Провал резидентуры Мошков Кирилл

Глава восьмая

ПАРАШЮТИСТ

Ветер нас не подвел: мы приземляемся, по Божьему изволению, весьма компактно. Всего за двадцать пять минут, как на учениях, мне удается собрать батальон точно в назначенном пункте. На карте это место обозначено как санаторий «Зеленые предгорья». Ничего особенного: десяток домиков обслуги, белое здание санатория — все давно покинутое, заколоченное, неохраняемое.

Я обхожу строй моих бойцов на площадке перед санаторием. Отлично держатся, даром, что три четверти необстрелянных, последнего призыва. Война, война! Сколько молодых жизней сожрало бессмысленное упрямство язычников? Теперь в бой идут совсем юнцы, те, кто в год начала войны еще учился в начальной школе… Итак, они отлично держатся, и потерян при выброске всего один человек из трехсот. Его, видимо, снесло на лес, но, если он жив, то сумеет пробраться сюда, где я оставляю двух связистов. Именно сюда за мной прилетит вертолет завтра утром, когда десант на побережье закрепится настолько, чтобы наши вертолетчики взлетали не с борта десантных судов, а с берега.

Командую:

— Батальо-о-он… Смирр-р-рна!

У меня это «смирр-р-рна!» очень хорошо получается, помню, еще старый командир дивизии на смотру специально подходил слушать.

— Солдаты! — говорю. — Первая часть нашей задачи выполнена. Мы на территории противника. Наконец-то кованый сапог вооруженных сил демократии сокрушительно обрушился на дряхлую землю прогнившей реакционной монархии Оанаины. Историческое противостояние однозначно завершится победой сил мира и прогресса, передовой части человечества — великой, обретенной в трудах и боях демократии родной Смаргуды.

После этого мы все с воодушевлением исполняем «Трясутся устои», и я объявляю приказ по батальону: просочиться повзводно на окраины Шенаины, прорваться в район аэропорта, захватить и уничтожить командный пункт, организовать там оборону и держаться до подхода основных сил вторжения.

— Лейтенант Юссуп, — командую напоследок, когда первые взводы уже втягиваются в темные жерла дорожек парка, а последние сумерки окончательно поглощает ночная тьма. В эти самые минуты, я знаю, основные силы десанта уже сыплются на северную окраину Шенаины, и никто из врагов не будет ожидать, что мои тигры обрушатся на аэропорт на южной окраине — как раз часа через три, когда противник стянет к северной окраине все имеющиеся силы (если еще не будет опрокинут). — Лейтенант Юссуп, вместе со взводом — ко мне!

И они подбегают трусцой — двадцать семь великолепных, лучших в батальоне бойцов, все плечистые, долговязые, на лицах наведена зеленая боевая раскраска, как у их далеких предков, пришедших со звезд на благословенную землю Смаргуды, окружая Ноги Пророка.

— Лейтенант Юссуп, — говорю я очень благосклонно, потому что не могу без улыбки смотреть на их ослепительную силу, — вы поступаете в лично мое распоряжение.

— Служу демократии, — рявкает лейтенант, здоровяк из здоровяков. Три года назад он выпустился из лучшего на Острове училища «Святой Аххмат» — и вот он уже лейтенант с двумя медалями, мощный, бесстрашный, опора старшего командира. Невозможно ему не покровительствовать, невозможно им не восхищаться.

— За мной, — командую я, и мы бежим по узкой тропе в сторону, противоположную городу. Со мной мой ординарец субофицер Дилиль, рядом бежит лейтенант, взвод — цепочкой позади.

— Нам с вами предстоит необычная операция, лейтенант, — говорю я на бегу, ощущая, что, несмотря на мои опасения, я устойчиво взял боевое дыхание.

— Слушаю, гражданин майор, — сосредоточено выдыхает лейтенант.

— Вы знаете, кто такой Шалеанский Ока?

— Лжепророк многобожия монархии Оанаины, — выпаливает лейтенант, не задумываясь.

Это хорошо, что он не задумывается.

— Правильно, — говорю я. — Сейчас нам предстоит по заданию командира бригады, в свою очередь полученному им от командира группы армад «Север», захватить этого лжепророка живым.

Молодец, лейтенант — другой на его месте непременно наклал бы в штаны, а этот воин только посерел, — правда, настолько заметно, что я вижу это даже при слабом свете Красной луны.

— Есть захватить вражеского лжепророка, — отзывается он наконец.

Сам я понимаю так, что командованию нужен живой Ока, чтобы сломить дух противника. Известно, что Ока не в ладах с Верховным Синодом Культов, этим змеиным гнездом ересиархов различных ложных верований, управляющим многочисленными последователями языческих заблуждений в Оанаине. Но среди населения Ока очень, очень влиятелен. Ока — проповедник единобожия, хотя и его учение в сравнении с единственно верным светлым учением Пророка — мрачная ересь; но все же в случае его захвата Оку, как я понимаю, можно заставить приветствовать приход на их землю сил Единого.

А лейтенант ничего, молодец. Даже дыхание уже восстановил. Дилиль вот, слышу, уже зубами стучит. Шутка ли, взять Оку. У Оки нет вооруженной охраны, но в том-то, между нами говоря, весь ужас и состоит. Говорят, не люди его охраняют.

Мы выбегаем из парка через калитку, нараспашку висящую на одной петле. Тропа идет в поле между зарослей шегавы.

И тут меня самого начинает, доложу я вам, пробирать хар-рошая дрожь. Стыдно — ведь на севере видно зарево и, если остановиться и прислушаться, можно, наверное, разобрать шум боя, который ведет наш доблестный десант. А я дрожу на бегу. Осознаю. Бежим захватывать Шалеанского Оку, который ложно утверждает, что его бог дал ему власть над Древними Силами Шилемаура, владевшими этой землей задолго до Нисхода. Ложно-то оно ложно, да только как быть с чудесами, которые он творит? До войны, помню, читал в «Божьем свете», какие он номера откалывает. И ведь не оанаины какие-нибудь невежественные писали — ученые люди, академики.

И тут мы все резко, как по команде, останавливаемся. Будто нас всех — двадцать девять человек — кто-то сзади схватил за ремень.

Я человек бывалый. Я до войны служил в полиции. Чего только не видел и не слышал. Мне тридцать девять лет, я в армии со дня объявления войны, почти девять лет уже.

И лейтенант Юссуп не лыком шит, как я только что доложил.

А уж солдаты-то его и вовсе… Задачи они пока не знают, а если б и знали — все они Волчата, потом Юные Бойцы, потом — в отличие от тех, что бегут сейчас сквозь заросли к южной окраине Шенаины — опытные, обстрелянные бойцы, фронтовики, и всякие сказки про колдунов для них — пыль.

И тем не менее все мы останавливаемся посреди поля, в темноте, разбавленной слегка лишь тусклым светом Красной луны. Нас прошибает холодный пот.

Слева, из кустов, кричит ночная птица. У нее протяжный, печальный крик, от которого щемит сердце.

А справа, с поля, ей отвечает ворона. Протяжно каркает, но мягко, будто спросонок.

Тишина.

— Что стоим? — ору я изо всех сил. — Взво-од! Бего-ом — марш!

И мы бежим, бежим ровно, бежим, скупо дыша, через поля — к холмам, на одном из которых — дом лжепророка. Я, поседевший на фронте ветеран, бегу, стуча зубами, хотя заставляю себя думать о задании, о карте — вот, мол, холмы, за которыми — Сороковое шоссе, шоссе идет полукругом, ехать по нему от Шенаины до этих холмов километров семьдесят, а напрямую, через поля — не более двадцати. А в голове, на самом деле, одна мысль, от которой остро хочется залечь где-нибудь и не вылезать до рассвета.

Это кричала не птица, и не птица ей ответила.

И не человек.

Может быть, я даже и поддался бы этой нерациональной, неправильной панике, сделал бы что-нибудь недостойное звания командира — не знаю: во всяком случае, через полчаса, когда мы достигаем холмов и начинаем подниматься на склон того из них, на вершине которого стоит дом Оки, все эти мысли у меня вылетают из головы, потому что спереди, со склона, по нам открывают огонь из автоматов. А те, кто по ночам кричит неземными голосами, вряд ли стреляют из автоматов, не так ли?

Мы рассыпаемся, открываем ответный огонь, нащупывая противника, летят гранаты, командуют сержанты, кажется, слышны даже хриплые команды с той стороны — это все уже привычное, свое, страха нет, я командую, идет бой.

Судя по интенсивности огня, противник не превосходит нас численно. У них инфракрасные прицелы — мы видим, как между камней мелькают парные красные огоньки. Единственное, что удивляет — звук выстрелов и вид пулевых трасс. У обычных оанаинских солдат, как известно, автоматы «Г.А.», и звучат они так же, как оанаинские ручные пулеметы — «кы-гы-гы-гы-гы», только на тон выше. И трассы их пуль, если они стреляют трассирующими, обычно бело-желтые. Здесь же очереди звучат чрезвычайно громко, но в точности похоже на то, как изображают стрельбу играющие в войну ребятишки — «дщ-дщ-дщ-дщ-дщ», вроде этого, а трассы ярко-красные и какие-то слишком медленные. Стреляют зажигательными: при попадании в валуны по сторонам дороги, за которыми мы укрываемся, на поверхности камня на несколько секунд вспыхивает яркое, жаркое пламя странного сиреневого цвета, которое, потухнув, оставляет отвратительную серную вонь. Мы отстреливаемся, наши пули вышибают снопы искры из валунов выше нас по склону. Оглушительно разрываются гранаты. Интенсивность огня с той стороны слабеет. Я поднимаю взвод в лобовую атаку. С яростным воплем «хай-йя!» мои орлы встают и сокрушительным натиском вышибают противника из-за валунов. Какие-то черные тени отступают вверх по склону. Полтора десятки гранат накрывают их, и, когда мы поднимаем головы и сверху перестает лететь щебень — настает тишина. Мы слышим, как с карканьем разлетаются всполошенные вороны. Я слышу писк и, включив фонарь, с омерзением замечаю, что вниз по склону сбегает множество отвратительных крыс, потревоженных шумом. Ну и местечко выбрал Шалеанский Ока для постройки дома!

Я приказываю продолжить наступление и окружить дом на холме. Двое раненых получили несильные ожоги этим сиреневым термитом и продолжают рваться в бой. Взвод ведет в атаку лейтенант, я же задерживаюсь, чтобы осмотреть трупы противников. Я быстро повожу вокруг себя лучом фонарика и, подпрыгнув от неожиданности, мигом выключаю его и устремляюсь вслед за своими солдатами.

На склоне нет ни одного трупа.

Добежав до дома на вершине, я останавливаюсь. Лучи многих фонариков шарят по стенам дома. Странная постройка! Круглое, приземистое сооружение в один этаж с плоской крышей, без единого окна. Единственная дверь широко открыта наружу. Стены выкрашены в красный цвет.

Я собираю окруживших дом солдат. К чему его окружать, если в нем нет окон и всего одна дверь? Ока должен быть захвачен!

— Лейтенант, в дом вместе с людьми! Человека с седой бородой взять живым! — командую я.

Бойцы быстро, один за другим, вбегают в дом. Последним — лейтенант. Со мной только ординарец.

Тишина.

Я заглядываю внутрь, свечу фонариком. Я вижу коридор, уходящий резко вправо. Больше ничего. Ни звука не доносится из коридора, который, загибаясь вслед внешней стене, уходит из поля моего зрения.

Я отступаю назад, гашу фонарик, и тут мой ординарец дрожащим голосом говорит:

— Слышите, гражданин майор?

Я опять содрогаюсь, покрываясь липким холодным потом. Внизу, под холмом, на несколько голосов перекликаются вороны и ночные птицы — как тогда, в поле, только гораздо страшнее.

И тут очень спокойный старческий голос говорит на моем родном языке:

— Эй, майор, бросьте оружие. Все кончено.

Вместо того, чтобы стрелять, я почему-то судорожно включаю фонарик и шарю лучом вокруг, и кричу каким-то чужим голосом:

— Кто? Кто здесь?

— Я, — отвечает попавший в луч фонарика старик с густой седой бородой. — Шалеанский Ока. — Старик смотрит на меня спокойно, даже с улыбкой. Он не один: возле него стоят трое. Белый раб-подросток, крупная красивая женщина в форме вражеской береговой охраны и самый опасный — огромный, ражий вражеский офицер без знаков различия, но в мундире. У него в руках автомат «Г.А.», направленный на меня.

— Бросайте, бросайте оружие, — с улыбкой говорит Ока.

Я бросаю на землю автомат, вынимаю пистолет и тоже бросаю.

— А вы, субофицер? — насмешливо спрашивает Ока.

Ординарец, стуча зубами, торопливо бросает оружие.

— Закрой дверь, белый брат, — говорит, посмеиваясь, старик, перейдя на язык оанаинх.

Белый послушно закрывает массивную стальную дверь дома и запирает ее снаружи.

— Путь они побегают там, — с улыбкой объясняет мне старик. — Это лабиринт. В центре его — одна комната, но, Небо свидетель, раньше следующей ночи они не соберутся в этой комнате.

— Сядьте на землю, — сурово говорит мне вражеский офицер.

Мы садимся, и вдруг мой ординарец с безумным воплем вскакивает и кидается вниз, в темноту. Офицер мгновенно вскидывает автомат — на слух (видимо, очень тренирован) — но Ока останавливает его:

— Не надо, барон, не берите лишнюю смерть на себя.

Барон опускает оружие. Слышно, как трус Дилиль, подвывая, с треком продирается вниз по склону через кустарник.

— Бедняга, — прислушиваясь, говорит спокойный насмешливый пророк. — Он попал под действе сил, о которых не имеет понятия. Ну что ж, для него это будет всего лишь внезапная смерть. В конце концов, он солдат. И его сюда никто не звал.

Мне кажется, я вижу какую-то тень, метнувшуюся внизу по склону. Раздается короткий вопль субофицера, и все стихает.

Наступает тишина, в которой можно расслышать далекую стрельбу в городе, за двадцать километров отсюда.

— Страшная ночь, — со значением говорит старик. Я все еще освещаю его фонарем. Он в простой рясе, правая босая нога непринужденно заложена за левую, большие пальцы крупных жилистых черных рук покойно засунуты за веревку, заменяющую ему пояс. — Вы, майор, сильно выручили меня и моих новых друзей. — Старик улыбается, обводя взглядом троих остальных. — Хотя вас сюда никто и не знал. Вы знаете, с кем вступили в бой там, внизу?

— Нет, — бормочу я.

— Видите ли, вы, захватчики, не одни пришли сегодня сюда, — объясняет старик. — Знаете легенды о Древних Силах?

Я рефлекторно киваю.

— Древние, чужие и злые силы, — говорит старик. — Они ничего общего не имеют с теми природными силами, что ведомы мне. Они чужды нам, а те, кто приходят со звезд, — при этих непонятных словах он почему-то кивает на женщину в форме, — чужды им вдвойне и они тянутся пожрать, уничтожить их, а заодно и нас. Доля вашей вины тоже есть, майор: баланс сил нарушен, Смаргуда принесла новый заряд ненависти на эту землю, и Древние Силы ринулись на охоту. Майор, только что вы и ваши вояки там, внизу, освободили от телесных воплощений два десятка бесов, майор, да-да, черных бесов с глазами, пылающими адским огнем. Эти исчадия Зла загнали ко мне на холм вот этих людей, за которыми давно охотятся. Спасибо вам, майор, вы нам помогли: вряд ли теперь бесы осмелятся приблизиться вновь.

Окончательно потеряв самообладание от ужаса, я кулем валюсь ничком на песок у босых ног пророка.

Глава девятая

КОМАНДИР

Меня зовут Рауль Вальдес Рохас, я — капитан первого ранга Космофлота Конфедерации человечеств. Я родился на Земле, в древней Маниле, мой родной язык — тагалогский, но с двенадцати лет я не живу на Земле, а служу Конфедерации в космосе. Сейчас мне сорок один год, и вот уже семь лет я командую Второй базой Специальной службы флота системы Кассиопеи. У нас — самое горячее местечко в системе, где три планеты с крупными поселениями людей, две из которых принадлежат Конфедерации. Все потому, что мы висим над четвертой планетой. Шилемаура населена, но не Большим человечеством. Когда-то, сотни лет назад, сюда докатывались вторичные волны переселения бывших землян из других систем. Люди эти оседали здесь, строили фермы, города. Постепенно история их прихода сюда со звезд стала для них преданием, красивой сказкой, основой местных религий. У образованных людей модно втихомолку смеяться над этими простонародными россказнями. Еще у них модно воевать. Два крупнейших народа планеты воюют с перерывами уже сто с лишним лет. Последняя война идет девятый год. И все бы ничего, и интересовали бы их войны только наших ученых теоретиков, если бы не одно обстоятельство: шилемаурцы летают в космос в пределах двух ближайших к своей планете небесных тел и владеют ядерным оружием. Тридцать лет назад боевой космический корабль одной державы, преследуя боевой космический корабль другой державы, запустил ядерную торпеду, которая едва не уничтожила пассажирский корабль Империи Галактика, шедший на имперскую колонию в этой системе. По счастью, капитан корабля успел расстрелять торпеду из совершенно не приспособленного для этого антиметеоритного лучевика, но большая часть экипажа и пассажиров получила при подрыве торпеды серьезный лучевой удар, и семь человек впоследствии умерли от его последствий. С тех пор на геостационарной орбите Шилемаура повисла База-два — филиал центральной базы флота этого сектора. Двадцать два года ее возглавлял легендарный Афен Эль-Рахметуни, крупнейший специалист по своеобразному человечеству Шилемаура, в котором черная раса угнетает и эксплуатирует белую. В последние пять лет его работы на Базе-два я был сначала старшим специалистом разведки, потом начальником разведки базы, а после того, как Афен ушел на пенсию, я был назначен на его место.

Два дня назад война Смаргуды и Пакта вступила в новую фазу — Смаргуда обрушилась на северное побережье Оанаины с массовым десантом, который, впрочем, оказался плохо подготовлен и захлебнулся. Вся моя служба ходит на бровях, да тут еще провал резидентуры в Оанаине, сопровождающийся проявлением очень, очень странных сил…

Впрочем, по порядку.

Семнадцатого декабря Веном, старший специалист по Оанаине, получает по агентурным каналам сообщение о гибели резидента на Островах — Лины Джаспер, в агентурных сводках — «ноль-пятнадцать», в Оанаине — Лиины Шер Гахоо. Не успеваем мы с ним обсудить сложившуюся ситуацию, как получаем от нее звонок. Она жива, но скрывается. В тот же день Веном отправляется на Шилемауру вместе с только что прибывшим к нам гренадером по фамилии Таук (парнишка, кстати, имеет приличный опыт работы с некробиотическими сущностями — это важный момент).

Двадцать первого они нападают на след Лины: она в поместье своего бывшего ухажера, боевого оанаинского космонавта в отставке барона Рриоо. Оба срываются с места и мчатся туда. По дороге они впервые в практике Службы на Шилемауре сталкиваются с некрожизнью, по-нашему говоря — с нечистью. Здесь обнаруживается своя, автохтонная нечисть, красноглазые некросущности, умеющие оборачиваться воронами и крысами, изображать людей и жечь автомобили своей красной слюной. Приехав в поместье, наши обнаруживают, что поместье сожжено. Его сожгла орава вышедших из лесов некросущностей, явно преследующих Лину. Таук — парень резкий, нахальный, но совсем неглупый… да что там говорить — талантливый парень, прекрасный анализатор, очень опытный и инициативный. Он высказывает гипотезу, что некросущности реагируют на Лину, как на чуждую жизнь, в которой они ощущают себе угрозу. Какую угрозу, почему они такой угрозы не ощущают в местном человечестве? Я это не очень-то понимаю, но Таук утверждает, что это так. Хотя ему и девятнадцать лет, он разбирается в этом все-таки лучше меня. У него за спиной Десса и Шагрена, он дрался с гоблинами в Цитадели Хозяина на Новой Голубой Земле, а я — нет. Я вообще не имел дела с нечеловеческим Злом.

Сразу после определения типа местной нежити я по инструкции — и вправду есть такая инструкция, Таук прав — направляю всю информацию напрямую центральной оперативной службе Галактического контрольного отдела под логином «СВЕРХСРОЧНО». ГКО отзывается немедленно. Пока Веном и Таук едут разыскивать Лину и ее барона, с центральной базы сектора подключается тамошний инспектор Галактического контрольного отдела майор Ли. У него свои каналы «нулевки», помощнее наших, и через них к нам присоединяется сам полковник Кауст, начальник соответствующего отдела ГКО. По абсолютному, которое, как известно, совпадает со временем Гринвича на Земле, в это время утро, и Кауст в Париже устраивается в контактном кресле прямо в своем кабинете, рассчитывая на много часов работы в полном сетевом контакте. Я в это время отключаюсь поспать: на Базе-два ночь. Веном и Таук, не остановившись в горящей Шенаине, на которую обрушился десант Смаргуды, выезжают на Сороковое шоссе и в нескольких десятках километров к югу застревают в огромной пробке перед мостом. Веном на свой регистр продолжает принимать отчетливый сигнал регистра Лины, значит, они на правильном пути. Но пробраться по сигналу никак не возможно, не отстояв огромную очередь на мост. Можно, правда, бросить машину, но это плохой выход. Мой оперативный заместитель, капитан-лейтенант Вильнев, разрешает обоим поспать в машине на обочине. Тем более что налета смаргудской авиации можно, кажется не опасаться: десант, судя по всему, захлебнулся после того, как отчаянные торпедные катера береговой охраны Оанаины проскочили под самым носом у смаргудского охранения и в полночь пустили ко дну оба участвовавших в десанте авианосных крейсера.

Над Оанаиной рассвет. Я просыпаюсь, Веном с Тауком уже бодрствуют, зато на два часа отключается Ли с Базы-Один. Пробка за ночь рассосалась, они одни на шоссе, только метров на пятьдесят ближе к мосту (самого моста из-за изгиба шоссе не видно) одиноко стоит на обочине брошенный спортивный седан. Таук выходит из машины, выволакивает последнюю резервную канистру из багажника, переливает бензин из канистры в бензобак. Веном тем временем пытается получить пеленг на Лину. Его регистр фиксирует несущую частоту ее регистра, но направление не берется — расстояние больше пяти-шести километров, для пеленга многовато. Нужна более мощная аппаратура. Мои же связисты не могут нащупать канал Лины — она не подключает усилитель.

Я тороплю их:

— Веном, Таук, хотелось бы, чтобы вы ее нашли раньше, чем эти ваши сущности.

— Нам тоже хотелось бы, — мрачно усмехается Веном.

Мой оперативный дежурный, сержант Айрапетян, обращает мое внимание на то, что система фиксирует появление над Особым горным оборонительным районом двух вертолетов с опознавательными знаками Комитета безопасности королевства.

— Веном, Таук, — говорю я, — к югу от вас, тридцать пять километров, два вертолета Комитета. Идут градусов тридцать восточнее вас.

— Попробуем по их курсу, — решает Веном. Таук кивает. Машина заводится, мягко взревев; я включаюсь в систему на сто процентов, мне почему-то кажется, что должны начаться какие-то события. Удивительно, но я чувствую стопроцентное присутствие в системе Кауста. Видимо, он тоже что-то чувствует.

— Капитан Рохас, — говорит он мне в привате. — Прошу предоставить мне оперативный контроль.

Кауст — известнейший специалист (в наших узких кругах, конечно), но даже ему я просто по уставу не могу предоставить оперативный контроль. Я могу отдать контроль ниже по команде, в крайнем случае — на уровень выше, то есть Ли на Базу-Один, но он сейчас спит, а его оперативный заместитель, Оккелс, мягко говоря, не очень опытный оперативник и контроль у меня не возьмет в первую очередь сам. Кроме всего прочего, признаков первой или нулевой ситуации пока нет.

— Вынужден отказать, — невольно брюзгливым голосом говорю я. — Ни нуля, ни единицы. Кроме того, через три уровня нельзя. Не по уставу.

Кауст пыхтит, но я прав. Только мой прямой начальник уровнем не ниже замначальника Специальной службы флота может мне приказать передать оперконтроль куда-нибудь на сторону, пусть даже и в ГКО.

Внизу мощный «трихоо» ворочается на разбитом проселке в глухих зарослях. Таук, обычно выдержанный и спокойный, что-то шипит сквозь зубы. Я чувствую, что ему не по себе. Он ведь психократ в десять раз сильнее меня, этот мальчик, но даже при моем слабом уровне — всего тридцать вуалей — я через отражение его восприятия на стопроцентном включении улавливаю глухое напряжение в округе.

— Есть сигнал, — вдруг говорит Веном. Дежурный Айрапетян фиксирует передаваемый снизу пеленг. — Четыре километра семьсот метров, — продолжает снизу Веном. — Легин, левей надо, левей. Командир, покажите по мап-навигатору, где мы едем?

Айрапетян — не Гэни Скидер, но тоже опытный и сильный опер, он довольно быстро показывает ребятам вид сверху. Н-да, петляет дорожка. Она явно не туда идет, откуда Веном поймал сигнал.

— Ну-ка, Ваагн, дай нам источник сигнала, — говорю я вслух. Скидер бы уже сам сделал, но Скидер на базе один, и он сейчас спит, он сменился пятнадцать часов назад. Айрапетян, отследив направление и расстояние, показывает с максимальным увеличением район источника. Странно. Густые деревья на холме. Построек вроде нет. Не видно никакой активности. Впрочем, деревья заслоняют. Сверху не видно большого участка. Бог его знает, что там может быть. А вертолеты, между прочим, сделав большой круг, возвращаются и снова проходят над этим районом, правда — западнее, но очень настойчиво.

— Шаг, нас щупают, — говорит Таук.

— Некросущности или местные?

— Некробиотика.

Сверху мы еле успеваем дать энергетический резерв, чтобы Таук закрылся защитным барьером. Для щупающих его опять видны только два местных, черный господин и белый слуга. Однако!

Вмешивается Кауст.

— Мичман Таук, — начальственным тоном говорит он. — Лейтенант Веном. Отставить приближение к источнику. Очень опасно. Очень!

Таук резко тормозит машину, но я уже понял, что не затем, чтобы послушаться Кауста. Веном спокойно спрашивает, да не в привате, а открыто:

— Командир, за кем оперативный контроль?

— За мной, — отвечаю я.

— Я выполняю только приказы оперативного контроля, — поясняет Веном в пространство. Айрапетян хихикает, отвернув от лица микрофон.

Таук распахивает дверцу.

— Легин, бери все, — говорит Веном. — Я усилитель надену.

Его кей давно вложен в гнездо браслета. Теперь он засовывает в карман плоский листок пассивного усилителя, который позволит мне и Айрапетяну (и Каусту, конечно) оставаться на стопроцентном подключении.

— Пошли. — Он вытаскивает из-под сиденья скрэчер, неуклюже, но похоже втиснутый в макет местного десантного ручного пулемета. Таук, рассовывая по карманам дополнительные обоймы, вытаскивает здоровенный «питон» — как он прячет такую пушку в не очень-то свободной одежде раба-северянина? — а на голову натягивает неуклюжую кепку, в которой явно что-то есть: во всяком случае, я вообще перестаю ощущать Таука в системе, чувствую только, как он продолжает поглощать резервную ментальную энергию.

— Мичман Таук! — раздраженно говорит Кауст. — Отставить маскировку нештатными средствами!

— Командир? — спокойно спрашивает Таук. Они уже бегут по узкой тропинке через заросли.

— Делай что делаешь, — ворчу я.

В привате я говорю Каусту:

— Господин полковник, я попрошу вас не вмешиваться в оперативное управление. Я не понимаю, какую цель вы преследуете, но наша задача — спасти резидента, и ребята делают для выполнения этой задачи то, что считают оптимальным.

Тут Кауст просто взрывается.

— Я тоже делаю то, что считаю оптимальным, господин капитан первого ранга! — говорит он яростно. — ГКО по всему Миру старается свести к минимуму контакты с некробиотикой! Что за самонадеянность спецслужб, лезть в драку с нежитью только потому, что Хозяина больше нет! Они мутируют, понимаете? За эти двенадцать лет, что нет Хозяина, мы столкнулись с тремя десятками новых видов! Активность небывалая! Последний раз такое было на второй год после Низвержения, когда некроконтроль временно захватывал Тролль Хо! Но теперь у них нет главы, и они просто бесконтрольно лезут, как тараканы!

— Это бесполезный разговор, господин полковник, — говорю я как можно спокойнее. — Сейчас мои люди стараются спасти нашего человека. Это все.

Я выхожу из привата. Ребята бегут сквозь заросли напрямую, до цели — не больше километра. Ментальный натиск переместился назад, но приблизился — как будто наши пробежали мимо источника этого натиска, и некросущности пошли за ними следом. Надо же, среди бела дня, через час после рассвета некробиотика преследует двух местных! Или они все-таки чуют наших?

У подножия холма заросли расступаются. Веном и Таук быстро скрываются в густой пожухлой траве и затаиваются, восстанавливая дыхание. Теперь мы видим пространство под деревьями на холме их глазами.

Там много людей — несколько сотен человек, насколько удается определить, — кругами сидящих вокруг большого пня. Все они, насколько видно от зарослей, белые. На пне стоит невысокий седой чернокожий старик с бородой, одетый в странное полумонашеское одеяние.

— Шалеанский Ока, — говорит Веном.

В этот момент люди на холме разражаются столь громким и единогласным криком, что Веном вздрагивает. Шалеанский Ока, по местным понятиям — пророк, а вообще-то — сверхсильный психократ, стоя на пне, размахивает руками.

— Безумец, что он делает, — бормочет Кауст у меня в привате. Я все еще ничего не понимаю.

— А что он делает?

— Наводит заклятия, — неохотно говорит Кауст.

— То есть?

Кауст мнется, не зная, отвечать ли, но тут Таук снизу говорит:

— Смотрите, командир, он наводит заклятие. Наводит массовую галлюцинацию.

Так-так… Массовая галлюцинация!

— Ну-ка, господин полковник… Какую галлюцинацию он может наводить?

— Вам виднее, — мгновенно отвечает Кауст. — У вас была резидентура в Оанаине, не у меня.

Ох, темнит полковник. Ох темнит!

На холме начинается какое-то движение. Люди поворачиваются. Рядами спускаются по склонам, выстаиваясь шеренгами, окружающими вершину — спиной к Оке. Тот продолжает размахивать руками и, видимо, что-то выкрикивает. Белые строятся, окружая своими телами вершину. Одежда на всех самая бедная, видимо, это рабы с окрестных ферм. Их действительно сотни — мужчины, женщины. Дети.

— Да он ими от некробиотики прикрыться хочет, — зло говорит Легин.

— Догадался. Мальчик… — негромко бросает Кауст.

Через густую жухлую траву из кустов на равнину пробираются первые, еще неуверенные, робкие крысы. Над кустами взмывает несколько ворон.

— Сзади опасно, Шаг, — говорит Легин. Он уже не смотрит на холм, я вижу заросли позади них его глазами. Опасно близко! Я вижу длинное, гибкое тело крысы, целеустремленно бегущей мимо ног Легина. Голый хвост крючком задран вверх.

— Шаг, отходим! — повышает голос Таук. Веном почему-то медлит.

— Лейтенант Веном, отойдите от зарослей, — говорю я и переключаюсь на восприятие Венома. Он тоже поворачивается к зарослям.

Крысы валят из кустов уже сплошным потоком, осторожно обтекая двух наших. Добрый десяток ворон молча кружится вверху.

Странные то ли хлопки, то ли толчки из глубины зарослей. Там начинают мелькать какие-то крупные темные тела.

— Шаг, они материализуются, — быстро говорит Таук. — Ходу отсюда!

Тут наконец странный ступор, сковывавший Венома, исчезает, и ребята боком, не теряя зарослей из вида, отступают в поле. Веном бросает взгляд на браслет.