Дело о королеве красоты Гарднер Эрл

8

Мейсон и Делла Стрит поднялись на лифте и пошли по коридору в сторону своего офиса.

— Может быть, зайдем по пути к Дрейку? — спросила Делла.

Мейсон покачал головой:

— Нет, Пол получит отчет от своей оперативницы Джесси Алва и поймет, что с его стороны дело закончено.

— И с нашей стороны — тоже?

Мейсон улыбнулся:

— Во всяком случае сегодняшняя сцена была драматичной.

— Помнишь, как-то на суде было подобное? — рассмеялась Делла Стрит. — Никогда не забуду лица окружного прокурора, который заявил, что ожидал большего от твоего допроса, а потом понял, что ты заманил его в ловушку.

Мейсон задумчиво сказал:

— Имей в виду, Делла, ошибка Максин Эдфилд в идентификации личности Элен Калверт совсем не значит, что и остальные ее показания были неверны.

— И тем не менее, ты дал ей понять, что ставишь под сомнение все ее слова, — сказала Делла.

— Это только одна сторона медали — ответил Мейсон, вставляя ключ в замочную скважину. — Самое главное, что она призналась в получении денег за свои показания, — адвокат открыл дверь и пропустил секретаршу вперед. — Конечно, не исключено, что Максин Эдфилд рассказала правду. Ей очень хотелось оказать услугу Ловетту, И так как тот уверил ее, что речь пойдет именно об Элен Калверт, то она ни минуты не сомневалась, что перед ней — подруга ее юности.

— Герти еще работает, — сказала Делла Стрит. — Наверное, лучше предупредить ее, что ты у себя в кабинете.

Она подняла трубку и сказала:

— Мы вернулись, Герти. Если кто-нибудь… Что? Что? О, Господи! Подожди, пожалуйста.

Делла повернулась к Мейсону и сказала:

— Настоящая Элен Калверт ждет тебя в приемной.

— Черт возьми! — вырвалось у Мейсона. — Хороший денек, ничего не скажешь.

— Ты считаешь, что Гарланд и Дейтон все еще следят за нашей конторой? — спросила Делла Стрит.

— Вряд ли они считают меня способным на такую глупость, — ответил Мейсон. — И вряд ли они считают Элен Калверт настолько неосторожной, что она сама отважится приехать ко мне по собственной инициативе. Что ж, Делла, посмотрим, что из всего этого получится… Скажи Герти, чтобы она пригласила ее ко мне.

Делла передала просьбу Мейсона по телефону, и через несколько секунд Элен Эддар вошла в кабинет адвоката.

— Прошу меня простить, мистер Мейсон, — начала она. — Но я просто вынуждена была повидать вас. Я изменила свое решение.

— И выбрали для этого самый неподходящий момент, — сказал Мейсон. — Прошу садиться.

— Почему вы так считаете? — спросила посетительница.

— Насколько я понимаю, вы знаете о том, что Хармен Хаслетт погиб в море. И сейчас Стивен Гарланд и Джермен Дейтон прибыли сюда только с одной целью: разыскать вас. Они знают, что вы побывали в моей конторе, и они полагают, что вы можете появиться у меня еще раз. Специально для того, чтобы сбить их со следа, я нанял оперативницу, дал ей соответствующие инструкции и пустил их по следу, сейчас мы как раз вернулись из квартиры, где произошла довольно драматичная сцена. Адвокат по имени Дункан Ловетт привез с собой из Гловервилла свидетельницу, некую Максин Эдфилд, которая, опознав в этой женщине вас, сообщила, что вы по дружбе рассказывали ей о своей любовной связи с Хаслеттом, и о том, что вы забеспокоились, когда Хаслетт начал охладевать по отношению к вам и решили привязать его к себе, сказав, что забеременели. После этого Хаслетт, следуя указаниям Гарланда, внезапно уехал в путешествие по Европе. Она также сообщила, что Гарланд послал вам тысячу долларов стодолларовыми купюрами, и получив их вы решили уехать из Гловервилла и начать новую жизнь. Еще она сказала, что вы никогда не были беременной и весь этот трюк был проделан ради того, чтобы заставить Хаслетта жениться на вас…

— Зачем она так нагло солгала, эта маленькая…

— Только не волнуйтесь, — сказал Мейсон. — Я рассказываю все это только для того, чтобы вы знали об этом. А потом мы с вами все это обсудим… Итак, Максин Эдфилд опознала вас в нанятой мной оперативнице. Женщина похожа на вас и к тому же получила от меня инструкции, как ей необходимо держаться. Результат был довольно неожиданный. Максин заявила, что рассказала только правду. Утверждала она и то, что оперативница — это вы, Элен Калверт, которая когда-то была ее подругой, поверявшей ей все свои тайны. А потом, когда выяснилось, что опознание личности ею было произведено неверно, все другие ее показания тоже потеряли значение… И вот теперь вы приходите в мой офис. Если Гарланд и Дейтон все еще продолжают следить за моей конторой, в надежде, что здесь появитесь вы, они вас наверняка опознают.

— Ну и пусть! — заявила она. — Я больше не намерена скрываться. Я буду бороться.

— Бороться? — спросил Мейсон. — За что бороться?

— За два миллиона моего сына.

— Это что-то новенькое, — заметил Мейсон.

— Женщина имеет право изменить свое намерение.

— А что именно заставило вас это сделать?

Элен Эддар открыла сумочку и вынула оттуда газетную вырезку.

— Это статья из «Гловервиллской газеты», — сказала она.

Мейсон взглянул на заголовок:

«Недвижимое имущество Хаслетта оценивается в два миллиона долларов».

— Разве вы этого не знали раньше? — спросил он, подняв глаза на собеседницу.

— Нет… Я знала только, что Хармен Хаслетт был главой фирмы и главным держателем акций, но я не думала, что дело за двадцать лет может так вырасти. Судя по всему, это сейчас довольно крупная фирма.

— Вы понимаете, чем это может обернуться для вас? — спросил Мейсон. — Если вы будете претендовать на наследство, вас обвинят в обмане и лжесвидетельстве, имя вашего сына будет склоняться в суде и… Он знает, что вы его настоящая мать?

— Сейчас уже знает, — ответила она. — Я говорила с ним. Объяснила ему все как есть, и это оказалось много легче, чем я думала, потому что женщина, которую он считал своей матерью, часто бросала ему в лицо реплики, вызывающие известные подозрения.

Мейсон задумчиво посмотрел на нее.

— Возможно, что вы очень ловкая женщина, — наконец сказал он, — которая работает вместе с молодым человеком — ведь миллионы Хаслетта стоят этих трудов.

— Значит, вы считаете меня авантюристкой?

Мейсон задумчиво сказал:

— Я просто не знаю, что и думать. Это дело получается чересчур драматичным и странным. И в данный момент я не могу ничего утверждать, только высказываю свои сомнения. И не забывайте, что я вас больше не представляю как адвокат. Вы сами отказались от моих услуг, а сейчас пришли ко мне с довольно сложным планом. Вот я и высказал вам свои сомнения.

— Я не могу укорять вас за это, мистер Мейсон, — ответила она. — И понимаю теперь, что вела себя глупо. Я должна была во всем положиться на вас.

— Хорошо, — сказал Мейсон. — В таком случае расскажите мне, как все было на самом деле. И имейте в виду, что я выслушаю вас не как ваш адвокат, а как человек, который должен решить, сможет он стать вашим адвокатом или нет. Итак, что в вашем рассказе было правдой?

— Все… все, что я вам рассказывала — правда! — воскликнула она. — Просто кое-что я утаила от вас.

— У вас был сын?

— Я приехала сюда почти двадцать лет назад, — начала она. — Беременная и в отчаянном положении, но с кое-какими деньгами. Работать в прежней должности я не могла, так как у меня не было рекомендации. Поэтому мне оставалось идти либо в прислуги, либо в няньки. Я поместила объявление в газете и на него откликнулась некая миссис Байрд. Я отправилась к ней и переговорила. У них не было большого достатка, но у мистера Байрда была хорошая репутация, и он имел постоянное место работы. Детей у них не было. Я начала работать у них, и спустя некоторое время миссис Байрд заметила, в каком положении я нахожусь. Мне пришлось поделиться с ней своими невзгодами, и я сказала, что буду работать у них до тех пор, пока способна на это. А потом отправлюсь в дом для незамужних матерей и там разрешусь от своего бремени. Она отнеслась ко мне дружелюбно и с сочувствием. Спросила, думала ли я об аборте, и я ответила, что думала, но отказалась от этой мысли. В тот день мы больше ни о чем не говорили, но несколько дней спустя она снова вернулась к этой теме и сказала, что долго обсуждала этот вопрос со своим супругом, и они пришли к выводу, что смогли бы усыновить моего ребенка, но некоторые юридические положения препятствуют этому. И вот миссис Байрд нашла выход из положения. Она расскажет своим друзьям и знакомым, что забеременела. Мистер Байрд останется в Лос-Анджелесе и будет продолжать работать, а мы отправимся в Сан-Франциско. В больнице я запишусь под именем Белинды Байрд и рожу своего ребенка, которого зарегистрируют как ребенка Белинды Байрд и Августа Лерса Байрда. Вот, собственно, и все, что нам предстояло сделать. Через некоторое время после рождения ребенка мы вернемся домой, я останусь работать у них, а они будут воспитывать моего ребенка как своего собственного. Единственное, о чем они просили меня, это никогда и никому не рассказывать правды.

Мейсон задумчиво посмотрел на женщину.

— Почему вы изменили свое намерение и что вы хотите от меня?

— Все очень просто — я узнала, что наследство Хаслетта оценивается в два миллиона долларов, и что у него нет никаких других родственников, кроме моего сына.

— Для себя лично вы ни на что не претендуете? — спросил Мейсон.

— У меня нет на это никаких законных оснований.

— Из прежних наших разговоров я понял, что вы хотите, чтобы ваш сын избрал свой собственный путь, и что вы, как вы сами выразились, никогда ничего не скажете ему о его отце. А сейчас вы полностью изменили свое мнение.

— Я очень много думала над всем этим. Еще несколько дней назад я мечтала о том, чтобы его отец выплачивал алименты скажем, двести-триста долларов в месяц, а теперь я узнала, что мой сын может получить большое состояние.

— Все эти факты и ваши слова настраивают меня на скептический лад, — заметил Мейсон.

— Я могу доказать, что все мои слова — истинная правда, — сказала она.

Мейсон подался вперед в своем кресле.

— Очень интересно, — сказал он. — Каким же образом вы можете доказать это? Если речь пойдет о его приемных родителях…

— Нет, их уже нет в живых. Они погибли в автомобильной катастрофе.

— В таком случае, как же вы сможете доказать свои слова?

— У меня есть свидетельница — медсестра из больницы в Сан-Франциско.

— Вы считаете, что медсестра может помнить события двадцатилетней давности? Ведь она имела дело с тысячами и тысячами новорожденных.

— Вы считаете это полностью невозможным?

— Откровенно говоря, да.

— В таком случае я расскажу вам подробности, и вы поймете, что это не так уж невозможно. Эта сестра начала работать в больнице как раз в тот день, когда меня туда поместили. Не забывайте, что я записалась под именем Белинды Байрд и, естественно, сказала, что мне двадцать девять лет, то есть назвала возраст миссис Байрд. А мне в то время было только девятнадцать. Никого не заинтересовала эта деталь, и только медсестра обратила внимание на несоответствие в возрасте. Как бы то ни было, она подумала, что в документах ошибка, и пришла ко мне, чтобы разрешить этот вопрос.

— Как ее зовут? — спросил Мейсон.

— Агнес Берлингтон.

— Итак, она пришла к вам еще до рождения ребенка?

— Да.

— И спросила вас, не допущена ли в документах ошибка относительно вашего возраста?

— Да.

— И что вы ей ответили?

— Я ответила, что никакой ошибки нет, просто я выгляжу намного моложе, чем есть на самом деле.

— И что она ответила?

— Она ответила: «чепуха!»

— Это не причина запоминать вас на всю жизнь.

— И тем не менее она запомнила. Я уже говорила с ней.

— Говорили с ней?

— Да.

— Где она сейчас живет?

— Здесь, в Лос-Анджелесе. Все еще продолжает работать медсестрой.

— Когда вы с ней говорили?

— Совсем недавно. Эта Агнес Берлингтон чертовски ловка. Своего она не упустит. Так как я лежала в больнице под именем Белинды Байрд и ребенок, который родился, был назван Уайт Байрд, естественно, я вынуждена была назвать точный адрес супругов Байрд, чтобы свидетельство о рождении ребенка было оформлено по всем правилам… Ну так вот, Агнес Берлингтон выждала какое-то время, затем отыскала меня и заявила, что я лежала в больнице под именем Белинды Байрд и ребенок, зарегистрированный на имя супругов Байрд, на самом деле является моим незаконным ребенком.

— Зачем ей это было нужно? — спросил Мейсон.

— А как вы думаете? Конечно же чтобы получить деньги за молчание. Она оказалась опытной и даже профессиональной шантажисткой. У медицинских сестер вообще очень много возможностей для шантажа, если они хотят этим воспользоваться, а эта Агнес Берлингтон нигде ничего не упускала.

— И сейчас она живет здесь, в Лос-Анджелесе?

— Да.

— Как она живет?

— У нее милый домик… Знаете, такой, рассчитанный на две семьи. Когда хочет, работает. У нее отличная машина и много возможностей, чтобы раздобыть деньги, если она будет в них нуждаться.

— И сколько же она из вас выкачала? — спросил Мейсон.

— Не очень много. У нее есть причины действовать осторожно. Она появляется, просит две-три сотни долларов, потом исчезает на год, а затем появляется снова и просит еще пару сотен. И всегда мила и дружелюбна.

— Значит, она помнит вас, — сказал Мейсон.

— Еще бы! Кроме того, у нее есть эта… как она называется? Ах, да, тридцатипятимиллиметровая камера, и она снимала меня еще в больнице. Я тогда, правда, ничего об этом не знала, но она сказала мне об этом.

— Она показывала вам эту ленту?

— Нет.

— А вы не думаете, что она вас обманывает?

— Нет, мне кажется, что она у нее действительно есть.

Мейсон задумчиво сказал:

— Вы платили деньги шантажистке, чтобы она хранила вашу тайну, а теперь хотите, чтобы она рассказала правду?

— А почему нет? — удивилась Элен Эддар. — Байрды погибли в автомобильной катастрофе. Хармен Хаслетт погиб в море. И мой сын является теперь единственным наследником фирмы и двухмиллионного состояния. Ради сына я готова на все, мистер Мейсон. Уайт очень горевал, когда Байрды погибли, хоть они и оставили ему кое-какие деньги, но все равно он какой-то неприспособленный к жизни, и такое состояние помогло бы ему твердо встать на ноги.

— Он может встать на ноги и другим путем, — ответил Мейсон.

— Нет, нет, только не Уайт! — ответила она. — Сейчас у него нет никакой почвы под ногами. Поверьте мне, все было бы не так, будь Байрды живы. Но они умерли… Нет, мистер Мейсон, я все обдумала, прежде чем прийти к вам.

— Понятно, — ответил тот. — И чего вы ждете от меня?

— Я хочу, чтобы вы получили от Агнес Берлингтон показания или как это еще называется. Письменные показания.

— Фамилия вашего сына Байрд?

— Да. Его зовут Уайт Байрд. Однажды, когда Белинды и Августа не было дома, эта женщина пришла и к нему. Она была с ним мила, рассказала, что работала сестрой в больнице Сан-Франциско, когда он появился на свет, ухаживала за его матерью и хотела бы ее сейчас повидать. Судя по всему, хотела шантажировать Байрдов.

— Та самая медсестра?

— Да, конечно! Она даже сообщила ему свое имя — Агнес Берлингтон.

— И что было потом?

— Она расспросила Уайта о его матери. О том, как она выглядит, какая у нее походка, стройная ли она. Уайт ответил, рассмеявшись, что его мать совсем не стройная, а скорее полная. Так они поговорили немного, а потом Агнес ушла…

— Вы еще что-то недоговариваете, — сказал Мейсон. — Рассказывайте все.

— Я и так вам все рассказываю, — ответила Элен Эддар. — Короче говоря, Агнес стала шантажировать и Байрдов. Она как-то подстерегла мистера Байрда и сказала ему, что служила медсестрой в больнице, когда родился его сын, а потом намекнула, что мать Уайта стройная женщина, и попросила взаймы двести пятьдесят долларов. Байрд дал ей эти деньги.

— Ну, и дальше?

— Через какое-то время она появилась снова, и опять «заняла» двести пятьдесят долларов.

— И сколько же Байрды выплатили ей вообще?

— В общей сложности тысячу двести пятьдесят долларов.

— Откуда у них такие деньги? И почему они платили?

— Платили, — ответила Элен Эддар, — разумеется, против желания. Но у них не было другого пути.

— И в течение этого времени вы тоже платили?

— Да, я тоже давала ей деньги «взаймы».

— И теперь вы хотите с ней поговорить? — недовольно спросил Мейсон.

— Да, я платила ей за молчание, а теперь хочу, чтобы она заговорила. Теперь мне нужны ее показания.

— Возможно, это какое-то крупное мошенничество, — пробормотал Мейсон.

— Что вы имеете в виду?

— Ведь вы могли все это выдумать, когда узнали, что после Хаслетта осталось два миллиона… Ну хорошо, мисс Эддар, я поговорю с этой медсестрой. Но предупреждаю вас, что я настроен очень скептически, и мне нужны доказательства. Очень убедительные доказательства.

— Она даст вам доказательства, — заверила Элен Эддар.

— В таком случае мы поступим следующим образом, — сказал Мейсон. — Мы навестим эту Агнес Берлингтон. И если я сочту, что она говорит правду, я возьму у нее письменные показания.

— И эти письменные показания будут действительными даже в том случае, если с ней что-то случится? — спросила Элен Эддар.

— Жила же она эти двадцать лет, — бросил Мейсон. — Проживет и еще какое-то время. Но в любом случае ее показания могут быть предъявлены как официальный документ.

— И вы сделаете это для меня?

— Вы ведь отказались от моих услуг.

— Сейчас ситуация изменилась, мистер Мейсон. На многие вещи я смотрю теперь другими глазами.

— Это верно, — согласился Мейсон и внезапно спросил: — А что вы скажете о Максин Эдфилд?

— В каком плане?

— Вы хорошо ее знали?

— Очень хорошо.

— Вы советовались с ней?

— Да… Она на несколько лет старше меня, и я смотрела на нее, как на более опытную подругу.

— Вы часто виделись?

— Да.

— Вы говорили ей о своей связи с Харменом Хаслеттом?

— Да.

— Говорили, что забеременели?

— Да.

— Она знала о том, что вы получили тысячу долларов?

— Она единственная, кому я рассказала об этом.

— А вы не говорили ей, что хотите обмануть Хаслетта, а на самом деле вовсе не беременны?

— Конечно, нет! Я же была беременной. У меня был очень неважный вид тогда, и Максин это заметила. Устроила мне настоящий допрос. И в конце концов я ей все рассказала.

— А теперь она клянется, что вы не были беременны, и что это был лишь ловкий ход, чтобы женить Хаслетта на себе.

— Я знаю. Жизнь не очень-то миловала Максин. Поэтому она готова дать любые показания, лишь бы перед ней положили изрядный куш. Кроме того, когда речь идет о состоянии в два миллиона, можно ждать чего угодно, мистер Мейсон.

— Что ж, вы правы, — согласился адвокат.

— Значит, Максин заявила, что я хотела женить Хаслетта на себе?

— Да. И единственное, в чем я смог ее уличить — это в идентификации вашей личности. Но одно это уже поставило ее в невыгодное положение. Правда, двадцать лет спустя можно и ошибиться.

— Так вы поедете со мной повидать Агнес Берлингтон?