Вера, Надежда, Виктория Гольман Иосиф

Глава 23

Береславский, Семенова, Ванечка

27 декабря 2010 года. Москва

Несколько последних дней Береславский испытывал уже почти позабытое им чувство стерегущей опасности: даже предновогодняя суета не отвлекала.

Несомненно, это чувство приятным не было: он инстинктивно оглядывался на улице, вздрагивал при неожиданном шуме и напрягался, открывая дверь подъезда.

Ефим Аркадьевич, разумеется, делал все, чтобы его опасения не стали реальностью. Он ни в малой степени не был мазохистом.

Но себя-то – не обманешь!

Испытываемое ощущение фронта – и даже не просто фронта, а передовой – делало его жизнь гораздо более интересной, насыщенной и… осмысленной, что ли.

Потому что риск был обоснованным, просчитанным, теоретически деньгоприносящим и – что немаловажно – направленным на некое общественное благо.

Единственное обстоятельство, смущавшее профессора, – странный результат психологического теста, на который он угробил два полных рабочих дня, – примерно за полгода до начала описываемых событий.

Он тогда решил научиться летать на небольших самолетах.

Наташка, конечно, была резко против.

После двух дней склок, уговоров и торгов сошлись на следующем: Береславский проходит полное медицинское обследование, и если противопоказаний не найдется, Наталья уступит ему минимальный полетный курс. «Просто ощутить воздух» – глядя супруге в глаза, искренним голосом врал Ефим Аркадьевич, точно зная, что, получив летное свидетельство, станет ощущать его постоянно.

Первым камнем преткновения стали анализы крови.

Нет, они, как позже выяснилось, не были ужасающими. Есть такая неприятная формулировочка – нормально для вашего возраста.

Однако поначалу, получив на руки три зловещих листа, Береславский здорово напугался.

Звездочками в таблицах были отмечены нехорошие результаты. Сахар – на семь процентов выше верхнего предела нормы. Холестерин – причем с непонятными и неприятными дополнительными аббревиатурами – тоже примерно так же. А еще – какой-то злобный коэффициент атерогенности, который был аж в два раза больше референсного значения.

Испуганный профессор сразу, прямо из лаборатории, позвонил другу-доктору – долго ли осталось ему жить на этом свете?

Тот сначала напрягся, заставив дважды перечитать все странные слова и цифры в строчках со звездочками, после чего вынес обидный вердикт: «Жрать меньше надо. Особенно сладкого, мучного, жареного и острого».

Именно в таком порядке и располагались пищевые приоритеты профессора.

На его скромную просьбу – нельзя ли прикрыть проблему пилюлей вместо диеты – доктор медицинских наук, председатель Ассоциации хирургов России ответил еще проще и еще конкретнее.

Дословно он сказал так:

– Если не прекратишь употреблять целый торт в одну харю, я зашью тебе рот.

Впрочем, доктор всегда был прямым человеком.

Ефим внял совету и не менее недели пил чай с двумя ложками сахара вместо обычных трех. А также дважды – или даже трижды – отказался от покупки любимых шоколадных бисквитов.

На этом диета и завершилась.

Что, впрочем, не помешало ему при личной встрече с другом-хирургом – тот все же настоял на очной консультации – выпить стаканчик чая без сахара вообще.

Доктор медицины умным взглядом оценил его льстивое и подобострастное поведение, но, поскольку сделать ничего не мог – не зашивать же в самом деле рот человеку, зарабатывающему на жизнь чтением лекций, – только философски вздохнул. И передал его с рук на руки своей коллеге – женщине-кардиологу.

Женщина тоже была умницей – поговорив с пациентом, обследовав его и выписав все назначения, сказала следующее:

– Вы, конечно, ничего сейчас делать не станете. Но когда почувствуете неприятные симптомы – боль слева в груди или спине, одышку при физических нагрузках, быструю усталость – то приходите, пожалуйста, сразу. Не тяните до инфаркта.

– А когда все это будет? – живо спросил профессор экономики у профессора медицины.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Через год. Или через три. Но будет обязательно.

– Спасибо, – искренне обрадовался Ефим Аркадьевич и рванул по делам.

Во-первых, через год, а тем более через три – это не завтра.

А во-вторых, она ж не сказала: почувствуете симптомы и заказывайте гроб. Она сказала – приходите, и будем лечиться.

Так что здесь был полный порядок.

Но медкомиссия требовала еще пройти психологический тест.

Вот уж откуда Ефим не ожидал никаких сюрпризов.

Психолог тоже оказался доктором наук. Приветливым и добродушным мужчиной в расцвете сил. Он готовил очередную статью в научный журнал и попросил помочь.

Почему нет? Как ученый ученому.

Береславский честно отсидел перед его компом два полных рабочих дня, отвечая на бесчисленное количество умных, очень умных и даже откровенно дурацких вопросов.

Получил на руки результат.

Всего полстраницы текста, не то что в биохимической лаборатории. Там, проткнув за две минуты профессорскую вену, заполнили записями в шесть раз больше бумаги.

Первые заключения доктора психологии не могли не радовать.

Умен, чертовски умен оказался профессор Береславский! Хотя кто бы сомневался.

Ефим Аркадьевич с удовольствие перечитал начальные фразы трижды: и про айкью зашкаливший, и про другие, ранее ему неизвестные, но тоже шикарные показатели.

Поэтому не сразу дошел по двух последних строчек.

Первая говорила о том, что Береславский склонен к излишнему риску и даже… самоуничтожению!

Это он-то! Который до перестройки на улицах газировку из стаканов стеклянных не пил, пока одноразовые не появились! И который даже прививок боялся до полусмерти. А при заборе крови в чертовой лаборатории честно упал в обморок! И после всего этого – склонен к излишнему риску?

Но черт бы с ней, дурацкой формулировкой. Последняя строка гласила четко: «Не рекомендован к летному обучению по результатам психотестирования».

Даже мыслишка промелькнула: не Наташка ли его, благоверная, постаралась?

Потом рванул к доктору психологии.

Тот по-прежнему был приветлив и добродушен. Не изменив при этом ни буквы в своем заключении.

Так и остался Береславский без неба.

А что ж он сейчас вдруг вспомнил всю эту историю? Подумав, Береславский нашел причину.

Неужели прав злосчастный докторишко?

Да, если честно, он напуган происходящими событиями. И ему вовсе не понравилось в «обезьяннике».

Да, он сделает все, чтобы не стать жертвой Муравьиного Папки. Проявит чудеса изобретательности. И заречется – если, дай бог, все кончится хорошо – лезть в подобные ситуации в будущем.

Но пройдет пара-тройка месяцев, и профессору вновь станет скучно. Некоторое время он будет честно сдерживать свою дурковатую натуру. Однако надолго его не хватит, и Ефим Аркадьевич вновь пойдет искать приключения на свою – не такую уж молодую – задницу.

Ну и ладушки, подвел итог Береславский.

Что будет, то будет.

Сейчас же приключения уже найдены, причем гарантированные. И надо, не думая обо всем прочем, попытаться проскочить через них без потерь. А еще лучше – с приобретениями.

Все это промелькнуло перед мысленным взором профессора, пока он сидел в кафешке, в новом, только что отстроенном бизнес-центре класса А+ в самом сердце столицы.

Из окон его офисов был виден Кремль и Москва-река.

А на первом этаже угнездились: ювелирный салон с честным названием «Дорогое приобретение», отличная – со свежими, не коммерческими, но дорогими работами – картинная галерея «Арт-гнездо» и опять же сильно не дешевое кафе – в бизнес-центре трудилось две тысячи высокооплачиваемых сотрудников, а свободные офисы исчезли из предложения еще до конца строительства.

В кафе готовили очень вкусный лосось со шпинатом. Плюс из качественных динамиков всегда негромко доносился хороший, проверенный временем джаз: какой-нибудь «лагерный вокал» или «поющие трусы» здесь были бы явно неуместны.

Еще месяц назад Ефим бы сюда не пошел. Потому как нету денег – люби веник.

Сейчас – пожалуйста.

Он и Семенову угостит: не мог старомодный профессор допустить, чтобы женщина расплачивалась за свою еду сама. В Америке Береславского уже давно бы посадили за покушение на равноправие полов. Но, к счастью, Россия – не Америка.

А вот и она.

Надежда Владимировна поздоровалась и села напротив.

Их романтические отношения не продолжились, чем оба были вполне довольны: секс на рабочем месте – не есть хорошо. К тому же Семенова, похоже, нашла запоздалую любовь – Ванечку Борщева, своего повара. А Ефим Аркадьевич, завязав с едва начавшимся романом, счел себя чистым перед любимой Наташкой: один раз, и то случайно, не считается. По крайней мере, по меркам профессора.

– Ну, как наши дела? – спросил Береславский. – Заявка на тендер готова? – Ее должны были доделать еще вчера.

– Заявка готова, – ответила Семенова. – Но подавать ее я не буду.

– Это еще почему? – удивился и разозлился Ефим Аркадьевич. Такие решения если и принимать, то вместе.

– Потому что достали, – в сердцах сказала женщина. – Не могу больше.

Вот этого и не любил в тетках профессор. Правда, и в мужиках он этого же не любил. Хочу не хочу – это не бизнес.

– В чем дело, Надежда Владимировна? – мягко поинтересовался Береславский. – Что-нибудь со вчерашнего дня изменилось?

– Да, – устало сказала она.

– Что именно?

– Привет! – раздалось из-за спины Ефима. Профессор аж подпрыгнул на своем стуле: нервишки-то напряжены.

Это был Ванечка, как всегда, в хорошем настроении.

– Можно к вам? – поинтересовался Борщев.

Береславский невежливо промолчал: Ванечка при делах, по большому счету, не был, а события разворачивались нешуточные.

– Садись, Ванечка, – ответила Семенова. – Ты почти не опоздал.

«Ого, они еще и договорились заранее», – профессор понемногу начинал злиться серьезно.

– Ефим Аркадьевич, – Надежда, правильно просчитав реакцию компаньона, решила смягчить ситуацию. – Не обижайтесь, пожалуйста. Но я хочу, чтобы Ванечка присутствовал при наших совещаниях. Он теперь почти мой муж, если, конечно, не передумает.

– Главное, чтобы ты не передумала! – засмеялся Ванечка. – А за меня будь спокойна.

– Поздравляю, – буркнул Береславский.

– В наших договоренностях ничего не меняется, – поспешила добавить бизнесвумен.

– Я уже заметил, – не принял «трубку мира» профессор.

– Ладно, – не стала спорить Семенова. И вынула из сумки несколько пластиковых файлов. – Это – дополнение к тендеру. Разослано всем участникам.

Ефим вчитался в текст.

Участников тендера предупреждали, что авансирования в случае победы им не дождаться и оборудование должно быть поставлено без предоплаты. Расчет – в течение двенадцати месяцев после поставки.

– Ну и как, народ согласился? – поинтересовался Береславский.

– А кто будет против? – устало улыбнулась женщина. – Все три фирмы аффилированы с «Росмедспецпоставкой». Фокус старый: своим деньги вернут сразу. А чужие просто не полезут. Даже при тридцатипроцентной рентабельности вносить семьдесят процентов своих тяжело. Я не найду деньги быстро: только-только рассчиталась со старыми долгами.

– Значит, в дефиците примерно двести восемьдесят миллионов рублей, – прикинул Ефим.

– Двести тридцать, – уточнила Семенова. – Мне дадут дополнительную скидку за объемы.

– А товарный кредит они тебе не дадут? Вы ж столько лет работаете.

– Дадут, – без оптимизма в голосе согласилась Надежда Владимировна. – На половину суммы. С отсрочкой на год, под пять процентов.

– Классно! – одобрил профессор. – Осталось сто пятнадцать «лимонов».

– Ага, – безучастно подтвердила дама. – Всего сто пятнадцать. Причем квартиру я закладывать точно не буду. Уже закладывала. Все равно не хватит. А у меня дочь и мама. Если у тебя есть – рискни. Условия поменяем.

Это был нечестный ход.

У Ефима сейчас не было и миллиона: он, с помощью все той же Семеновой, только-только начал выползать из собственного финансового кризиса.

– То есть дело лишь в деньгах? – Ефим не мог заставить себя согласиться с очевидным и бросить с таким трудом начатое.

– И в деньгах тоже.

– Что же мы, зря ездили в Псков? – тоже расстроился Ванечка. Он, похоже, был мужчиной азартным и не трусливым. Ефим почувствовал к Борщеву уважение и симпатию.

– А у тебя есть другие идеи? – спросила Надежда Владимировна.

Помягче спросила, чем Береславского. Не предложила ему внести свои.

Однако теперь всех удивил Ванечка.

– Больше тридцатки я сейчас из дела не выну, – огорченно сказал он.

Семенова так удивилась, что даже политкорректность потеряла:

– Из какого дела? Ты же мне говорил, что поваром работаешь?

– Я и работаю поваром, – отмахнулся Борщев. – В своих кафе.

Надежда с полуоткрытым ртом осталась переваривать внутрисемейную новость, а Ефим обрадовался. Ай да Ванечка, ай да молодец! Он всегда искренне радовался за хороших людей. Да и дефицит уменьшался еще на миллион американских долларов.

– Так это твоя сеть? – спросил Ванечку профессор.

– Нас два партнера, – ответил Надеждин жених. – На мою тридцатку можете рассчитывать. Больше пока нет.

– Проценты? – уточнил Береславский. Деньги счет любят.

– Ноль. Поработаем на благо российского здравоохранения. Но потерять миллион баксов все же не хотелось бы.

– Если мы выиграем тендер, они не смогут не заплатить, – сказал Ефим Аркадьевич. – Итого, в минусе – восемьдесят пять миллионов рублей.

Он уже примерно представлял, где их найдет. Жизнерадостный друг-банкир Вован полтора года как жил на Гоа, отрываясь на всю катушку. Однако разросшимся за двадцать лет бизнесом управлял по-прежнему четко: видать, «трава» еще не высушила ему мозги окончательно. Девять «первоначальных» «лимонов» баксов Вовка, конечно, не выделит – слишком большие деньги. А три «лимона» – даже меньше, чем три, – вполне.

Риска невозврата практически не было. Если тендер будет проигран, деньги останутся у Вована. Если выигран – то и пятнадцать процентов годовых с остатка долга не лишат предприятие коммерческого смысла. А в том, что Вован – человек не жадный и друзей помнящий, Ефим был уверен на все сто.

– О,кей, – сказал профессор. – Остальное я, похоже, найду. Гарантийные письма постараюсь получить до конца недели.

– Отлично! – обрадовался Ванечка. – Нельзя уступать этой своре.

– Идем дальше? – подвел итог Береславский, обращаясь к Семеновой. Она как-то явно потеряла кураж.

– Нет, – ответила бизнесвумен. – Не идем.

– Но почему? – Ефим потихоньку приходил от своего бизнес-партнера в бешенство. Сама же все заварила! И теперь, когда дело налаживается, – в кусты?

– Потому что, – откровенно грубо ответила Надежда. – Не волнуйся, твои услуги я оплачу полностью.

– Как это полностью? Пять процентов от тендера, как в случае успеха? – Его даже не деньги напрягали, хотя и они тоже. Но выпускать из рук почти пойманную жар-птицу?

– У нас нет успеха в тендере, – не согласилась Семенова. – Они придумают что-нибудь еще.

– Например?

– Например, не пустят нас внутрь здания с тендерным листом. А почта все потеряет.

– Нерешаемых проблем не бывает, – уперся Береславский. – Если, конечно, не слить матч до его начала. Решим и эти.

Ванечка молчал, но был явно на стороне профессора.

– А если решать будет некому? – спросила Надежда Владимировна.

– Это как? – не понял оппонент.

– А вот так, – она достала из сумочки что-то небольшое, похоже на бумажный кулечек.

Береславский аккуратно развернул кулек, покрутил содержимое в руках. Передал Ванечке.