Ты самая любимая Тополь Эдуард

— Спокойно! Не шуметь! Где вы прописаны?

— А где ваш паспорт? А почему без паспорта?

— За молоком она вышла! За молоком тоже с паспортом нужно ходить!..

Но телефон в столе продолжал звенеть, и дежурный наконец рывком выдернул ящик, схватил звенящий телефон и по привычке рявкнул стандартное:

— Милиция, дежурный Ковалев!.. Алло! Алло, говорите! — Услышал гудки отбоя и чертыхнулся: — Тьфу, это ж мобильный!

Швырнул телефон обратно в ящик и приказал:

— Сержант! Выпусти этих лопухов из обезьянника. И так места нет.

Сержант через сутолоку задержанных пробрался к КПЗ, выпустил четверых подростков в бейсболках «Найк» и куртках «МузТВ», дежурный вернул им украденные деньги. Подростки обнаглели:

— А телефон?

— А номер вспомнили? — сказал дежурный. — Нет? Ну и валите отсюда! Не до вас!.. — И дежурный удивленно посмотрел в окно — там невесть откуда хлынул проливной летний дождь.

Этот дождь — густой, крупный, чуть ли не с градом — хлынул и на площадь перед Большим театром. И Зара, пробираясь в толпе поближе к эстрадному помосту с юными артистами, испуганно дала отбой «дежурному Ковалеву» и растерянно оглянулась — люди вокруг нее буквально прыснули в разные стороны, бегом побежали, словно она уже взорвалась.

Но нет, это они от дождя — к метро, под козырьки и навесы. А дети-артисты — к автобусам.

Тут какой-то парень укрыл ее под своим зонтиком:

— Девушка, вы же промокнете! Бежим! Вам куда?

— Никуда. Отстань.

— Так ведь ливень! Вы уже мокрая! А если простудитесь?

Он явно кадрил ее, но она не понимала этого.

— Не твое дело!

— Как не мое? Я дежурный по ливням, спасаю блондинок. Побежали! — И он потянул ее за руку, да так, что рука, выскальзывая из кармана, чуть кнопку не нажала.

— Баран! — испугалась Зара. — Не трогай меня! Идиот!

Он смерил ее изумленным взглядом и, словно от дуры стоеросовой, тут же пошел прочь, высокомерно подняв под зонтом и плечи, и голову.

А она осталась одна под дождем.

И наугад пошла под ближайший матерчатый навес.

Там, на узком пространстве под стеной, стояли какие-то женщины, не меньше двух десятков. Увидев промокшую Зару, они без особой охоты, но все же чуть раздвинулись, впуская ее под укрытие.

А дождь все лил, лужи вскипали восклицательными знаками капель, и женщины стояли молча, глядя на это море воды вокруг.

Но две пожилые тетки в темном, небрежно глянув на подошедшую блондинку, продолжили свой разговор, и Зара вдруг с изумлением уловила, что говорят они по-чеченски. Думая, что никто вокруг их не понимает, чеченки говорили о своем ужасном положении в Москве.

— Слушай, каждый день хожу в мечеть молиться — не помогает. Зачем эта война? В Чечне все разрушено. Здесь на работу не берут, жить не на что. А эти басаевы учат наших детей ехать в Москву и взрывать себя, чтобы русские нас всех вообще тут вырезали. Еще пара таких взрывов, как в Тушино, и русские такой погром нам устроят! Клянусь Аллахом, моей внучке нужно операцию делать, но ни в одну больницу устроить не можем — боимся, а вдруг русский врач ее зарежет?

Зара с презрением посмотрела на этих женщин. И вдруг что-то внутри словно подхлестнуло ее.

— Вы, твари! — сказала она им по-чеченски. — За тарелку московской похлебки готовы тут всем ботинки лизать! А они, шакалы, этими ботинками родину вытоптали! Да я вас сейчас сама взорву!

Зара обвела взглядом ничего не понимающих русских, стоявших под карнизом, и автобус с детьми по соседству, и прохожих, бежавших мимо под проливным дождем. Да! Действительно! Зачем ждать? Вон их тут сколько!

— Аллах акбар! — выкрикнула Зара и решительно нажала кнопку взрывателя.

Треснуло и раскололось небо…

Здравствуй, Муса!

Пушечно громыхнуло…

Здравствуй, Муса!

Воем взвыли сирены припаркованных у тротуара машин, и мощный порыв ветра сорвал навес, под которым стояла толпа.

Все бросились врассыпную, в том числе и пожилые чеченки, и Зара осталась одна под ливневым дождем.

Слепо озираясь, она с трудом пришла в себя — это не она взорвалась, это московская гроза…

— Девушка, сюда! — кричали ей от метро.

«Пластит! — сообразила она. — Контакты промокли!»

Телефонный звонок. Второй. Третий.

Зара с недоумением достала из кармана звенящий мобильник. Номер, который высветился на экранчике, был ей не знаком. 789-43-42. Нет, такой номер она не знает.

— Алло, — сказала она осторожно.

И услышала голос Ахмеда:

— Это я. Ты где?

— О! — Она облегченно вздохнула. — Слава Аллаху! Ахмед, у меня все промокло! Все промокло, понимаете? Не работает…

— Я понял, сестра, я понял. Без паники, — прервал он ее. — Ты где?

— На месте. Возле Большого…

— Ясно! А ты мне звонила?

— Конечно, звонила. А попала…

— Стоп! Я знаю, куда ты попала. Но это ничего. Просто выброси этот телефон, прямо сейчас выброси. И сделай свое дело. Это приказ Мусы — он видит тебя и ждет. Он верит в тебя! Аллах акбар!

— Подождите, Ахмед! Я должна помолиться. Где тут мечеть?

Но гудки отбоя опередили эти слова. Зара посмотрела на свой телефон. Ладно, она выполнит приказ — выбросит его. Но перед этим…

Слава Аллаху, дождь кончается. И сразу солнце вышло. Как только она подумала о мечети, так солнце вышло. Это хороший знак. Это Муса постарался. Конечно, у нее потому и промокли контакты, что она перед восхождением не очистила душу.

Направляясь к метро, Зара набирала на телефоне «0633». Телефон тут же откликнулся:

— Справочная «Би Лайн». Звонок платный. Валерия слушает.

— А где в Москве мечеть? — спросила Зара.

— Мусульманская мечеть? — уточняет Валерия.

— А что? Бывает русская? — разозлилась Зара.

— Секундочку… В центре только одна мечеть, остальные шесть на Поклонной горе, в Отрадном, в Кунцеве… Вам какую?

— В центре.

— Пожалуйста. Главная мусульманская мечеть. Метро «Новокузнецкая», улица Большая Татарская, 28. Телефон 951-8448. С праздником вас.

— С каким праздником?

— С Днем России.

— А-а…

Зара дала отбой, бросила свой мобильный в мусорную урну и зашла в метро.

Там стоял милицейско-армейский патруль, проверял документы у двух брюнеток кавказской наружности, а блондинка Зара прошла мимо них без проблем.

И, спускаясь по эскалатору, услыхала объявление по радио:

— Граждане пассажиры! Во избежание террористических актов просьба при обнаружении подозрительных предметов или бесхозных вещей немедленно сообщать о них дежурному механику, а при наличии таких вещей в вагонах метрополитена — сотрудникам милиции или машинисту поезда…

Между тем в АТЦ, в штабе «Перехват шахидки» напряжение продолжало нарастать, поскольку:

по плану «Невод» десятки машин наружного наблюдения уже негласно барражировали по московским улицам…

десятки мобильных установок, пеленгующих телефонные разговоры, патрулировали во всех районах…

все информаторы во всех мусульманских общинах, крупных бизнесах и местах проживания чеченской диаспоры были оповещены о повышенной бдительности…

любой телефонный разговор подозрительного содержания и любой сигнал информаторов подвергались глубокой проверке по базе данных на этих абонентов, а затем срывали с места очередную дежурную бригаду оперов, которые на предельной скорости неслись по адресам подозрительных объектов, бесцеремонно врывались, производили допросы и обыски…

сотрудники оперативной службы при поддержке СОБРа и других «тяжелых» спецподразделений уже произвели десятки захватов и задержаний криминальных личностей, которые могли бы иметь контакты с чеченскими боевиками…

а патрульными службами «наружки» были задержаны и подвергнуты проверке сотни молодых кавказских женщин и мужчин…

И — никакого улова!

И впервые у руководства АТЦ возникает подозрение: а может быть, и нет никакой шахидки? Может быть, это дезинформация? Может быть, боевики отслеживают и проверяют нашу систему поиска террористов, чтобы ударить в другой раз? Или они надеялись, что мы объявим тревогу, и весь город опустеет, вся столица России попрячется по домам только потому, что, может быть, где-то по улице идет шахидка?

А Зара вышла из метро «Новокузнецкая» и остановилась в нерешительности — слева и справа, словно лучами-радиусами, расходились сразу три улицы. Зара спросила у прохожих Большую Татарскую, девушка с наушником в ухе и «Вокмэном», пристегнутым к поясу, махнула ей в сторону Пятницкой, и Зара двинулась вперед.

По случаю праздника Пятницкая была немноголюдна, и машин было негусто.

И на фоне этой Пятницкой, солнечной и умытой летним дождем, Зара — блондинка, туфли на каблуке, стройная фигурка и модный прикид — смотрелась совсем как героиня культового «Июльского дождя» Марлена Хуциева, когда та в такой же летний день шла по Кузнецкому Мосту…

А посему нет ничего удивительного в том, что возле нее притормозил «мерседес», покатил рядом со скоростью пешехода, и сквозь опустившееся стекло с ней заговорили двое молодых кавказцев:

— Эй, Наташа! Падажди! Сто баксов хочешь палучить? Что малчишь? Мало?

Зара шла молча, не глядя на них.

Но они не отставали.

— Харашо, за такие ноги двести палучишш! Двести баксов дадим! Иди сюда!

Тут Зара не выдержала, повернулась и на чистом чеченском языке обложила их самыми грязными проклятиями:

— Сволочи! Варраш! В горах ваши братья за родину погибают! А вы… Чтоб вы сдохли! Чтобы русские вас перерезали тут до одного! Я постараюсь!

Но кавказцы уже не слышали ее проклятий — «мерседес» сорвался с места и трусливо умчался прочь.

В мечети на Большой Татарской Зара появилась в неурочное время между утренним и дневным намазами. Но муэдзин, помощник муллы, разрешил ей подождать дневную молитву и отвел на женскую половину мечети. По дороге начал расспрашивать: откуда она, как зовут, когда приехала?

Здесь, в мечети, Заре не хотелось врать, поэтому она отвечала односложно и уклончиво: приехала в гости к дяде, собирается поступать в институт, но еще не выбрала в какой. Однако имени этого «дяди» не назвала, и каких-то родственников, которых может знать муэдзин, тоже. Старик не настаивал, а предложил Заре работу — у него восемь точек на рынке, ему нужны продавщицы. Зара с презрением отвергла это предложение…

Чуть погодя в мечеть стали собираться верующие — правда, совсем немного, а женщин и вообще всего несколько.

Во время молитвы муэдзин, мулла и староста общины одобрительно смотрели, как молилась Зара — истово, с каким-то исступлением.

А когда она ушла, посетовали: такая молодая и красивая девушка и так странно себя ведет — от работы отказалась, сказала, что у нее тут дядя, а кто именно — скрыла. Странная молодежь пошла, скрытная…

Между тем Зара, очистившись молитвой, совсем другой, легкой походкой вышла из мечети и пошла к метро. Да, теперь ей все удастся!

Она достала «Вокмэн», вставила в ухо крохотный наушник и включила кассету. Это, конечно, были песни «певца шахидизма» Тимура Муцараева.

Этот храм будет взят, и зло уйдет!

Солнца диск на восходе опять взойдет!

Божий храм озарит пророк Иса,

И огонь вдруг низвергнут небеса…

Примеряя свой шаг к ритму песни, Зара решительно шагала по Пятницкой к метро.

Да, теперь у нее все получится! И не важно, что клеммы взрывателя отсырели, попав под дождь, — она их сама починит, ее научили в горах, как это делать…

О Аллах, дай нам истину понять,

В трудный час дай силу нам устоять.

В мире сем искушает нас сатана,

Но прими джихад — и жизнь ясна…

А в мечети на Большой Татарской муэдзин, оставшись один, набрал номер на своем мобильном.

— Алло. Это Залихан с Большой Татарской. Давно не виделись. Хорошо, в чайхане…

В вагоне метро Зара стояла у карты, смотрела, как от «Новокузнецкой» доехать до «Курской». Затем стала рассматривать пассажиров. Эти дети… Эти пожилые женщины с венозными ногами — точно такими, как у женщин в ее селе…

Странно, но эти люди уже не вызывали в ней прежней ненависти.

Вот одна, пожилая, полная, крашенная пергидролем, одетая в дешевую юбку, стоптанные туфли и нелепый жакет, достала из хозяйственной сумки пудреницу и помаду и, глядясь в эту пудреницу, жирно красит губы. Ей-богу, это смешно…

Вот парочка молодоженов выясняют отношения, она требовательно спрашивает: «А кто влез в мою душу? Нет, я тебя спрашиваю: кто влез в мою душу?»

Вот ребенок с воздушным шаром…

И старушка нищенка идет по вагону:

— Люди добрые! Я вас прошу ради Христа! У меня сын погибши в Чечне, помогите внучков прокормить, двое их, а то мать от горя руки на себя наложила. И я с ними осталась. Ради Христа!..

Остановка.

В потоке пассажиров Зара пошла по переходу от «Павелецкой-радиальной» на «Павелецкую-кольцевую».

В переходе играла на скрипке девушка, ровесница Зары, а у ног ее в скрипичном футляре всего несколько монеток…

Между тем в Большом театре Катя, прижимаясь к отцу, завороженно смотрела на сцену, где шел отрывок из балета «Спартак»…

А в чайхане в Замоскворечье муэдзин рассказывал подполковнику Климову о визите Зары в мечеть — «мы всех своих знаем, ее у нас никогда раньше не было, она сама сказала, что только приехала» — и о том, как Зара отказалась от работы, темнила насчет дяди и своих сельских родственников и как истово молилась — «так молятся перед восхождением, душу очищают»…

На станции «Павелецкая» Зара зашла в вагон, села на свободную скамью.

— Осторожно, двери закрываются, — сказало радио неподражаемым голосом Людмилы Гурченко. — Следующая станция «Таганская»…

И снова — череда пассажиров перед ее глазами. Какой-то парень не то дурачась и скоморошничая, не то всерьез разыграл целую пантомиму отчаяния перед девушкой, которая собиралась выйти из вагона с другим молодым человеком. И это было настолько смешно, что пассажиры смеялись. И Зара невольно стала улыбаться вместе со всеми. Но вдруг…

На «Таганской» в вагон, через дальнюю от Зары дверь, вкатил на инвалидном кресле молодой парень в камуфляже и с выставленной на обзор оголенной культей вместо левой ноги.

Зара впилась в него глазами. О Аллах, она же знает это лицо в веснушках, эти глаза! Именно этот «герой» ворвался тогда на БТР в ее аул, именно он стрелял из огнемета, и от ужаса у Зары случился выкидыш! А теперь он катит прямо к ней и зычно, на весь вагон возглашает:

— Братья и сестры! За кровь, пролитую в Чечне, и ногу, потерянную в бою с чеченскими бандитами, прошу помочь на протез!

Зару как отрезвило! Как окатило из холодного ушата! А она-то, дура, расслабилась, стала им всем тут почти сочувствовать. Но теперь…

Зара мстительно и почти счастливо улыбается. О, как ей повезло! Воистину Аллах акбар!

Зара сунула руку в карман куртки, взялась за кнопку. Давай, сволочь, подойди поближе!

Вот! Пора!

Неизвестно каким чувством этот инвалид издали ощутил опасность — скорее всего просто наткнулся на ее взгляд. И — пресекся на полуслове, остановил колеса своего инвалидного кресла…

С секунду они смотрели друг другу в глаза…

Зара решительно нажала кнопку.

Но взрыва нет. Нет взрыва!

В остервенении она жмет еще и еще! И только теперь спохватывается — о Аллах! она забыла: у нее же детонатор не срабатывает…

А поезд останавливается на станции, и инвалид спешно выкатил из вагона.

Но Зара выскочила за ним.

А он, оглядываясь на нее, стремительно покатил прочь по залу, виляя то за одну колонну, то за другую…

Зара бежала за ним, держа руку в кармане куртки и отчаянно давя кнопку взрывателя… Безрезультатно!

Впрочем, она и так догонит этого мерзавца, а пластит-4 взрывается не только от детонатора, но и от резкого удара. И уж этому сукину сыну она сейчас так врежет!

И она бы действительно догнала его, но тут «инвалид» вдруг спрыгнул с инвалидного кресла и на двух совершенно здоровых ногах (только липовая культя болталась) подбежал к подошедшему поезду и запрыгнул в вагон буквально за миг до того, как двери вагона закрылись. И поезд тронулся, унося его от Зары…

Зара осталась одна на платформе, бессильно и разочарованно глядя вслед укатившему «ветерану». Она обозналась — это был никакой не солдат-инвалид, а просто жулик…

Ну что ж! Зато теперь она не пожалеет тут никого — ни стариков, ни детей!

И Зара оглянулась по сторонам. Да, она всех, всех тут взорвет! Вот только нужно исправить неполадку с пластитом…

Зара вышла из метро и пошла в «Атриум».

В лаборатории ФСБ офицеры технической спецслужбы подбирали на экранах компьютера детали лица — брови, нос, губы и т. п., — отдаленно напоминающие облик Зары, и спрашивали у муэдзина:

— Итак, блондинка. Волосы длинные? Короткие? Лицо круглое? Овальное?

Рядом сидели два художника и цветными карандашами на листах ватмана тоже со слов муэдзина рисовали женский портрет…

А Климов тем временем гнал в своей машине в Марьину Рощу, где опера его РУБОПа под командованием майора Юртаева накрыли на чердаке, в голубятне, склад оружия и взрывчатки.

Но это оказался ложный след и не чеченская, а тольяттинская ОПГ…

Оставив оперов составлять протокол и прочие формальности по арестам членов ОПГ и изъятию вещдоков, Юртаев и Климов заехали в ближайший «Макдоналдс». Стоя за круглым столиком, ели гамбургеры и обменивались информацией и мужским опытом.

— Никакой независимости нет и быть не может, — уверенно говорил Юртаев. — Ни у Белоруссии, ни у Украины, ни даже у вас, русских. Вот мы с тобой гамбургеры едим…

— Вредные, — вставил с усмешкой Климов.

— Вот именно. И перед нами, чеченцами, простой выбор — или мы цивилизуемся вместе с Россией и вместе боремся с гамбургерами, или деградируем в арабский халифат, под власть айятолл.

— У тебя сколько детей? — спросил Климов.

— Пять. А почему спрашиваешь?

— Все мальчики?

— А то ж! Война уже сколько лет, надо восполнять потери.

— Я не об этом.

— А о чем?

— Все пацаны у тебя. Секрет знаешь?

— Знаю.

— Ну?

— А тебе зачем?

— Хочу сыновей.

— Сколько?

— Я жене, когда сватался, обещал: если родит пять сынов, в сорок лет буду генералом. Но звезды на погонах от меня зависят, а…

— Тоже от тебя, — сказал Юртаев.

— То есть?

— У нас в Чечне аксакалы говорили: чтобы мальчика сделать, снаряд должен быть абсолютно свежим!

— Не понял.

— Хорошо, поясняю. Дети от чего рождаются? Мужской снаряд проникает в женскую цель, и они сражаются: если мужской снаряд свежий и сильный — рождается мальчик. Если нет — девочка. Поэтому детей нужно делать на трезвую голову, на чистый желудок и не залежалыми снарядами, а со второго захода — самыми свежими. Дошло?

— И ты это на практике проверил?

— Осечки не было, — заверил Юртаев.

— Ну-ну… Сегодня проверю…

Зрители густым потоком выходили из Большого театра, среди них — Катя с отцом.

Отец купил ей мороженое, а Катя увидела карету с разукрашенной лошадью и кучером в красивой форме — в таких каретах теперь возят туристов по Москве.

У Кати загорелись глаза, она умоляюще посмотрела на отца, и они вдвоем сели в карету. Кучер спросил:

— Маршрут большой или малый?

— Большой! — щедро сказал Катин отец.

В «Атриуме» Зара эскалатором поднялась на второй этаж, зашла в женский туалет. Там висела табличка: «Пользование туалетом — 10 р.». Тут же за столиком у входа дежурная собирала деньги, слушала по радио шутки Петросяна и отрывала от рулона туалетную бумагу.

Зара отдала ей десять рублей, получила бумагу и заперлась в кабинке. Здесь она сняла свой «лифчик» — курточку и ранец, распаковала их и увидела, что не горит индикатор блока взрывателя. Осторожно, как учили ее на уроках по ВВ в лагере, Зара вскрыла самодельный блок. Так и есть: от дождя окислились клеммы и «закипела» промокшая электробатарейка — вокруг плюсового контакта желтая пена щелочной гадости. А кроме того — что это за еще один крохотный детонатор? О Аллах, такой ей тоже показывали на занятиях по ВВ. И вообще такой детонатор каждый чеченский пацан знает — часть любого старого мобильника, которая работает как приемник сигнала, соединяется со взрывателем, закладывается в любую мину или снаряд и дистанционно срабатывает от мобильного телефона.

Так вот почему ее сопровождал Ахмед — боялся, что она струсит и в нужный момент не сможет нажать на кнопку. Зря беспокоился. Она сможет, и еще как!

Но трогать этот детонатор нельзя — мало ли что может случиться? А вдруг рванет прямо здесь, в туалете?

Зара шумно спустила воду в унитаз, облачилась в свой «лифчик» и вышла из туалета.

На площади у метро «Курская-радиальная» уличные торговки продавали цветы и фрукты, а в палатках и киосках продавалось все, что угодно, — от канцтоваров и женского нижнего белья до мобильных телефонов.

Кто-то из клиентов местного сапожника нервно топтался у дверцы с надписью «БУДУ ЧЕРЕС 15 МИНУТ», поглядывал на часы, потом в досаде дернул дверную ручку и изумленно застыл на месте: дверь открылась, за ней ничком лежал труп старика сапожника.

— Милиция! — закричал клиент. И объяснил подошедшим ментам: — Я ему туфли отдавал, набойки сделать. Жду, жду…

В «Атриуме», в офисе службы безопасности молодой конопатый дежурный, сдавая смену, докладывал сменщику:

— За время моего дежурства никаких происшествий или ЧП. Только карманная кража по мелочи: у одного кавказца пацаны сперли кошелек и мобильник.

— В журнал записал? — спросил сменщик.

— А то ж! Вот…

Сменщик прочел запись в журнале: «10.17 утра, кража на эскалаторе. Пострадавший Кадыров Ахмед Насирович, 1972 года рождения, паспорт номер 78 94 678545, выдан ОВД г. Махачкала, код подразделения 432–982, дата выдачи 06.12.2002. Похищены паспорт, деньги и мобильный телефон. Похитители — четверо несовершеннолетних, задержаны и переданы в 37-е отделение ГУВД вместе с похищенными деньгами и телефоном. Паспорт пострадавшего найден в мусорной урне и возвращен владельцу».

Сменщик поднял глаза на конопатого:

— А ты его пробил по базе?

— Кого? — спросил тот.

— Ну, этого Кадырова.

— Зачем?

— Как это зачем? Мало ли! Тебе звонили про операцию «Невод»?

— Ну, про «Невод» когда звонили! И они же девку ищут, не мужика.