Без объявления войны Ким Сергей
Немолодой уже, лет сорока, дядька в форменной лорике и с нашивками старшины, видимо, был в курсе, что это за подкрепление, поэтому и не стал тянуть кота за хвост.
— Капитан Павел Терентьевич Бондарь. Мечник тяжёлой пехоты.
В груди что-то тонко кольнуло — как же долго он уже не произносил этих слов, как же долго…
— Так, — старшина что-то записал пером в здоровенном гроссбухе. — Мечник, налево.
В течение следующего получаса Павел был нагружен полным комплектом легионера — меч, кинжал, щит, шлем, лорика, поножи, тяжёлые сапоги, перчатки, штаны, куртка-поддоспешник, два комплекта нательного белья, ножны для оружия, рюкзак, плащ, столовые принадлежности… В общем, вскоре Бондарь чувствовал себя несколько одуревшим от всей этой суматохи, но и чрезвычайно довольным. Он даже не сетовал на то, что всё снаряжение было очень старым — железки железками, но главное на войне — это дух воина.
Началась эта процедура часов этак в семь, но уже к двум часам дня (всё-таки сказывалась въевшаяся дисциплина) двенадцать сотен ЛЕГИОНЕРОВ были построены на главной площади Южно-Монеронска. Наибольший беспорядок в ряды «новобранцев» вносили настоящие уголовники — убийцы, разбойники, воры. Не привыкшие к такому снаряжению, они здорово тормозили весь процесс выдачи обмундирования, да и, получив его, копались дольше всех. Подчас уголовники даже не знали ни своего размера, ни своего роста, чем здорово бесили интендантов, — на глазок они эти параметры, конечно же, умели определять, но делать это очень не любили.
После построения всех зэг-солдат погнали на легионный плац, находившийся за чертой города. Там их уже ожидали несколько походных кухонь, но в преддверии выяснения остаточных боевых навыков кормили их не слишком плотно. Хавчик был немудрёный — гречневая каша с вяленым мясом, но солдаты, привыкшие к ещё более скромной лагерной баланде, искренне радовались.
Следующую пару часов их усиленно гоняли по строевой и индивидуальной подготовке, заставляя вспоминать всевозможные приёмы.
Молодой, лет двадцати пяти, лейтенант, неторопливо прохаживаясь перед строем, отдавал команду за командой:
— …Нале-во! Напра-во! Щиты сомкнуть! Пики к бою! Отражение конной атаки!..
— …Стрелы! Щиты уступом!..
— …Угроза с воздуха! Рассыпаться!..
— …Выпад! Блок! Сшибка! Добивание!..
По итогам занятий, у ста с лишним человек подготовку признали недостаточной и их немедленно списали в ополчение. В основном это оказались обычные преступники, никогда особых навыков и не имевшие, но были среди них и солдаты, которых слишком подкосила каторга и старость.
Слава Сотеру, Павел не попал в их ряды. После занятий началось формирование и комплектация вновь создаваемого подразделения — в соответствии с прошлыми званиями и заслугами были назначены командиры рот и взводов. Бондарь, как и много лет назад, снова стал ротным, Утхаг, дослужившийся лишь до лейтенанта, стал комвзводом-1, здоровенный светловолосый мужик Септимий Котов — вторым комвзводом. Всех своих новых подчинённых Павел хорошо знал по лагерной жизни, и только Дарина среди них не было — его перевели в формируемый инженерный отряд.
Это было естественно — дварфы в армии служили в большинстве своём именно в инженерных войсках, из-за врождённых наклонностей этой расы к строительству, кузнечному делу и возне с механизмами. Из боевых подразделений Павел смог припомнить лишь только несколько их национальных формирований — хирдов, являвшихся одними из самых боеспособных и элитных подразделений Рардена, но на фоне гигантского числа практически чисто человеческих легионов это было совершенно несерьёзно. В линейные войска дварфов почти не брали — виной всему был их не слишком высокий рост. В среднем дварфы были не выше полутора метров, а в боевом строю всегда старались подбирать воинов примерно одного роста, чтобы не создавать опасных мест. Да и обычное пехотное вооружение для них было немного великовато — нет, вес дварфов ничуть не смущал, но вот длина… Бойцы в хирде, например, пользовались исключительно гладиусами — своим коронным оружием. Эти короткие мечи не очень подходили для рубящих ударов, но в качестве колющего оружия были просто великолепны. Правда, на взгляд Павла, они были слишком неудобны, но дварфы считали иначе. Другим излюбленным оружием подгорного племени были алебарда и бердыш, которыми дварфы и компенсировали свой невысокий рост и недлинные руки — силы-то, чтобы управиться с этими дурами, у них было хоть отбавляй.
В общем, с такими боевыми характеристиками-наклонностями дорога в легионы этой расе была закрыта, но, как говорится, «каждому — своё», и в качестве инженерного обеспечения они оказались незаменимы.
В армии Рардена, да, пожалуй, и всего мира, присутствовало чёткое разделение военных специальностей, в том числе и по расовому признаку. Никакой дискриминации или национализма в этом не было, просто некоторые рода войск и некоторые расы в принципе не сочетались. Так что дварфы и гурры служили в инженерных войсках, гоблины и хоббиты — в лёгкой пехоте, а гарпии — в авиации.
…Вот и рота капитана Бондаря состояла почти из одних людей, исключение составляла лишь дюжина раздолбайского вида орков и угрюмого вида кобольд. Что служило причиной его недовольства, можно было даже и не узнавать — чем-чем, а фирменным недовольством и ворчливостью эта раса славилась всегда.
На примере этой отдельно взятой сотни можно было рассматривать и весь состав каторжан (да и страны). В большинстве своём в лагере отбывали наказание люди, немного орков, ещё меньше кобольдов и дварфов, и пара огров, но этих без всяких разговоров сразу же загребли в штурмовую роту легиона — слишком ценными кадрами они были.
Не было только эльфов.
Павел знал, что эти козлы просто-напросто отмазались от наказания. Да, на войне они дрались со всеми наравне — в дивизии, где когда-то служил капитан, был целый батальон ушастых стрелков. Не остались они в стороне и с началом Гражданки, но вот после поражения… Кто-то (позорище!) слинял за бугор, кого-то спасли высокопоставленные родственнички, а в большинстве своём эльфы получили вместо пожизненной каторги лет по двести изгнания. Конечно, пожизненное наказание для бессмертного — невероятно жестокая участь, но уж каторгу-то им можно было и не отменять — не соломенные, не переломились бы. Но нет же — их отправили в изгнание, причём в… родные леса! А там уже ищи ветра в поле, беги за эльфом в соснах…
А ведь нельзя сказать, что все остроухие были поголовно снобами и гордецами, нет, среди них были и нормальные парни, а вот, гляди ж ты…
Что-что, а эльфов в народе не слишком любили, даже в очень толерантном в этом плане Рардене. За их заносчивость, за то, что считали всех и каждого ниже себя. Не понимают эти глупцы, что с таким отношением скоро полностью выродятся и превратятся в изгоев. А ведь с ними почитай серьёзных войн даже и не вели. Нет, конечно, было дело — сражались, не без этого, но не так, как с теми же орками. Тысячу лет назад орков, пришедших из Великих степей и с Крайнего Севера, ненавидели сильнее некуда, тогда решалась судьба молодого государства Рарден — но ничего, выстояли же, и эльфы, надо признать, тогда нехило помогли. Но…
Прошла тысяча лет, а перворождённые не могут забыть, как первые правители ныне самого великого государства в мире униженно молили их о помощи. Тогда был зенит величия их расы, и они сочли возможным помочь молодому людскому княжеству. Да и не против своих же сородичей или союзников, а против извечных врагов-орков…
Но прошла тысяча лет, и теперь покорённые и замирённые орки верно служат Империи на полях битв, а кое-кто из эльфов до сих пор пытается что-то себе вытребовать.
Но ничего — время покажет, чья правда верней.
— …Рота! Нале-во! Ша-гом, марш! — Павел отвлёкся от своих глобальных мыслей и отдал приказ сотне выдвигаться на стрельбище.
К концу четвёртого дня Аристарх уже начинал жалеть, что согласился на предложение Осипа со товарищи.
«Большая власть — большой головняк», — говорили в народе, и теперь генерал на все сто процентов поддерживал это утверждение.
Два дня ушло только на самое натуральное разгребание складов стратегического хранения, и дело тут было не только в банальных затруднениях, связанных с перевозкой грузов. Приходилось разбираться с испорченным снаряжением и, что было можно, ремонтировать, так что кузнецы и портные в Южном оказались завалены работой по уши.
Дальше пришлось решать проблемы с размещением и снабжением всех ополченцев и бывших каторжан, прибывших в город. Тут здорово помог бургомистр, тряхнув мошной и связями. Он выбил и необходимые помещения, и пропитание — запасы со складов решили пока не трогать. Как потом с усмешкой рассказывал Осип, пару раз даже пришлось кое-кому пригрозить физическими санкциями — и ведь не откажешь же одному из первых лиц на острове. А учитывая, что за Шеиным теперь всюду таскались два здоровенных телохранителя, а сам бургомистр снял привычный гражданский камзол и облачился в армейский костюм защитного цвета…
Солдаты, да и сам генерал, только улыбались, глядя на этого старичка, щеголяющего теперь в боевой куртке-поддоспешнике и тяжёлых сапогах. Сам бургомистр мотивировал просьбу выдать ему «армейское платье, как и всем солдатам», тем, что «мы все на войне, господа». Аристарх посмеялся, но просьбу Шеина выполнил и, надо сказать, не жалел — это только солдаты находили вид достопочтенного Осипа забавным, гражданские же чиновники и купцы откровенно робели при виде сурового городского головы и по первому же требованию предоставляли всё, что было необходимо.
В остальном же дела шли более-менее — постепенно начинали подтягиваться ополченцы, их удалось кое-как вооружить, и теперь направленные к ним унтер-офицеры, не жалея глоток и кулаков, вбивали в подопечных элементарные военные премудрости. Бывшие зэги же показали ожидаемо высокие результаты по владению боевыми навыками. Пару дней назад подтянулись ещё три партии заключённых, и теперь их общее число составляло двадцать пять сотен — половина легиона, немалая сила в умелых руках!
Сотни три, правда, пришлось списать в ополчение, ввиду их полной профнепригодности. Матёрых уголовников поодиночке разбрасывали в разные подразделения со строгим наказом присматривать за ними. Никаких эксцессов, правда, пока не происходило — творить что-то непотребное не хватало духу даже у самых отмороженных, ибо их окружали суровые и скорые на расправу мужики-таёжники. Тем более что после вступления в должность командующего островной армией Аристарх отдал приказ об упрощении судопроизводства и введении военно-полевых судов. Пойманных на второй день после этого парочку мародёров показательно повесили на главной площади, а Морозов сделал публичное заявление в духе, что «так будет со всяким, кто…».
В общем, порядок в городе держался.
Из заявленных восьми тысяч шестисот пятидесяти ополченцев прибыло уже около шести тысяч, а под вечер генерала ожидал сюрприз.
— Господин генерал, — зашёл в личный кабинет Аристарха, оборудованный в одной из гостевых комнат обширного особняка бургомистра, молодой лейтенант-адъютант Лоськов. — Вас просят подойти к Закатным воротам.
Морозов удивлённо поднялся с кровати, на которой прилёг ненадолго отдохнуть, — просьба была, мягко говоря, странная.
— И кто же это, интересно, просит? — осведомился генерал, уже обувая сапоги. — Вроде не должно быть ничего непредвиденного, а на восемь вечера я никаких встреч не планировал…
В голову генерала даже не закралась мысль, что это может быть что-то опасное. Если бы сложилась боевая ситуация, ТАК его бы не вызывали.
— Прибежал мальчишка-посыльный от стражников на воротах и передал, что требуется ваше присутствие.
— Ну, ладно, — подытожил Аристарх. — Сейчас узнаем что почём… Коней велел седлать, лейтенант?
— Так точно, ваше высокопревосходительство!
— Тогда в путь.
Через пять минут скачки Морозов остановил коня у Закатных ворот и пружинисто спрыгнул на землю. К нему тут же подскочил стражник-сержант в лёгкой полицейской кольчуге.
— Господин генерал! Тут, в общем, это… ваше присутствие потребно… Енти нелюди требуют…
— А повменяемее ты, сержант, доложить не можешь? — недовольно проговорил Аристарх. Нет, всё-таки полицейские — почти те же самые гражданские, никакого порядка и дисциплины…
— Дык, енто… Ну… э-э-э… Да вы лучше сами посмотрите, ваш высокпревосходство! — воскликнул стражник.
Генерал подошёл ближе к закрытым воротам, заглянул в смотровую щель… и озадаченно почесал в затылке…
Картина, открывшаяся его взору, была воистину поразительной — перед воротами, на подъёмном мосту и дальше, топтались несколько сотен гоблинов-аборигенов. Коротышки, причём исключительно мужского пола (хотя острословы и говорили, что определить визуально пол гоблина крайне затруднительно), пришли в своих обычных меховых куртках, но вдобавок были ещё и вооружены короткими копьями с костяным наконечником и небольшими деревянными щитами с меховой оторочкой, а также непременными пращами у пояса.
Впереди нетерпеливо переминавшейся толпы стояли, по-видимому, трое гоблинов-вождей. Во всяком случае, неплохие рарденские охотничьи дротики, которые эти коротышки использовали в качестве копий, и длинные кинжалы на поясах были не по карману рядовым охотникам.
— Давно они тут толпятся? — тихо спросил у стражника Аристарх.
— Да почитай уже минут сорок, — так же тихо ответил полицейский. — Мы как енту толпу увидали, так сразу же врата закрыли — мало ли шо… А они сразу же нашего «главного вождя» потребовали, ну так мы сразу про ваше высокпревосходство и подумали — енто скорее по вашей части.
— Хэй, рардена! Вожд скора придот? — донёсся звонкий крик снаружи.
Морозов немного подумал, а затем махнул рукой стражникам:
— Так, ребята, отворяйте ворота — я с ними поговорю. Но вы будьте начеку.
— Эй, вы, а ну-ка, отойдите от врат! Щас с вами наш вождь будет говорить! — крикнул с привратной башни один из стражников.
За воротами послышался слитный топот, полицейские приоткрыли одну из створок, и генерал выскользнул наружу.
Аристарх почувствовал себя довольно неуютно под прицелом сотен взглядов вооружённых людей. Слегка повертев головой, он убедился, что стражники не зевают и из бойниц немного высунулись оголовки арбалетных болтов и дула контрштурмовых пушек.
Правда, если что, то всё это мало бы помогло генералу, но какой ты, к ларистанским демонам, командир, если не умеешь словом усмирить толпу?..
Правда, гоблины пока что не проявляли никаких враждебных намерений, а просто стояли и во все глаза пялились на крепостную стену. Многие из них, видимо, впервые в своей жизни видели столь монументальные для них сооружения.
Генерал вздохнул и, собравшись с духом, шагнул вперёд.
К нему сразу же подошла троица предводителей.
Двое из них были обычными военными вождями, судя по богатой (по гоблинским меркам) одежде и дорогому оружию, а главное — доспехам. Да, на этих двоих были самые настоящие доспехи — старые потёртые кольчуги, которые были подогнаны по их скромным размерам, наверное, каким-нибудь деревенским кузнецом.
Третий же был субъектом более серьёзным — пожилой, с проседью в длинных чёрных волосах, он являлся, без всякого сомнения, видным шаманом. В длинном плаще-шубе, с коротким посохом, увенчанным волчьим черепом, и с непременным ожерельем из мелких звериных черепов на шее — он являлся эталоном представления рядовых рарденцев об аборигенах.
— Ты вожд рарденов? — в упор спросил один из вождей.
— Я, — не стал спорить Аристарх.
— Правду крестане бают, что ворог на землу нашу идот?
— Как есть правда, — с интересом подтвердил генерал, размышляя, к чему же всё-таки клонит коротышка.
— Битва будет? — басом спросил второй вождь, на удивление широкоплечий и крупный для гоблина. Если обычный их рост составлял всего лишь где-то метр двадцать, то этот гоблинский богатырь вымахал сантиметров на двадцать выше. Да и вообще, народная молва о гоблинах, как о карликах с большими ушами и зелёной кожей, ожидаемо не соответствовала действительности.
Да, гоблины действительно были низкорослы, но вот насчёт остального — бред. Уши их были вполне обычного размера, только заострённые, на манер эльфьих, и слегка торчащие в стороны. А что касается кожи, то она была обычная, человеческая — смугловатая, конечно, но уж никак не зелёная. Учитывая ещё и раскосые глаза, и широкие скулы, гоблинов было и не отличить от некоторых людских племён.
— Битва будет великая, — сказал Морозов. Теперь-то он понял, что всё это означает…
Троица переглянулась, а затем менее «крупный» вождь торжественно объявил:
— Мы поможем тебе, рарден. Мы привели с собой много воинов, скоро приведом ешо! Вы хорошие соседи — от вас нет зла нашим племенам, мы не хотим других соседей — мы не знаем, какие они. Поэтому мы будем дратса вместе!
Военные предводители дружно вскинули копья и издали боевой клич. Их пример тут же был подхвачен остальным войском.
— А можно узнать поточнее, сколько вас? — без особой надежды на успех спросил Аристарх, перекрикивая общие вопли. Генерал был не слишком уверен, что аборигены умеют считать.
— Мы привели сюда двадцать три десятка воинов, — ровным голосом проговорил молчавший до сей поры шаман. — Ещё шестнадцать десятков подойдут в течение двух дней. Также мы предоставим тридцать одного шамана, они, безусловно, слабее ваших магов, но тоже будут неплохой подмогой. Но мы бы хотели получить настоящее, железное оружие на всех и обсудить нашу роль в предстоящей войне.
Генерал только и делал, что хлопал глазами, слушая эту тираду.
— Признаюсь честно, сударь, вы меня неслабо огорошили, — с улыбкой признался Морозов. — Ещё кофе?
— Нет, благодарю вас. Ну, так что же, вы думаете, что все гоблины — поголовно неграмотные дикари? — улыбнулся в ответ шаман.
— Да нет, конечно! На материке ваши соплеменники служат и в армии, и в других местах — там это дело привычное, но здесь, на острове…
— Здесь за нами закрепилась репутация малограмотных охотников и кочевников, — продолжая улыбаться, мягко продолжил гоблин. — Но это всё временно, вы же понимаете… Мы, найхэ, если хотим занять достойное место в Империи, безусловно, должны стремиться к новым знаниям. Смело могу заявить, что я и несколько моих соплеменников первыми поняли это и именно поэтому решились на обучение в вашей миссионерской школе. Долгие годы, которые мы даже, увы, не можем и сосчитать, наш народ был оторван от большого мира. Где-то там происходили великие события, которые наш разум, к сожалению, не может осознать, а мы тихо прозябали в этой глуши. Но теперь настала пора всё изменить…
Чем дольше генерал беседовал с этим маленьким человечком, тем больше он поражался его недюжинному разуму. Без сомнений, по меркам своего народа, он являлся настоящим гением, да и в большом мире наверняка бы не потерялся. Бесконечно жаль было, что шаман уже в возрасте и, по его собственным словам, уже «терял хватку к обучению».
…Шамана звали Вэхэ Джаларай, и он был предводителем всех своих коллег на Монероне. Как оказалось, роль шаманов в племенах не ограничивалась лишь пресловутым «общением с духами». Они выполняли функции религиозных и научных лидеров — передавали знания от поколения к поколению, всячески охраняя их и преумножая.
Когда-то давно пришельцы с Большой земли вызвали у гоблинов вполне резонную опаску, и именно поэтому они и избегали тесных контактов с рарденцами. Но когда Вэхэ стал верховным шаманом, он сделал всё возможное, чтобы сломать эту систему — он понял, что если гоблины замкнутся в своём узком социуме, то рано или поздно народ найхэ выродится или, что ещё хуже, окажется раздавлен стальным катком прогресса.
Как маленький гоблин осознал это — одному Сотеру известно, но вскоре он сумел привести к власти лояльных ему верховных военного и мирного вождей, а потом начал широчайшие реформы в подвластных племенах. Косность и недальновидность мышления простых соплеменников здорово тормозили этот процесс — лишь единицы соглашались отдавать своих детей в приходские школы, а из старшего поколения учиться не захотел практически никто.
Но Вэхэ бросил все свои дела, лишь прослышав о созыве ополчения на острове. Из уроков учителей и прочитанных книг он знал, что в Империи его созывают лишь тогда, когда положение по-настоящему отчаянное и другого выхода просто нет. С максимально возможной энергией шаман начал подбивать соплеменников присоединиться к людям в грядущей войне. При этом он, естественно, преследовал несколько целей, но основной, конечно же, было защита своей родной земли — гоблины быстро сообразили, что какие-то новые, неизвестные пришельцы вполне могут оказаться не столь миролюбивы, как рарденцы.
Официальная колониальная политика Империи строилась в первую очередь на постепенной и всеобъемлющей культурной ассимиляции малых народов, с заимствованием всего полезного и сохранением индивидуальных особенностей. Иными словами, аборигены просто становились рарденцами — принимали официальный язык Империи, получали доступ к службе в гражданских и военных учреждениях и тому подобное. В то же время им не возбранялось сохранять свои обычаи, праздники, даже религию.
Рарден умел ждать.
За многие столетия именно такая тактика была признана наилучшей — за всё время существования Империи в её состав влилось огромное количество народов и рас. Проходило время, и на месте крохотных стойбищ поднимались современные города, а вчерашние дикари становились полноправными гражданами страны. Политика мирной ассимиляции приводила к тому, что основная масса населения считала себя именно рарденцами и не вспоминала о различиях. Конечно же, не везде было так гладко в этом отношении, жили в Империи и просто вечно недовольные граждане, и настоящие инсургенты. Но в основном-то всё было мирно…
Так было в Рардене, но не во всём мире.
Те же ниаронцы (Вэхэ просто не знал этого), например, претворяли в жизнь политику господствующей расы. Титульная нация людей в их государстве обладала всеми правами свободной личности, а иные расы испытывали значительные поражения в правах, да и относились к ним как людям второго сорта. Конечно, в былые крайности эльфов Сонариэна ниаронцы не впадали, и никого не жгли и не вешали только потому, что он не похож на них, но всё же…
Верховный шаман полагал, что лучше — старый и хорошо знакомый сосед, чем кто-то неизвестный. И он повёл соплеменников на войну, чтобы спасти свой народ, а заодно и встряхнуть застоявшуюся кровь соплеменников. Великие битвы народа найхэ остались только в легендах, но людям всегда будет нужна слава и подвиги. А многие поколения гоблинов выросли, не зная ничего страшнее коротких межплеменных стычек и поединков «суда духов», но теперь судьба властно кидала их в горнило большой войны. Вэхэ понимал, что многие, очень многие не вернутся с полей сражений, но те, кто вернутся (если вернутся), покроют себя великой славой и уже никогда не смогут забыть жизнь больших городов и народов.
Это заставит найхэ влиться в большую семью Рардена.
— …Пора всё изменить, — говорил великий шаман, и Аристарх невольно заслушивался его размеренной речью. — Мы встанем плечом к плечу с вами в этой войне, мы заставим бежать нашу кровь быстрее, а сердце стучать звонче. Мы не хотим оказаться на обочине прогресса, и не стоит нас недооценивать. Конечно, вы, люди, куда более сильные и умелые воины, но… И мы не лыком шиты, — легко ввернул рарденское выражение Вэхэ. — Мы — охотники, и неважно, на скольких ногах ходит зверь, пришедший на нашу землю с самыми злыми намерениями. Никто не знает леса Монерона лучше нас, вам понадобятся наши проводники и следопыты.
Шаман замолчал и начал с задумчивым видом перебирать мелкие костяные чётки.
— Война кончится, — произнёс Морозов. — Рано или поздно. Мы победим или… — генерал оборвал фразу. — Каким вы видите своё будущее?
Вэхэ взглянул на генерала:
— Давайте я расскажу одну нашу… легенду, что ли? Да, легенду — по-другому и не скажешь…
На берегу моря, в маленьком рыбачьем селении, жили отец и сын. Отец подолгу уходил в море за рыбой, а его маленький сын оставался на берегу. Он садился на один и тот же большой плоский камень на берегу и глядел вдаль, высматривая маленькую рыбацкую лодочку. Но однажды отец не вернулся в положенный срок. Проходил день, другой, а его всё не было, а сын всё так же ждал его на берегу. Другие жители посёлка говорили: «Твой отец, наверное, утонул, не жди его, иди домой». Мальчик послушался их и пошёл домой, но сказал: «Мой отец не утонул — он обещал вернуться, и он вернётся».
С того дня он стал охотником, он раз за разом ходил в лес за добычей, а люди говорили: «Это опасно, малыш — не утруждай себя, иди к кому-нибудь в дом, о тебе позаботятся». Но мальчик отвечал им: «Когда вернётся отец, он спросит, что я делал всё то время, что он отсутствовал. Как я смогу сказать ему, что всё время прожил жалким нахлебником?»
…Шли годы, мальчик вырос и стал сильным и умелым охотником, но он так и не забыл отца. «Отец вернётся и спросит, почему я такой слабый? Мне нельзя быть слабым — я стану самым лучшим, самым сильным охотником»…
…«Отец вернётся и спросит, почему я не следил за нашим домом? А я ему скажу, наш дом в порядке, и посмотри, я построил рядом свой собственный»…
…Годы всё шли, и парень и впрямь стал самым лучшим и умелым охотником, и за него даже сосватали дочь вождя. Прошло время, и старый вождь умер, а новым стал этот самый мальчик. «Отец вернётся и спросит, почему я стал вождём, а моё племя стало таким слабым? Я сделаю всё, чтобы отец мной гордился».
И скоро его племя стало самым богатым и процветающим во всей округе, и никто не мог с ним сравниться. А маленький мальчик стал одним из самых великих вождей в нашей истории, ибо это история нашего племени, ведь мальчика звали Найхэ.
Вот так же, как и этот мальчик, мы не знаем своего будущего, но не должны осрамиться ни перед предками, ни перед потомками. Мы должны сделать всё возможное, чтобы нами гордились. Мы должны строить счастливое будущее здесь и сейчас. Да, я знаю, что не увижу, как мои потомки будут жить, но сделаю для них всё возможное.
А уж будет ли у нас это самое будущее или нет — не важно…
В небольшой комнате в доме бургомистра, ставшей генеральским кабинетом, воцарилось молчание.
— Можно вопрос, Вэхэ? — после некоторого времени рискнул его нарушить Аристарх.
— Конечно, Аристарх Борисович. О чём вы хотели спросить?
— Эта легенда… Ведь отец так и не вернулся к Найхэ?
Шаман грустно улыбнулся и вновь заговорил:
— Мальчик, уже давно превратившийся в мужчину, встретил свою сорок первую весну. Только тогда он решился отправиться на поиски отца, зная, что у него подрастает достойная смена, но теперь-то он был не одинок, и поэтому на все стороны света пошли охотники и моряки племени Найхэ. И вот, на одном из дальних островов вождь нашёл полусгнившие остатки рыбацкой лодки, а в пещере около берега — истлевшие человеческие останки. А рядом прозрачный зелёный камень невероятной красоты — однажды отец нашёл два таких, один подарил сыну, а второй всегда носил с собой.
И понял тогда всё Найхэ, поклонился и сказал: «Здравствуй, отец. Не стоит утруждать себя долгой дорогой — я сам пришёл к тебе, и теперь мы всегда будем вместе».
С тех самых пор все до единого наши вожди находят свой покой на том острове. Теперь на этом небольшом клочке земли находятся десятки могил, совсем близко друг к другу — ведь места очень мало. И лишь в большой пещере на берегу только две могилы — отца и сына… Чтобы никто не смог нарушить их неспешную беседу — слишком многое им нужно сказать друг другу, слишком много случилось за годы разлуки.
Когда за море уйду я, мои внуки и внуки моих внуков, эта беседа так и не кончится — и это хорошо, ибо пока ведут свою беседу отец и сын, их племя будет жить на Земле.
С прибывшими гоблинскими отрядами сразу же возникли проблемы, и если разместили их почти сразу — опять постарался бургомистр, то вот с вооружением была настоящая беда. Железное оружие, да и то не в лучшем состоянии, имелось едва ли у пары десятков воинов — остальные довольствовались костяным и каменным. Перевооружить их тоже было проблематично — гоблины уступали в размерах не только людям и оркам, но и дварфам, сравниваясь комплекцией, пожалуй, только с невысокликами и гномами. Но оружия и доспехов подобного размера на складах попросту не было. Перевооружать же всю эту ораву было просто необходимо — лучше уж хоть и устаревшее, но надёжное армейское оружие, чем гоблинские самоделки.
— Как обстоят дела со снабжением, Осип Валерьевич? — Генерал Морозов за последние дни осунулся и, казалось, постарел на десяток лет.
Бургомистр поднялся с места и развернул листок с данными.
Домашние Шеина только удивлялись тому, какую невероятную активность развил пожилой бургомистр — Осипу пришлось взять на себя снабжение и расквартировку войск. Опытных командиров не хватало, и теперь даже интендантов, имеющих какой-никакой, но боевой опыт, направляли командирами к ополченцам. Основную массу солдат-строевиков не трогали, ибо распылением сил нельзя было ничего добиться. Конечно, направив опытных солдат к ополченцам, можно было получить уже не просто слабоорганизованную, кое-как вооружённую и обученную толпу, а полноценное подразделение новобранцев, но на это, увы, не было ни времени, ни сил.
В кратчайший срок бургомистр довольно сносно научился разбираться и в вооружении, и в вопросах организации, снабжения и подготовки войск. А что поделать — нынешнее положение обязывало.
— В ходе проведённой ревизии на складах стратегического резерва выявлено, что мы полностью обеспечены оружием, обмундированием и продовольствием. Всё это, правда, не лучшего качества, но вполне пригодно к использованию…
Шеин на удивление быстро научился делать более-менее внятные доклады и выражаться уставным языком.
— …Комплектов оружия и снаряжения хватит для пятнадцати тысяч человек. На сегодняшний день использовано десять тысяч пятьсот шесть таких комплектов. В ближайшие дни планируется передать в пользование ещё тысячу пятьсот тридцать четыре. Хотелось бы отметить, что со снаряжением… э-э… последнего пополнения возникли определённые трудности…
— Гоблинов имеете в виду? — напрямик спросил Аристарх.
— Их, родимых, — кивнул Осип. — Аристарх Борисович, ну нет на складах таких миниатюрных доспехов! Все комплекты рассчитаны в основном на людей среднего телосложения, а тут…
— Что можно сделать в этом плане? Наработки хоть какие-нибудь есть?
— Есть мысль переодеть в лорики полицейских, а их кольчуги уменьшить и передать гоблинам…
— А сколько это займёт времени?
— По нашим меркам — много, — честно ответил бургомистр. — Не менее десяти дней.
— Это совершенно неприемлемо, — отрезал Морозов. — Ещё идеи?
— Много ополченцев пришли в дешёвых кожаных доспехах, их перешить на гоблинов гораздо проще, но и защита их…
— Я знаю, — сказал генерал. — Но у нас просто нет времени заниматься переделкой кольчуг. Сколько займёт времени перешивка кожанок?
— Портных в городе значительно больше, чем кузнецов, так что два-три дня.
За последнее время Осипу пришлось перебрать кучу вариантов, сравнивая ТТХ разных доспехов, пригодных для переделки.
— Значит, так и сделаем, — вынес вердикт Аристарх. — С вооружением для гоблинов что решили?
— Вместо мечей выдали им обычные кинжалы, — ответил Шеин. — По их меркам, клинок в двадцать сантиметров длиной — это очень даже прилично. А вместо копий — кавалерийские дротики, к тому же на складах нашлась куча свинцовых ядер для пращей. Щиты же им оставили старые — в строю гоблинам всё равно делать нечего, а в лесу и такие сгодятся.
— У вас всё? Тогда садитесь.
Морозов обратился к полицмейстеру:
— Альберт Генрихович, а как вообще ведут себя гоблины, не буянят?
— Да нет, — ответил Штосс. — Вполне мирные субъекты, в город не выходят почти что, в казармах сидят смирно. Даже когда под воротами стояли, и то ни одного дома в посаде не тронули. Народ-то, конечно, в крепость оттуда слинял, но в хатах ещё можно кое-чем поживиться. Поэтому наши патрули там регулярно мародёров и ловят — только сегодня троих…
— А в целом обстановка в городе какая?
— Ну… Я бы даже сказал, что спокойней, чем обычно. Мародёры появились — это да, но вот число мелких преступлений уменьшилось. Причина этого — ваш приказ о введении военного положения. Теперь-то всё упростилось — как что, так сразу на принудработы или на виселицу…
— Спасибо, Альберт Генрихович. А у вас какие новости, мастер?
— Гоблинские шаманы неплохи, — бодро ответил Евстафий. — По силе и умению, правда, где-то на уровне учеников, но некоторым смело можно выдавать жезлы подмастерьев, а верховному — так вообще посох без всяких вопросов.
— Как обстоят работы с вооружением?
— А что тут скажешь — работаем, — просто ответил маг. — На некоторых единицах оружия и без того слабенькие наложенные чары совсем выдохлись, да и на остальных магическую начинку стоит обновить. Так что маги работают по восемнадцать часов в сутки, без всякого продыху.
— Добро, продолжайте в том же духе. Лейтенант Сидоренко!
— Да, ваше высокопревосходительство!
Названный вскочил с места — было видно, что в окружении высоких чинов он чувствовал себя всё ещё неуютно. Сидоренко был не слишком обрадован кучей свалившихся на него обязанностей — всему виной был тот памятный налёт драконов. Сейчас многие втихую ругали покойного Аверина за то, что в тот злополучный день он собрал всех офицеров от капитана и выше в тактической комнате для разъяснения предстоящего плана действий. Находящийся в подвале зал не пострадал при ударе, но потом его залили потоки расплавленного камня…
В общем, выживших не было.
Теперь же Андрей Сидоренко, несмотря на свои невеликие годы, исполнял обязанности легата, да ещё и следил за подготовкой новобранцев. Отобран он был лично Морозовым из-за многочисленных положительных отзывов прежних командиров легиона. Покойный Аверин собирался даже ходатайствовать о повышении Андрея, чтобы получить хорошего ротного, но просто не успел. Зато это ходатайство капитан Сотников, заведовавший проверкой всей без исключения переписки, принёс Аристарху вместе с другими документами для ознакомления с личным составом на следующий день после прибытия генерала.
— …Итак, лейтенант. Как обстоят дела со строевой подготовкой новобранцев?
— По-разному, ваше высокопревосходительство. Бывших заключённых даже учить не надо — они сами кого угодно научат, а вот с ополченцами и гоблинами — не очень. Индивидуальная подготовка у них на уровне, а вот в строю работать не умеют совершенно. Гоблины ещё ладно — их мы готовим на роль охотников, а вот ополченцы в качестве линейных войск пока что не готовы к применению — им требуется время на подготовку. Также у меня имеются большие сомнения относительно подготовки полиции…
— А что не так с полицией? — вскинулся Альберт. — Мои подчинённые хорошо обучены и подготовлены!
— Но не войсковому бою, — отрезал Андрей. — На Монероне полиция уже давно не занималась ни уничтожением повстанцев, ни разгоном бунтовщиков — её деятельность была сугубо служебно-розыскной. Не более. Так что к службе в линейных войсках они непригодны.
Полицмейстер был в ярости, но пререкаться перестал — ему просто нечего было возразить, всё сказанное Андреем было правдой.
— Ваше мнение, лейтенант, мне понятно, проделанной работой я доволен — продолжайте в том же духе. Так, ещё кое-что, пока не забыл. Мастер, я у вас хотел спросить: есть ли среди ваших подчинённых некромаги, и не можете ли вы призвать к нам в помощь каких-нибудь демонов или монстров?
— Ваше высокопревосходительство… — Евстафий поморщился. — На Монероне сейчас нет ни одного тёмного мага, а призывать демона, даже низшего порядка… Есть гораздо более приятные способы покончить с собой. Некромагия и демонология всегда шли рука об руку, так что и под раздачу тёмные попали совместно. А обычным магам, к коим и принадлежит ваш покорный слуга, такими делами лучше не баловаться — мало ли что… Для диверсии в тылу врага призыв демона очень даже неплох, но вот заставить этих тварей подчиняться и выполнять приказы…
Что касается монстров…
Генерал, тактика их применения уже давно была признана ошибочной, и все эксперименты по замене простых воинов специально выведенными созданиями закончились провалом. Монстров сложно контролировать, содержать, обучать… К тому же хорошо тренированный воин, обученный действовать в команде, в бою превосходит подобные создания.
— Что ж, понятно… — разочарованно протянул Аристарх.
Идеи усилить формирующиеся подразделения какими-нибудь чудищами или поставить к себе на службу мёртвых бойцов были диво как хороши, но, как оказалось, совершенно нереальны.
Всему виной в очередной раз была революция.
До неё чёрные маги в Рардене находились на особом положении — их, в отличие от большинства стран мира, не считали абсолютным злом. Постоянная угроза со стороны некромагов Ларистана заставила Рарден разработать симметричный ответ. Иначе говоря, если враг использует мёртвых воинов и применяет некромагические заклятия, то ты должен знать, как это действует, как от этого защититься, как это уничтожить. Но всё это нельзя было познать без глубокого погружения во Тьму, а выйти из неё чистеньким уже не получалось…
И от этого был всего лишь один шаг до собственных опытов по внедрению методов войны, с успехом используемых противником.
Поэтому чёрные маги и все, кто были с ними связаны, вроде вампиров и оборотней, крайне настороженно отнеслись к революции, особенно учитывая то, что ревмаги показательно опирались на церковников. Церковь никогда не питала особо тёплых чувств к некромагам и всегда старалась потихоньку бороться с ними, так что тёмные вполне резонно решили, что хорошего ждать не стоит и присоединились к Контрреволюционной коалиции.
Это стало им приговором.
Если после войны простых воинов судил Революционный трибунал и карал в основном каторгой, то за некромагов взялся Высший магический трибунал, и тут уж тёмным пришлось тяжко…
В те времена методы подавления магических способностей были весьма несовершенны. И сейчас очень немаленькие, негаторы тридцать лет назад занимали огромные площади, специальные модели смерть-ошейников для волшебников только разрабатывались, так что… Так что магов просто засаживали в специальные тюрьмы, стены которых были сложены из двимерита, который надёжно экранировал все колебания Силы.
Некромаги знали о том, что их ожидает, поэтому и сражались отчаянно, не щадя ни себя, ни других, — перспектива провести остаток жизни в каменном мешке их совсем не радовала. Отказаться от своих сверхчеловеческих способностей волшебники были не в силах — ведь магия…
Магия привязывала к себе гораздо крепче любого дурмана.
Всё это привело к тому, что теперь тёмные маги в Рардене были большой редкостью, хотя и ходили слухи, что множество магов после поражения Коалиции просто-напросто попряталось по лесам, горам и болотам. Основания так считать были — число пленённых, убитых и переметнувшихся категорически не совпадало с первоначальным количеством некромагов.
Но жилось тёмному народу теперь в Империи не так свободно, как до революции. Инициация новых вампиров была запрещена законом, все оборотни становились на обязательный учёт и проходили унизительную процедуру получения метки, и это не говоря уже о вполне логичном поражении в правах. Конечно, так было не везде — в провинциальных районах Империи до сих пор сохранялось вполне лояльное отношение к тёмным, хотя вот, например, на Монероне их не было вообще.
Впрочем, политика Рардена считалась ещё вполне гуманной по сравнению с другими странами. В Ниверне, например, голова оборотня или клыки вампира до сих пор считались хоть и не слишком законными, но весьма желанными трофеями, а в Даргхайме так вообще до сих пор свирепствовали порядки времён расцвета западной Инквизиции.
Тем не менее сейчас в Рардене оборотни предпочитали селиться подальше от больших городов и больших начальников, а вампиры были выселены в гетто. Знаменитые некрополи — базы-казармы некромагов пребывали в запустении и разрухе. Всё ценное из них было вывезено, а лежащие в спячке скелеты, костяные гончие и прочая нежить оказались просто никому не нужны.
…Так что, генерал Морозов, нечего тебе рассчитывать на сверхъестественные силы — исход этой войны, как обычно, решат простые люди.
После совещания все разошлись по своим рабочим местам, кроме Осипа.
Бургомистр ненадолго зашёл в свой кабинет свериться с бумагами и кое-что записать относительно расходов на снабжение. Проделать бургомистру сию процедуру без всякой беготни по городу удалось лишь потому, что теперь все совещания Военного совета происходили в доме Шеина, в обширной гостиной. Более заседать в казармах не было никакой возможности — солдатские помещения и так были сверх нормы уплотнены дополнительными местами для бойцов.
По-быстрому черканув пару цифр на бумаге, Осип уже хотел было уходить, но тут кто-то постучался в дверь.
— Войдите, — произнёс Шеин, недоумевая, кому он мог бы понадобиться.
В кабинет бургомистра вошёл Терентий, его старший внук:
— Дед, можно с тобой серьёзно поговорить?
Та-ак, что-то тут нечисто — как-то странно Тёр прячет взгляд…
— Ну, если разговор серьёзный, то проходи, садись. Рассказывай, чего ты умудрился натворить, сорванец?
Осип уселся в своё любимое кресло с высокой мягкой спинкой, которое было изготовлено по его индивидуальному заказу. Терентий немного потоптался, но потом, собравшись с духом (с чего бы это, а?), прошёл вперёд и сел в гостевое кресло:
— Дед, тут такое дело… Я… э-э-э… Я в ополчение хочу вступить.
— Та-ак… — Осип медленно начал подниматься, и внук немного струхнул — дед сейчас был очень грозен. За короткое время он нахватался от своих знакомых солдат резкости и решительности и сейчас не очень походил на спокойного и тихого бургомистра, каким был всегда.
— Дед, я уже совершеннолетний, так что, вообще-то, ты не можешь запретить мне делать то, что я хочу, — выпалил Терентий, глядя на подступавшего к нему Осипа. — И… и… И вообще, нельзя отказать свободному человеку в желании защитить свою страну! Вот!
— А ну молчать и слушать меня! — тихо, но властно сказал Шеин. — Ты куда линять собрался — на войну? А о семье ты подумал? Кто за всей этой оравой будет следить? Мне на земле ходить осталось недолго, так что я теперь ничего-то уже и не боюсь… А ты-то ещё молодой, у тебя вся жизнь впереди — другие найдутся за Родину умирать! А тут не семья, а сплошное бабьё — даром что некоторые при оружии…
Осип не лукавил — другого наследника, не Терентия, он в семье не видел. Из детей у бургомистра было лишь три дочери, а зятья подкачали — были они мужиками неплохими, но абсолютно не воинственными, а главе большой и богатой семьи необходимо иметь что-то от настоящего бойца.
Среди внуков Терентий был самым старшим, и Осип любил его больше всех. Светловолосый и сероглазый, он походил на самого бургомистра в молодости, но был куда более бойким и ловким во всех отношениях.
А теперь… теперь он собирался бросить всё и всех и занять себя более важным, как сам считает, делом…
Осип сурово смотрел на непокорное чадо.
— Дед… — умоляюще протянул Терентий, заглядывая в глаза бургомистру.
«Какого демона?.. — внезапно подумал Осип. — Что я говорю? Как это «пускай за Родину другие умирают»? Один-единственный настоящий мужик в семье оказался, и то я его хочу в труса превратить… Нет, конечно же, он моя плоть и кровь, и боюсь я, ох, боюсь, что убьют его или покалечат…
А с другой стороны?..
Правильные чувства и желания у человека-то — за Родину свою все должны быть готовы жизнь свою, ежели надо, положить. И защищать её по первому требованию… А я тут порыв настоящего мужчины пытаюсь обломить, ведь мог же Тёр и не ставить меня в известность, а просто сбежать в ополчение, и ищи его потом свищи… И ведь если запрещу я ему сейчас это делать, то так же, шельмец, и поступит — я-то его натуру решительную хорошо знаю… Не-ет, тут тоньше надо действовать…»
— Хотя… Правильные ты слова говоришь, Терентий, как есть правильные. И что запретить я тебе не могу — совершеннолетний ты, и что обязан сейчас каждый мужик страну защищать — правильно. Были бы все такие, как ты, на нас и рыпнуться никто бы не смел…