Без объявления войны Ким Сергей

Капитан облегчённо вздохнул.

Он не слишком любил пользоваться этим артефактом: всё же магия крови — штука довольно опасная вне зависимости от масштаба…

— Вперёд, — негромко скомандовал Сотников, вытягивая из ножен пару длинных тонких кинжалов. Оружие типа мечей, даже коротких, капитан не любил, больше тяготея к коротким клинкам и метательной снасти.

Контрразведчики собрались перед входом на станцию.

— Идём двумя отрядами. Я, Олег, Клавдий, Гай и Виктор идём к центру управления. Остальные — к механическому отделу. Смотреть в оба — мы имеем дело с профи. Всё, с богом. Выдвигаемся.

Вновь душераздирающе скрипнула броневая дверь, и имперские безопасники быстро скользнули в здание.

Акио ступал по коридору хоть и осторожно, но уже несколько расслабленно — идущая, как по нотам, операция к этому располагала. Было это, конечно же, непростительным чувством для настоящего диверсанта, совершенно непростительным…

Хотя, с другой стороны, лейтенант начинал нервничать — всё шло СЛИШКОМ гладко. При таком раскладе что-то обязательно должно было всё изгадить…

Как назло, и коридор, ведущий к управляющему центру, был прям и узок — никакой свободы манёвра, если что вдруг случится…

Так, в трёх шагах впереди поворот направо…

Шорох? Или показалось?..

Акио непроизвольно напрягся, крепче сжимая рукоятки двух простых солдатских кинжалов, и слегка замедлил шаг, жестом предупредив Старшего о возможной опасности.

Вовремя.

Из-за угла показалась серовато-зелёная тень с оружием в руках — враг.

Рарденец и ниаронец заметили друг друга практически одновременно, но диверсант оказался более проворен.

Поворот влево, левая рука с зажатым нижним хватом кинжалом — вниз, и удар короткого меча блокирован. Правая в это время, будто змея, бьёт прямым в горло.

Скрежет клинка, встретившегося с кольчугой — безопасник закрывается плечом и уходит в сторону, а на Акио кидаются ещё двое.

Прыжок назад и в сторону. Хлопок зарукавного арбалета Старшего, и один из противников вздрагивает, отшатывается назад и, шипя от боли, пытается выдернуть из руки короткий болт. Во второго летит сразу пара кинжалов Младшего, который в это время выхватывает из заплечных ножен короткую саблю. Один клинок — мимо цели, второй со звоном отлетает от груди, и рарденец внезапно отскакивает в сторону.

Из-за поворота вылетают ещё две тёмные фигуры, в руках лёгкие арбалеты. Крик раненого имперца:

— Бей!

Хлопки выстрелов, короткий свист рассекающих воздух болтов. Акио на пределе возможностей пригибается как можно ниже, и одна из арбалетных стрел лишь слегка царапает его плечо.

— Назад, уходим! — приказывает Старший, кидая под ноги подбегающих имперцев какой-то дымящийся свёрток.

Все дружно бросаются прочь. Рарденцы опасались дымящегося свёртка, потому что не знали, чем в них швырнули (может, и просто муляж, а может, и какую-нибудь алхимическую дрянь), а ниаронцы — потому что знали.

Далеко уйти не смог никто.

Мощный взрыв разметал людей, по переходам радарной станции хлестнули вдобавок обломки бетона. Потолочные перекрытия в эпицентре не выдержали удара и обвалились, разделив две противоборствующие стороны грудой обломков.

Старший потратил один из подрывных зарядов не по прямому назначению.

— …Твою мать! — выругался командир группы имперцев, глядя на завал. — Быстро, в обход — у них есть ещё один выход к центру управления.

— Так там же господин капитан… — неуверенно произнёс один из солдат.

— А вдруг всё же проскочат? Завязываем с вопросами, ноги в руки и бегом!..

— Проклятье! — прошипел Старший, выдернув болт из руки.

Вторая стрела не попала в Акио, но зато ранила его командира. Хорошо ещё, что это был стандартный бронебойный болт без всяких там зубов или замысловатых наконечников, но всё равно приятного было мало.

— Каковы приказания? — на ходу спросил Младший.

— Идём к центру и подрываем его — нас уже, похоже, накрыли… Шансов прорваться у нас никаких, так что умрём с честью, выполнив задание.

— Да, Старший, — склонил голову лейтенант. — Во славу Вечного Неба.

— Во славу… — эхом откликнулся командир.

Услышав грохот взрыва и почувствовав, как содрогнулось всё здание, Сотников молнией кинулся вперёд по коридору. Взрыв был явно не из тех, что рушат всё вокруг, так что скорее всего кто-то применил в тесных коридорах радарной станции гранату…

Контрразведчики с собой на задание ничего взрывоопасного не брали, так что это могут быть только…

Вперёд, вперёд, поворот, снова вперёд, ещё один поворот…

Зрение, обострённое эликсиром ноктовидения, ещё только отметило факт наличия двух бегущих навстречу смутных фигур, а вбитые на уровне рефлексов боевые навыки уже отбросили капитана в сторону.

В воздухе что-то мелькнуло, и Волеслав коротко зашипел от боли в рассечённой метательной звездой щеке — лёгкий открытый шлем не защитил контрразведчика. Сзади тоже послышались крики и звон металла — пущенные на уровне лица сюрикены не могли убить или тяжело ранить, но травмы наносили достаточно болезненные.

Хлопки арбалетов с обеих сторон, и один из неизвестных нарушителей падает на пол, корчась от боли. Второй рвётся вперёд, перебрасывая короткую саблю из левой руки в правую и доставая с пояса кинжал.

Сотников кидается ему наперерез — в тесноте узкого коридора нет толку от численного превосходства имперцев, так что оптимальнее всего — битва один на один.

Капитан отклоняет голову в сторону, и колющий удар ниаронца проходит мимо, сабельный клинок со звоном соскальзывает с боковой поверхности шлема. Кинжал в правой руке отбивает саблю ниаронца в сторону, кинжал в левой блокирует удар снизу. Диверсант невольно уходит вбок, приоткрываясь для удара, и Сотников бьёт ногой под колено.

Удар приходится в пустое место — ниаронец успевает подпрыгнуть и наискось рубануть саблей.

Шаг назад, перехватить вражеский клинок кинжалами, захват развитой гардой, попытка выкрутить саблю из рук диверсанта. Не получается — ниаронец вырывается из захвата и бьёт снизу вверх, целясь в район подмышки — туда, где доспех не столь прочен.

Капитан разорвал дистанцию, чувствуя, как клинок врага распарывает куртку и со скрежетом соскальзывает с кольчуги. И тут же почувствовал, как левую ногу в районе икроножной мышцы пронзила острая боль, а сам он неудержимо падает на колени — подал признаки жизни второй диверсант, из последних сил перезарядив и выстрелив из своего зарукавного арбалета.

Добить Волеслава ниаронец даже не попытался, потому как в этот самый момент на него насели двое бойцов из команды Сотникова.

…Несмотря на кажущуюся продолжительность схватки, на самом деле она заняла не так уж и много времени. Бойцы ближнего боя ещё только-только успели достигнуть места сражения своего командира с противником, а стрелки перезарядили арбалеты и тут же добили из них раненого диверсанта.

…Капитан, скрипнув зубами от нахлынувшей боли, крутанулся на левом колене, подсекая ноги второго врага, занятого боем сразу с двумя имперцами. Несмотря на это, ниаронец почти успел среагировать на удар…

Но то-то, что почти.

Отвлёкшись на подсечку капитана, он пропустил пару слабых ударов, которые тем не менее сразу же разнесли всю его защиту. Только яростный крик Сотникова «Живьём!!» в последний момент остановил бойцов, и они постарались не нанести диверсанту смертельных ран.

Получив несколько тяжёлых и глубоких ран, но всё ещё живой, Акио рухнул на пол, роняя из ослабших рук оружие.

Волеслав устало выдохнул и попытался кое-как протереть залитые кровью из рассечённой щеки лицо и шею.

Остров Монерон, г. Южно-Монеронск,

здание краевого отделения Имперской Тайной канцелярии,

6 июня 1607 г. от Р. С., 6:32

— Итак, предварительные данные…

Положив перевязанную ногу на низкий столик и мелкими глотками потягивая крепкий ячменный кофе, капитан Сотников устало слушал рапорт ученика Расула, рассеянно скользя взглядом по разложенным рядом с его повреждённой конечностью оружием и предметами.

— Личности диверсантов установлены — это Олег и Андрей Митрохины, отец и сын. Олег состоит в гильдии, сын был у него на подхвате. В контримперской деятельности ранее замечены не были, уголовных преступлений за ними не числится, только несколько административных правонарушений, но это в пределе нормы… В военных подразделениях не состояли, навыки обращения с оружием на общегражданском уровне… Они полностью чисты перед Империей, ваше благородие.

— Подменыши? — мрачно спросил Волеслав.

— Маги ещё работают — результатов пока нет, но скорее всего — да. Три месяца назад Митрохины ездили по торговым делам на материк…

— Проверить всех, выезжавших за пределы края, — жёстко отчеканил капитан. — Всех подозрительных… брать под стражу без разговоров. Моим словом затребуйте у генерала нужное количество солдат. Перетряхните весь этот город сверху донизу. Хватит, достаточно уже либеральности. Лучше визг гражданских, чем взрывы в городе.

— Есть! — вытянулся в струнку Расул.

— Ещё информация? — хмуро поинтересовался Волеслав.

— Данные по ущербу и захваченных трофеях.

— Валяй, — кивнул капитан.

— В ходе атаки на радарный комплекс от рук диверсантов погибли четыре человека, ещё трое скончалось позже от слишком большой дозы сонного газа. Взрывные устройства обезврежены, единственный взрыв ущерба оборудованию радара не нанёс.

— Отметь, — произнёс Сотников. — Заменить всю охрану радара на новую, прежнюю отправить к зэгам… Хотя нет, стоп. Капрала этого, как его, Гольдманн?.. Так вот, его оставить и кого он там ещё назовёт… Малый он вроде толковый… Ну и наградную писульку какую-нибудь на него накатай за моим ходатайством… Ладно, продолжай, Расул.

— Ага… Что ещё? А, да — оружие и снаряжение… Оружие имперского образца, гражданское или снятое с вооружения армейское, за исключением метательных звёзд и зарукавных арбалетов — эти кустарного производства. Возникла теория, что где-то на территории Империи существуют тайные производства, снабжающие оружием и снаряжением разного рода шпионов и повстанцев. Хотя более вероятна версия, что всё это снаряжение из арсенала обычных наёмных убийц и прочей уголовной братии.

— Тоже мне новость… — проворчал Волеслав.

— …Артефакты типа «различитель» — тоже кустарные. Что касается различного рода взрывчатых и светодымовых устройств, то они скорее всего произведены силами самих диверсантов. Предварительное изучение их составов показало, что они сделаны из подручных материалов и веществ, разрешённых к свободной продаже. Единственное, что им было не по силам изготовить в домашних условиях, — бинарные химические взрыватели.

— Глубоко они свои щупальца раскинули… — со злобой произнёс капитан. — Эта война готовилась не месяц и не два, эта война готовилась годами… Много у нас работы будет, ох, много…

Что капитану Бондарю всегда «нравилось» в армии, так это то, что каждый последующий приказ был прямой противоположностью предыдущего.

Не успел он толком разобраться с вверенной ему ротой, как пришло распоряжение разворачивать на её основе ни много ни мало, а учебный батальон.

Павлу эта затея не понравилась — к мобилизованным зэгам простые граждане не испытывали тёплых чувств. Каторжане — они и есть каторжане, и отношение к ним никогда не менялось. В рамках этого было вполне объяснимо, почему командование отчаянно отбрыкивалось от идеи создания учебных подразделений, но сейчас, видимо, что-то изменилось…

— …На всё про всё тебе неделя, — закончил инструктаж Морозов. — Вопросы?

Капитан мысленно взвыл:

— Помилуйте, граж… господин секунд-генерал! Ополченцев за это время, дай Сотер, хотя бы элементарной шагистике выучить, где уж тут…

— А я и не требую от тебя сколотить из них гвардейский отряд ассасинов, — успокоил Павла командующий. — Я не собираюсь сразу же бросать в бой необученную толпу, но подготовку всё равно когда-то придётся начинать…

«А время у нас будет, — мрачно подумал Аристарх. — Чую, затянется эта война…»

— Так точно, — хмуро, в тон мыслям генерала, ответил Бондарь. — Разрешите идти?

— Идите, капитан.

Коротко отсалютовав, Павел развернулся и двинулся по направлению к своей роте, отрабатывающей строевые приёмы на общем плацу. Народу вокруг было немного — для гражданских ещё слишком рано, а большая часть солдат была отправлена на фортификационные работы. После некоторого размышления генерал Морозов всё же решил укрепить столичную крепость, а то мало ли что… Бывшие заключённые на сию новость отреагировали достаточно уныло — «опять копать», но Аристарх веско приказал: «Надо», на чём всё недовольство и угасло.

Павел коротко обернулся в сторону Морозова, к которому, хромая, подошёл особист, щеголявший здоровенной блямбой пластыря на левой щеке.

Бондарь хмыкнул.

В отличие от некоторых, Сотников как солдат производил очень даже благоприятное впечатление — пахал как вол, не боялся драки, нынче ночью лично участвовал в поимке ниаронских диверсантов и был ранен. Павел успел навидаться самых разных представителей доблестной Тайной канцелярии — среди них попадались и классические параноики, и холодные снобы, и откровенные ублюдки, но были и вполне нормальные мужики. Короткого знакомства с безопасником хватило Бондарю, чтобы уверенно отнести Волеслава именно к последней категории.

В такое захолустье, как Монерон, обычно отправляли или откровенных долбоклюев, или нормальных солдат, которые просто чем-то провинились перед начальством. Сотников впечатление справедливо наказанного не производил, а Павел привык доверять своим ощущениям.

Как уже говорилось многими и не раз — есть две категории офицеров.

Первые превосходно устраиваются в периоды мирной жизни, делают карьеры, подсиживая других, умеют угодить… Но при этом на войне от них практически нет толку. Разве что в качестве живых щитов, а так… Так они ничего собой не представляли, ни на поле брани, ни в глубоком тылу…

Вторая же категория солдат умела только воевать, но воевать хорошо. Больше ничем похвастаться они не могли — для карьерного роста в мирной жизни они были слишком честны, а для «устройства своего личного благополучия» слишком неподкупны… Такие скучно и тоскливо жили на гражданке, но хорошо дрались и умирали на войне.

Бывшие зэги были именно такими — иные просто не пошли бы в бой за свои идеалы, а тихо отсиделись в стороне…

Какая ирония судьбы!.. Бывшие враги вынуждены объединить усилия! Кто бы мог подумать, что бойцы Имперской Тайной канцелярии встанут, образно говоря, в один строй со вчерашними противниками. А ведь именно Тайная стража, созданная в противовес уже имевшемуся Незримому легиону, «отличилась» наибольшей нетерпимостью к контрреволюционерам, а вот поди ж ты… Но, как водится, многое зависит от конкретных личностей — ни Павел, ни Волеслав не испытывали друг к другу ненависти, а почему… Это уже совсем другая история.

…Капитан Бондарь вздохнул, поправил на поясе ножны с мечом и зашагал быстрее — следовало как можно скорее ознакомиться с пополнением и начать тренировки.

— Ранены? — с участием произнёс Аристарх.

— Пустяки, пара царапин, ваше высокпревосходство, — криво усмехнулся Волеслав.

— Ну-ну… — скептически прищурился генерал, закладывая руки за спину. — А чего же тогда хромаете и повязку всё ещё не сняли? Али не подействовали заживляющие снадобья?

— Подействовали, Аристарх Борисович, — ответил Сотников. — Но вы же знаете, мгновенно-то раны не зарастают, ну, и с метательной звездой неприятность вышла… Яд там был, не слишком мощный, но вполне действенный — вот поэтому и не затягивается, зараза…

— Яд? — обеспокоенно спросил Морозов. — Насколько это опасно?

— Ну, обычного солдата он бы или убил, или надолго уложил в лазарет, — нехотя произнёс капитан. — Меня же спасли наложенные на службе заклятия…

— Вот даже как, — задумчиво почесал подбородок Аристарх. — А что там вообще с этими диверсантами?

— Работаем, Аристарх Борисович. Только вот от раненого пока что маловато толку — мои подопечные неплохо его… отделали, так что к полноценному допросу он ещё не скоро будет готов. Да и не думаю, что от него будет много пользы — армия это одно, а разведка — совсем другое. Второй ниаронец, к сожалению, был убит при задержании.

— Вот я что у вас хочу спросить, капитан… Как оказалось, что их внедрение (так, кажется, у вас говорят?) прошло незамеченным? Язык, внешность, документы — это ладно, но как быть с практически точным соответствием поведения?..

Волеслав стремительно побагровел — эмоции, переполнявшие его, оказались слишком сильны, чтобы их скрывать. Вообще, безопасники всегда славились своей выдержкой, но тут был не тот случай…

Контрразведчику было стыдно.

— Аристарх Борисович, ваше высокопревосходительство… Простите, моя вина — совсем в этом болоте мхом зарос, квалификацию теряю…

— Да ладно вам, капитан… — обречённо махнул рукой генерал. — Тут, похоже, все ниточки на самый верх тянутся, без предательства ТАМ уж точно не обошлось, иначе откуда бы у противника такие точные данные? Ничего вы поделать с этим не смогли бы, не ваш это уровень…

— Да понимаю я… — с тоской протянул Волеслав. — Но легче-то от этого не становится… Вон, солдаты наши, получается, ни за что ни про что погибли вчера…

— А вот это вы зря. Они погибли, исполняя свой долг, и не их вина, что враг оказался опытнее и искуснее. Зато мы теперь вскрыли этот гадючник, лишь по недоразумению называемый охраной радарного комплекса.

— Да уж… — мрачно произнёс капитан. — Закрытая территория прямо в центре города, и такой бардак…

— Разобрались с ними?

— Так точно, господин генерал. Подвергли, как говорится, суду скорому, но праведному. Командира их поутру вздёрнули на виселице, остальных — в дисциплинарную роту, пускай хоть за это спасибо скажут… Кто нормальный там был, тех оставили и усилили гарнизонными.

— Радар в порядке?

— В полном. Взрыв произошёл вдали от жизненно важных узлов, так что мы имеем вполне ремонтопригодные повреждения.

— Добро, — заключил генерал. — Будет что-нибудь интересное, сразу сообщайте мне.

Терентий шёл среди деревьев вдоль небольшой речки или, скорее, крупного ручья. Ярко светило по-летнему ласковое солнце, дул лёгкий ветерок, доносящий до юноши ароматы лесных цветов. Невдалеке виднелись вершины вездесущих сопок, густо поросшие лесом и низким бамбуком.

На губах внука бургомистра играла лёгкая улыбка — он наслаждался прогулкой по монеронскому лесу, пением птиц и прекрасным летним днём.

Терентий прислушался. В тихие и успокаивающие звуки природы начал гармонично вплетаться ещё один какой-то новый, но совершенно явственно искусственный звук.

Где-то впереди тихо и печально играла флейта.

Шеин улыбнулся и пошёл туда, откуда доносилась эта грустная мелодия — чем-то она пленила его и не захотела отпускать. Но напоследок взгляд Терентия упал на собственное отражение в бурной речке, и он удивлённо остановился, с изумлением оглядывая себя.

Длинная потёртая и неоднократно чинёная кольчуга привычно давила на плечи, армейские штаны неброского серо-зелёного цвета были запылены и покрыты застарелыми бурыми пятнами, тяжёлые кожаные сапоги на толстой подошве тоже явно видывали лучшие времена. Пояс оттягивали ножны с мечом у левого бока и кинжал у правого, на ремне за спиной оказался щит.

Терентий привычным движением скинул его с плеча, ухватил левой рукой и перевернул. На лицевой стороне непроглядно-чёрного щита, вокруг стального умбона, красовалась алая пятиконечная звезда — знак рарденской имперской армии.

В полном недоумении Шеин закинул большой круглый щит обратно за спину и пошёл дальше. Хорошее настроение истаяло без следа, и теперь Терентия давила полная непонятность и нереальность происходящего.

«Где я? Почему я так одет? Что происходит, в конце концов?»

Источник незамысловатой музыки всё приближался и приближался… Вот он уже совсем близко…

Терентий раздвинул руками приятно пахнущие ветки дикой смородины, вышел на поросшую короткой травой лужайку и остановился.

На большом, заросшем мхом и лишайником валуне спиной к нему сидела невысокая и стройная темноволосая девушка с распущенными длинными волосами и в длинном белом сарафане — именно она и играла на флейте.

Терентий остановился как вкопанный. Уже было отвлёкшийся от печальной мелодии, он вновь оказался ею зачарован и подхвачен… Но тут незнакомка оборвала её на полуноте, с тихим вздохом опустила простенькую деревянную флейту и резко обернулась к Шеину.

На юношу обратился взгляд вытянутых миндалевидных глаз неестественно ярко-зелёного цвета, на миг в вихре взметнувшихся чёрных как смоль волос мелькнула пара аккуратных заострённых ушек, и тут Терентий понял, кто сидит перед ним.

Он низко, в пояс, поклонился и с подобающим уважением произнёс:

— Здравствуй, матушка берегиня.

Худое и бледное лицо незнакомки озарила лёгкая улыбка, и вдруг она звонко рассмеялась:

— И ты здравствуй, Терентий, сын Петра, — отсмеявшись, проговорила та, кого внук бургомистра назвал берегиней.

— А… откуда ты знаешь меня… моё имя? — спросил Терентий, удивлённо моргнув.

— Ну, меня же ты знаешь, почему бы и мне не знать тебя? — с улыбкой осведомилась девушка.

— Ну… — неопределённо произнёс Шеин, глядя в слегка нечеловеческие черты лица лесного духа. — Вас все знают, вы же — духи леса…

Лицо берегини помрачнело.

— А… э… Я что, что-то не то сказал? — осторожно спросил Терентий.

— Да нет, всё именно так, как ты и сказал… — досадливо поморщилась девушка. — Было когда-то.

Берегиня плавным текучим движением поднялась с валуна и, задумчиво крутя в руке флейту, спросила:

— Скажи, ты до этого когда-нибудь видел меня или моих сестёр? Ну, или, быть может, кто-то другой видел?

— Н-ну, я лично нет… — неуверенно произнёс Терентий. — Про других даже и не знаю… Я много чего слышал, но, может, это были обычные охотничьи побасёнки…

— Именно так, — кивнула берегиня. — Вы, люди Им-пе-рии Рар-ден, — по слогам произнесла она, словно бы пробуя на вкус незнакомые слова, — нас здесь уже не застали. Когда вы пришли сюда, мы уже уснули…

— Уснули? А как же тогда…

Терентий не успел договорить — берегиня перебила его.

— Как по-твоему — где мы сейчас? — Она обвела руками окружающее их пространство.

— Ну… В лесу, наверное…

— Да нет — не в лесу, я сейчас сплю совсем в другом месте.

— А как же тогда мы с тобой разговариваем? — поразился Шеин.

— Я — сплю, ты — спишь. Вот мы с тобой и встретились, — ответила берегиня.

— Хм, ясно… — протянул Терентий, хотя, по правде говоря, ему ничего было не ясно.

На поляне вновь воцарилась тишина, нарушаемая лишь шумом речки, пением птиц и лёгким шорохом деревьев, раскачиваемых ветром.

— А почему ты решила со мной поговорить? — наконец прервал неловкое молчание Шеин.

— Я? Я вообще ничего не хотела, — категорично заявила берегиня. — Если хочешь знать, человек, то ты первый, с кем я за многие сотни сезонов сна говорю, и…

— И что?

Девушка опустила голову.

— Я не знаю… — тихо прошептала она. — Я… Я боюсь просыпаться вновь. Боюсь увидеть, что стало с моим миром за сотни сезонов… Вдруг в нём для меня уже нет места… Но это не главное.

Берегиня вскинула голову и пристально посмотрела в глаза Терентию, и ему стоило большого труда не отвести взгляда.

— Меня пугают другие, — непонятно сказала девушка. — Такие же, как я с сёстрами… И в то же время не такие — чужие, злые, жестокие… Знаешь, почему мы все когда-то уснули, нет? Ваших магов стало слишком много, и нам просто стало не хватать Силы, а для нас это… это как вода или еда для вас. Нет, не так — даже как воздух, мы не могли жить без неё! И поэтому заснули, лишившись большинства сил… Немногие из нас теперь смогут сбросить оковы сна — слишком долго, слишком долго мы спали… Но это опять же не главное. Вы, вы — люди!.. Вы же сейчас поднимаете ото сна всех — и добрых, и злых! Ваша кровь, льющаяся на землю, ваша боль, растекающаяся по Земле, ваш страх, ненависть, гнев… Для таких, как я, — это грязь и страдания, мы не можем выносить этого! Но для других — это пища и пир, возможность подняться и возвыситься!..

Тонкое бледное лицо берегини раскраснелось, её пальцы сжались в маленькие кулачки, она говорила торопливо, взахлёб, словно боясь не успеть…

— Я тебя не понимаю… — тихо сказал Терентий, опуская глаза.

Он не мог вынести пылающего изумрудным пламенем взгляда лесной богини — столько в нём было страха и боли… На секунду Шеин подумал, что хоть она и очень красива — он не может воспринимать её как обычную девушку. Такой, наверное, могла бы быть сама Мать-природа, если бы захотела высказать людям за все их прегрешения…

И это пугало.

— Я и не надеялась, что ты поймёшь… — горько произнесла берегиня. — Но хоть кому-то я должна была всё это сказать, пока ещё не совсем поздно… Ты… Ты не самый худший из людей, иначе мы не смогли бы встретиться… Ты всё поймёшь… Со временем. Просто запомни мои слова и когда-нибудь ещё раз подумай над ними… И тогда постарайся сделать правильный выбор, несмотря ни на что, иначе всё будет ещё хуже…

— Это пророчество? — Сердце Терентия словно бы сжала невидимая ледяная рука. — Так знай, что я не верю в предсказания…

— К сожалению, это — не пророчество, — горько усмехнулась девушка и прямо взглянула в глаза Шеину. — Это проклятие. Моё и твоё. Прощай, Терентий, и моли звёздное небо, чтобы всё, что я сказала, осталось бредом полусумасшедшего лесного духа… Пусть разум твой будет в мире, а сердце в покое.

Порыв ураганного ветра налетел, словно дракон, взметая в воздух траву и листву, пригибая и ломая деревья.

В этом зелёном урагане в последний раз сверкнули ярко-изумрудные глаза берегини, и сквозь рёв ветра до Терентия долетел тихий голос:

— Не бойся и не отступай, человече…

Ослепительная вспышка зелёного пламени — и окружающий мир разлетается тысячей осколков.

— …Рота, подъём! — крик дежурного раздался через миг после того, как Шеин проснулся в холодном поту.

Внук бургомистра уставился в бревенчатый потолок.

«Казарма… Сегодня же нас должны придать какому-то подразделению!»

Терентий соскочил с верхнего яруса грубой двухъярусной койки и начал быстро застилать её. Затем нужно будет в темпе одеться и вместе с другими ополченцами бежать на построение…

…В общей суматохе никто не заметил, как, кружась в воздухе, на грубый дощатый пол казармы опустился маленький листок дикой смородины…

— Равняйсь! Смир-на!.. Господин капитан, учебная рота по вашему приказанию прибыла! — с некоторым удивлением выпалил исполняющий обязанности комроты, избранный из числа ополченцев же.

А посмотреть было на что и поудивляться чему — тоже.

Вместо образцово-показательной легионной роты (куда все втайне мечтали попасть) на плацу перед вновь прибывшими ополченцами стояла сотня мрачноватых солдат-зэгов. Ещё три учебные роты, прибывшие чуть раньше, тоже взирали на это зрелище без особого энтузиазма.

Большинство зэгов было в разной степени небрито, все они были в старых, уже давным-давно снятых с вооружения латах и с не менее старым оружием. А по возрасту годились ополченцам если уж не в деды, то в отцы точно — ведь отчего-то здесь были собраны лишь достаточно молодые рекруты.

Впереди строя зэгов стояло три человека… Нет, точнее — два человека и орк.

— Вольно, — сухо сказал высокий темноволосый зэг, стоящий в центре, раскачивая в руке снятый шлем. — Итак, приветствую вас, господа рекруты. Моё имя капитан Бондарь. По личному приказу секунд-генерала Морозова и бургомистра Шеина, — по рядам ополченцев пронёсся шум, — мне поручено объявить, что с сегодняшнего дня вы зачислены в третий батальон формируемого Монеронского ополченческого легиона. Естественно, пока что это будет учебный батальон… Основной костяк будете составлять именно вы — ополченцы, в качестве же командиров к вам будут приставлены более опытные бойцы с целью обучить вас всему необходимому…

— Каторжане, что ли? — брякнул кто-то в строю.

Капитан прищурился:

— А ну, кто тут у нас такой говорливый — выйти из строя!

Никто даже не пошевелился.

— Неповиновение? — грозно рыкнул Павел. — А у нас сейчас, между прочим, введено военное положение. И знаете, что за это бывает? Не знаете, и ладно. Но никто с вами нянчиться не будет — накажут всех. Придётся, видно, доложить о происшедшем господам генералу и бургомистру и подумать о вашем наказании… Думаю, в дисбате вас быстро отучат ляпать хрен знает что, а потом прятаться за спины других…

В рядах ополченцев началось какое-то движение, оно всё продолжалось, пока не затихло с выходом из строя высокого крепкого парня.

— Ну, я это сказал, и что?

Капитан слегка кивнул, и тут же голос (если этот рык вообще можно было считать голосом) подал стоящий по правую руку от него орк:

— Да ты как с его благородием разговариваешь, щенок?! Ну-ка, живо представился по всей форме и обратился как надо, пока я тебя тут собственноручно не закопал!

Вид достойного сына Севера (всего метр семьдесят роста, но практически квадратная фигура с внушающими уважение кулаками) заставил стушеваться излишне говорливого рекрута. Всё же орки считались одной из самых сильных рас в мире…

— Ополченец Сорокин, ваше благородие господин капитан! — отбарабанил рекрут, вытягиваясь по стойке «смирно».

— Как тебе фамилия идёт-то, а? — хмыкнул Бондарь, но почти сразу же вновь стал серьёзным. — Вот скажи мне начистоту, курсант, чем тебя не устраивают бывшие зэги как командиры? Можешь говорить прямо, наказывать не стану, просто хочу узнать…

— Господин капитан… — замялся Сорокин, подбирая слова. — Ну, вас же всех за дело посадили… Преступления против Империи там, и разное другое…

— И как считаешь, это — справедливо?

— Ну… Наверное, да…

— Вот и я тебе скажу то же самое, боец, — неожиданно произнёс Павел. — Справедливо нас наказали — мы на этих гребаных рудниках горбатились, когда ты ещё даже не родился. Но не хрен сейчас из-за прошлого грызться — что было, то было. Мы сейчас по-другому будем вину свою смывать… Сейчас вы — не солдаты, для врага вас убить — как высморкаться. И наша каторга теперь в том, чтобы сделать из вас настоящих солдат. Тебя, рекрут, ещё и в планах не было, когда нас на рудники упекли. А когда родители твои не старше тебя были, то мы уже на ларистанцев и Крайний Север ходили и побеждали их, мать их… Мы были отличными солдатами, но и вы такими будете. Всему, что знаем, вас научим, а кто добровольно учиться не захочет — тех заставим. Так что выбора особого у вас нет — будете стараться как миленькие… Особливо ежели не хотите свою Родину просрать… Вы, мать его, не для нас стараться будете, а для себя в первую очередь — кому из нас оно больше надо, а?..

Излишне говорливый рекрут опустил голову.

Какая, действительно, разница, кто их будет учить, кто будет помогать? Они здесь все добровольно — никого пинками в ополчение не гнали…

— Ну, что, Сорокин? Понял хоть чего-нибудь из того, что я тут наплёл? Али нет?

— Понял, господин капитан, — пробурчал ополченец. — Виноват, исправлюсь…