Дело о ледяных руках Гарднер Эрл

– Да, сэр.

– Хорошо. Вас спросили, где вы получили сто долларов, которые офицер Мултон изъял у вас?

– Суд не должен изменять формулировку вопроса, – встал Мейсон. – Ведущий протокол секретарь суда должен прочесть первоначальный вариант данного вопроса свидетелю.

– Пожалуйста, прочтите вопрос, – с раздражением попросил Майлз. – Вы увидите, что первоначальная запись вопроса в принципе не отличается от только что услышанной вами формулировки. Я просто хочу быть уверен, что свидетель осознал свое положение и тот факт, что ему дарована неприкосновенность. Думаю, что и суд, и адвокат свидетеля полностью оценили ситуацию. В прошлом были случаи, когда конституционная гарантия против самооговора нарушалась. Те, кто отказывался отвечать на вопросы по совету своих адвокатов, боявшихся вовлечь своего клиента в формальное преступление, действовали в пределах своих законных прав. Теперь, по новой статье, закон разрешает окружному прокурору даровать свидетелю неприкосновенность и, таким образом, избегнуть любой ловушки, которая может быть расставлена несговорчивому свидетелю.

Судья Майлз хмуро и недовольно посмотрел на Мейсона.

– Ваша честь, – произнес Мейсон с приличной случаю скромностью, – пусть теперь будет повторно зачитан заданный свидетелю вопрос.

– Итак, где вы взяли эту стодолларовую купюру? – вновь прозвучал вопрос.

– Вы поняли вопрос? – спросил судья Майлз.

– Да, сэр.

– Отвечайте.

Родни Бенкс посмотрел на Гилмора:

– Я должен отвечать?

– Да, вы должны, так постановил суд. Вы же слышали, вам пожалована неприкосновенность.

– Я взял эти сто долларов у Марвина Фремона после того, как убил его.

– Что?! – вскричал Гамильтон Бергер, вскакивая на ноги.

Родни Бенкс как воды в рот набрал.

Джарвис Гилмор самодовольно улыбнулся, слегка поклонившись в сторону разгневанного окружного прокурора.

– Я попрошу перечитать этот ответ, – заявил Перри Мейсон. – Я не только хочу убедиться, что он внесен в протокол, но желаю быть уверенным, что я его правильно понял и что присяжные поняли его так же, как и я.

– Одну минуту! – закричал Гамильтон Бергер. – Я хочу, чтобы этот ответ был изъят из протокола. Это не ответ!.. Вернее, это неправильный ответ… Свидетель взял деньги у сестры и теперь себя оговаривает, чтобы дать ей шанс выкарабкаться.

– Если суд мне позволит, – встал Перри Мейсон, – я бы отнес это замечание окружного прокурора к разряду поступков, наносящих ущерб судебному разбирательству. В присутствии присяжных заседателей окружной прокурор торжественно заявляет о факте, который не доказан.

– Именно так, – раздраженно поддержал это заявление судья. – Присяжные не должны принимать во внимание это заявление окружного прокурора как бездоказательное. Случай неправомерного поведения налицо. Я предостерегаю присяжных заседателей и прошу их не обращать внимания на это заявление.

– Если позволит суд, – продолжал Мейсон, – я попрошу все-таки перечитать в протоколе ответ свидетеля, чтобы убедиться, что он занесен туда и я его правильно понял.

– Протестую против повторного чтения! – заявил Гамильтон Бергер. – Это… этим должна заняться конфликтная комиссия коллегии адвокатов, только она может принять дисциплинарные меры. Эти адвокаты, явно предвидя, что я имел в виду, передернули карты таким образом… Это противоречит здравому смыслу!

– Если я правильно понял, – снова заговорил Мейсон, – то теперь окружной прокурор возражает против повторного прочтения части судебного документа?

– Я требую изъятия ответа свидетеля, требую, чтобы это было сделано до прочтения, – повторил Гамильтон Бергер.

– Создалась абсолютно невозможная ситуация, – заявил судья Майлз. – Я могу понять окружного прокурора, который был застигнут врасплох признанием свидетеля. Но, как уже упоминалось на предварительном заседании, гарантия неприкосновенности предоставлена в печатной форме, точно так же, как в печатной форме имеется заявление, что свидетелю гарантируется неприкосновенность при любом совершенном им преступлении, которое может быть раскрыто в процессе ответа на задаваемый вопрос и в котором свидетель в том или ином виде принимал участие.

– Если позволит суд, могу я снова ходатайствовать о повторном чтении вопроса к свидетелю и его ответа?

Судья Майлз бросил взгляд на Мейсона и ухмыляющегося Джарвиса Гилмора и с раздражением приказал стенографисту:

– Прочтите ответ на вопрос! Нет, прочтите и вопрос, и ответ!

Стенографист прочел вопрос:

– «Послушайте, где вы взяли стодолларовую купюру?»

Потом, перевернув страницу стенографического блокнота, прочел:

– Ответ был: «Я взял эту стодолларовую купюру у убитого мной Марвина Фремона… у Марвина Фремона после того, как я его убил».

– Спасибо! И опять перед нами вопрос неправомерного поведения окружного прокурора и его неправомочных заявлений присяжным заседателям по поводу фактов, отсутствующих в свидетельских показаниях, – заявил Мейсон.

– Это уже повторно рассматривается вопрос о неправомерном поведении, – констатировал судья Майлз. – Я предупреждал окружного прокурора, что это не совсем обычная процедура, поэтому желательно было, чтобы он держал в узде свой гнев и вспыльчивость, сохраняя хладнокровие. И снова я не могу не предостеречь присяжных заседателей и прошу их не обращать внимания ни на какие заявления обвинения, пока эти заявления не подтверждаются фактами, то есть свидетельствами. Мистер Мейсон, вы хотите заявить, что в ходе судебного процесса допущены нарушения закона?

– Нет, ваша честь, я хотел бы просить суд предупредить окружного прокурора, чтобы он больше не делал подобных заявлений, не подкрепленных свидетельскими показаниями, и одновременно предостеречь присяжных заседателей от рассмотрения уже сделанных им заявлений.

Судья Майлз внимательно выслушал предложение Мейсона.

– Может быть, все-таки кем-то будет заявлено, что в ходе судебного разбирательства допущены нарушения закона? – с надеждой в голосе произнес Гамильтон Бергер.

– Я думаю, что, раз дело было отдано на рассмотрение суду присяжных, обвиняемая имеет право на оправдательный вердикт, полученный из рук тех же присяжных заседателей, – ответил Мейсон.

– Я обвиняю данного свидетеля в даче ложных показаний под присягой! – взорвался Гамильтон Бергер.

– И вот опять… Если мне позволит суд, то смею заметить, что мы стали свидетелями неправомерного поведения окружного прокурора, использующего свое служебное положение, применяющего метод запугивания свидетеля и дискредитации данных им в суде показаний, – заявил Мейсон.

Судья едва заметно усмехнулся.

– Мне не кажется, – сказал он, – что свидетеля запугивают. Однако стоит опять напомнить окружному прокурору, что это – уголовный процесс, что в нем участвуют присяжные заседатели, а возникшая ситуация хотя и беспрецедентна сама по себе, но является все-таки результатом действий обвинителя.

– Документы показывают, что свидетелю была предоставлена неприкосновенность, что свидетель ответил на вопрос и что ответ на вопрос выявил преступление. Итак, господин обвинитель, у вас есть еще вопросы к свидетелю?

– Безусловно, есть! – прокричал Гамильтон Бергер.

– Мне кажется, что будет лучше, если суд возьмет пятнадцатиминутный перерыв, позволив адвокатам обеих сторон восстановить эмоциональное равновесие и адаптироваться к этому новому повороту дела. Итак, суд удаляется на пятнадцатиминутный перерыв и просит присяжных не обсуждать между собой процесс, а также не позволять никому обсуждать его в своем присутствии.

Едва судья Майлз покинул свое место, как разгневанный Гамильтон Бергер бросился в тот конец зала заседаний, где сидела защита.

– Это вам даром не пройдет! – закричал он Гилмору. – Я заставлю вас предстать перед Большим жюри, именно так, не перед конфликтной комиссией, не перед коллегией адвокатов, а перед Большим жюри! Я сделаю все, чтобы вы были преданы суду по обвинению в преступном заговоре лжесвидетельства и как соучастник в деле об убийстве. Вы знаете так же хорошо, как и я, что этот молодой человек взял деньги у своей сестры! А вы поставили меня в положение, когда я предоставил ему статус неприкосновенности при ответе на основной вопрос! Это вы, Гилмор, так все подстроили, что его ответ на этот вопрос отбросил меня на нулевые позиции, и я проиграл дело!

– Давайте, действуйте! Поставьте меня перед Большим жюри, – закивал Гилмор. – Обвините Родни в лжесвидетельстве. Для того чтобы доказать это, вам придется сначала доказать, что он не убивал Фремона. Это была бы великолепная сцена в зале суда! Окружной прокурор графства старается доказать, что человек не убивал, что он невиновен, а тот, в свою очередь, настаивает, что он виновен. Я просто не могу дождаться подобного шоу!

– Это правда? Вы будете доказывать, что Родни Бенкс невиновен? – спросил Бергера один из репортеров.

В ярости Бергер повернулся в сторону дотошного газетчика, и в тот же момент засверкали вспышки десятка фоторепортеров. Один из них тотчас кинулся вон из зала с сенсационной пленкой, запечатлевшей окружного прокурора, потерявшего контроль над собой.

– Умерьте свой гнев, Гамильтон, – успокаивал его Мейсон. – Зачем вы выставляете напоказ свои чувства, ведь это ни к чему хорошему не приведет.

Глубоко вздохнув, Бергер сказал:

– Я никак не ожидал от вас, Мейсон, подобного поведения.

– Со своей стороны… я не сделал ничего плохого, – ответил Мейсон. – Вы сами угодили в расставленную ловушку, а теперь хотите, чтобы она захлопнулась? Или желаете выбраться из нее и продолжить слушание дела? Думаю, что смогу помочь, если вы намерены бороться.

– Больше нет никакого дела, – обреченно ответил Бергер.

Приблизившись, Мейсон взял окружного прокурора под руку:

– Если вы будете продолжать рассуждать подобным образом, то вашей карьере придет конец. Не падайте духом, вернитесь на землю!

– Мне отвратительна сама мысль, что я попал в ловушку, расставленную этим стряпчим, занимающимся сомнительными делами! Мы все знаем Гилмора. Этому парню так же легко лжесвидетельствовать, как иному – перейти улицу.

– Поспокойнее, поспокойнее, господин прокурор! Пойдите выпейте стакан воды и улыбнитесь. Ну как, продолжим заседание суда?

– Какое заседание? Все кончено, все, кроме скандала!

– Сейчас кричите вы. Остыньте же и дайте мне возможность провести перекрестный допрос Родни Бенкса. И не давайте народу почувствовать, что Гилмор вас перехитрил.

– Я знал, что этот человек жулик и мошенник, но ведь не до такой же степени! – никак не мог успокоиться Бергер.

– Вы ведь точно не знаете, что именно он научил этому Родни. Успокойтесь и полегче отнеситесь ко всему, мне не нравится, когда вы в таком состоянии.

Бергер глубоко вздохнул:

– Постараюсь, но я чувствую, черт возьми, что и ваш палец, Мейсон, есть в этом пироге!

– Конечно! – ответил, улыбаясь, Мейсон. – Но мой палец выполнял иную функцию, поверьте: «Это был большой палец, который выковыривал сливы», – если вы еще помните ту детскую песенку, прокурор.

Бергер внимательно посмотрел на адвоката и с возгласом: «Без комментариев!» – бросился вперед, расталкивая репортеров.

Между тем с огромной быстротой о происшедшем в зале суда стало известно многим, и зал стал быстро наполняться публикой – корректными атташе посольств, газетными репортерами, фотокорреспондентами с камерами и вспышками в руках. Через двадцать минут, после перерыва, судья Майлз занял свое место.

– Здесь сегодня находится много представителей прессы. Хочу поставить всех в известность, что в зале суда запрещено делать снимки в присутствии присяжных заседателей, обвиняемой и моем лично. Корреспонденты должны выйти в коридор, им будет позволено сделать фотографии после окончания заседания, когда суд удалится на совещание, – заявил Майлз. – А теперь, господин окружной прокурор, займите свое место.

– У меня нет больше вопросов к свидетелю, – ответил Гамильтон Бергер. – Настаиваю – если суд позволит – на утверждении, что данный свидетелем Родни Бенксом ответ на заданный ему вопрос сделан, очевидно, скорее с целью выгородить собственную сестру, которая в настоящее время проходит на нашем процессе в качестве обвиняемой, чем установить истину, поэтому я прошу уважаемый суд взять этого человека под стражу.

– В настоящее время, – разъяснил Майлз, – суд не обладает на то властью. Мы не можем распорядиться о взятии под стражу свидетеля Бенкса. Когда присяжные будут располагать всеми фактами и свидетельскими показаниями и дело будет представлено на их рассмотрение, только тогда они смогут вынести свой вердикт.

– Мистер Бенкс, вы уже давали показания и временно получили статус неприкосновенности?

– Я что, буду иметь этот статус и в случае убийства тоже? – ответил вопросом на вопрос Бенкс.

– Что касается вас, то суд отказывается комментировать легальный аспект создавшейся ситуации. – В голосе судьи Майлза звучало откровенное отвращение. – У вас есть адвокат, который вас представляет… Адвокат, – добавил судья, – который, похоже, вполне способен вам обеспечить достойную защиту в суде. Вы можете покинуть свидетельское место, мистер Бенкс.

– Одну минутку, – остановил Майлза Мейсон. – Я имею право на перекрестный допрос свидетеля.

Поколебавшись секунду, судья согласился:

– Да, у вас есть такое право.

– У меня к нему несколько вопросов, – сказал Мейсон.

– Очень хорошо, задавайте их.

– Вы, Родни Бенкс, время от времени играли на бегах, делали ставки? – сразу взял быка за рога Мейсон.

– Только по уик-эндам. Да, играл…

– И вы растратили деньги своего хозяина, чтобы компенсировать проигрыш?

– Одну минутку, ваша честь, – встал Гилмор. – Я протестую против данного вопроса, так как он задан, чтобы свидетель признался в преступлении и рассказал о фактах, что некомпетентно, неуместно, несущественно и никак не связано с рассматриваемым делом, а потому я советую моему клиенту, то есть свидетелю, не отвечать на этот вопрос, так как ответ может быть поставлен ему в вину.

– Вы действительно считаете, что ответ на этот вопрос даст возможность инкриминировать что-то вашему подзащитному?

– Да, ваша честь.

– В этих условиях, принимая во внимание то, как был поставлен вопрос, суд считает естественным для себя не принуждать свидетеля к ответу на вопрос, пока окружной прокурор не предоставит ему полный иммунитет. Окружной прокурор собирается это сделать?

– Окружной прокурор этого делать не собирается, – ответил Гамильтон Бергер. – Окружного прокурора уже использовали в этой игре между Мейсоном, Гилмором и Бенксом. Окружной прокурор не только не собирается предоставлять и далее статус неприкосновенности этому свидетелю, но и ставит своей целью обвинить данного свидетеля в любом совершенном преступлении в пределах его юрисдикции, которое не включено в предоставленный ранее иммунитет.

И в который раз за время разбирательства этого дела, теряя контроль над собой, Гамильтон Бергер повысил голос:

– Я предъявлю обвинение Родни Бенксу в растрате денег, предъявлю обвинение за превышение скорости, предъявлю ему обвинение в том, что он плевал на улице!..

– При данных обстоятельствах, – перебил его судья Майлз, улыбаясь, – не нахожу оснований для принуждения его к даче показаний.

– Послушайте, – обратился Мейсон к Бенксу. – Когда вы поняли, что разоблачение неизбежно, вы отправились в офис, залезли в секретный сейф в полу и забрали все имевшиеся там наличные деньги, не так ли?

– Не отвечайте, не отвечайте, не отвечайте! – закричал Гилмор. – Вам инкриминируют ответ! – Гилмор повернулся к судье Майлзу: – Я протестую против такой формы перекрестного допроса. Адвокат хорошо знает, что он делает: он ставит моего клиента в тяжелое положение, подвергая риску.

– Но все в суде только что слышали заявление окружного прокурора… И совершенно не обязательно произносить по этому поводу целую речь, можно просто заявить о возражении, – разъяснил судья.

– Я протестую против того, что вопрос требует ответа, который даст возможность инкриминировать моему клиенту любое преступление, поэтому я ему советую не отвечать на вопрос.

– Вы слышали заявление вашего адвоката? – спросил судья Майлз у Родни Бенкса. – Вы согласны с такой позицией?

– Да, это и моя позиция.

– При данных обстоятельствах позиция свидетеля понятна, и суд не видит причин заставить его отвечать, – сказал судья.

– Я закончил перекрестный допрос, – заявил Мейсон.

– О ваша честь, это все выглядит так безнадежно! Все это становится похожим на фарс! – возмутился Гамильтон Бергер. – Обвинение считает, что…

Тут снова встал Мейсон:

– Могу я пояснить суду это замечание?

– В чем дело? – удивился Майлз. – Мне кажется, в интересах вашей клиентки было бы лучше, если бы окружной прокурор довел до конца мысль о том, что он собирается заявить. Если я правильно оцениваю ситуацию, он собирается внести предложение.

– Прежде чем он внесет любое предложение, я прошу суд вызвать еще раз одного свидетеля для перекрестного допроса.

– Кого из свидетелей?

– Мисс Лоррейн Лоутон.

Гамильтон Бергер поднялся, чтобы возразить, но внезапно в его глазах мелькнул азартный огонек, и он молча сел на место.

– У окружного прокурора есть возражения? – спросил судья.

– Возражений нет, – ответил Бергер.

С сомнением посмотрев на Мейсона, судья сказал:

– Я хочу сказать вам, господин адвокат, что дело находится на такой стадии рассмотрения, когда перекрестный допрос свидетеля обвинения вряд ли улучшит положение обвиняемой. Боюсь, он может его только ухудшить.

– Я это вполне понимаю, – располагающе улыбнулся Мейсон. – Но от имени моей подзащитной заявляю, что она не хочет быть оправдана при обстоятельствах, которые оставят несмываемое пятно на ее репутации. Моя подзащитная желает установления правды, только правды и ничего, кроме правды.

– Избежим излишнего разглагольствования, – призвал Гамильтон Бергер. – Вызывайте свидетельницу и будьте осторожны, так как сами можете угодить в ловушку.

– Последнее замечание абсолютно не мотивировано, – ответил судья Майлз. – Суд вполне реально может оценить обстоятельства, с которыми столкнулся обвинитель, но суд не собирается по этой причине смягчать декорум. А теперь, мистер Мейсон, вы повторно намеревались вызвать мисс Лоррейн Лоутон?

– Да, ваша честь.

– Мисс Лоррейн Лоутон, прошу занять место свидетеля.

Когда она вошла в зал заседаний, судья Майлз заметил, что нет нужды вновь давать присягу, так как она уже дана ранее, однако напомнил:

– Вы, мисс Лоутон, все еще находитесь под действием данной вами клятвы говорить только правду и ничего, кроме правды. А теперь, мистер Мейсон, начинайте перекрестный допрос.

– Вы состоите в дружбе с подзащитной? – начал Мейсон.

– Да.

– И с ее братом – тоже?

– Да.

– Вы работаете на форелевой ферме Осгуда?

– Да.

– Мы это уже обсуждали, – напомнил Гамильтон Бергер.

– Я задаю предварительные вопросы, чтобы меня не обвинили в несправедливом подходе к свидетелю.

– Продолжайте, – кивнул судья.

– Вы встречались с Родни Бенксом третьего числа этого месяца после того, как его выпустили из тюрьмы на поруки?

– Да, встречалась.

– Вы знали о том, что Родни Бенкс должен был встретиться со своей сестрой после того, как вы расстанетесь?

– Да, знала.

– Они должны были увидеться в мотеле «Фолей», который находится недалеко от форелевой фермы, на которой вы работаете?

– Да, там.

– В тот вечер вы были на ферме Осгуда?

– Я… я не хочу отвечать на этот вопрос.

– Так вы были на ферме Осгуда и взяли там контейнеры с сухим льдом?

– Я…

– А теперь одну минутку… Прежде чем вы ответите на этот вопрос, хочу привлечь ваше внимание к некоторым фактам. Родни Бенкс признался в убийстве Марвина Фремона. Ему была предоставлена окружным прокурором неприкосновенность от обвинения. Послушайте, я понимаю, что ваше поведение было незаконно, но полагаю, что власти заинтересованы в скорейшем раскрытии правды, а потому я надеюсь: если вы расскажете всю правду, суд отнесется к вам более снисходительно. Так вы были на ферме Осгуда в тот вечер?

– Не думаю, что я должна отвечать на этот вопрос, и боюсь, что это даст возможность инкриминировать мне преступление.

– Подобный исход зависит от многих обстоятельств, – пояснил Мейсон. – Если вы нашли тело Марвина Фремона и, подумав, что он убит Бенксом, хотели понизить температуру трупа, обложив его сухим льдом, чтобы полиция не могла правильно определить время убийства, то есть создавали Родни стопроцентное алиби, – в таком случае вы совершили преступление.

– Это не совсем то, что я сделала. Я знала, что Родни очень не любил Марвина Фремона. Была осведомлена также и о том, что Фремон собирается посетить Ненси: он выследил, где она прячется… Поэтому боялась, что Родни, застав Фремона у сестры, мог убить его. Вот я и помчалась в мотель «Фолей». Дверь номера оказалась открытой, но ни Ненси, ни Родни там не было. Я вошла, осмотрелась и увидела лежавшего в ванной комнате убитого Фремона. Но, несмотря на то что меня обуял страх, я все же разглядела, что все его тело обложено сухим льдом. И сразу вспомнила рассказ Ненси, как по температуре можно определить время наступления смерти. И невольно подумала: это Родни его убил, а Ненси съездила на ферму, взяла там пакеты с сухим льдом и обложила ими убитого, чтобы понизить температуру тела. И тогда полиция подумает, что убийство совершено давно, а это обеспечит алиби Родни, так как он в то время был еще в тюрьме… Ну и, конечно, не позвонила в полицию.

– Спасибо, это все, что я хотел узнать, – сказал Мейсон.

Поднялся с места Гамильтон Бергер:

– Итак, я чувствую, что… Словом, вопросов не имею…

– В таком случае прошу повторно вызвать Ларсена Холстэда.

– Возражений нет, – ответил окружной прокурор, с уважением глядя на Мейсона.

– Пригласите свидетеля Холстэда, – произнес судья. – И хочу сказать, джентльмены, что согласен с мистером Мейсоном: если мы докопаемся до истины, это будет не только в интересах обвиняемой, но и во имя справедливости. Задавайте вопросы, господин адвокат.

Ларсен Холстэд занял место для дачи свидетельских показаний, поправил очки на носу и посмотрел на Мейсона поверх стекол.

– Хочу уточнить одну деталь. Вы заявили, что, когда в последний раз заглядывали в секретный тайник Фремона, там было восемнадцать тысяч шестьсот девяносто долларов. Так?

– Да, правильно.

– И вы записали номера четырех стодолларовых купюр?

– Да, записал.

– Среди них была и стодолларовая купюра под номером К00460975А, которая представлена теперь в качестве улики?

– Да.

– Вы также заявили, что Фремон уехал из офиса на весь день?

– Да. И возможно, что это он, а не Родни вернулся потом, днем, и забрал деньги. Может, приехал на другой день утром. Я только знаю, что деньги лежали в тайнике, но, когда я вернулся в офис вместе с полицией, их там уже не было.

– И, только желая проверить деньги, вы выбрали несколько крупных купюр и записали их номера?

– Да.

– В свою записную книжку?

– Да.

– И номер К00460975А тоже внесли вместе с другими тремя?

– Да.

– Могу я увидеть эту запись? – спросил Мейсон. – Хотелось бы самому проверить номера.

Свидетель с явной неохотой полез в задний карман, вытащил оттуда бумажник, потом покопался в нем и вытащил наконец из него маленькую книжечку.

– Одну минутку, – остановил его Мейсон. – Вы держали свою записную книжку в отделении бумажника?

– Да.

– Покажите, где именно?

Свидетель протянул Мейсону старый кожаный бумажник. Адвокат открыл его, вытащил оттуда стодолларовую купюру и сказал:

– Номер этой купюры L04824084A. А вот и еще одна, тоже стодолларовая, номер G06309382A.

Свидетель молниеносно наклонился к Мейсону и попытался выхватить у него бумажник, но адвокат отдернул руку столь же быстро.

– А вот и третий банкнот, L01324510A! – торжественно произнес он. – Так вот, если вы не имеете никакого отношения к убийству, если все деньги находились в тайнике, когда вы покидали контору, каким же образом эти стодолларовые купюры оказались в вашем бумажнике?

Холстэд смотрел на Мейсона с выражением ужаса в глазах и лепетал еле слышно:

– Я думаю… думаю… по ошибке положил эти купюры в свой бумажник, а не в тайник… Видимо, переписывал номера и по рассеянности… засунул купюры в бумажник, когда вкладывал туда книжку…

– Тогда, – неумолимо настаивал Мейсон, – вы должны были положить туда и стодолларовую купюру за номером К00460975А, которая представлена на суде в качестве улики.

– Да, правильно, она должна быть у меня…

– Так объясните, как же купюра оказалась у Родни Бенкса, если вы ее по рассеянности положили в свой бумажник?

– Я… я… Наверное, произошла ошибка…

– Нет, Холстэд, ошибку совершили вы, думая, что безнаказанно можете обчистить тайник и свалить все на Родни Бенкса. Фремон это понял и пытался, угрожая оружием, вернуть свои деньги. Но внезапно вы его, очевидно, толкнули, и он опрокинулся навзничь в номере мотеля. А во время падения Фремона пистолет выстрелил, и пуля попала в сердце. Или, может, это вы отобрали у него пистолет и выстрелили?

– Нет, нет, я не убивал!.. Все произошло случайно… Я отказываюсь отвечать на этот вопрос… Меня подставили…

Несколько долгих секунд в зале было слышно, как тикают часы. Потом поднялся невообразимый шум.

– Возьмите его немедленно под стражу! – потребовал судья Майлз. – Объявляется перерыв на пятнадцать минут.