Дело о королеве красоты Гарднер Эрл
— Мы навестили одну свидетельницу… Женщину уже в летах, она знает кое-какие вещи, представляющие известную ценность… Мистер Мейсон хотел поговорить с ней.
— Да, все показания нужно собрать, — согласился Уайт.
— Только мы пришли туда слишком поздно, — ответила Элен Эддар. — Эта женщина умерла.
— Умерла?
— Да.
— Как же так?
— Более того, она была убита, — заметил Мейсон.
— Убита! — воскликнул Уайт. — Скажите… Вы что, разыгрываете меня? Нет, не может этого быть! О, Боже праведный!
— Уайт, — сказала Элен Эддар, — мистер Мейсон считает, что нас могут расспрашивать о всяких подробностях, вот я и захотела предупредить тебя и все объяснить, и мистер Мейсон пожелал поехать вместе со мной.
— А кто была эта женщина? — спросил Уайт. — Я знал ее?
— Нет, ты не знал ее, — ответила Элен Эддар. — Она работала сестрой в больнице Сан-Франциско, когда ты появился на свет, и…
— Минутку, минутку! — перебил ее Уайт. — Уж не Агнес ли Берлингтон ты имеешь в виду?
— Агнес Берлингтон! — воскликнула его мать. — Ты ее знал?
— Конечно!
— Как вы с ней познакомились? — спросил Мейсон.
— Она преследовала меня, — ответил Уайт.
— С какого момента?
— Первый раз она появилась почти сразу после гибели Байрдов. Она рассказала мне, что я не сын Августа Байрда, что миссис Байрд обманула его, выдав меня за своего родного сына. Она также сказала, что если эти факты станут известны, я останусь без единого цента. И добавила, что для меня это будет очень неприятно, поскольку моей вины тут нет. Еще она сообщила, что моя настоящая мать — ты, мама, и много всякого другого.
— Сколько вы согласились заплатить ей? — спросил Мейсон.
— Десять процентов с того, что я получу после Байрдов, — ответил Уайт.
— Вот так! И ты мне ничего об этом не сказал! — воскликнула Элен Эддар.
— Она приказала мне не говорить об этом никому. Иначе, сказала она, я лишусь всего.
— И вы выплатили ей десять процентов? — спросил Мейсон.
— Да.
— После этого вы виделись еще?
— Да, буквально несколько дней назад.
— Что она хотела?
— Она сообщила мне, что я, возможно, получу еще изрядную сумму денег, и снова заговорила о процентах, которые я должен…
— Почему же ты не рассказал мне обо всем этом, Уайт! — воскликнула Элен Эддар.
— Я так и собирался поступить, мама, но мы и виделись-то с тобой после этого лишь мельком. А этой мисс Берлингтон я сказал, что она получит свое, если ее предположения оправдаются.
— Она говорила, о какой сумме идет речь?
— Нет. Сказала только, что сумма очень большая.
— Вы знали, что раньше она работала в больнице в Сан-Франциско?
— Да, она рассказала мне об этом еще в свой первый визит. Тогда же она сказала, что присутствовала при моем рождении и могла бы рассказать подробности, но сообщила мне очень и очень немногое.
— Вы сейчас один живете в этом доме? — спросил Мейсон.
— Да.
— Прислуга приходит?
— Каждый день.
— И вы все время дома?
— Да… Грызу науку.
— А у Элен Эддар есть ключи от дома?
— Да, конечно, ключ у нее есть, но она всегда звонит условным образом, когда приходит. Если же меня нет, открывает дверь ключом.
— А если бы ей захотелось спрятать в вашем доме какую-нибудь вещь, нашлось бы для этого подходящее место?
— Сколько угодно, — ответил Уайт.
— Вы не возражаете, если я осмотрю ваш дом?
— Я и не думала оставлять дневник здесь, мистер Мейсон, — сказала Элен Эддар.
— Я и не утверждаю это. Всего лишь задал вопрос.
Адвокат поднялся и открыл дверь в коридор, куда выходили еще две двери.
— Которая из них ваша? — спросил он молодого человека.
— Та, что справа от вас, — ответил Уайт.
Мейсон вошел в спальню, какое-то время принюхивался к воздуху, а потом прошел в туалет.
На полу стояло несколько бутылок из-под виски, ведерочко со льдом и два бокала с еще не растаявшими кубиками льда. На одном из бокалов виднелись следы помады.
— И совсем вы не занимались науками, Уайт, — сказал Мейсон, — а наслаждались чьим-то милым обществом. Когда ваша матушка позвонила в первый раз, вы выпроводили вашу подругу через черный ход, а после того, как мы вошли через парадное, она села в вашу машину и укатила.
— Вы ставите меня в неловкое положение, господин адвокат, — сказал Уайт.
— Я просто пытаюсь разобраться в деле, которое представляется мне довольно сложным, — сухо ответил Мейсон.
— Хорошо, — сказал Уайт. — Я такой же человек, как и все. Это что, противоречит закону?
— Нет, закону это не противоречит, — ответил Мейсон. — Но мне не нравятся люди, способные лгать прямо в глаза. И когда вы с необсохшим вином на губах пытались уверить меня, что целый день «грызли науку», а потом я услышал, как кто-то уезжает на вашей машине, то я сказал себе, что в этом надо разобраться.
— Теперь вы разобрались… Что дальше?
— Ничего, — ответил Мейсон. — Я просто проверил, насколько вы правдивы.
— Уайт — хороший мальчик, — вмешалась Элен Эддар. — Но у юности так много искушений, и вы не должны корить его за это. Не понимаю, о чем думают девушки!
Мейсон повернулся к Уайту:
— У вас есть адрес Агнес Берлингтон?
— Кажется, где-то был. Меня это никогда особенно не интересовало, — ответил Уайт.
Мейсон внезапно схватил Уайта за плечи. Юноша попытался освободиться от крепко державших его рук.
— Оставьте меня! Я вам не солгал…
— Нет, вы лжете! — сказал Мейсон. — И своей ложью вы можете доставить много неприятностей и себе, и другим. Что она хотела?
— Денег.
— Сколько?
— Десять процентов от всего гловервиллского наследства.
— И вы пришли с ней к какой-нибудь договоренности?
— Я не знал…
— Пришли или нет?
— Да, пришли, — ответил Уайт.
— Что-нибудь было зафиксировано письменно?
— Нет, она сказала, что лучше ничего не писать, но если я попытаюсь ее обмануть, у меня будут серьезные неприятности…
— О, Господи! — вздохнул Мейсон. — Хоть бы кто-нибудь где-нибудь сказал мне правду!
— Вы и так выжали из меня всю правду, — буркнул Уайт.
— А что мне оставалось делать, если я имею дело с такой семейкой, — ответил адвокат. — Вы когда-нибудь бывали у Агнес Берлингтон?
— Нет.
— И вы не знаете, где она живет?
— Она оставляла мне свой адрес — вот и все.
— А другие связи у вас с ней были?
— Что вы подразумеваете под другими связями?.. О, небо! Ведь эта женщина мне в матери годится! А мне нравятся молоденькие и хорошенькие девушки… Нет, у нас с ней были только деловые связи.
— Вы часто ее видели?
— За последний месяц только один раз. Она пришла сюда и…
— Почему вы не рассказали об этом своей матери?
— Она запретила мне делать это. Она сказала, что мать моя слишком прямолинейна и старомодна, и если сделка будет совершена через нее, то адвокаты смогут понять, в чем тут дело, и тогда ситуация будет плачевной для нас обоих. Кроме того, она дала понять, что деньги буду наследовать я, а не моя мать…
— Она сказала, о какой сумме идет речь?
— Сказала, что речь идет о миллионах.
— И вы согласились дать ей десять процентов?
— Да, согласился, учитывая…
— Учитывая что?
— Что от ее показаний зависит очень многое.
— Действуя таким образом, вы навредили бы себе еще больше, — заметил Мейсон. — Ну, а как насчет бумаги?
— Какой бумаги?
— Ну, нечто вроде договора, обязательства или соглашения, — пояснил адвокат.
— Я же говорил вам — такой бумаги нет. Она сказала, что никаких обязательств давать друг другу не будем…
— Но она должна была иметь какую-нибудь бумагу от вас, — сухо сказал Мейсон. — Она нуждалась в такой бумаге для своей защиты. Перестаньте лгать!
— Ну, записку я ей дал, — ответил Уайт, смущено глядя на свои ноги. — Но это не обязательство. Это просто записка.
— И вы подписали эту записку?
— Да.
— Копия есть?
— Нет. Она сказала, что копию иметь опасно. Достаточно одного оригинала, чтобы я не мог отказаться от своего обещания. И еще она сказала, что спрячет эту записку в такое место, где ее никто не найдет.
Мейсон устало вздохнул:
— У нас был тяжелый разговор, Уайт, и за это время вы так много раз пытались мне солгать, что я…
— А вы чего ожидали? — перебил его Уайт. — Что я сразу выложу вам все о нашем соглашении? Ведь я поклялся, что никому об этом не скажу.
Мейсон повернулся к Делле Стрит:
— Думаю, мы можем ехать домой, Делла.
— А как же я? — спросила Элен Эддар.
— Вы возьмете такси и тоже поедете домой. И не будете предпринимать ничего, что можно было бы рассматривать как сокрытие вещественных доказательств. И ни в коем случае не пытайтесь поменять покрышки на своей машине. Понятно?
— Но если меня прижмут к стенке, я должна буду сознаться, что…
— Вы ни в чем не будете сознаваться, — перебил ее Мейсон. — Как только вас заберут в полицию, я разрешаю вам говорить только одно: вы не будете говорить ничего, пока не вызовут меня. А когда там появлюсь я, то скажу вам, чтобы вы вообще не давали ни письменных, ни устных показаний. Понятно?
— Мне кажется, это поставит меня в ложное положение перед общественностью.
— Конечно! — уверил ее Мейсон. — Но это гораздо лучше, чем…
— А в чем дело, мама? — перебил Мейсона Уайт. — Не позволяй запугать себя такому человеку. Если ты хочешь рассказать полиции правду, то иди и расскажи.
— Нет, нет, ты ничего не понимаешь! — воскликнула Элен Эддар.
— Ваша подруга собирается вернуться сегодня попозже на вашей машине? — спросил Мейсон Уайта.
— Да, вернется! — раздраженно бросил тот. — Вернется, если уж вам обязательно нужно знать это.
— Хорошо, — сказал Мейсон. — И если вы хотите проявить хоть какую-нибудь вежливость, вызовите такси для матери.
Мейсон сделал знак Делле Стрит и они направились к двери.
14
Около полудня лейтенант Трэгг вошел в кабинет Мейсона, предварительно дав возможность Герти сообщить о своем появлении серией условных звонков телефона.
— Добрый день, Мейсон! Здравствуйте, Делла! — поздоровался он. — Чудесная сегодня погода, не правда ли? Как вы себя чувствуете?
— Отлично! — ответил Мейсон. — У вас были основания сообщить о своем визите через Герти, лейтенант? Не хотели ждать в приемной?
— Не хотел, — ответил лейтенант Трэгг. — Налогоплательщики скептически смотрят на полицейского, который сидит в приемной адвоката и ждет, пока тот соберется с мыслями или выпроводит клиента через черный ход.
Лейтенант Трэгг дружелюбно улыбнулся.
— Никакого клиента я через черный ход не выпроваживал, — ответил Мейсон.
— Совершенно верно, не выпроваживали… Дело в том, что мы собираемся арестовать вашу клиентку. И боюсь, что ей будет предъявлено обвинение в убийстве. Она наверняка захочет видеть своего адвоката, вот я и подумал, что будет неплохо, если вы отправитесь вместе со мной. Это будет выглядеть как-то по-семейному, что ли, и сэкономит нам время.
— Где вы собираетесь ее арестовывать?
— В магазине, где она работает. Это, конечно, не очень приятно, но вы сами понимаете: закон есть закон.
— Надеюсь, у вас есть доказательства ее вины? — спросил Мейсон.
— Доказательства? — переспросил Трэгг. — Ну, конечно, у нас есть доказательства. Мы не имеем права арестовывать человека, не имея доказательств, тем более, если он занимает известное общественное положение.
Мейсон повернулся к Делле Стрит:
— Ты останешься здесь, Делла, а я отправлюсь с лейтенантом Трэггом. Составлю ему компанию.
— Очень любезно с вашей стороны, Мейсон, — ответил лейтенант. — А то сперва арестовываешь подозреваемого, потом звонишь его адвокату, который заставляет себя ждать час или два и тем самым дает возможность арестованному обдумать свои ответы и заготовить хорошую версию.
— На этот раз я буду с вами искренен, лейтенант, — ответил Мейсон.
— Прошу вас.
— Я скажу Элен Эддар, чтобы она вообще не давала никаких показаний. Она даст свои показания только на суде в присутствии присяжных.
— Вот как! — ответил Трэгг. — Не думаю, что это будет умно, Мейсон.
— Может быть, — ответил Мейсон. — Но это будет по-джентльменски по отношению к женщине.
— Вам, конечно, виднее, — ответил Трэгг. — Но я бы хотел, чтобы она ответила на ряд вопросов еще до судебного разбирательства.
— Она ответит, лейтенант, если это не будет нигде зафиксировано. И я беру на себя всю ответственность за ее поведение.
— Это будет вашим поражением, Мейсон, — заметил Трэгг. — Или вы другого мнения?
— Будем надеяться, что никакого поражения не будет, — ответил адвокат. — Итак, едем!
— У меня служебная машина, — сказал Трэгг. — И мы сразу увезем вашу клиентку в Управление. Вы поедете с нами?
— Поеду, — ответил Мейсон и многозначительно посмотрел на Деллу Стрит.
Секретарша понимающе кивнула.
— Вот именно, Делла! — сказал Трэгг. — Как только мы выйдем, соединитесь с фирмой «Френи, Колеман и Свази» и передайте Элен Эддар, что мы едем за ней. А после этого Перри Мейсон, будучи ее адвокатом, даст ей указания, как необходимо себя держать. Мы согласны на все… Ну, поехали!
Мейсон и Трэгг вышли на улицу и сели в машину. Лейтенант пребывал в отличном расположении духа.
— Когда мы ее заберем, Мейсон, она поедет вместе с нами, — сказал Трэгг. — Только давайте договоримся, что вы не будете разговаривать с ней, пока мы не приедем в Управление. — После этого Трэгг повернулся к шоферу: — Фирма «Френи, Колеман и Свази».
Полицейская машина быстро промчалась по улицам города и вскоре остановилась перед универсальным магазином.
— Ждите меня! — сказал Трэгг шоферу, а потом повернулся к Мейсону: — Вы пойдете со мной?
— Разумеется! Для этого я сюда и приехал.
— Да, конечно! — согласился Трэгг.
Они вошли в магазин и, пройдя в контору, спросили у секретарши, как найти Элен Эддар.
Едва открыв дверь кабинета старшего продавца, лейтенант спросил:
— Надеюсь, вы уже знаете о цели нашего визита, мисс Эддар?
Мейсон сразу же вмешался:
— Элен, вас собираются арестовать по обвинению в убийстве. Являясь вашим адвокатом, я запрещаю вам говорить что-либо и отвечать на вопросы.
— Минутку, минутку! — произнес лейтенант Трэгг. — Сперва необходимо соблюсти формальности. Я хочу сказать, что некоторые ваши поступки вызвали наше подозрение. И все. Моей неприятной обязанностью является то, что я должен вас арестовать по подозрению в убийстве Агнес Берлингтон. Хочу также предупредить, что вы не обязаны отвечать на вопросы и можете не делать никаких заявлений, которые могут быть направлены против вас. Хочу также сказать вам, что вы имеете право на адвоката и мистер Мейсон, являющийся вашим адвокатом, извещен нами о положении вещей и знает, что мы собираемся вас арестовать. Он заявил, что будет находиться вместе с вами, где бы вас ни допрашивали.
— Я же сказала вам… — начала Элен Эддар.
— Замолчите! — перебил ее Мейсон. — Помолчите, Элен! Вы не должны ничего говорить!
— Но я ведь ему сказала…
— Если вы что-нибудь ему и говорили, он этого не забыл, — продолжал Мейсон. — И ему, конечно, очень хочется, чтобы вы сказали еще что-нибудь.
— Разве есть основания, вынуждающие меня доказывать свою невиновность? — спросила она.
— Сейчас это не имеет значения, — ответил Мейсон. — Но если вы будете говорить, он поймает вас на мелких несоответствиях и сделает из них большие.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду, Мейсон, — сказал Трэгг. — Мы уже можем доказать, что машина Элен Эддар побывала на подъездной дорожке, которая ведет к дому Агнес Берлингтон уже после того, как газон и дорожка были мокрыми. Можем доказать и кое-что другое.
— Примите мои поздравления, — ответил Мейсон.
— Спасибо… Видите ли, Мейсон, она въехала на подъездную дорожку, увидела, что почва размокшая, и решила вернуться. К тому же она отлично водит машину. Некоторые водители, если дают задний ход, часто крутят баранку, так что машина идет зигзагами. А эта женщина вывела машину почти по прямой линии, так что имелись хорошие отпечатки в основном только передних колес. Конечно, кое-где попались и отпечатки задних, но их было гораздо меньше, чем мы ожидали. Грунт был слишком мягким.
— Я тоже посчитал, что земля там слишком мягкая.
— Да, но вы были там позже, — заметил лейтенант Трэгг. — Мы предполагаем, что машина Элен Эддар какое-то время стояла на подъездной дороге, а потом выехала задним ходом. Это случилось приблизительно в то время, когда наступила смерть.
— А как вы определили время смерти? — поинтересовался Мейсон.
— Это очень щекотливый вопрос, — ответил лейтенант Трэгг. — И вы, вероятно, в свое время зададите кучу вопросов эксперту. Точно определить время смерти мы не смогли, только установили, что смерть наступила за двадцать четыре — тридцать часов до обнаружения трупа, трупное окоченение уже было и прошло. Если бы мы узнали, когда она последний раз принимала пищу, это помогло бы нам намного точнее определить время смерти, но, по-видимому, она сама себе готовила и мыла посуду. Так что мы можем лишь констатировать, что она погибла через два часа после приема пищи, но когда она ела, нам неизвестно.
— А характер пищи вам ничего не подсказывает? — спросил Мейсон.
— Ну и ну, Мейсон! — укоризненно заметил Трэгг. — Вам не кажется, что разговор у нас идет в противоположном направлении? Вместо того, чтобы мне, офицеру полиции, допрашивать подозреваемую и ее адвоката, я вынужден сам отвечать на ваши вопросы. Вам остается только предупредить меня — как того требует буква закона — что все, что я сейчас здесь скажу, может быть направлено против меня.
— Если вы заинтересованы найти настоящего убийцу, — заметил Мейсон, — вы должны быть готовы обсудить со мной некоторые факты.
— Вот именно! — подхватил Трэгг. — А если вы сами заинтересованы в раскрытии преступления, я думаю, что вы не откажетесь ответить на некоторые вопросы… Например, вопрос о бандероли, адресованной мисс Эддар на главный почтамт?.. О, я вижу, вы вздрогнули, мисс Эддар? Вы не ожидали, что полиция докопается до этого, не так ли?
— О бандероли? — спросил Мейсон.
— Да, о маленькой такой бандероли. Размером с тетрадку, в каких обычно ведут дневники. Мы, разумеется, еще не вскрыли пакет, поскольку у нас не было ордера на арест, а мы должны соблюсти все формальности по отношению к почтовому агентству. Пока лишь известно, что эта бандероль адресована мисс Эддар на главный почтамт и адрес на ней написан рукой мисс Эддар. Ну, а теперь, имея на руках ордер на арест, мы можем вскрыть этот конверт в самое ближайшее время, и его содержимое, надеюсь, внесет ясность в ситуацию, особенно если в бандероли окажется дневник Агнес Берлингтон. Дело в том, что близкий знакомый Агнес Берлингтон утверждает, что она вела дневник, который хранился в одном из ящиков шкафа. Во время обыска мы не нашли никакого дневника, так что вполне возможно, в этой бандероли находится исчезнувшая вещь — дневник… Вы понимаете, что все это значит, Мейсон? — Трэгг повернулся к Элен Эддар: — Вы не хотите сделать никаких заявлений относительно этой бандероли, мисс Эддар?
— Нет, не хочет! — ответил вместо нее Мейсон.
— Во всяком случае она может сказать, посылала ли она что-нибудь на свое имя, и когда она это сделала, — сказал Трэгг. — Мы ведь имеем эту бандероль и знаем, кто писал адрес на ней. В течение часа мы познакомимся и с содержанием бандероли.
Элен Эддар бросила на Мейсона испуганный взгляд.
— Мисс Эддар вообще не будет делать никаких заявлений, — твердо повторил Мейсон.
— Для нее же хуже, — ответил Трэгг. — Пресса может представить факты в невыгодном для нее свете…
— Суд общественности нам мало поможет в этом вопросе. Речь может идти только о Суде Присяжных. И давайте играть в открытую, лейтенант: в силу определенных причин мисс Эддар не может ответить на ваши вопросы. Кроме того, у нее есть основания сохранять свое прошлое в тайне — прошлое чисто личного и частного порядка. А если она будет отвечать на вопросы, это прошлое неизбежно всплывет на поверхность. Отсюда следует, что на вопросы отвечать она не будет и вообще не будет говорить ни слова.
— Я могу понять вашу позицию, — ответил Трэгг. — Но в таком случае все это дело целиком ляжет на ваши плечи… Впрочем, вы, наверное, этого и хотите. С другой стороны, эти личные и частные вещи все равно всплывут на поверхность. Я имею в виду конкурс красоты и все такое прочее…
— Почему? — спросил Мейсон.
— Потому что об этом знают в полиции и, боюсь, это известно уже и прессе, — ответил Трэгг. — Я не хочу сказать ничего, что бы бросило тень на поведение вашей клиентки, но в конце концов улики есть улики, и, кроме того, имеется еще свидетельница Максин Эдфилд, которая даст Суду весьма ценные показания в отношении мотивов. К тому же она может поставить под сомнение утверждение Элен Эддар о том, что она имеет сына от Хармена Хаслетта, оставившем после себя двухмиллионное состояние. Все эти факты неизбежно всплывут на поверхность, когда речь пойдет о причинах убийства, и я буду весьма удивлен, если мисс Эддар не побоится прокомментировать их.
— У мисс Эддар нет надобности комментировать что-либо!
— В таком случае объяснения придется давать вам, как ее адвокату.
— Как ее адвокат, я тоже не обязан давать какие-либо объяснения.
— Что ж, — пожал плечами трэгг, — значит, будем играть в молчанку. Вы, конечно, оба понимаете, что мы заинтересованы в расследовании этого дала. И нам не нравится, когда вокруг дела поднимается много шума, так что если мисс Эддар сможет ответить нам на вопросы, мы будем рады выслушать ее объяснения, проверим факты, о которых она сообщит, и если в их не будет противоречий, мы не станем ее больше беспокоить.
— Мы оба с вами отлично знаем, — бросил Мейсон, — что вы все равно не сможете ее отпустить до тех пор, пока дело не будет решено в судебном порядке. А все эти громкие слова вам нужны для того, чтобы заставить ее говорить.
Трэгг усмехнулся:
— Хорошо, Мейсон, я больше не буду делать никаких попыток. А вам, мисс Эддар, придется поехать вместе с нами. Кстати, хочу заметить, что попытка послать компрометирующие материалы по почте говорит сама за себя. Конечно, сейчас я не выношу никаких обвинений, но, может быть, вам, господин адвокат, будет интересно узнать, что эту бандероль мы обязательно вскроем. Я буду очень рад за вас и за вашу клиентку, если мы не найдем там дневника Агнес Берлингтон, но очень боюсь, что именно этот дневник мы там и найдем. А теперь, мисс Эддар, если вы будете так любезны и проедете с нами в полицейское Управление, мы выполним там все формальности по возможности безболезненно — это, конечно, в том случае, если вы измените свое поведение и дадите толковое объяснение своим поступкам.
— Никаких объяснений не будет! Ни толковых, ни бестолковых! — ответил Мейсон. — И мы будем пользоваться своим правом — хранить молчание. Кроме того, я хочу пять минут поговорить со своей клиенткой, господин лейтенант. Может быть, вы подождете в коридоре? После этого вы можете везти ее в Управление.
— Переговорить с ней вы можете и в Управлении, — ответил Трэгг.
— После того, как вы внесете это в регистрационную книгу? Конечно, если вы мне отказываете в разговоре с моей клиенткой…
— Вы не так меня поняли, — поспешно сказал Трэгг. — Я не хочу ставить вам никаких препятствий, Мейсон. Во избежание осложнений. Значит, вы просите пять минут?
— Да.
