Почти идеальное ограбление Кузнецова Наталия
– Откуда я знаю? – отозвался брат, явно недовольный обилием картин-конкурентов, и снова затопал в кабинет Павла Петровича, где до сих пор рядом с ним восседала тетка в кофте. Ромка прокашлялся и сказал:
– Меня попросили узнать, можете ли вы повесить у себя картину никому не известного художника? Ну, если он, например, прослышит про вашу галерею и сам принесет вам свое талантливое произведение.
– Почему нет? – ответил Павел Петрович. – Если оно действительно талантливое, мне понравится и его можно будет продать, то я сразу заключу договор с этим человеком. У меня такой случай был как раз с автором той картины, что я подарил вашей Кате.
Ответ хозяина галереи Ромку вполне удовлетворил, и он потянул сестру к выходу:
– Пошли домой. Свой план мы уже выполнили.
Но у выхода они снова встретились с Ариной и, конечно, остались. А она им кивнула и прошла в кабинет.
– Добрый день, Павел. Хотела тебе позвонить, но зашла, так как проезжала мимо. Ты занят? – увидев незнакомую тетку в кофте, девушка вопросительно подняла брови.
– Для тебя могу и освободиться. Это Арина, а это – Анастасия Андреевна, мой новый заместитель или помощник, верно и так, и так, – Павел Петрович встал и представил одну женщину другой.
Девушка улыбнулась его заместительнице:
– Приятно познакомиться. Павел, что новенького?
– А ничего, – непонятно почему резко ответил Павел Петрович. – Никуда я не заявлял – не подставлять же своих знакомых.
Арина внезапно вспыхнула:
– Я-то, глупая, думала, что ты мне доверяешь.
Богачев сузил глаза:
– Тебе, может, и доверяю.
– Ну что ж, до свидания.
Девушка помедлила, видно, хотела сказать что-то еще, да передумала, тряхнула головой и быстро вышла из кабинета.
Ничего не понявший Ромка выскочил за ней следом:
– Мы же ему доказали, что это не ты подменила картину! Он же видел фото ее изнанки! То есть он в курсе того, что ты принесла ему подлинник.
Арина шла быстро, а Ромка подпрыгивал, беспрерывно дергал ее за руку и заглядывал в глаза. Девушка подошла к машине, открыла дверцы и сделала приглашающий жест.
Усевшись рядом, Ромка от нее не отстал:
– Ты не ответила, почему он до сих пор к тебе цепляется. И еще намекает на каких-то там знакомых.
Арина вздохнула:
– Все дело в том, что уже после ремонта, то есть совсем недавно и совершенно спонтанно, мы устроили в галерее вечеринку. Галку, мою подругу, в Питер провожали, она согласилась там жить и работать. Павел нас сам пригласил, а прийти не смог. Охрану он отпустил, систему видеонаблюдения еще не наладил, то есть никто в тот вечер не следил за тем, кто и что делал. Мы и входили, и выходили, кто в магазин, кто к машине. И теоретически каждый из нас мог и принести, и унести любую картину. Но ты же знаешь, что мы на такое не способны.
– А кто еще с вами был? – заинтересовался Ромка.
– А и всего-то мы с Галкой, Володя и Лариса, ее соседка по квартире. Надеюсь, ты-то понимаешь, что Галка с Володей вне подозрений? А Павел, по всей видимости, считает, что раз Галина искусствовед и имеет дело с картинами, то может изготовить копию и пойти на преступление. Смешно просто.
Ромка кивнул:
– Да уж, твоих Галину с Володей мы один раз уже подозревали. Сколько времени напрасно потратили. А Лариса? Ее ты хорошо знаешь?
– Ларису мы прихватили с собой случайно, а до того она и слыхом не слыхивала ни об этой галерее, ни о Сонечке с ее картинами, в этом я могу поклясться. Возможно, я и сама все еще нахожусь в числе подозреваемых. Ведь и за границу часто езжу, и отец мой коллекционер, то есть при желании сплавить кому-нибудь украденный холст мне бы труда не составило.
– Но неужели Павлу Петровичу и подумать больше не на кого? – с досадой спросил Ромка.
Арина лишь дернула плечом:
– А он валит с больной головы на здоровую. Я бы и не волновалась так, если бы из-за этой истории не страдала Сонечка. Она, кстати, еще ни о чем не знает, но сейчас я еду к ней в больницу, придется ее огорошить. Мало ей одного горя!
– А где она лежит? В Склифе?
– Ну да. Как ты догадался?
– Просто предположил. Венечка наш там рядом живет, и это первое, что пришло мне в голову, – сказал Ромка и, нахмурив брови, спросил: – А ответь мне, пожалуйста, жена Павла Петровича в тот вечер с вами была?
Девушка покачала головой:
– Она еще до пожара уехала во Францию и собирается там пробыть несколько месяцев. Потому-то он и взял себе новую помощницу.
Арина доставила Ромку с Лешкой прямо к их подъезду, а сама отправилась в больницу.
Лешка думала, что ее деятельный брат, вернувшись домой, сядет за компьютер, откроет файл под названием «Дело» и займется развитием плана их дальнейших действий. Однако Ромка, даже не поев, нашел огромный циркуль, схватил кисть и торопливо принялся пририсовывать красный круг в самый центр своего шедевра. С работой он справился быстро, затем отошел к противоположной стене, окинул картину оценивающим взглядом, и по его радостному лицу было видно, что сам себе он ставит наивысший балл.
– Класс! А не сменить ли название? «Суперсупрематизм» – это, пожалуй, слишком круто. Не каждый и допетрит, что это значит, а всем не объяснить. Гораздо лучше «Красный круг». Коротко и ясно, а, Лешка? Красный круг до меня еще никто не додумался написать. Можно, конечно, его еще и отдельно нарисовать, жаль, что у меня нет другого холста. Ну ничего, я очень скоро разбогатею и куплю их сразу штук десять. И масляные краски.
Вымыв руки и пообедав, весьма довольный собой Ромка уселся-таки за компьютер.
– Ну вот, теперь можно и о деле подумать. Лешк, что же нам с тобой еще предпринять? Я было решил, что это жена Павла Петровича орудует, а она, видишь, еще до пожара во Францию умотала. А жаль, она почти как Софья рисует. Слушай! – вдруг осенило его. – А если мой «Круг» выставить? Может, и его сопрут и подделают, а? А мы проследим и узнаем, кто этим промышляет.
Лешка снова внимательно вгляделась в произведение своего брата. Красный круг и впрямь затмевал остальные геометрические фигуры, хаотично разбросанные по полотну, и резко бросался в глаза. Тем не менее она почему-то засомневалась:
– Ты уверен, что твой «Красный круг» может кому-то понадобиться?
Ромка даже вскочил:
– А то! Неужели никто не захочет иметь такую замечательную работу? Я на нее столько дней потратил, перевел кучу красок! Значит, так. Перед тем как ее выставлять, мы сфотографируем кромку подрамника, его изнанку и потом каждый день будем сверять, не произошло ли с ними каких-нибудь изменений. А к делу можно будет Игоря, охранника, привлечь. Понятно, что он никакого отношения к подмене картины не имеет.
– Глупая затея! – отрезала Лешка. – Ты слишком высокого о себе мнения. Пока еще твои полотна никакой миллиардер не купил, а потому никто твою картину подделывать не станет. Лучше подумай, не мог ли кто незаметно влезть, скажем, в окно? Хотя там решетки и сигнализация…
Ромка, обиженный словами сестры, уселся обратно.
– Павел Петрович же сказал, что никто не мог этого сделать. А если кто-нибудь все же умудрился, то тогда это посторонний, очень опытный грабитель, и мы вряд его ли отыщем.
– А давай дадим объявление в Андрюшину газету, что в галерее есть еще одна картина Софьи, и проследим, что предпримет этот человек, – предложила Лешка.
Слегка подумав, Ромка покрутил носом:
– Тоже глупость. В таком случае эту другую картину надо иметь, а где ее взять?
– Ну, тогда решай сам.
Пожав плечами, Лешка отошла от брата, но он позвал ее назад. Их вызывал Артем. Вскоре на мониторе появилось его лицо.
– Если посторонний человек подменил картину, то вы его вряд ли найдете, – рассудительно сказал он, когда брат с сестрой, перебивая друг друга, изложили ему свои предположения. – Поэтому, прежде чем что-либо предпринимать, советую окончательно убедиться, что в галерею никто не мог проникнуть с улицы.
– Да не мог! Не мог! – воскликнул Ромка. – Хотя… Хотя все же надо проверить и это.
Он предоставил сестре возможность пообщаться с другом наедине, а сам вылез из-за стола, снова полюбовался на свою картину и улегся на диван.
– Будешь спать? – наговорившись с Артемом, спросила Лешка.
– Мне спать некогда. Я думать буду, – уставившись в потолок, ответил Ромка.
Думал он долго. Лешка уже все уроки на понедельник сделала, а он все лежал и лежал на диване, а потом она заметила, что ее брат уже давно ни о чем не думает, а сладко спит. Впрочем, Ромка по субботам никогда не садился за уроки, всегда откладывал их на потом.
Вечером, когда Лешка собралась гулять с Диком, Ромка вызвался ее сопровождать.
– Прихвати намордник, – попросил он.
Лешка покорно кивнула, а когда они вышли из дома, спросила:
– И что ты надумал?
– А то, что надо действовать, а не сидеть и гадать на кофейной гуще. Знаешь ведь, что «хороший план сегодня лучше безупречного завтра». Так в «Законе Мэрфи» сказано, и я с этим высказыванием целиком и полностью согласен. Какое счастье, что галерея эта от нас не слишком далеко! Бежим скорее на троллейбус! Пробок, кажется, нет.
Припустившись за братом, Лешка не могла взять в толк, что он затеял, а Дик тем более. Пес решил, что непонятно за что он впал в немилость, и всю дорогу, жалобно поглядывая на Лешку, пытался сорвать с себя ненавистный намордник, тычась мордой в кусты и обтирая все попадающиеся по дороге углы. Из-за него и Лешке приходилось шарахаться из стороны в сторону, так как удерживать на поводке такого огромного пса ой как непросто. В троллейбусе Дик сел в угол и посмотрел на нее с таким укором, что Лешке стало стыдно.
– Потерпи немножко, я не виновата, это все он, – указав на брата, она погладила пса по голове.
Но Ромке было не до собачьих страданий. Троллейбус подходил к Каланчевской площади, и он целеустремленно направился к галерее.
Возле нее не было ни души, и Дика на время избавили от намордника. Внутри галереи тоже было пусто, входные двери закрыты, а жалюзи на окнах опущены.
– И что мы будем здесь делать? – спросила Лешка.
– Поначалу давай стукнем в окно, будто собираемся его разбить, и посмотрим, что из этого выйдет. Мне интересно, как сработает сигнализация.
– А если нас сцапают? – неуверенно произнесла она.
– Не нас, а меня одного. Риск – благородное дело. Но постараюсь, чтобы этого не случилось.
Воровато оглянувшись, Ромка двинулся к окну. Он встал на цыпочки и поднял было руку, чтобы постучать по стеклу, но осуществить свое намерение не успел. Откуда-то послышались шаги, и к дверям галереи подошла стройная, хорошо одетая женщина в туфлях на высоких каблуках. Ромка мигом отскочил от окна и замер за деревом.
А Лешка швырнула Дику камешек и, сунув два пальца в рот, громко свистнула, как еще в раннем детстве научил ее брат. Женщина непроизвольно оглянулась. Брат с сестрой заметили высокие скулы и проницательные темные глаза. Женщина нажала на кнопку звонка, охранник открыл ей дверь, и через некоторое время в окне мастерской вспыхнул свет.
Ромка подбежал к окну и сквозь неплотно закрытые жалюзи увидел, как незнакомка надела халат, подошла к мольберту, прикрепила к нему холст и принялась за работу.
Юный сыщик выхватил из сумки свой цейсовский бинокль и прижал к глазам, но что было на холсте, увидеть не смог: мольберт стоял изнанкой к окну.
– Лешка, – прошептал он, отскакивая назад к дереву, – как ты думаешь, что она там рисует?
– Да мало ли что, – пожала плечами сестра. – Раз она сюда спокойно заходит, значит, не посторонняя.
– Зато мы ее не знаем, – буркнул Ромка.
– Мы и не должны всех знать. Пойдем домой, уже поздно.
– Пойдем. Получается, зря, что ли, ходили?
– Получается, зря, – вздохнула Лешка и вновь надела намордник на Дика.
Глава 6
НА СТАРОМ АРБАТЕ
Когда Ромка был маленьким, то всегда, ложась спать, клал себе под подушку самые ценные на тот момент вещи. Это были игрушки, книжки, камешки, стеклышки и всякие железяки. Если же какой-либо предмет оказывался слишком большим и под подушкой не умещался, как, например, игрушечный самосвал или управляемый робот, то он ставил их рядом с собой. Наверное, боялся, как бы за ночь они куда-нибудь не пропали. Вот и теперь, укладываясь спать и повинуясь старой привычке, он придвинул к дивану кресло и поставил на него свою картину. А проснувшись, сразу уперся глазами в свой разноцветный шедевр, радостно улыбнулся, разбудил сестру и втянул ее в свою комнату:
– Ты только глянь, какая красота!
Лешка, протирая глаза, не сразу сообразила, что ему от нее надо. А Ромка ткнул пальцем в холст, освещенный утренним солнышком:
– Смотри же! А когда она в раме будет, вообще глаз не оторвешь. Лешка, а как же мы не догадались до сих пор раму купить, а? – Ромка слегка расстроился, но тут же махнул рукой: – А ничего, это даже к лучшему. Отнесем так, а потом и раму притащим, то есть два раза в галерее побываем и что-нибудь еще выведаем. Короче, скорее выводи своего Дика на улицу и собирайся, пока предки не встали.
Лешка, вздохнув, направилась было в ванную, но остановилась на полпути:
– Рома, а ведь там сегодня выходной. На табличке рядом с дверью так и написано: «Выходной – воскресенье». Сам, что ли, не видел?
– Я забыл, – огорчился Ромка. – Странно, что Павел Петрович в такой день не работает.
– Наверное, это временно. И потом, галерея его, когда хочет, тогда и отдыхает, – рассудила Лешка и решила еще полежать.
Но сидеть дома ее брат не собирался и преградил ей путь:
– В таком случае давай поедем в магазин и приглядим раму для моей картины. Сама понимаешь, что абы какая сюда не подойдет, нужна особая, такая, которая соответствовала бы общему замыслу и делала мой «Круг» еще лучше. Кстати, у тебя деньги есть? А то я совсем поистратился на холст и краски. Знаешь, как все это дорого стоит!
– А я просила их покупать? Ну почему, почему я всегда должна давать свои деньги? – возмутилась она.
– Так я ж их тебе верну! – расширил глаза Ромка. – Причем в стократном, а то и тысячекратном размере! Когда свою картину продам. – И вздохнул: – Даже жалко с такой красотой расставаться! Ну да ладно, будут деньги, я еще лучше нарисую.
– А куда ехать-то? – смирившись с неизбежным, спросила Лешка.
– На Никольскую. Но только давай сначала на Старый Арбат заедем. В зоомагазин зайдем – мне корм для Попки нужен, прошвырнемся, в «Макдоналдс» заглянем или в кафешку какую-нибудь. Я давно туда собирался.
– Тоже на мои деньги?
– Но я же тебе сказал, что скоро отдам! – снова удивился непонятливости сестры Ромка.
Лешка совсем недолго гуляла с Диком, а потом они с Ромкой оставили родителям записку и, даже не позавтракав, вылетели из дома.
Есть ли на свете улица прекраснее Старого Арбата? Лешка твердо знала, что нет. Она решила это еще в раннем детстве, когда гуляла там с мамой и папой. А потому и возражала брату только для виду, а сама обрадовалась его предложению. И в самом деле, почему бы не съездить туда одним, без взрослых?
Как только Лешка ступила на арбатскую мостовую с ее пятирожковыми фонарями, бесконечными магазинчиками и палатками с хохломой, гжелью, матрешками, павлово-посадскими платками, праздно шатающимися и глазеющими на всю эту пестроту туристами, так в ее душе наступил самый настоящий праздник. Они прошли мимо памятника Пушкину и Гончаровой – когда-то давно великий поэт со своей красавицей женой тоже ходил по этой улице, – стены Виктора Цоя, заполненной надписями его поклонников, театра имени Вахтангова… Лешка взглянула на свое отражение в одной из сверкающих на солнце витрин и ощутила себя совсем взрослой и независимой. И тут же смутилась, когда какой-то художник предложил нарисовать ее портрет, и покачала головой. На такое она отважиться не могла, и денег бы не хватило, да и вечно торопящийся Ромка не стал бы ее дожидаться.
А еще на Старом Арбате были картины. Не столько, как тогда, в Лешкином детстве, когда решетчатые металлические стенды с творениями неизвестных художников следовали один за другим вплоть до Садового кольца, а гораздо меньше, но они тем не менее привлекали внимание прохожих. Ромка оглядывал картины с большим интересом и по ходу комментировал, проявляя поразительную осведомленность:
– Вот этот лес прямо как у Шишкина, а море – совсем как у Айвазовского.
Лешка кивала. Кто же не знает Шишкина или «Девятый вал» Айвазовского?
Не прошел Ромка и мимо зоомагазина. В одном из его отделов в тесных клетках томились малюсенькие щенки.
– Смотри, Лешка, я думал, это хомячок, а оказывается, чихуахуа. Купи, в карман положишь. Всегда собака под рукой будет, если только твой Дик ее не проглотит. – Взглянув на цену, он присвистнул: – Дорого! И мопс не дешевле, и болонки тоже, к тому же я их не люблю.
Ромка купил пачку корма для Попки и, отказавшись смотреть рептилий, поспешил назад в «Макдоналдс», мимо которого они уже один раз прошли. Лешка давно поняла, что поездка в зоомагазин для Ромки была лишь предлогом, корм для попугая можно купить и в магазине рядом с их домом, и что больше всего ее брату хотелось поскорее дорваться до гамбургеров, мороженого и всего того, что их родители называли вредной едой.
И вдруг по пути к вожделенной цели на другой стороне Арбата они заметили ресторан со смешным названием «Му-му». Сбоку белели выставленные на свежий воздух столики. За ними, правда, никто не сидел, так как на улице было прохладно и все люди заходили внутрь ресторана.
Не говоря ни слова, Ромка потащился туда же. В «Му-му» было самообслуживание, как в обычной столовой: все брали в руки подносы и становились в длинную очередь, но двигалась она очень быстро. Ромка пихнул сестру в бок и умоляюще заглянул в глаза.
– В «Макдоналдсе» мы с тобой уже сто раз были.
– Ладно, останемся здесь, – великодушно согласилась Лешка. – Но тогда, боюсь, у меня не хватит денег на раму для твоей картины.
Ромка сделал было шаг назад, потом повернулся обратно к стойкам с вкусной едой и махнул рукой:
– Купим в другой раз. Между прочим, здесь навалом картин на одних подрамниках. Значит, можно пока и так отнести.
Заказав люля-кебаб, как это делало большинство посетителей, взбитые сливки и по стакану апельсинового сока, брат с сестрой уселись за круглый деревянный стол, покрытый бежевой кафельной плиткой. Лешка осмотрелась, и ей пришлись по вкусу кирпичные стены с нарочито ободранной штукатуркой и с выступающими из них некрашеными бревнами. Толстые колонны, стилизованные под растущие березы, поддерживали крышу и обвитые зеленью деревянные стропила под ней.
Ромка тоже огляделся и недоуменно спросил:
– А при чем здесь Му-му?
– Как при чем? Ведь тут, по идее, все должно напоминать хлев, вернее коровник?
– Так Му-му – это, выходит, корова? – протянул Ромка.
– Ну да. А кто ж еще?
– А я думал – собака. Ну, та, которую Герасим утопил.
Лешка поморщилась:
– Ненавижу этот рассказ и этого мерзкого Герасима тоже. Лично я на его месте ни за что б не стала топить бедную собачку! – Она хотела добавить что-то еще, но вдруг замолчала и крепко сжала Ромкину руку: – Гляди!
Ромка повернулся и увидел женщину с высокими скулами и темными, глубоко посаженными глазами, то есть ту самую незнакомку, которая вчера вечером приходила работать в галерею Павла Богачева. Быстро отвернувшись, он прошептал:
– Интересно знать, что она здесь делает?
– То же, что и мы, – пожала плечами Лешка. – Завтракает.
– И как ты думаешь, не надо ли нам за ней проследить?
– Вот уж нет. И так легко узнать, кто она и откуда взялась. Расспросим о ней Павла Петровича или Арину, вот и все.
– И это верно, – согласился Ромка. – Тогда ешь быстрее, и пойдем.
Лешка и не заметила, когда он успел проглотить свою порцию. По скорости поглощения пищи ее брата давно пора было заносить в Книгу рекордов Гиннесса.
Доев сливки, она взяла с собой конфетку под названием «Му-му», которую в ресторанной кассе выдавали каждому посетителю. Ромка свою уже давно слопал и теперь косился на ее. Лешка лишь вздохнула:
– На, бери.
И они снова вышли на Арбат. Спрятавшееся на короткое время солнышко вновь выглянуло из-за облаков, заблистало в витринах, преобразило картины на стендах. Ромка с пристрастием заглядывался на каждую.
– Опять Шишкин, то есть почти как Шишкин. И опять. А как у меня, картины нет ни у кого! – радовался он.
И тут они наткнулись на стенд с абстрактной живописью. Холсты на нем были и без рам, и без подрамников.
– Так, наверное, и дешевле, и каждый покупатель может из них свой размерчик вырезать, под любую раму, – придирчиво разглядывая сине-зеленую мазню, предположил Ромка. – Но ведь правда, Лешк, что моя картина в сто раз ярче этих?
С этим Лешка согласилась легко, а ее брат с воодушевлением продолжал:
– Жаль, что я не могу здесь торговать, так как времени у меня на это нет. Проще картины в разные галереи относить. Пусть галеристы себе проценты берут с продаж. Я хоть и потеряю из-за этого часть своих денег, зато у них выставляться более престижно, да?
Но Лешка, не слушая Ромкиных разглагольствований, увидела еще один стенд и устремилась к нему, не сводя глаз с одной из картин.
Подойдя к сестре, Ромка увидел знакомый город со сверкающими окнами высоких домов, воду с бликами, ажурный мост. Только небо было иным, чем на холсте Софьи Полянской, каким-то зеленовато-розовым, и называлась она не «Восход», а «Закат». И вообще, при ближайшем рассмотрении казалась какой-то поддельной.
Возле стенда стояла невзрачная молодая девушка в потертом джинсовом костюмчике. Она шмыгала носом, видно, простудилась от постоянного пребывания на сквозняках. Ромка подошел к ней и очень вежливо спросил:
– Скажите, пожалуйста, вы написали эту картину?
Девушка коснулась рукой тонкой темной рамы и покачала головой:
– Эту нет. А все остальные – мои, – она обвела рукой совсем не яркие пейзажи и натюрморты.
– А чья эта? – не отступался Ромка. Он наклонился и в самом углу холста картины заметил какой-то значок, то ли букву «С», то ли недописанную «О» и указал на них сестре: – Мы с тобой уже это видели.
– Ее написала одна моя знакомая. Она уже несколько раз просила меня продать ее работы, так как ей самой здесь стоять некогда, – с детской непосредственностью ответила девушка.
– И как ее зовут?
– Инна Николаевна.
– А фамилия?
– Остроумова.
– А откуда она взялась? Кто она вообще такая?
– А вот этого я толком не знаю, – ответила девушка. – Просто мы договорились, что я буду продавать ее работы, так как почти каждый день сюда выхожу. Она мне доверяет: я ее ни разу не подвела.
– А как ее найти?
– Обычно она сама со мной связывается. Или прямо сюда приходит.
– И какая она из себя? – поспешила спросить Лешка.
– Немолодая, всегда хорошо одета и очень… – девушка замялась, подыскивая нужные слова. – Очень элегантная.
– И глаза у нее такие, ну, темные, и каблуки высокие, да? И она к вам сегодня подходила, да? – с волнением спросил Ромка.
Художница кивнула:
– Подходила. Получается, вы ее знаете?
– Да как вам сказать… – Ромка неопределенно пожал плечами и, слегка подумав, задал новый вопрос: – А вы случайно не знакомы с Софьей Полянской? Мы видели одну ее картину, эта почти такая же.
– С Полянской я не знакома, но наслышана о ней достаточно. И тоже видела некоторые ее работы. Но Инна Николаевна и не скрывает, что пишет в ее манере, если ты об этом. Такие картины здесь сейчас хорошо идут, а ей нужны деньги.
– А почему же вы сами тогда так же не рисуете? Или вам деньги не нужны? – удивился Ромка.
– Деньги нужны всем, – вздохнула девушка. – Но сам подумай, что получится, если одни художники начнут копировать других, более удачливых, и не создавать ничего своего?
– По-моему, многие только этим и занимаются, – сказала Лешка и взглянула на брата: не принял ли он ее слова на свой счет. Но Ромка пропустил их мимо ушей: он был твердо уверен, что его шедевр самый оригинальный и неподражаемый. К тому же сейчас его голова была занята совсем другими мыслями.
– А можно я сфотографирую эту картину? – спросил он у художницы.
– Пожалуйста.
Ромка сделал несколько снимков, поблагодарил девушку и быстро зашагал вперед. А когда они прошли шагов двадцать, зачем-то оглянулся и взволнованно проговорил:
– Тебе не кажется, что мы уже вышли на след? Давай прямо сейчас Арину порадуем.
– А ты уверен, что эта женщина с темными глазами и есть преступница? – усомнилась Лешка.
– А ты, что ли, нет? Это же ясно как божий день. Раз она сама не продает свои картины, значит, боится, что ее кто-нибудь здесь увидит. Это раз. А коли она работает в манере Полянской, то и ту копию ей ничего не стоило сотворить. Это два. Видишь, как все сходится? – Ромкины глаза заблестели еще больше. – Лешка! Как же нам повезло! Не зря мы вчера с тобой к галерее ездили, а сегодня сюда пришли и в «Му-му» побывали. Меня на Арбат интуиция привела, шестое чувство. Впрочем, ничего удивительного, все великие сыщики им обладают, – небрежно добавил он.
Лешка всегда знала, что ее брат от скромности не умрет, но спорить с ним не стала.
– Возможно, ты и прав, – только и сказала она, а Ромка тут же позвонил Арине. Не слушая его, девушка объявила:
– Я собираюсь к Сонечке в больницу. Уже выхожу.
– Но ты же вчера к ней ездила!
– Вчера я не смогла ничего ей сказать, язык не повернулся, а сегодня решила-таки это сделать.
– А мы хотим рассказать тебе что-то очень-очень важное.
– Тогда, если вам удобно, подъезжайте к больнице. Машину мою вы знаете, подождете возле нее.
– Удобно. Едем!
Арина вышла из больничного корпуса и кивнула ребятам:
– Давно ждете?
– Не очень. Как себя чувствует твоя знакомая? – спросила Лешка.
– К счастью, гораздо лучше, – отпирая двери своей иномарки, ответила девушка. – Сонечка начала шевелить ногами, то есть с позвоночником у нее все в порядке, а это самое главное. Уже нет сомнений, что она сможет ходить, а тем паче работать. И поэтому известие о подмене своего «Восхода» Соня восприняла более-менее спокойно. И, оказывается, у нее есть еще одна работа, о которой пока никто не знает. Она сказала, что не решалась ее выставлять, так как считала незавершенной, но мне удалось ее убедить, что, пока обстоятельства складываются столь удачно, грех ими не воспользоваться. Поэтому прямо сейчас еду к ней домой за этой самой картиной, Сонечка дала мне ключи. Хотите со мной?
– Еще бы! – воскликнул Ромка.
Свернув на проспект Мира, Арина остановилась у светофора на перекрестке и обернулась к брату с сестрой:
– Ну, а у вас что стряслось?
– А вот что. Мы вчера вечером случайно оказались у галереи и увидели, как туда пришла какая-то женщина и осталась работать в мастерской. Такая вот из себя, – Ромка сделал рукой зигзаг и пояснил: – Стройная, одним словом. А сегодня мы зашли в один ресторанчик на Старом Арбате, – он сказал это так, будто ходить по ресторанам для них с Лешкой самое обычное занятие, – и встретили ее там. А потом на одном из стендов увидели картину, очень похожую на «Восход», только она «Закат» называется. И узнали, что ее написала женщина, которую зовут Инна Николаевна, то есть та самая тетка, сечешь? Вот, посмотри, – он показал девушке дисплей своего фотоаппарата с последним снимком. – Видишь, как нам повезло и как быстро мы во всем разобрались? Остается только узнать, кто она такая. Ты случайно не знаешь?
Арина покачала головой:
– Понятия не имею.
Ромка даже на месте подскочил!
– Значит, Павел Петрович ее от всех скрывает? Разве это не подозрительно? Что, если он с ней в сговоре? И тогда ты была абсолютно права, когда говорила, что он сваливает все с больной головы на здоровую.
Вспыхнул зеленый свет, и сзади засигналили. Арина тронула машину с места.
– Надо, конечно, разобраться в том, что ты мне сказал, однако Павел не может быть ни с кем ни в каком сговоре. Я хоть и зла на него за подозрительное отношение к моим друзьям, но абсолютно уверена, что сам у себя он никаких картин не крадет.
– Тогда, возможно, его просто-напросто водят за нос. Пригрел эту тетку на своей груди, и мы должны открыть ему на нее глаза. Сегодня же сделаем фотографии и завтра ему покажем. Как ты на это смотришь?
Арина пожала плечами:
– Покажите, не помешает. Я вот думаю: нести ли мне в его галерею новую работу Софьи? С одной стороны, Павлу хочется помочь, несмотря ни на что, с другой – кто может гарантировать, что и с этой картиной ничего не случится? Хотя теперь, я надеюсь, он примет особые меры безопасности.
– Я по радио как-то слышал, что картину самого Марка Шагала «Над городом» из нью-йоркского музея увели, а уж из галереи-то этой, да при большом желании… А Павел Петрович уже установил новую систему видеонаблюдения?
– Не знаю, – ответила девушка.
Глава 7