Почти идеальное ограбление Кузнецова Наталия
– Потом он еще будет все подряд грызть. И когда только поумнеет?
– Через полгода, не раньше, – Лешка прижала к себе тепленькое тельце Венечкиного любимца и пожалела о том, что Дик достался ей уже большим. Но зато он не съел в их доме ни одной вещи и всегда вовремя просился на улицу.
– А ты можешь оставить его на какое-то время? – спросил Ромка Венечку, недовольный всей этой собачьей кутерьмой.
– Конечно, я же хожу в школу.
– Тогда собирайся, поедем в Измайловский парк. Там «Вестерн-сити», ковбойский городок. Олег Пономарев был, сказал – клево. На лошадях катают, пострелять можно.
– Я – за! – подскочила Катька.
– А я предлагаю на ВВЦ, – возразила Лешка. – Во-первых, ближе, во-вторых, мы все там знаем, а Катька ни разу не была.
Венечка не хотел оставлять щенка надолго, а потому Лешкино предложение победило. Он накормил Дожика и посадил его в корзинку, но песик моментально выкарабкался обратно, снова сделал лужицу и весело завилял хвостиком.
– А еще вчера он не мог оттуда вылезти. Во как растет! – умилился мальчик, запихнул щенка назад и, не дожидаясь новых безобразий, тщательно запер дверь своей ныне безупречно убранной комнаты. – Ладно, пусть делает, что хочет. Пошли.
Катьке ВВЦ, то есть обожаемый Лешкой Всероссийский выставочный центр, понравился безумно. Девчонка восторгалась всем подряд: и знаменитым фонтаном «Дружба народов» с хороводом золотых девушек, и огромными дворцами-павильонами, и маленькими белоснежными магазинчиками, и пестрыми лотками с пирожными, мороженым и прочей снедью, а Лешка радовалась вместе с ней. Друзья прокатились на колесе обозрения, а потом решили пройти по памятным местам, связанным с тем или иным событием в их жизни.
Первым делом Лешка затащила друзей в свой любимый павильон «Цветоводство». С ним у нее были связаны самые волнующие воспоминания. Как-то зимой, сбежав от Ромки, они с Артемом пили здесь ароматный чай с плавающими в нем лепестками какого-то экзотического растения, и как же им было хорошо вдвоем! За окном валил снег, но в павильоне было тепло, а Артем, жутко стесняясь, излагал ей краткое содержание придуманного им самим фантастического рассказа об астронавтах, попавших в антимир на самом краю Вселенной. Но об этом не знали ни Катька, ни Ромка, и вообще никто, кроме них двоих. Это была их с Артемом тайна. Лешка с грустью посмотрела на столик, за которым они сидели тогда.
Походив по выставке, друзья устали настолько, что домой еле приволокли ноги. Ромка с Катькой свалились, как подкошенные, на диван, а бедной Лешке надо было идти гулять с Диком. А потом еще позвонила одноклассница Светка и попросила одолжить ей «крутую» дорожную сумку для поездки на дачу к своей новой подруге. И нет чтобы прийти за ней самой! Надо было оттащить ей эту сумку домой, поскольку Светка чересчур занята сборами в дорогу. Но отказать подруге Лешка не могла.
– Я скоро, – сказала она Ромке с Катькой.
Нисколько у Светки не задержавшись, она и в самом деле тут же вернулась обратно. Однако ни Катьки, ни брата дома не оказалось, а на столе лежал раскрытый телефонный справочник «Желтые страницы».
Странно, что их нет. И куда они могли отправиться?
Лешка удивилась, но не придала этому особого значения, даже не стала никому из них звонить, а уселась за компьютер. От Артема пришло письмо, и она стала ему отвечать. Как же быстро проскочили осень и зима! Последний месяц весны тоже пролетит незаметно, а лето начнется, и Артем вернется домой, то есть ждать его осталось совсем недолго, с радостью думала она.
Письмо Лешка написала большое-пребольшое, затратив на него не меньше часа. Встав из-за стола, она прижалась носом к оконному стеклу, чтобы понаблюдать за краешком дороги от метро. Куда же, интересно, могли подеваться Катька с Ромкой?
Но тут Дик, прежде нее заслышав шаги, с лаем кинулся в прихожую, и она облегченно вздохнула: ну наконец-то, явились!
Привычно оттолкнув от себя коленкой пса, в квартиру ввалился Ромка. Он притащил что-то громоздкое, обернутое в бумагу, и пронес эту вещь в свою комнату. Потом вышел обратно, сбегал на кухню, заглянул в спальню родителей, после чего оба воскликнули:
– А где Катька?!
– А разве она не с тобой? – удивилась Лешка.
Ромка замотал головой:
– Нет. Я ушел, мне надо было, а она оставалась.
Сестра только развела руками.
– Я пришла от Светки, а ее нет. – Лешка быстро позвонила Катьке на сотовый телефон. И почему она раньше этого не сделала? Но звонок раздался с кресла. Уходя, Катька оставила мобильник дома. – Где же она может быть?!
– Странно, – почесал нос Ромка. – Надеюсь, ее никто не украл. Хотя твой Дик бы этому помешал.
– Это уж точно, Дик не дал бы ее похитить, – задумчиво произнесла Лешка. – Да и кому это нужно?
Брат беспечно махнул рукой:
– Вот именно, кому она нужна, твоя Катька! Жди, сейчас придет.
Он прошел на кухню, приподнял крышку стоящей на плите кастрюли, недовольно сморщил нос, достал из шкафа большую кружку с попугаем, налил чаю и принялся за сооружение своего любимого бутерброда из целого батона. Разрезав батон вдоль, Ромка положил на одну половину сыр, колбасу и ветчину, все это обильно полил майонезом, кетчупом и горчицей и прикрыл другой. Откусив кусок от своего огромного сооружения и отпив чаю, он только потом заметил валяющийся на полу листок бумаги. На листке крупными буквами было написано:
«Я в галерею и сразу назад. Катя».
– Лешк, ты это видела? – крикнул Ромка, протягивая сестре бумажку.
– Не-а. – Лешка прочитала написанное. – Странно. Как она сама туда доберется? И почему меня не подождала?
– Наверное, потому, почему и я. Завтра праздник, многие магазины будут закрыты, и галерея, вероятно, тоже, а ей, значит, там что-то понадобилось. Она у нас шустрая, не переживай, не заблудится. Лешк, а ты-то ела? Хочешь кусочек? – великодушно предложил он, протягивая сестре свой необъятный «чизбургер».
Лешка покачала головой:
– Нет, я дождусь Катьку. И чего она там забыла? Вечер скоро. А что это ты принес? – вспомнила она о непонятном предмете, с которым ее брат явился домой.
– Что надо, не трогай! Потом покажу! – крикнул Ромка.
Но Лешка, не слушая его, развернула бумагу и обнаружила под ней чистый холст на подрамнике. Удивлению ее не было предела:
– Ты это что, картину вздумал писать?
– Ага, – с набитым ртом подтвердил брат.
– Но ты же не любишь живопись и собираешься быть детективом! – поразилась Лешка, но Ромка остался невозмутим:
– И что? Одно другому не мешает. У всех великих сыщиков было хобби. Шерлок Холмс на скрипке играл. А Ниро Вулф разводил орхидеи.
Однако Лешка никак не могла взять в толк новую затею брата.
– Но раньше ты собирался стать писателем!
– То совсем другое дело. Писательство – не хобби, а профессия. Оно отнимает слишком много времени, ему надо посвящать себя целиком. А картину сотворить – раз плюнуть. Что я, квадрат не нарисую? Или вот этот, как его, супрематизм?!
Отложив свой «чизбургер», Ромка достал из сумки лист бумаги с картиной, скопированной из журнала Дарьи Кирилловны.
– Всего и делов-то, – хмыкнул он, – подумаешь, несколько линий и прямоугольников. Я холст купил и краски, не масляные, правда, а акриловые, с ними проще, их можно водой разводить. И размерчик холста тот, что надо, международный, плакатный, девяносто на шестьдесят, то есть мою работу можно будет сразу на каком-нибудь крутом аукционе выставить.
– Какой же ты наивняк! Думаешь, это так просто? Почему тогда другие этого не делают? Квадраты и линии не рисуют?
– Сама такая, – парировал Ромка и сморщил нос. – Может, никто не догадывается? Но, конечно, способности надо иметь. И выдумку. Я же не стану никого копировать. Если у вашего Матисса красные рыбы в воде плавают, то у меня, может, желтые попугаи по комнате летать будут. Я ведь запросто могу своего Попку с натуры зарисовать. Но лучше, конечно, абстракцию написать. Это уж совсем нечего делать.
С этими словами он поставил на стул, как на мольберт, холст и принялся искать карандаши.
Лешка не стала с ним спорить. Пусть себе рисует, если ему так хочется, вреда не будет. Услышав знакомую мелодию, она прошла на кухню и сделала погромче радио. Но ее любимая песня тут же сменилась новостями. Лешка решила их переждать, прислушалась к словам диктора, а затем повернула ручку на полную громкость и закричала во весь голос:
– Рома, ты только послушай! В галерее пожар! В той самой! Там, куда наша Катька поехала!
Ромка, бросив свое занятие, прибежал на кухню и взглянул на часы:
– Может, она уже оттуда ушла?
– А если нет? Мы же не знаем, когда он начался. Что делать, а? Мы ведь за нее отвечаем! А мама с папой уже скоро придут, и Александра Юрьевна тоже. Что мы им скажем? – Лешка, вне себя от волнения, заметалась по комнате.
Ромка швырнул Дику недоеденный «чизбургер».
– Чего зря рассуждать? Бежим скорее!
Лешка судорожно схватила сумку, поискала ключи. Мигом одевшись, брат с сестрой вылетели из дома.
– И чего ее туда понесло? – всю дорогу вопрошал Ромка, но Лешка ему не отвечала и лишь мысленно подгоняла поезд метро.
Брат с сестрой прибежали к галерее, когда пожар уже потушили. Ни дыма, ни огня видно не было, только чувствовался сильный запах гари. Возле дома осталась одна пожарная машина, и хозяин галереи взволнованно обсуждал что-то с мужчиной в униформе.
– А где Катька? – подбежав к галеристу, спросила Лешка. – Вы не видели нашу Катьку?
Павел Петрович с недоумением перевел на девочку усталые воспаленные глаза, и в них вспыхнул проблеск узнавания:
– А, вы у меня, кажется, с Ариной были?
Лешка закивала:
– Да, да. Так где Катька-то? Куда она подевалась?
Богачев отрицательно качнул головой:
– Откуда мне знать, где ваша Катька? Тут видишь, какая история приключилась. Отошел на минутку, чего никогда не делаю, вернулся – все полыхает. Не узнаешь, откуда беды ждать.
– И большой убыток? – сочувственно спросил стоящий рядом с ними любопытствующий старичок.
– А вы как думали? – тяжело вздохнув, Павел Петрович скрылся в черном зеве своей погибшей галереи.
– Спасибо охраннику, и пожарников вызвал, и сам, прежде чем они приехали, огнетушитель схватил, поэтому огонь на другие помещения распространиться не успел. Но в зале вряд ли что уцелело, – проинформировала зевак женщина в халате и тапочках, живущая, по всей видимости, в этом доме.
Лешка последовала за Павлом Петровичем, заглянула в зал, вернулась назад. Плечи ее тряслись, а голос срывался:
– Там никого нет. Так где ж Катька-то?
Ромка старался сохранять спокойствие:
– А что, если она уже дома и мы только напрасно сюда прискакали? Подожди, я сейчас.
Он позвонил на свой домашний телефон, но на звонок никто не откликнулся. Значит, родители до сих пор водят по Москве Катькину маму и ведать не ведают ни о каких пожарах.
Теперь и Ромка всерьез испугался за девчонку. Влетев в пахнущее дымом, с почерневшими от огня стенами и потолком помещение галереи, он заметался и в отчаянии закричал:
– Катька! Ты где?! Ну пожалуйста, отзовись, я очень тебя прошу!
– Здесь я, – в самом углу зала за неприметной, покрытой копотью дверью вдруг раздался слабый знакомый голос.
В мгновение ока Ромка оказался у маленькой двери.
– Катька, ты здесь? Ты не сгорела? Открывай же скорей.
Дверь медленно открылась, и из-за нее вышла, вернее сказать, выползла мокрая, грязная до неузнаваемости Катька. Мало того, что тушь с ее ресниц была размазана по всему лицу, оно у нее было еще и разноцветным, как и руки, и шея, и одежда. Ну прямо ожившая картина Казимира Малевича. Катька щурилась и моргала глазами:
– Что, пожар уже потушили?
– Ну да, уже. А как ты здесь оказалась? Почему не выскочила? – и, не дожидаясь ответа, Ромка радостно заорал: – Лешка, иди сюда, Катька нашлась! – А потом продолжил допрос: – Говори, что тебя сюда понесло?
– Я не успела выскочить, – вдруг всхлипнула Катька. – И еще мне хотелось спасти картины. А с ними мне сюда было ближе бежать, к тому же у выхода просто жутко полыхало.
– Какие еще картины? – не понял Ромка.
На крик брата примчалась Лешка, прижала к себе живую и невредимую подругу и тут же от нее отстранилась, чтобы не испачкаться:
– Откуда ты такая вылезла? И зачем вообще сюда поехала?
После долгих расспросов выяснилось, что Катька решила преподнести Дарье Кирилловне на день рождения картину воронежского художника с тем самым Каменным мостом, о котором они вели речь. Чтобы, глядя на этот подарок, Дарья Кирилловна вспоминала свое далекое детство.
А дальше было так. Как только Катька вошла в зал и подошла к «своей» картине, в противоположном углу, за большим цветком, вдруг вспыхнул огонь и побежал по стене. Пламя мгновенно распространилось по всему помещению, сразу повалил густой черный дым, стало трудно дышать. Катька схватила полюбившуюся ей картину, кинулась было к двери, но увидела, что огонь подобрался к мольберту с главным экспонатом выставки. Эту картину ей тоже стало жалко, она схватила и ее, но сразу две рамы в руках удержать было трудно, а огонь уже занялся у самого входа. Тогда она и нырнула в первую попавшуюся дверь и очутилась в подсобке. Другого выхода Катька не обнаружила, зато увидела раковину с краном, наваленные под ней половые тряпки и старые, исписанные холсты. В углу подсобки валялись испорченные акварели и какие-то картины. Девчонка захлопнула за собой дверь, но дым все равно проникал сквозь все щели. Чтобы хоть как-то обезопасить себя, Катька открыла кран и намочила все, что попалось под руку. Но сначала упаковала спасенные картины в большой полиэтиленовый мешок, прикрыла его мокрыми тряпками и потом сама улеглась плашмя.
Вот так и лежала она на холодном, покрытом кафельной плиткой полу и тихо шептала: «Только бы все обошлось, только бы все обошлось». И еще Катька думала о том, что будет с мамой, когда она узнает о том, что ее единственная дочь сгорела в огне или задохнулась от дыма. Но об этих своих мыслях она своим друзьям говорить не стала.
– Ладно, пошли отсюда, – дернул ее за руку Ромка.
Не успели они уйти, как в подсобку, шаркая ногами, вошла старенькая согбенная, тоже покрытая грязью и копотью, в надвитом на лоб платочке старушка с ведром, по всей видимости уборщица.
– Как тут мокро! И что вы здесь делаете?
– Тут наша Катька укрывалась и картины спасала, – пояснил Ромка.
– Чего? – переспросила уборщица.
Катька нагнулась, вытащила из-под тряпок мешок и извлекла из него обе картины:
– Вот они, не намокли даже.
Старая женщина пристально посмотрела на картины и перевела взгляд на девчонку:
– Так ты, значит, пряталась здесь от пожара?
– Ну да.
– Молодец какая. Героиня прямо. – Нагнувшись, уборщица стала собирать мокрые тряпки, а друзья покинули подсобку и пошли искать хозяина галереи.
– И как ты сумела все это проделать? И картины не замочить, и от огня спрятаться? – не переставал удивляться Ромка.
– Сама не знаю, – пожала плечами Катька. – Мне, конечно, себя было жалко, но и картины тоже. Все-таки они – произведения искусства. И еще я слышала, как охранник вызывал пожарных, так что надеялась, что все обойдется и меня спасут. Так и вышло.
Павел Петрович Богачев снова стоял на улице и отвечал на вопросы парня с фотоаппаратом и большим кофром на плече. Парень сфотографировал закопченную вывеску над входом и забежал внутрь помещения, а Ромка подошел к галеристу и сунул ему обе рамы:
– Вот, держите.
Богачев с недоумением оглядел картины да так и впился глазами в «Восход».
– Это же… Это же Полянская! Значит, она спасена?! Не сгорела? Ох, черт, все остальные ее не стоят. – Не веря своему счастью, он уставился на подростков: – Но как? Как это случилось?
– А это все она, – Ромка указал на Катьку. – Пришла, увидела огонь, схватила картины и спряталась с ними в вашу подсобку.
Богачев вернул Ромке картины, схватил Катьку за плечи, прижал к себе, отстранил и оглядел, как невиданное чудо:
– Но откуда ты здесь взялась? И почему это сделала?
Кокетливо покрутив носиком, Катька пожала плечами:
– Ну, я пришла, чтобы купить у вас картину воронежского художника, потому что вы сказали, что она недорогая, а мне она очень нужна. А тут пожар. – Она вывернулась из объятий Павла Петровича и указала на «Каменный мост»: – Сколько она стоит? Можно я прямо сейчас за нее заплачу?
– Бери так, – сказал Богачев. – Ты не представляешь, что для меня сделала!
Он забрал у Ромки «Восход» и, держа его перед собой на вытянутых руках, покачал головой:
– Ну надо же, нет худа без добра.
Откуда ни возьмись, появился парень с кофром:
– Вам что, удалось спасти картину?
Хозяин галереи радостно кивнул и указал на Катьку:
– Вот моя палочка-выручалочка. Если б не она…
– А вы откуда? – дернул парня за руку дотошный Ромка.
– Из «Новостей плюс», – охотно откликнулся фотограф. – Знаете такую газету?
– Еще бы не знать! У нас там друг работает, Андрей Гридин, – не без гордости объявил Ромка.
– Понятно, – кивнул парень и устремился к Катьке. Он обнял героиню дня за плечи и подвел поближе к вывеске. Со словами «Постой тут» он отобрал у Богачева «Восход» и вручил ей: – Держи-ка.
Катька прижала к себе картину, умудрившись при этом поправить челку и изобразить на лице самую ослепительную улыбку, на какую только была способна.
Фотограф отбежал, щелкнул пару раз, взглянул на то, что получилось, и покачал головой:
– Не так держишь.
Катька и впрямь держала картину изнанкой наружу. Фотограф перевернул картину, вручил ее Катьке снова, и солнечный свет с полотна брызнул навстречу яркой вспышке его фотоаппарата.
– Вот теперь хорошо, – одобрительно сказал парень и показал всем дисплей со снимками.
– Неплохо, – одобрил Ромка. – Так это что же, наша Катька теперь в вашей газете появится?
– Разумеется, – ответил фотограф. – Надеюсь, в ближайшем номере.
– Вот класс! Мы тебе, Катька, пришлем эту газету.
Но девчонка покачала головой:
– Зачем присылать, когда она у нас в Воронеже продается? Только я не хочу, чтобы моя мама меня в ней увидела и узнала, что я чуть не сгорела. Придется ее спрятать.
С озабоченным видом Катька достала из кармана зеркальце, чтобы посмотреть, как она будет выглядеть в этой самой газете в увеличенном виде и можно ли показать ее своим воронежским друзьям. И тут увидела свое лицо, сплошь в черных и разноцветных потеках, ахнула и опрометью кинулась назад в ту самую подсобку, где провела не одну страшную минуту. Лешка помчалась за ней. Катька в мгновение ока умылась, причесалась, мигом накрасила ресницы. При этом она причитала:
– Надо попросить, чтобы он сфотографировал меня снова! Прикинь, какой я буду на большом снимке? Этого ужаса допустить нельзя!
Подруги выскочили наружу, но парень с кофром уже ушел.
– Что же делать? – чуть не заревела Катька, оглядывая свою грязную, мокрую одежду. – Как его вернуть? Как теперь все исправить?
Лешка взяла ее за руку:
– Вернемся домой и позвоним в редакцию, чтобы они убрали всю грязь с твоего лица, только и всего. Идем скорее, чтобы ты успела переодеться до прихода наших мам.
Попрощавшись с Богачевым, друзья помчались в метро.
– Так отчего пожар-то случился? – спросил Ромка.
– Я не знаю, – ответила все еще расстроенная Катька.
– А я и спросить не успел. Ну да ладно. Главное, что все уже позади. – Снова оглядев девчонку, Ромка воскликнул: – А Катька-то наша и впрямь герой! Жанна д’Арк просто. Вернее, птица Феникс. Потому что Жанна д’Арк на костре сгорела, а Катьке нашей, как птице этой, огонь нипочем.
Домой друзья успели вернуться до прихода родителей, и Катька, быстро переодевшись, уселась звонить в редакцию газеты «Новости плюс», чтобы попросить парня с кофром сделать ее на фотографии как можно красивее. Но в редакции никого не застала – все давно разошлись.
– Смирись и забудь. Получишься плохо – никому не покажешь газету, только и всего, – утешил девчонку Ромка. – Не думаю, что у вас в школе все подряд лишь ее и читают.
На другой день друзья отвезли картину в подарок Дарье Кирилловне, чем тронули ее до слез. Все остальное время пребывания Катьки в Москве они гуляли по нарядной, праздничной Москве. А потом праздники кончились, и Катька уехала в свой Воронеж, договорившись, что летом они непременно увидятся снова.
Глава 4
РОМКИНО ТВОРЕНИЕ
По правде сказать, одетым в праздничный наряд городом любовались только Лешка с Катькой, когда вдвоем, когда с родителями, а Ромка в это время чаще всего оставался дома. Вооружившись кистями и красками, он творил. А когда кто-нибудь входил к нему в комнату, тут же отворачивал свое произведение к стенке и никого к нему не подпускал.
Лишь Катьке перед самым отъездом он позволил мельком взглянуть на холст. С одной стороны, из-за уверенности в том, что совершившая геройский поступок ради спасения чужой картины Катька должна с трепетом относиться ко всякому творчеству, а уж к его – тем более, с другой – он ее пожалел. Разве можно было допустить, чтобы она уехала в свой Воронеж, так и не увидев его картины?
Но потом, еще через несколько дней, вернувшись из школы, Ромка сам подошел к сестре и молча потянул ее в свою комнату. Там он торжественно сорвал с холста старую скатерть, которой укрывал его от посторонних глаз, и, не пытаясь сдержать собственного восхищения, прошептал:
– Ну и как? Клево, да? Ну скажи, разве хуже, чем у того же Малевича? Это, я тебе скажу, не супрематизм, как у него, а суперсупрематизм. А что, это идея! Я ее так, пожалуй, и назову: «Суперсупрематизм». Звучит!
С видом знатока живописи Лешка пристально вгляделась в Ромкин шедевр. На холсте были начерчены аккуратные, ровно закрашенные квадраты, полосы и линии и, в отличие от сканированного с журнала произведения Малевича, добавлены два асимметричных овала и один круг, ярко-желтый, словно полуденное солнышко.
– Ну, чего молчишь? Классно, да? – заглянул ей в лицо Ромка.
– А Попку своего ты почему не стал рисовать? – спросила она, чтобы оттянуть момент оценки картины.
Брат помялся и сознался:
– Попка позировать не хочет, скачет по клетке, как ненормальный. Короче, он у меня не очень получается.
– Потому что ты не умеешь передавать сходство, – догадалась Лешка.
– И что? – вытаращился Ромка. – У каждого художника свое направление. Я избрал абстрактное. Имею право.
– Конечно, имеешь, – ответила сестра. Она все еще не могла выразить свое мнение о картине. Если сравнивать с репродукцией Малевича, то Ромкино произведение, несомненно, было куда ярче и красочнее. Она так и сказала: – Я нахожу картину яркой. Она украшает твою комнату.
Ромка расцвел:
– Вот спасибо. Отныне я буду считать тебя своим первым критиком и даже, возможно, когда-нибудь приведу твои высказывания в своих воспоминаниях. Жаль, Катька уехала и не видит того, что видишь ты. Это ей не физиомордию свою разукрашивать!
Вспомнив о Катьке, он встрепенулся:
– А кстати, ты проверяла сегодня почту? Если пришли «Новости плюс», то их следует спрятать. Зачем маме с папой знать, что делала Катька на этом пожаре? Начнут потом всякий раз думать, что мы с тобой тоже во что-нибудь влипнем, верней, где-нибудь сгорим ненароком.
– Сейчас я сбегаю вниз и проверю почтовый ящик, все равно мне с Диком гулять, – сказала Лешка.
Вернувшись с прогулки, она протянула брату газету:
– Смотри, как классно! Не ожидала.
Большой снимок был помещен на цветной глянцевой вкладке. Фотограф, скорей всего, намеренно не стал ничего менять, и Катькина симпатичная мордашка с сияющими глазами, улыбкой до ушей и боевой индейской раскраской украшала номер. Хоть вырезай да лепи на стенку, как какую-нибудь кино– или рок-звезду.
Взглянув на четко пропечатанную картину, которую прижимала к своей груди Катька, Лешка невольно оглянулась на Ромкин шедевр. Сам по себе он, несомненно, был хорош, но по сравнению с работой Арининой знакомой почему-то тускнел, несмотря на более яркие краски. Конечно, об этом она не стала говорить брату, а сам он ничего подобного не подметил и лишь спросил:
– Лешк, всю газету папе не будем отдавать или только эту вставку? Давай ему скажем, что на ней нужный нам снимок был, то есть и не соврем даже. Так, интересно, а что тут о нашей фотомодели пишут?
Ромка аккуратно выдрал вкладку из газеты, начал читать текст и тут же заорал:
– Лешк, да ты только позырь, что здесь написано! Нет, ты послушай, ЧТО спасла наша Катька!
– Дай сюда, – сестра вырвала у него вкладку и прочла вслух:
«Поистине героический поступок совершила воронежская школьница Катя Бражникова. Оказавшись в художественной галерее Павла Богачева во время неожиданно возникшего там пожара и рискуя собственной жизнью, она укрыла от огня картину одаренной, но доселе малоизвестной художницы Софьи Полянской. Примечательно, что в тот момент ни девочка, ни владелец галереи не знали о том, что цена спасенной картины в скором будущем многократно возрастет. Дело в том, что недавно работу Полянской приобрел один из первых богачей мира Сэм Хопс, владелец крупнейшей сети супермаркетов, по своим капиталам сравнимый разве что с главой компании «Майкрософт» Биллом Гейтсом. Художница, отдающая предпочтение городским пейзажам, совершенно случайно изобразила магазин, принадлежащий Хопсу, что и привлекло внимание магната к картине, выставленной в одной из нью-йорских галерей, и, как следствие, позволило ему оценить незаурядный талант ее автора.
Нет сомнения в том, что теперь все работы кисти Софьи Полянской станут привлекательными для коллекционеров и любителей живописи на элитных выставках и известных мировых аукционах».
Ромка внимательно выслушал текст, отобрал у сестры газету, перечитал заметку еще раз. Глаза его засверкали:
– Офигеть можно! Позавидуешь! Лешк, ведь теперь у этой Арининой знакомой будет куча денег, она станет миллионершей и сможет вмиг поправиться, да? Вот интересно, Арина-то в курсе? Читает ли она эту газету?
Он подлетел к телефону, и спустя секунды Лешка услышала его вопли:
– Арина, ты видела сегодняшние «Новости плюс»? Там написано, что наша Катька – настоящий герой.
– Об этом я и без них знала, – по громкой связи ответила девушка. – Павел рассказал мне о ее подвиге. Я хотела поблагодарить Катю как от себя, так и от Сонечки, но не успела, уехала на гастроли и вернулась только сегодня. А газету эту мне папа показал, он обычно всю московскую прессу просматривает.
– Твоя знакомая художница теперь за свой шедевр огромные бабки получит и сразу вылечится, да? Здорово-то как! – не унимался Ромка, на что Арина лишь вздохнула:
– А вот здесь ты, к сожалению, ошибаешься. Никаких денег у нее не будет, потому что и проданная недавно картина, и все те, что остались в Америке, ей уже не принадлежат. Они – собственность галереи, так как, уезжая из Нью-Йорка, Софья продала их за предложенную ей цену. Теперь, конечно, все они стали значительно дороже, верно в газете пишут. Когда какая-либо мировая знаменитость, будь то президент, миллиардер или кумир публики, приобретает картину неизвестного художника, на другой день тот просыпается знаменитым и может заключать фантастические контракты на свои будущие работы. Покупка же Сониной картины таким крупным магнатом, как Хопс, плюс автокатастрофа, то есть драматическая судьба самой художницы, несомненно, сыграют свою роль. Но беда в том, что Софья пока не может работать. И теперь вы понимаете, как она и я вместе с ней благодарны Кате за ее поступок. Ведь картина, которую она спасла, – единственная Сонина надежда.
– А наша Катька, выходит, ей еще и дополнительную рекламу создала, – подхватила Лешка. Она тоже очень радовалась за Аринину знакомую.
– Да уж, теперь этот «Восход» нарасхват будет. Небось уже очередь выстроилась из желающих его купить, – дополнил брат.
– Очередь – не очередь, но потенциальные покупатели уже есть, – подтвердила Арина. – Володя сегодня утром в галерею заезжал, Павел в рекордные сроки отремонтировал зал. Уйму денег затратил и теперь надеется, что эта картина привлечет внимание к его галерее и поможет ему поправить свои дела.
– Надо Катьке сказать. Она-то, глупая, переживала, что плохо получится.
Лешка послала подруге эсэмэску, чтобы та поскорее купила газету, а Ромка снова взял в руки разворот с Катькиной фотографией. Картина Полянской придавала девчонке особый шик. Фотографу тоже повезло – нарочно такой снимок не сделаешь.
Отложив газету, он критическим взглядом окинул свой шедевр и, сдвинув брови, заявил:
– Пожалуй, мне следует усовершенствовать колористику. Что, если добавить сюда еще и красный круг?
– Дело твое, – ответила сестра.
Невероятный успех незнакомой художницы явно вдохновил Ромку. Он достал кисти и краски, сделал пару мазков.
– Я вот сейчас ее подправлю и в галерею отволоку. Хорошо, что у нас там знакомый есть и он кое-чем нашей Катьке обязан. А раз самой Катьки здесь нет, то пусть его благодарность мне достается. – Он отошел от своего творения подальше, сощурился и довольно покивал: – Надо будет ему сказать, чтобы он мою картину тоже на самое видное место поставил. Впрочем, если не захочет, то и не надо, я сделаю ее такой яркой, что с любого угла будет видно.
Лешка подошла к брату и снова взглянула на его произведение. И без дополнительного красного круга она бросалась в глаза, чего-чего, а яркости ей хватало.
Но чужие лавры не давали Ромке покоя. Он отложил кисти, вымыл руки и пошел одеваться:
– Я прямо сейчас съезжу к Павлу Петровичу и спрошу, на каких условиях он ее у меня возьмет. А назад приду, тогда и дорисую.
– Об этом и по телефону можно спросить. Позвони туда, зачем терять время?
Но Ромка отчаянно замотал головой:
– Ты что! По телефону нельзя никак. Главное в общении – это живой контакт и личное обаяние.
– Чье, твое?
– А чье ж еще? – Он схватил свою огромную сумку, с которой не расставался ни при каких обстоятельствах. – Собирайся, поедешь со мной. Ты же слышала, что ремонт там уже окончен, значит, надо быстрей договариваться, чтобы Павел Петрович включил мою картину в свою новую экспозицию.