Покаяние Пронин Виктор
ТОЛЬ. И наш общий друг немного обиделся. Он посчитал, что мы, наша команда, сделали недостаточно, чтобы он снова стал зампредом правительства. Точнее, стал зампредом нового правительства.
ГОЦЛИБЕРДАН. Что мы это дело проебали, проще говоря. Простите за вынужденную брутальность, профэссор.
ТОЛЬ. А обидевшись, он стал совершать некоторые лишние поступки. Говорить немного лишние слова. Вообще позволять себе лишнего, вы знаете. Вы же были у него дома в последнее время.
ДЕДУШКИН. Я бывал. Но я всё больше сейчас общаюсь с Машенькой, Марией Игнатьевной. Она фантастическая женщина.
ГОЦЛИБЕРДАН. Берегитесь фантастических женщин, милый старик! Они могут оказаться слишком реальными.
КОЧУБЕЙ. Короче говоря, мне достоверно известно, что и в Кремле поведением Игоря Кочубея не слишком довольны. А значит, в этом году давать ему слово сразу после президента и премьера, так сказать, отдавать ему День русского либерализма, было бы рискованно. Слишком рискованно. Не только для Академии, Евгений Волкович. Но для всех нас. Для всей нашей команды. Вы меня понимаете?
Пауза.
ДЕДУШКИН. Я таким пиектетом отношусь к вашему мнению, Борис Алексеевич…
ГОЦЛИБЕРДАН. С чем-чем?
ДЕДУШКИН. Да-да, с пиектетом. Я не видел за свою жизнь – а я прожил уже почти 77 лет, как вы помните – не видел человека, который мог бы столь веско и уверенно обосновать свою точку зрения.
ТОЛЬ. Вы хотите сказать «но»?
ДЕДУШКИН. Но – это «нет» по-английски? Боже упаси…
ГОЦЛИБЕРДАН. Но – это но по-русски. Запятая, но. Вот что вы хотите сказать.
ДЕДУШКИН. Это очень сложные метафоры для меня. Я хочу сказать, что всё не так однозначно. Что в Кремле не только недовольны Игорем Тамерланчем. Но и любят его.
ТОЛЬ. Конечно, любят. Разве я сказал, что его не любят? Его очень любят. И уважают. Даже больше уважают, чем любят. Любят и уважают. Просто в последнее время недовольны. Потому и недовольны, что уважают и любят. Тем, кого не любят и не уважают, недовольны никогда не бывают. Того сразу выкидывают на помойку.
ДЕДУШКИН. Я не это совсем имел в виду. Наверное, не совсем это, чтобы правильнее сказать. Вы знаете, что и в самом страшном сне, который может присниться президенту Академии рыночной экономики, я не стал бы спорить с Борисом Алексеевичем, наилучшим менеджером России…
ГОЦЛИБЕРДАН. Не можете во сне – поспорьте наяву, профэссор. Лучший менеджер перед вами. У вас есть шанс.
ТОЛЬ. Прекрати паясничать!!!
ДЕДУШКИН. Но тут есть такое дело. Есть основания предполагать, что в Кремле как раз в последнее время очень потеплели к Игорю Тамерланчу.
ТОЛЬ. Каким образом?
ГОЦЛИБЕРДАН. С чего бы это?
ДЕДУШКИН. Вы знаете, моя внучка Алисочка…
ГОЦЛИБЕРДАН. Она уже приехала с Гавайев? Я бы на её месте ни за что не приехал. Как жаль, что я не ваша внучка, профессор.
ДЕДУШКИН. Да-да. Мою внучку Алисочку сейчас опекает одно очень влиятельное лицо. Правая рука нашего президента по всей водке. Вы, должно быть, догадываетесь, о ком я. Я не хочу произносить имен, знаете ли, у стен есть уши, и всё такое…
ГОЦЛИБЕРДАН. Профэссор стал таинственней и глуше. Кто мог бы знать, что и у стен есть и уши.
ТОЛЬ. По водке? По какой водке?
ДЕДУШКИН. По всей возможной водке. По всем ликеро-водочным изделиям, я бы даже сказал. В прошлую субботу я отвозил Алисочку на дачу к этому господину.
ГОЦЛИБЕРДАН. На электричке?
ТОЛЬ. Гоц!
ДЕДУШКИН. Ну зачем же… На машине, на моем академическом «Лексусе». Том самом, который дагестанцы подарили. Девочка же не может ездить одна. В таком возрасте. В такое время.
ГОЦЛИБЕРДАН. А вам, профессор, эта ликеро-водочная рука тоже покровительствует?
ДЕДУШКИН. Я просто посидел в машине. Там стёкла затемнённые. Тонированные, как сейчас говорят. Если кто и заметит – подумает, охранник. Такой пожилой охранник, в летах. Ветеран, одним словом. Посидел, пока Алисочка была у этого лица. Вы понимаете. Подождал мою внучку. У меня ведь единственная внучка, вы понимаете.
ТОЛЬ. Мы понимаем.
ДЕДУШКИН. Потом Алисочка сказала мне, что высокопоставленное лицо очень интересуется Игорем Тамерланчем.
ТОЛЬ. В каком смысле интересуется?
ДЕДУШКИН. Они говорили, что Игорь Тамерланч – очень умный парень. Так и сказали – парень. И что очень удачно съездил в Америку. И что они снова взяли бы его в правительство.
Пауза.
Нет-нет, вы не подумайте, Алисочка никогда ничего лишнего не рассказывает. Я всегда сижу в машине, часов пять, а то и шесть, но так ничего и не знаю, что у них там происходит. Но она… что мы 25 лет дружим с Игорем Тамерланчем, и только поэтому. И только про него.
ТОЛЬ. Кто они?
ДЕДУШКИН. Они?
ТОЛЬ. Да, вы только что сказали – они.
ДЕДУШКИН. Вы думаете?
ТОЛЬ. Я слышал. Своими ушами. Они сейчас ничем не больны. Гоц?
ГОЦЛИБЕРДАН. Я тоже слышал. А я только неделю назад вынул из правого уха серную пробку. Знаете, как это делается, профессор?
ТОЛЬ. Подожди…
ГОЦЛИБЕРДАН. Берется толстая струя горячей воды.
ТОЛЬ. Подожди, я сказал! Профессор, кто они?
ДЕДУШКИН. Я разве говорил про они?
ТОЛЬ. У меня скоро обед с министром инноваций Кореи. Я хотел бы чуть-чуть ускорить процесс.
ДЕДУШКИН. Ах, они! Ну конечно, они! Они – это правая рука.
Пауза.
Господин, который покровительствует моей Алисочке.
Пауза.
Очень обаятельный господин. Я должен сказать.
ТОЛЬ. Хорошо. Вы напишете мне выступление?
ДЕДУШКИН. Как скажете, Борис Алексеич, дорогой. Для нас огромная честь…
ТОЛЬ. Что-нибудь про роль биологических технологий в смене модели экономического развития. Минут на пятнадцать, чтобы люди не заснули.
ДЕДУШКИН. Я лучшим ребятам поручу. У нас сейчас такие ребята по этой теме. Факультет биогенной экономики…
ТОЛЬ. Но я хотел бы попросить вас о еще одной любезности. Очень важной любезности, Евгений Волкович.
ДЕДУШКИН. По правде сказать, Борис Алексеевич, я не знаю…
ТОЛЬ. Чего вы вдруг не знаете?
ДЕДУШКИН. Я не знаю, какой должны быть просьба, чтобы я осмелился вам отказать.
ТОЛЬ. Ну и хорошо, что не знаете. Мне нужно…
Сверкание.
Нам нужно заранее познакомиться с докладом Игоря. Прочитать его. Мы должны быть уверены, что там нет скользких моментов, которые бросили бы тень на наш юбилей. Это же наш, общий юбилей.
Пауза.
Я ничего не путаю – это же юбилей, профессор?
ДЕДУШКИН. В том и дело, что юбилей. 25 лет.
Торжественно.
Двадцать пять лет назад, 25 марта 1985 года, в ознаменование начала ускорения экономического развития СССР, в Институте экономики по инициативе заместителя его директора, доктора экономических наук Жени Дедушкина, была создана лаборатория марксистско-ленинского анализа. Лаборатория была предназначена для изучения особо важных и срочных изменений, которые созрели в теле экономики развивающегося социализма. И по инициативе Дедушкина заведующим лабораторией был назначен лучший молодой теоретик экономики социализма, кандидат экономических наук Игорь Тамерланович Кочубей.
ГОЦЛИБЕРДАН. Король лаборатории. Шишка сыска, стихотворец и дитя. Когда-то существовали такие стихи. Теперь их нет. Больше нет.
ДЕДУШКИН. А потом на базе лаборатории марксистско-ленинского анализа было сформировано первое в истории правительство российских реформаторов. Правительство, которое начало и успешно осуществило важнейшие либеральные реформы в России. Потому 25 марта принято считать Днем российского либерализма. А также – актовым днем Академии рыночной экономики, которая была и остается важнейшим мозговым центром экономического либерализма в нашей стране.
Аплодисменты.
ТОЛЬ. Спасибо, профессор. Я уже знаю, что подарить Академии на юбилей.
ДЕДУШКИН. Да что вы, Борис Алексеевич… Ваше выступление – это уже такой подарок, что…
ТОЛЬ. В Минфине мне сказали, что вы запросили бюджетный грант на приобретение здания в Сингапуре.
ДЕДУШКИН. Так точно. Я всегда восхищался вашей информированностью, Борис Алексеич. Я помню, еще в лаборатории вы были самым информированным мэнээсом.
ГОЦЛИБЕРДАН. И большое здание?
ДЕДУШКИН. Да что вы, куда нам большое! Так себе. Средненькое. Бывшая гостиница «Хилтон». Обанкротилась, стало быть, из-за кризиса. А нам как раз очень нужно здание под филиал. Чтобы обогащаться опытом тихоокеанской модернизации. Вот мне и предложили. Но у Академии своих денег нет, вы знаете, всё же строжайшим образом по смете…
ГОЦЛИБЕРДАН. С видом на море?
ДЕДУШКИН. Простите, на какое море?
ГОЦЛИБЕРДАН. Да, виноват, ошибка. Там океан. С видом на океан?
ДЕДУШКИН. С каким видом?
ТОЛЬ. Значит, Евгений Волкович, вы пришлете мне текст доклада Игоря? И так, чтобы Игорь, желательно…
ДЕДУШКИН. Я вас прекрасно понял, Борис Алексеич. Тут есть только одна маленькая, одна заминка…
ГОЦЛИБЕРДАН. Ничтожная, как разорившийся «Хилтон» с видом на клочки океана.
ДЕДУШКИН. В этот раз Игорь Тамерланч пишет доклад сам. Раньше ему всегда наши ребята… А нынче, почему-то.
ТОЛЬ. Вот в том-то и дело. Надо взять у него доклад заранее. Хотя бы дня за три – четыре. Гоц?
ГОЦЛИБЕРДАН. Хотя бы за четыре-пять.
ТОЛЬ. Хотя бы за четыре-пять. В чистовике? Сможете?
ДЕДУШКИН. Разве мой ответ может быть иным, кроме «да»?! Борис Алексеич, вы…
ТОЛЬ. Я поехал. С наступающим вас, профессор!
ДЕДУШКИН. Разве уже что-то наступает?
ГОЦЛИБЕРДАН. Наступает всё. Всё, что только может наступить. Читали Откровение, Евгений Волкович?
ТОЛЬ. Наступайте наш юбилей. До свидания, Евгений Волкович. Жду от вас текста, как можно быстрее.
ДЕДУШКИН. До свиданья, Борис Алексеевич! Я же сегодня же всём всё поручу. А вы, если можно, подскажите Давыдову там, в Минфине… Сингапур… Здание приятное, недорогое, если уйдет из-под носа – будет так обидно. Борис Алексеич!..
Толь удаляется.
ГОЦЛИБЕРДАН. Значит, в опаловом и лунном?
ДЕДУШКИН. Да-да, в опаловом и лунном.
ГОЦЛИБЕРДАН. Станцуем, профессор?
ДЕДУШКИН. Отчего же нет, дорогой Данечка.
ГОЦЛИБЕРДАН. Вы помните: я не люблю, когда меня называют третьей частью фамилии.
Танцуют.
XXXII
Кочубей, Мария.
МАРИЯ. Ты уже оттаял?
КОЧУБЕЙ. Ещё не до конца. Мне кажется, что у меня обледенел позвоночник. Такой себе снежный король на пенсии.
МАРИЯ. Я говорила тебе, что зимнее пальто не поможет. Надо было брать американскую куртку. Охотничью. Хочешь, вызовем Берешита?
КОЧУБЕЙ. Берешит нам пока не нужен. С обледенением буду бороться сам. Ты знаешь…
Часы.
Ты знаешь, я думал, что люди в провинции живут плохо, но никогда не подозревал, что настолько.
МАРИЯ. Чего ж ты там такого увидал?
КОЧУБЕЙ. Панельный дом конца семидесятых. Посреди дома – трещина. В квартире – плюс девять градусов. Люди сидят в старых пыжиковых шапках. Дорог нет вообще. То есть, в нашем понимании нет дорог. Одни направления. Направление – и на нём почему-то написано «проспект Ленина».
МАРИЯ. Девять градусов – это хорошая русская весна. Ты же не ходишь тёплой весной в пыжиковой шапке. Я не понимаю, зачем сидеть в ней дома. Когда плюс девять.
КОЧУБЕЙ. Я помню, когда был школьником, смотрел всякие фантастические фильмы, американские, где телевизор включался пультом дистанционного управления. А здесь, у них в квартире, я долго искал пульт, чтобы выключить телевизор. И вдруг понял, что пульта нет никакого. Есть старый советский телевизор, «Рубин», 85 года выпуска. И никакого пульта. Пульт тогда еще не выпускали. Это другая планета, ты понимаешь! Фантастический триллер! Я чувствовал себя капитаном звездолёта, потерпевшего крушение.
МАРИЯ. Я не буду спрашивать, зачем ты вообще отправился в это космическое путешествие.
КОЧУБЕЙ. А на обратном пути, когда рейс задерживался уже на семь часов…
МАРИЯ. Ты хоть понимаешь, какой опасности ты себя подвергал? Семь часов в холодном здании без отдыха, без еды!
КОЧУБЕЙ. Я увидел злую волшебницу Бастинду. Из детской книжки. Это была точна она. Я запомнил. Я видел ее на картинке в 59-м году. Ты не помнишь, из какой это книжки?
МАРИЯ. Кажется, «Алиса в стране чудес». Или какой-то другой. И что Бастинда?
КОЧУБЕЙ. Уборщица. Это была уборщица аэропорта. Ей нужно было помыть пол под жестяным стулом, на котором сидел я. И она заорала страшным голосом: мужчина, встаньте! Встаньте, мужчина! Я не сразу понял, что происходит. Не сообразил, что этим мужчиной обращаются прямо ко мне. Что мужчина – это я. Понимаешь? Я замешкался. И тогда она принялась кричать, что вызовет милицию и меня выведут из здания аэропорта. На мороз. Минус тридцать семь.
Пауза.
Я смотрел на неё, совершенно заворожённый.
МАРИЯ. Сказочная поездка. Ты был в этой накладной бороде?
КОЧУБЕЙ. Конечно. Снимал ее только в квартире. У Сириных. У родителей отца Гавриила. Но безопасность моя была обеспечена и так. Без бороды.
МАРИЯ. С чего ты взял?
КОЧУБЕЙ. Хвост. С первых же минут. Я на такси-копейке. И за мной – чёрный джип с четырьмя плотными парнями. Наверное, единственный джип во всём городе.
МАРИЯ. Значит, кроме бороды тебя оберегал хвост. Слава Богу! Это не очевидное-невероятное, это в мире животных какое-то.
КОЧУБЕЙ. Может, и так. Волшебница Бастинда снова снилась мне сегодня ночью. Я давно не видывал злых волшебниц.
МАРИЯ. А добрых?
КОЧУБЕЙ. Добрую я вижу каждый день.
Пауза.
Я не знаю, что делал бы без тебя. Марфуша.
МАРИЯ. Без меня ты всё так же стал бы премьер-министром. Проводил бы реформы. А потом вышел бы в отставку. Сидел бы на даче. И жалел бы русский народ. Разве нет?
КОЧУБЕЙ. Нет, конечно нет. Я никогда не стал бы премьер-министром. Может, устроился бы шефом протокола в наше посольство в Ирландии. И спился бы потихоньку. Шефы протокола часто спиваются. Работа такая. И разве я жалею русский народ?
МАРИЯ. А что же ты делаешь? К чему все эти разговоры про трещину и «Рубин»? Я, правда, не знаю, живет в Якутии русский народ или он там называется по-другому. Но ты явно хочешь сказать, что в чём-то виноват перед ними. Это такой интеллигентский закидон мальчика из хорошей партийной семьи. А ты ни в чем перед ними не виноват. Они всегда жили с трещиной и «Рубином». И с направлениями вместо дорог. Пока из-за тебя не узнали, что можно жить по-другому. Можно-то можно, а как – непонятно. Вот они и злятся.
Пауза.
Но мы – ни в чем не виноваты.
КОЧУБЕЙ. Ты точно ни в чем ни виновата, Марфуша.
МАРИЯ. Это тебе покойный отец говорил?
КОЧУБЕЙ. С Тамерлан Пурушевичем не всё в порядке?
МАРИЯ. Это тебе твой покойный поп говорил?
КОЧУБЕЙ. И он тоже. Это многие говорят.
МАРИЯ. Многие. Господи.
Вздох.
Я не хотела тебя нервировать но придётся. Звонила Надя. Пока тебя не было. Сказала, что с тобой нет прямой связи.
КОЧУБЕЙ. Там, на другой планете, наши мобильные телефоны не работают.
МАРИЯ. Она еще раз сказала, что если ты будешь настаивать на захоронении чужого покойника в вашем склепе на Новодевичьем, она устроит публичный скандал.
КОЧУБЕЙ. Так и сказала?
МАРИЯ. Так и сказала.
КОЧУБЕЙ. А как она устроит публичный скандал?
МАРИЯ. Она не сказала.
КОЧУБЕЙ. Она не сказала. Может, опубликует открытое письмо отцу в «Комсомольской правде».
МАРИЯ. Не смешно, Игорёк. Это, конечно, не совсем не моё дело. Или совсем не моё. Я в вашем фамильном склепе пока ещё не лежу. Но там все на взводе. Надя полностью обработала Тамерлана Пурушевича. Он тебе еще не звонил?
КОЧУБЕЙ. Нет. Не звонил. Что у него с шейкой матки?
МАРИЯ. Шейкой бедра, а не матки. У него ушиб шейки бедра. К твоему отцу ты мог относиться и повнимательней.
КОЧУБЕЙ. Мог бы. Я ко всем мог бы относиться повнимательней. Пока они живы. Ты права, моя дорогая.
Обнимает её.
КОЧУБЕЙ. Я виноват в том, что не сплю с тобой. Полгода уже. Даше больше. Я исправлюсь.
МАРИЯ. Ой, перестань, Игорь.
КОЧУБЕЙ. Я постараюсь. В моем возрасте это всё не так-то просто. И Берешит тут не поможет. Тут нужно особое усилие воли.
МАРИЯ. Что нужно?!
КОЧУБЕЙ. Извини, я опять сказал бестактность. Этот дом с трещиной посередине никак не выходит из головы.
МАРИЯ. В этой трещине для тебя точно есть что-то эротическое.
КОЧУБЕЙ. Кто его знает. Я же не читал Фрейда. А если бы прочитал, то, может, и понял бы, в чём эротизм той самой якутской трещины. Кстати, мне привезли «Улисса»?
МАРИЯ. Привезли. Вчера.
КОЧУБЕЙ. Наконец-то я его прочитаю. Впервые, как любовь. Если бы с тобой, Марфуша, уехали тогда в Ирландию, то жили бы среди вечной зелени и вели бы сексуальную жизнь до самой до старости.
МАРИЯ. Ещё. Звонили из Института биохимии Баха. Так и сказали: биохимии Баха. Через три дня заканчивается срок аренды ячейки. Просили продлить. Или отказаться?
КОЧУБЕЙ. Какой ячейки?
МАРИЯ. Ты меня спрашиваешь, какой ячейки? Наверное, той самой, где лежит труп.
КОЧУБЕЙ. Труп!
МАРИЯ. Они просили срочно продлить. Иначе труп будет отправлен в переработку.
КОЧУБЕЙ. Я тотчас же попрошу. Дай мне записную книжку, если тебе не сложно.
МАРИЯ. Перезвони сначала Наде, сделай милость. Она сейчас в таком состоянии, что может взорваться в любой момент.
КОЧУБЕЙ. Я перезвоню Наде. Тем более что я всё придумал. Не нужно тревожить фамильный склеп на Новодевичьем. Мы сделаем всё по-другому.
МАРИЯ. Мы – это кто?
КОЧУБЕЙ. Мы – это мы с тобой.
Порыв ветра.
МАРИЯ. Что значит мы с тобой? Я надеюсь, ты не будешь хоронить его под окнами нашей спальни?!
КОЧУБЕЙ. Нет-нет, совсем по-другому. Я надумал. Я даже решил. Ты же помнишь, что я имею склонность к смелым решениям. Со времен либеральных реформ. Я возьму часть денег, которые должен мне Боря. Не все, но часть. Надо, чтобы он оставался мне должен. Обязательно надо. И на ту часть, которую я возьму, мы купим остров в Атлантическом океане. Я уже присмотрел остров. Он называется остров Святого Плотника.
МАРИЯ. Что мы купим?
КОЧУБЕЙ. Остров. Двадцать семь морских миль от Святой Елены. Каботажных миль. Как у них принято говорить. Видно Святую Елену в солнечную погоду. Остров частный, он уже продаётся. Стоит всего десять миллионов долларов. С постройками, с садами, с садовником и пастбищем для овец.
МАРИЯ. Овец будем завозить отсюда?
КОЧУБЕЙ. Овец возьмём на Святой Елене. Где был Наполеон. Ты помнишь?
МАРИЯ. Ты сейчас серьёзно?
КОЧУБЕЙ. Я совсем серьёзно. На острове Святого Плотника нет аэропорта. Никто не сможет нам мешать. Мы проведём там последнюю половину жизни. Наймём хорошего садовника и пастуха для овец.
МАРИЯ. Много ли у тебя осталось этих половин, Игоряша?
КОЧУБЕЙ. Это тропики. Наполеон, кажется, умер от тропического климата. А мне он очень даже нравится.
МАРИЯ. Это после Якутии. Не думаю, что тропики подходят для твоей гипертонии.
КОЧУБЕЙ. Если даже раньше не подходили – они потом подойдут. Мы построим там дом. Который понравится тебе. А на другом конце острова сделаем общую усыпальницу. Гробницу. Там и будет лежать тело. Которое сейчас заморожено в Институте Баха.
МАРИЯ. Своего дедушку, Героя Советского Союза, ты тоже туда перевезёшь?
КОЧУБЕЙ. Мы перевезём. Все вместе. Мы с тобой. Наденьке не надо будет ни о чём беспокоиться.
МАРИЯ. Пусть будет остров. Уже и то хорошо, что скандал с Новодевичьим может закончиться.
КОЧУБЕЙ. Если ты думаешь, что на острове мы останемся совсем одни, это не так. Вовсе не так. Мы купим большой океанский катер. И при каждом удобном случае сможем ездить на Святую Елену. Туда и будут прилетать наши друзья. Там есть аэропорт. Небольшой, но есть. И супермаркет, и большая почта с Интернетом и телеграфом.
МАРИЯ. Осталось только, чтобы друзья собрались на Святую Елену. Это Франция?
КОЧУБЕЙ. Это Англия. Великобритания. Теперь я точно знаю, что это Англия. Раньше не знал, а теперь вот – знаю.
Запах зимних цветов.
МАРИЯ. Откуда ты знаешь?
КОЧУБЕЙ. Это пока секрет. Не от тебя, а просто, чтобы не сглазить.
Пауза.
Читать бесплатно другие книги:
