Идеальное отражение Казаков Дмитрий

Сказано – сделано.

Мы спрыгнули в переулок, обладатель щегольских крестов на доспехах лишился оружия и узрел приставленное к носу дуло «Шторма».

– Знаешь, что это такое? – вкрадчиво поинтересовался я. – Это не «мегера», но если я выстрелю, то от твоей башки останутся обломки шлема и куски имплантов. Ты понимаешь меня?

Он кивнул.

– Странно встретить в вашей компании умного человека, – продолжил я. – А теперь... побежали!

Праведник подпрыгнул, точно его стегнули кнутом, и помчался вслед за Синдбадом. Похоже, он не сообразил, что с ним произошло, или химера что-то сделала с его мозгом.

Мы успели одолеть еще метров триста и выскочить на окраину Припяти, когда пульсация все же началась. Вновь содрогнулась земля, на этот раз тяжело, будто в родовых корчах, и, оглянувшись, я увидел, что столб торнадо затрясся, принялся толстеть, а затем мгновенно усох. В стороны ударили похожие на изломанные стрелы зеленые молнии.

– Всё, ложимся! – прокричал я. – И держимся изо всех сил, если хотим уцелеть! Вон туда!

Мы успели юркнуть в какую-то щель, прикрытую фрагментом кирпичной стены. Засвистел ветер, и накатила волна гравитационного искажения – показалось, что я стал легким, как пушинка, а в следующий момент меня придавила к земле утроенная или учетверенная тяжесть.

Тяжкий вой набил уши и внутренности черепа колючей ватой, и я оглох.

А заодно и ослеп, поскольку закрыл глаза и вырубил следящие импланты – все равно в той свистопляске, что творится сейчас в радиусе нескольких километров от центра локации, ничего не разглядеть.

Я только ощущал, как нас подбрасывает вместе с убежищем, как что-то тяжелое стукает меня по шлему. Слышал удары собственного сердца и думал, что впервые за все эти годы угодил в эпицентр пульсации. До сего дня я был осторожен и при первых признаках катаклизма всегда уходил на безопасное расстояние.

А потом стало тихо, и я открыл глаза, но ничего не увидел.

– Эй? – сказал я и автоматически повторил тот же возглас через М-фон, адресовав его Синдбаду.

«Нас, похоже, слегка засыпало, – прозвучал в моей голове голос бритоголового. – Я вижу рядом просвет и попробую сначала выбраться сам. А затем вытащу и вас. Ты не дергайся пока».

Я попробовал двинуться, но со всех сторон сдавило, захрустело, и я понял, что лучше вправду не шевелиться. Осторожненько активировал импланты и ничего не смог уловить – повсюду глухая, непроницаемая стена.

Для проводника – самое жуткое ощущение.

Затем захрустело еще, стукнуло по шлему, и я смог повернуть голову. Обнаружил небольшую дыру и понял, что она расширяется.

– Сейчас, еще немного, – на этот раз голос Синдбада я уловил ушами. – Ты там как?

– Как кольцо на пальце, – отозвался я, – сижу крепко, чувствую себя неплохо, только вот пошевелиться почему-то не могу. Но ты сам знаешь, что нам, рыжим, море по колено!

Откатился в сторону очередной обломок, и я смог пошевелить правой рукой, затем двинуть левой, ну а дальше я приступил к воплощению в жизнь принципа «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». После некоторых усилий, сдобренных смачными проклятиями, я расковырял завал из разнокалиберных обломков стены и вылез из щели, прикрывшей нас, но едва не ставшей нашей могилой.

Пейзаж вокруг в общем и целом остался тем же самым, но вместе с тем разительно изменился.

Развалины, фрагменты зданий, развороченные трубы, куски автонов, но все в новых сочетаниях, расположенное не на тех местах, где было получасом ранее. Новые огнедышащие сопки на горизонте, овраг там, где недавно был холм, и в воздухе взвесь из пыли и пепла.

И это помимо продолжающего идти снега.

– А где наш религиозный друг? – спросил я, чуточку оклемавшись.

– Тут он, или ты забыл? – вопросом ответил Синдбад, нагнувшийся над неким продолговатым предметом.

И только теперь я определил, что это и есть праведник, так удачно избежавший общения с химерами. Просто без шлема, без сознания и в лежачем положении он оказался не таким грозным, как с «мегерой» наперевес.

– Э, да он совсем мальчишка! – воскликнул я, разглядев, что бойцу Дьякона лет семнадцать-восемнадцать.

– Истину глаголешь, – отозвался Синдбад в духе дешевого проповедника. – И еще должен я возвестить, что отрок сей изрядно получил по кумполу. И посему предлагаю я трапезу скромную разделить и подождать, пока для беседы он будет хоть сколь-нибудь подходящ.

– Это можно, – согласился я.

Ждать пришлось часа полтора.

Выброшенная пульсацией пыль за это время осела, атмосфера очистилась, и нам предстало редкое для Пятизонья зрелище – звездное небо. Смотри, наслаждайся, пока не натянет новых облаков и не заморосит вечный дождь, ну, или с учетом зимних условий, не пойдет снег.

К горизонту клонилась отожравшаяся, но еще не полная луна, мерцал Млечный Путь.

– Красота, – сказал я, когда мы утолили голод и жажду.

– Красота, – отозвался Синдбад. – А, наш новый друг, кажется, шевелится...

Праведнику на самом деле было лет восемнадцать, не больше, мелкие черты лица придавали ему сходство с грызуном, и ничего приметного во внешности этого парня не имелось.

Открыв глаза и обнаружив наши свирепые рожи, он вздрогнул.

– Привет, дружище, – сказал я. – Вынужден разочаровать тебя, но устроить тут аутодафе или проповедь мы не дадим.

– Но... помолиться хотя бы... разрешите? – спросил он срывающимся голосом.

– Зачем? – удивился Синдбад.

– А перед смертью.

Ну, определенная смелость у этого парня была, хотя порой и загнанная в угол мышь обретает бешеную храбрость. А еще, несмотря на страх, он трезво оценивал обстановку и не делал глупостей – вроде попыток вырваться.

– Это всегда успеется, – сказал я после того, как мы с Синдбадом обменялись взглядами. – Поведай мне лучше, отрок, полный религиозного рвения, ты знаешь, кто мы такие?

Он помедлил немного, морща лоб и посверкивая глазами, а затем ответил:

– Ты – Антихрист.

– Какая потрясающая новость, – тут Синдбад не сдержался, захихикал. – А я кто, чудище из серного озера? Или блудница, что восседает на звере, вышедшем из моря и собравшемся сожрать тысячу царей?

Я в религиозной галиматье мало чего понимал, а вот бритоголовый, похоже, разбирался.

– Не знаю, о тебе пророк ничего не говорил, – ответил мальчишка.

«Пророк» – это Дьякон, пузатый и бородатый тип, возомнивший себя новым мессией, что призван с помощью костров бороться с ересью. В роли еретиков у него выступали ученые, а также все, чем-то помешавшие Дьякону или просто не вовремя оказавшиеся на дороге. Из всех безумцев Пятизонья он был одним из самых знаменитых, а уж в кровожадности мог поспорить с самим Хистером.

– Значит, Антихрист, – сказал я, думая, что роль одного из главных христианских злыдней мне не очень нравится. – Это с какого перепугу? Рогов у меня вроде бы нет, серой я не пахну?

– Ты умеешь быть сразу в двух местах.

Синдбад крякнул, а у меня мелькнула мысль, что дубль устроил мне куда больше неприятностей, чем я полагал до сего часа. Эх, отмотать бы время суток на двое назад и обойти тот «Мультипликатор» по широкой дуге.

– Почему тогда я сам об этом ничего не знаю? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал уверенно.

Пришлось мальчишке напрячься и рассказать, с чего вдруг праведники решили, что я Антихрист. Выяснилось, что дубль, сто скоргов ему в глотку, попался группе бойцов Дьякона в Старой Зоне, неподалеку от тамбура. Самое чудное, что он ринулся на них в атаку, один на четверых, вопя какие-то глупости!

– Авессалом, командовавший группой, был сильно удивлен, – говорил наш пленник. – Но ты от них удрал, ушел в сторону Обочины, и они решили тебя не преследовать, поскольку имели задание от пророка. А когда вышли из тамбура в Сосновом Бору, вновь увидели тебя.

Он нервно завозился и буркнул:

– Развязали бы вы мне руки, а то я скоро того... не сдержусь.

– Уж сдержись пока, – попросил я. – И что, теперь твои единоверцы ловят меня по всем локациям?

– Да, пророк отдал такой приказ.

– Ну что же, – с наигранной бодростью начал Синдбад, – врагом больше, врагом меньше – какая разница?

Это он зря – разве можно сравнить Циклопа, пусть джинна, но одиночку, или Антипу и его десяток головорезов с Дьяконом, чей «Пламенный Крест» насчитывает до сотни стволов? Эти фанатики не успокоятся, пока не спалят меня, или не увидят мой труп, или не отвлекутся на что-нибудь более интересное, вроде охоты на изучающих Пятизонье ученых.

Или их самих «отвлекут» военные.

– Ладно, позволим мальчишке отлить, а затем подумаем, что делать дальше, – сказал Синдбад. – А ты, праведник, помни, что трое отроков, конечно, выжили в печи огненной, но вот о том, что кто-нибудь уцелел после попадания из «карташа», в Библии ничего не говорится!

Поднятый нами на ноги и отведенный в сторону пленник не стал суетиться, даже когда ему распутали руки. То ли слишком хотел в туалет, то ли решил, что удрать от пули – задача невыполнимая даже для искренне верующего. Он сделал свои дела, мы связали ему конечности и вернули на «нагретое» место.

– Да только смотрю, ты меня совсем не боишься, – сказал я. – Как тебя звать, кстати?

– Иеровоам, – ответил мальчишка. – Так я и не верю, что ты – Антихрист.

– Даже несмотря на то что так утверждает пророк? – Синдбад сложил губы трубочкой.

Дисциплина в «Пламенном Кресте» жесткая – это всем известно, стоит кому только усомниться или отклониться от «генеральной линии партии», как добрые единоверцы отправляют его на костер.

– Я не верю, что он – пророк. – Иеровоам отвел глаза. – Пророк не может быть таким... убивать...

– А ну-ка рассказывай, – потребовал я. – Как ты с подобными мыслями докатился до жизни такой!

Делать все равно пока нечего, нужно выждать еще как минимум часок, прежде чем можно будет сунуться в гипертоннель. Почему бы не послушать пока историю праведника, который не глядит в рот своему Дьякону?

Выяснилось, что наш новый знакомый недавно откликался на кличку Колючий и принадлежал к «питерцам» – группировке молодых ребят, промышлявших на границе локации Соснового Бора. Они водили желающих через Барьер, пользуясь ветками метро и тектоническими разломами, понемногу таскали артефакты, доставляли грузы и мечтали о том, чтобы стать настоящими сталкерами.

– Меня бабушка с детства в церковь водила, – говорил Иеровоам, глядя сквозь меня куда-то в звездное небо, которое постепенно затягивали тучи, – я к десяти годам все молитвы выучил, а потом, когда она погибла, в пятьдесят первом, я сам продолжал ходить, и свечки ставил, и все прочее...

Сам я к «опиуму для народа» отношусь прохладно, но искреннюю веру уважаю.

Наш новый приятель после Катастрофы сумел выжить, прибился к питерцам и даже заработал денег на имплантацию – вставил себе метаболический имплант, чтобы не так опасно было ходить в локацию. Подумывал о том, чтобы дополнить его еще парой полезных приспособлений, но тут Крамор, старший группировки, отправил Колючего в очередной рейд.

– Ну и встретили они нас у Красной Горки, – сказал Иеровоам, или в этот момент скорее Колючий, и злость прозвучала в его голосе: – Троих парней на месте положили, а меня только ранило. Я лежу, молитву читаю, а с ними тогда Дьякон был, он услышал. Решил, что это знак Божий, спросил – верую ли я в Господа, а затем предложил у них остаться.

Понятное дело, что пацан согласился. Не на смерть же ему идти?

Лучше живой праведник Иеровоам, чем мертвый питерец Колючий.

Дальше рассказ мальчишки стал более интересным – полгода он проходил в послушниках, доказывал верность Дьякону и его своре. Использовали его в это время для всякой грязной работы, подручных дел, и оружия в руки не давали. Зато потом организовали нечто вроде посвящения, в той самой церкви Неопалимая Купина, что неподалеку от тамбура в Сосновом Бору, нарекли Иеровоамом и устроили ему имплантацию.

– Ба, а у праведников свои мастерские есть? – удивился Синдбад. – А я и не знал.

– Чего бы им и не быть, и мастерским, и финансам, и всему прочему? – Я пожал плечами. – Будь эти типы с крестами на рукавах просто бандой агрессивных сумасшедших, от них давно ничего бы не осталось.

Если бы дела обстояли так, Дьякон и его секта исчезли бы после первой военной операции против них, году эдак в пятьдесят третьем. Но они пережили и ее, и несколько последующих, и сумели довольно неплохо устроиться, стать одной из реальных сил Пятизонья.

– Ну, так чего дальше? – спросил я, глянув на пленника.

– А ничего. В прошлом сентябре я взял в руки «мегеру», и вот, с ними... – Тут Иеровоам улыбнулся совершенно взрослой улыбкой. – Но противно. Верят они вроде, но при этом заповеди нарушают... Думал пару раз сбежать, так куда мне теперь, с имплантами? За Барьер не выйти, а внутри него всегда найдут и устроят... искупление грехов...

Огненное такое, жаркое, чтобы с грехами еще и тело заблудшего в пепел сжечь.

Не сказать, что я проникся к мальчишке симпатией – понятно, что крови на нем за эти полгода накопилось достаточно, но после допроса желание пристрелить его ослабло. Судя по озадаченной физиономии, схожие чувства одолели и Синдбада, так что мы переглянулись и перешли на разговор через М-фоны.

«Что с ним делать будем?» – спросил я.

«Не знаю, – отозвался Синдбад. – Зла на него у меня нет».

«И у меня. Может быть, просто отпустим?»

«Без оружия, маркеров и остального? Это, считай, та же смерть».

«Ну не волочь же его с собой до ближайшего детского сада?» – Я понял, что начинаю злиться, и это мне не понравилось – не тот вопрос, чтобы из-за него поддаваться эмоциям.

Хотя стоило признать, что Колючий напомнил мне меня в его возрасте, когда я после детского дома пытался устроиться в обычной человеческой жизни и только пришел в университет, озлобленный, никого не боящийся, сердитый на весь мир и ничего хорошего от него не ждущий.

«А давай спросим у него», – предложил Синдбад, и я после мгновенной заминки кивнул.

– Слушай, земляк, – сказал я, пытливо глядя на Иеровоама. – Мы тут думаем, что с тобой делать. Если хочешь, можем отпустить на все четыре стороны, только оружия, сам понимаешь, не дадим. Шансов уцелеть немного, но они есть. Если желаешь быстрой смерти, можем тебя пристрелить, хотя честно скажу, нам этого не хочется. Но ты сам-то чего бы желал?

– А возьмите меня с собой! – выпалил мальчишка, и во взгляде его вспыхнула надежда. – Можно ведь доспехи эти снять... как-то сменить, замаскироваться, чтобы они меня не нашли!

– Нет! – резко возразил я и уже спокойнее добавил: – В принципе это возможно, руки у Дьякона длинные, но не особенно. Просто сейчас нам некогда этим заниматься – тебя куда-то вести, пристраивать. Я сам гоняюсь за тем, кого ваши приняли за меня. – Незачем Иеровоаму знать подробности о дубле. – Помимо твоих единоверцев, по моим следам тащатся еще всякие «друзья»...

– Так вам что, помешает лишний ствол? Я ангельски хорошо стреляю!

– Кто ж тебе его даст? – Тут я разозлился по-настоящему. – Ты думаешь, я вручу оружие тому, кто час назад был готов убить меня? Вот честно скажи, ведь готов был?

Иеровоам отвел глаза и, помедлив немного, кивнул.

Наверняка ведь еще и спусковой сенсор нажимал, гад, в наши спины целясь, а теперь вместе с нами просится! И то, что он выполнял приказ Дьякона, ничуть сопляка не оправдывает – умел хулиганить, умей и ответ держать!

«Может быть, все же возьмем? – Синдбад вновь перешел на беседу через имплант. – Доведем до Тушинского лагеря, да там и оставим – пусть сам выкручивается. Все равно в ту сторону идем».

– Нет! – повторил я.

Очень неразумно тащить с собой по Пятизонью того, в ком ты не уверен и кому ты не можешь дать в руки пушку. Он будет обузой, отвлекающим фактором, минус-баллом в любой ситуации, и может стать причиной больших проблем. И мало меняет ситуацию факт, что юный праведник – вовсе не новичок, что он понюхал пороху и знает, чего здесь с чем едят.

Вон, в экспедициях на одного большеголового приходится пять вооруженных проводников!

– Нет, не возьмем, – повторил я в третий раз.

– Тогда отпускайте, – сказал Иеровоам мрачно и решительно. – Отдам себя в руки Господа. Если будет на то его воля, то выживу, а если нет – то лучше сгинуть от лап безгрешных тварей, чем так жить.

– Ты что делаешь? – прошипел Синдбад. – Давай хоть вооружим его! «Мегеру» отдадим!

Тоже мне, гуманист выискался. И как он с таким гуманизмом в Пятизонье выжил, интересно мне? Или каждого чугунка добрым словом встречал, а злобным бандюкам подставлял вторую щеку?

Расскажите кому-нибудь другому!

– Пусть уходит, – сказал я твердо. – Ты можешь идти вместе с ним. Я тебя с собой не звал и не раз предлагал тебе уйти. Вот очередной удобный случай. Вы делайте, что хотите, а я дальше отправлюсь.

Мальчишка глаза выпучил – он-то не знает, что мы с Синдбадом едва знакомы.

Ну а бритоголовый закряхтел, засопел, глаза кровью налились – того гляди, в драку полезет. А что, брат Лис, может, это не худший вариант – расплеваться и разбежаться, чтобы дальше идти в одиночку?

Как раньше, в прежние спокойные времена.

И тут Синдбад вместо того, чтобы кинуться в драку или послать меня по матушке, неожиданно успокоился.

– Зачем ты так делаешь? – спросил он, пристально глядя на меня.

– Что именно?

– Пытаешься доказать всем и себе самому, что ты мерзкий бессердечный ублюдок. Ведь ты не такой! Ведь ты понимаешь, что мальчишка – не кровопийца, не прожженный праведник!

– Давай без проповедей! – Я выставил перед собой ладони. – Какой я есть, такой я и есть, и если хочешь с ним возиться, то возись, а мне скоро надо будет идти. Дубль на месте сидеть не станет.

Синдбад усмехнулся, и мне почему-то захотелось его ударить – столько превосходства оказалось в этой усмешке. Я заскрипел зубами, удерживаясь от глупого, совершенно мальчишеского желания – что мне за дело до чужих улыбок?

И в этот момент что-то случилось с моим главным имплантом – он выдал информацию, что тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности, а затем вовсе завис, выключился, точно ему выдали несколько слишком сложных задач одновременно.

Ощущение мерзостное – словно внутри головы возникло выгнившее дупло, как в больном зубе. Плюс нехватка привычного внутреннего собеседника, с которым поддерживаешь полуосознанный диалог.

Я сбился, замер, пытаясь осознать, что со мной происходит.

Нет, само сообщение выглядело обычно, такие я получал пару раз в процессе имплантации новых устройств. Да вот только никаких колоний наноботов типа 36К5643 рядом не наблюдалось, как и мнемотехника с набором оборудования.

Главный имплант включился, пустота в голове заполнилась, и на мгновение мне показалось, что через мои глаза смотрит кто-то еще.

– В чем дело? – спросил Синдбад.

– Так, ерунда, – просипел я, заставляя себя вспомнить, чем мы тут вообще занимаемся. – Не обращайте внимания. В общем – я уже сказал, я ухожу, один или с тобой, но не с ним.

И я указал на лежавшего Иеровоама.

– Бог все видит, – многозначительно изрек бывший Колючий, и на этот раз мне захотелось ударить мальчишку.

Они, значит, умники добродетельные, а я злобный грешник?

Возможно, так оно и есть, но только я со своими делами сам разберусь!

– Ну что же, ты решил, язви тебя джинн, – протянул Синдбад. – Иди своим путем, а мы отправимся своим.

И что самое странное – мне в этот момент стало неприятно, как-то мерзко на душе, словно предстояло расставание не со случайным знакомым, а с настоящим другом, с которым много пережито и пройдено. Хотя все мои друзья остались там, в январе пятьдесят второго, и если кто из них выжил, то сейчас, скорее всего, мотает срок где-нибудь в тюряге для особо опасных.

– Только не вооружай его, пока я не уйду, – попросил я.

– Боишься? – Синдбад вновь усмехнулся, но на этот раз – безо всякого веселья, скорее грустно.

– Аж по ногам течет, – отозвался я и поднялся, чтобы глянуть в сторону тамбура и оценить обстановку.

С момента пульсации прошло достаточно времени, так что вихрь вращался как обычно – неспешно, без дерганий из стороны в сторону, молний и вспышек. Выброшенные в новую для себя локацию чугунки вроде бы расползлись, по крайней мере, мои импланты ничего крупного и опасного не показали.

– Ладно, вы как хотите, а я пошел. – Я вскинул на плечи рюкзак. – Может, свидимся. Удачи.

Синдбад кивнул, праведник Иеровоам пробормотал что-то, одинаково похожее как на проклятие, так и на благословение, и я зашагал на юго-восток, в сторону АЭС и входа в гипертоннель.

Развалины Припяти, обычно кишащие всякой механической дрянью, сейчас выглядели мертвыми. Для всех порождений Пятизонья пульсация – мощный шок, и они от него несколько часов оправляются. Особенно достается тем тварям, что были затянуты в тамбур и, возможно, побывали в том самом мифическом Узле.

Я на всякий случай обошел одиноко стоявшего бронезавра, неподвижного, словно мертвого. От группы колесных ботов предпочел укрыться – эти твари любят собираться большой толпой.

Миновал одну за другой три свеженькие ловушки, «Магнит», «Дурман» и «Мухобойку», но о том, чтобы выдать их координаты в М-сеть, и не подумал. По сталкерской традиции о найденных после пульсации новых аномалиях следовало известить всех, но сейчас мне было не до того, чтобы раскрывать собственное местонахождение.

Пусть Циклоп и Антипа думают, что я прошел тамбур давно или вовсе сгинул в катаклизме.

В окрестностях входа в гипертоннель оказалось вообще на редкость чисто – ни чугунков, ни «кукушки» где-нибудь в развалинах, ни признаков засады на неразумного Лиса. Я еще раз «огляделся», используя все до единого следящие импланты, активировал маркер и шагнул в серое марево.