Трибуле Зевако Мишель
– Трибуле свихнулся, господа. Он начинает говорить разумные вещи.
– Да, разумные, сир! Мои слова продиктованы искренними опасениями. Сир!.. Сир!.. Не ходите нынче вечером в Трагуар…
– Опасность? Клянусь Богородицей, это только усилит удовольствие от нашей экспедиции! Идемте, господа! Пошли, Трибуле!
Шут внезапно упал на колени перед своим господином:
– Сир! Сир!.. Сделайте милость, послушайте меня… Подумайте о том, что вы хотите сделать, сир!.. Семнадцатилетняя девушка! Ваше величество, смилуйтесь!.. У вашего величества полно придворных дам, горожанок… А эта бедная малышка… Послушайте, сир, я ее не знаю, но мне ваше намерение представляется страшным грехом… Такое обаяние юности и невинности! Вы ведь сами об этом говорили… О, сир, смилуйтесь над этим ребенком!
– Трибуле, сколько же в тебе целомудрия! – фыркнул король.
Несчастный шут вскинул руки.
– Сир! Сир! – повторял он. – А кто вам сказал, что у этого бедного ребенка нет матери?.. Подумайте, в какое отчаяние она придет!
– Успокойся! – добродушно рассмеялся король. – У нее нет матери!
– А подумайте об отце! – дрожащим голосом продолжал Трибуле. – О, сир! Вообразите, какой несказанной скорбью наполнилось бы ваше отцовское сердце, если бы…
– Ну, ты, презренный шут! – король побелел от ярости. – Как ты смеешь делать такие кощунственные сравнения!
И тяжелая монаршая рука придавила плечо шута.
– Нет! Нет, сир! – крикнул несчастный. – У меня и в мыслях не было сравнивать королевское сердце с сердцем простолюдина… Но, сир, если вдруг у этой девушки есть отец!.. Вообразите, как он будет страдать! Считайте, что вы его убьете, сир!
– Довольно, шут!.. Идемте, господа!
– Сир, на коленях умоляю вас!
– Тысяча чертей!
– Собака приходит в бешенство, – заметил Сарнак.
Трибуле тяжело выпрямился. Король хотел его оттолкнуть.
– Сир, – сказал Трибуле, – убейте меня. Пока я жив, вы не пойдете в Трагуар.
– Сансак, позови моего капитана.
Мгновение спустя появился капитан королевской стражи.
– Бервьё, – приказал король, – арестуй шута.
– Сир, – всхлипнул Трибуле, – сир! Бросьте меня в каменный мешок, но прежде выслушайте, ради бога! Я хочу вам сказать… Вы должны знать…
Бервьё махнул рукой, через пару секунд шута схватили и увели, а еще через несколько минут Трибуле заточили в одну из камер в подземельях Лувра. Некоторое время шут, словно парализованный, оставался неподвижным. Потом он принялся кружиться по своему узилищу, издавая истошные крики. Наконец он вытянулся на каменных плитах пола во всю длину своего тела и заплакал. Он рыдал! Он просил, он умолял!
Капитан Бервьё, который был весьма удивлен этим арестом, остановился за дверью камеры. Позднее он рассказывал своему лейтенанту Монтгомери, что никогда не видел человека в таком отчаянии, он даже вынужден был уйти, чтобы самому не расплакаться.
– Немилосердный!.. – рычал Трибуле, царапая окровавленными ногтями каменные плиты. – У этого короля нет жалости! Если бы я мог сказать ему об этом! Он смеялся надо мной! О, моя Жилет!..[7] О, мой ангел, чистый и непорочный!.. Если бы я мог сказать этому чудовищу, что ты для меня дороже жизни, что наши судьбы неразделимы… с того самого дня, когда ты, бедное потерянное дитя, проявила сострадание к посаженному на цепь шуту, которого высмеивал весь город! С того благословенного часа, когда твой милосердный взгляд стал небесным лучом, озарившим мой ад! О, дочь моя! Уверяю вас, сир, что она стала мне дочерью. Мне, человеку, у которого не было ни отца, ни матери, ни жены, ни любовницы, ни ребенка – никого в мире!.. Отдайте мне мою дочь! Сжальтесь, сир!..
Когда утром пришли в подземелье, Трибуле был без сознания. Вошедшие стражники испугались, потому что по лицу шута, бесчувственному, одеревенелому, катились слезы и падали, одна за другой, на каменные плиты.
IV. Нищий
Король Франциск I спешил к усадьбе Трагуар. Он шел молча, улыбаясь своим любовным грезам. Компаньоны не смели потревожить его.
Внезапно, как только они свернули на улицу Сен-Дени, путь им пересекла женщина. Несмотря на холод, она была едва одета. Женщина не заметила компанию мужчин. Неожиданно прозвучал и ее пронзительный голос:
– Франсуа!.. Франсуа!.. Что ты сделал с нашей дочерью?.. С твоей дочерью!
Король остановился, побледнел и вздрогнул. Инстинктивно он прикрыл лицо краешком плаща, словно испугался быть узнанным этой женщиной, хотя ночь была темной.
– О, этот голос! – растерянно прошептал он. – Где я его слышал?
Женщина удалялась в сторону ворот Сен-Дени, но голос ее все еще слышался в темноте:
– Франсуа! Франсуа! Где наша дочь?
Она еще пробормотала имя молодой девушки, но Франциск не расслышал его.
– Пустяки, сир, – сказал Ла Шатеньере, – эту дурочку хорошо знают здесь. Она спрашивает о своей дочери у каждого встречного. Ее зовут Маржантиной… Безумной Маржантиной… Или Белокурой Маржантиной.
– Маржантина! – пробормотал король. – Маржантина!.. Грех моей юности!
Его на мгновение охватили мысли: вне всяких сомнений, горькие, потому что чело его избороздили складки.
– Идемте, господа! – резко бросил он.
Через несколько минут они подошли к улице Круа-де-Трагуар, а еще через сотню шагов остановились перед домиком с остроугольной крышей. Домик окружал небольшой сад.
– Это там! – указал король. – Обговорим наши действия.
Оставим пока короля Франции за подготовкой новой гнусности. Проникнем в дом…
В комнате, у высокого камина, в котором догорало несколько головешек, сидела за прялкой девушка. Прямо перед нею, в глубоком кресле дремала старушка.
Обстановка комнаты состояла из сундука, шкафа, стола с резными ножками и нескольких стульев. В комнате царила бесконечно спокойная атмосфера; молчание нарушало только медленное тиканье маятника в часах.
Девушка была одета в белое. У нее были светлые волосы чудесного золотистого оттенка. Вся она являла собой идеальную чистоту.
Временами она останавливала прялку, и взор ее туманили мечты. Тогда грудь ее вздымалась в волнении, и девушка, краснея, бормотала:
– Мадам Марселина уверяет меня, что его зовут Манфред. Я никогда не забуду этого имени.
А потом она продолжила:
– Какой у него нежный и гордый вид… Он породил во мне чувство, которого я еще не знала…
Матрона проснулась и, бросив испуганный взгляд на часы, вскрикнула:
– Боже, как поздно!.. Ах, Жилет…
– Я не хотела вас будить, мадам Марселина.
– Скорее! Марш в свою комнату!.. Если бы отец ваш узнал, что вы ложитесь спать после сигнала гасить огонь!..
– Верно!.. Бедный отец!..
Жилет взяла свечку и направилась к двери своей комнаты.
– Боже правый! – вдруг побледнела старушка. – Можно подумать, что кто-то ходит в саду!
– Это ветер шуршит листьями…
Едва Жилет произнесла эти слова, как дверь резко распахнулась и в комнате появились четверо мужчин. Мадам Марселина вжалась в кресло и лишилась чувств.
Жилет побледнела.
– Вижу, что вы при шпагах, господа, – сказала она с легкой дрожью в голосе. – Благородным людям стыдно врываться в дом, подобно ворам… Уходите!
– Боже мой! Как она прекрасна! – не сдержался король и коснулся ее руки: – Милое дитя! Это и в самом деле преступление – вызвать ваш гнев! Но вы простите его, когда узнаете, какое чувство вы вызвали и что за мужчина вас любит.
– Месье! Немедленно уходите! – сказала девушка, вздрагивая от возмущения и ужаса.
– Уйти? Согласен! Но только вместе с вами. О, если бы ты знала, дитя, как я тебя люблю! Хочешь быть счастливой?
– Какая мерзость! Какое бесчестье! Ко мне! На помощь!
Внезапно король грубо обхватил ее.
Девушка закричала от ужаса и попыталась высвободиться.
Но сильный мужчина направился к выходу, увлекая за собой несчастную Жилет.
– Помогите! Ко мне! На помощь!
Обезумев от страсти, Франциск пытался зажать девушке рот.
– На помощь! На помощь! – стонала Жилет.
– Да разве кто осмелится прийти к тебе на помощь! – гремел могучий голос Франциска I.
– О-ля! – вдруг прозвучал в ночи молодой голос. Он напомнил фанфару, сыгравшую боевой призыв. – О-ля! Что это за дьяволы, которые осмеливаются заставлять женщин плакать! Я покажу вам своим клинком, как следует поступать с разбойниками!
– Прочь с дороги! – крикнул Сансак. – Или ты труп!
– А мне нравится потолкаться! – ответил незнакомец. – Шпага против шпаги! Клянусь небом, я встретил дворян. Эй, похитители женщин! Что вы выбираете: веревку или плаху?
Мужчина, говоривший такие слова, появился сам в тусклом свете, падавшем из окна. Им оказался молодой человек с гордым выражением лица, смелым взглядом и тонкими губами, сложившимися в невероятно презрительную улыбку.
Перед столь неожиданным явлением Франциск остановился и опустил девушку на землю, но продолжал держать ее за руку.
Жилет увидела молодого человека, и радостная улыбка появилась на ее губах… Девушка прошептала заветное имя и, совершенно обессилев, сползла на землю по садовой стене.
– Вперед на наглеца! – закричал король.
Громкий смех зазвучал в ответ.
Трое придворных обнажили шпаги, посчитав своего противника деревенщиной, лакеем или гулякой.
Сверкнула длинная рапира неизвестного, он задорно рассмеялся.
– Тысяча чертей, господа! Вы слишком великодушны! Деревенщина! Лакей! Гуляка! Что за набор дерзостей! Вы слишком много одолжили мне… В самом деле! Но я готов заплатить!.. Берегись! Я возвращаю долг! Вот это за «деревенщину»! Получите, господа!
Сансак вскрикнул, потому что длинная рапира незнакомца пронзила его правую руку… Ла Шатеньере и Эссе бросились в атаку. Послышался звон клинков, и опять раздался резкий голос молодого человека:
– Долг уже меньше!.. Берегитесь! Плачу за «лакея»! Не извольте жаловаться, месье!
– Боже правый! – вскрикнул король. – Берегись!
– Не бойтесь, месье! – ответил неизвестный. – Я заплачу ему. Я умею расплачиваться! Кварта, прима или терция – я всегда плачу! Какая монета нужна сеньору? Прекрасный прямой укол! Берегись! Я заплатил за «грабителя»!
Ла Шатеньере получил укол в грудь и вышел из схватки. Тогда неизвестный начал наступать на короля.
– Оставь эту женщину, негодяй! – приказал он.
– Ничтожество! – покраснел от гнева король. – Да знаешь ли ты, кто я?
– Котяра, вероломно проникший ночью в дом, чтобы опозорить его!
– Проклятие! Ты будешь повешен!
– Если только я не сумею пригвоздить тебя к этой стене…
– Безумец! Ты вынуждаешь меня раскрыть свое имя… Но это повлечет за собой твою смерть! Узнай же, – громовым голосом произнес Франциск I. – Узнай же это страшное имя! На колени, презренный, на колени! Я – король Франции!
– А я, – резко ответил незнакомец, – я Манфред, первый и последний носитель этого имени… Манфред безродный, не знающий ни отца, ни матери, не имеющий ни су[8], ни кольчуги, ни очага, ни места жительства… Манфред, король нищих!
– Бродяга! – съязвил Франциск.
– Человек, месье!
– И притом навлекший на себя мой гнев! Приключение становится занятным.
– Смотрите, чтобы оно не стало трагичным!
Так шел обмен колкостями между неизвестным героем и самым знаменитым монархом в мире.
– Ни слова больше, мэтр! – крикнул Франциск I.
– Теперь пусть заговорят шпаги!
– Пошел прочь! Я тебя прощаю!
– Оружие к бою, месье! Мы скоро узнаем, чего стоит шпага из Павии против рапиры нищего!
– Ну, что же, бродяга! Считай себя в руках палача.
– А вы надейтесь на мою милость!
Король побледнел.
– Послушай-ка! – бросил он еще более высокомерно, еще более презрительно. – В последний раз говорю тебе: пошел вон! Тогда ты спасешь свою жизнь.
– В последний раз, месье, послушайте вот это! – Манфред сделал шаг вперед и вытянул руку. Кончик его пальца коснулся груди короля Франциска. – Через мгновение, – продолжал молодой человек, – моя шпага заменит палец, если ты не оставишь девушку.
Палец больно вдавился в грудь, почти как кончик стального клинка.
Пару секунд Франциск вглядывался в глаза Манфреда. И прочел там столь яростную решимость, что страх смерти холодом добрался до его затылка.
Король Франции испугался! И рука его, сжимавшая девичье запястье, медленно разжалась. Побледнев и покачиваясь, он отступил на один шаг. Король Франции отступил всего лишь под давлением пальца!
Манфред одернул руку.
– Ступайте, сир! – невозмутимо сказал он.
– Негодяй! – процедил король сквозь зубы. – Ты такой храбрый, потому что там, в темноте, затаились твои сообщники.
И тут дерзкая, не вполне осознанная бравада охватила молодого человека. Он крайне пренебрежительно бросил в лицо монарху:
– В самый разгар дня, перед всей вашей стражей я повторю вам, что всякий мужчина, насилующий женщину, – подлец!
– Повторишь? – покраснел король.
– В вашем Лувре!..
Потом Манфред повернулся к дрожащей от холода девушке.
– Больше ничего не бойтесь, – нежно проговорил он.
Она смущенно поглядела на молодого человека:
– Я успокоилась… после того как появились вы…
Манфред вздрогнул.
– Идемте, – сказал он просто, взял девушку за руку и повел за собой, удостоверившись сначала, что их не преследуют.
Впрочем, он и не думал, что король Франции столь низко падет, что прибегнет к помощи шпионов!
В трехстах шагах от места поединка он остановился перед домиком буржуазного вида и дважды быстро стукнул железным молотком в дверь. Через несколько секунд дверь отворилась, на пороге появился мужчина со свечкой в руках. Мужчина был еще молод. Лицо у него было энергичное, на нем отразилась задумчивость.
– Я услышал условленный стук, – сказал мужчина. – Входите, дорогой друг, и скажите мне, что привело вас в такую пору.
– Мэтр Доле, – серьезно сказал молодой человек, – я пришел просить приют для этого ребенка…
– Добро пожаловать! Пойду разбужу жену и Авет, мою дочь… А вы входите… Мой дом – к вашим услугам.
Жилет шагнула в дом, и ее нежное лицо осветило пламя свечи. Манфред увидел ее близко, и в его восхищенных глазах сверкнули искорки пылкого обожания.
А девушка тем временем смущенно проговорила:
– Как мне благодарить вас, месье…
В этот момент послышался глухой шум. Молодой человек, не отвечая Жилет, схватил хозяина дома за руку.
– Мой благородный друг, – сказал он, – поклянитесь мне, что вы будете заботиться об этом ребенке, как о собственной дочери.
– Клянусь вам, друг!
– Спасибо, мэтр Доле! – искренне обрадовался Манфред. – А теперь быстрее запирайте дверь! До скорого!
Молодой человек отступил назад и растворился в темноте. Он направился к воротам Сен-Дени.
V. Мать
Несколько мгновений Франциск I оставался неподвижным, следя глазами за Манфредом и Жилет, пока они не исчезли. И тогда, даже не посмотрев на своих лежавших неподвижно спутников, возможно, даже мертвых, король без каких-либо колебаний отправился прочь.
Манфред зря считал короля неспособным на шпионство! Он как раз и занялся столь неблагородным делом. Он проследил издалека, как Жилет вошла в дом Доле. Потом увидел, как удалился Манфред.
Тогда король приблизился и остановился подле дома. Внезапно он встревожился и прислушался.
Шум, настороживший Манфреда, быстро приближался. Франциск схоронился за тумбу, к которой привязывали лошадей, где застыл в лихорадочном ожидании.
Через несколько минут в темноте обрисовалась группа людей. Они шли в сомкнутом строю, освещая путь фонарями.
Король перевел дыхание: это шла не кучка бунтарей – это был ночной дозор!
Обрадовавшись, он вышел из своего укрытия и положил руку на плечо человека, шедшего во главе группы.
– Король! – вскрикнул командир и обнажил голову; тут же он знаком остановил свой отряд. – Сир, какая неосторожность!
– Тише, Монклар!.. Этот бродяга… Манфред…
– Я иду по его следам, сир… Я приказал перегородить улицы… Негодяй не сможет ускользнуть.
– Он там, – указал король, и в голосе его слышалась ненависть, – перед вами… всего в пятистах шагах… Монклар, схватите этого человека!.. Пусть он умрет!.. Этой же ночью… И пусть он умрет в мучениях… Я требую ужасных мучений… Быстрее, Монклар… Бегом.
Главный прево подал знак. Его лейтенант занял место позади Франциска во главе эскорта из двенадцати человек, после чего отряд, в котором осталось человек сорок, под командой самого графа де Монклара направился быстрым шагом в указанном королем направлении.
На плотно сжатых губах короля появилась холодная злая усмешка. Потом он обернулся к лейтенанту.
– Месье, – приказал он, – стучите в эту дверь.
Офицер повиновался… Загрохотал молоток у двери.
Дверь оставалась закрытой.
Офицер постучал сильнее.
И снова молчание!
Офицер вопросительно посмотрел на короля.
– Вышибайте дверь! – приказал Франциск I.
Солдаты приблизились к двери…
И в это самое мгновение ночь разорвал заунывный крик:
– Франсуа! Франсуа! Что ты сделал с нашей дочерью?
Король вздрогнул… и побледнел:
– О, опять эта сумасшедшая, – пробормотал он. – Маржантина!..
Да! Это была безумная женщина! Это была Белокурая Маржантина! Эта несчастная мать бродила по ночным улицам и выкрикивала свою вечную боль. Она разыскивала свою дочь.
Она видела в своем воображении дочь, потерявшуюся двенадцать долгих лет назад!
Вот она вынырнула из темноты, полуголая, с распущенными волосами, и остановилась перед Франциском. С секунду она поколебалась.
– Месье… может быть, вы встречали ее… скажите правду… Маленькую девочку, месье… шести лет… белокурую… хрупкую… такую слабенькую… Скажите, месье!.. Хотите, я назову вам ее имя?.. Оно такое красивое… Ее зовут Жилет… Жилет, говорю я вам!
Последние слова произвели на Франциска ошеломляющее впечатление!.. Он позабыл об окружающих и видел теперь только Маржантину… свою любовницу!
– Жилет! – заикаясь, пробормотал он. – Твоя дочь!.. Боже!.. Боже!.. Возможно ли такое!..
Несчастная мать, конечно, его не слышала. Она продолжала говорить бесконечно нежным голосом, сравнимым с телесной лаской.
– Жилет… прекрасное имя… Не так ли?.. Как же долго я ищу ее… Я потеряла ее в Блуа…Вы знаете, где находится Блуа?.. Ей было всего шесть лет… Бедная малышка… В Блуа, говорю я вам… Да, там… Как я ее любила…
Вдруг она заговорила резко и зло:
– Франсуа!.. Где твоя дочь?
– О! – удрученный Франциск перешел почти на шепот. – Как это ужасно! Оказывается, я полюбил собственную дочь… Это на дочь я поднял руку… Это моя дочь скрылась в этом доме!
Он с жадностью разглядывал безумную женщину… Возможно, он даже собирался поговорить с ней.
Быть может, ожившее пламя давно ушедшей девичьей любви разгонит сумрак ее мыслей!
И в этот момент послышался глухой стук колес. Чуть позже появилась грохочущая повозка, впереди которой галопом неслась лошадь. Казалось, эта летящая во весь опор повозка уносит с собой какую-то мрачную тайну, секрет ужасной драмы…
Маржантина увидела повозку. Новая мысль пронзила ее несчастный мозг, и безумная бросилась за повозкой:
– Это увозят мою дочь!
Через несколько мгновений женщина исчезла.
Застывший на месте Франциск растерянно огляделся…
Солдаты не осмеливались сдвинуться с места. Офицер писал позднее, что ему показалось, будто король тоже хочет устремиться вслед за повозкой, но он все-таки удержался, закрыл лицо руками и судорожно вздохнул несколько раз. Эти вздохи были похожи на рыдания. Потом король пробормотал что-то неразборчивое. Удалось понять лишь несколько слов
– Ох!.. Это чудовищно…Я чувствую, что всё еще люблю эту несчастную!
Что происходило в королевском сердце?.. Какая жуткая борьба шла там между плотской и отцовской любовью?
Когда же король пришел в себя, офицер осмелился спросить у него:
– Сир, что нам делать?
– Месье, – ответил король странным и страшным голосом, – я приказал вам вышибить эту дверь!
VI. Убежище или могилА
Манфред удалялся бодрым шагом. Его натренированное ухо каждую секунду улавливало изменение расстояния между бродягой и ночным дозором. Манфред не видел стражников, но догадывался о них и презрительно усмехался. Он хотел свернуть на первую же поперечную улицу, но не сделал этого, заметив отблески света на пиках.
Он пожал плечами и продолжал идти прямо:
– Кажется, господин главный прево забавляется!
Вторая улица была перегорожена.
– А! Фарс продолжается.
Третья и все последующие улицы, выходящие на главную артерию, ощетинились пиками.
– Ладно! – сказал Манфред. – Какой почет мне оказывают! Весь Париж вооружается, когда по улицам прохожу я.
А позади все отчетливей слышался топот стражников, перешедших на бег. Его схватят! И он умрет!..
На какое-то мгновение его мысли унеслись к девушке, которую он доверил заботам мэтра Доле…
– Полно! – рассмеялся он. – Я не рожден для мирной жизни и мещанской любви! Я нищий бродяга и бродягой умру… Но, черт возьми, умру не без того, чтобы распороть брюхо нескольким из этих ищеек.
И жестом, которому позавидовали бы витязи рыцарских времен, Манфред выхватил из ножен свою длинную рапиру, готовясь не к защите, а к атаке.
Читать бесплатно другие книги:
