Краткая история тьмы Веркин Эдуард

А в тебе от силы сто шестьдесят, злорадно подумал Зимин. А мотоцикл двести с лишним весит, так что сколько бы ты ни дергался – не получится. Дохляк ты. Немощь. Пена и перхоть, не можешь ты встать рядом со своей мечтой.

– Не залезу, наверное, – вздохнул Кокосов. – Я больше на мопеде ездил, этот большой слишком.

– Ладно.

Зимин взялся за руль сам, убрал боковую подставку и рывком выдернул машину на подставку центральную.

– Залезай, – разрешил он Кокосову. – Теперь не упадет.

Кокосов перехватился за руль и взобрался за мотоцикл.

– Классно… – Кокосов счастливо зажмурился. – Классно…

Он вовсе закрыл глаза и сидел так несколько минут, в молчании, Зимин ему даже позавидовал.

Потом Кокосов вернулся на землю.

Зимин думал, что Кокосов скажет ему спасибо, но Кокос промолчал.

– Ну, что делать будем? – спросил Зимин.

– Не знаю. Твой ход.

– Я вообще-то к отцу. Надо поговорить. Кстати…

Зимин поглядел на Кокосова с прищуром.

– Поедем со мной, – предложил Зимин.

– Зачем? – не понял Кокосов.

– Поедем. Покажу кое-что. Это небезынтересно.

– Да я думал…

– Чего ты думал?

Зимин оглянулся, увидел паровоз. Рассмеялся.

– Она не придет, – сказал Зимин. – Мы поссорились, и она отправилась жить к маме. Ужасная драма.

– Я… – Кокосов покраснел. – Я…

– Ты думал, что сейчас она явится? В клубах белого пара, в фиолетовых очках, с роскошными рыжими волосами, смелая и прекрасная?

Зимин рассмеялся громче.

– Щас! – сказал он. – Четыре раза! Ага! Твоя милая Лара отправилась к своей мамаше! И сейчас они совместно солят огурцы!

Кокосов помотал головой.

– Солят!

– Но ведь это правда, – прошептал Кокосов. – Эта история… она ведь произошла со мной… А ведь она похожа… Очень! И имя…

– То, что в твоей молодости была девушка, похожая на Лару, ничего не говорит, – ответил Зимин. – Есть очень похожие люди.

– А история? Понимаешь, история ведь тоже очень похожа! Это все… Было на самом деле!

Зимин вздохнул. Достал ключи, отомкнул кофр, достал шлем. Вручил его Кокосу.

– Зачем? – не понял тот.

– Надевай.

– Зачем?

– Сейчас я тебе кое-что покажу. Главное успеть. Но мы успеем.

Зимин легко запрыгнул в седло.

– Садись, – Зимин кивнул на место за собой.

– Так зачем все-таки?

– Увидишь. Садись, не бойся. Я с тобой в психушку ездил, а там меня молнией, между прочим, ударило! И вообще, насмотрелся, до сих пор штаны в просушке. Садись, теперь твоя очередь удивляться!

Зимин запустил двигатель. Мотор ответил шелестением, легким перебором клапанов, стальным округлым журчанием шестеренок внутри, той музыкой, которая его успокаивала. Зимин вдруг подумал, что неплохо бы записать двигатель и загрузить его в плеер, для того чтобы слушать перед сном. «Буду лежать, а в голове будет шелестеть, шелестеть, и под этот шелест приснятся наконец счастливые дальние страны».

Кокосов натянул шлем и забрался на пассажирское сиденье.

– Ну что? – обернулся Зимин. – Полетели?

Слушать ответ Кокосова он не стал, воткнул первую передачу и рванул вперед.

Началась посадка, люди сосредоточились у вагонов, поэтому перрон Зимин преодолел быстро и легко.

Спрыгнул с платформы, ввинтился между путями и через сто метров товарняка выскочил на железнодорожную ветку, уходящую в глубь промышленного района.

Промелькнули молочный завод, хлебный завод и шоколадный завод, Зимин любил это место. Если держать достаточную скорость, то получается забавный эффект, по очереди влетаешь сначала в запах йогурта, потом в аромат свежего хлеба и, наконец, в густой и усыпляющий запах шоколада.

После шоколада пошел бензин, вонь, едкая и беспощадная, Зимин прибавил скорости, чтобы миновать полосу заправок, и почувствовал, как Кокосов крепче вцепился в ручки.

Начался пригород.

Сначала с улиц исчез цвет, вывески сделались блеклыми и плоскими. Асфальт стал хуже, заплат больше, бордюры погрузились в землю, по сторонам уже не зеленели аккуратно постриженные газоны, а серели заросшие дикой пыльной травой обочины. Деревья пожелтели и растеряли листья, фонарные столбы обросли ржавчиной, а с бумзавода запахло хлором и целлюлозой.

Убавилось света, небо просело и прижало крыши, люди ссутулились и исподлобья поглядывали на несущийся по улице алый мотоцикл. Людей тоже убавилось, то ли по домам сидели, то ли эвакуировать успели.

Зимин летел мимо мигающих желтым светофоров, а потом светофоры и вовсе исчезли. Дома окончательно утратили индивидуальность и обрели одинаковую невыразительность. Зимин поворачивал на неотличимых перекрестках, все дальше погружаясь в лабиринт окраин, и вдруг резко остановился, так что Кокосов сполз по сиденью вперед и больно стукнулся о собственный шлем зубами.

– Приехали? – спросил Кокос.

– Почти.

Зимин указал на вывеску. Свежая голубенькая табличка, светившаяся нездешним люминофором, яростно контрастировала с облупленной краской двухэтажек, табличка была из близкого завтрашнего дня, стены домов из плотного позавчерашнего.

– Читай, друг Кокосов, – указал пальцем Зимин. – Просвещайся.

– Красных Партизан… – прочитал Кокосов.

– Вот и я о том же, – Зимин поежился. – Видишь, угол?

Он указал пальцем.

– Вижу…

– Вот на этом достопримечательном углу меня грабили пять раз. Послушайте, Кокосов, вас когда-нибудь грабили пять раз?

– Нет, – растерянно сказал Кокосов. – Меня, то есть, вообще никогда не грабили…

– А меня пять раз только на этом углу. Как сейчас помню, в седьмом классе лишь в сентябре два раза, удачный год выдался. Впрочем, прогулку по местам боевой славы отложим до лучших, тут у нас оцепление…

Зимин указал на красный бок пожарной машины, перегораживающей улицу, свернул за угол в небольшой проулок, а затем и вовсе в щель, тянувшуюся между двумя заборами. Ехал по этому ущелью он по-прежнему лихо, соблюдением скоростного режима себя не утруждая.

Пролет между заборами тянулся и тянулся, Зимин перекладывал мотоцикл из стороны в сторону, злорадно предполагая, о чем сейчас думает Кокосов. Даже злорадно зная. Кокосов думал о том, что случится, если ему навстречу поедет такой же мотоциклист.

Но все обошлось, заборы закончились, и они оказались на небольшой улице, утонувшей в желтом песке.

– Переулок Песчаный, – пояснил Зимин. – Здесь уже недалеко. Держись.

Зимин вывернул ручку газа на себя, «Эдвенчер» зарылся задним колесом почти по ось, выскочил с ревом на кусок сохранившегося асфальта и сделал «вилли». Кокосов пискнул, то ли от страха, то ли язык прикусил.

Мотоцикл разрыл Песчаный, подняв за собой тучу пыли, распугав сонных собак и даже еще более сонных гусей, остановился перед широкой и по виду вечной лужей. Лужа простиралась почти на всю ширину улицы, по краям в луже поселилась ряска, и произросли камыши.

– Здесь я прожил почти всю жизнь, – сказал Зимин. – Здесь живет мой отец. До сих пор живет, не переезжает, сколько я его ни уговаривал. Вон тот дом.

Зимин указал на почерневший от времени трехэтажный дом.

Дом явно косился в сторону, более того, с этой стороны его подпирали два наклонных бетонных столба, исполнявших роль контрфорсов. Рядом с домом ютились гаражи, построенные из контейнеров, брошенных бытовок и прочего хлама.

– Детство, счастливое детство, – изрек Зимин. – Эту лужу я тоже с детства помню, тут тритоны водятся. Водились раньше, сейчас, конечно, экология не та.

Кокосов смотрел на лужу с опаской.

– Ноги задирай, – посоветовал Зимин и прибавил газа.

Мотоцикл нырнул в воду, зашипели выхлопные трубы, пыхнуло паром, «БМВ» вылетел на противоположную сторону, вильнул в сторону, разбросал из-под колес гравий.

Остановился возле покосившегося дома с покосившейся зеленой дверью.

– Приехали, – сказал Зимин. – Дом, милый дом. Слезайте, барин.

Кокосов слез, хлюпнул носом.

Зимин сощурился и поглядел за реку. Смерчи исчезли. Рассосались. Воздух был чист, только тучи. Тем лучше, будет время поговорить с этим придурком.

– Ты готов? – спросил Зимин.

Кокос кивнул.

– Добро пожаловать за кулисы, – Зимин ухмыльнулся. – Тебе понравится, я не сомневаюсь. Вообще, это познавательно. Знаешь, это место в моей жизни весьма и весьма значимо. Мне кажется, что здесь какая-то энергетика. Тут всегда происходит… Потом расскажу. Знаешь, я все свои книги начинал только здесь, в своем доме. В своей старой комнате, в своем старом кресле. У меня там фамильная пишмашинка, я всегда первые страницы на ней… Что-то я расчувствовался, мы здесь не за этим. Итак…

Зимин сделал саркастический приглашающий жест.

– Смотри, Алиса.

И распахнул зеленую дверь.

Вход в дом выглядел черной дырой. Зимин привычно нагнулся и нырнул в нее первым, Кокосов медлил.

– Не бойся, – успокоил из глубин тьмы Зимин. – Добро пожаловать в место снов.

В подъезде вроде бы пахло жареной картошкой и еще чем-то кислым и характерным, Кокосов шмыгнул носом, пытаясь определить.

– Кошки, – пояснил Зимин. – Милые, добрые звери.

– Да, я тоже люблю кошек…

– Ненавижу кошек, – Зимин плюнул на пол. – Все мое детство прошло в кошачьей вони. Кошка – это худшее животное, хуже скунса. Вокруг полно гаражей, закоулков, пустырей и помоек, и везде заборы, и везде свалки – дрищи – не хочу. Но все эти окрестные твари собирались в мой подъезд. Они гадили под лестницей, они гадили на лестнице, особенно они любили гадить у меня под дверью! Вот ты представь – осеннее утро, на улице темно, и мне надо идти в школу, мимо железной дороги, мимо бетонного завода, мимо заводских очистных. Я открываю дверь, делаю шаг – и вступаю в дерьмо!

Зимин скрипнул зубами.

– Мне идти в школу, а у меня на ботинке кошачье дерьмо! Я начинаю его вытирать, а оно не вытирается! Совсем не вытирается! А домой я не могу вернуться – потому что дверь захлопнулась! И вот я иду в школу, и вытираю, вытираю, вытираю, а оно не вытирается. Никак! А деваться некуда, я прихожу в школу, и от меня воняет. И все от меня шарахаются! Даже за парту рядом не садятся!

– Так и получаются книги? – спросил Кокосов.

– Примерно, – немного успокоился Зимин. – Вообще, Кокосов, я очень ценю твой юмор, и знаешь что – ты недалек от истины. Друг мой Кокосов, кошки ходят не поперек! Кошки ходят прямо мне под дверь!

Кокосов хотел возразить, но Зимин в очередной раз его оборвал.

– Под дверь! – повторил он. – Под дверь! А еще шерсть везде! Вся одежда в шерсти, потому что они терлись о мою дверь! Я все время болел кошачьими болезнями, это удивительно омерзительно… Впрочем, я немного отвлекся. Экскурсия продолжается! Ну, Кокос, хочешь увидеть, насколько кривы кошачьи тропы?

– Я не знаю…

– А я знаю!

Зимин схватил Кокосова за руку и поволок по лестнице на площадку первого этажа.

– Стертые ступени, – сказал Зимин. – Стертые ступени, кривая лестница, перила совсем расшатаны, мы жили на третьем этаже, а вот на первом… Тсыы-ы! Звучит торжественная музыка, можно сказать, фанфары!

Зимин остановился, указал на дверь за № 1. Дверь выглядела сурово. Сквозь засаленное подъездное окно пробивался слякотный дневной цвет, в его печальных лучах проглядывала дверь, которая некогда была обита красным дерматином, теперь этот дерматин свисал рваными полосами, казалось, что дверь штурмовала разгневанная стая динозавров-недомерков. И небезуспешно – короб двери оказался изрядно выворочен, торчали наружу гвозди и тряпки утеплителя.

Зимин подошел к двери, сделал невиннейшее лицо и постучал в косяк. И сразу же, не дожидаясь реакции, принялся пинать дверь ногой, злобно и громко, отчего дрожал весь дом и дребезжали стекла.

Кокосов поглядел на Зимина вопросительно.

– Пригороды, – пожал плечами Зимин. – Простота нравов.

И продолжил стучать. От каждого удара из щелей в стенах высыпался мусор, Кокосов закашлялся.

– А звонок? – спросил он.

– Это муляж.

Зимин ударил дверь с повышенной силой, и она открылась с резким скрипом. Кокосов сморщился от затхлого запаха, вырвавшегося из жилища, впрочем, вполне могло быть, что запах продуцировало не жилище, а субъект, появившийся на пороге. Это был мужчина неопределенного возраста, с бородой, с татуировками, в трусах. Мужчина подслеповато уставился на Зимина, потом, кажется, опознал.

– Витя… – с ностальгическими нотками выдохнул он. – А помнишь, как пескарей на Поганке удили?

– А как же, – цинично кивнул Зимин. – Прямо как сейчас. Но об этом после. Сейчас о важном. А ну-ка, представься этому гражданину.

Зимин указал на Кокосова.

– А он не пристав? – прищурился мужчина.

– Ты не пристав? – на всякий случай спросил Зимин.

– Нет…

– Он не пристав, можешь быть с ним абсолютно откровенен. Представься, будь другом.

Мужчина в майке и трусах несколько – в меру сил – приосанился и произнес голосом, в котором чувствовались некоторые рудименты человеческого достоинства:

– Иван Арчибальдович.

И тряхнул остатками волос, и несколько завалился вперед, так что Зимину пришлось удержать его выставленной ладонью.

– Фамилиё назови, Арчибальдыч.

Иван Арчибальдович сконцентрировал человеческое достоинство в кулак, произнес с определенным вызовом:

– Холин. Иван Арчибальдович Холин.

– Дворянин, между прочим, – Зимин кивнул на Холина.

Кокосов вопросительно поднял брови.

– Потомственный, – с гордостью подтвердил Холин. – Мой род восходит к тем десяти родам…

– Не надо генеалогии, Холин, – остановил Зимин. – Это скучно. Расскажи нашему другу, кем ты по профессии будешь?

– Я? Я про профессии пианист-виртуоз…

– Спасибо, Арчибальдыч, ты человек эпохи Возрождения.

Зимин бережно подтолкнул Холина в грудь и закрыл дверь. Холин не стал прорываться, затих.

– У него клавесин дома, – сказал Зимин, придерживая дверь. – Он на нем по пятницам играет. А еще Холин был в Японии. Кстати, там он немного помешался на самураях и прочей этой радости. Правда, не мультимиллиардер.

Кокосов промолчал.

– Идем дальше, – Зимин перешел от квартиры № 1 к квартире № 2. – Тут тоже много интересного.

Здесь дверь была в порядке, нормальная железная дверь с облупившейся краской, с глазком и с ручкой, номер был набран из десятикопеечных монет, приклеенных прямо к металлу. Правда, на двери не было звонка, он был выдран с мясом, из стены торчали два провода. Зимин осторожно соединил их, выпустив искру.

Внутри квартиры задребезжал звонок, и почти сразу дверь открыл бледный молодой человек, похожий и на вампира, и на продавца книг одновременно.

– Здравствуйте, – сказал вампир, – я Дрюпин.

Кокосов не выдержал и рассмеялся. Нервно так рассмеялся, схватившись за перила, так что лестница задрожала.

Дрюпин обиделся и захлопнул дверь.

– Понимаю, – сказал Зимин. – Тебе кажется, что это похоже на бред, да? А мне вот не кажется. Это Дрюпин.

Зимин указал пальцем в № 2.

– Василий Дрюпин, интеллектуал и анархист. Мы вместе учились с этим юным дарованием с третьего по одиннадцатый, это были не лучшие годы. Знаешь, в шестом классе мы с Дрюпиным отправились смотреть, как перевернулся маневровый локомотив, тут, кстати, недалеко. По пути мы нашли несколько пустых бочек, Дрюпин предложил проверить, есть ли в бочках керосин, и кинул в ближайшую спичку. В результате ему сожгло все волосы и брови и немного кожу. Он два года ходил лысым, но не поумнел.

– А в книге он технический гений… – протянул Кокосов. – Его, кажется, из Эдисона клонировали?

– Я думал, из Ползунова, – уточнил Зимин. – Хотя это не принципиально. Дрюпин в книге умный, а Дрюпин в жизни тупой и капризный. Еще моя мать его два раза на работу устраивала, один раз на заправку, другой раз в магазин автозапчастей. Его вышибли с обоих мест.

– За что?

– За леность и скудоумие. Его в текстильный колледж и то не взяли. И потом, с такой фамилией…

Зимин помотал головой.

– Нам в этом отношении гораздо проще, правда, Кокосов? Ты Кокос, я Зима. А вот Дрюпину пришлось несладко. Трудно жить, когда твоя фамилия является твоим же прозвищем. Его никогда не называли Василием, никогда не называли Васей, только Дрюпин. Дрюпин то, Дрюпин се. Знаешь, он в шестнадцать лет пытался сменить фамилию. Заявление написал, документы собрал, а когда пошел паспорт получать, оказалось, что его опять на Дрюпина оформили. Он и смирился. Теперь живет в безнадежности. Вот смотри.

Зимин еще раз замкнул провода и высек искру.

– Отстаньте! – завопили из-за двери. – Отстаньте все! Валите! Уходите! Или я себя взорву!

– Врет, – отмахнулся Зимин. – Он уже сорок раз взрывался, уже даже полиция не приезжает. Нервный человек. Вот еще раз смотри.

Зимин еще раз замкнул провода.

– Оставьте меня! Оставьте в покое! Я хочу, чтобы меня оставили!

Зимин позвонил еще несколько раз.

– Может, не надо? – спросил Кокосов.

– Почему это? Он мне все детство отравил. Они раньше на третьем этаже жили, рядом со мной. А у Дрюпина коловорот был, так он в восьмом классе стал в мою комнату дырки сверлить!

– Зачем? – удивился Кокосов.

– А кто его знает? Я уж с ним и разговаривал, и по морде пытался стучать – бесполезно. Каждую неделю новую сверлил. Просверлит – и смотрит, смотрит, скотина. В конце концов мне это все надоело, я пошел, купил освежителя воздуха, и когда он просверлил дырку и опять стал пялиться, я ему в глаз освежителем и фиганул. С тех пор он меня совсем не любит. Дрюпин, ты ведь меня не любишь?

Дрюпин ответил из-за двери малоцензурными высказываниями.

– Вот такой технический гений. Дальше.

Они поднялись на второй этаж. Здесь площадка была шире, двери как двери, поперек натянуты веревки с бельем, в углу барахло непонятного происхождения.

– Это клавикорды, – пояснил Зимин. – То есть когда-то были, пока Холин их в окно не выкинул. Та еще история была, как сейчас помню. Душевный кризис с ним приключился – и как давай с балкона инструменты вышвыривать, и рояль, и клавесин, ну, все, короче. Мальчишки потом рояль к луже откатили, так он там и стоял, пока не сгнил. Да… Впрочем, не стоит отвлекаться. Клавикорды незабвенные, ну да бог с ними.

– А кто живет? – Кокосов кивнул на двери.

– Выдающиеся люди. В номере три обитал мсье Коровин…

– Художник? Тот самый?

– В каком-то смысле. Художник, да. Обожал рисовать на заборах. Писать на заборах. Вырезать на заборах. Одним словом, маэстро широкого профиля. Впрочем, сейчас его нет давно, он куда-то исчез года как полтора. В номере четвертом живут старушки, фамилий их не знаю, поэтому лучше нам сейчас пройти на третий этаж, где я провел свое счастливое детство. Идем, тут уже рядом.

Они поднялись на третий этаж.

– Я жил в номере пять, – Зимин указал на дверь. – Но прежде чем заглянуть туда, посетим номер шестой.

Дверь квартиры за номером шесть выглядела вполне себе обычно. И звонок был обычный, с квадратной кнопкой, и звонил соловьем, и из-под двери вытягивался запах жареной картошки.

Зимин нажал еще раз, дверь открылась. На пороге стоял доберман-пинчер. Высокий, крупный, с длинной и тяжелой мордой, темно-черного окраса, с умными и злыми глазами. За доберманом стояла девушка, невысокая, толстенькая и в очках. Смотрела таким же, как у добермана, взглядом. В красивой жилетке, сплетенной из бисера, ленточек и кожаных ремешков.

– Привет, Витька, – сказала девушка. – Что приперся?

– Привет, Танька. – ответил Зимин. – Зайти можно?

– А это кто?

– Это Кокосов.

– Я Кокосов, – подтвердил Кокосов.

– Тот самый, что ли? – усмехнулась Татьяна.

– Он говорит, что да. К тебе можно на минуту?

Доберман недружественно прорычал.

– На минуту можно, пожалуй, – кивнула Татьяна. – Только кеды снимайте.

Они вошли в дом, сняв предварительно обувь и надев лапти грубого плетения. Доберман молча поглядывал на них, сопровождал, пыхтел, принюхиваясь к Кокосову, Кокосов ему не нравился особенно.

Коридор оказался коротким, они вошли в комнату, Кокосов удивился, Зимин нет, в комнате он уже бывал.

Больше всего комната напоминала краеведческий музей небольшого городка. На стенах висели прялки, люльки, кольчуги, плетенные из кожи рубахи, на полках стояли вырезанные из дерева фигурки, старые утюги, самовары, сотни вещей, как старинных, так и современных, но сделанных по старинным методам.

– Ого, – протянул Кокосов. – Красиво.

– Что брать будете? – спросила Татьяна. – Сумки есть хорошие, недавно сделала. По три тысячи отдам.

Девушка подняла диван, достала из него несколько искусно изготовленных сумок. Зевнула.

– Выбирайте, – Татьяна сунула сумку Кокосову. – Берите две, одну продадите за восемь…

– Нас оружие интересует, – перебил Зимин.

– Коллекционер, ролевик, охотник? – Татьяна поглядела на Кокосова.

– Я… – растерялся Кокосов. – Я не знаю…

– Если охотник, то лучше зимой приходи, – Татьяна застегнула жилетку. – В кузне зимой работать буду, тогда и ножи наделаю. Любые могу, могу утилитарные, для охоты, могу булат – для понтов.

– Нам ролевое, – сказал Зимин. – Мечи, не ножи.

– Мечей сейчас мало, восемь штук всего, разбирают быстро, а дюраль дорожает. Луки есть еще, вархаммеры, клевец с прошлой зимы. Клевец настоящий, кстати, не ролевой.

– Ему клевец не нужен, он мастер меча.

Кокосов попытался возразить, но Зимин ткнул его в бок локтем.

– Мастер меча? – Татьяна скептически оглядела Кокосова. – Может быть. Все может быть… Ладно, пойдемте.

Татьяна забросила сумки в диван и направилась в соседнюю комнату.

В соседней комнате было собрано оружие. Всякое. От старинных пулеметов «Льюис» до огромных моргенштернов, от грубых кистеней до тонких японских кинжалов, оружие висело по стенам, лежало на полках, стояло на полу, блестело полированной сталью в тисках, везде было оружие.

– Ого! – восхитился Кокосов. – Впечатляет.

– Макеты, – отмахнулась Татьяна. – Ерунда. Но многим нравится, сейчас всякая дребедень входит в моду. Я восстанавливаю. Ролевое здесь.

Татьяна кивнула в угол, где стояла тяжелая старинная кадка, из которой торчали искусно выполненные рукояти мечей.

– Будете брать?

– Будем, – заверил Зимин. – Прояви товар.