Фебус. Принц Вианы Старицкий Дмитрий

Глава 10

РАЗВОДКА КРОЛИКОВ

На улице Ювелиров, довольно свободной от публики, я знаком приказал Микалу приблизиться и ехать рядом. Оглянулся, понял, что стрелки тихий говор не услышат, и прошипел со злобой в голосе:

— Что же ты, паскуда, не предупредил меня о том, что местная дюшеса — мне тетка родная? Почему я это должен узнавать от менялы на рынке, а не от тебя?

— Сир, — Микал выглядел очень виноватым, — сир, я сам этого не знал, ей-богу.

— Ну так чтобы до обеда узнал. Со всей родословной. А то мне, чую, скоро придется в замок визит вежливости делать и оправдываться, почему сразу не зашел. А я про тетку ничего не помню… Ох, грехи наши тяжкие, — простонал я и машинально перекрестился, как правильно тут крестятся. — Кажется, про этот дом говорил меняла…

Дом — трехэтажный, каменный, добротный — настоящая крепость, и в то же время изящный. Сам бы от такого не отказался. На первом этаже окон не было, только дверь. Но зато какая! Дверь дома банкира сделала бы честь небольшому замку. Собранная из толстых дубовых плах, она для прочности была окована толстыми полосами железа. А граненые шляпки кованых гвоздей указывали на то, что стальная арматура есть и на внутренней стороне двери. Не сразу и тараном вышибить, даже если мешать не будут. Ответственно тут подходят к охране и обороне. По-немецки основательно.

Снова спешились с Микалом, оставив стрелков в седлах, и вошли в нишу крыльца.

На двери висел деревянный молоток на цепочке, закрывая собой небольшую медную полосу, отполированную в центре от частых ударов. Микал взялся за молоток и постучал по медяхе. Раздался довольно громкий противный звук.

Некоторое время не было никакой реакции, и Микалу пришлось повторить упражнение с ударным инструментом.

Потом в центре двери открылось окошко сантиметров двадцать на тридцать, оттуда выглянула красная носатая рожа со свинячьими глазками. Этакое резкое несоответствие огромного носа и маленьких гляделок. Просто шарж, а не лицо.

— Кому тут по голове постучать? — рявкнуло это рыло. — Не принимает господин сегодня просителей.

И резко захлопнул эту дверцу для коммуникации.

— Стучи, — сказал я Микалу.

Когда на повторный стук снова открылось окошечко в двери, я резко воткнул два пальца в ноздри этому хаму и рывком прижал его морду к двери. Со стуком лба об дерево.

— Ты, который даже не унтерменш, а дойчешвайнехунд[186], мухой метнулся к хозяину доложить, что на крыльце стоит инфант Наваррский. Если через минуту дверь не откроется, то быть тебе поротым. Причем пороть тебя будут мои кнехты, что характерно.

Отбарабанив эту тираду на хохдойче, я отпустил этого возомнившего о себе холуя, который тут же убежал, даже не закрыв за собой этот средневековый «глазок».

Ждать пришлось все же больше минуты, но не очень долго. Как раз успел оттереть платком пальцы от противных соплей привратника. Зато встречал меня сам хозяин, рассыпаясь в поклонах мелким бисером.

— Ваш слуга за хамство заслужил плетей, — заявил я банкиру вместо приветствия. — Извольте показать место для экзекуции.

Стрелки как раз привязали коней за вмурованные в стену у двери медные кольца. Один остался охранять наше живое имущество, а Микал со вторым стрелком прошли вместе со мной в прихожую.

— Как прикажете, ваше высочество, — еще раз низко поклонился банкир. — Он сам покажет вашим людям место, где они его будут пороть. А вас я нижайше прошу пройти в мой кабинет, — не распрямляясь, он сделал приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. — Я счастлив принимать ваше высочество в своих стенах. Для меня это высокая честь.

— Как его пороть, сир? — испросил Микал инструкцию.

— Bez fanatizma.

Но увидев, что меня не понял даже Микал, пояснил по-васконски:

— Оставить живым, но чтобы с его задницы слезла кожа. Чтобы этот случай он запомнил надолго.

Судя по тому, как заблестели глаза у стрелка, это задание ему понравилось.

Похоже, я окончательно вжился в шкуру принца. Ноближ оближ, епрть. Надо соответствовать. Меня бы никто не понял, если бы я попустил такое хамство в отношении себя как наследника королевского престола. Не только не поняли бы, но даже осудили. Хотя, положа руку на сердце, считаю, что этот швайнехунд порку заслужил справедливо.

— Могу ли я осмелиться: угостить ваше высочество вином? — снова рассыпался в акробатических упражнениях банкир, когда мы поднялись в его кабинет.

Внешность баварского банкира была такая средненемецкая, что его вполне можно было принять за славянина. Глаза серые. Морда круглая. Рыжеватые русые волосы он зачесывал на затылок и подвязывал там в косу. Одет богато, даже с претензией. В прорезях бархатных пуфов и рукавов проглядывали парча и шелк. Шоссы шелковые. Все в скромных коричневых цветах бюргера, но это одеяние просто кричало о размере кошелька упакованной в эти тряпки тушки. На груди висела толстая золотая цепь с какой-то медалью, которая смешно раскачивалась, когда этот дойч кланялся.

Кабинет оказался под стать хозяину — пыль в глаза, но пыль золотая. Мебели в небольшой комнате стояло мало, но ценных пород дерева, и вся она покрыта искусной резьбой и блистала обилием позолоты. На мой взгляд, последней чересчур много для изящного вкуса. Портьеры на окнах и дверях — также из дорогой узорчатой ткани винного оттенка, с ламбрекенами, благо высокий потолок позволял такое излишество. Крепления для драпировок устроены из лепного позолоченного багета, похожего на музейные картинные рамы. Венчал все это великолепие шикарный письменный прибор из шести предметов, инкрустированный перламутром, — воистину музейная вещь.

— Могу ли я осмелиться угостить ваше высочество вином или вы желаете перекусить чего-нибудь существеннее?

— Я бы с удовольствием выпил кофе, — ответил я провокацией. — Черного. С двумя кусочками сахара. И сваренного с тремя зернышками кардамона.

— Высокий вкус, — похвалил меня банкир. — Присаживайтесь, ваше высочество, я немедленно распоряжусь насчет кофе и весь к вашим услугам.

И, не оборачиваясь, задом вышел из кабинета.

Я сел в кресло, обтянутое пурпурным шелком, — под стать епископской рясе. Заложил ногу на ногу и продолжил осматривать кабинет.

Удивительное дело, но ничего такого, что бы ярко характеризовало хозяина, вокруг меня не было. Словно все специально подбирали обезличенно. Разве что несколько мрачновато: мебель темная, тряпки фиолетовые. Просто не за что зацепиться, кроме избыточной роскоши. Стал подозревать, что комната, куда меня завели, просто парадная переговорная, а настоящий кабинет хозяина — бэк-офис — находится в другом месте, куда посторонним вход воспрещен. Иначе вряд ли бы меня оставили наедине с важными документами. Не думал, что прогрессивные идеи администрирования имеют такие глубокие корни. Придется составлять личность банкира по натуральному портрету, а это чревато ошибками.

Хм, «павлины, говоришь…»

— Извиняюсь за то, что я заставил вас ждать, но не было заранее обжаренных зерен. Позвольте мне самому поухаживать за вами, ваше высочество. — Банкир принес серебряный поднос, на котором стояла самая настоящая медная турка, исходящая паром, и две фарфоровые китайские чашки на блюдцах. С характерным синим рисунком, который ни с чем не спутаешь. Золотые ложечки. Стопка накрахмаленных салфеток. И еще пара неопознанных мной предметов.

— Сделайте милость, — разрешил я.

Банкир быстро, с изумительным для его профессии искусством официанта, сервировал письменный стол, отодвинув в сторону парадный письменный прибор. В нем, кстати, не было чернил, как и в песочнице песка, — я заглянул, пока ждал кофе.

Банкир выдал мне салфетку для бережения одежды, и расстелил салфетки на столе. Довольно умело размешав кофе в турке, разлил по чашкам.

— Прошу, ваше высочество.

Я попробовал. Неплохо, слабый вкус кардамона чувствовался, но кофе был не сладким.

— Сахара не хватает, — сказал я. — А так — прелестный мокко.

— Простите, мою оплошность, ваше высочество, — банкир подвинул ко мне поднос с цилиндрически серебряным стаканом, на венчике которого был вмят небольшой носик — лабораторная посуда, да и только. — Кускового сахара нет. Есть сок сахарного тростника. Добавьте, сколь вам необходимо, сами. Я боюсь не угодить со своим вкусом. Сам я пью кофе горьким вообще без сладкого. Так он лучше бодрит. А вот в этой емкости — мед. Некоторые любят пить кофе с ним.

— Мед? — удивился я. — Как можно: он же перебивает вкус и аромат самого кофе…

— Как я счастлив, что встретил в вашем лице такого великого знатока этого экзотического в наших краях напитка.

— Ну мы все же ближе живем к Средиземному морю, — ответил я, шифруясь. — А еще совсем недавно сарацины занимали большую часть нашего полуострова. Арагонские мосарабы[187] без кофе свою жизнь сейчас себе уже и не представляют. Вот я вижу — у вас джезва, хоть и правильно выкована из красной меди, но горло у нее недостаточно узкое, и от этого большая часть аромата просто улетучивается в атмосферу.

— А какого размера должно быть правильное горло у этого сосуда, ваше высочество? Вы уж извините, что выспрашиваю у вас такие мелочи, но я очень большой любитель этого напитка. И новый рецепт варки кофе мне просто как маслом по сердцу.

— С большую серебряную монету, не шире. И стенки у джезвы желательно при этом иметь в правильный конус.

Кофе кончился быстро. Жаль. Как домой попал, аж на ностальгию пробило. Но я не стал напрашиваться на вторую порцию. Ручаюсь, мне бы не отказали, но вдруг банкир окажется не столько алчен, как ему положено по роду деятельности, сколько просто скуп. А мне совсем не нужно в предстоящих переговорах его раздражение.

— Ваше высочество, — банкир поставил пустую чашку на блюдце, — если вы пришли ко мне, то у вас наверняка есть проблема, которую только я и могу решить. Излагайте. Я весь к вашим услугам.

Я продумал линию своего поведения, еще пока сидел один в кабинете, ожидая кофе, и не стал просить у банкира денег. Это же для него так тривиально и скучно — все только и делают, что просят у него деньги. Вместо этого я действительно поделился с ним нашей проблемой.

— Понимаете, мэтр Иммануил, у моей свиты — двадцать четыре лошади, а большинство местных кораблей столько голов на борт взять не могут. А нам надо быть в Сантандере желательно вчера.

— Простите, когда? — Глаза банкира округлились.

— Вчера. Это шутка у меня такая.

— Простите, ваше высочество. Немного непривычный для меня юмор, — несколько обескураженно произнес банкир. — Так вся проблема в том, чтобы переправить в Кантабрию две дюжины лошадей разом?

— И всадников вместе с ними, — уточнил я задание.

— И все?

— И все. Только по возможности скорее.

— Думаю, это можно решить, если галера еще не ушла из Нанта.

— Та самая… с тремя большими фонарями на корме? — забросил я крючок.

— Вы ее видели?

— Мельком.

— Но тут есть одна проблема, ваше высочество. Как вы относитесь к сарацинам?

— Я к ним не отношусь, — выпалил по привычке старый прикол.

На этот раз банкир подхалимски мелко рассмеялся.

— У вас действительно специфическое чувство юмора, прекрасный принц.

— Какое уж есть, — пожал я плечами.

А внутри постучал себе по бестолковке, что так и спалиться недолго, не следя за губой.

— Дело в том, ваше высочество, что эта галера принадлежит египетскому капудану[188] Хасану Абдурахману ибн Хаттаби. И она одновременно берет на борт до сорока лошадей. К тому же может плыть в полный штиль. Но есть один щекотливый вопрос…

— Какой?

— Гребцы у него на галере большей частью рабы-христиане из пленных. Гасан может испугаться, что вы, как христианнейший принц, как только подниметесь на его палубу, прикажете их всех отпустить на волю, и он тогда не сможет добраться до дому.

— Меня интересуют в этом разрезе только мои соотечественники. А его, как я понимаю, интересует право бретонского флага, которого он может лишиться, если не отпустит пленных по моему приказу, и в этом случае обидится на него моя тетушка. Так? Я все правильно понимаю?

— Да, ваше высочество. Поэтому он может и не согласиться заранее.

— Ну что ж… — задумался я.

Впрочем, выход из ситуации нашел быстро.

— Мэтр Иммануил, если вы поможете мне разрешить мою проблему, то я попробую реализовать вашу. Вашу даже не проблему, а мечту.

— Мечту? Какую мечту, выше высочество? — Банкир был явно заинтригован.

— Сначала ответьте на один вопрос, мэтр Иммануил: для чего на самом деле вы так стремитесь получить нобилитацию? Для ведения ваших дел во многих землях она будет только мешать, а не помогать.

— Право голубятни, — честно ответил банкир.

Наверное, у меня появилось несколько недоуменное выражение морды лица, раз мэтр поспешил с разъяснениями:

— Голубиная почта, ваше высочество. Это пока самый быстрый способ передачи сообщений. Но это привилегия дворян. В Баварии никто больше не смеет держать голубей. Можно головы лишиться.

— Можно же просто арендовать голубятню у нуждающегося риттера. Разве так не проще? — парировал я неубиваемым аргументом. — И уж точно дешевле выйдет.

— Дешевле, проще, но не лучше, — ответил мэтр Иммануил. — Во-первых, бедного риттера очень легко перекупить. Что и было однажды сделано Фуггерами. Этот риттер просто давал им копировать наши послания и задерживал их передачу на пару-тройку дней.

— Ваши послания не были зашифрованы?

— Ах, ваше высочество, любой шифр можно расшифровать, если на руках будет десяток таких посланий.

— И что стало с этим риттером?

— Его убил другой риттер за оскорбление своего коня. На дуэли. Но это случилось в другом городе. После этого случая мы на семейном совете решили, что иметь свою собственную голубиную почту — это уже деловая необходимость для нас. Особенно после того как очень выгодный заказ ушел из-под нашего носа к Фуггерам и мы понесли немалые убытки.

— Да. Это многое объясняет, — сказал я, — в том числе и цену, которую вы готовы были заплатить за дворянские хартии. Кто владеет информацией, тот владеет миром.

— Вот-вот, ваше высочество, именно так, — поддакнул банкир. — А император этого не понимает.

— Хорошо, — я пристукнул ладонью по столешнице, если вы решите мои проблемы, я решу эту вашу проблему. Это в моей власти.

— Вы сможете сделать то, на что не решился римский император[189], который крайне нуждался в наших услугах? — обескураженно и недоверчиво произнес банкир.

— Мэтр Иммануил: то, чего не может сделать римский император, за которым внимательно следит весь мир и римский папа, вполне по силам никому не интересному виконту затерянного в горах Беарна.

— Дворянство с гербом? — взял быка за рога банкир, вмиг превратившись в хваткого дельца.

— С гербом и идальгией, — подтвердил я. — Вас же не интересует размер поместья, так? — Банкир кивнул, подтверждая. — Не обязательна полная кабальерия[190]? Нужен только сам факт ее существования? Правда, золотых шпор не обещаю — их надо заслужить на поле боя. Но я надеюсь, что вы вполне удовлетворитесь титулом эскудеро и должностью моего советника по финансам.

— Сколько? — Голос банкира понизился до легкой хрипотцы.

— Цену вы сами назвали императору, — улыбнулся я как можно шире. — Бочка флоринов.

Банкир оттянул ворот своего жакета, словно ему не хватало воздуха. Лицо его раскраснелось; казалось, вот-вот — и этого полнокровного человека обнимет Кондратий, что мне совсем не улыбалось.

— Открыть окно? — участливо спросил я.

— Не надо. Я уже пришел в себя. Но я не смогу до вашего отъезда собрать столько золота, — сокрушенно ответил мэтр.

Или уже почти сьер?

— Мне не нужно золото. Мне нужно серебро, эквивалентное этой сумме в любой монете, только не порченой.

— Его легче собрать, ваше высочество, но это составит большой обоз. Доставить его из Баварии сюда будет небезопасно. Бургундия еще не замирена. По ней до сих пор шастают толпы бывших наемников.

— Мне не нужно столько серебра здесь, в Нанте. Оно мне нужно в Беарне. К декабрю. Но не позже Рождества.

— Очень опасно, ваше высочество, везти такой обоз сушей, тем более что путь будет пролегать через Гельвецию. А там разбойник на разбойнике сидит в каждом ущелье.

— Так наймите охрану из этих же швейцарских разбойников. Я слышал, что они честно соблюдают взятые на себя обязательства, в отличие от германских ландскнехтов[191]. В конце пути они останутся служить мне минимум несколько лет. Деньги на это можете взять из той же бочки, но я надеюсь на ваше благоразумие в тратах.

Видя обескураженность банкира, я добавил:

— Наймите столько алебардистов, спитцеров[192] и арбалетчиков, сколько посчитаете нужным для полноценной охраны этого серебряного обоза. Сотню… две… три… сколько будет нужно. Я дам вам патент моего капитана, и вы сами соберете кампанию[193]. И когда вы доведете этот обоз до Беарна, то я, в ознаменование ваших заслуг перед моей короной, пожалую вам идальгию. По всем правилам и торжественно. А не тишком из-под полы. И тогда ваше отношение к нобилитету будут признавать во всей христианской Европе. И еще лестный для вас момент. В испанской геральдике корона сьера очень похожа на германскую корону фрейгера.

— Не сочтите за лесть, ваше высочество, но я сражен таким мощным умом в столь юном теле.

— Оставьте любую лесть для придворного приема, мэтр. Здесь мы с вами говорим о делах, как деловые люди.

— Вас не осудит ваша родня за то, что дадите дворянство банкиру, практически ростовщику? — выразил Вельзер очередное опасение.

Обжегшись с императором на молоке, банкир со мной дул на воду.

— Это мои проблемы, мэтр. К тому же я дарую идальгию не ростовщику в Нанте, а капитану моей армии в Беарне, который выполнил для меня особо важное и тяжелое задание, с риском для жизни. Тем более что впереди у меня коронация в Наварре и сопутствующая ей раздача пряников. Так что чем быстрее вы доставите мне серебро, тем лучше будет для вас. А также у меня много проектов, на которых ваша родня может если не утроить, то по крайней мере удвоить свой капитал. Но это в будущем. Если вы согласны, то несите писчие принадлежности для составления кондотты[194]. Зачем тянуть время, которого и так мало. Время — деньги: так, кажется, говорят в вашем кругу?

Уехал я от банкира только после полудня, отказавшись от завтрака, но не удержался от того, чтобы выклянчить еще чашечку кофе. Даже спустился с хозяином на кухню, чтобы лично показать мэтру Иммануилу «правило трех закипаний», чем привел последнего в полный восторг.

В итоге, приехав с пустыми руками, я увозил с собой фунт жареных зерен мокко, увесистый кошель с тремя сотнями флоринов задатка нашей сделки «золото в обмен на герб» и сердечное заверение самого банкира, что дело с галерой он разрулит в ближайшее время, к нашему обоюдному удовольствию. А в будущем доставит мне на дом серебряный обоз и не менее трех сотен лучших в мире швейцарских пехотинцев.

Слово сказано.

Император в Вене, хоть и римский, а дурак — бочку золота на крашеную деревяшку не поменял. Но у каждого свои тараканы в голове. Оно и хорошо, теперь эта бочка досталась мне, как и ВАССАЛЬНАЯ ПРИСЯГА банкира, что намного ценнее золота. Мне же все это обойдется в заброшенный хутор, который на бумаге я обзову сеньорией, и затраты на художника, который будет малевать на пергаменте новый дворянский герб. Я его уже придумал: на желтом поле — бочка, лежащая на телеге, влекомой беарнским красным быком. Или просто три красных бочки на желтом поле. Говорил же, что люблю лаконичные гербы. Можно конечно же нарисовать и монеты, только это изображение уже забито флорентийским родом Медичи, который, кстати, тоже из банкиров вырос.

Когда подъезжали к постоялому двору, стал накрапывать мелкий грибной дождик, не заслоняющий солнце, но заставивший нас за городской стеной резко прибавить в аллюре. Просто так мокнуть никому не хотелось.

Осень на носу, господа. Пора с перелетными птицами двигать на юг. В Наварру.