читает, а спать ложится – так тапочки по струнке ставит. У такой особы просто не может быть никаких поводов для подобной встречи с благоухающим Федором Семеновичем. Так что остается Селезнев…

Я вспомнила, как он побледнел, и добавила:

– Этот подарочек точно был для Валентина Петровича!

– Хорошо бы, если так, – сказала Солька, – но все это слишком туманно.

– Поверь моей женской интуиции.

– У тебя нет никакой интуиции, – просто оскорбила меня Солька.

– У меня интуиция просто железная, и попрошу ее не трогать своими цепкими ручонками!

– Девочки, не ссорьтесь, – взмолилась Альжбетта.

– Значит, так: мы вне подозрения. Я же сказала, что незнакома с умершим. Делаем вывод – Вера Павловна с ее Тусиком не потащили бы ради прихоти так далеко труп, меня постращать можно и здесь, мы все же милые и добрые соседи. Так что выходит, что все это – для Селезнева. Настаиваю на своей версии, возражения есть?

– Нет, я согласна, – сказала Солька.

– Я тоже, – всхлипнула Альжбетка.

Я была вполне удовлетворена. Я всегда права, и это не обсуждается.

– Только вот зачем это все, я пока не поняла, но нам надо все выяснить.

– Может, не надо, с глаз долой – из сердца вон? – сказала Альжбетка.

– Мне тоже кажется, что лучше не вмешиваться, – поддержала ее Солька.

– А мы и не станем, – сказала я, – мы просто будем более внимательными, чем обычно. Мы должны быть в курсе происходящего, чтобы в случае чего прикрыть Альжбетку.