Идеальное отражение Казаков Дмитрий
Чугунок, в далеком прошлом бывший шагающим авторемонтным комплексом, распрямился в полный рост. Качнулось похожее на козловой кран тело, свисающие с него многочисленные манипуляторы, снабженные резаками, сверлами, сварочными агрегатами и прочей требухой.
– И чего ждем? – спросил я. – Пора удирать...
Дикий Сварщик – биомех большой и живучий, сражаться с ним – занятие долгое и нудное, но зато он шагает не очень шустро, и от него почти всегда можно убежать. А если ты не сможешь это сделать и попадешь в железные лапки этого «красавца», то он отремонтирует тебя так, как захочет.
Путь прямо по улице преграждали автоны, справа надвигался чугунок, оставался проход слева, где находился черный, словно закопченный, но при этом совершенно целый дом.
На первом этаже даже сохранились большие стеклянные окна, а над дверью вывеска «Продукты».
– Удирать – это мы всегда готовы. – И Синдбад первым рванул в сторону магазина.
Я, как наименее пострадавший боец нашего маленького отряда, прикрывал отход.
Дикий Сварщик надвигался, кровожадно лязгали его сочленения, и жужжала лебедка, то поднимая, то опуская здоровенный крюк, на котором можно подвесить носорога.
Когда один из манипуляторов потянулся в мою сторону, я дал очередь из «Шторма». Чугунок отдернул измочаленную пулями «лапку», но потянул сразу две, причем одну – со сварочным аппаратом.
Э, нет, термическая обработка не входит в мои планы.
Я уклонился, выстрелил еще раз, просто так, и нырнул в дверь, за которой скрылись мои спутники. Внутри магазина оказалось неожиданно светло, и я даже глянул на потолок – не горят ли развешенные по нему лампы.
Но нет, лампы не горели, но вообще все тут выглядело так, словно заведение перестало работать только вчера: пустые, но целые прилавки, чистый, без пыли пол, блестящий турникет на входе в торговую зону и нераспотрошенные мародерами кассовые аппараты.
– Что-то тут не так. – Стоявший у кофейного автомата Синдбад нервно оглянулся. – Слышишь чего-нибудь?
– Нет, – честно ответил я.
Импланты говорили мне, что в помещении нет ничего интересного – ни ловушек, ни людей, ни биомехов.
– Это-то и странно. Дикий Сварщик ведь никуда не делся, ты забыл?
Точно – заметивший нас чугунок не мог просто так прекратить преследование! Он должен был вломиться в магазин вслед за нами, ну или хотя бы попытаться это сделать. Разбить стекла в окнах, всунуть внутрь манипуляторы, чтобы поймать мерзких двуногих и устроить им насильственный апгрейд.
Я оглянулся – за дверью царила тьма, и в ней ничего не двигалось.
Свет внутри, мрак снаружи, необычайная чистота, отсутствие следов разгрома и запустения – все это могло означать только одно, мы оказались в пределах редкой аномалии, именуемой обычно...
– «Тайм-код»! – в один голос воскликнули мы с Колючим.
– Он самый, – подтвердил Синдбад.
Ловушки, способные влиять на время, попадались нечасто, да и вреда на первый взгляд причиняли меньше, чем те же «Мухобойки» или «Шинковки». Но зато последствия их влияния были непредсказуемы – попавшего в нее сталкера могло закинуть и в прошлое, и в будущее, причем довольно далеко.
К примеру, Вихрь как-то раз пропадал месяц, а когда вернулся, выяснилось, что для него прошел всего день.
– Вот проклятье, – сказал я. – А вдруг нас закинет на день в прошлое? И в Пятизонье окажется одновременно три Лиса? Я-до-тайм-кода, я-после-тайм-кода и дубль.
– Одного-то с избытком. – Синдбад усмехнулся. – Ладно, чего стоять, время-то идет?
Получилось нечто вроде шутки, хотя сам бритоголовый вряд ли планировал такой эффект.
Мы прошли магазин насквозь, миновали склад и через служебный вход выбрались на улицу, идущую перпендикулярно Красноармейской. Тут оказалось так же темно, как и в тот момент, когда мы угодили в «Тайм-код», но это ничего не значило – могли пройти сутки, причем в любую сторону.
Колючий осторожно выглянул из-за угла, и сообщил:
– Никого.
Ясное дело – чугунок либо убрался, либо еще не устроил засаду в развалинах. А окна, если он их расколотил, под влиянием темпоральной энергии склеились обратно. Вернулись к тому состоянию, в котором находились на момент возникновения аномалии.
– Вы как хотите, а я выйду в М-сеть, – сказал Синдбад. – На мгновение, чтобы уточнить время.
Я затаил дыхание – эх, если сейчас не девятое февраля, а скажем, первое марта...
– Переводите часы. Сейчас двадцать часов пятьдесят минут по Москве, – в голосе Синдбада прозвучало облегчение. – Эта штука продержала нас в плену всего час с небольшим.
Колючий перекрестился, а я с облегчением вздохнул.
Одно плохо – за этот час дубль мог ушлепать куда угодно, даже в другую локацию.
– Не самый худший вариант, – сказал я. – Хотя рыжим море по колено, если вы не знали.
То, что насчет моря по колено я слегка погорячился, выяснилось, когда мы добрались до улицы Черняховского. Неведомая сила содрала с нее весь асфальт и вырыла нечто вроде канала, наполнив его подозрительной маслянистой жидкостью. От резкого запаха, проникшего даже сквозь маску, у меня зачесалось в носу, а Колючий несколько раз чихнул.
– По колено? – Синдбад иронически покосился на меня.
– Нет, лучше в обход.
Слева канал доходил почти до самого метро «Аэропорт», и соваться туда, к проспекту, по которому носятся банды рапторов, не хотелось. Вправо наверняка тянулся до железной дороги, той самой, что идет вдоль Тимирязевского парка, а это приличный крюк.
– Предлагаю посчитать эту штуку мостом, – заметил я, разглядывая два дома, что стояли на разных сторонах канала и накренились друг к другу так, что едва не соприкоснулись крышами.
– Э, да они же готовы рухнуть! Это опасно! – занервничал Синдбад.
– Предлагаешь ждать перевозчика? – Я поглядел на него иронически. – На лодке по Пятизонью рассекает только Харон, а у него работы столько, что на живых он время тратить не станет.
Синдбад покряхтел, еще раз поглядел вправо-влево и согласился.
Добравшись до того дома, что находился на нашем «берегу», мы обнаружили, что это офисная десятиэтажка, каких много настроили во время экономического бума сороковых. Катастрофа покосила его, но не уронила, выбила все до единого стекла в окнах, а еще непонятным образом приплавила входную дверь к стенам так, что не осталось даже щелей.
– Придется через окна, – сказал я и глянул на Колючего. – Как твое плечо? Справишься?
– Я буду ангельски стараться, – пообещал мальчишка.
Я всегда таскаю с собой веревку с крюком на конце, порой она помогает выбраться из таких передряг, где ничего не стоит не только «Шторм», а вообще любое оружие.
Вытащив ее из рюкзака, я прицелился и швырнул вверх. Лязгнуло, крюк зацепился за подоконник на втором этаже. Я несколько раз дернул, затем повис всем телом.
– Держит, – подвел итог Синдбад. – Ну что, я первый? Если свалюсь – ловите.
– Как же – еще такую тушу ловить, – пробормотал я.
Синдбад ухмыльнулся и сноровисто полез вверх – таким вещам, насколько я понимаю, в армии учат. Исчез из виду, только мелькнули ноги, донесся стук, будто упал небольшой шкаф с фаянсовой посудой.
– Эй, все в порядке? – спросил я.
– В полном. – Синдбад высунулся из окна, целый, правда, слегка покрытый пылью.
– Теперь я, а затем ты сделаешь петлю, и мы тебя поднимем, – сказал я Колючему, и тот, вопреки моим ожиданиям, спорить не стал. Понял, должно быть, что если сейчас потревожить рану в плече, то заживать она будет не несколько часов, а сутки или даже дольше.
Вскоре я очутился в очень пыльной, очень захламленной комнате, бывшей когда-то офисом. На стенах висели выцветшие рекламные плакаты, с них улыбались неестественно красивые девицы, громоздившиеся у стен шкафы выглядели так, словно на них танцевали чугунки.
Следуя нашим инструкциям, Колючий пропустил веревку под мышками и обвязался. Мы с Синдбадом ухватились за нее, и, скрипя сервоусилителями костюмов, поперли беглого праведника наверх.
– Ну и тяжелый ты, прям как бегемот, – сказал я, когда эта операция была закончена.
Мальчишка посмотрел на меня свирепо, но вновь ничего не сказал – то ли начал привыкать к моим шуточкам, то ли понял, что непутевого и не дружащего с головой ходока по кличке Лис не переделать.
На крышу мы поднялись без особенных проблем и вскоре стояли у края пропасти, на дне которой виднелся «канал».
– Да, снизу это казалось поуже, – сказал Синдбад, разглядывая покатую крышу дома на другой стороне улицы, до которой было, если верить глазным имплантам, шесть метров с небольшим.
Прыгнуть на такое расстояние в боевом костюме – не проблема, но все одно страшновато.
– Я буду первым, – сказал я. – Эх, где наша не пропадала...
Я разбежался и оттолкнулся от самого края, сердце замерло, тугая воздушная ладонь ударила в лицо. А в следующий момент выяснилось, что лечу я прямо на торчащий из крыши железный штырь.
Невероятным усилием мышц я чуть отклонился в сторону, и штырь не вонзился мне в брюхо, а всего лишь скрежетнул по броне. Я шлепнулся набок, ушибив локоть, ощутил, как что-то неприятно екнуло в голове, и распластался на крыше, как морская звезда.
– Ты как? – донес участливый голос Синдбада.
– Нормально, – ответил я. – Прыгайте.
Колючий ядовито хихикнул, раздался топот, и кто-то приземлился неподалеку от меня. Через мгновение еще одна пара тяжелых сталкерских ботинок грузно ударила по крыше.
– Сам поднимешься, или помочь? – осведомился Синдбад.
– Не дождетесь, – ответил я, испытывая желание заснуть прямо тут. – Сейчас я встану, и мы пойдем.
Пошли мы так резво, что спустя час были у «Сокола», где благополучно перебрались через Ленинградский проспект и двинули в сторону «художественного пятна» – куска Москвы, где все улицы, даже самые крошечные, названы в честь знаменитых живописцев.
Там увековечены Левитан, Суриков, Врубель, а также менее известные парни с кистями.
Этот район сильно пострадал даже не от самой Катастрофы и не от последующих пульсаций. Ему досталось при попытке армии сдержать явившихся в московскую локацию биомехов. Тогда выяснилось, что остановить чугунков военные не могут, а вот сровнять с землей несколько кварталов – вполне.
Целых зданий тут не осталось вообще, так что пейзаж состоял из терриконов строительного мусора, воронок от бомб и ракет, и возникших немного позже зарослей автонов.
– Помню, я тут бывал. Давно, еще в пятидесятом, – сказал Синдбад, когда нашим глазам предстало то, что ранее было улицей Сурикова. – Здесь жила девушка, которую я любил.
Я хотел было вмешаться и прервать этот «вечер воспоминаний», но отвлекся, поскольку импланты сообщили мне, что в развалинах неподалеку кто-то есть. Через миг датчик биологических объектов выдал еще три «метки», неспешно двигавшиеся к нам со стороны улицы Левитана.
– Интересно, что с ней стало? – продолжал Синдбад. – Я...
– Потом поностальгируешь, – оборвал я его, а «меток» тем временем стало шесть, две новые возникли с севера. Стало ясно, что нас банальным образом берут в кольцо, и вряд ли для того, чтобы спросить о погоде и ценах на «Фричи». – Нас, между прочим, слегка окружают.
– Кто? – спросил Колючий.
– Шесть... нет уже семь шустрых пацанов с оружием, – сообщил я. – На рыцарей не похоже, те атакуют в открытую, а эти маскируются. Ну что, отступим, пока есть возможность?
Мы могли спокойно отойти в том направлении, откуда пришли, и выбрать другой путь к тамбуру. Сражаться неизвестно с кем мне откровенно не хотелось – лишняя трата времени, сил и патронов.
– Отходим, – кивнул Синдбад, и мы принялись отступать.
И тут-то выяснилось, что «семь самураев» вовсе не собираются отпускать нас так просто. Затарахтел «калаш», за ним – второй, и очередь прошла над нашими головами, а мгновением позже неподалеку разорвалось сразу несколько гранат, выпущенных из ручного гранатомета.
Судя по вооружению, мы имели дело с бандой охочих до чужого добра типов, отправившихся на промысел в московскую локацию. Такие шайки встречались нередко, состояли они из сброда, решившего зашибить легкую деньгу, но обычно ошивались неподалеку от Барьера.
– Они взялись за дело всерьез! – воскликнул Синдбад, когда пули засвистели вокруг нас, и стало ясно, что у наших противников есть не только старинное, а и вполне современное импульсное оружие.
«Шторм» и два «Страйка», если быть точным.
– Может быть, ответим?! – предложил я, понимая, что нам отрезают дорогу к отступлению.
Атаковавшие нас бандиты использовали активную маскировку «Хамелеон», особенно эффективную в темное время суток, и, пока не начали стрелять, были практически незаметны для обычного взгляда.
Теперь же вспышки и шум демаскировали эту компанию, и я определил местонахождение каждого с точностью до метра: четверо подходят с юга, из них двое со «Страйками», трое надвигаются с севера, и один может похвастаться «Штормом», а еще один – американским гранатометом ММ-1.
– Давай ответим! – проявил неожиданную кровожадность Колючий, которому как истинному христианину положено было забормотать что-то насчет подставления второй щеки или любви к врагам.
Хотя, если вспомнить его прежнего патрона, тоже крайне религиозного товарища – бывший байкер по кличке Дьякон, если и слышал когда-нибудь слово «милосердие», то давно забыл его, а температуру веры поддерживал с помощью костров, на которых сжигал «еретиков».
– Давай, – я кивнул и задействовал главный имплант и М-фон, сбрасывая коллегам координаты потенциальных целей. – Синдбад, придержи тех троих, а мы займемся остальными.
Гранатомет, конечно, штука опасная, но задействовать его особенно активно наши враги не будут. Им нужны не столько наши трупы, сколько оружие, снаряжение, груз – все, что можно продать или взять себе.
И добычу желательно заполучить целой, без особых повреждений.
Синдбад кивнул, укрылся в живописной груде развалин и первой же очередью заставил залечь всех троих противников. А мы с Колючим ползком, расходясь в стороны, двинулись навстречу тем, кто наступал от улицы Левитана.
На ходу я вытащил из подсумка две плазменные гранаты – нам-то все равно, что станется с наглыми бандюганами.
– Сдавайтесь! Мы отпустим вас живыми! – завопил один из них, то ли самый горластый, то ли наиболее глупый.
Во-первых, поверит такому обещанию только идиот – жертв грабежа в Пятизонье убивают всегда, просто, чтобы не болтали, во-вторых, трое опытных сталкеров, в чьих телах немало оплавленных имплантов, – реальная сила, способная справиться не с семью обычными бойцами, а с куда большим их количеством.
«Готовься!» – передал я Колючему, а сам швырнул гранату.
Попал удачно – горлопан угодил в зону поражения и превратился в облачко пепла, двое его приятелей шарахнулись прочь. Одного беглый праведник снял из «мегеры» – полетели брызги крови, ошметки плоти, куски брони, обрывки одежды. Второй ухитрился уйти от моей очереди, но, судя по воплю, то ли споткнулся, то ли ударился обо что-то при падении.
Вот уж точно – дурак сам себя накажет.
Теперь их осталось двое, а это значит, что можно перенести наступательные действия на другой «фронт».
– Двигай к Синдбаду, – велел я мальчишке. – С этими я сам разберусь.
Один из бандитов скулил от боли, и я четко знал, где он находится, но вот второй меня немного беспокоил – он затаился, не стрелял и даже, кажется, не дышал, а «Хамелеон» вновь скрыл его от моих глаз и даже от большинства имплантов.
– Хорошо. – Колючий послушно пополз назад, шустро и ловко, как настоящий спецназовец.
Зона вырабатывает боевые навыки не хуже, чем самый злобный сержант в учебке.
Я же остался на месте, пытаясь определить, где именно находится второй противник. Попробовал все импланты по очереди, и, признав свое бессилие, обратился к форс-режиму.
Вход на этот раз дался тяжело, измученный организм поначалу отказался переходить на экстраординарный способ восприятия. Пришлось фактически себя заставить, одновременно напрячь все импланты, да еще и подтолкнуть главный, чтобы он дал команду.
Я обозрел развалины на сотни метров в стороны и едва не вскрикнул от удивления: разбойничек-то был рядом, каким-то образом он незаметно подобрался на короткую дистанцию!
– Ох, ты... – Я вывалился из форс-режима, точно космонавт из спускаемого аппарата, слабый и заторможенный, покрытый холодным потом, и повел ствол «Шторма» туда, где засел недруг.
А он кинулся на меня с ножом.
Увернуться я не успел, смог только перекатиться на спину и заслониться рукой. Нацеленное в лицо лезвие оцарапало броню предплечья. Тяжелое тело брякнулось на меня сверху, придавило. От удара затылком о камни в голове зазвенело, перед глазами запорхали радужные круги.
Новый удар, и я перехватил вражескую руку в самый последний момент, острие замерло в сантиметрах от моего правого глаза.
– Умрриии... – прошипел бандит, всем своим весом пытаясь продавить нож вниз.
Парень он был крупный, мощный, и силушки в нем хватало, я же в этот момент напоминал тяжело контуженного дистрофика и держался только благодаря сервоприводам костюма.
Но даже у дистрофиков есть свои хитрости, а у здоровяков – слабые места.
Я согнул ногу в колене, и навалившийся на меня враг захрипел, глаза его выпучились. Получив удар в ничем не прикрытый пах, трудно остаться столь же злобным и целеустремленным.
– Умру... – пропыхтел я, сбрасывая врага с себя. – Но попозже!
Я освободился лишь на мгновение, но этого мгновения мне хватило, чтобы нажать на спусковой сенсор. Две пули вошли в шею бандита и почти отделили его голову от тела.
Скуливший находился там же, и я совершенно автоматически швырнул в его сторону гранату. Вспухло плазменное облако, летевшие к земле снежинки превратились в дождь, и мерзкий звук затих.
Переведя дух, я поднялся и отправился проинспектировать оплавленную воронку.
– Готов, – сказал я. – Но ты, брат Лис, сегодня уцелел только чудом. Будь он пошустрее...
Там, где вели бой Колючий и Синдбад, хлопали взрывы, пули с грохотом лупили по развалинам – веселье шло вовсю. Странно только, что оно шло так долго, разобраться с троицей лихих парней не так уж и сложно.
Но, оценив обстановку, я понял, в чем дело – парней стало не трое, а пятеро... нет, уже четверо.
– Вот морды, – пробурчал я. – Пять трупов, у нас ни одной царапины, а они всё наседают?
Но в этот момент уцелевшие бандиты решили, что с них и в самом деле достаточно. Ударили одновременно со всех стволов – просто так, неприцельно, и обратились в бегство. Один шлепнулся на бегу, когда Синдбад срезал его из «карташа», четверым удалось смыться.
– Готово! – чуточку хвастливо воскликнул Колючий. – Мы показали грешникам, что такое гнев Божий!
– Эй-эй, дружище Иеровоам! – Я осуждающе покачал головой. – Ты больше не среди единоверцев!
Беглый праведник опустил голову и даже, кажется, покраснел.
Глава 12
Переполох в тамбуре
10 февраля
Все время, что мы шли от «художественного пятна» до улицы Маршала Бирюзова, снегопад потихоньку усиливался, пока не превратился в настоящую метель. Когда добрались до границы тамбура, время как раз перевалило за полночь, и столь насыщенное событиями девятое февраля сменилось десятым.
– Для начала поглядим, что происходит вокруг Курчатника, – сказал я.
Мы подобрались к границе кратера с северо-востока, залегли в развалинах на самом его краю, и я принялся сканировать его пологие, усеянные руинами склоны. Из показаний имплантов стало ясно, что в окрестностях людно – одиночка-сталкер на крыше института, еще пятеро удаляются на юг, а трое, наоборот, подходят со стороны «Октябрьского поля».
– Обычный трафик во всей красе, – сообщил я спутникам. – Но ничего опасного вроде не видно.
Самое главное – в окрестностях не наблюдалось банды Антипы, отряда брата Рихарда или оравы злобных чугунков, которым все равно, на кого нападать. Конечно, имелась вероятность, что где-то неподалеку таится Циклоп, но уж тут мы могли надеяться только на удачу и на собственную бдительность.
Какой бы он ни был метаморф, а засечь его можно.
– Тогда чего? Привал? – спросил Синдбад. – Ждем?
– Ждем, – я кивнул. – Надо бы заморить червяка.
С этим страшным, обитающим где-то в желудке животным мы боролись с помощью обыкновенных консервов, а также бутылки с чистой водой, что нашлась в поклаже у Колючего. Любой из нас, обладателей метаболического импланта последнего поколения, может долгое время обходиться без жидкости, но если есть возможность попить, чего ее не использовать?
Я меланхолично жевал соевое мясо, не забывая «поглядывать» по сторонам: одиночка так и сидит на крыше, пятеро уже прошли Берзарина и железную дорогу, трое начали спуск к вихрю...
– Слушай, а я ведь тебя где-то видел, – заявил Синдбад, глядя на меня с прищуром.
– Да ты что? Не может быть? – Я выпучил глаза и покачал головой. – Последние сутки моя рожа то и дело мелькает у тебя перед глазами, как и твоя у меня, кстати.
– Нет, я имею в виду раньше, несколько лет назад... на фотографии или, может быть, на плакате. – Он сложил губы трубочкой и почесал подбородок. – Ты на сцене не выступал?
– Петь я люблю, – сказал я, – но голоса у меня особого нет и слуха тоже.
Видеть он меня, конечно, мог, в последние месяцы пятьдесят первого, когда меня ловили по всей стране, и моя фотография, снабженная припиской «Разыскивается! Особо опасен!», болталась на некоторых новостных сайтах, а также на информационных стендах в отделениях милиции.
Да только фотография та была еще детдомовских времен...
Я уже на втором курсе окончательно понял, чему хочу посвятить жизнь, и всеми силами начал избегать фото– и видеокамер. И когда ФСБ благодаря помощи стукача вышла на наш след, в руках чекистов не оказалось ни одного моего нормального изображения.
Только старая карточка из личного дела воспитанника интерната номер сто семьдесят шесть.
– Нет, точно, где-то видел, – повторил Синдбад.
На этот раз я ничего говорить не стал, лишь выразительно пожал плечами и вернулся к еде – молчаливое равнодушие в такой ситуации куда эффективнее самых яростных оправданий.
Трое сталкеров тем временем нырнули в гипертоннель, а мгновением позже из него вышли сразу десять человек. Я насторожился, когда они двинулись в нашу сторону, но вскоре стало ясно, что это трое большеголовых с охраной.
«Кто такие?» – пришел запрос по общему каналу М-фона, и я узнал говорившего.
Репей, один из опытных ходоков, сколотивший в последний год что-то вроде постоянной команды и бравшийся за групповые заказы, вроде сопровождения в локации научных экспедиций.
Синдбад поглядел на меня, я на него, да еще и руками развел.
Мне светиться сейчас не нужно.
Бритоголовый кивнул и вступил в переговоры. Заняли они немного времени и закончились благополучно. Умники и их охрана свернули немного в сторону и прошли мимо.
Ну а мы вернулись к ужину.
– Что-то спать хочется, – признался Колючий, когда консервные банки опустели.
– Так подремли. Мы... – тут я хотел добавить, что смысла бодрствовать всем троим нет, но не успел.
Поле зрения затянуло бесцветное марево, и я обнаружил, что не сижу, а шагаю, но при этом ничего не вижу и не слышу, ни при помощи глаз и ушей, ни при помощи имплантов.
Голову захлестнул настоящий поток мыслей, как обычных, человеческих – о том, что до тамбура осталось не так много, что неподалеку в развалинах прячется какая-то железная тварь, что нужно остановиться и опустошить мочевой пузырь, так и странно чуждых, холодных и острых, похожих на кристаллики льда в потоке воды – о символах Пути, о том, когда поступит очередной приказ...
Они царапали мой череп изнутри и причиняли настоящую боль.
Помимо мыслей имелись желания, и опять же некоторые выглядели для меня понятными, зато другие я даже не мог осмыслить, настолько дикими и странными они казались.
Я попытался остановиться, протереть глаза, чтобы осмотреться, но тело меня не послушалось.
– Сс-сука, – только и смог я выдавить из себя, имея в виду поганого дубля.
А потом на меня сверху обрушилось нечто тяжелое, воняющее потом и консервированным мясом.
– Всё? – спросил кто-то низким знакомым голосом.
– Что «всё»? – уточнил я, понимая, что руки мои прижимает к земле Синдбад, а на ногах сидит, похоже, Колючий.
– Ты в себе, язви меня джинн?
– Насколько могу судить, да, – ответил я, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего меня отчаяния. – А что, был не в себе? Надеюсь, я не пытался покончить с собой?
– Ты пытался покончить с нами, – ответил беглый праведник. – Точнее, не ты, видит Господь, а тот демон, что на мгновение овладел твоим телом. Поднял «Шторм», и если бы не Синдбад...
И вот тут мне стало по-настоящему худо.
Эта тварь, возникшее неведомо в каком техногенном зеркале отражение, прочитало мои мысли так же, как я – его. Она сообразила, что мы втроем гонимся за ней, и решила моими руками избавиться хотя бы от двоих преследователей.
– Я в порядке, – сказал я. – Но это сейчас. И я не могу обещать, что через пять минут я не... не...
– Не перестанешь быть собой. – Синдбад отпустил мои конечности и отодвинулся.
Лицо у него было мрачное, в глазах читалось сочувствие, и еще – обеспокоенность.
– Может быть, отобрать у тебя оружие? – спросил Колючий.
– Тогда уж лучше отдать меня узловикам. – Я сел и попытался улыбнуться, но мускулы лица послушались не сразу. – Они позаботятся, чтобы одержимый... то есть я, никому не причинил вреда. Так уж вышло, – говорить было трудно, словно я пользовался не своими, данными от рождения связками и языком, а каким-то незнакомым устройством, – что я заглянул в голову дубля...
– И? – Глаза у мальчишки стали большими, словно у богомола, и даже на круглой физиономии Синдбада отразилось любопытство.
– Это... я не знаю, как это описать, он...
Со словами мне всегда было легко, все время, сколько себя помню, я мог без особого труда выражать свои мысли и письменно и устно. Так что в ситуации, когда мне не хватало понятий, терминов и гибкости речи, я попадал крайне редко.
Но сейчас я именно не мог выразить то, что почувствовал, «дотронувшись» до чужого потока мыслей, заглянув в голову того, кто вроде бы являлся моим полным двойником, совершенной копией.
После некоторых усилий я свел хаотическое нагромождение гипотез и предположений к одной фразе:
– Он... но он не человек. Человек не может так думать... иметь такие мысли.
– А кто? – спросил Синдбад.
– Демон! – заявил Колючий с фанатичной уверенностью единоверца Иеровоама.
Чем хороша искренняя вера, она порой избавляет от необходимости ломать голову, дает простые, готовые ответы на сложные вопросы. Кем может быть явившийся из «Мультипликатора» тип, во всем похожий на Лиса? Естественно, выходцем прямо из Преисподней, прибывшим в наш мир с какой-нибудь пакостной миссией.
– Может, и демон, – буркнул я. – Но это вопрос сугубо теоретический. А в череде практических на первом месте стоит тот, что дубль скоро будет около тамбура и что нам надо его прикончить.
– А он не свернет, узнав, что мы его тут ждем? – высказался Синдбад.
– Он не человек... он... – И вновь меня охватило ощущение нехватки слов, столь же мерзкое, как недостача кислорода. – У него есть что-то вроде программы... и он не может от нее отклониться. Поэтому нам лучше бы перебраться поближе к самому тамбуру и ждать его там.
Это при выходе из гипертоннеля тебя может выбросить где угодно рядом с центром локации, а для того чтобы войти в него, нужно приблизиться к вихрю вплотную и даже прыгнуть в него.
– Тогда пошли? Чего зря время терять? – И Синдбад поднялся на ноги.
Тело слушалось меня не очень, и на первых шагах я ощущал себя марионеткой, причем вырезанной не самым умелым мастером – шарниры заедают, сочленения скрипят, слишком тяжелая голова вот-вот отвалится, а во внутренностях полно шершавых и колючих опилок.
Когда мы вступили на склон кратера и двинулись вниз, обходя традиционно многочисленные в этом месте ловушки, стало полегче. Импланты заработали на полную мощь, и я невольно отметил, что сталкер-одиночка на крыше Курчатника оживился и начал фонить.
От него пошло излучение, выдающее активное использование М-фона.
– Отвались мой хвост... – пробормотал я, когда вихрь породил зеленую вспышку микропульсации, а затем принялся мигать, точно светофор, собирающийся переключиться на красный свет.
Первый вышедший из гипертоннеля человек появился недалеко от нас – могучий мужик в боевом костюме, в руках «карташ», в организме – полный набор имплантов, которые принято считать боевыми: концентраторы, усилители мышц, суставов и костей.
Второго, такого же, выкинуло с противоположной стороны кратера, и рядом с ним появился третий, и его я узнал.