Ядовитая кровь Туров Тимур
— Сам решай. И выкручивайся. Сам полез в органы... — Голос Влада становился все тише, пока совсем не пропал.
— Я... — начал было Капустян, но, решив, что Влад уснул, вышел из комнаты, осторожно прикрыв дверь.
Влад тут же открыл глаза. Достал из-под подушки пистолет, снял с предохранителя и положил на кровать справа от себя. Прикрыл его краем покрывала.
Он уже привык, что ничто в жизни не происходит случайно. Нужно просто понять логику, отстраниться и посмотреть под другим углом. Тогда самые странные и случайные происшествия легко укладываются в общую закономерную картинку.
Если кто-то поступает нелогично — это значит, что ты чего-то не понимаешь. И это — опасно.
Он пару часов назад чуть не погиб. Лобовое столкновение с трамваем на скорости около ста километров в час штука весомая и категоричная. Водителя убивает руль, если не вмешиваются подушки безопасности, а пассажир с заднего сиденья вылетает через лобовое стекло на встречу с городским транспортом.
Водитель уснул? Просто так взял и уснул на скорости сто километров час? А тот взгляд капитану Гетьману примерещился?
Как же, как же...
В палате пахло новой мебелью и лекарствами. Влада продолжало мутить, но теперь уже было непонятно — от сотрясения мозга или от запаха.
Влад встал с кровати, подошел к окну и отдернул штору.
Лесопарк внизу, за окном, был серым и каким-то болезненным. Голые скользкие ветки, клочья тумана, которые с ночи застряли в мешанине сучьев, тучи воронья, кружившие над деревьями, не решаясь ни сесть, ни улететь.
В окно ударили несколько крупных дождевых капель. Налетевший ветер смазал их, заставив прочертить косые линии. Через секунду дождь забарабанил по стеклу и подоконнику, усилившийся ветер потащил ворон куда-то в сторону центра города.
Мерзко.
Погода мерзкая, на душе — мерзко, да и дела не назовешь особо хорошими.
Если поначалу расследование выглядело не слишком перспективным, то сейчас, после того, как неизвестный убийца легко включил милиционера в список потенциальных жертв, дело выглядело еще хуже.
А если принять во внимание возможности маньяка...
Вот сейчас он стоит внизу, у забора «неотложки», прикидывает... А потом поднимет руку, словно приветствуя знакомого, резко опустит ее, и Влад Гетьман разобьет голову о деревянную панель недавно отремонтированного номера. И голова лопнет, как переспелый помидор.
Или подойдет маньяк по коридору к элитной палате на девятом этаже, остановится на секунду, выстрелит, даже и не целясь, в стену... Пуля проделает аккуратные дырочки в стене, в шкафу и в сердце капитана милиции.
Влад задернул штору и вернулся на кровать.
Доктор обещал прийти поговорить. О чем?
Влад спохватился, взял пистолет, вытащил магазин, осмотрел, аккуратно извлек патрон из патронника, несколько раз передернул затвор.
Поговорить, значит. Такой добрый и отзывчивый доктор... Бывает, наверное. Увидел пострадавшего милиционера, решил плюнуть на все, совершить доброе дело. Вон как разволновался, устроил скандал.
Врачи умеют устраивать скандалы. Влад это знал хорошо.
Это было здесь же, в «неотложке», год назад, когда привез он Богдана, умудрившегося перехватить ту автоматную очередь, что предназначалась самому Владу. И ведь каким жадным оказался старший лейтенант — всю очередь забрал, все пять пуль.
И даже сознания не потерял — бормотал что-то тихо, глаза не закрывал. Говорил-говорил-говорил, только понять было ничего нельзя. Руслан держал его за руку и, не стесняясь, плакал. Влад сидел на переднем сиденье возле водителя и торопил сержанта.
Торопил, хотя прекрасно понимал, что шансов почти нет, что такие раны практически не оставляют шансов.
Богдан не умер по дороге, и это уже было чудом. Его отвезли в операционную, четыре часа латали, а потом врач вышел в коридор и сказал Владу, что шансов действительно нет, что с такими ранами жить старшему лейтенанту несколько часов. Пробиты легкие, печень, селезенка...
Врач сказал это даже без дежурного сочувствия — поставил в известность и, повернувшись, собрался уходить.
«Стоять», — сказал Влад. «Не понял?» — удивился доктор. «Ты его вылечишь, — сказал Влад. — Он не умрет». — «Я не волшебник», — сказал хирург. «Но своего сына ты бы спас, — сказал Влад. Его рука сжала окровавленный халат на груди врача. — Ты бы нашел способ...»
Врач закричал, потребовал, чтобы сумасшедший убрал руки, чтобы прекратил истерику и смирился.
«Обязательно, — сказал Влад. — Как только ты спасешь парня — обязательно. Я дам денег. У меня есть деньги — пять тысяч евро. Я отдам их тебе». Врач повысил голос, но что-то в его лице дрогнуло при упоминании денег.
«Пять тысяч, — повторил Влад. — Через тридцать минут они будут здесь». Хирург молчал. «Пожалуйста, — добавил Влад. — Я привезу...»
«Тогда и приступим», — сказал хирург. «Сейчас, — потребовал Влад. — Сейчас. Иначе...» Хирург хотел что-то возразить, но увидел Руслана, стоявшего возле окна. Увидел его глаза и автомат в его руке.
«Хорошо, — сказал хирург. — Я начну сейчас».
Операция длилась еще четыре часа. Оказалось, что чудеса случаются.
В дверь постучали.
— Войдите, — крикнул Влад. — Открыто.
Вошла та самая знойная медсестра, Петровна.
— Здравствуйте, — без улыбки сказала она. — Доктор просил наложить вам повязку на ребра. Вставайте, пожалуйста.
— Хорошо. — Влад встал с кровати. — Раздеваться?
— Естественно. До пояса.
Влад потянул джемпер через голову, застонал от боли.
— Это недолго, — сказала медсестра. — Раз...
...Вокруг люстры кружила муха. Раз за разом облетала плафон из матового стекла, выписывая идеальные круги.
«Поздновато для мух, — подумал Влад. — Ноябрь, спать пора...»
Он лежал на кровати. Кружилась голова, перед глазами все плыло, а руки, связанные за спиной, затекли вязкой тянущей болью.
— Живой, — сказал доктор.
Влад попытался приподнять голову, чтобы рассмотреть его, но темнота, внезапно навалившаяся сверху, припечатала к постели.
— Не так резко, — сказал доктор.
— Странные методы, — прошептал Влад.
— Что? Методы? Нормальные методы. Действенные.
— По сотрясенному мозгу и снова ударить? Это негуманно. — Влад снова попытался поднять голову и снова застонал от боли и бессилия.
— Клин клином, так сказать, — пояснил врач. — Вы так настойчиво пытаетесь подняться... Расслабьтесь, я вас прошу. Иначе Лидия Петровна снова вас ударит.
— Хороший, кстати, удар, — сказал Влад. — Гантелей?
— Кулаком. Просто кулаком.
— Сильная самка, — сказал Влад.
— Самка? — переспросил врач. — Это у вас юмор такой?
— Какой тут юмор... — Влад заставил себя усмехнуться. — Скорее, сатира. Так?
Врач встал с кресла, подошел к кровати, рывком посадил Влада, прислонил к спинке кровати.
— Значит, я был прав, — удовлетворенно заключил врач. — Ты все видишь...
— На зрение никогда не жаловался. Или вы имеете в виду что-то другое?
— Я имею в виду то, что ты, не маг и человек, видишь сквозь Пелену. И я не ошибся. Не ошибся... Я давно изучаю этот феномен... когда воздействие Пелены на случайно прозревшего человека почему-то не восстанавливается... очень давно... я и врачом-то стал из-за этого, — врач хотел еще что-то сказать, но только махнул рукой и подошел к окну.
Толстый синтетический ковер гасил звуки его шагов.
— Сатра, который стал врачом, — сказал Влад. — Чтобы изучать людей. Как странно.
— Да, сатра! — врач вернулся к кровати. — Но я не хочу изучать людей, вы мне не интересны. Вы мне противны!
— Только вот кричать не нужно, — брезгливо поморщившись, попросил Влад. — И слюной брызгать не стоит. Противно. Как жвачное животное, честное слово!
— Животное? — врач-сатра схватил Влада за горло, сжал. — Это я — животное? Я?
— Ты... — сумел прошептать Влад. — Если я — человек, то ты...
Рука сатра сжимала горло все сильнее, дышать было нечем, и мозг стала заполнять темнота.
«Еще немного, — подумал Влад. — Все...»
Пальцы разжались.
— Я не убийца, — сказал сатра.
— Конечно. — Влад закашлялся, попытавшись восстановить дыхание. — Ты доктор... свято блюдешь клятву Гиппократа... а меня связал из соображений гуманизма... Ясное дело... И меня ты не убьешь, а устранишь ради какой-нибудь высокой цели... сохранения тайны, спасения рода...
— Да, спасения, — сатра повысил голос. — Ради спасения таких, как я. Ради того, чтобы...
— Чтобы вас не сажали в клетки, — подсказал Влад. — Чтобы не мешали захватывать наш мир, мой город... Это очень высокая цель! Куда уж выше!
— Да, высокая. Но почему захватывать? Почему твой город? А не наоборот? Ты уверен, что Харьков основали люди? — Сатра засмеялся. — У тебя очень странная логика, человек. Раз тебе кажется, что это твое, значит так и есть? Ты сколько времени видишь сквозь Пелену? Ведь не сегодня ты прозрел? Я бы понял. И ты не смог бы сдержаться, увидев монстра на козлиных ногах и поросшего шерстью, скажем, на пляже или в бане.... Не смог бы... Никто не может удержаться... Сколько?
— Полтора года, — ответил Влад.
— Полтора года... — протянул сатра. — Травма?
— Травма. И шок. Я напоролся на маах'керу. Не повезло.
— Не повезло? — перепросил сатра. — Напоролся — это как? Увидел?
— Напоролся, это вначале увидел, что они сделали с небольшой деревушкой в Косово, потом... — Влад закрыл глаза, сглотнул. — Потом слегка ушибся, в том числе головой, потом меня гнали волки... Не повезло.
Сатра сел в кресло, совершенно человеческим жестом закинул ногу за ногу. Выглядело это нелепо — выгибающееся в обратную сторону колено, раздвоенное копыто, торчащее вверх — но сатра это, видимо, не волновало.
— Не повезло, — повторил сатра. — Смешно. Ты сам не понимаешь, как тебе повезло... Уйти от маах'керу... от охотничьей стаи... Я такого не слышал раньше...
— Я и не ушел, — каждое движение, каждый выдох, каждое слово отдавалось болью в голове. — Они выгнали меня к Наблюдателю, тот убил моего друга и стреножил меня.
Сердце гнало кровь в голову с одной целью — взорвать мозг, проломить череп и выплеснуть серо-багровую смесь на потолок.
— Наблюдатель с маах'керу вместе?
— Странно? — спросил Влад.
— Очень.
— А я не удивился. Я тогда себе не поверил... Честно выстрелил в Наблюдателя... пуля не долетела.
Голова сейчас лопнет. Еще минута. Скорее бы...
— Но ты жив, — сказал сатра.
Жив.
На окно обрушился поток воды, словно кто-то громадный разом выплеснул небольшое озеро. В комнате потемнело, Влад почти не видел своего собеседника, только силуэт. И голос. Можно было даже попытаться забыть, что в кресле сидит не человек, а сатир из греческой мифологии, козлоногий обитатель леса.
— Как ты понял, что я вижу? — спросил Влад. — До тебя...
— Это моя профессия. Специализация, если хочешь. — Сатра заметно успокоился, говорил тише и медленнее. — Моторика, движение зрачков, реакции на некоторые мои действия...
— Отсутствие реакции на твою самку?
— На мою женщину. Реакция на мою женщину. Люди реагируют на нее сразу и однозначно. А ты...
— А я не отреагировал?
— Ты отреагировал, но... брезгливость, ненависть. Реакция, кстати, ярче, чем на меня. Уже не скрывался?
— Уже не скрывался, — не стал возражать Влад. — Ты был слишком добрый. Нечеловечески добрый. Ты захотел поговорить, я не стал возражать...
— Ты подумал, что я хочу поговорить, — поправил его сатра. — Тебе показалось, что я хочу с тобой поговорить... А мне нужно было тебя изолировать, клянусь копытами Праотца. Обычная операция — изолировать, обработать.
— Убить?
— Зачем? Отправить в дурку. Ты же видишь монстров, у тебя с головой проблемы, кто угодно это подтвердит.
— Я не вижу монстров.
— Ты не говоришь об этом вслух, но мы-то с тобой знаем, как оно на самом деле. А я знаю, что это всего лишь вопрос времени. И ты, рано или поздно, займешься обычным для людей делом...
— Не заводись, — посоветовал Влад. — Ты когда нервничаешь — начинаешь козлом вонять. Или мускусом, черт тебя знает. Я же сквозь Пелену не только вижу, но, к сожалению, и обоняю...
— Полагаешь, твой запах способен вызвать у меня восторг?
— Нет? Отчего же ваши липнут к женщинам? К нашим женщинам, человеческим? Сколько раз я встречал на улице, в клубах такие неестественные пары. Да не только ваши — и оборотни, и джинна, и дейвона... Сколько раз я хотел подойти к сияющей дуре... или к влюбленному идиоту и сказать, кто рядом с ним... Сколько раз... Дейвона на крутой тачке цепляет девчонку на улице, а та млеет от восторга, не видит рогов, не чувствует запаха...
— А почему не подошел? Боялся, что тебе не поверят? Чушь. Не этого ты боялся, ты просто трусил... Вы трусы, вы можете уничтожать нас только собравшись в стаи или вооруженные против детей, женщин...
— Самок, — подсказал Влад.
Сатра зарычал, было похоже, что сейчас он бросится через всю комнату, разорвет человека в клочья.
— Зачем ты вообще пришел к людям? — словно не замечая этого, произнес Влад. — Вы можете жить в лесу, вас невозможно будет найти, если вы этого не захотите. И живите себе на здоровье. Питайтесь травой, кореньями, грибами, в конце концов... Или вам хочется жить в наших домах? Вам деньги нужны? Оставьте людям — людское. Нужны города — постройте себе города. Свои собственные. Мало, что ли, мест на земле? И всем станет легче...
— Легче... Мой отец... Мой отец считал, что мы должны не просто жить среди людей. Мы — часть человечества, говорил мой отец. Уж раз мы попали в этот мир, раз он приютил нас, то мы должны жить, как люди, внести свой вклад в общий мир, в общую цивилизацию. Он полагал, что Пелена — это плохо, неправильно, что это трусость и ложь, что мы должны выполнить свой долг... он считал, что у нас есть долг перед людьми... Он был странным существом, мой отец... — Теперь сатра говорил очень тихо. — Отец стал лесником. Тут, неподалеку. Мы ходили в школу... дружили с человеческими детьми... ходили в гости. С остальными сатра... с теми, кто считал отца странным и даже ненормальным, мы не общались, ни родители, ни дети. Все было хорошо — нас избегали соплеменники, но мне это не мешало. Ни мне, ни моим братьям и сестре. Нас было пятеро. Было... — Сатра замолчал.
Ливень продолжал неистовствовать за окном, словно решив затопить весь мир.
Влад уже думал, что сатра оборвал свой рассказ, но тот заговорил снова:
— Как раз в разгар сезона недалеко от нашего дома перепившиеся охотники на машине врезались в дерево и слетели в овраг. На четверых у них получилось с десяток порезов, пара ушибов, один перелом — ерунда. Ваш бог бережет пьяных и сумасшедших... Нас не бережет. Один из охотников, тот, что меньше других пострадал, выбрался из оврага и, зачем-то захватив ружье, отправился за помощью. А вместо знакомого лесника и его семьи увидел стаю зверей, волосатых, козлоногих, вонючих...
Его потом даже не судили — сумасшедшего ведь не судят. Его отправили в лечебницу, где он благополучно и подох... А меня отправили в детский дом. Вначале долго лечили, а затем — в детский дом. — Сатра снова замолчал, но на этот раз ненадолго. — Смешная история?
— Очень.
— Я долго потом смеялся, — сказал сатра. — По ночам. Меня звали в нормальный клан. Приходили, уговаривали. Дважды я сбегал: и из детского дома, и из семьи сатра. Я уже тогда решил, что нужно... Нужно следить, чтобы такого больше не было. Чтобы такие случайно прозревшие и не ослепшие вновь, как положено...
— Да, конечно. Чтобы прозревшие не могли видеть... или рассказывать. Это опасно — сегодня один назовет доктора козлом, завтра — второй, третий. И кто-то вдруг заинтересуется: а отчего, собственно?.. Только ведь все равно никто ничего не сможет сделать — ваши контролируют все... всюду проникли... Я перестал смотреть телевизор, мне не интересно, кто именно имеет большинство в парламенте — маах'керу или Наблюдатели. Я не хочу знать, какой новый банк подмяли джинна или Часовщики.
— Мы пытаемся жить...
— Да? Правда? А что вы оставляете нам? Выживать? — Влад облизал пересохшие губы.
Спор был глупым и бессмысленным. Он не сможет ни в чем убедить сатра.
— Я закончил мединститут, — сказал сатра. — Честно поступил, честно учился и честно закончил. Мне пришлось выучить не только человеческие болезни. Сюда ведь попадают не только люди. А человек не сможет ничего сделать. Он честно будет копаться во внутренностях сатра или дейвона, видеть их сердца и другие органы, но сквозь Пелену, как человеческие. И будет честно лечить их, как человеческие... А потом все спишут на ошибку... или... Мало ли еще на что это спишут?
— Точно, как же я сам не подумал... — Влад дернул головой и застонал от боли. — Да, вас тут так много, нелюдей, что обычный человек может просто не дождаться своей очереди... Или вы так увлечетесь изучением нечеловеческой анатомии, что начнете допускать ошибки при лечении людей. Ошибки или просто небрежность. Зачем стараться и лечить людей? Получилось, и ладно. Не вышло — списать на ошибку. Почему не вспоминаешь, что вы можете использовать магию? Для своих — магию. Для людей...
— Я не умею колдовать! — выкрикнул сатра. — Я...
— Ты можешь купить артефакт, амулет... Как там у вас это называется? Или сами пострадавшие, их родственники... Вы — можете. Если не срабатывает наука, включается ваша долбаная магия...
— Почему наша? Она общая. Среди людей тоже есть маги! Обращайтесь к ним! Оставьте нас в покое!
— Конечно. Конечно — мы можем обратиться к магам-людям. Это так просто. Мы ведь тоже прекрасно видим сквозь Пелену, видим это чертово тело Силы, прекрасно распознаем чакры — так ведь? Так? Мы даже не знаем, что можно спасти дорогого нам человека, купив за деньги, черт с ними, за огромные деньги, спасение. Мы не видим этого спасения. Не видим! — Влад тоже сорвался на крик, пытался пробиться сквозь боль и темноту, стегануть сатра хотя бы голосом, заставить его понять эту правду, человеческую. — Вы вошли во власть. Вы решаете, сколько денег нужно выделить на здравоохранение. Но вам-то это практически не нужно! Вы можете обойтись и без этого, только магией...
— Чушь. Нам тоже нужны томографы и рентген...
— Поэтому вы позволяете их и нам? Вы не просто отшвыриваете нас в сторону, вы еще и зарабатываете на нас. Год назад я привез сюда своего друга... И джинна из хирургического отделения честно прооперировал его... И сказал, что ничего сделать было нельзя. Но ведь я знал, что друга можно было спасти... И джинна спас его... за деньги. Я отдал все, что у меня было. И джинна соизволил использовать один из своих амулетов... — кажется, Влад сказал что-то лишнее, но остановиться он уже не мог.
Впервые за последние полтора года он мог не скрываться. Впервые мог говорить то, что думает.
— Джинна? А ваши, люди, не берут денег? Анестезиолог-человек подходит к человеку-пациенту и спрашивает, хочет ли тот проснуться после операции... Не сатра, не джинна — человек. И хирург отказывается оперировать мальчишку, пока отец не привезет деньги, и санитарка вымогает у родных лежащего в коме еду, ведь ему нужно есть, и побольше! Почему маленькая баночка бульона? Несите трехлитровую, у него большой аппетит, а у нянечки большая семья. Это мы делаем, нелюди? Не сатра за мобильный телефон может зарезать позднего прохожего, а человек...
— Не сатра? Да, конечно, не сатра. Дейвона, джинна, маах'керу — эти тоже не могут? И не делают? И наркотой не торгуют, и не вышвыривают из домов...
— Да! Да! Да! Они это делают. И я беру деньги, мне они тоже нужны, раз я живу среди людей! Да! Но ведь этим мы ничем не отличаемся от людей. Вы тоже это делаете!
— Мы не прячемся за Пеленой, — сказал Влад.
— Мы не прячемся! Не прячемся... Пелена нужна, чтобы могли жить все, и люди, и сатра, и все... уже много веков...
— Я знаю, мне рассказали. У меня был хороший учитель. И про то, как и зачем была создана Пелена, и про то, какая резня шла до того, как представители всех двенадцати сфер сотворили ее... И даже про то, что далеко не всегда люди побеждали в этой резне. Знаю. Но я знаю, как человека, талантливого и одаренного, не принимают на работу именно потому, что он человек, а не Часовщик. Знаю, как валят на экзаменах людей только потому, что они люди, а нужно принять в университет или в мединститут сатра, чтобы спасать своих. Знаю, что делают с человеческими женщинами...
— И ты наверняка знаешь, как не берут на работу человека из-за того, что он еврей или не еврей, как девчонки попадают на сцену или на подиум только через постель, что делают с вашими женщинами такие же люди, как и ты... Ты это тоже знаешь. И ты не можешь не знать, что среди жертв маньяков и серийных убийц более семидесяти процентов не людей. Что в случае войны именно нас начинают уничтожать. Не специально. Пелена нас скрывает надежно, но ведь как-то люди все равно ощущают ненависть к нам. Не понимают отчего, но ненавидят. И убивают, — сатра будто перегорел, говорил все тише и тише, словно силы покидали его с каждым словом. — Я хочу понять. И хочу это прекратить. И не только я...
Дождь стих, ураганный ветер разорвал тучи в клочья и расшвырял их в разные стороны. Небо стало голубым. Пронзительно голубым.
И полыхнула радугой верхушка скрытого в лесопарке здания сатра. И отразилось солнце в полированных стенах дома Наблюдателей за Сокольниками.
— Красиво, — сказал сатра.
— Красиво, — неожиданно для себя подтвердил Влад. — Только...
— Что только? Только это на украденной земле? Ты не видел этого раньше, значит, мы украли у тебя твой город? Но ведь все это было здесь тогда, когда ты не видел сквозь Пелену. Это было даже тогда, когда ты еще не родился. Еще не было Харькова, а сатра здесь жили. Это вы пришли незвано... Это вы валили деревья, выжигали леса... Вы пришли после нас. Разве этого тебе не говорили? Маах'керу здесь тоже жили, к сожалению. Сюда приходили джинна. До вас. Или вместе с вами. Это ты — хозяин этих мест? Или я? — Сатра встал с кресла, подошел к кровати. — Хватит, пожалуй. Разговор затянулся и ни к чему, пожалуй, не приведет.
— Повезешь в дурдом?
— Нет. Не вижу смысла. У тебя было сотрясение мозга, к вечеру стало хуже, кровоизлияние в мозг... Неприятный случай, — сатра протянул руку к лицу Влада.
В руке что-то было, похожее на цветок, сплетенный из тончайших нитей.
Владу захотелось зажмуриться, чтобы не видеть мерцания этих нитей. Он знал, что долго не проживет, ему это объяснил Хозяин. Таких вот, случайно прозревших и способных выдать тайну чужаков, находят и обезвреживают. Тем или иным образом.
С каждым днем он сам убеждался в этом, ощущал приближение финала, и даже научился не бояться этого, просто идти, ступая шаг за шагом, не ускоряя движений, но и не пытаясь ухватиться за что-нибудь, удержаться на этой стороне.
Он знал, что осталось ему мало, но не предполагал, что конец наступит вот так просто и нелепо, что смерть придет в виде хрупкого цветка в узловатых пальцах сатра.
— Он умер.
— Что? — Влад не сразу сообразил, что рука сатра замерла в воздухе.
— Он умер, — повторил сатра. — Тот джинна, который оперировал твоего друга.
— Умер?
— Нелепая история, клянусь копытами Праотца. Глупая, — цветок светился перед самыми глазами Влада, меняя окраску от лиловой к желтой. — Ты дал ему денег, он использовал артефакт... амулет... как хочешь назови. Средство использовал, чтобы спасти человека, думал, что успеет восстановить свою особую аптечку... и успел бы, к утру. А маах'керу привезли через час после окончания операции твоего друга. Нужно было торопиться, бригада «скорой помощи» оказалась человеческой, разницу, естественно, не заметили. Пока привезли, пока доставили на стол, пока пришел настоящий врач... Но у него уже не было того самого артефакта. Попытался сделать хоть что-то, но... Маах'керу умер на операционном столе. Знаешь, что бывает, когда умирает маах'керу?
— Ищут виновника?
Сатра вздохнул, убрал руку от лица Влада.
— Искать не пришлось. Врач виноват. И даже его родичи не стали возражать — жадность не украшает джинна. Он признал свою вину, и казни не было, ему позволили защищать свою жизнь в честном бою. — Сатра отошел к окну. — Ты знаешь, как выглядит маах'керу в бою?
— Даже видел...
— Ты много видел, человек...
— Я...
— Но так и не научился молчать, — закончил сатра. — И не научился толком думать. Ты спас своего друга, отдал последние деньги — это понятно, это славно, героически, но ты убил двух нелюдей. Двух.
В комнате снова потемнело — тучи, собравшись с силами, опять навалились на город и отрезали его от солнечного света. Несколько капель ударили в окно.
— Что мне с тобой делать? — спросил сатра.
— Убить, — не задумываясь, ответил Влад.
— Убить...
Сатра оглянулся на Влада, посмотрел внимательно, словно пытался понять, насколько искренне тот говорит.
— В дурку не нужно, — пояснил Влад.
— Это понятно, — кивнул сатра, и Владу в голову пришел вдруг нелепый вопрос: а этот жест — человеческий, подхваченный козлоногим среди людей, или это люди научились ему у сатра? — Что ты будешь делать, если я тебя отпущу?
«Прямой вопрос, — оценил Влад. — И требует прямого ответа».
— Буду искать убийцу, — ответил Влад. — Человека, который убивает нелюдей. Правда, звучит, как заискивание?
Действительно, было похоже, будто напуганный до полусмерти человек, получив небольшой шанс уцелеть, торопливо пытается набрать очки в глазах сатра, сообщить о своей лояльности и толерантности.
Сатра прошел по комнате, от окна к двери. Копыта ступали по ковру бесшумно.
— А вы подковываетесь? — спросил Влад.
— Что?
— Я говорю — копыта свои подковываете? — А теперь было похоже, что человек нарывается на неприятность, что тяга к смерти возобладала над инстинктом самосохранения.
Сатра подошел к кровати, рывком перевернул Влада на живот. Раздался треск рвущейся веревки, и руки Влада обрели свободу.
— Теперь мне будет очень больно, — пробормотал Влад.
— Еще не поздно подохнуть, — напомнил сатра.
— Я потерплю.
— Разотри запястья. — Сатра отошел от кровати и сел в кресло.
Влад начал попеременно тереть запястья, не обращая внимания на боль. Ему нужно вернуть подвижность рукам. Пусть через боль. Он потерпит.
Этому сатра кажется, что разговор закончен, а капитан Гетьман в этом не уверен. Совсем не уверен.
Тонкие огненные иголки вонзились в пальцы Влада — это хорошо. Еще пару минут...
— Я не должен тебя отпускать, — сказал сатра.
— Накажут?
— Можно и так сказать.
— Твое племя, род, триба? Как там у вас? Никак не запомню толком.
— Не племя, не род и не клан.
— Подельники? Члены тесного коллектива злоумышленников?
Сатра не ответил.
— Кто знает, что я вижу сквозь Пелену? — спросил Влад.
— Моя женщина.
— Она будет молчать, полагаю?
— Она — будет. Но ты...
— Что я?
— Ты болен. Ты действительно болен. Нервы — ни к черту. Ты на самой грани срыва. Чуть-чуть, самая малость, и ты сорвешься. — Сатра скрестил руки на груди. — Что будешь делать тогда? Тихо умирать? Убивать?
Влад продолжал растирать руки. Молча.
— Тебе нужно лечиться, — сказал сатра.
— Что возвращает нас к Соборке. — Пальцы начали сгибаться и разгибаться. — А я не хочу туда.