Вера, Надежда, Виктория Гольман Иосиф

Глава 27

Береславский, Ванечка, Сухов, Вера Ивановна и все остальные

31 января 2011 года. Москва – Приволжск

Последний этап операции Ефим Аркадьевич, еще перебинтованный, но уже покинувший больницу, по пунктам продумал и просчитал лично.

Его ни в малой степени не удивило, что ни одно официальное письмо с заявкой на участие в тендере не дошло до адресата.

Наверняка дошло. Но чтобы фирма Надежды Владимировны стала полноценным участником тендера, Семенова должна была получить официальный ответ о приеме высланных ею документов. Такого официального ответа, разумеется, не было. Да и не могло быть: тендерная комиссия сейчас охранялась людьми губернатора получше, чем золотой запас Америки в неприступном Форт-Ноксе.

Не сработало обычное заказное письмо с уведомлением о вручении. Не сработали новые, почти курьерские почтовые службы. Не сработали настоящие курьеры: одного весь день продержали в отделении милиции, проверяя документы. Причем по выходе пакет с тендерными бумагами оказался в столь неприглядном виде, что курьер, отзвонившись работодателям, вынужден был вернуться в Москву.

Второго посланца просто не пустили в здание, продержав до вечера в бюро пропусков.

Город был объявлен на осадном положении, и, похоже, ни одного террориста здесь не ловили с таким усердием, с каким отлавливали возможных перевозчиков конкурентной тендерной заявки. Оно и понятно: ни за одного пойманного преступника генералу Сухову не светило такое вознаграждение. А также и такое наказание в случае промаха.

Ефима все эти неудачи не слишком напрягали. Он даже удивился бы, увенчайся такой неподготовленный засыл успехом.

Главное – чтобы подготовленный не провалился.

Причем этот самый подготовленный был запланирован ровно на последний день приема заявок. Тут уж точно сложно будет что-нибудь противопоставить. Отменить тендер в этих условиях, причем второй раз подряд, даже губернатор при всех его связях вряд ли бы смог.

Условия же создавала команда Береславского либо инициированные ими же действия. В течение последней недели очень большое количество горожан получили – прямо в свои почтовые ящики – не слишком приметные, всего в две краски, листовки. Синегоров же, ознакомившись с содержанием, стал и вовсе одного цвета – багрового.

– Твари, – в бешенстве прошептал он. – Сволочи!

Не удержался, разорвал мерзкий листок на мелкие части.

Содержание и впрямь было неприятным.

Никаких протестных лозунгов или, не дай бог, призывов к свержению. Просто тупое сравнение заявок предыдущего, отмененного в связи с увеличением транша, тендера. И объяснение специалиста, для тех, кто не в теме.

Листовка не была анонимной. Она гордо именовалась газетой, хотя состояла всего из двух полос. С выходными данными, в том числе тиражом. И с именем главного редактора на первой, она же предпоследняя, странице.

Даже наказать главного редактора не представлялось возможным: оппозиционное издание не было запрещено. Просто губернатор не ожидал подвоха с этой стороны, так как у Ивахина, скандального хозяина газеты, давно не было средств на ее выпуск. А тут вдруг появились. И на выпуск, и на распространение, что тоже немалого стоит.

В этом пункте рассуждений губернатор все же ошибался: распространяли «газету» почти везде бесплатно. Без малого половину тиража – друзья-коллеги Ефима Аркадьевича. Но не потому, что друзья и коллеги, а потому, что директора рекламных и почтово-курьерских агентств сызмальства жили в этом городе и в отличие от губернатора не собирались в скором времени его покидать. Единственный, но вполне простительный момент: делали они это неофициально, стараясь максимально замаскировать свою причастность к акции. Вторую половину двухсоттысячного выпуска раскидали через остатки не контролируемых властной вертикалью организаций, через медицинских работников и просто через граждан, которым небезразлично было, куда, кому и на что уйдут им предназначенные – и ими же, в общем-то, заработанные – деньги.

И хоть толщиной газета не блистала, тираж ее получился огромным. Так что по всему выходило: деньги Ивахин внезапно получил немалые. И не нашел им лучшего применения, как распространить во вверенном Синегорову регионе эту пакость: сатрапы доносили, что злобный листок опасной метелью носится по всем областным городам и даже поселкам.

Михаил Иванович прекрасно понимал, откуда вдруг взялись средства у давно нищего Ивахина. И самое обидное – часть их наверняка раньше принадлежала самому губернатору.

Обиду, правда, скрашивало одно обстоятельство.

Спору нет, Ефим Аркадьевич нанес Синегорову сильный удар. Ну, да какая же большая игра, тем более связанная с политикой, без синяков и ссадин?

Зато от синегоровского удара паршивый щелкопер уже вряд ли когда-нибудь оправится: Сухов доносил, что ловкий профессор более полумесяца лежит в каком-то закрытом госпитале, практически в растительном состоянии. Ласты еще не склеил, но уже вроде как не жилец.

Туда ему и дорога.

Немного напрягало губернатора, что невзирая на вывод из игры Береславского Семенова продолжила боевые действия.

Это могло объясняться неудачей с похищением ее девки. А может, вдруг пришла Михаилу Ивановичу успокоительная мысль, она все-таки вышла из дела? И дурацкая, по большому счету ни на что не влияющая листовка – просто инерция грамотно запущенной пиар-машины?

В любом случае – тут Синегоров вынужден был признать – машина была запущена чертовски профессионально. И с последствиями надо начинать бороться уже сейчас.

Губернатор вызвал генерала.

Тот явился мгновенно.

Разговаривать вышли в коридор перед кабинетом – Михаил Иванович прекрасно помнил, чьего дружка они столь эффективно нейтрализовали, и предпочел на некоторое время перестраховаться.

– Ну что, последний нонешний денечек? – вспомнил Синегоров старинную народную.

– Точно. Нам бы еще день простоять да ночь продержаться, – цитатой же ответил Сухов.

Через пять с половиной часов истекал срок, отведенный для подачи заявок. Когда эти томительные часы пройдут, игра будет сделана. И пусть Ивахин вместе со всей сворой жаждущих справедливости или своего места у кормушки хоть обкричится. Изменить ничего уже будет нельзя.

А имея несколько лишних миллионов баксов – хотя они лишними не бывают, – опасности становятся гораздо менее пугающими: в нашей стране только неимущие воришки получают серьезные наказания. Имущие же и за доказанные убийства могут получить четырнадцать лет… условно.

Хорошая страна. Удобная.

– В общем, ты меня понимаешь, – еще раз напомнил Михаил Иванович. – Чтоб мышь не проскочила.

– И муха не пролетит, – улыбнулся в ответ Василий Геннадьевич.

Сухов тоже понемногу начал успокаиваться. Были нехорошие предчувствия – особенно когда губер велел убрать назойливого профессора. Но, похоже, жесткие методы Синегорова вновь себя оправдали.

Береславского нет. Проблем, несмотря на неудачу с похищением девчонки, пока не возникло. А несколько «лимонов» «зелени» вот-вот упадут в руки оказавшейся сильнейшей стороны, сделав ее еще сильнее.

«Хорошо, что я не попер тогда против», – похвалил собственную проницательность Сухов. Рано ему пока переть против такой силищи, самокритично додумал он.

А еще хорошо и правильно, что не стал беспокоить злопамятного губера мелкими неприятностями. Тоже, видимо, коренящимися в неутомимой деятельности покойного профессора.

Например, на сайте города – неофициальном, но гораздо активнее посещаемом, чем официальный, – также была размещена пресловутая «газета».

И если бы только она.

Там еще имелся форум с возможностями голосования. Так что, если бы губера выбирали, губером уже был бы кто-то другой.

К счастью, губернаторов ныне не выбирают, дабы не бросать это важнейшее и социально значимое дело на произвол тупой толпы.

И не только газета да итоги виртуального голосования были выложены на этом сайте. Еще – прямо на главной странице – имелись электронные часы. Они отсчитывали время до конца тендера. А камера – в прямом эфире – показывала парадный вход в здание областного правительства.

Раз пять уже гоняли «операторов». И тумаков давали, и «до выяснения» задерживали. Но разве с этим поборешься?

В последний раз веб-камера вообще обошлась без людей. Ее установили в… скворечнике!

Впрочем, все это можно перетерпеть. Еще несколько часов – и любимый город сможет спать спокойно. А там все уляжется, утихнет, забудется.

Лишь бы Перов не разрыл слишком глубоко. Надежные людишки сообщили, что новоиспеченный генерал, узнав о покушении на своего дружка, пришел в тихую ярость.

Но здесь уже и от самого Сухова многое зависит.

Похититель-неудачник, лажанувшийся в «Лимоне», благополучно вывезен в Бурятию. И там же – о ужас! – умрет. Не сегодня, так завтра. Пусть местные коллеги ковыряются с телом. Если найдут.

С Игумновым получилось как нельзя лучше. За благородство надо платить. Вот он и расплатился. Нет человека – нет проблемы. Его убийца, кстати, тоже никому ничего не расскажет – бойцы Перова грохнули парня на месте.

Снайпер, столь точно пальнувший в профессора, не менее благополучно вывезен в Грецию. Отдыхает. Наслаждается жизнью. Ждет новых поручений.

Чего дождется – новой мишени или пули в лоб, – пока не знает никто, даже сам Василий Геннадьевич. Смотря в какую сторону развернутся события.

Но дело свое он сделал отменно. Одним словом – специалист.

Так что, даст бог, все будет пучком.

Бориска с Ванечкой въехали в «прифронтовой» город довольно спокойно. На подъезде их шмонали трижды, но ничего странного или подозрительного не обнаружили.

Прибыли они, как Вера Ивановна и Вичка, тоже на рефрижераторе фирмы Борщева. Правда, крошечном, менее тонны грузоподъемностью. И, соответственно, с двухместной кабиной.

Ничего не поделаешь, у Бориски были права только категории «В». А у Ванечки, как выяснилось, их вообще не было. Никогда.

Брать же третьего водителя в столь специфический рейс не хотелось. Вот и поехали на полуигрушечном городском «Хёндае».

Надо отдать должное местным ребятам – один из них заметил-таки несоответствие.

– В такую даль – за полтонной мяса? – недоверчиво спросил он у Ванечки, предъявлявшего на постах необходимые документы: путевой лист и договор поставки.

– Оно ж не простое мясо, – степенно объяснил Ванечка, – а экологически чистое. Мы ж не сардельки делаем. Мы людей в ресторанах кормим. Причем в недешевых.

– Ясно, – недовольно пробурчал капитан, но все же какую-то пометку себе в блокноте сделал.

– Не нашлет проблем на нашу голову? – спросил Бориска.

– Не знаю, – ответил Ванечка. Ему тоже не понравился интерес, проявленный к их персонам человеком со столь внимательными глазами.

Но дело не ждет, надо действовать.

В город въехали примерно в полдень.

Грузовичок припарковали на окраине, предварительно забрав из кузова два довольно увесистых чемодана и аккуратно переодевшись.

Теперь они сразу приобрели признаки декларируемой специализации.

Ванечка под зимнюю куртку надел белую поварскую – ее хорошо было видно, если немного расстегнуть молнию. А Бориска стал сантехником. Ровно таким, каким их рисовали в советское время в журнале «Крокодил». Не первой свежести, а говоря откровенно, просто замызганная телогрейка. В руке – старинный чемоданчик для инструментов. На лице – двухдневная небритость.

Из грамотно выстроенного образа несколько выбивались очки. Но тут уж ничего не поделаешь. Зато маленькие поросячьи глазки с рыжими ресницами вполне компенсировали появившийся – и в данном контексте полностью ненужный – налет интеллигентности.

Солнышко светило вовсю, раскрашивая светом и тенью заснеженные скверы и невысокие старинные, с деревянным верхом, дома.

– Погода за нас, так, Иван Сергеевич? – разулыбался Бориска, щуря засвеченные глазки.

– Закончим дело – увидим, – немногословно ответил Ванечка. Он был мужчина тертый и перед мероприятием, тем более таким, которое им предстояло, к сантиментам не склонный.

– А меня предчувствие никогда не обманывает, – гнул свое упорный Савченко. – Быть нам миллионерами!

– Ты в зеркало на себя посмотри, миллионер! – Ванечка тоже не выдержал, заулыбался.

Они поймали машину – не такси, обычного бомбилу – и рванули к Дому правительства.

Вышли загодя, примерно за квартал. Зашли, как истинные партизаны, с тылу, к одному из многочисленных служебных входов. И не вместе, а по одному. С интервалом примерно в пять минут.

Обычно на охране сидели сотрудницы Дома правительства, как правило, пенсионерки. Сейчас и тут, кроме тетечки, стоял милиционер с пистолетом в кобуре.

– На работу, – буркнул Ванечка, вытаскивая пропуск с фотографией.

Его повертела в руках сначала штатная тетечка, потом – сверхштатный милиционер. Не найдя ничего подозрительного, пропустили.

Ефим Аркадьевич мог гордиться собой. Именно он, через своих друзей из Приволжска, как настоящая спецслужба, организовал «доставание» реального документа. А потом – уже через московских специалистов – последующую его доводку под все требуемые стандарты.

Ванечка, пройдя лифтовый холл, поднялся по лестнице на второй этаж и перешел в крыло, где размещалась приемная будущей тендерной комиссии.

Внутрь не пошел. Остался ждать, запершись в кабинке в мужском туалете.

У Бориски пропуска не было. Зато была заявка на ремонт сантехнического оборудования, поданная действительно хозяйственным управлением Дома правительства. И действительно в контору, которая его обслуживала. За немалые, надо сказать, деньги. Кстати, Василий Геннадьевич имел в этой конторе изрядную долю.

Это было слабое звено в подготовленной операции.

На всякий случай у Ванечки имелся весь комплект документов, и если бы Бориска застрял на входе, пришлось бы действовать в одиночку. Однако с Савченко проблем не случилось – уж слишком характерный он имел вид. Особенно с чемоданчиком.

Бориска направился по уже пройденному Ванечкой пути, радуясь скорости и простоте проникновения. До туалета, где обитал Ванечка, Савченко добрался без приключений. Они наконец воссоединились и на историческом фоне замызганных писсуаров приняли не менее исторические решения.

Документы будет сдавать Ванечка.

Бориска – непосредственно фиксировать процесс на камеру. А из нее изображение уже будет, автоматически и синхронно, грузиться на соответствующий сайт – об этом позаботились местные товарищи из группы технической поддержки. Они с аппаратурой размещались неподалеку, за двухэтажным домиком девятнадцатого века, в стареньком «Фольксвагене-транспортере».

Савченко оставил свои телогрейку и чемоданчик с разводными ключами, герметиком и запасным комплектом документов в сортире, после чего мужчины молча и сосредоточенно пошли на дело.

До заветного кабинета оставалось не более сотни шагов.

– Представляю, как вытянутся их рожи! – злорадно сказал Бориска. – Только говори громче, здесь микрофон слабый.

Они свернули за угол. По инерции сделали еще пару шагов.

И все. Финита ля комедиа.

На них набросились с двух сторон, не дав и секунды на осознание ситуации.

Да и как ее осознаешь? Если б Бориска слышал, что говорил за его спиной милиционер, – тогда другое дело. Офицер же доложил кому-то невидимому, что они пропустили объект, требующий дополнительного наблюдения: в паспорте приволжского сантехника была только московская прописка.

Нет, все же со спецслужбами Береславскому, как оказалось, тягаться рановато. Он рассчитывал, что Бориска либо пройдет, либо нет. А вот до того, что в обычном российском учреждении за вошедшим будет установлена слежка, профессор почему-то не дошел. Как говорится, великие начинания губят мелочи.

Бориску и Ванечку жестко скрутили, обыскали и – сопроводив двумя-тремя затрещинами – доставили лично в кабинет к Сухову.

Вот теперь Василий Геннадьевич обрадовался по-настоящему. Тикавшие слишком медленно часы наконец обрели обычную скорость. Эта операция его врагов на сегодня точно была последней.

«Профессиональное чутье», – с гордостью подумал Василий Геннадьевич. Он почему-то был уверен, что еще какая-то пакость, заложенная покойным профессором, должна была выстрелить. И это ощущение не позволяло ни расслабиться, ни успокоиться: недаром со вчерашнего утра на посты были выведены все его резервы. Подчистую.

– Ну, что, господа, с чем пожаловали? – спросил он у незваных гостей, предварительно выпроводив своих офицеров. Действо напоминало известную картину, где беляки допрашивали пленных красноармейцев: Сухов, мужчина представительный, вальяжно развалился в огромном кожаном кресле, а руки пленников были заведены за спину и скованы наручниками.

Задержанные молчали.

– Да и так все ясно, – добродушно продолжил генерал. – На что повелись, парни? Денег больших пообещали?

В кабинете повисло молчание.

– Слушайте, партизаны, – посуровел Василий Геннадьевич. – Здесь, конечно, не гестапо, но языки развязывать умеют. Так что лучше поговорим.

Савченко зло глянул на Сухова и от разговора отказался. В отличие от своего старшего товарища.

– Вы, похоже, собой гордитесь, – улыбнулся Ванечка.

– А почему нет? – согласился начальник. Он и в самом деле впал в благодушное настроение: жесткое напряжение последних недель даже натренированному старому бойцу далось нелегко. Теперь оно прямо на глазах спадало.

– А почему – да? – Ванечка разом стал серьезным. – Вы ведь когда-то офицером были. Присягу принимали. В ней ничего про откаты и распилы не говорилось.

– Я и сейчас офицер. – Сухова отчего-то задело за живое. – Как будто вы забесплатно в коммерцию сунулись.

– Мне можно, я ж не генерал, – Ванечка уже снова улыбался: на генерала, особенно современного, он точно не тянул.

В этот момент в кабинет без стука влетел майор.

– На нем камера! – показывая на Савченко и стараясь не попасть в предполагаемый кадр, просипел он.

– Что?! – вскочил Сухов. Он уже понял, что расслабился рановато, и судорожно прокручивал в мозгу все, что успел сказать при этом гребаном «киношнике».

Когда с Борискиного тела, точнее, с брючного ремня была сорвана и уничтожена крошечная веб-камера, а вызванный инженер гарантировал, что подобных мин более не имеется, Василий Геннадьевич продолжил прерванный разговор.

– Вы что, думаете, это сойдет вам с рук? – угрюмо спросил он.

Никакого решения в голову не приходило; он никак не мог вспомнить, что же все-таки успел сказать в кадр – сейчас запись чертова прямого эфира срочно отсматривал преданный помощник.

– Думаю, да, – спокойно сказал Ванечка.

– А как насчет подделки официальных документов? Это – статья.

– Ну, если нет другой возможности поучаствовать в открытом тендере, – Борщев упорно не желал слишком пугаться.

– Ты о себе думай, а не о тендере. – В отличие от Ванечки, Сухов потихоньку терял спокойствие.

– Ты о себе тоже подумай, – мягко ответил Ванечка.

Переход на «ты» взбесил генерала окончательно.

– Не сравнивай жопу с пальцем, обсос! – перешел на иные лексические единицы Василий Геннадиевич. – Кто ты – и кто я!

– В вашей системе координат я – палец, – откровенно рассмеялся Ванечка. – И знаешь почему?

Генерал неожиданно успокоился:

– Почему же?

– Потому что я классный повар. По борщу – лучший в Москве. У меня даже фамилия – Борщев. Учу поваров в своих собственных ресторанах. Очень талантливые ученики. Дальше продолжать?

– Валяй. – Сухов напряженно раздумывал, что ему делать, инстинктивно чувствуя, что принятие решения может быть как-то связано с этими двумя уродами.

– Еще потому, что я скоро женюсь. В четвертый раз, правда. Зато – на первой любви. Надежда Владимировна Семенова, слышал про такую?

– Слышал, – подтвердил Василий Геннадьевич.

– А еще потому, что мы отсюда скоро выйдем. И поедем домой. Тендер, правда, действительно профукав. Но мы поедем домой. А за тобой могут прийти в любой момент.

– Это кто же за мной может прийти? – спокойно спросил генерал.

– Даже генералам нельзя безнаказанно убивать людей, – также спокойно ответил Ванечка. – Когда запахнет жареным, тебя сольют, как грязную воду. Синегоров поедет на повышение, а ты – в ментовскую зону в Мордовии.

– Откуда такие знания? – спросил Сухов. Он потихоньку приближался к решению, и оно не было приятным.

– Пора звонить, – вдруг сказал до того молчавший Бориска.

– Да, пора, – взглянув на часы, согласился Ванечка.

– Куда звонить? – Эти два дебила раскачивали суховскую и без того усталую психику.

– Ефиму Аркадьевичу, кому же еще, – объяснил Борщев. – Он же у нас мозг.

– Какой Ефим Аркадьевич? – не веря ушам, спросил генерал.

– Сами знаете какой. Береславский, – улыбнулся Ванечка. – Хотите с ним поболтать?

– Хочу. – До Василия Геннадьевича начало доходить, в какое дерьмо он вляпался.

Позвонили с генеральского сотового – у «партизан» телефоны отобрали при задержании.

– Алло, – отозвался профессор.

– Ефим, нас поймали, – виновато сказал Ванечка. – Так что капец тендеру.

– Хрен с ним, с тендером! – заорал Ефим Аркадьевич. – Где вы сами?

– Сидим в гостях у Сухова, он хочет с тобой поболтать.

– О,кей, – согласился Береславский.

Ванечка передал телефон генералу. Тот взял трубку не очень твердой рукой.

– Привет с того света! – жизнерадостно поздоровался профессор.

– Здравствуйте, – ответил Василий Геннадьевич.

– Вы там моих друзей не обижайте, ладно? – попросил Ефим.

– Ладно, – машинально согласился генерал.

– А за это я дам вам совет, хотите?

– Хочу, – как зомби, повторил Сухов. Он был уверен, что это будет важный совет.

– Отпускайте ребят – и бегите.

– Куда? – спросил генерал.

– Куда паспорт пустит. Я-то живой, а Игумнов – нет. Поверьте, это лучший совет на данную минуту.

– Верю, – ответил Сухов.

Когда-то он действительно был очень способным офицером. В другое время и в другом месте вполне мог прославить себя и страну. Но эта возможность была катастрофически упущена.

Генерал принял решение.

Сухов лично проводил «партизан» до выхода.

Наглый Бориска даже забрал из сортира свою телогрейку и чемоданчик.

Генерала тянуло сбежать сразу – на окончательные сборы хватило бы десяти минут, много чего нужного уже лежало в заветном «тревожном» портфеле. Но следовало дождаться конца этого бесконечного дня: тогда хоть Синегоров не пустит за ним погоню.

По крайней мере – сразу не пустит.

Сухов подошел к окну и успел разглядеть, как «партизаны» словили на площади вольного «бомбилу». Значит, скоро будут у своего рефрижератора: Василий Геннадьевич уже сопоставил сигнал про слишком маленький грузовичок и его пассажиров с последующими событиями – когда-то он действительно был оперативник от бога.

Черт с ними, пусть бегут. Ему самому придется бежать гораздо дальше.

А освобожденные узники тендера размышляли, что делать дальше.

Было чертовски обидно наблюдать развал такой большой, серьезной работы. Но спорт есть спорт. Ванечка же относился к бизнесу именно как к спорту. Главное, не струсили и поучаствовали.