Гонщик Орлов Антон
Глава 14
— Я принес тебе кофе.
Тина рывком села на матрасе, удивленно глядя на Гонщика: тот опустился перед ней на корточки и протягивал прозрачную чашку с дымящимся темным напитком. Ей, киборгу, никогда еще не приносили кофе в постель. Вернее, приносили — роботы в автоматизированных отелях или горничные в отелях с живой прислугой, — потому что она за это платила, но никому не приходило в голову сделать это просто так.
— Спасибо. — Улыбнувшись, она взяла чашку. — С бомбой что-нибудь получилось?
— Пока нет. Если ничего не выйдет, придумаю другой вариант. — Стив некоторое время молча наблюдал, как Тина пьет, потом сообщил: — А метку с тебя я снял, пока ты спала.
— Мою тергаронскую метку? Но она же где-то в спинном мозге и не активирована… Как ты до нее добрался?
— Не тергаронскую, а ту, что сидела у тебя за левым ухом.
Очевидно, выражение лица Тины было красноречивее любых ругательств. После деликатной паузы Гонщик спросил:
— Ты даже не подозревала, что таскаешь ее на себе?
— Нет! Наверное, мне ее засадили в «Галактическом лидере», когда я добывала передатчик. Или даже раньше…
— В «Галактическом лидере» другие. Эту я посмотрел под микроскопом — «Сделано на Мелиссе». Знаешь кого-нибудь с Мелиссы?
Готовое вырваться рычание застряло у Тины в горле. Если Хогерт Тейкаб еще раз ей попадется… она сразу обратится в бегство, не вступая в прения. Молча допив кофе, подтвердила:
— Знаю. Ты не мог бы уничтожить метку?
— Уже. А в чем дело?
— Ну… это чисто личное.
Ей не хотелось рассказывать Стиву, в какую историю она влипла, расправившись в Кеодосе с компанией хулиганов. Вдвоем они вышли из модульного домика на пляж.
— Почему это море — Спящее? — скользнув взглядом по расцвеченному солнечными бликами голубому пространству, спросила Тина.
— Потому что здесь редко бывают штормы.
Стив вытащил из карманов два предмета — пульт дистанционного управления и массивный металлический прямоугольник размером с портсигар. Раздраженно усмехнулся углом рта.
— Зачем?.. — Тина кивнула на прямоугольник.
— Я хотел поэкспериментировать под открытым небом. Думал, может получится, если не в лабораторных условиях. Никакого результата.
Убрав пульт и бомбу, он тоже рассеянно оглядел горизонт, потом прикоснулся к обнаженному плечу Тины:
— Пойдем?
Он все чаще до нее дотрагивался — осторожно, словно проверяя, можно или нельзя, — и Тина ничего не имела против: этот человек нравился ей больше, чем кто-либо из тех, с кем у нее были в прошлом близкие отношения. Глубокие шрамы на его теле (несмотря на свою способность к регенерации, Гонщик так и не смог от них избавиться) ее не отталкивали. Это взаимное притяжение не было чисто сексуальным, и то, что они оба не являются в полном смысле слова людьми, не имело значения.
Песок сменился травой, кое-где попадались цветы — комочки невесомого розоватого пуха на бледных стебельках. Длинные полосатые листья белсегор трепетали и хлопали на ветру, как вымпелы, зато ароматные плоды, похожие на белые картофелины, сохраняли завидную неподвижность.
— Тебе снятся кошмары?
— Нет. — От неожиданности она остановилась.
— А мне снятся.
Ничего удивительного, подумала Тина.
— Со мной это раньше часто бывало. Как только усну — опять я на «Эдлоосе», и меня протыкает насквозь той штукой… Потом прошло, меня вылечил силарский священник.
— У меня другой кошмар, все время один и тот же. Не на тему последних гонок. Он вообще ни на что не похож… Можно, я тебе расскажу? — В тоне Гонщика проскользнула легкая неуверенность.
— Конечно. Я видела достаточно неприятных вещей, пересказ сна меня не смутит.
— Он не неприятный. Скорее абстрактный.
Разве бывают абстрактные кошмары?.. Они уселись на траву, и Стив после затянувшейся паузы — Тина уже решила, что он передумал, — заговорил:
— Вначале — ничего страшного, я просто двигаюсь в пространстве. Необычное ощущение парения, полета… Немного похоже на невесомость. Я весел и счастлив, отлично себя чувствую. Вдруг замечаю вдали некий красивый предмет. Знаешь, это как цветок, но не материальный, а сотканный из света, излучения… Сверкающая структура сложной формы. Я приближаюсь к ней, чтобы рассмотреть получше, и вдруг меня начинает затягивать внутрь. Я пытаюсь освободиться, и мне почти удается, но сила, которая меня поймала, внезапно возрастает. Появляется боль — невообразимая, нечеловеческая. Меня как будто с бешеной скоростью вращает и одновременно протаскивает через мясорубку. Все, тут я просыпаюсь… Еще есть ощущение, что вот это — гораздо хуже того, что случилось со мной на чемпионате. Что ты об этом думаешь?
— Мне никогда не снилось ничего похожего, — беспомощно призналась Тина.
— Это очень навязчивый сон, часто повторяется. Не пугайся, если я кричу во сне, — Гонщик замолчал. Потом его угрюмый, отстраненный взгляд потеплел, и он добавил: — Зато наяву есть ты. Тебе кто-нибудь говорил, что ты красивая?
Одинокий островок не был необитаем: приблизившись к берегу, Саймон заметил в тени скалы модульный домик, такой же оранжевый, как песок на пустынном пляже. Значит, здесь тоже люди. Враги. Тройная доза мейцана делала Саймона бесстрашным, и он решил, что не уступит им территорию. Сами виноваты.
Спрыгнув с платформы, огляделся: вокруг — никакого движения, если не считать прибоя, извивающейся на гладком мокром песке морской змейки и трепета листвы белсегор, за стволами которых виднелась еще одна постройка. Он подергал дверь домика — заперто. Прильнул к окошку, но его покрывала поляризующая пленка, не позволявшая рассмотреть, что находится внутри. За скалой стояли два аэрокара, невидимые со стороны моря. Длинная зеленая постройка тоже была заперта. Понемногу Саймон проникался все большей антипатией к обитателям островка: они должны заплатить за свое равнодушие к его бедственному положению! Хорошо, если у них есть деньги и еда… Озираясь, он пошел вдоль опушки белсегоровой рощи и вскоре обнаружил брошенную одежду, а чуть погодя заметил людей: мужчина и женщина занимались любовью под сенью деревьев — нагие и загорелые, всецело поглощенные друг другом. Их лиц Саймон не видел.
Стиснув кулаки, он прошептал грязное ругательство. Его душили ненависть и горькая обида. Однажды известный писатель, выступая по ниарскому телевидению, сказал, что безнравственно быть счастливым, если рядом кто-то страдает. Саймон был полностью с ним согласен: безнравственно наслаждаться жизнью и трахаться на природе, если Саймон Клисс несчастен! Ему хотелось унизить и раздавить их. Сами напросились. Сейчас он подойдет к ним и начнет оскорблять — это должно подействовать, как ледяной душ, — а когда парень полезет в драку, Саймон жестоко изобьет обоих.
Предвкушая расправу, присел около одежды, сунул руку в карман шортов и достал… Он сначала глазам своим не поверил: это был дар судьбы, волшебный талисман, решение всех его проблем, спасение, заключенное в тяжелом металлическом прямоугольнике размером с ладонь! Все еще сомневаясь, нажал на рычажок сбоку — крышечка откинулась, и в ноздри ударил характерный горьковатый запах солегнарита. Он спасен, спасен… Пусть мощность бомбы невелика — для Шидала хватит, а большего и не требуется. В другом кармане лежал пульт дистанционного управления. Выпрямившись, Саймон с ухмылкой поглядел на парочку за деревьями: эти двое могут считать, что откупились от него! Может быть, потом он еще разок навестит их, но сейчас надо поторопиться.
Бегом вернувшись на берег, он запрыгнул на платформу и помчался к тому острову, где расстался с Шидалом. Тупой наивный манокарец даже не подозревает, что его минуты сочтены! А Саймон, покончив с ним, раздобудет денег, сделает пластическую операцию и найдет себе новую работу. Есть немало организаций, заинтересованных в дезинформировании широкой публики, в том, чтобы кого-либо опорочить, представить черное — белым, а белое — черным. Например, некой фирме нужно задавить конкурента, который выбрасывает на рынок товары лучшего качества. Или некое религиозное объединение, обеспокоенное оттоком прихожан, желает выставить другие религиозные объединения, в действительности вполне безобидные, средоточием зла. Или некий политик хочет скомпрометировать своего оппонента. Формирование и корректирование общественного мнения — занятие почетное, хорошо оплачиваемое, а Саймон с такой работой шутя справится. Тогда у него хватит денег, чтобы покупать мейцан на черном рынке. При своих способностях он и без «Перископа» не пропадет!
На всякий случай Саймон еще раз внимательно изучил находку: внутри солегнарит и снабженный микропроцессором детонатор; пульт в полной исправности, с глазком индикатора. Убедившись, что в данный момент бомба не активирована, он спрятал сокровище в карман. После недолгих колебаний проглотил четвертую капсулу мейцана — игра того стоит.
Достигнув берега, Саймон поглубже надвинул широкополую шляпу и свернул с пляжа в аллею, высматривая справочный автомат. По обе стороны дорожки росли высоченные деревья с листьями, похожими на туго закрученные спирали, теплый солоноватый ветер раскачивал эти зеленые пружинки, и по плитам — белым и розовым, в шахматном порядке — непрестанно скользили легкие тени. Под одним деревом стояла прозрачная кабина с вывеской «СПРАВКА». Плотно закрыв дверь и усевшись перед экраном на круглый стул — стеклянный гриб с плоской шляпкой, — Саймон очень подробно описал «приятеля, с которым мы случайно друг друга потеряли» (к счастью, он хорошо запомнил, как Шидал загримирован и во что одет) и вскоре получил ответ: «приятель» в настоящее время обедает в кафе «Зефир» в глубине острова. На экране появилось изображение.
— Да, это он, — подтвердил Саймон и поднялся.
— Пожалуйста, заплатите! — звучным контральто потребовал автомат.
Саймон дернул дверь, но та не открывалась. Итак, пока он не раскошелится, его отсюда не выпустят… Задрав юбку, нашарил в кармане мелочь; на него с любопытством таращились проходившие мимо кабины люди. Наконец нашел монету нужного достоинства, бросил в прорезь, и тогда дверь открылась.
Кафе «Зефир» представляло собой трехъярусное желтое сооружение в стиле новоаэризма: каждый ярус — диск, соединенный с верхним диском опоясывающей колоннадой. Никаких стен — помещение должно беспрепятственно омываться воздухом, в этом заключалась суть концепции архитекторов-новоаэристов. Диски были нанизаны на толстую колонну, внутри которой находились лифты и кухонная аппаратура. Перед тем как войти в лифт, Саймон огляделся и подобрал маленький плоский камешек.
Шидал сидел за столиком на втором ярусе и с мрачным, отрешенным выражением на лице ел отбивную. Саймон некоторое время наблюдал за ним из-под полей шляпы, пряча усмешку (ну какая, скажите на милость, разница, голодным попадет он в морг или сытым?), потом крадучись двинулся вдоль колоннады, обошел своего недруга и в нескольких метрах за его спиной остановился. Кинул камешек — тот ударил манокарца точно по макушке.
Вздрогнув, Шидал обернулся, одновременно сунув правую руку в карман, и уставился на Саймона. Казалось, он утратил дар речи.
— Ублюдок ты манокарский! — зорко наблюдая за его правой рукой, ухмыльнулся Саймон, опьяненный сознанием своего всесилия (хотя где-то на самом дне его души по-прежнему жил страх перед Шидалом и он ни за что не согласился бы подойти к этому типу ближе чем на полтора метра). — Тоталитарист!..
— Саймон, я не ждал от тебя такой наглости, — вновь обретя способность выражать свои мысли вслух, медленно произнес манокарец. — Сколько доз ты принял?
— Много. Завалящий кандидат в диктаторы, ты слабенько сыграл в моем фильме. Не будет тебе гонорара! — Чтобы усугубить оскорбление, он схватил с чьей-то тарелки котлету и швырнул во врага. Котлета влепилась Шидалу в глаз. Саймон громко захохотал, показывая пальцем: — О, смотрите, какая рожа! Это называется — жаркое по-манокарски!
— Саймон, ты правильно сделал, что надел женское платье! — утирая с лица соус, прорычал Шидал. — Ты не мужчина! Наркоман… ты мне за все заплатишь!
— Сначала догони! — предложил Саймон и бросился к лифту.
Как он и рассчитывал, манокарец внял приглашению. Выскочив из кафе, Саймон побежал по аллее — зигзагами, чтобы Шидал не мог прицелиться, и в то же время не слишком быстро, чтобы противник не отставал. Подходя к «Зефиру», он не заметил поблизости ни аэрокаров, ни антигравитационных платформ — значит, этот тип сейчас без транспорта. Саймон то подпускал его ближе, то вновь отрывался. При желании он мог бы развить гораздо большую скорость; подумав о легкоатлетах, которые изнуряют себя ежедневными тренировками, Саймон хихикнул: он-то ни в каких тренировках не нуждается, проглотил четыре капсулы мейцана — и ни один чемпион по бегу не догонит.
Новый поворот — и впереди показался целый городок белых воздушных беседок. Вот теперь Саймон помчался во весь дух. Он знал это место. Добравшись до цели, бросил насмешливый взгляд через плечо: преследователь — еле заметная фигурка в конце длинной аллеи. Саймон направился к центральной беседке, которая прихотливой формой напоминала раковину распространенного на Ниаре моллюска. Входа здесь было два, а посередине находилась клумба с синими бархатистыми гладиолусами. В куполе беседки имелось множество отверстий, сквозь них проникали внутрь солнечные лучи. Быстро оглядевшись, Саймон вытащил из кармана солегнаритовую бомбу и сунул в клумбу. Прекрасно, за стеблями цветов ее не видно… Нажал на кнопку пульта — вспыхнул рубиновый глазок: бомба активирована. Установил режим «взрыв по команде». Итак, эта штука рванет, как только он во второй раз нажмет на кнопку. Саймон очень осторожно закрыл предохранительную крышечку и спрятал пульт в карман. Теперь осталась самая малость — заманить Шидала в беседку.
В нескольких метрах от лаборатории Гонщик остановился:
— Постой, а где бомба? Она в кармане лежала…
— Выпала, пока ты одевался, — предположила Тина.
Они вернулись обратно и начали искать, раздвигая высокую траву: ни бомбы, ни пульта.
— Чертовщина… — пробормотал наконец Стив. — Все мои бомбы помечены, сейчас схожу за приемником. Найдется.
Он ушел, а Тина продолжила поиски. Покачивались гладкие стебли, в воздухе кружились похожие на клочки тумана розоватые пушинки. Вскоре Тина услыхала, что Стив зовет ее.
— Нашел?
— Нет. Если приемник не врет, она примерно в ста двадцати километрах к северо-востоку от нашего острова, — Гонщик стоял в дверях лаборатории и растерянно хмурился, его длинное загорелое лицо как будто еще больше вытянулось. — Погоди, у меня ведь на скале видеокамера…
Он шагнул к компьютеру — стремительным, скользящим движением тренированного бойца — и склонился над пультом, а Тина прислонилась к косяку. Сейчас не было смысла вспоминать, кто первый сказал, что «бомба никуда не убежит». Главное — поскорее найти пропажу.
— Ее украли! — Стив отодвинулся, чтобы Тина могла видеть экран. — Вот, смотри!
Вид сверху, общий план: к берегу приближается со стороны моря антигравитационная платформа, с нее спрыгивает женщина в широкополой белой шляпе и длинном платье. Подходит к домику, несколько раз дергает дверь. Заглядывает в окошко. Огибает скалу, дергает дверь лаборатории. Идет вдоль опушки, останавливается. Некоторое время наблюдает за Стивом и Тиной. Присаживается на корточки около брошенной одежды. Потом почти бегом возвращается на пляж, держа что-то в руках, садится на свою платформу, и та удаляется от острова.
— Мы должны… — начала Тина. — Стив, что с тобой?
Глаза Гонщика были закрыты, кулаки сжаты.
— Да… — Он открыл глаза, помотал головой. — Тина, я пытался разрядить бомбу, но не знаю, получилось или нет. Пошли скорее! Пока эта девица не успела никого убить и сама не подорвалась. — Говоря, он одновременно сунул в карман приемник и запасной пульт дистанционного управления, подобрал с пола противоударный контейнер. — Хватит того, что было на «Сиролле».
— Это сделал не ты, а Генлаор.
— Из-за меня.
Когда вышли наружу, Стив задержался лишь на секунду, чтобы запереть дверь. До аэрокара Тина добежала первая, он запрыгнул в кабину следом за ней.
— Садись за пульт. Вот, возьми приемник. А я постараюсь ее нейтрализовать, если с первой попытки не вышло.
На его лице появилось отстраненное, сосредоточенное выражение хирурга, который делает операцию, или спортсмена, который управляет дрэгслеем в узком желобе Айс-трэка. Тине эта затея представлялась бредовой, но она держала свое мнение при себе. Стив задумал невозможное и, невзирая на бесчисленные неудачные эксперименты, никак не хочет согласиться с тем, что это невозможно. Изменить волевым усилием химический состав вещества — это совсем не то, что продемонстрировать телекинез или заставить живую плоть регенерировать. Даже аномальные способности мутантов имеют свои пределы. Тине было жаль, что Стив впустую расходует время и силы; она колебалась — попытаться переубедить его или продолжать молчать, но до сих пор не решила, какое из двух зол будет наименьшим.
Аэрокар летел по пеленгу, на северо-восток.
Шидал заметно выдохся и не прекращал преследования только потому, что осатанел от злости.
— Ты подумал, трусливый стервец… — вымолвил он, тяжело дыша, когда Саймон в очередной раз выскочил из кустов на дорожку и начал осыпать его изощренными оскорблениями, — что будешь делать, когда у тебя кончится мейцан?!
Саймон нагло рассмеялся ему в лицо. Как раз об этом-то он в первую очередь и подумал: к тому времени, как запас мейцана иссякнет, манокарца успеют похоронить.
— Силенок не хватает меня догнать? Великий Манокар — планета дураков! Ну, иди сюда, цып, цып, цып!
Шидал поднял заряженный голгироловыми капсулами пистолет, но Саймона уже не было на дорожке.
— Я здесь! — крикнул он из гущи кустарника.
Треск ветвей и тоскливые, хриплые ругательства позади позволяли заключить, что Шидал по-прежнему на что-то надеется. Саймон сделал ставку на его тупое упрямство, помноженное на злобу, — и не прогадал.
— Ты все еще ползаешь, не подох от переутомления? — наигранно удивился он, когда манокарец следом за ним выбрался в аллею, которая вела к заминированной беседке. — Ну, силен!
В несколько прыжков добравшись до цели, Саймон занял позицию возле арочного проема и то высовывался наружу, то прятался, строя гримасы, пока его враг, пошатываясь, брел по аллее. Тем временем в беседку через противоположную арку вошло семейство — мужчина, женщина и двое детей; все они остановились перед клумбой, рассматривая синие цветы. Мужчина вслух прочитал то, что было написано на табличке: данный сорт гладиолусов называется «Северный сапфир», выведен полторы тысячи лет назад на Земле профессором Ирмой Бергази.
Шидал приближался. Его лицо блестело от пота, глаза под искусственными седыми бровями горели, как у затравленного зверя. Юркнув наружу через вторую арку, Саймон подобрал юбку и выхватил из кармана пульт.
— Вам нехорошо? — донесся из беседки голос женщины. — Вызвать для вас медавтомат?
— Нет! — прохрипел Шидал. — Вы не видели здесь наркомана?
— Если вы имеете в виду странного парня в женском платье, то он только что ушел.
Саймон усмехнулся: эта безмозглая семейка оказывает ему неоценимую услугу, задерживая манокарца своей болтовней! Открыв предохранительную крышечку, растянулся в траве, нажал на кнопку и прикрыл голову руками. Миновала секунда, вторая, третья… Ничего не происходило. Саймон поднес пульт к глазам. «Объект взорван», — сообщала надпись на маленьком экранчике. Он осторожно приподнял голову: беседка стоит на месте как ни в чем не бывало… Значит, пульт неисправен. Или детонатор.
— Мама, я слышал, в клумбе щелкнуло! Там что-то сидит. Можно, я посмотрю?
— Нельзя трогать цветы. Я тебе что сказала?
В отчаянии Саймон опять нажал на кнопку. Никакого результата. А Шидал уже появился в проеме и угрюмо озирался, в следующее мгновение их взгляды встретились. Манокарец поднял пистолет. Саймон успел откатиться в сторону — он потерял шляпу и чудом не выпустил пульт, но капсула с нейтрализатором в него не попала. Вскочив, бросился наутек, петляя между беседками и замысловато подстриженными кустами. Пульт дистанционного управления сломался, придется воспользоваться собственным пультом бомбы. Что ж, судьба подарила Шидалу кратковременную отсрочку… Саймону удалось выманить врага на заполненную туристами главную аллею парка — здесь он, лавируя в толпе, оторвался от него и побежал обратно к беседочному городку. Его провожало множество изумленных взглядов, но Саймон слишком презирал «живое сырье», чтобы придавать этому значение.
В беседке никого не было. На всякий случай нажав на кнопку «Отмена», он раздвинул стебли гладиолусов и достал бомбу. Крышку заело, пришлось приложить порядочное усилие, чтобы открыть ее (лихорадочное, дошедшее до крайней точки возбуждение заставило его позабыть обо всякой осторожности). Да, корпус деформирован, и явственно ощущается запах горелого… На месте детонатора — черный оплавленный комок. И какой-то грязноватый порошок внутри, даже отдаленно не похожий на вязкий, пастообразный солегнарит. Бомба оказалась ненастоящая. Итак, сама Вселенная издевается над Саймоном — за компанию со всеми остальными его мучителями!
Он швырнул коробочку и пульт на мраморные плиты, раздавил пульт ударом каблука. Потом запрыгнул на клумбу и начал топтать цветы. Хруст их толстых стеблей доставлял Саймону горькое удовольствие: по крайней мере, не ему одному плохо! Снаружи послышались голоса, тогда, спохватившись, он выскочил из беседки и помчался к стоянке транспорта. Надо поскорее уносить ноги с этого острова.
Тина посадила аэрокар прямо в аллею и показала на скопление белых беседок причудливой формы:
— Там.
— Ага. — Подхватив контейнер, Стив выпрыгнул наружу. — Ты держись позади — если что, я-то смогу регенерировать.
Под багровой стрелкой на экранчике приемника горела цифра 50. Это означало — до бомбы пятьдесят метров. Направив в ту сторону запасной пульт, Гонщик нажал на кнопку «Отмена» и, не убирая с кнопки пальца, двинулся вперед. Тина шла рядом, наблюдая за показаниями приемника. Цифры мигали, сменяя друг друга. Десять метров, восемь, пять… Стрелка указывала на большую беседку в виде раковины. Стив остановился.
— Она внутри. Я войду и положу ее в контейнер, а ты подожди здесь.
Тина пожала плечами: обычно, если существовала какая-либо опасность, ее, киборга, посылали вперед. Гонщик был первый, кто не собирался соблюдать это правило.
— Пойдем вместе.
Он не стал возражать, но возле входа неожиданно сделал подсечку и толкнул плечом — движение было настолько молниеносным, что Тина, не успев среагировать, упала на траву. Сразу же вскочив, она следом за Стивом бросилась внутрь.
Посреди округлого помещения неправильной формы, пронизанного проникавшими сквозь отверстия в куполе солнечными лучами, находилась вытоптанная клумба. Месиво растерзанных стеблей и синих лепестков покрывал не успевший высохнуть сок. Рядом сидел на корточках Гонщик и рассматривал, держа на ладони, вскрытую бомбу.
— Стив, знаешь, чего мне сейчас хочется? — спросила Тина, остановившись у него за спиной. — Дать тебе пинка!
— Сначала вот на это посмотри, — поглядев на нее снизу вверх, он протянул бомбу.
— У тебя получилось… — изучив содержимое металлической коробочки, произнесла Тина. — Это не солегнарит… Похоже, вообще не взрывчатка. Ты действительно это сделал!
— Прости, что я тебя толкнул, — Стив поднялся на ноги.
— Незачем было меня толкать.
— Я ведь не знал, что с бомбой кончено. Боялся, что ты можешь пострадать. У меня никого нет, кроме тебя.
Теперь они оба испытывали легкое замешательство и молча смотрели друг на друга — каждый ощущал свою правоту, но вместе с тем не хотел усугублять конфликт, — это продолжалось несколько секунд, а потом шаркающие шаги снаружи заставили их вновь переключиться на внешний мир.
В проеме беседки появился темнокожий мужчина с морщинистым лицом и всклокоченной светлой шевелюрой. Увидав Тину и Стива, он отпрянул — словно наткнулся на кого-то, кого желал бы встретить в самую последнюю очередь. Тина тоже забеспокоилась — а вдруг их с Гонщиком обвинят в гибели гладиолусов? — и сказала:
— Мы пришли сюда и увидели, что все цветы поломаны. Жалко, они были красивые.
Стив тем временем быстро убрал в контейнер бомбу и валявшийся на полу разбитый пульт.
— Здесь бегает наркоман в женском платье, — отступив назад, сообщил мужчина. — Наверняка он испохабил клумбу, больше некому!
Тина и Стив переглянулись.
— На нем длинное светлое платье в полоску и белая шляпа? — уточнила Тина.
— Вроде бы да. Мне пора, господа, извините!
Он повернулся и побрел по дорожке, с трудом волоча ноги, громко и хрипло дыша — как человек, чьи силы до предела истощены.
— Подождите! — окликнула Тина. — Если вы плохо себя чувствуете, мы можем отвезти вас к врачу, у нас аэрокар.
— Спасибо, я всего лишь устал! — энергично запротестовал незнакомец и ускорил нетвердые шаги.
Тина не удивилась. На ней не было ничего, кроме плавок, Стив в потрепанных выгоревших шортах выглядел немногим представительней (когда выяснилось, что бомбу украли, у них просто не было времени одеваться). На курортах Испанского архипелага существовали неписаные правила, возбранявшие появляться в подобном виде где бы то ни было, кроме пляжей. Вдобавок тело Гонщика покрывали устрашающие шрамы, а правое запястье Тины обхватывал черный браслет киборга. Можно понять туриста, который не пожелал, чтобы личности такого сорта куда-то его отвозили.
— Пошли? — предложил Стив. — Хотел бы я знать, откуда взялся этот наркоман и как его к нам занесло.
— Зачем ему бомба понадобилась, ясно: собирался взорвать клумбу… а когда не получилось, разорил ее традиционным способом.
— В этом нет никакой логики… — пробормотал Стив, в последний раз оглянувшись на беседку.
— А какая может быть логика в действиях наркомана под дозой?
— Меня часто удивляет нерациональность человеческих поступков, — Гонщик произнес эту фразу медленно и задумчиво, с такой интонацией, словно сам он человеком не был.
— Меня — нет. Я выросла в очень нерациональной среде и насмотрелась на всякое. — Подумав о своем детстве, которое прошло на женской половине манокарского дома, Тина непроизвольно нахмурилась. Но вскоре тягостное чувство исчезло: от Манокара ее отделяют десятки парсеков, ее кожу ласкает солнце чужого мира, и никто больше не может ударить ее, не рискуя очнуться после этого в реанимации. Ее прошлое давно уже выцвело, потеряло силу и лишь время от времени дает о себе знать, материализуясь в виде агентов манокарских спецслужб.
Они забрались в машину и через минуту смотрели на подернутые синевой острова с головокружительной высоты.
— Ты часто вспоминаешь свое детство? — после короткого колебания — ей такой вопрос представлялся почти неприличным — нарушила молчание Тина.
— По настроению. Только я не могу думать о нем как о своем… Это было детство Стива Баталова. А ты?
— Редко. В нем бывали приятные моменты, но больше такого, о чем вспоминать не хочется.
— Я мало знаю о Манокаре. Почему ты не эмигрировала оттуда законным путем?
Тина невольно рассмеялась:
— Это невозможно — оттуда никого не выпускают. Знаешь древний принцип «живи сам и давай жить другим»? На Манокаре не умеют ни первого, ни второго.
— И теперь они хотят тебя убить?
— Не совсем так. Им надо захватить меня и доставить на Манокар. Просто убить они не могут, хотя это наиболее логичное решение. Но манокарцы не любят отступать от своих традиций.
— А что у них за традиции?
— Убийство женщины там считается тяжким преступлением. Женщин и детей можно сколько угодно бить, оскорблять, истязать, но не убивать. Это называется — «забота о генофонде». В особых случаях специально созванный суд может приговорить женщину к смертной казни. Для того чтобы правила игры были соблюдены, я должна предстать перед судом. Если просто убьют — не будет моральной победы. Как бы то ни было, их намерение работает на меня. Им только один раз удалось меня поймать, в Рисахэи.
— Я не знал, что тебя ждет засада. Извини, что так вышло.
— Но ты ведь сам же меня и выручил. Чем займемся теперь?
— Для начала я проверю, могу ли справиться с бомбой любого типа и с какой частотностью… Тут нужен стопроцентный успех. Потом перейдем ко второму этапу: ты будешь прятать бомбы, а я — находить и обезвреживать. Повезло нам с этим наркоманом.
— Почему — повезло? — удивилась Тина — Стив говорил искренне, без иронии.
— Потому что каждая новая способность появляется, если меня всерьез прижмет. Все равно что делаешь рывок и устанавливаешь рекорд — но для этого надо, чтоб деваться было некуда. Или нет, иначе… Как будто проламываешь барьер, который просто так не поддается. До чемпионата я однажды порезал палец, и заживала та царапина как у всех людей, никакой ускоренной регенерации не было. А телекинезом я овладел совершенно случайно, во время очередной драки с людьми Генлаора. На меня сбросили бетонный блок, я его отшвырнул — и только потом понял, что сделал. Ну, и с этой бомбой то же самое. Я очень не хотел, чтобы кто-то погиб, потому и получилось.
Самый юго-западный из островов Испанского архипелага медленно увеличивался в размерах. Тина только сейчас заметила, что Стив не управляет машиной обычным способом: он смотрел на пульт, скрестив руки на груди, а нужные кнопки вдавливались сами собой, словно к ним прикасались чьи-то невидимые пальцы. Чем больше способностей он проявляет, тем опасней его положение. Тина вполне понимала нежелание Гонщика стать объектом изучения в какой-нибудь усиленно охраняемой засекреченной лаборатории. И готова была сделать все от нее зависящее, чтобы помочь ему избежать такой участи. Между интересами общества и личности должно существовать равновесие. На Манокаре никакого равновесия не было и в помине: интересы и желания Тины Хэдис там ничего не значили, и потому она оттуда сбежала. Наиболее развитые и цивилизованные миры умело балансировали между первым и вторым, но бывало, что для кого-то делалось исключение. Например, для преступника. Или для мутанта с аномальными способностями, которого на всякий случай признавали опасным, хотя никаких преступлений он не совершал. По крайней мере, так нередко поступали люди в своей среде. Как ведут себя в аналогичных ситуациях представители нечеловеческих рас, Тина не знала. Возможно, не все обитатели Галактики испытывают столь сильный страх перед непонятным. Жуткий, безжалостный и почти неуязвимый мутант, за которым с риском для жизни гоняются агенты Космопола и правительственных спецслужб, был дежурным отрицательным персонажем многочисленных кинофильмов, популярных у людей. А Стив может больше, чем кто-либо из тех мутантов (реальных, не киношных), о ком Тина слыхала. То, что при этом он человек порядочный и осторожный, с высокой этикой, вряд ли произведет впечатление на струсивших ксенофобов — страх ослепляет. У Тины давно уже сложилось представление, что ксенофобов на самом деле не слишком много — около двадцати-тридцати процентов, — но, ударившись в панику, они заражают беспокойством остальных, а кроме того, очень любят называть себя «большинством». И в результате их действительно начинают считать большинством.
Аэрокар опустился на оранжевый песок, мягко покачнулся и замер.
— По-моему, визитеров не было, — озираясь, заметил Гонщик. Потом с некоторым сомнением добавил: — Сейчас проверю.
Ценой неимоверных усилий Саймон поднялся, пересек комнату и склонился над раковиной. Его желудок давно уже исторг наружу все свое содержимое, но спазмы продолжались. В придачу к этому кружилась голова, покрытое кровоподтеками тело чесалось и каждый мускул адски болел — расплата за вчерашнее, за четырехкратную (а если точнее, то пятикратную) дозу мейцана, была несправедливо жестокой.
Некоторое время он стоял, пошатываясь, вцепившись в край раковины, и содрогался от бесплодных спазмов, потом тяжело опустился на пол. От койки его отделяло целых три метра — такое громадное расстояние ему не одолеть, даже ползком. Постмейцановый синдром — самая гадкая вещь на свете (после манокарских тоталитаристов и бомб, которые не взрываются). Саймон мысленно проклял тот день, когда впервые попробовал предложенный шефом мейцан. Это шеф во всем виноват: сначала приучил его к наркотикам, а потом вышвырнул с работы и чуть не убил! На данный момент у Саймона осталось всего двадцать капсул — их надо расходовать экономно, пока не удастся раздобыть крупную сумму денег. Плюс бесполезный метарин, который перестал оказывать на него какое бы то ни было воздействие. После долгих колебаний Саймон непослушными пальцами извлек из потайного кармашка капсулу мейцана, проглотил, чуть не подавившись, и обеими руками зажал себе рот: если его сейчас вырвет, это будет катастрофа.
Вчера он снял номер в автоматизированном отеле на небольшом островке и заказал со своего терминала краску для кожи, краску для волос и цветные контактные линзы. Комиссар полиции Испанского архипелага слыл человеком злопамятным. А еще есть женщина, которую он столкнул в море с платформы, старая стерва наверняка его запомнила! Он просто не мог поступить иначе — но весь прежний опыт Саймона подсказывал, что «живое сырье» этого не поймет.
Внезапно он осознал, что может встать. Боль в мышцах не исчезла, зато стала выносимой, спазмы прекратились, зуд пошел на убыль. И это все?! Раньше одной капсулы мейцана хватало, чтобы почувствовать себя богом… а теперь он с одной дозы превратился всего лишь в нормального человека! Если в поле зрения появится Шидал, придется срочно глотать вторую капсулу. Саймон подозревал, что манокарец сумел разыскать его потому, что еще в Хризополисе засадил ему метку. Вопрос в том, где эта метка: на бронекостюме (если так, Саймон в безопасности, ведь костюм остался у Шидала) или на его теле? Второй вариант означал, что манокарец может прийти по его душу в любую минуту. Саймон в панике покосился на запертую дверь, но потом успокоился: Шидал наверняка выдохся после вчерашнего марафона, ему понадобятся по меньшей мере сутки, чтобы восстановить силы.
Номер был из дешевых, с откидной мебелью, заляпанным зеркалом над умывальником и крохотным санузлом. Саймон с горечью подумал, что он обречен всю жизнь скитаться по дешевым номерам и страдать от постмейцанового синдрома. Несправедливо. Потом пришла новая мысль, более приятная: он кого-нибудь ограбит — и тогда несправедливость будет устранена.
На исцарапанном столике лежали коробочки с красителями и линзами. Включив видеофон, Саймон потребовал у робота-коридорного два таза и полотенце (по пневмопроводу — он никому не собирался открывать дверь). Получив заказанные предметы, приступил к процедуре изменения внешности. Гримировался Саймон быстро и умело — в этом деле у него был большой опыт. Кожу покрасил в лимонно-желтый цвет, обработал лицо кремом-депилятором, добела высветлил свои темные волосы и брови, напоследок вставил под веки рубиново-красные контактные линзы из анизотропного пластика. Можно надеяться, что теперь многочисленные недруги его не узнают. Красные глаза придавали облику Саймона нечто демоническое — это ему понравилось; пребывая в почти хорошем настроении, он заказал скромный завтрак и включил телеэкран.
Ничего интересного. Мелькнула разоренная клумба в беседке-раковине, голос за кадром посетовал на вандализм неизвестного хулигана. Саймон ухмыльнулся: никто и не знает, что это его шутка! Поскольку он не чувствовал вкуса пищи, приходилось есть осторожно, придирчиво изучая каждый кусок (вдруг подсунули какую-нибудь дрянь, как вышло тогда с лимонным соком). На экран Саймон смотрел вполглаза. Вспомнилось, как девять лет назад его, начинающего телеведущего, обвинили в неэтичности и вышибли из «Всепланетных Ниарских Новостей». Истинная причина того, что все против него ополчились, крылась в профессиональной зависти: коллеги попросту завидовали его раскованности, его неотразимому обаянию! Последней каплей стал репортаж Саймона об аварии в подземке — недоброжелатели прицепились к его коронной фразе: «К сожалению, друзья, наши дорогие трупики — сейчас их покажут крупным планом — уже не смогут дать нам интервью!» Саймон понимал, почему именно эта фраза всех разозлила: потому что никто из коллег не смог до такого додуматься. «Талантливых людей всегда травят» — так сказал шеф «Перископа», предложивший ему новую работу. Саймон отставил пустую тарелку и грустно вздохнул: если бы можно было вернуться в «Перископ»…
— А теперь — вопрос! — объявила ведущая передачи.
С кончика ее алого ногтя сорвался маленький вопросительный знак — описав круг, он начал стремительно увеличиваться и вырос во весь экран.
— Вчерашний инцидент на дне рождения у комиссара полиции: что это было — роковая случайность или заранее спланированная провокация? Совпадение или дерзкий вызов?
Что?.. Значит, Саймон не только ударил комиссара, но еще и испортил ему день рождения?.. Что же с ним теперь будет?.. И ведь никто не поверит, что он сделал это не нарочно! Ему хотелось плакать.
Успокоившись, он дожевал безвкусную пищу, потом раздвинул жалюзи и оглядел окрестности: белесый склон, поросший пучками длинной светлой травы (отель стоял на дне неглубокой ложбины), зонтиковое дерево на гребне склона, около дерева возится, разрыхляя землю, синий паукообразный автомат. Все спокойно, не видно ни Шидала, ни полицейского комиссара. Саймон пересчитал оставшуюся в карманах мелочь, собрался с духом и шагнул к двери.
Глава 15
Спустя два дня после происшествия с бомбой Стив взял аэрокар и улетел к экватору — там, в необитаемом скалистом районе, была спрятана его космическая яхта. На яхте находился мощный компьютер, через который он мог подключаться к общей сети.
— Когда я это делаю, — объяснял он Тине, — машина превращается в придаток моего сознания. Терминал — я сам. Интероператоры надевают для этого специальные шлемы и принимают допинг, но я обнаружил, что шлемы и допинг вовсе не обязательны.
Вернулся он поздно ночью, усталый, но удовлетворенный.
— Поздравь меня — я нашел «Перископ»! Пришлось прощупать все терминалы, которые выходили на связь с Терезой Салкадо. Сразу после того как ее коттедж взорвался, кто-то залез в сеть и подчистил информацию — теперь впечатление такое, как будто у нее дома вообще не было компьютера. Профессиональная работа. Я стал искать с другого конца: кто с ней связывался в течение последнего года? И обнаружил кучу народа. А потом — самое интересное: я вычислил еще один терминал, у которого, если верить видимым данным, не было никаких контактов с Терезой Салкадо, но который зато нередко общался со многими из ее знакомых. Улавливаешь?
— Да. Скорее всего, это руководитель «Перископа». Он сам же Терезу и прихлопнул.
— Завтра сворачиваем базу, — Гонщик растянулся на своем матрасе. — Все, эксперименты закончены.
На протяжении двух последних дней он успешно выводил из строя все спрятанные бомбы, сбоев не было. В итоге у них не осталось ни одной исправной бомбы. Но еще больше Тину поразило то, каким образом он вышел на предполагаемого руководителя «Перископа». Она знала, что представляет собой всепланетная компьютерная сеть: океан информационных блоков, соединенных в сложные упорядоченные структуры, среди которых циркулируют более мелкие аморфные образования — их отследить труднее всего, а Стив как раз это и сделал. Его сжатый, последовательный рассказ наверняка не отражал даже тысячной доли реально затраченных усилий.
— Тебе удалось почти невозможное! Добиться такого результата за несколько часов может только гениальный интероператор…
— Или мутант вроде меня, — невесело отозвался Стив. — Учти, еще не доказано, что тот, кого я нашел, — глава «Перископа».
— Я хочу нанести ему визит. У тебя есть координаты?
— Ага. Пойдем вместе. Если «Перископ» связан с Генлаором, меня это тоже касается.
— Хорошо.
Гонщик лежал неподвижно и смотрел в потолок, потом вдруг спросил:
— Я не рассказывал тебе про ренгмари?
— А что это такое?
— Игра. Силарская. Они утверждают, что с ее помощью можно разобраться в любой социальной ситуации. Мне ее подарили, когда я обращался к ним насчет метки. Какого ты мнения о силарцах?
— Они мне всегда нравились.
— Очень любопытной была их реакция, когда я кое-что рассказал о себе. Пришлось — надо было объяснить, почему я не могу избавиться от метки простым способом. Когда я выложил, что я клон и подвергся воздействию генератора Мидауэра, мой собеседник заявил, что я обязательно должен получить терапевтическую помощь. Силарцы не пытались на меня давить, но уговаривали очень настойчиво. Я отказался, по двум причинам. Во-первых, сначала я должен разобраться с Генлаором, а потом уже заниматься чем-то еще. Во-вторых… я все-таки не рискнул признаться, что я не просто клон, а мутант с аномальными способностями. Неизвестно ведь, как они к этому отнесутся.
Стив умолк, но потом заговорил опять:
— Так я от них и не добился, что такое генератор Мидауэра. Интересно, что самого Мидауэра они считают не крупным ученым, а чуть ли не преступником, которого другие представители человеческой расы вовремя не раскусили. Они его называют «рчеедо’умлами Мидауэар». Я вначале думал, что «рчеедо’умлами» по-силарски значит «профессор», но после посмотрел в словаре: это слово переводится как «безмозглое орудие тех, кто стремится к ослаблению и распаду».
От неожиданности Тина рассмеялась.
— По-моему, о генераторе силарцы знают побольше нашего, но говорить не хотят, — тоже усмехнувшись в темноте, продолжил Гонщик. — Я только уяснил, что, с их точки зрения, это гнусное изобретение. Они сказали, что я сам все пойму, после того как пройду у них курс лечения. А когда я не согласился, вежливо сославшись на нерешенные насущные проблемы, подарили игру. Давай покажу тебе завтра?
Утром, когда из розового моря вынырнуло солнце и на воде заплясали слепящие блики, роботы приступили к упаковке вещей и демонтажу домиков. Стив и Тина тем временем сидели на песке перед большим прозрачным многогранником, внутри которого передвигались миниатюрные фигурки. Гонщик объяснил, как пользоваться пультом, изложил общие правила. Играть можно в одиночку, вдвоем или втроем. Конечная цель — прояснение заданной ситуации и победа. Солнце поднялось выше, автоматы закончили с упаковкой и начали грузить имущество в аэрокар, а игра не клеилась.
— У меня впечатление, что там чего-то не хватает, — Тина кивнула на многогранник. — Тебе ее подарили в комплекте?
— Ага, в комплекте. Погоди… — Он уткнулся в электронную инструкцию и наконец объявил: — Раз не хватает, надо играть не в «Варианты победы», а в «Поиск недостающего элемента». Вот, посмотри, тут другие правила…
На песок упала тень.
— Докладываю: работа выполнена, — сообщил остановившийся перед людьми робот.
— Ладно, в другой раз. — Гонщик поднялся на ноги и показал на игру: — Принеси коробку для этой штуки.
Тина тоже встала, окинула взглядом почти пустое Спящее море, волнистый оранжевый пляж, согретую утренним солнцем полосатую рощу, два аэрокара под скалой — большой и маленький.
Вернулся робот с коробкой.
— Идем? — позвал Стив.
Иммортелия считалась одним из самых шикарных и престижных курортов Испанского архипелага, именно здесь чаще всего отдыхали эксцессеры после очередного громкого дела. Поэтому Саймон отправился в Иммортелию: если удастся выследить и ограбить кого-нибудь из бывших коллег, он не только сорвет куш, но и пополнит свой запас мейцана. Правда, в здешних отелях дешевых номеров не было, поэтому ночевать приходилось в парке, под мостом, переброшенным через большой зеркальный пруд, заросший у берегов карликовым тростником. Под мостом находилась будка робота-уборщика. Саймон без церемоний выгонял оттуда тупую машину, каждый раз одним и тем же способом: непререкаемым тоном объявлял, что в окрестностях обнаружена куча мусора, которую надо немедленно убрать, — робот послушно выскакивал и отправлялся на поиски несуществующего объекта, а человек, поглядев ему вслед с кислой ухмылкой, не без труда втискивался на его место и спал до утра. В пруду жили утки. Заметив выползающего из будки Саймона, они начинали издевательски крякать и хлопать крыльями — их определенно веселило его бедственное положение. Саймон в отместку кидал в них камнями.
Он целыми днями бродил по паркам и пляжам, заглядывал в рестораны, но эксцессеров не встречал. Быть может, их напугала гибель Раины, Сейго и Вабера и они сочли Иммортелию «нехорошим местом»? Или они все же где-то здесь, среди других туристов, но в гриме, как и сам Саймон? У них есть мейцан. Надо забрать у них мейцан. Это желание понемногу превратилось в навязчивую идею, в заветную мечту, и Саймон, истощенный и взвинченный, в каждого встречного впивался долгим тоскливым взглядом, пытаясь интуитивно угадать: не эксцессер ли это, нет ли у него с собой наркотика? Туристы, в свою очередь, косились на него с подозрением, отчего Саймон укрепился в мысли, что люди относятся к нему враждебно — даже теперь, когда он перестал работать на «Перископ».
На второй день после того как Саймон перебрался в Иммортелию, над его головой начали сгущаться тучи: объявился Шидал. Сейчас у манокарца была кофейного цвета кожа, черный кучерявый парик и такая же бородка, но Саймон узнал его голос, когда тот, остановившись около автомата с прохладительными напитками, заказал мятную санду. Этот страшный, отвратительный голос Саймон отличил бы из тысячи! Он заспешил прочь, понемногу ускоряя шаги, а оглянувшись через плечо, обнаружил, что манокарец пристально смотрит ему вслед. Тогда Саймон бросился бежать.
— Стой, паршивец! — крикнул Шидал и побежал за ним.
— Ваша мятная санда, господин! — напомнил робот. — Возьмите мятную санду!
Так как заказчик не взял мятную санду и успел на некоторое расстояние отдалиться, а программа требовала, чтобы напиток был вручен покупателю, коли уж тот за него заплатил, автомат покатился следом. Погоня продолжалась полтора часа — пока ошалевшему от ужаса и отчаяния Саймону не удалось на бегу проглотить вторую капсулу мейцана, что позволило ему оторваться от Шидала и назойливого робота.
После этого случая он стал осторожней, но не покинул Иммортелию. Он должен кого-нибудь найти. Еще четыре раза натыкался он на манокарца и еле уносил ноги; в конце концов Саймон начал подозревать, что Шидал пользуется услугами справочных автоматов, как поступил он сам, когда заминировал беседку с гладиолусами. Шидал — нечестный тип, ничего другого от него не дождешься… К счастью, про будку под мостом он не знал, и по ночам, укрывшись в своем убежище, Саймон мог передохнуть.
В Леверре все еще не кончилась зима. Здания вырисовывались на фоне вечернего бледно-серого неба четкими силуэтами — купола, арки, угловатые многогранные фигуры; иные из них блестели, словно покрытые коркой льда. Для Тины Леверра всегда была особенным местом. Именно здесь она предприняла свою первую, неудавшуюся попытку побега и уже потом, на «Эдлоосе», постоянно вспоминала необъятный, яркий, засыпанный снегом город — город неосуществленных возможностей, который жил таинственной, запретной для нее жизнью (она тоже могла бы участвовать в этой жизни, если бы родилась здесь, а не на Манокаре). В этом было что-то от любовной лихорадки — с той разницей, что объектом ее желаний был не человек, а целый мир. Запертая в крохотной каюте на борту «Эдлооса», Тина думала о недостижимой теперь Леверре на протяжении долгих дней и ночей, находя все новые и новые отложившиеся в памяти детали — вплоть до момента катастрофы.