Без объявления войны Ким Сергей

Пролог

Ларистанский халифат, г. Хайдарабад,

дворец Джед-Амире, 14 февраля 1607 г. от Р. С., 11:20

Близился полдень.

Огненный диск солнца, подбираясь к зениту, начинал палить всё жарче и жарче, словно стремясь испепелить дотла эту грешную землю. Свет, будто получивший плоть, обжигал не хуже самого отборнейшего алхимического пламени. Раскалённый воздух зыбким маревом колебался над пустыней, посреди которой раскинулся огромный белокаменный город.

Дневной зной разогнал жителей столицы халифата, заставив их предаться традиционной сиесте. Пустынно было на улицах Хайдарабада, и лишь редкие прохожие да патрули стражи нарушали воцарившийся покой…

Казалось, что мир и покой царят абсолютно везде. Вот и здесь, за высокими крепостными стенами, в прохладном тенистом парке было так же. Широкие листья пальм давали вожделенную тень, а многочисленные фонтаны приносили приятную свежесть. Откуда-то доносились голоса певчих птиц, а среди деревьев мелькали благородные силуэты королевских ланей.

Тишина и покой.

Самые лучшие и правильные слова об этом месте.

Оно словно изначально располагало к миру и спокойствию — хотелось выбросить все посторонние мысли, лечь где-нибудь под деревом, закрыть глаза и просто отдохнуть…

Люди, собравшиеся сейчас в этом саду, вроде бы не выбивались из общей картины покоя — они вели по-восточному неторопливую и размеренную беседу, пили вино и курили кальян.

Их можно было принять за компанию давным-давно знакомых друзей-аристократов. Великолепные белые халаты из дорогого шёлка, украшенные богатой вышивкой, вычурное оружие в густо изукрашенных золотом и самоцветными каменьями ножнах, дорогое многолетней выдержки вино…

Но стоило прислушаться к их беседе, как весь налёт мира и покоя тотчас облетал, словно листва на деревьях осенью.

— …Сведения абсолютно достоверны? — спросил человек с тонким аристократическим лицом, украшенным аккуратной бородкой и усами. Единственное, что отличало его от других, — это огромного размера иссиня-чёрный драгоценный камень рамаал в центре небольшого белого тюрбана.

Мужчина глубоко затянулся кальяном и задумчиво прикрыл глаза.

— Да, мой повелитель, — с достоинством поклонился ему маленький седой старичок в роскошном бело-золотом халате. — Информация, полученная от наших лучших агентов, говорит о том, что диктатор Ярослав находится при смерти, но так до сих пор и не назначил преемника. В стане его клевретов нет единства, и эти шакалы уже готовы перегрызть друг другу глотки. Лучшего времени для нападения на неверных и не представить, повелитель.

— Мой повелитель, разумно ли вообще нападать на Рарден? — прогудел могучего телосложения мужчина лет сорока, с густой окладистой бородой. — Может, стоит выждать ещё немного?

— Порой я удивляюсь тебе, Ибрагим, — вопросительно поднял бровь человек, которого назвали повелителем. — Как может командующий нашей армией быть столь осторожным? — Он вновь глубоко затянулся кальяном. — Иногда ведь стоит рисковать…

— Повелитель… Риск, конечно, — дело благородное, но иногда как раз стоит проявить осторожность, — ничуть не смутившись, парировал Ибрагим.

— Время от времени меня посещают мысли, что ты предпочёл бы вообще не воевать, а дождаться, когда враги сами умрут и прах их развеется по ветру…

— Лучшая война, мой повелитель, — та, что была выиграна, но не начиналась.

— Всё это только философия, Ибрагим, всего лишь философия… Хотя, может быть, ты и прав… — задумчиво проговорил повелитель. — Сейчас предстоит сделать выбор…

Он покрутил между пальцев левой руки верный талисман — большую поцарапанную золотую монету, а потом резко подбросил её в воздух и поймал, крепко сжав в кулаке.

— Напасть…

Повелитель задумчиво прикрыл глаза.

— Или выждать…

Он открыл глаза и обвёл взглядом всех присутствующих:

— Каково ваше мнение, уважаемые?

— Выждать.

— Напасть.

Ибрагим и старик сказали это почти одновременно.

Повелитель усмехнулся:

— Командующего армией и начальника разведки мы выслушали. Кто ещё хочет высказаться?

— Мой повелитель, — с усмешкой произнёс тучный круглолицый человек, халат которого был расшит золотыми пентаграммами. — На самом деле здесь ключевое значение имеет мнение только одного человека, — он сделал паузу. — Ваше мнение.

Повелитель тихо рассмеялся, а толстяк тем временем продолжал:

— Как вы скажете, так и будет. Но мне кажется, что вы всё уже давным-давно решили.

Всё ещё продолжая посмеиваться, повелитель произнёс:

— Вот за что я тебя уважаю, Акбар, так это за то, что ты можешь одновременно сделать несколько вещей: и вроде бы незамысловато польстить, но и в то же время сказать чистую правду. — Человек с чёрным камнем на тюрбане внезапно посерьёзнел: — Да, ты прав, архимаг. Я уже всё решил.

Повелитель решительно выпрямился и поднялся с простого, без всяких украшений лёгкого деревянного стула. Его примеру тут же последовали остальные.

— Милостью великого Вестника и с благоволения высших сил я, Великий визирь Ларистана Искандер Фазиль, говорю вам… Мы будем воевать с Рарденом.

Ритуальная клятва была произнесена, и теперь назад дороги не было.

Искандер взглянул на Ибрагима:

— Командующий армией Ибрагим-паша. — Названный мгновенно вытянулся по стойке «смирно». — В течение недели утвердить один из планов вторжения и начать подготовку к его исполнению.

— Есть, мой повелитель!

— Министр иноземных дел Ахмед Шах, — повернулся визирь к следующему вельможе. — Свяжитесь с нашими союзниками и обсудите вопросы общей координации боевых действий. Также займитесь усыплением бдительности послов Рардена — договоритесь о заключении более выгодных торговых соглашений и намекните на возможность совместного военного сотрудничества, можете даже предложить заключить договор о дружбе и ненападении.

— Но, повелитель… — растерянно пробормотал министр. — Ведь тогда при нападении нам придётся нарушить данное слово…

— Вы считаете, что слово теперь имеет хоть какое-то значение? — голос визиря обрёл металлические нотки. — Вы не понимаете, что нам предстоит? Тогда мне, вероятно, следует вас заменить.

Из-под маски благородного аристократа выглянула истинная сущность визиря — жёсткого и деспотичного диктатора, кем на самом деле и являлся Искандер. У всех присутствующих моментально всплыло в памяти ТО САМОЕ его выступление в Меджлисе пять лет назад, когда визирь потребовал для себя чрезвычайных диктаторских полномочий. В тот раз тоже никто не рискнул встать поперёк его воли, даже халиф! Хотя чего ещё было ждать от этого морально раздавленного после поражения во Второй Всемирной войне старикашки…

— Мой повелитель! — в отчаянии завопил явственно побледневший министр иноземных дел. — Я сделаю всё, чтобы исполнить ваше повеление! Умоляю, простите мне мою дерзость!

Проштрафившийся вельможа пал ниц перед визирем, и Искандер неохотно проговорил:

— Что ж… Возможно, ты ещё сможешь послужить мне и Ларистану… — Холодный взгляд визиря лениво скользнул по министру. — А теперь пшёл вон, раб, и чтобы глаза мои тебя не видели, покуда ты не исполнишь мой приказ…

Несчастный Ахмед не заставил визиря повторять свои слова дважды и моментально бросился прочь, к выходу из дворцового сада.

Искандер медленно осмотрел всех присутствующих, и вельможи невольно отводили взгляды — выдержать напор ледяной ярости, полыхающей в глазах визиря, было попросту невозможно.

— Быть может, кто-то ещё не понял, что нас ожидает? — Искандер до боли сжал в кулаке золотую монету. — Мне было явлено божественное откровение — именно сейчас решается, кому остаться под этим солнцем! Миг промедления — и мы рассыплемся пылью под тяжёлым сапогом истории! Мы и Рарден — всего лишь слепые орудия судьбы и предназначения, идущие навстречу друг другу, два меча, две правды! И нам уже не отвернуть друг от друга!..

Искандер резко замолчал и, тяжело вздохнув, закрыл глаза. Спустя несколько мгновений он продолжил говорить, но на этот раз уже без всякой патетики и экспрессии:

— Прогресс выкинул злую шутку с нами, уважаемые… Мы уже не поспеваем за столь бешеным темпом развития — слишком стары для подобных гонок… Ещё тридцать лет назад магия не давала такой силы и власти, как сейчас… Такими темпами скоро прекратятся все большие войны — в них просто не будет победивших и выживших… Но у нас есть ещё один шанс.

Визирь открыл глаза, и где-то в их глубине начал разгораться мрачный огонь.

— Об этом будут помнить наши потомки. Совсем скоро мы вновь насмерть схватимся с врагом, сильнее которого так никого и не встретили, с врагом старым и опасным. Это будет война на уничтожение — или мы, или они, третьего не дано. В Бездну все запреты ведения войн — на этот раз мы действительно пойдём ДО КОНЦА. Иначе нельзя, потому что…

В голосе Искандера лязгнул металл.

— …потому что мы уже умираем. Угасание, стагнация, регресс — называйте это как хотите, суть от этого не изменится. После каждой великой войны территория Ларистана становилась всё меньше и меньше… Мы теряем не просто землю — мы теряем ресурсы, как природные, так и людские. Такими темпами мы скоро превратимся во второсортное заштатное княжество и утратим всякое значение на мировой политической арене… Не скоро, но это произойдёт… Я не допущу такого.

Визирь разжал кулак, монета упала на землю…

— Я уже сделал выбор, — тихо произнёс он. — Давно сделал…

И втоптал верный талисман в тёплый белый песок.

— Всё зависит только от нас, — всё так же тихо проговорил визирь.

Искандер резко развернулся, полы роскошного белого плаща взметнулись, словно пара крыльев, и визирь быстрым шагом пошёл прочь из сада. Спустя некоторое время вслед за ним последовали и остальные вельможи.

…Члены совета покинули сад, и его покой вновь нарушали только голоса птиц и зверей.

Вот мимо пруда прошла пара винторогих золотистых ланей, когда-то считавшихся королевскими животными, на которых мог охотиться только сам халиф и его старший сын — наследник престола… Из высокой травы осторожно высунул узкую мордочку снежный мангуст — гость с далёких Анкаразских гор, на удивление легко прижившийся в здешнем жарком климате. С дерева на дерево перепорхнула, величественно сияя своим словно отлитым из чистого золота оперением, малая жар-птица — далёкий родич легендарного феникса…

И никого из оставшихся здесь ни капельки не волновали злые и страшные слова, сказанные совсем недавно. Слова, каким суждено стать зубами дракона, из которых взойдёт богатый урожай крови и смерти…

Кого-то это наверняка только обрадует.

Внезапно в саду на мгновение стихли все звуки. Резко взвыл невесть как проникший за стены бывшего королевского дворца ветер. Он разметал и поднял в воздух мелкий песок, обнажив впечатанную сапогом визиря монету, с которой жутко скалился древний демон.

Тонкий луч солнца, на миг пробившийся сквозь листву, упал на золотой кружок, и в ярком взблеске солнечного пламени показалось, что гримаса демона превратилась в недобрую ухмылку.

Империя Рарден, г. Рарден, Императорский дворец,

16 мая 1607 г. от Р. С., 22:51

Великий диктатор Рардена архимаг Ярослав умирал.

Умирал, даже величайшие из магов смертны.

Тщетно искал он способы убежать, скрыться от безмолвной старухи с косой — все рецепты эликсиров долголетия в реальности оказались или легендами, или обманом, чаще всего обманом…

Болезнь, от которой нет ни лекарства, ни спасения, сжигала организм диктатора, и имя ей было — РАК.

Настоящий бич божий, посланный, словно в наказание, возгордившимся магам-лекарям, что уже было грозились избыть все величайшие болезни. Холера, чума, оспа оказались просты и понятны — вирусы, их разносчики, карантин, вакцины, прививки…

Но полвека назад появились первые случаи заболевания новой, неизвестной болезнью, от которой так и не сумели найти лекарства. РАК — реактивная астральная корь. Именно так назвали это заболевание маги, первые столкнувшиеся с ней, за то, что сначала в ауре заболевших появлялись небольшие проколы, похожие на сыпь, постепенно расширяющиеся и сливающиеся в большие пятна и прорехи. Следствием этого становилось полное разрушение связей материального и астрального тел и прогрессирующие очаги неизлечимых опухолей в организме. И всё это происходило чрезвычайно быстро — всего лишь полгода-год, и человек сгорал, словно свеча.

Диктатору Ярославу был поставлен, пожалуй, один из самых страшных диагнозов — рак мозга. Все накопленные способы лечения заболевания на ранних стадиях вроде инъекций чёрного лотоса и облучения поражённых участков «зелёным светом» были бессильны — эти средства убивали мозг человека так же надёжно, как и развивающуюся в нём опухоль.

РАК мозга был неоперабелен.

Самым же серьёзным последствием данной разновидности заболевания становилась полная умственная деградация. Именно она и поставила сейчас Рарден на край гибели — все ударные методы по поддержанию разума Великого диктатора во вменяемом состоянии обернулись теперь ещё большей катастрофой — резко, буквально за последние две недели, Ярославу стало совсем плохо.

А преемника назначить он так и не успел, а теперь уже просто не может. И ныне всё ближнее окружение диктатора элементарно передралось в борьбе за власть…

Вот и сейчас они спорили до хрипоты в соседней комнате, а рядом с умирающим Ярославом был только один Генрих, до последнего сохранивший верность государю.

Но даже он, один из самых верных и преданных диктатору солдат, старался не смотреть на своего вождя, словно страшась увидеть его укоризненный взгляд. Генрих понимал, что сейчас видит, как вместе с этим человеком умирает великая империя. Лишь стальная воля и сила Великого диктатора железными скобами сохраняла хрупкий мир в Рардене последние тридцать лет. А теперь…

Генрих в бессилии закрыл ладонями лицо. Хотелось выть и плакать, хотя генерал думал, что уже не способен испытывать эти слабости.

Кто достоин возглавить государство теперь? Эти напыщенные индюки, гордо именующие себя Госсоветом? Ага, сейчас, как же!.. Слишком долго они жили в тени Ярослава, даже не мечтая о чём-то большем для себя. Но сейчас почувствовали, о да, теперь они почувствовали сводящий с ума запах власти… И каждый хотел урвать для себя в приближающемся хаосе как можно больше…

Генрих не мог понять подобных мыслей, ведь сам он к власти никогда не стремился. Он знал, что этот груз не про него — генерал был доволен своей скромной ролью хоть и высокопоставленного, но не обременённого заботами исполнителя. Командующий имперской гвардией — большего Генрих и не хотел, его устраивала такая судьба, судьба простого служаки.

Сколько раз теперь он жалел о свершившейся революции — и не счесть. В Старой Империи всё было просто — умирал император, его место занимал сын. Ныне, посвящённый во многие тайны прошлого, Генрих знал, что здесь не обошлось без магического вмешательства — в королевской семье всегда рождался только один ребёнок, и всегда сын. Так было заведено на протяжении веков, и эта система работала, как точнейший дварфский хронометр.

Конечно, на престол вступали порой и довольно недалёкие монархи, но это были лишь досадные исключения. К сожалению, последний император Андрей III оказался именно таким исключением — фактически проиграл три войны, настроил против себя большую часть простого населения, купечества и магов. Только поэтому, в принципе, и стала возможна революция, очень скоро перетёкшая в ожесточённую гражданскую войну. Плюс ему просто патологически не везло, хотя человеком он был и не слишком плохим.

И вот теперь на горизонте вновь замаячил призрак новой междоусобицы. Никто сейчас не откажется от борьбы за власть просто так, у многих приближённых диктатора есть в подчинении собственные боевые подразделения и даже части регулярной армии. Да и всякие недобитые сепаратисты, как из людей, так и из нелюдей, мигом вспомнят о всяческих «праве нации на самоопределение», «свободе для малых народов и рас» и тому подобной дряни, пришедшей в мир после ублюдочной Вортенбергской конференции… Да и о внешних врагах забывать нельзя: стоит лишь немного зазеваться — и можно получить полномасштабное вторжение…

Три ночи без сна, проведённые у постели умирающего диктатора, не прошли бесследно, и Генриха начало постепенно клонить в сон. Вначале он ещё пытался бороться с наваливающейся дремотой, но потом окончательно сдался и, закрыв глаза, провалился в глубокий сон…

— Секунд-генерал Генрих Воронов — встать! Смирно!

Тело гораздо быстрее мозга среагировало на команды, вбитые на уровне рефлексов, — генерал вскочил с кресла и застыл, вытянувшись во фрунт.

И лишь спустя пару минут Генрих, обалдело хлопая глазами, понял, кто только что отдал ему приказы.

— И что это происходит, генерал? Отвечайте, я вас спрашиваю! — холодные серые глаза Великого диктатора сверлили Воронова.

Он не мог поверить, что смертельно больной Ярослав пришёл в себя, это был сон… Да, наверное, всего лишь сон…

— Это просто сон… — растерянно прошептал генерал.

— Что-о?! — приподнявшись в кровати, заорал диктатор. — Ты что несёшь? На каторгу захотел или на виселицу? Так я это тебе сейчас мигом устрою!

Вот теперь Генрих по-настоящему поверил, что это говорит именно диктатор Ярослав. Правда, таким его мало кто видел, но это был именно Великий маршал — Генрих мог утверждать это со всей ответственностью, проведя под командованием диктатора добрую четверть века…

— Здесь какие-то ушлепки уже делят власть и заодно мою империю, а ты, как трус, сидишь тут, поднял лапки кверху и сдулся, — теперь в голосе Ярослава слышался не только гнев, но и знаменитый сарказм.

— Господин…

Ярослав явно через силу уселся на кровати, тихонько застонав от боли и обхватив рукой лоб.

— Заткнись и слушай, — диктатор холодно смотрел на Генриха. — Сейчас ты пойдёшь и сделаешь всё, чтобы сохранить мой Рарден. Ты меня понял?

— Д-да, Великий диктатор, — выдавил Генрих.

— Не слышу!

— Да, Великий диктатор!

— Не слышу!..

— Да, Великий диктатор!! — заорал Воронов и… проснулся.

Тяжело дыша, он откинулся в кресле — этот сон совершенно выбил его из колеи. Немыслимо, чтобы смертельно больной человек смог не только подняться, но и просто говорить.

Генрих перевёл взгляд на Ярослава и начал медленно холодеть — диктатор лежал всё так же спокойно, уставившись пустым взглядом в потолок…

Не моргая и не дыша.

Это случилось.

«Это случилось», — со всевозрастающим ужасом понял Генрих, и…

И впервые за очень долгое время он не знал, что ему делать. Отчаяние накатило неотвратимой всесокрушающей волной, и генерал в бессилии сжал ладонями виски, раскачиваясь взад-вперёд в кресле. Но вдруг он резко отнял руки от головы и внимательно посмотрел на мёртвого Ярослава.

Что-то было не так.

Воронов встал из кресла и подошёл ближе к кровати.

«Одеяло, — понял генерал. — Оно смято. Смято, как будто…»

Как будто диктатор пытался встать.

И тут Воронов вспомнил свой сон.

Кулаки генерала сжались, словно бы против его воли.

Генрих наклонился к безжизненному телу государя и закрыл его глаза.

Отчаяние ушло — теперь у генерала Воронова был приказ, который следовало немедленно исполнять. Пускай его никто и не отдавал.

Он сделает всё, что сможет.

— Да, Великий диктатор Ярослав. Я всё исполню.

Генрих понял — война уже объявлена, пускай только ещё в его сердце, но она объявлена.

Генерал вынул из ножен меч и длинный кинжал.

Он нанесёт удар первым.

Империя Рарден, Старолесский монастырь,

17 мая 1607 г. от Р. С., 00:14

Патриарх Климент засиделся над этими проклятыми (прости, Сотер!) бумагами до самой ночи. Подтверждение полномочий уже действующих митрополитов, бесконечные грамоты с «уверениями в совершеннейшем почтении к новоизбранному Патриарху Рарденскому и всея Мира…», отчёты о церковных сборах и пожертвованиях…

Как оказалось, высшая духовная власть в Рардене мало чем отличалась от светской — та же бюрократия и волокита. Хорошо ещё, что во всё это не нужно было особо вникать после того, как эта гора бумаги уже побывала в цепких, измазанных чернилами руках монахов из юридического и казначейского приказов… Но подмахивать что-то, даже не читая, было всё равно не богоугодно…

Климент устало вздохнул и, поколебавшись, всё-таки отложил перо. Нет, всё же лучше будет сегодня хотя бы немного отдохнуть, тем более что завтра подниматься следует часа этак в четыре — дел по самое не балуйся…

Патриарх по давней привычке хрустнул пальцами и потянулся — без посторонних можно было и отбросить соответствующую чину важность, да и молод он ещё — только два месяца как отметил сорокалетие.

Климент знал, что стал самым молодым главой Ортодоксальной Церкви за, пожалуй, добрую пару сотен лет, но не находил поводов гордиться этим. За такую головокружительную карьеру стоило благодарить или лучше проклинать Вторую Всемирную и Гражданскую войны, когда более старые монахи в большинстве своём просто погибли не в силах адаптироваться к новым условиям.

Выжили только молодые и злые. Те, кто был готов драться насмерть за свою веру и идеалы. Те, кто был готов умирать вместе со своей паствой, но не как скот на бойне, а подобно загнанным в угол волкам — сражаясь до последнего вздоха, до последней капли крови.

По-другому было нельзя — слишком уж жестоким стал этот век. Быстро, буквально за пару десятилетий, мир, подстёгнутый войнами и прогрессом, изменился радикально и бесповоротно.

Теперь в нём балом правила сила и те, кто ею владели.

Климент был не исключением, а скорее подтверждением этой тенденции. Впервые за невероятно долгое время Истинную Церковь возглавил не монах, а воин. Более того, воин-инквизитор, миссией которого, как и пятьсот лет назад, было истребление еретиков и отродий Зла.

Очень многие ждали и боялись, что же свершит новый патриарх, но пока что Климент ничем не успел отличиться — шёл только первый месяц его правления, и он даже не успел ещё принять до конца все дела своего предшественника, где уж тут приниматься за что-то новое…

Внезапно патриарх почувствовал ледяной укол в сердце и непроизвольно схватился за грудь. Удивлению Климента не было предела, ведь он знал, что сердечными заболеваниями не страдает и даже не предрасположен к ним…

А потом его накрыло…

Непередаваемое чувство чего-то плохого, случившегося буквально миг назад, скрутило разум патриарха в одну полыхающую огнём и болью точку. В глазах резко потемнело, воздух с трудом проходил в лёгкие, а в голове словно взорвался файербол.

Вскрикнув, Климент с трудом встал с кресла, но, сделав лишь пару шагов, упал на колени, не в силах подняться.

Сердце пудовым молотом стучало в ушах, но время текло, и с каждым ударом становилось легче — дыхание выравнивалось, взгляд прояснялся, а боль понемногу исчезала…

Но ощущение того, что свершилось что-то ужасное, не уходило.

— Кровь, война… — еле слышно прошептал Климент. — Господь, зачем ты являешь мне это? Зачем? Зачем?.. Это… случится?.. Но почему? — внезапно перешёл на крик патриарх. — За что?!

Взор Климента неожиданно погас, и он безжизненным телом растянулся на полу.

Мигнул и потускнел магический хрустальный шар-светильник на рабочем столе, и в тот же миг в углу мягким и ровным золотистым сиянием засветилась икона Сотера.

Лик Спасителя перечеркнули две кровавые дорожки, вытекшие из глаз.

Глава 1

Ниаронское море, 243 мили к юго-востоку

от побережья Империи Рарден; борт лёгкого крейсера «Витязь»,

2 июня 1607 г. от Р. С., 4:27

Серджио неторопливо пил крепкий ячменный кофе из старой армейской металлической кружки. Мельком брошенного на настенный хронометр взгляда хватило ему, чтобы понять — до общего подъёма оставалось ещё целых полтора часа.

Сам фрегаттен-капитан не спал уже вторые сутки. Он устало потёр виски — головная боль, мучавшая его всё это время, не проходила.

И это было не просто так.

Уже третий день происходило Сотер ведает что. Конечно, выход в море без каких-либо эксцессов — вообще редкость, но в этот раз…

Для начала стал дико сбоить радар, и пришлось пользоваться показателями доисторического масс-детектора, потом начала капризничать установка Дайсон-связи, а затем началась кажущаяся бесконечной пелена тумана… Ну, а теперь вот всю команду донимает головная боль. Лекари говорят, что всему виной сильнейшее геомагнитное возмущение, в просторечии магнитная буря, но легче от этого как-то не становится.

И ведь обратно в порт вернуться никак нельзя — командованию об этом на редких сеансах связи даже заикаться не стоило, если Серджио не хотел по возвращении попасть на заседание революционного трибунала и загреметь в дисциплинарный отряд. Его выходу в море придавалось большое значение — лёгкий крейсер «Витязь» прошёл модернизацию, и от результатов ходовых и огневых испытаний зависело, будет ли оная модернизация распространена на все систершипы «Витязя». Графики и сроки, будь они неладны… Сорвать испытания сейчас означает подвести под статью не только себя, но и целую кучу вышестоящих начальников, а главное — собственных подчинённых. Если бы не это, то Серджио уже давно бы плюнул на всё и вернулся в Скальный, но увы…

Хорошо хоть, что, кроме мудрёной магической начинки, ничего на «Витязе» особо не капризничало. Крейсер-то ведь был довольно новым, хотя и вторым в серии — спущен на воду всего лишь семь лет назад, но стремительный прогресс в магтехнологиях заставил конструкторов подумать о модернизации. Усовершенствованиям подверглись лишь ходовая часть и магическая начинка, но и это было немало — были заменены «боевые» реакторы, поставили новый радар, систему связи и, самое главное, негатор.

Если со связью и обнаружением было всё понятно — новые образцы так и так будут ставиться на корабли, то вот сей артефакт был большой новинкой на флоте. Видимо, в Генштабе наконец-то подумали о том, что кораблей в Рардене не может быть больше, чем у остальных стран в мире, и рано или поздно произойдёт столкновение, где у рарденских кораблей по количеству не будет не то что превосходства, а даже паритета. А вот негатор давал шанс если уж не победить врага, то, по крайней мере, избежать сокрушительного удара вражеских колдунов.

Правда, почему не был снят старый масс-детектор? Непонятно…

Хотя, с другой стороны, если бы не сия штуковина, крейсер шёл бы сейчас совершенно слепой. Новый радар и связь обвинять было, правда, не в чем — в условиях разыгравшейся магнитной бури таких масштабов полетела бы любая магтехника. Тем более что на сопровождавших «Витязь» корветах из строя вышли радары и более старых конструкций; наравне со старыми установками сбоили и их артефакты связи. По-хорошему, всё-таки надо бы поворачивать назад, даже несмотря на угрозу трибунала, но ведь не получится же…

А что поделать? Такие времена, такие порядки…

Капитану недавно исполнилось пятьдесят два, и он успел застать ещё староимперские порядки. И при той власти, в ТОМ государстве, максимум, что его ожидало, — техосмотр вверенного корабля и, что очень маловероятно, офицерский суд чести, который в основном заключался в проведении воспитательной беседы.

«Аристократия, мать её», — горько усмехнулся Серджио.

Но это всё закончилось тридцать один год назад.

Впрочем, остальному миру глубоко наплевать, кто правит Рарденом, — император или диктатор, их волновали только корабли и полки родной страны Серджио. Точнее, то, что они защищали — гигантские территории и несметные природные богатства. А зарилось на всё это ой как много всяких шакалов и стервятников… Причём как вне Империи, так и внутри неё — предателей всегда хватало во все времена и во всех землях.

Фрегаттен-капитан Эрлеоне очень болезненно переживал за свою страну, за все её неудачи и ошибки. Несмотря на своё имя, он являлся коренным гражданином Рардена уже в третьем поколении. Ничего странного в этом не было — всем было прекрасно известно, что человек из любой страны мог поступить в доблестную армию Империи Рарден и собственной кровью заслужить её гражданство. И даже после свершившейся революции этот закон не был упразднён.

Именно им когда-то и воспользовался дед Серджио — дож обанкротившегося торгового клана из далёкого Геурана.

…Эрлеоне невесело усмехнулся.

История и ностальгия — это, конечно же, хорошо… Но им лучше предаваться где-нибудь на базе, сидя в уютном кресле около камина в офицерском клубе, потягивая мягкую настойку на местных травках. А сейчас лучше стоило бы задуматься о возможных инцидентах…

…Перед выходом в море Серджио долго и нудно мурыжило командование совместно с особистами — на предмет бдительности. Поводом было то, что вот уже вторую неделю весь Рарден находился на осадном положении — что-то недоброе наблюдалось на южных границах Империи со стороны халифата. Хитрый визирь острым нюхом падальщика чуял, что уж теперь-то, когда диктатор Ярослав умер, можно наконец довершить то, что не удалось тридцать восемь лет назад.

Уничтожить Рарден.

Хотя тут, казалось бы, уместен вопрос: а какое, собственно, к этому может иметь отношение Великоокеанский флот, к которому был приписан лёгкий крейсер «Витязь»? Корабли Тёмной империи даже в теории не рассматривались здесь в качестве потенциальных врагов…

Но мало кто может угрожать Рардену?..

Так что помни, капитан, ценные указания господ из Штаба и Тайной стражи: «остерегаться провокаций со стороны потенциально враждебных кораблей» и «на провокации не поддаваться, попытки нарушения границ пресекать». Но вот как именно следовало трактовать второй пункт наставлений, было решительно неясно — то ли открывать огонь по нарушителям, то ли не препятствовать им…

Ага, а если в территориальные воды войдёт авианосная ударная группировка, это тоже следовало понимать как провокацию и сидеть тихо и не рыпаться?..

Хотя… ТАКИМ силам Серджио и его корабль уже не смогли бы ничего противопоставить…

Фрегаттен-капитан устало откинулся на спинку кресла.

Он чувствовал, что ему ужасно надоело всё происходящее — это постоянное напряжение, это ощущение близящейся войны, повисшее в воздухе. Сполна хлебнув боли и крови на Второй Всемирной и Гражданской войнах, капитан больше не хотел воевать.

Нет, с него достаточно.

Серджио уже длительное время подумывал об отставке, хотя и отлично понимал, что на берегу ему делать нечего. Всю свою сознательную жизнь он провёл на службе Рардену и уже не мыслил себя вне этой системы. Капитан успел накрепко срастись с флотскими порядками, со своим кораблём и с людьми, служащими на флоте — честными и прямыми, как копьё.

Флот стал его домом и семьёй, а настоящую… Настоящую он так и не удосужился завести. Сначала Серджио думал, что у него всё впереди, потом стало некогда, и в конце концов он просто привык к одиночеству.

Хотя иногда капитан хотел бы многое изменить в собственной жизни…

…Ход его печальных мыслей нарушили резкое шипение интеркома и голос вахтенного офицера, искажённый помехами:

— Господин фрегаттен-капитан, просьба срочно прибыть на центральный пост.

Серджио моментально оказался на ногах и уже через минуту был в рубке, всё-таки лёгкий крейсер — это вам не линкор.

…Капитан вполуха выслушал дежурный рапорт вахтенного офицера — сейчас его интересовало отнюдь не это. Серджио неотрывно смотрел на тускло мерцающую жёлтыми огнями метровую магическую полусферу, расположенную справа от штурвала. Точнее, на россыпь отметок, появившихся у её дальнего края.

— Обстановка? — помертвевшим голосом произнёс Серджио.

— Примерно пятнадцать минут назад масс-детектор засёк группу кораблей, идущих курсом сто десять в наши территориальные воды, — доложил вахтенный офицер. — Попыток выйти с нами на связь не предпринималось. В сложившихся условиях маги считают, что помехи и туман имеют искусственное происхождение.

— Дальность, скорость, количество и характер целей? — Мозг капитана мгновенно перешёл в боевой режим.

— Удаление порядка одиннадцати миль, — ответил оператор. — Цели крупнотоннажные, надводные, идут примерно двадцатиузловым ходом, числом около полудюжины, строем широкого клина.

«Широкий клин — строй максимальной защиты от обнаружения радаром. Фасы, образуемые кораблями и подкреплённые волшбой бортовых магов, отражают лучи радара почти на девяносто процентов», — всё это пронеслось в голове капитана всего за каких-то несколько мгновений.

Эрлеоне не колебался ни секунды:

— Всем боевая тревога! Передать на «Смелый» и «Зарю» сигналы об обнаружении нарушителей. Канонирам и магам занять места по боевому расписанию! Ходовая — готовность к переходу на боевой режим.

Капитан повернулся к стоящему невдалеке связисту:

— Немедленно обеспечить связь с базой. Через какое время они войдут в наши территориальные воды? — уточнил Серджио последнюю деталь у мага-оператора.

— Менее чем через два часа, — ответил тот.