Тьма. Испытание Злом Федотова Юлия
– Глупости! – резко перебил Кальпурций. – Нифлунги против Тьмы, это всем известно. Если бы они не помогли ее остановить…
Йорген не дал ему договорить.
– Слушай! – велел он тоном заговорщика-убийцы. – Я расскажу тебе то, что ни один человек на свете не знает. Только я, потому что был там и своими глазами видел! Они не помогли остановить Тьму. Они ее остановили! Люди лишь истребляли ее порождения, ничего большего они не могли, светлое колдовство альвов тоже оказалось бесполезным. Нифлунги сделали это, потому что имели власть над Тьмой! Они управляли ей, как управляет тот, кто гонит ее на нас. Мне тогда только исполнилось…
Ему как раз исполнилось тринадцать, и они с братом решили отметить это событие большим куском пирога, самым бессовестным образом уворованного из соседнего лагеря светлых альвов. Шел третий год войны, деревни и села лежали в руинах, люди голодали, жрали всякую дрянь, но у светлых альвов до сих пор не перевелась добрая еда. Пирог стащил Йорген, когда проходил мимо красивого шатра их тана. Дитмар считался уже человеком взрослым, благородным воином, ему такое поведение было не к лицу. Хорошо еще, есть краденое согласился, потому что какой это праздник в одиночку?
Но не успели братья приступить к трапезе, удобно устроившись в сторонке от своего лагеря, под кустом ракиты, как услышали строгий оклик:
– А! Вот вы где! Ищи вас по всему ландлагу!
Голос принадлежал отцу. Но явился ландлагенар Норвальд не один. Рядом шел светлый альв. Вид у обоих был суровый, и у именинника упало сердце, решил, из-за пирога пришли. Но он ошибался, о воровстве и речи не зашло.
– Собирайся, – велел отец резко. – Поедешь с письмом.
– Я, что ли, рассыльный? – возмутился Йорген, не стесняясь присутствия постороннего. Он уже тогда был плохим сыном, кроме того, история с купанием в навозе была до сих пор еще очень свежа в памяти.
Ожидаемой оплеухи не последовало.
– Это письмо доверить простому рассыльному нельзя, – отводя глаза, сказал отец.
И Йоргена это почему-то убедило.
– Ну ладно, – перестал упрямиться он, хотел последовать за отцом, но путь неожиданно преградил Дитмар. Схватил за плечи, прижал к себе так крепко, что, попытайся Йорген вырваться, не смог бы.
– Никуда он один не поедет!!!
– Придется, – бросил отец сквозь зубы.
– Нет, я сказал!!! – Первый раз на памяти Йоргена Дитмар осмелился кричать на отца. Брат был бледен, у него дрожали губы. Он что-то знал или догадывался о чем-то, Йоргену неизвестном, и это что-то пугало его больше, чем гнев отца. – Или поедем вдвоем, или никто не поедет!
Его правая рука потянулась к рукояти меча, и Йорген подумал: «Ой-ой!» Ничего умнее просто в голову не пришло. Он вообще не понимал, что происходит.
Отец не стал доводить сына до греха. Вопреки обыкновению, проявил ледяное хладнокровие, возражал очень спокойно.
– Ты там совершенно не нужен.
Где – там?!
– Он твой родной сын, между прочим, а не овца на заклание! – с ненавистью выговорил Дитмар, и Йоргену показалось, что брат сейчас заплачет.
– Все мы со дня на день под нож пойдем, если он этого не сделает, – криво усмехнулся ландлагенар.
И Дитмар разжал руки.
Ехать оказалось недалеко, лошадь дорогой вела себя примерно, до заката оставался изрядный запас времени, никаких осложнений не возникло. Так что напрасно Дитмар переживал, решил Йорген, подъезжая к назначенному месту и оглядываясь. «Там тебя встретят», – сказал отец на прощанье. «Кто?» – полюбопытствовал он, но ландлагенар отмахнулся сердито: «Хватит болтать, в свое время узнаешь».
Место было приметным, хорошо знакомым любому обитателю Эрцхольма. Называлось оно просто, без затей: берег Кровавого Тролля. Возможно, иноземцев-южан такое название и впечатлило бы, показалось романтическим и зловещим, но, с точки зрения коренных северян, лишь служило свидетельством весьма скудной фантазии либо наивной хитрости того, кто его измыслил. Сколько ему подобных было разбросано по землям Норвальда, Фельзендала, Гаара и Нифльгарда – не счесть! Пещеры Троллей, горы, скалы, кряжи и камни Троллей, Следы Троллей, Пьяные Тролли, Голодные Тролли, и прочее, и прочее в том же духе.
И всякому приезжему, особенно если это был чиновник из столицы, местные жители охотно демонстрировали окаменевшие останки ночного великана, обитавшего некогда в их краю. Показ сопровождался обстоятельным рассказом о том, сколько лет было покойному троллю, сколько народу в целом и чьих родственников поименно он пожрал, какой герой и каким способом его победил. А главное – сколько живых его сородичей до сих пор разгуливает по округе! Особый упор на это делался неспроста. Фельзендальская и Эренмаркская короны давали ощутимое налоговое послабление той части своих подданных, что проживала в местах обитания горных людоедов.
Беда в том, что троллей на свете осталось до обидного мало (даже наступление Тьмы это положение не исправило!), а желающих получить скидку – очень много. На какие только ухищрения люди не шли в ожидании очередной правительственной проверки, призванной установить вновь или в очередной раз подтвердить особый статус их поселения! Подделывали следы троллей с помощью специальных закругленных лопат – да не один-два отпечатка делали, а на много часов пути растягивали их цепочку. Подделывали, стыдно сказать, помет тролля, для чего опорожняли целую выгребную яму и особым образом формовали ее содержимое. Если, хвала Девам Небесным, случался под рукой труп безродного бродяги, его приспосабливали изображать «загрызенного троллем», нанося на мертвое тело соответствующие увечья и обильно поливая его куриной кровью. Когда подходящего трупа не имелось, обходились больным бараном. А уж вытесать из большого ледникового валуна грубую фигуру тролля, установить на видном месте, якобы «давеча туточки окаменел», и наречь местность в его честь – только глупый не догадывался! Приезжие чиновники верили по незнанию и спешили покинуть опасные края, народ посмеивался им вослед, местная же власть о проделках своих подданных знала, но не препятствовала, она тоже оставалась не внакладе. Число же каменных истуканов в северных ландлагах множилось год от года.
Но тот, что стоял в бухте, был настоящим – это Йорген знал доподлинно, кровь нифлунгов позволяла чувствовать такие вещи. Другое дело, окаменел он не «давеча», а лет триста назад, и не «туточки», а выволокли его на подводах из дальнего леса («Зачем добрым господам из столицы далеко ходить, утруждаться?») и теперь каждый год трут песком дочерна, очищают от пятен лишайника, наслоений мха и птичьего помета, чтобы казался свежее.
Тоже подделка, конечно, но в целом картина получилась весьма живописной. Плещутся под низким и серым северным небом холодные волны, тянется вдоль линии прибоя широкая полоса мелкого, добела отмытого морского песка и обрывается голой каменной кручей высокого берега. Мощный валун, напоминающий формой своей огромного лежащего человека, громоздится у подножия ее, и красновато-бурый ручей бежит к морю из-под черного камня по белому песку… Кажется, будто вчера проходил краем скальной гряды могучий тролль, споткнулся, рухнул с обрыва, а подняться уже не успел – превратился под лучами рассветного солнца в мертвый камень, и только живая кровь его еще не иссякла, течет из раны посейчас…
На этого-то тролля, на локоть его, Йорген и взгромоздился, стал ждать, когда его наконец «встретят», потому что безлюдным и пустынным оказался берег. Когда-то здесь сновали шлюпки рыбаков, сохли растянутые на рогатинах сети… Из трех ближайших деревень люди ушли года три назад, в Нидерталь, в Райтвис – подальше от войны, от пожираемого Тьмой Эрцхольма…
Было скучно и тоскливо. Юности свойственно нетерпение, и Йоргену казалось, он просидел так, на злом ветру, не менее полутора часов (на самом деле от силы три четверти прошло). «Ничего не скажешь, веселый вышел праздничек!» – злился ланцтрегер и гадал, сохранит Дитмар до его возвращения весь пирог или не удержится, съест свою долю? Откуда ему было знать, что возвращения его никто не ждет, что молодой лагенар фон Раух в этот самый момент сидит один в своем шатре, прижав пирог к груди, и, вместо того чтобы есть, плачет над ним безутешно, будто не именины брата празднует, а покойника провожает?..
Узкий хищный корабль под прямым полосатым парусом тихо подошел к берегу в тот момент, когда Йорген уже отвязывал кобылу. Он вообразил, будто невнимательно слушал отца, и не к берегу Кровавого Тролля тот его направлял, а к одноименному кряжу, расположенному на лигу восточнее. Время еще позволяло исправить ошибку, и ланцтрегер решил с этим не тянуть. Минута-другая – и они непременно разминулись бы, на горе народам «благословенного Запада», на радость Тьме. К счастью, этого не случилось.
– Веннер эн Арра, ланцтрегер Эрцхольм, ты ли это? – окликнули с корабля.
Йорген вздрогнул. Этим именем люди его никогда не звали. Только нифлунги – «дети тумана и тьмы».
Глава 18,
приоткрывающая темные страницы жизни ланцтрегера Эрцхольма
Нифлунгов он не любил. Почему? Потому что Дитмар еще в раннем детстве передал ему слова тех двоих, что принесли его в дом ландлагенара Норвальда: «матери он надоел», «кусачий, зараза». Старший брат вовсе не хотел настроить младшего против его нифльгардской родни, он сам был слишком мал тогда, чтобы думать о таких вещах. Просто передал дословно, что знал, без всякой задней мысли. Но кому будет приятно подобное о себе услышать? И Йорген невзлюбил мать свою со всем ее родом заодно.
Несколькими годами позже чуть подросшего Дитмара стал мучить навязчивый страх: нифлунги снова придут и брата заберут. «А ты не давайся! – учил он. – Скажешь им: ступайте прочь, нечестивцы! Не прииму из ваших грязных рук ни власти, ни злата, ни женщин! Я сын своего благородного отца и подлой изменой наш славный род не запятнаю! Дураки поганые!» Конечно, он это не сам придумал. Именно так говорил легендарный рыцарь Гетель Золотой Лев, когда враги льстивыми речами и посулами склоняли его к предательству. Только «дураков поганых» Дитмар прибавил от себя.
Предчувствия не обманули. Нифлунги явились. «Отдавай сына, человек, нашему конунгу нужен наследник». Верно, прокляли суровые северные боги мать Йоргена за отказ от ребенка, сделав с тех пор бесплодной. И дед его, будучи конунгом Нифльгарда, послал в Норвальд за пятилетним внуком-полукровкой. Однако тот имел на жизнь собственные планы. Изложил слово в слово, как было велено, потом плюнул под ноги посланцам, убежал и спрятался на чердаке. Ландлагенар Рюдигер веселился от души, нифлунги ушли ни с чем. Братья фон Раух чувствовали себя победителями. А кого обычно побеждают? Врага! Да, именно так и относился Йорген к родне по материнской линии. И ничего общего с ней иметь не желал.
…Но на зов откликнулся – глупо было отмалчиваться, ведь не за тем его сюда прислали.
– Йорген фон Раух, ланцтрегер Эрцхольм к вашим услугам!
Высокий черноволосый нифлунг с холодными светлыми глазами на злом лице, перемахнув через борт, спрыгнул в воду, приблизился широким шагом, принял свиток с письмом из рук Йоргена. Сломав печать, пробежал глазами, спрятал за пазуху, развернулся резко и, уходя уже, бросил через плечо:
– Следуй за мной! – Это звучало как приказ.
Йорген не сдвинулся с места – с какой стати?! Почему этот чужак вообразил, будто имеет право распоряжаться людьми? Он так прямо его и спросил: по какому праву?
Тень понимания и сочувствия скользнула по лицу нифлунга.
– А, так тебе не сказали… Ну, читай сам, ежели обучен…
Письмо вернулось в руки Йоргена. Должно быть, он и впрямь выглядел неграмотным в ту минуту. Водил, водил взглядом по красивым четким строчкам, выведенным знакомой рукой отцовского писаря, но смысл их терялся за нагромождением длинных витиеватых фраз.
Наверное, нифлунгу надоело ждать. Он заговорил, но тоже длинно и витиевато, будто назло:
– Людям и светлым альвам не дано справиться с Тьмой, силы, способные одолеть ее, им не подвластны. Уразумев это, твой отец, ландлагенар Норвальд, обратился к своему бывшему тестю, нашему конунгу, с просьбой о помощи. Дотоле мы не желали вмешиваться в вашу войну, нам безразлично, Свет или Тьма будет править миром… или, во всяком случае, не столь важно, чтобы ради победы одной из сторон идти на смерть. Но посланцы людей и светлых альвов были настойчивы в своих просьбах, и тогда наш конунг велел спросить ландлагенара Норвальда, предводителя армии людей: чем именно готов пожертвовать он лично, чтобы оплатить жизни тех, кто погибнет в этой битве? Он прислал тебя, Веннер эн Арра. Ты – жертва его. Ты пойдешь с нами, или мы не выступим завтра против Тьмы!
Йорген больше не спорил, молча трусил следом за провожатым, всем видом изображая покорную жертвенность и смирение с горькой участью своей. На самом деле ему было легко и весело. Молодец папаша! Ловко обвел «бывшего тестя»! Нифлунги, должно быть, воображают – любимое чадо ландлагенар Норвальд от сердца оторвал! Ха! Как бы не так! Овцу им на заклание подсунул – паршивую! Второй, нелюбимый сын, да еще и полукровка! Разве это цена?.. Впрочем, будь он даже самым дорогим и любимым первенцем, Йорген все равно не понимал, каким образом одна-единственная жизнь его может оплатить все военные потери Нифльгарда? Как ни крути – неравноценный обмен, чистое надувательство!.. Только бы нифлунги не догадались, только бы не догадались, упасите Девы Небесные! Это было единственное, что тревожило тогда Йоргена.
Рассекая острым носом холодные серые волны, корабль быстро уходил к северу, и Йорген решил, что его везут в Нифльгард. Он ошибался. Весь путь занял менее двух часов. Они пристали к берегу возле разоренного Тьмой села Верхние Следы, у северного подножия Фенн. «Я бы сюда и своим ходом прекрасно добрался, – подумал ланцтрегер с усмешкой. – Охота же была нифлунгам целый корабль гонять! Вот дураки-то!» Что поделаешь, не понимал он тогда тайной сути происходящего, древний, сложный и опасный ритуал родительского жертвования воспринимал как полнейшую бессмыслицу.
…Таким же унылым и пустынным, как в бухте Кровавого Тролля, было побережье, только вместо каменной гряды обрыва вставала стена леса, высоченные сосны с янтарными стволами и неопрятными метелками крон тянулись к холодному небу. «Куда они меня ведут? – размышлял Йорген, взбираясь следом за провожатым по лесистому склону Вдовьего кряжа. – В этой богами забытой глуши и в мирное-то время нечего было делать, не то что теперь!» Он был в полном недоумении, но память услужливо подсказала: там, на вершине холма, на лысой его макушке, есть древнее капище, неизвестно каким народом воздвигнутое, неизвестно каким богам посвященное. «Ну, значит, там меня и зарежут!» – понял он, слишком буквально восприняв слова о «жертвенной овце». И снова оказался неправ.
То есть капище было на месте – нагромождение гранитных валунов, выложенных в форме кольца, – но нифлунги не обратили на него ни малейшего внимания, равнодушно прошли мимо. Их настоящая цель находилась дальше, по ту сторону кряжа. С высоты его лысой макушки открывался вид на бескрайнюю равнину, уходящую за горизонт. Там начинались Северные пустоши – суровый, почти безжизненный край, созданный богами не для людей. Там никто никогда не селился прежде, но теперь вся долина у подножия кряжа оказалась густо уставлена черными и серыми походными шатрами – будто стая ворон слетелась на поле. Это встало лагерем войско Нифльгарда в ожидании скорой битвы.
…И еще Йорген увидел Тьму, впервые за все годы войны. Не полчища безобразных порождений ее, атакующих в ночи, а саму Тьму как она есть. Она оказалась совсем не той, что ему представлялось. Воображение рисовало непроницаемую пелену низких черных туч, клубящихся и зловещих, озаряемых грозными сполохами зарниц… Но то, что он увидел, тучами даже назвать было нельзя. Скучная грязно-серая дымка затянула северный горизонт, небо казалось испачканным, запыленным. Хотелось взять тряпку и вымыть его как следует. Тьма не рождала темноту и страх – лишь сумрак и тоску…
– Давай-давай, не останавливайся! – легонько подтолкнул его в спину провожатый, и они спустились в лагерь.
Долго пробирались меж шатров, костров, мусорных ям, баков с водой, веревок с развешанным исподним и прочих деталей, образующих лагерный быт. На них никто не обращал внимания, изредка равнодушно кивали провожатому, чужака же игнорировали вовсе, и Йорген почувствовал себя уязвленным. «Вот и присылай вам жертву! А вы на нее даже смотреть не желаете!» Право, в те годы по юношеской глупости ему больше польстило бы быть торжественно зарезанным на древнем капище! Нет бы сообразить, что простые воины, расположившиеся в этой части стана, были просто не осведомлены о происходящем и видели в нем не таинственного посланца чужого народа, призванного оплатить их жизни своею, а всего лишь мальчишку-соплеменника, коих по округе рыскало немало. Он был схож с ними почти неотличимо, но ему-то казалось – разве можно принять за нифлунга того, кто на целую половину – человек?! В общем, было ему обидно только что не до слез.
Однако положение вскорости заметно исправилось. Ближе к центру лагеря на них стали оглядываться, провожать взорами, слышался шепот за спиной.
– Жди здесь! – Сопровождающий оставил его возле входа в огромный и богатый черный шатер, а сам скрылся внутри. Ждать Йорген не умел и очень скоро вообразил, что про него просто забыли. Решил сам пробраться внутрь, разведать что и как. Но тут не обошлось без внутренней борьбы. Более благоразумная часть его натуры говорила, что не следует лезть, куда не звали, это по меньшей мере невежливо. Другая, отчаянная и бесшабашная, отвечала, что «овца на заклание» вовсе не обязана быть вежливой, ей уже совершенно безразлично, что будут думать о ее воспитании. Если же существуют какие-то правила, коими «жертва» должна руководствоваться в своем поведении, так не худо было бы отцу или нифлунгам их ему растолковать. А раз они этого сделать не удосужились, пусть пожинают плоды собственной небрежности. Так он рассудил и совсем уж было собрался лезть в шатер, как его окликнул детский голос, заставил обернуться.
Это был парень примерно одних с ним лет, такой же тощий, черноволосый и желтоглазый, как все вокруг. Лук за спиной у парня был хорош, это Йорген сразу заметил – эх, ему бы такой лук! Зато меч – совсем дрянной и вообще как бы еще не детский! Должно быть, тот сам это понимал, потому что, перехватив взгляд Йоргена, постарался стать вполоборота, чтобы оружие было меньше заметно, и спросил поспешно:
– Ты – тот, кто послан нам людьми?
– Он самый, – подтвердил ланцтрегер с достоинством.
– Тебя зовут Веннер эн Арра?
– Меня зовут Йорген фон Раух, – это прозвучало не без вызова.
Мальчишка отступил на шаг, склонил вбок голову, критически оглядел собеседника.
– Ты совсем не похож на человека, – подумав, заключил он. – Зачем ты живешь с людьми?
– Где родители решили, там и живу, – отозвался Йорген мрачно.
Парень презрительно хмыкнул, типа вот еще маменькин сынок, все за него решают!
– Вот если бы меня отец с матерью вдруг захотели заставить жить у людей, я бы все равно ни за что не согласился, обязательно сбежал бы!
– Ну знаешь, если бы меня заставляли жить у нифлунгов, я бы тоже сбежал! – очень спокойно ответил он, и мальчишка взглянул на него с ненавистью.
– Что же теперь не бежишь? Смотри, тебя никто не держит!
Йорген продолжал хранить вид, полный невозмутимого достоинства, ему нравился этот разговор.
– Сейчас война. Мой отец – ландлагенар, я – ланцтрегер. Он имеет право приказать, я обязан подчиниться. Мне велено быть здесь, и я не побегу, потому что это было бы дезертирством.
– Ну и дурак! – огрызнулся нифлунг. – Значит, ты ночью умрешь!
«Тоже мне новость поведал!» – усмехнулся Йорген про себя, а вслух спросил:
– Почему?
Он рассчитывал услышать о жертвоприношении, но мальчишка в ответ лишь скуксился:
– А все мы ночью умрем… – Чувствовалось, как ему этого не хотелось.
«Неженка!» – подумал Йорген и, уже не обращая на него внимания, ввалился в шатер с твердым намерением заставить окружающих вести себя уважительно по отношению к Эренмаркской короне в его лице.
И заставил-таки! Высокий важный нифлунг, одетый по-королевски (вскоре Йорген узнал, что это и есть его родной дед – конунг), собрался было выставить вон юного нахала, но подумал – и не стал, пригласил к столу. Правда, повлияло на его решение не столько почтение к чужой короне, сколько родная кровь. Очень уж тощим и заморенным выглядел новообретенный внук, захотелось накормить напоследок. Потому что за морем уже разгорался закат и жить мальчишке оставалось считаные часы.
Ночью был бой. Ох, не первый в жизни тринадцатилетнего именинника! Ничего особенного, решил он для себя. Твари как твари, уже убивали таких. Разве что лезет их больше обычного, будто нарочно кто подманивает.
Когда твари этой странной породы впервые объявилась в Норвальде, их поначалу сочли бесплотными гайстами и обрадовались. Потому что гайсты – одни из самых безопасных порождений Тьмы. Они могут иметь сколь угодно грозный облик, но единственный вред, который способны причинить человеку, – это перепугать до смерти. Когда-то их было мало, и подобные забавные казусы порой случались. Бывало, особо чувствительная дама встретит в коридоре родового замка громыхающий цепями призрак с окровавленной головой под мышкой – и не выдержит ее слабое сердце. Или запоздалый путник, спеша глухой полночью мимо кладбища, увидит вдруг за оградой белую лошадь либо черного пса-грима, и найдут его мертвым поутру…
За три года войны белых лошадей Йорген перевидал целые табуны, черных псов – своры, про обезглавленных предков и молодых удавленниц говорить не приходится. На них уже никто не обращал внимания – привыкли. В бою они, правда, здорово мешались – лезли под руку, отвлекая внимание от действительно опасного врага. И еще умели ловко добивать раненых. Повиснут над человеком и тянут, тянут из свежей раны жизненную силу… Тут главное – вовремя ткнуть тварь мечом, железа она боится.
Новые твари не боялись ничего, кроме огня. В дополнение к грозному облику обладали огромными острыми клыками, легко рвущими живую плоть и ломающими кости. И собственная плоть у них тоже была – прозрачная, будто у пещерной рыбы! Огромные – в два человеческих роста высотой, коротконогие и длиннорукие, с горбатым загривком, узким зубастым рылом, истекающим зловонной слюной, вечно голодными желтыми глазами, они были омерзительны и одним лишь видом своим внушали такой ужас, что все кладбищенские лошади должны были бы околеть от зависти!
А потом перестали внушать – привыкли люди. И, глядя на приближающиеся в кромешной тишине вражьи орды, Йорген недоумевал: чего это нифлунги панику развели, помирать собрались? Первый раз увидели, что ли? Клары как клары, убивали мы таких! Главное, огня не жалей, и выживешь, дадут боги!
Нифлунги не жалели. Вот только непростой это был огонь. Вместо того чтобы тыкать в морду врага горящей головешкой или специальным смоляным факелом, они били огненными шарами! Самыми настоящими, колдовскими! Они были колдунами, все до единого, начиная с самого конунга и заканчивая сопливым мальчишкой, которому так не хотелось помирать! Йорген даже представить себе не мог, что в природе существует такая пропасть колдунов! Это куда же катится мир?! Куда, спрашивается, смотрят Девы Небесные?!
А главное – он сам к ним присоединился, хотя никогда прежде не учился колдовству. Кто-то из старших, оказавшихся рядом, зарычал на него: «А ты что встал столбом?! Бей!!!» И он стал бить! Огненными шарами, большими и яркими. Они скатывались с кончиков пальцев, они были раскаленными добела, но рук не обжигали, только пощипывали кожу… Откуда к нему вдруг пришло это невероятное умение? Ответа он не знал, но удивляться не стал. Колдовство оно и есть колдовство, от него чего угодно можно ждать!
Даже самого страшного.
Опытным глазом воина Йорген сразу, в самом начале сражения, заметил, какой нелепой была расстановка сил в строю нифлунгов. Почему-то весь передний край занимали сопливые малолетки и зеленые юнцы (и он в их числе). Взрослые же, бывалые воины почти все оказались в задних рядах, лишь единицы из них маячили впереди, возвышаясь на голову над низкорослым строем. Йорген счел их командирами десятков и сотен или заграждающими, приставленными на случай, если молодежь побежит.
Второе оказалось ближе к истине, только еще хуже. Уже несколько часов шел бой, и натиск тварей вроде бы ослабевал. Было весело, было интересно – никогда прежде Йоргену не доводилось сражаться таким диковинным способом. Обычной усталости не чувствовалось, невесомые шары метать – это вам не мечом размахивать. Потери были большие, но с кларами всегда так, очень уж они проворны. В общем, рядовая битва, явно сулящая победу «своим»…
Должно быть, отточенное годами войны чувство близкой опасности заставило Йоргена в какой-то момент обернуться назад – и увидеть, что строй прорван! Огромная прозрачная тварь металась в кольце молодых нифлунгов, а те, вместо того чтобы разить ее огнем, испуганно пятились, будто все разом колдовать разучились. К счастью, подоспел один из взрослых, уложил чудовище одним верным ударом – и странный, горестный вздох прокатился по толпе юнцов, когда, коротко вспыхнув, рассыпалось искрами прозрачное тело. А в следующий миг случилось непостижимое! Тот парень, что стоял в строю рядом с Йоргеном и пару раз прикрыл ему спину, вдруг вскрикнул, будто в него попали стрелой. Но никакой стрелы не было. И парня самого – не было! Вместо него вздымалось, разрасталось на глазах что-то мерзкое, призрачно-прозрачное. Трещала по швам одежда, сваливалась клочьями… Минута – и на месте нифлунга стоял самый настоящий клар!
Вот это был УЖАС. Он стоял и не знал, как быть. Ударить огнем? Но ведь это свой, свой! Вдруг еще можно все исправить, можно его спасти?!
Все тот же заграждающий разрешил его сомнения одним прицельным ударом. И понеслось… Передние ряды редели на глазах, защитники переходили на сторону нападавших. Еще скованные и неуклюжие, еще ошеломленные своим преображением – их убивали быстро. Убивали собственные старшие братья и отцы…
Ему больше не было весело, хотя битве уже подходил конец и враг бежал. Ему не хотелось жить. К тому моменту, когда небо над Феннами порозовело и бойня прекратилась сама собой, он уже совершенно отупел от усталости и тоски. И заметив, что собственные руки его стали по локоть прозрачными, не испытал ничего, кроме глухого раздражения. Подошел к первому попавшемуся нифлунгу, продемонстрировал сердито:
– Вот что у меня!
– Пшли, – небрежно велел тот.
И привел Йоргена в яму. Ее вырыли специально накануне. Проходя мимо землекопов, ланцтрегер тогда еще подумал, зачем такая нужна? Шагов десять в поперечнике, с плоским дном и вертикальными, не успевшими осыпаться стенками, высоту которых увеличивала насыпь из вынутого грунта… Теперь стало ясно зачем. Много молодых ребят сидело в ней, и руки у всех были прозрачными, так что просвечивали кости. Это было занятное зрелище, особенно когда шевелишь пальцами, и самые младшие были им очень увлечены. Те, что постарше и поумнее, сидели подавленные, обреченно ждали своей участи. Парень с детским мечом, тот самый «неженка», нашелся здесь же. Лениво кивнул Йоргену:
– Хочешь, садись со мной.
Он принял приглашение, устроился рядом, у стены.
– У тебя сколько, покажи? – спросил нифлунг с вялым любопытством.
Йорген понял, о чем вопрос, и показал.
– Ну ты точно труп, – заключил собеседник с удовольствием, у него-то изменились лишь самые кисти, даже запястья оставались нетронутыми. – Можешь даже не надеяться.
А он и не надеялся, ему уже все равно было, казалось, ночное сражение саму душу выело. Хотелось только спать, и он заснул, не обращая внимания на тех, кто стоял на насыпи, готовый в любую секунду ударить огненным шаром…
Когда проснулся – «неженки» рядом уже не было и яма опустела наполовину. Сверху упала веревка. Оставшимся крикнули: «Вылезай по одному». Толкаясь и переругиваясь, они стали подниматься, и Йорген понял, что опасность миновала. Из ямы он вылез последним, потому что никуда не спешил. Хотя наверху его уже ждали. Вчерашний провожатый грубо уцепил его за плечо, повел в шатер конунга.
– Надо же, выжил! – слышал Йорген по пути. Нифлунги, измученные и бледные, с красными от усталости и слез глазами, неприязненно шипели вслед. – Кто бы мог подумать? Ведь полукровка…
– А может, оттого и выжил? Человечья кровь…
– Да ерунда! Человечья кровь еще хуже! У людей колдунами одни старики…
– Все потому, что род сильный… Передалось… Наших нет, а этот живой…
– Живой… А наши…
В общем, жертва не удалась, понял Йорген и рассмеялся вслух.
А потом оглянулся случайно и увидел: северный горизонт был чист и светел, следа не осталось от вчерашней мутной пелены!
Вот так в легендарной битве у Вдовьего кряжа была остановлена Тьма…
Глава 19,
в которой колдовской жезл меняет цвет, Кальпурций хочет кричать на рыночной площади, а ланцтрегер фон Раух мыслит стратегически
– …Вот так была остановлена Тьма, – завершил Йорген свой рассказ. – Посредством настоящего черного колдовства! Это не просто битва была, а какой-то жуткий древний ритуал, с принесением жертв и прочей мерзостью. Подобное искореняли подобным, вот в чем смысл!
– А почему они все преобразились, те дети? – плохо скрывая дрожь в голосе, спросил Кальпурций, история произвела на него сильное впечатление. Еще очень свежи были в памяти те жуткие часы, когда он сидел у постели покусанного Йоргена с осиной в руках и ждал, превратится или нет… Каково же пришлось злосчастным нифлунгам, отцам и братьям погибших в яме мальчишек?!
– Потому что всему свое время! – ворчливо ответил ланцтрегер, он счел, что друг думает не о том, отвлекается от сути. – Практиковать истинно черное колдовство безнаказанно способен лишь тот, кто прожил на свете не менее четверти века. А кто поспешит с этим делом, рискует обернуться кларом и душу его Тьма пожрет изнутри.
– Зачем же они допустили до такого своих детей?! – негодующе вскричал Тиилл. – Если знали, что они погибнут?!
Йорген негодующе фыркнул:
– А я тебе о чем толкую?! Это был ри-ту-ал! Черный, колдовской! Посредством которого нифлунги управляли Тьмой! Которой они сродни! И я наполовину ей сродни! И книга твоя – черная! Понимаешь теперь?!
Но Кальпурций уже справился с эмоциями и мог рассуждать здраво.
– Глупости! Ты сам себе противоречишь. Если ты сродни Тьме и книга черная – зачем ей было тебя бить чуть не насмерть?! Видел бы ты себя со стороны, когда лежал… – Он вздрогнул от страшного воспоминания и забеспокоился: – Кстати, ты хорошо себя чувствуешь? Не рано поднялся?
– Прекрасно я себя чувствую! – отмахнулся ланцтрегер и потребовал: – Продолжай!
– …Так вот! – вещал дальше Кальпурций, меряя шагами помещение, как наставник перед школьной доской. – Одно из двух. Либо ты принадлежишь Тьме и светлая волшебная книга не далась тебе в руки, почуяв скрытую угрозу. Либо она действительно черная и, распознав в тебе давнего и многоопытного противника Тьмы, решила уничтожить. Логично?
– Логично, – признал Йорген. – Лично мне второй вариант больше нравится! Только что нам это дает? Как теперь быть?
– Пока положение не прояснится, будем следовать изначальному плану. Попытаюсь восстановить карту по памяти, хотя бы в общих чертах. Двинемся на восток, чтобы не тратить время зря, а по пути постараемся разобраться, что к чему. Уверен, в мире найдется немало мудрецов, способных помочь нам советом и делом!
…Так было решено, и уже на следующий день они снова двинулись в путь.
А восстанавливать карту по памяти Кальпурцию не пришлось. Буквально через час после их разговора он заглянул в библиотечный зал, сам не зная зачем. Будто повлекло его туда! И первое, что увидел, войдя, была книга! Лежала, раскинув страницы, на прежнем месте, будто и не покидала его никогда.
Не без опаски коснулся ее страниц молодой Тиилл, но все было мирно. Наскоро перечертив план, он поспешил обрадовать друга: нашлась!
– От меня скрывалась, – решил тот. – Все-таки она черная!.. Или это я?!
Каким-то нехорошим вышел их отъезд, поспешным, будто бегство. Кальпурций наскоро распрощался со встревоженными родителями, Йорген и Илена так и не успели собраться с духом, чтобы открыть друг другу кое-какие свои переживания и чувства. Правда, девушка еще надеялась, что нежные взгляды, которые она дарила ему на прощанье, способны сказать о многом. С другой стороны, она выросла в обществе трех братьев, и опыт этот давал ей веские основания считать, что в некоторых вещах, особливо касающихся тонких душевных сфер, даже лучшие из мужчин порой оказываются удивительно бестолковыми. Так что уверенности у нее не было, и бедняжка страдала. Смотрела в спины удаляющимся всадникам и плакала, не скрывая слез. А родители умилялись: вот как трогательно их дочь провожает любимого брата.
Йорген тоже страдал. Увы, не столько из-за разлуки с любимой (хотя было и это), сколько из-за отбитых накануне ребер. Боль почти не беспокоила при ходьбе, но стоило провести несколько часов верхом, и путешествие превратилось в пытку. Но признаваться в том спутнику не хотелось: будет переживать, еще, чего доброго, к лекарям потащит. Он нарочно придерживал коня, отставал, чтобы Кальпурций не заметил его бедственного состояния, которое – он был убежден – скоро улучшится само собой, когда организм попривыкнет к седлу.
Однако время шло, а лучше ему почему-то не становилось. Ланцтрегер терпел, терпел, ему уже начинало казаться – еще пара минут, и он просто свалится на дорогу, коню под копыта, и, может быть, даже помрет.
Спасение пришло в виде очаровательной маленькой харчевни под черепичной крышей, примостившейся справа у дороги.
– Есть хочу!!! – возопил страдалец и с резвостью, какую сам от себя не ожидал, выскочил из седла.
– Господи! Да что же ты так оголодал-то, бедный?! Вроде бы только что из дому! – От удивления Кальпурций заговорил ну в точности как его старая няня, даже руками всплеснул. Он привык, что спутник его к еде относится спокойно, откуда вдруг такая страсть?!
…Беда в том, что есть Йорген не хотел совершенно. Сидел, вяло ковырял кусок ветчины – тянул время. Кальпурций начал замечать неладное.
– Что-то вид у тебя, друг мой, печальный!
Еще бы! Опечалишься, пожалуй, если все кости болят!
– Мне жаль так скоро покидать твою благословенную родину, – ответил ланцтрегер. – Я не успел познакомиться со столицей, мы не разыскали мудреца, способного пролить свет на природу колдовского жезла…
– Да мало ли в Силонии мудрецов! Впереди три больших города, встретим кого-нибудь, не возвращаться же назад! – отмахнулся Кальпурций. И вспомнил: – А кстати, где жезл?!
– Как – где? Во вьюке, на коне…
– Ты с ума сошел?! Оставлять такую вещь без присмотра! Мало ли что? А вдруг коней сведут?!
– У вас в Силонии крадут лошадей?! – Йорген был удивлен до глубины души. – Мне казалось, в государстве столь просвещенном никакое воровство невозможно…
– С какой стати?! У нас обычная земная империя, а не чудный Регендал, и живут в ней простые люди, а не Девы Небесные. И зегойны кочуют по северным провинциям – эти чужого коня прямо из-под седока сведут, не то что от коновязи. Надо немедленно забрать жезл!
Не на шутку встревоженный Йорген вскочил, хотел бежать во двор… но вместо этого снова плюхнулся на лавку. Тело отказалось служить окончательно.
– Что с тобой?! – испугался Тиилл. – На тебе лица нет!
– Вино! – Йорген обвиняюще указал пальцем на кружку, из которой едва пригубил. – Забористое оказалось.
– Такое вино у нас детям наливают, – рассердился друг. – Хватит морочить мне голову, признавайся, в чем дело?!
Ланцтрегер нехотя признался.
– Что же ты раньше молчал?! – Кальпурций Тиилл был возмущен, расстроен и растерян. – А если бы ты свалился по дороге, что бы я с тобой делал, скажи на милость? И что нам делать теперь? Давай велю за лекарем в столицу послать, что ли?
– Для начала забери жезл из вьюка, – напомнил Йорген. Он очень хорошо знал, что некоторые хвори исцеляет не лекарь, а исключительно время.
…К счастью, коней еще никто не успел свести, и жезл был на месте.
– Держи! – Кальпурций протянул спутнику сверток. – И учти. Умные люди «неотъемлемой собственностью Эренмаркской короны» где попало не разбрасываются.
– Учту-учту… Ай! – В тот момент, когда рука ланцтрегера коснулась жезла, он почувствовал что-то похожее на толчок. Испугался страшно. Неужели после происшествия с книгой ВСЕ предметы колдовского свойства намерены размазывать его по стенам?!
К его великой радости, сильного удара не последовало. Осторожно, осторожно, стараясь не вызвать нового толчка и не привлечь внимания окружающих, Йорген развернул рогожу. Зачем? Он и сам толком не знал, просто любопытство разобрало: чего вдруг артефакт задергался? Но тот смирно лежал у него на коленях, испуская зловещий красный свет – как все последние дни. Ничего необычного. Словно желая убедиться в отсутствии странностей, Йорген опасливо дотронулся пальцем до древка… И в этот миг будто волна приятного, ласкового тепла прокатилась по всему его телу. Колдовской шар последний раз полыхнул огнем – и потух. А секунду спустя осветился вновь, но уже не кроваво-красным, а нежно-жемчужным, с переливами…
Прошло еще сколько-то времени, прежде чем Йорген осознал: у него больше не болит ничего! Ни отбитые ребра, ни шишка на затылке, ни та деликатная часть тела, которая за время отдыха успела отвыкнуть от седла. Он был здоров, бодр и голоден! Какой еще лекарь?! Не надо никакого лекаря! В путь, в путь немедленно, к чему терять драгоценное время? Вот только ветчину быстренько доест – и вперед!
Надо сказать, перемена, случившаяся с Йоргеном, напугала Кальпурция куда больше, чем предшествующее ей недомогание. Он счел ее опасной формой нервного расстройства и хотел уже звать людей. Пришлось открыть ему причину чудесного исцеления.
– Ты уверен? – Настроившийся на худшее Кальпурций не мог так быстро успокоиться. – Тебе не почудилось?
– Суди сам! – Йорген продемонстрировал ему жезл. – Видишь, цвет поменялся? И спина не болит.
– Так-то оно так, – покачал головой силониец, – но, друг мой, ты уверен, что эта перемена к добру?
– Откуда же мне знать? – пожал плечами ланцтрегер. – Колдовство – дело темное и непредсказуемое. В данный момент оно пошло мне на пользу – спасибо и на том. А что будет дальше, посмотрим… И вообще, нужно поскорее найти человека, сведущего в тайных искусствах. Мне надоело действовать наугад!
… – Друг мой, не обижайся, но я должен сказать тебе одну вещь… – начал Кальпурций издалека, ему было неловко.
Минуло семь дней, как они покинули Аквинару, три больших города остались позади, а мудрого совета им так и не удалось испросить. Ни один из магов, практикующих в тех городах, сына судии почему-то не устраивал. То слишком молод, то слишком стар, то вид недостаточно мудрый или слава недостаточно добрая…
На самом деле это были лишь отговорки. Другая причина влекла его прочь от их дверей, и назвать ее другу он никак не решался. Но вот они въехали в Лезию – последний крупный город на пути к границе, – и тянуть дальше стало невозможно. Йорген, хоть и отличался характером легким и снисходительным, уже начинал раздражаться: «Один тебе нехорош, другой нехорош! Так мы никогда не узнаем правды. Ты бежишь от колдунов, как шторб от осины! В чем дело, ответь?»
И Кальпурций решился:
– Понимаешь, я подумал… Подумалось мне вдруг… То есть не вдруг, а тогда еще…
– Ну же, говори, не тяни! Ты меня, право, пугаешь! Что тебе подумалось?
– Видишь ли, мой отец… Он ведь не последний человек в нашей стране…
– Знаю. Третье лицо в империи после самого императора и кого-то там еще. Дальше.
– …Имя его известно далеко за пределами Аквинары… Оно… как бы это выразиться? Оно служит символом правосудия, поэтому никто из представителей нашей семьи, нашего славного рода Тииллов, не смеет бросить на него даже малейшую тень… Ты меня понимаешь?
– Нет! – выпалил Йорген от души. – Решительно не понимаю! Ты говоришь так, будто мы собрались не совета у колдуна просить, а по меньшей мере связать его и ограбить!
Представитель славного рода с досадой махнул рукой:
– Ах, ну при чем здесь грабеж, когда о Тьме речь идет! Разве хорошо, если по стране пойдут слухи, что наследник судии Вертиция Тиилла имеет связь с силами зла?!
– В смысле со мной, что ли? – уточнил Йорген очень спокойно.
Слова друга его нисколько не задели, зря тот переживал. Напротив, он был даже доволен, что Кальпурций наконец воспринял его собственные опасения всерьез. Но тот поспешил загладить воображаемую неловкость:
– Ну почему непременно с тобой? А книга, а колдовской жезл? Откуда нам знать, что ни один из этих артефактов не принадлежит Тьме?!
– Верно, – согласился ланцтрегер. – Один из двух обязательно должен ей принадлежать!
– Обязательно?!
– Конечно! Суди сам. Книга меня покалечила, жезл исцелил. В зависимости от того, что именно являю собой я, один из этих предметов темный, другой светлый… И знаешь, что-то я не слышал прежде, чтобы светлая магия поддерживалась пролитой кровью. Тогда, во время сражения, жезл впитал много силы, которую затем отдал мне… Ох, чует мое сердце, без Тьмы тут не обошлось! – Йорген совсем загрустил. – Действительно, зря ты со мной связался… Может, лучше…
– Прекрати! – оборвал Кальпурций жестко. – Мы беремся судить о вещах, в которых ровным счетом ничего не смыслим! Единственное, о чем я хотел просить, – это не обращаться к магам нашим, силонийским, а сделать это, как только покинем границы империи! И хочу, чтобы ты понял одно. Принадлежишь Тьме ты лично или не принадлежишь – мне все равно! Ты мой друг, я обязан тебе жизнью и свободой. И если будет нужно, я готов об этом хоть с трибуны сената заявить, хоть на рыночной площади прокричать…
– Не надо! – испуганно перебил Йорген. Слова Кальпурция звучали столь решительно, что ланцтрегеру показалось, будто тот намерен сию же минуту привести их в исполнение. Разумеется, трибуны сената он в Лезии не нашел бы, зато рыночная площадь имелась, именно на ней и происходил весь разговор – кричи сколько угодно! – Не будем ничего объявлять, пока в том нет нужды! Лучше поспешим в путь, до вечера еще далеко.
…За спиной садилось солнце, тонуло в розовых облаках. Впереди вырастала мрачная громада Ифийского хребта, и небо над ним было уже совсем темным, ночным, и бледный серпик молодого месяца уже показался над вершинами гор. Пыльная дорога стрелой пролегла по предгорной равнине, и два всадника на отличных скакунах знаменитой гартской породы мчались по ней к востоку. Больше в округе на множество лиг не было ни одной живой души.
Дорога совсем обезлюдела за последнее десятилетие. Прежде по ней шли вереницами караваны из Степного Гарта, Вашаншара, земель Со… Но Тьма изменила привычные торговые маршруты, вынудила и закоренелых степняков, и обитателей недр Альтберга возить товар морем. И старый Лезийский тракт стал никому не нужен. Дождь и ветер разрушали его, и некому было чинить. Пост пограничной стражи у перевала Далигалы был снят уже лет пять как. Обитатели маленьких придорожных сел, живших мелкой торговлей, разведением коз и сыроделием, постепенно ушли на запад, подальше от опасного соседства с ифийскими разбойниками, поближе к плодородным землям центральной Силонии. Восточные предгорья империи, и в старые-то времена небогатые из-за скудости своих каменистых почв, пришли в полнейшее запустение. Хорошо, если раз в месяц проезжал по дороге случайный путник, а то бывало и реже.
И это, пожалуй, к лучшему, так решил для себя Кальпурций. Он был рад, что никто их не видит, а значит, не усомнится в здравии их рассудка. Ведь каким же это психом надо быть, чтобы ехать на восток на ночь глядя?! А они ехали!
Конечно, это была идея Йоргена. Благоразумному Кальпурцию подобная дичь просто в голову не могла прийти. Он всего-то навсего обмолвился накануне, выразил опасение, как бы им снова на разбойников не нарваться! Совсем неподалеку от этих мест – всего в пяти-шести часах пути – было много месяцев назад разгромлено его маленькое войско.
Отец предложил набрать новое, и друг Йорген сначала был не против. Пока не обнаружил, что не о наемниках-северянах идет речь – ничего общего не желал иметь с этим беззаконным сбродом судия Вертиций, а о доблестных легионерах империи. Тогда он отказался категорически.
– Скажи отцу (только от своего имени, сам я стесняюсь с ним спорить), – велел он, – что для открытого боя два-три десятка человек – это слишком мало, для тайной вылазки – слишком много. Вдвоем у нас по крайней мере будет надежда пробраться через перевал незамеченными.
Кальпурций сказал. Вертиций Тиилл счел этот довод убедительным и стал подумывать, не обратиться ли к императору с прошением выделить для сопровождения сына через границу целый легион. Но этому воспротивился уже сам Кальпурций, ему не хотелось лишней огласки. Будет новый поход успешным или опять принесет неудачу – пока большой вопрос, зачем привлекать к нему внимание силонийского общества, превращать сугубо приватное мероприятие в дело государственного масштаба?
И снова отец признал слова сына разумными. Но чем дальше от безопасной Аквинары, чем ближе к грозному Далигальскому перевалу, тем меньше они казались таковыми самому Кальпурцию. Он не был трусом, но старые душевные раны способны порой ослабить даже самого отчаянного смельчака… Вот так же, по этой самой дороге, однажды проходил его отряд. Молодые, веселые парни, полные жизни и счастливых надежд. Они смеялись над опасностью, они никого и ничего не боялись на этом свете. Непобедимые Железные легионеры!.. Он видел, как они умерли, все до единого. Он помнил – и воспоминания эти рождали гнетущий страх. Он терпел, сколько мог, но зловещий вид приближающихся Ифиев сломал последние бастионы в его душе. И Кальпурций не выдержал, поделился своими переживаниями с другом.
Тот размышлял над его словами долго – наверное, целых пять минут. А потом выдал такое, отчего красивые золотистые волосы силонийца стали дыбом!
Мыслить стратегически – вот что предложил он. И предложение было принято, поскольку собеседник не подозревал еще, куда оно, такое невинное с виду, может их завести.
– Давай мыслить стратегически. Установка такая: нам надо миновать перевал, не столкнувшись с разбойниками. Как это сделать с учетом особых условий? Днем в Ифийских горах разбойников полно – это первое. Ночью в Ифийских горах темных тварей мало – это второе. То есть день здесь опаснее ночи. Так какой же следует вывод?
– Какой? – переспросил молодой Тиилл.
Вывод из сказанного Йоргеном напрашивался столь странный, что не желал укладываться в голове.
– Мы должны проскочить перевал за ночь! – радостно объявил ланцтрегер фон Раух.
Наверное, человеку старшего поколения было бы проще с ним согласиться. Но не тому, кто вырос в эпоху Тьмы, сделавшую ночь запретным временем суток.
– Ты что, спятил? – прямо в лоб, не прибегая к хваленой силонийской дипломатии, спросил Кальпурций.
– Ничего подобного! – с праведным возмущением опроверг Йорген. – Представь. Допустим, ты – ифийский разбойник. Чем ты обычно промышляешь?
– Ну… До прихода Тьмы грабил торговые обозы. Теперь живу по большей части дальними набегами на предгорные селения Фриссы и Иферта… Еще бывает иногда – случайные путники подвернутся…
– Правильно! Теперь ответь мне честно, как разбойник разбойнику. Станешь ты ожидать появления случайных путников, да еще со стороны благодатной и безопасной Силониии – ночью?!
Читать бесплатно другие книги:
