Почти идеальное ограбление Кузнецова Наталия
ТАЙНА ЧУЖОГО ДНЕВНИКА
Софья Полянская жила в самом конце Кутузовского проспекта, на третьем этаже огромного дома, в большой двухкомнатной квартире. Одна из комнат, более просторная и светлая, служила художнице мастерской. На мольберте у окна стояла небольшая картина.
– Эта? – спросил Ромка.
Арина кивнула.
Лешка повернула ее к себе и воскликнула:
– Еще лучше прежней, да?! Хоть они и похожи. А солнечные блики какие яркие! Как настоящие.
На этом холсте первые лучи невидимого солнца тоже пронизывали покрытый дымкой полупроснувшийся город, предвещая замечательный день. Утро только занималось, тротуары блестели в ожидании пешеходов, магазины распахнули двери для первых посетителей. Картина так и называлась: «Ожидание». Арина тоже залюбовалась ею:
– Вроде бы ничего особенного, но каким оптимизмом дышит этот пейзаж! Все-таки Софья – настоящий мастер. Она умеет делиться с людьми своей радостью.
– Рома, а тебе нравится? – обратилась к брату Лешка.
Ромка молча кивнул, утешая себя тем, что у него совсем другая манера письма и в абстрактной живописи он тоже запросто может стать, если уже не стал, непревзойденным мастером.
– Давай посмотрим, что у нее еще есть, – увидев стоящие в углу картины, попросила Лешка. – Очень хочется увидеть, что она написала.
– Сонечка почти ничего не успела сделать после возвращения из Нью-Йорка, – ответила Арина и наклонилась к стене, перебирая недописанные холсты на подрамниках.
Ромке стало неинтересно, и он отправился бродить по квартире. Но ничего примечательного не заметил. Обычная, как у всех, кухня. Не отличалась особой обстановкой и вторая комната. Ромка подошел к окну, остановился возле письменного стола и увидел, что в самом большом ящике торчит ключ. Очевидно, хозяйка торопилась и забыла его вынуть. Не сдержав любопытства, Ромка прикрыл за собой дверь, повернул ключ и выдвинул ящик. Поверх собрания самых разных вещиц: маленьких игрушечных человечков-инопланетян, смешных утят, динозавриков, брелоков, писем в старых конвертах, газетных вырезок, квитанций, значков и всякого рода косметики – лежал небольшой черный ежедневник в блестящем переплете из искусственной кожи.
И Ромка не утерпел. Его рука сама, непроизвольно, потянулись к тетрадке. Это был дневник. На первом листе стояла дата: 15 октября.
Писала Софья крупными, чуть ли не печатными буквами, поэтому не приходилось разбирать слова. И Ромка прочел:
Кто сказал, что Нью-Йорк – это каменные джунгли? Очевидно, тот, кто никогда не видел его на рассвете и не слышал, как шумят платаны на Пятой авеню, как падающие листья покрывают зеленые газоны Центрального парка. Достаточно одного осеннего раннего утра, чтобы навсегда влюбиться в этот невероятный город. Как брызжет солнце с окон небоскребов! Это «праздник, который всегда с тобой». Хемингуэй сказал это о Париже, но лучшей фразы я сейчас подобрать не могу. Ведь, в отличие от него, я художник, а не писатель.
Воровато оглянувшись на дверь, Ромка прислушался. Лешка с Ариной все еще что-то двигали в соседней комнате. Тогда он быстро перелистал ряд страниц.
19 декабря.
Очевидно, я себя переоценила, ожидая моментального и сногсшибательного успеха. А теперь мечтаю лишь о сносном существовании, чтобы оно давало мне возможность работать. Хорошо, что в одну из галерей взяли сразу несколько моих работ. Кое-кто уже это считает огромным достижением…
Не успев дочитать, Ромка вздрогнул, заметив рядом с собой внезапно возникшую тень.
– Ты чего крадешься, как призрак? – недовольно прошипел он.
– А ты что делаешь? – Лешка заглянула в тетрадь и возмутилась: – Рома, как тебе не стыдно! Нельзя читать чужие письма и дневники, или ты об этом не знаешь?
– Прекрасно знаю, – пробурчал Ромка и тем не менее не положил тетрадь обратно, а, снова оглянувшись на дверь, откуда вслед за Лешкой могла появиться Арина, быстро нашел последнюю страницу.
Лешка хотела вырвать у него тетрадь, но вместо того перегнулась через его локоть, и любопытство взяло верх над ее принципами.
13 марта.
Снова поругались. Неужели она мне завидует? Хоть бы я ошибалась! Но порой кажется, что ей хочется меня убить. И что она сделала бы это с превеликим удовольствием, если бы набралась смелости и могла остаться безнаказанной. И за что? За то, что мне удается больше? Но я работаю, как лошадь, сама подчас не зная, что мне позволяет держаться на плаву: неустанный труд или мои небольшие способности.
Скрипнула дверь, и Ромка быстро сунул тетрадь обратно в ящик. В комнату вошла Арина.
– Пора идти, – сказала она, укладывая картину в пакет.
Ромка двинулся за девушкой к выходу, но у порога преградил ей путь. Только что прочитанные строки не давали ему покоя.
– П-послушай, – заикаясь, сказал он, – а автокатастрофу, в которой пострадала твоя подруга, не могли подстроить ее враги?
– Какие враги у Сонечки? – удивилась Арина. – Если б ты был с ней знаком, то понял бы, какой она замечательный человек и что ее нельзя не любить или хотя бы не уважать. А в тот злополучный день она куда-то спешила и, сама того не ожидая, поймала на улице такси. Не частника, а самое настоящее, с шашечками. А потом на трассе столкнулись сразу несколько автомобилей, и ее такси влетело туда же. Кроме Сони, пострадали еще трое людей. А виноват в дорожной аварии мокрый асфальт, на котором занесло одну из машин.
– Но, наверное, она была рада, что Софья попала в эту катастрофу? – задумчиво проговорил Ромка.
Арина недоуменно сдвинула брови:
– Да кто – она? О чем ты?
– Ну, та, которая хотела, чтобы она умерла.
– Что за глупости? Кто мог желать Сонечкиной смерти? С чего ты вообще это взял?
Ромка посмотрел на письменный стол, затем на сестру, спрашивая ее взглядом, сознаваться ли ему в том, что он брал в руки чужой дневник, или нет.
Лешка кивнула:
– Скажи.
– Ну, я это, совершенно случайно, когда вы были в той комнате, открыл вот этот ящик, потому что ключик в нем торчал. Там она о ней и пишет.
– О ком «о ней»? – брови Арины поползли вверх.
– Ну, о какой-то своей знакомой, которая хочет ее убить.
Арина шагнула было к столу, но читать чужой дневник не решилась и остановилась как вкопанная:
– Ты что такое говоришь? Как убить? Там что, так и написано?
– Ну, почти так. Она пишет, что эта подруга ее бы убила в какой-то момент с превеликим удовольствием, если бы только набралась смелости и могла остаться безнаказанной.
Девушка облегченно вздохнула:
– Ох, я порой думаю, что тоже с удовольствием убила бы кое-кого, если бы набралась смелости. Да только от желания до его воплощения в жизнь огромная дистанция, вернее, особая грань, которую переходят лишь преступники-убийцы, а нормальные люди подавляют в себе гадкие мысли. Пойдем-ка отсюда.
Но Ромка поймал ее за руку:
– Ладно, допустим, что убить ее эта женщина не могла, но подменить картину – вполне. Такую-то грань перейти куда легче, ты не находишь?
Пожав плечами, Арина воскликнула:
– Но не могу же я сказать Сонечке, что вы читали ее дневник!
– И не говори, – охотно согласился с ней Ромка. – Узнай только, нет ли среди ее подруг таких, кто ей завидует. Из тех, кто был с ней в Америке.
– Что ж, послезавтра постараюсь расспросить ее об этом. Сегодня уже в больницу не попасть, завтра я весь день занята на работе, а по телефону о таких вещах не говорят.
– Ладно, будем ждать.
Ромка, как истый джентльмен, взял у Арины пакет с картиной и, когда они уселись в машину, тронул девушку за плечо:
– Послушай, может, ты эту картину пока у себя подержишь, от греха подальше? Днем раньше ты ее в галерею отнесешь, днем позже – какая разница? Ведь неизвестно, поставил твой Павел Петрович камеры слежения или нет.
– Пожалуй, ты прав. Я ее у папы оставлю, – пообещала Арина.
– Вот это правильно, – одобрила Лешка. – Банг защитит ее от любых грабителей.
Глава 8
ПУСТЫЕ ХЛОПОТЫ
На другой день брат с сестрой сразу после уроков отправились в галерею. Павел Петрович сидел за своим столом один, новой помощницы рядом с ним не было.
Поздоровавшись, Ромка протянул ему снимок картины с Арбата.
– Вы случайно не знаете, кто это нарисовал?
Внимательно рассмотрев фотографию, Богачев с равнодушным видом положил ее на стол.
– Понятия не имею. А откуда взялась эта работа?
– Продается на Старом Арбате, – ответил Ромка и, не отрывая глаз от лица своего собеседника, задал ему самый главный вопрос: – А кто такая Инна Николаевна?
– Чайку или кофейку? – нараспев спросила уборщица тетя Таня, заглянув в кабинет. Очевидно, она занималась не только уборкой, но за отсутствием в галерее секретаря выполняла некоторые его обязанности.
– Попозже, – ответил Павел Петрович.
– Попозже так попозже.
Кряхтя и тяжело дыша, тетя Таня поправила выбившиеся из-под платочка седые пряди, вынесла из подсобки ведро со шваброй и стала протирать и без того чистые полы.
– Так кто такая Инна Николаевна? – с нетерпением переспросил Ромка.
– А откуда вы о ней знаете? – удивился хозяин галереи.
Лешка указала на снимок и быстро проговорила:
– Нам на Арбате сказали, что это ее картина.
– Ее? Странно. Такой я у нее никогда не видел. – Богачев снова взял фотографию в руки и пояснил: – Инна – подруга моей жены, тоже художник. Они вместе Строгановку оканчивали.
– А где ее мастерская? – сузил глаза Ромка.
– У нее сейчас нет мастерской. У старой вышел срок аренды, а новую она еще не нашла. Пока нашей пользуется.
– А с Полянской они знакомы? – опередив брата, спросила Лешка. У нее не выходил из головы Софьин дневник и ее таинственная подруга.
Но Павел Петрович покачал головой:
– Насколько я знаю, нет. А в чем дело?
Ромка открыл было рот, чтобы рассказать о встрече на Старом Арбате с девушкой-художницей, но тут послышался шум, тяжелая входная дверь открылась, и в зале появились две женщины и один мужчина. Одной из женщин была новая помощница Богачева, Анастасия Андреевна.
Опередив всех, Анастасия Андреевна вошла в кабинет, и Павел Петрович помог ей снять плащ. Осталась помощница не в толстой кофте, как прежде, а в широкой цветастой шали, накинутой поверх глухого черного платья. Увидев брата с сестрой, женщина, как показалось Лешке, недовольно нахмурилась, а затем скосила глаза на лежащие на столе снимки. А еще Лешка увидела у нее на щеке небольшой шрам, на который раньше не обратила внимания.
А Павел Петрович вышел из кабинета и подошел к ожидавшим его мужчине и женщине.
– Ну наконец-то. А я уже заждался, – приветливо сказал он им, после чего провел гостей к своему столу и крикнул: – Теть Тань! Сообразите-ка нам четыре кофе, пожалуйста.
– Сейчас, сейчас, – захлопотала старушка.
Лешка схватила фотографию и прошептала брату:
– Пошли отсюда. Это надолго, тем более что все равно ты от него больше ничего не добьешься. И потом, не знаю, как тебе, а мне еще уроки учить надо.
– О хорошем не напомнишь, – тяжко вздохнул Ромка. – Ладно, идем.
Брат с сестрой сказали «до свидания», но отозвался им вслед лишь охранник Игорь, а больше никто не заметил их ухода.
Хотя Ромка с Лешкой вернулись домой довольно рано, когда и пяти часов не было, Олег Викторович, как назло, пришел тоже. Встретив своих чад у порога, он ни с того ни с сего заворчал:
– Снова где-то гуляли? Как ни позвонишь домой, вас нет. Хоть вам кол на головах теши, все одно и то же. Совсем об уроках забыли?
– Как ты можешь так говорить? – укоризненно сказал Ромка. – Мы только о них и думаем, сам не видишь, что ли? Лично я учу и учу, голова пухнет и скоро лопнет. Пожалел бы лучше.
– Ну надо же! – удивился Олег Викторович. – Каким-то я стал ненаблюдательным, никак не удается заметить тебя с учебниками.
– А вот сейчас тебе крупно повезет, только смотри внимательно. Я снова сажусь уроки делать, – объявил Ромка.
Быстро поев, он и впрямь сел за стол, раскрыл учебники и тетрадки и что-то забормотал себе под нос. Но спустя короткое время, дождавшись, когда отец в другой комнате уткнется в свой любимый телевизор, вскочил и зачем-то принялся рыться в шкафах, а на вопрос сестры, что он там ищет, лишь лаконично ответил:
– Надо.
А вечером, когда Лешка, как обычно, собралась идти гулять с Диком, Ромка напялил на себя черный отцовский свитер, который ему был сильно велик и висел чуть ли не до коленок, и позвонил Славке, велев ему выйти во двор. А когда они все встретились, попросил:
– Погуляй с Диком, пожалуйста. А то нам с Лешкой нужно быстренько смотаться в одно место.
– Что, снова к галерее? – удивилась Лешка. – А почему с Диком нельзя?
– Потому что его там уже видели, – отрезал Ромка. – К тому же мы поедем на метро, а не на троллейбусе, так будет быстрее. А тебе я потом все объясню! – крикнул он Славке.
Так как Славка учился в параллельном с Ромкой классе, то на переменках брат с сестрой каждый день ему обо всем рассказывали, и он много раз предлагал им свою помощь. Вот теперь она и понадобилась. С трудом удерживая рвущегося за хозяйкой Дика, Славка пожелал друзьям удачи.
Ромка махнул ему рукой и припустился к метро.
– А почему ты так оделся? – едва поспевая за братом, спросила Лешка.
– Непонятно, что ли? Для конспирации.
– Понятно. А что мы там будем делать? – подпрыгивая рядом, поинтересовалась она.
– Преступницу фотографировать, вот что. Надо было еще позавчера это сделать. Или вчера в «Му-му», незаметно. Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда. А потом мы попросим Арину показать ее фотографии Софье: вдруг это та самая ее подруга и есть, о которой она в своем дневнике пишет. А когда Софья ее опознает, то Павел Петрович поймет, с кем имеет дело, и заставит ее вернуть украденную картину. Какой же я все-таки умный! – сам собой восхитился Ромка.
Лешка, может, что и возразила бы, но только брат не дал ей и рта раскрыть. Пока они ехали в метро и бегали по переходам, он беспрерывно талдычил о своем необычайном сыщицком даре и удивительной интуиции. И умолк, лишь когда они добрались до галереи. И только тогда она спросила:
– А если эта Инна Николаевна сегодня не придет?
– А там уже кто-то есть. Смотри! – Ромка указал на свет, пробивающийся из окна мастерской. Но жалюзи на нем сегодня были закрыты наглухо, и он в растерянности притулился к стене. – Блин! Я думал, что она еще не пришла, и собирался встретить ее у входа. А теперь как быть? Придется ждать, когда она выйдет.
Лешка заглянула в окно, не увидела в жалюзи ни единой щелочки и забеспокоилась:
– А если это будет не скоро? Славка же не может гулять с Диком до бесконечности. А если она до глубокой ночи там пробудет? А ты обещал скоро вернуться. А маме с папой что скажем, если пробудем здесь допоздна? Они могут позвонить и потребовать, чтобы мы немедленно шли домой.
Ромка подумал и приблизился к двери:
– Что, если позвонить и попросить ее позвать?
– Ну, позовешь, а что скажешь? Здрасьте, позовите Инну Николаевну, мы хотим получить ее фото на память, да?
– Н-да… А зачем звонить в дверь, когда можно постучать в окно?
Радостно подпрыгнув, Ромка полез в свою сумку и извлек из нее старую, каким-то чудом сохранившуюся маску тигра: в ней он скакал на новогоднем утреннике в детском саду, а еще они с Лешкой играли с ней в «Маугли». Теперь маска стала Ромке мала, и потому он удлинил прорези для глаз, отчего тигр стал отчасти походить на китайца.
Так вот что он так долго искал в шкафах, догадалась Лешка.
А Ромка нацепил на себя тигриную маску, вытащил фотоаппарат, сумку отдал сестре, а сам подкрался к окну мастерской и громко постучал по стеклу.
Через несколько мгновений жалюзи поползли вверх, и из окна выглянуло встревоженное женское лицо. Если художница что и ожидала увидеть, то только не страшный тигриный оскал. Коротко вскрикнув, она отпрянула от окна. Крика ее Ромка с Лешкой, конечно, не услышали, но догадаться было легко. Да и что еще делают люди, когда к ним в окно хочет влезть неизвестное и страшное чудище?
Женщина быстро опустила жалюзи обратно, но Ромка был начеку. Лешка насчитала целых три вспышки его фотоаппарата.
Быстро отскочив за дерево, он сорвал с себя маску, спрятал ее в сумку и прошептал:
– Бежим скорее!
Буквально через три минуты они влетели в метро.
– Уф, дело сделано! – Ромка с шумом выдохнул воздух и показал сестре дисплей фотоаппарата: – Лешк, смотри, как четко вышло! То, что надо для опознания.
Все три фотографии Инны Николаевны получились прекрасно. На первом снимке ее лицо было удивленным, на втором – жутко напуганным, на третьем – слегка повернутым в профиль.
Выйдя из метро, Ромка позвонил Арине.
– Ту женщину, чьи картины продаются на Арбате, зовут Инна Николаевна, она подруга жены Павла Петровича, и мы ее сфотографировали, – скороговоркой сообщил он. – И еще я вот что подумал: а вдруг это и есть та самая подруга твоей Софьи? Только Павел Петрович почему-то утверждает, что они с ней не знакомы. Но откуда ему это знать? Жаль, что мы не спросили у него, была ли Инна Николаевна в Нью-Йорке. Тогда бы все сразу стало на свои места.
– Ну что ж, я могу завтра показать Софье ваши фотографии, – без раздумий ответила Арина. – Подъезжайте после школы к больнице.
Рассказав обо всем Славке и освободив его от Дика, Ромка с Лешкой примчались домой, поужинали, отпечатали снимки и вскоре легли спать. Следовало набраться сил перед завтрашним днем.
У «Склифа» брат с сестрой оказались раньше Арины. Дождавшись темно-синей иномарки, они забрались в машину, а девушка отправилась в больницу. От волнения Ромка не мог усидеть на месте. Он то выскакивал, высматривая, не идет ли она, то залезал обратно, то начинал теребить сестру:
– Как ты думаешь, это та подруга или нет? Неужели моя интуиция меня подведет? Слушай, а даже если это она и есть, то как мы докажем, что именно она подменила картину?
– Не суетись. Потерпи немножко. Арина скоро вернется, и мы обо всем узнаем, – урезонивала брата Лешка, хоть ей и самой не терпелось все поскорее выяснить.
Наконец Арина вышла из больницы. Ромка вылетел ей навстречу:
– Ну что?
Она протянула ему фотографии Инны Николаевны. Ее ответ был краток:
– С этой женщиной Софья незнакома.
– Правда? – убитым голосом сказал Ромка. – А я так надеялся, что это та самая завистница, которая собиралась ее убить. Но ты хоть выяснила, о ком твоя Софья пишет в своем дневнике?
– Да. Она мне рассказала о своей подруге, Оксане Ермаченко. Вместе с ней они жили в Нью-Йорке. Причем у Софьи, хоть она и считала, что дела шли неважно, все же работы покупали некоторые галереи, и результат, как мы с вами знаем, превзошел все ожидания. А Оксане вообще не везло, хотя они обе работали в жанре городского пейзажа. Настроение у подруги, естественно, было отвратительным, она то и дело раздражалась, они без конца ссорились. Наверное, там присутствовала и зависть. Я думаю, в душе Оксана сознавала, что Софья талантливее ее, но не хотела этого признавать. Вот, очевидно, после очередной такой ссоры Сонечка и написала в своем дневнике те гневные строки. Но в целом она к Оксане относится неплохо и желает ей только добра. Да и сама Оксана была очень опечалена, когда узнала, что случилось с ее подругой.
– А сейчас она где, эта Оксана?
– По-прежнему в Нью-Йорке.
На Ромкином лице отпечаталось новое разочарование:
– Как? И она вообще в Москву не приезжала?
– Соня говорит, что нет.
– Во дела! А кто ж тогда преступник?
Арина лишь плечами пожала, а Ромка, поразмыслив, предположил:
– Но, может, эта Оксана каким-то образом связана с Инной Николаевной и подговорила ее подменить картину? – Он схватил девушку за руку: – Мне кажется, что разгадка где-то здесь, совсем рядом. Арин, ну давай прямо сейчас снова съездим в галерею, а? Ну пожалуйста! Ты нам поможешь проникнуть в мастерскую и просмотреть все ее картины. Может, Павел Петрович понятия не имеет, что она там творит?
– Ну что ж, давайте съездим, хоть мне сейчас совсем не хочется его видеть, – неохотно согласилась девушка.
Павел Петрович, увидев Арину и давно примелькавшихся юных посетителей, привстал со своего места:
– Чем могу служить?
– Заехала узнать, нет ли чего нового, – объяснила свой визит девушка. – А они со мной.
– Если ты о картине, то все остается по-прежнему, полиция, по-моему, и не собирается никого искать. Однако в галерее, вернее, вокруг нее, творятся странные вещи. Здесь у меня работает одна знакомая художница, подруга жены, так вот, кто-то вчера поздно вечером ее напугал чуть ли не до смерти.
– Как напугал? – удивилась Арина.
– Какой-то человек со страшным оскалом постучал к ней в окно, после чего ослепил вспышкой. Потом до нее дошло, что неизвестный фотограф был в маске, а в первый момент она не поняла, в чем дело, и чуть в обморок не упала. Бедная Инна никак не ожидала ничего подобного. И я не возьму в толк, кто это мог быть.
С трудом сдержав улыбку, Арина испытующе взглянула на Ромку и сделала ему знак помалкивать. Впрочем, Ромка и не собирался ни в чем сознаваться.
– А чем она здесь по ночам занимается? – спросила девушка.
– Не по ночам, а по вечерам, – ответил Павел. – Пишет кое-что для себя.
– И что, если не секрет? Можно взглянуть? – И Арина, не дожидаясь разрешения, открыла ведущую в студию дверь. Ромка с Лешкой, как приклеенные, последовали за ней.
В мастерской стоял открытый мольберт, а на нем – недописанная белая церквушка на красном закатном небе. Подобную картину брат с сестрой в этой мастерской уже видели, и еще тогда она поразила Лешкино воображение. Но Арина, как ни странно, пренебрежительно махнула рукой:
– Она над этим работает? Кич какой-то. Неужели ты это у себя выставлять собираешься?
– Я? Вовсе нет. Инна пишет на потребу публики. Такие вещи на уличных выставках в один миг разлетаются. А у себя, ты ведь в курсе, я стараюсь выставлять настоящее искусство, по крайней мере, хочется так думать. – Павел Петрович вдруг с обидой взглянул на Арину: – А откуда в тебе такой снобизм? Будто этим никто больше не занимается! Да твоя Софья тоже с Арбата начинала, вспомни об этом.
– А можно я посмотрю другие работы твоей Инны? – миролюбиво спросила Арина и прошлась по студии, разглядывая каждый холст. Ромка тоже не пропускал ни одной картины.
Павел усмехнулся:
– Я, кажется, догадываюсь, что ты хочешь найти. Уж не подозреваешь ли ты, что Инна могла сделать копию и подменить Софьин «Восход»? Вот и Рома мне вчера фотографии какой-то картины показывал и допытывался, чья это работа. Я Инну потом расспросил, она ничего подобного не писала.
Арина кивнула:
– Возможно.
Павел Петрович схватил ее за руку:
– Ты мне не веришь? Обидно и глупо, потому что после пожара и до того момента, как я узнал, что Софьину картину заменили, Инны в Москве не было.
– А мне не обидно! – воскликнула девушка. – Еще раз повторяю – мои друзья не могли этого сделать!
– Но ведь до той вашей вечеринки картина ни разу не оставалась без присмотра. Я просмотрел все записи – подозревать некого. Но кто-то же это сделал!
– Но кто, кто это сделал?! – ни к кому не обращаясь, вопросил Ромка, когда они с сестрой и Ариной покинули галерею. – Никак я во все это не врублюсь. Лешк, скажи, а на Старом Арбате были картины с церквями и красным небом?
Лешка кивнула:
– Кажется, да. И даже не в одном месте.
– Таких картин везде много, они пользуются спросом, – добавила Арина.
– Тогда все мои версии лопнули, – разочарованно протянул Ромка и почесал затылок. – Тогда почему девушка с Арбата говорила нам об Инне Николаевне? Слушайте, может, она, эта Инна, приехала в Москву раньше, чем думает Павел Петрович, и незаметно проникла в галерею? Забежала, например, в тот самый вечер, когда вы там оттягивались. Вот самое простое объяснение. Ты, Арин, говорила, что все заходили и выходили, когда хотели, и что дверь никто не запирал. Вдруг она улучила момент, когда в зале никого не было?
– Это маловероятно, – возразила Арина. – Ведь, чтобы сделать копию с картины, ей не один раз надо было там показаться.
– Эту копию в Нью-Йорке могла сделать Оксана, а потом каким-то образом переслать Инне. Софья же свою картину в Америке писать начала.
– Слишком уж это все сложно, – покачала головой девушка.
– Пусть, как ты говоришь, маловероятно и сложно, но и не невозможно, и потому надо все проверить. – Ромка взглянул на часы. – Арин, может, еще не поздно на Арбат смотаться, а? Я хочу еще раз с той девушкой поговорить. Подвези нас туда, пожалуйста.
Взглянув на часы, Арина нехотя согласилась и высадила их в самом начале пешеходной улицы.
Глава 9
НОВАЯ ЗАТЕЯ
– Хорошо, что вы тут! – воскликнул Ромка, подойдя к еще сильнее хлюпающей носом девушке, и они с Лешкой внимательно оглядели ее стенд. Картина под названием «Закат» на нем отсутствовала.
– А ее уже купили, – увидев знакомые лица, художница сразу поняла, что именно они пытаются у нее высмотреть.
Тогда Ромка протянул ей фотографии Инны Николаевны.
– Посмотрите, пожалуйста, та ли это женщина, что дала вам на продажу свою картину?
Девушка мельком взглянула на снимки и покачала головой:
– Нет, это не она.
– Как не она? – не понял Ромка, удивленный тем, что художница даже не рассмотрела как следует фотографии. – Посмотрите получше, пожалуйста.
Но девушка отвела его руку:
– И смотреть нечего. Я ж вам, кажется, говорила, что Инна Николаевна – женщина немолодая.
– А эта какая, по-вашему? – изумился Ромка.
– Этой всего лет тридцать пять – тридцать семь, а той – далеко за пятьдесят, если не больше, – объяснила художница.
– Вот те на! – с глубоким разочарованием присвистнул Ромка. – А мы и эту старой посчитали. Выходит, просчитались. А когда ваша Инна Николаевна снова сюда придет?
Девушка в очередной раз хлюпнула покрасневшим носом и достала из кармана джинсов носовой платочек.
– Теперь не знаю. Я ей отдала деньги за ту картину, и она мне сообщила, что скоро уезжает.
– Куда?! – вскинулся Ромка.
– Она не сказала.
– А как же ее найти?
Девушка молча пожала плечами.
– Чужое имя присвоила, картину продала и уезжать собралась! – Ромка с тоской оглянулся на ресторан «Му-му», но сестра перехватила его взгляд и заявила: