Дело одноглазой свидетельницы Гарднер Эрл

В зале суда послышался смех.

Мейсон подождал, пока смех затихнет.

– Вы считаете, что в очках вы лучше видите? – спросил он.

– А по-вашему, я ношу их для красоты? – огрызнулась свидетельница.

Судья Кейт постучал молотком.

– Свидетельница, отвечайте по существу, – предупредил он, – и оставьте при себе ваше остроумие.

– Тогда пускай и он спрашивает по существу, ваша честь, – сердито парировала та.

– Продолжайте, мистер Мейсон, – сказал судья, слегка улыбнувшись.

– Вы хорошо видите в очках, миссис Мейнард?

– Конечно.

– А без очков?

– Естественно, хуже.

– Какие неудобства причиняет вам ваше слабое зрение? – спросил Мейсон.

– Никаких. Просто без очков я хуже ориентируюсь.

– Возьмем, к примеру, часы на противоположной стене зала. Вы можете сказать, который теперь час?

– Конечно.

– А теперь снимите очки и посмотрите на эти часы. Вы видите стрелки?

– Одну минуту, – вмешался Гамильтон Бергер. – Ваша честь, мне кажется, высокому суду ясно, к чему клонит господин адвокат, но у него нет оснований задавать подобные вопросы. Прежде чем проводить подобные эксперименты, необходимо доказать, что в тот период времени, о котором свидетельница дает свидетельские показания, на ней не было очков.

– Но я была в очках, – заявила миссис Мейнард. – Я не снимала их ни на минуту, и я…

– Я прошу высокий суд, – обратился к судье Мейсон, – предоставить мне право получить от свидетельницы ответ на заданный мною вопрос. Я считаю крайне важным установить, насколько хорошо видит свидетельница без очков.

Судья Кейт помедлил, затем спросил:

– Миссис Мейнард, вы не согласитесь ненадолго снять очки?

– Почему бы нет.

Она сняла очки и, держа их в руках, взглянула на судью.

– Ну а теперь, – сказал Мейсон, – не могли бы вы сказать, который час показывают стрелки на часах, что висят на противоположной стене?

Свидетельница моргнула здоровым глазом.

– Ну что ж, если хотите знать, то без очков я слепа как сова. Постойте. Я ведь дала присягу. Я не имела в виду, что я и в самом деле слепа, я только хотела сказать, что без очков я вижу очень плохо. Но, уверяю вас, все то время, что я находилась в автобусе по дороге от Лос-Анджелеса до Сакраменто, я была в очках. Я не снимала их ни на минуту.

– Понятно, – сказал Мейсон. – Наденьте, пожалуйста, ваши очки, миссис Мейнард. Поскольку вы без них как без рук, полагаю, что у вас имеется еще одна пара?

– Что вы хотите этим сказать?

– Что вы держите запасные очки в сумочке, которая сейчас лежит у вас на коленях, на тот случай, если очки разобьются.

– А с чего они должны разбиться? – удивилась свидетельница. – Очки ведь не шины. Они не имеют привычки лопаться на вас. Никто не носит с собой запасных очков.

– Так вы хотите сказать, что у вас только одна пара?

– Ну да. Мне их вполне хватает. Если нацепить сразу две пары, то вряд ли вы станете лучше видеть. По-моему, как раз наоборот.

– Но разве ваши очки ни разу не разбивались и не ломались?

– Нет.

– Значит, двадцать второго сентября ваши очки были в полном порядке?

– Да.

– И это были те же самые очки, что и сейчас?

Свидетельница смутилась.

– Так это те же самые?

– А с чего вы взяли, что это другие?

– Ни с чего, – ответил Мейсон. – Я спрашиваю вас, миссис Мейнард, те ли это очки?

– Да.

– Тогда скажите, – небрежным тоном спросил Мейсон, – как могло случиться, что двадцатого числа вы относили эти очки в починку в мастерскую к Карлтону Б. Рэдклиффу, чтобы заменить в них стекла?

На мгновение показалось, что свидетельница не могла бы удивиться сильнее, даже если бы Мейсон неожиданно ударил ее.

– Ну, – подстегнул ее Мейсон, – отвечайте на вопрос.

Миссис Мейнард осмотрелась вокруг, словно хотела незаметно скрыться со свидетельского места. Потом облизнула губы и сказала:

– Я относила в починку другие очки.

– Вот как, – сказал Мейсон, – но раз у вас нет запасных, то какие же очки тогда вы относили в починку?

– Одну минуту, – вмешался Гамильтон Бергер, давая возможность свидетельнице взять себя в руки. – Я считаю этот вопрос не относящимся к делу. В конце концов, в деле ничего не сказано об очках миссис Мейнард и…

– Возражение отклоняется, – перебил его судья, не сводя внимательного взгляда со свидетельницы и жестом прося окружного прокурора сесть. – Давайте посмотрим, что на это скажет свидетельница. Миссис Мейнард, вы можете ответить на заданный вопрос?

– Почему же нет?

– Тогда, пожалуйста, ответьте.

– Видите ли… я полагаю, что не обязана отчитываться во всех своих поступках.

– Вам задали вопрос, – сказал судья Кейт, – какие очки вы относили в починку, если у вас нет запасных?

– Это были очки моего друга.

– Что это за друг?

– Я… я… Это вас не касается.

– Так вы будете отвечать на мой вопрос?

Гамильтон Бергер вскочил со своего места.

– Ваша честь! – заявил он. – Я протестую. Это уводит нас в сторону. Свидетельница вполне определенно заявила, что на ней были очки весь тот период времени, о котором она дает показания. Но господин адвокат пытался продемонстрировать нам, что случилось бы, если бы очков на ней не было. А теперь он намерен увести нас еще дальше в сторону.

– Я пытаюсь доказать, – сказал Мейсон, – что в интересующий нас период времени свидетельница была без очков.

– Ну что ж, – постановил судья, – полагаю, что у адвоката свой резон. И если у него есть доказательства, что свидетельница была в автобусе без очков, он имеет право их предъявить.

– Совершенно с вами согласен, – сказал Гамильтон Бергер. – Но свидетельница сообщила ему все, что могло иметь отношение к делу.

– Я не считаю, что должен принять возражение в отношении этого предмета, – подытожил судья Кейт. – Нам понятно, к чему вы клоните, мистер Мейсон, и если у вас имеются доказательства того, что в интересующий нас период, но никак не в любое другое время, свидетельница не носила очков или по какой-то причине не могла их носить, то они будут сочтены уместными.

– Я хочу лишь одного: высказать недоверие показаниям свидетельницы, – объявил Мейсон.

– Тогда вам придется высказать недоверие в отношении значительной части показаний свидетельницы – итак, вопрос в том, была или не была она в очках в интересующее нас время, и никак не позже. Приступайте.

– Когда вы впервые увидели обвиняемую, – обратился Мейсон к свидетельнице, – на ней была надета густая вуаль?

– Да, сэр.

– Вуаль не давала вам возможности разглядеть ее лицо?

– Нет, сэр. Для этого она и предназначена. Поэтому дама и надела вуаль.

– Но когда она вышла из туалетной комнаты на автобусной станции в Бейкерсфилде, вуали на ней уже не было?

– Совершенно верно.

– Тогда почему вы решили, что особа, которую вы потом видели, была той самой женщиной в вуали, которая вошла в туалетную комнату?

– Ну… вероятно, я определила это по ее одежде.

– Вы могли бы описать ее одежду?

– Подробно я не помню… Но я уверена, что это была та самая женщина, вот и все.

– Но ведь вы не можете сказать, сколько женщин находилось тогда в туалетной комнате?

– Н-нет.

– Вы просто увидели женщину в вуали, которая вошла внутрь, а потом увидели обвиняемую, которая вышла из туалетной комнаты, и по каким-то одной вам понятным причинам определили, что это одна и та же персона?

– Я знаю, это была одна и та же женщина.

– Откуда?

– Я ее узнала.

– Как?

– По одежде.

– И как она была одета?

– Видите ли, сейчас я уже не припомню, как именно она была одета тогда, могу сказать только приблизительно. Но я точно знаю, во что была одета я, и мне запомнилось, что ее одежда походила на мою. Мы об этом говорили, когда…

– Вы уже рассказывали об этом прокурору, – напомнил ей Мейсон, – но можете вы точно описать, во что была одета обвиняемая?

– Только благодаря тому, что я помню, что ее одежда была того же самого цвета, что и моя, и мы говорили с ней об этом, и потому что я знаю, как была одета я…

– Я вас спрашиваю, – перебил ее Мейсон, – можете ли вы по памяти описать, как именно была одета обвиняемая?

– Но если я опишу вам ее одежду, вы захотите узнать, помню ли я, во что именно была одета женщина, сидевшая впереди меня, а потом – во что была одета женщина, сидевшая позади меня, и, когда я не смогу вам на это ответить, вы выставите меня круглой идиоткой, да?

Зал разразился взрывом хохота.

Судья Кейт постучал молотком по столу, требуя тишины, однако он не смог скрыть улыбки, когда обратился к Мейсону и сказал:

– Продолжайте.

– Значит, вы не помните, во что была одета обвиняемая?

– Я лишь помню, что мы с ней говорили о том, что наша одежда схожего цвета. И если вы хотите знать, во что была одета я, то я…

– Нет, я не хочу, – перебил ее Мейсон, – я просто пытаюсь установить факт, помните ли вы, во что была одета обвиняемая.

– Я этого не помню.

– Тогда как вы можете быть уверены, что та женщина под темной вуалью, что вошла в туалетную комнату, и есть наша обвиняемая?

– Она, а кто же еще? Она и вышла… я не могу вспомнить, во что именно она была одета, но я знаю, что та женщина, что вышла из туалетной комнаты без вуали, и была той самой особой, что вошла туда под вуалью. Я могу в этом поклясться.

– Ну а если вы ошибаетесь и очков на вас тогда не было, то тогда вы не могли бы точно определить это, не так ли?

– Я была в очках.

– Но если бы вы были без очков, то вы бы этого не смогли определить?

– Не смогла бы.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон. – У меня все.

– У обвинения больше нет свидетелей, – объявил Гамильтон Бергер.

Судья Кейт и многие служащие судебной канцелярии, забежавшие в зал суда, чтобы послушать, как Мейсон будет допрашивать миссис Мейнард, были явно разочарованы заявлением прокурора.

– Суд объявляет десятиминутный перерыв, – произнес судья Кейт, – после чего начнется допрос свидетелей защиты.

– Боже мой, Перри, – тихо сказал Пол Дрейк адвокату во время перерыва, – разве можно устраивать цирк из слушания дела об убийстве?

– Еще как можно, – сказал Мейсон. – У окружного прокурора достаточно улик, чтобы обвинить мою клиентку в преднамеренном убийстве, если не будет защиты. И теперь мы находимся перед дилеммой – вызывать нам миссис Фарго в качестве свидетельницы или нет.

– И то и другое плохо?

– Просто ужасно, – сказал Мейсон. – Если мы не вызовем ее как свидетельницу, то это сделает судья. Если мы вызовем ее, то она попытается изменить свое алиби и окончательно утопит себя. Единственный ее шанс – рассказать все как на духу. Но по непонятной мне причине именно об этом она и избегает говорить.

– А что, собственно, произошло?

– Она намеревалась ехать этим самым автобусом, чтобы повидаться с матерью, однако перед самым отъездом разругалась с мужем. Он присвоил часть ее личных денег, которые она унаследовала после смерти своего богатого дядюшки, и, полагаю, этот Фарго плутовал со счетами, в результате чего присвоил порядка двадцати пяти – тридцати тысяч долларов. Я думаю, миссис Фарго поймала его с поличным и, вероятно, пригрозила рассказать все полиции. И тогда Фарго запер ее в спальне и держал там все то время, что я находился в доме, делая вид, будто собираюсь купить его. Я думаю, что Фарго решил навострить лыжи и смыться.

– А потом, ты полагаешь, между ними произошла драка? – спросил Пол Дрейк.

– Потом, я полагаю, Фарго открыл дверь спальни и, видимо, попытался задушить жену, а она, вероятно, схватила нож и заколола его, не намеренно, а ударив вслепую в целях самозащиты. Она ударила Фарго ножом в шею, перерезала артерию, опомнилась и в ужасе бросилась вниз по лестнице, вскочила в машину и помчалась, думая, что если успеет на этот автобус, то тем самым обеспечит себе алиби. Я полагаю, что она действительно хотела вначале лететь на самолете шестичасовым рейсом, но поездка автобусом, как она считала, давала ей больше шансов для алиби. Я думаю, она позвонила матери, чтобы подтвердить версию с автобусом.

– А вдруг, если ты вызовешь ее в качестве свидетельницы, она станет излагать твою версию? – сказал Дрейк. – Это будет квалифицировано как факт самозащиты и…

– И тот факт, что она пыталась обеспечить себя фальшивым алиби и дала письменные показания, чтобы подкрепить его, безнадежно восстановит против нее публику. Существует какая-то причина, по которой она не желает говорить правду. Если бы только я знал, что это за причина, и заставил ее давать показания, у меня бы появился шанс.

– Может, она пыталась защитить сына?

– Нет. Какое-то время я тоже так считал, но теперь понял, что причина в другом. Тут что-то кроется.

– А ты не можешь заставить ее рассказать тебе всю правду?

– Нет.

– А почему бы тебе самому не рассказать судье, как ты представляешь себе все случившееся?

– Если бы я знал причину, по которой она отказывается говорить правду, я мог бы это сделать. А так я могу лишь утопить ее еще глубже. Публика решит, что я сочинил для нее складную историю, а на самом деле это она пришила мужа, чтобы получить страховку.

– Большая страховка?

– Двадцать пять тысяч долларов. Ровно столько, сколько присвоил ее муженек.

– Страховка составлена в ее пользу? Она получит проценты или всю сумму?

– Всю сумму.

– Тебе есть над чем поломать голову, Перри! – посочувствовал Пол Дрейк.

– Еще как! – согласился Мейсон. – Единственное утешение, что это всего лишь предварительное слушание. Если я смогу бросить тень на показания этой чертовой куклы Мейнард, я буду знать, как мне действовать перед судом.

– Ты хочешь попытаться освободить свою клиентку на предварительном следствии?

– Нет, – покачал головой Мейсон. – Я хочу позволить судье заставить ее давать показания. Я не решусь вызвать ее в качестве свидетельницы; я не решусь ни на что, пока она не расскажет мне, что именно произошло.

– А ты убежден, что ее алиби фальшивое?

– На все сто, – сказал Мейсон. – Окружной прокурор высказал резкое замечание насчет этого. Однако я постараюсь дискредитировать показания мадам Мейнард после того, как мы выведаем всю подноготную о ее очках. Заметь, у нее нет запасных очков, так что мы можем задействовать это. Я собираюсь вызвать на скамью свидетелей мистера Рэдклиффа и посмотреть, что он скажет.

Делла Стрит подошла к Мейсону и сказала:

– Шеф, я могу добавить к делу еще одну улику.

– Что?

– Миссис Ингрем пользуется теми же духами, что и ее дочь.

Мейсон переварил информацию.

– Не думаю, что нам это поможет, но все равно факт любопытный. Однако Кларк Селлерс утверждает, что конверт, в котором лежали деньги, был надписан рукой Миртл Фарго. Однако та божится, что не надписывала конверт и не посылала мне денег и… А вот и судья.

Судья Кейт занял свое место и обратился к адвокату:

– Есть свидетели со стороны защиты?

– Да, ваша честь. Я хочу вызвать одного свидетеля.

Физиономия окружного прокурора просияла от предвкушения перекрестного допроса миссис Фарго, однако Мейсон сказал:

– Мистер Карлтон Б. Рэдклифф, владелец оптической мастерской, вызванный повесткой в суд со стороны защиты, будьте любезны занять свое место.

Сдавленный, хриплый крик разорвал тишину.

Все находящиеся в зале повернулись к тому месту, где находилась миссис Мейнард, резко вскочившая на ноги.

– Вы не посмеете! – выкрикнула она. – Вы не смеете соваться в мою личную жизнь и вытаскивать…

Судья Кейт постучал молотком.

– Тихо! – потребовал он. – Соблюдайте порядок в зале! Зрителей попрошу сохранять тишину. Права всех сторон будут соблюдены надлежащим образом.

Миссис Мейнард покачнулась и, судорожно закашлявшись, тяжело опустилась на стул.

Нахмурившись, Мейсон задал мистеру Рэдклиффу несколько предварительных вопросов, затем спросил:

– Вы являетесь дипломированным и квалифицированным оптиком, сэр?

– Совершенно верно!

– И вы знакомы с миссис Мейнард, свидетельницей, которая только что давала показания по этому делу?

– Да, сэр, знаком.

– Скажите, пожалуйста, вы видели миссис Мейнард двадцать первого сентября сего года?

– Нет, сэр, не видел.

– Значит, не видели? – переспросил Мейсон. – А двадцатого?

– Тоже нет.

– А разве она не отдавала вам в починку свои очки?

– Да сэр, отдавала.

– И когда же?

– Двадцать второго сентября.

– Двадцать второго! – удивился Мейсон.

Мейсон повернулся к судье:

– Я прошу суд принять во внимание некоторые обстоятельства. Несмотря на то что свидетель не выказал явной враждебности к следствию, он отказался дать показания на том основании, что обязан соблюдать интересы своих клиентов, и заявил, что будет отвечать только на прямые вопросы и только в том случае, если его вызовут в суд.

– Очень хорошо, – сказал судья Кейт, заинтересованно подавшись вперед.

– Так в котором часу вы видели миссис Мейнард двадцать второго сентября? – продолжил допрос оптика Мейсон.

– Примерно в восемь утра.

– Ваш магазин был открыт в восемь утра?

– Нет, сэр, но я живу прямо над магазином в том же доме. Миссис Мейнард позвонила мне в восемь утра и сказала, что у нее срочный заказ и что она хотела бы знать, как скоро я смогу выточить пару линз.

– И что вы ей ответили?

– Я ответил, что вряд ли успею до завтрашнего дня, и она попросила меня доставить ей очки, как только я починю их.

– И это было в восемь утра?

– Да, плюс-минус пара минут. Я как раз сел завтракать. Я всегда завтракаю в восемь часов.

– После чего она сама принесла вам очки?

– Нет. Их доставил посыльный спустя несколько минут.

– Кто был этот посыльный?

– Какой-то паренек. Я его раньше не видел. Очки были завернуты в бумагу.

– А когда вы отослали миссис Мейнард очки с новыми линзами?

– Двадцать третьего, как и обещал.

– Если я вас правильно понял, – торжественно начал Мейсон, – миссис Мейнард отослала вам свои очки в начале девятого утра двадцать второго сентября и получила их обратно только на следующий день. Следовательно, если у нее нет запасных очков, то двадцать второго сентября она была без очков. Я полагаю, вы можете задавать свои вопросы, мистер Бергер.

– Одну минуту, – возразил свидетель. – Но двадцать второго сентября ничто не мешало миссис Мейнард быть в очках. Очки, которые она отдала мне в починку, принадлежали не ей!

– Не ей! – воскликнул Мейсон, пытаясь скрыть разочарование.

Окружной прокурор просиял победоносной улыбкой.

– Нет, сэр, – подтвердил Рэдклифф, – это были совсем другие очки.

– Вы в этом уверены?

– Разумеется, уверен. Эти очки принадлежали человеку значительно более старшего возраста. Они изготовлены совсем по другому рецепту, чем очки миссис Мейнард.

– Вы хотите сказать, – спросил Мейсон, – что знаете рецепт очков миссис Мейнард?

– Нет, но мне достаточно одного взгляда на ее глаза, чтобы определить, что это были не ее очки. У миссис Мейнард большие зрачки и чистый глазной белок, что характерно для близорукости, или миопии. А те очки были от дальнозоркости и принадлежали человеку лет эдак шестидесяти.

– Вы можете определить возраст человека по его очкам?

– Разумеется. По очкам можно многое узнать об их владельце. Эти очки, вероятно, принадлежали человеку славянского происхождения. Я бы сказал, что, скорее всего, это был мужчина, судя по размерам носа. Нос у него, можно сказать, картошкой…

– Не могли бы вы просветить нас, – сказал Мейсон, явно раздраженный тем, что триумф, который, казалось, уже был у него в руках, вдруг начал ускользать, – как вы могли определить, что очки принадлежали человеку славянской наружности, лишь взглянув на них?

– Видите ли, я же не сказал, что я в этом уверен. Я сказал «вероятно», – возразил свидетель. – Кроме диоптрий линз, существуют еще форма, стиль и конструкция оправы. Например, ширина переносицы у тех очков указывала на картофелеобразную форму носа, а поддерживающие оправу на ушах короткие дужки – приблизительно трех с половиной дюймов – свидетельствовали о том, что владелец очков обладает типом черепа, характерным для славян. У прочих типов расстояние от ушей до глаз больше. Средняя длина дужки составляет четыре – четыре с половиной или даже пять дюймов. Вдобавок могу сказать, что левое ухо у этого человека примерно на полдюйма выше, чем правое. Более того, на наружной поверхности стекла имелись параллельные царапины, что говорит о том, что их владелец довольно часто снимал очки и клал их стеклами вниз на стол. Обычные частицы пыли не оставляют царапин на оптическом стекле, но если очки класть на твердую поверхность, на которой лежит пыль и, возможно, частицы песка, то поверхность стекол почти наверняка окажется поцарапанной. Это прежде всего касается таких очков, как эти, которые имеют внутреннюю кривизну в десять диоптрий и поэтому слишком выпуклы, так что, если их класть стеклами вниз на стол, они непременно поцарапаются. Средняя внутренняя кривизна линз составляет шесть диоптрий.

– И вы определили все это по одним только очкам?

– Да, сэр. По очкам и оправе.

– А почему они вас так заинтересовали? – спросил Мейсон.

– Потому что в этом состоит моя профессия.

– И что вы сделали с этими очками?

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Казалось бы, кому интересны дела о разводах и наследстве? Но если за такие дела берется знаменитый а...
Величайший адвокат литературы XX века Перри Мейсон всегда на страже клиента! Каким бы загадочным ни ...
Перри Мейсону вновь, уже в который раз, предстоит столкнуться с головокружительным судебным делом – ...
Для всех истинных любителей отечественной иронической фантастики Евгений Лукин – примерно то же, что...