Кружева бессмертия Пашковский Юрий
— О чем вы говорите? — не выдержал Джетуш.
Да, здесь, в искусственном измерении Чань-Бо Вечности, экселенцы могли болтать бесконечно, не беспокоясь о бедах и проблемах Равалона. Но у него было мало времени. Там, в реальном мире, его убивали. И пускай измерение Чань-Бо по течению времени подобно психореальностям: дни здесь — секунды там. Пускай.
У него все равно не было времени.
Уолт.
Эльза.
Фа.
И даже — Райхгер и Лизар.
Чем скорее он покончит с Ацедием, тем лучше.
Экселенцы переглянулись, будто решая, говорить или нет. Первым «нетерпеливого мальчика» пожалел Чжоу — самый молодой из обитающих в Чань-Бо.
— Умная энергия, — сказал старик. — Все совпадения с описанными в теории признаками.
— И с тем, с чем я иметь дело, — добавил Хельгар.
— Умная энергия? — Джетуш нахмурился. — Никогда не слышал…
— Да мы же тебе только что сказали, что не слышал! — всплеснул руками якша. — Боги небес, ну почему мы достались такому тугодуму?!
— Я попробую объяснить. — Чжоу набрал в ладонь воды, подбросил. Брызги застыли в воздухе, а затем стали медленно складываться в иероглифы. — Взгляд магов Запада на мир отличен от восточного, но я постараюсь говорить вашими понятиями.
К магам Запада, даже к варварам Запада Чжоу относил всех, кто жил по закатную сторону от Преднебесной. Вьясатват и Хельгар относились к ним. Но сейчас старик пытался говорить на привычном Джетушу языке — языке науки и магического искусства Серединных земель.
— Первозданная сущность — то, что у ваших жрецов зовется Тварцом, а вашими магами — Перводвигателем, — есть Истинное Бытие. Абсолют. Все остальное лишь частичное повторение Истинного Бытия. Сущность такого бытия — всегда особым образом преломленная сущность Истинного Бытия. И первая сфера, где происходит подобное преломление — сфера умного мира. Умный мир, мир Идей — принцип оформления и осмысления. Вы называете пространство этого мира Метаформами Перводвигателя. Жрецы — Мыслями Тварца. Можно и так. Но что такое этот умный мир? Вы говорите, что Метаформы являются принципами структурирования вещей. Это так. Но любой принцип в первую очередь — выражение. Великий Путь един для всех, но каждый идет своей дорогой. Выражается общее для всех, но для каждого — разным способом. И вот чистое выражение, выражение как таковое, то, что дает явиться вещам и смертным как отдельным, самодостаточным сущностям, повторяя в этом Первозданную сущность, единую для всех и единственную для каждого — вот в стихии выражения и существует умная энергия. Чисто умная, смысловая потенция. В нашем мире конечных сущностей, в нашем Вторичном Бытии она тоже есть — но ограниченная вторичностью. Она уже не выражение как таковое, а выраженное — форма вещи или смертного, его лик. Определенность вещи или смертного, их отличие от остальных вещей и смертных — это умная энергия в нашем бытии. Определенность нашей сущности — это умная энергия нашей сущности, выраженный и понятый смысл существования.
Чжоу замолчал, сквозь водяные иероглифы разглядывая Джетуша — уразумел ли сказанное мальчик? стоит ли продолжать?
— Я не понимаю, — признался Джетуш. Он плохо разбирался в метафизике. И, в отличие от многих, не стыдился этого. Если надо — спросит, а ему объяснят. Вот как сейчас.
— Умная энергия заставляет вещь выходить за пределы положенного ей. Своеобразный умный экстаз. Мистически это означает прозревать Богов в их Сути. Или, как мне доводилось слышать в последнее время, когда я поднимался в Астрал — созерцать Свет и Тьму Тварца. А вот магически…
— Магически означать нар-р-рушение, — не выдержал молчащий до этого Хельгар. — Не энтр-р-ропию-отклонение, а нар-р-рушение.
— Боги и убоги — они порождения вторичного бытия, если воспользоваться понятиями Чжоу. — Вьясатват дернул шнур из хлопка, свисающий с левого плеча — прямое указание на его принадлежность к касте брахманов. — Они ближе к умному миру и его принципам, но и сами не есть умная энергия. В них ее больше, чем в смертных, но недостаточно, чтобы соединиться с умным миром. Хотя ваш Грозный Добряк пытается накопить ее, хитрит с верой, дурит голову последователям своей якобы эволюцией в Брахмана — ну, посмотрим, что у него получится.
Насмешка в голосе якша подсказывала: хрен собачий Грозному Добряку, а не Брахман — он же Тварец в понятиях Серединных земель.
— Все, что могут боги и убоги, — это быть выраженными, как и все остальное в мирах вторичного бытия, мирах Хаоса и Порядка. Но…
— Но выр-р-ражение в мир-р-ре тоже существовать без индивидуальная сущность. Оно как др-р-ракон без др-р-ра-кона, вьюга без вьюги, ур-р-раган без ур-р-рагана.
— Чистая Сила? — уточнил Джетуш.
— Ага, — кивнул якша. — Чистая Сила — без Чистой Силы. Верно начал мыслить. Но пока неточно. Эфир — он тоже своеобразное отражение умного мира. Отражение его целостности, если точнее. И представь — магия без магии. Сила — без Силы. Не в том смысле, что ее скрывают и ты не можешь найти источник. Эфир — без Эфира. Мм, как бы по простому… Ну, например, представь слепого, который молит богов вернуть ему зрение, — и внезапно прозревает. Но боги к его прозрению никакого отношения не имеют. Как ты это назовешь?
— Чудом? — предположил Джетуш.
— Ты — чудом. Я — нарушением. — Вьясатват нахмурился. — Из ничего бывает лишь ничего. Слепой должен оставаться слепым, если ему не помогут лекарь, маг или бог. Все остальное нарушение нашего бытия. Не чудо — чудовище.
Все должно идти естественно, подчиняться фундаментальным законам. Даже скачки от количества к качеству повинуются определенным принципам. Если их подгонять, если нарушать принципы… — якша покачал головой. — Ничего хорошего не будет.
— Умная энер-р-ргия — это выр-р-ражение подчинять себе втор-р-ричный быть. Это бесконечный пр-р-ринцип довлеть над конечная вещь. Умный экстаз, как вер-р-рно сказать Чжоу, это конечная вещь выр-р-ражать себя предельно. А умная энер-р-ргия выр-р-ражать предел через конечная вещь. — Головы Хельгара говорили по очереди: левая — печально, правая — отрывисто и зло. — Конечная вещь не выдер-р-рживать и все погибать. Нар-р-рушается все. Гибнет все. Не выдер-р-рживать.
— Но Ацедий — вполне индивидуален. Как он…
— Ты недавно Клятву посмертием поминал, не так ли? — Чжоу улыбнулся. — Странно, что ведая о ней, ты не знаешь об умной энергии, но напомни: без чего не сможет Мысль Тварца пребывать в тварном бытии?
— Без носителя… — пробормотал Джетуш, начиная понимать.
— Тело — это место, которая душа занимает в пространстве. — Якша создал на ладони огненную кошку, наблюдая, как она умывается. — И сообразно пространству душа создает тело. В Равалоне — одно. В Нижних Реальностях — другое. В Небесном Граде — третье. В Океане-между-Реальностями и Межреальности — четвертое.
— Когда Др-р-ревний Ужас выр-р-рваться, он найти Младший Владыка Элементалей и воплотить себя. Он ур-р-раган без ур-р-рагана, но Владыка эпицентр ур-р-рагана. Убер-р-ри Владыку — нет ур-р-рагана. Я убр-р-рать Владыку. Но твоя ситуация сер-р-рьезней моя ситуация. Тогда быть непосредственно Владыка. Сейчас Владыка непосредственно нет.
— Тело этого Ацедия — сгусток умной энергии, — пояснил якша. — Так сказать, умная плоть. Носитель не он.
— Да, — кивнул Джетуш. — Я понял. Носитель — куб. Он не только мешал мне уйти — он защищал себя.
— Молодец, мальчик.
— Итак, — якша сдул кошку с ладони, отправив в пустоту лоскуты пламени, и посмотрел на Земного мага, — тебе нужна наша Сила.
— Нужна.
— И ты согласен на цену?
— Мне некуда де…
— Ты согласен на цену? — с нажимом повторил Вьясатват.
— Согласен.
— Тогда, Джетушка, располагайся. — Якша подвинулся и жестом указал место.
Он шагнул вперед, зная, что по бокам появляются каменные столбы. Вглядись в столбы, присмотрись к покрытым трещинами каменным бокам — и увидишь стремящихся к Корням Мира индрик-зверей, заметишь тянущихся по ущельям Горных Змей, обнаружишь подстерегающих в холмах одиноких путников дуэргаров, разглядишь оберегающих Сердце Мира сторуких и пятидесятиголовых гекатонхейров.
Увидишь — и, может быть, задумаешься о земле, по которой ступаешь.
Или — нет.
Небосвод решил, что все кончено.
Пылал светом и яростью гигант, рассыпался железным песком маг, и можно было поспешить посмотреть на другую битву, которая грозила вот-вот закончиться.
Что его задержало, небосвод не понял. Но почему-то решил чуть-чуть подождать, взглянуть — что будет делать светловолосый? Он же сказал, что не смеет убивать мага. Однако убил.
Небосвод не жалел, что остался.
Светловолосый разжал пальцы, посмотрел на ладонь, где кроме железной пыли ничего не было. Тряхнул рукой, избавляясь от останков мага.
И недоуменно уставился на висевший там, где только что была ладонь, посох, с какими бродят буддисты-ракшасы. Длинное древко. На одном конце лезвие, похожее на лопату, на другом лезвие-полумесяц. Стучат друг о друга, радостно звеня, бубенчики, колыхаются, переплетаясь, многочисленные ленточки и кисточки. И никаких магических знаков.
Светловолосый попытался схватить посох, но рука прошла сквозь него. Словно наведенный морок, а не реальная вещь. Но небосвод видел: посох реален. Просто реальность бывает разной. Да и видеть надо по-особенному. Что? Научить? Да без проблем, уважаемые. Сначала надо на пару тысяч лет стать небом Подземелья… Что? Уже не хотите? Ну как хотите. Собственно, никто и не предлагал.
— Что ты еще придумал, Элемент?! Пойми наконец: все бесполезно! Скучно и бесполезно! Теперь — невероятно скучно!
Гигант ревел и бесновался; светловолосый бахвалился; он пытался показать, что ничего не боится и абсолютно в себе уверен.
Нетушки. И боялся, и не был уверен. Самую малость. Капельку. Но ведь боялся и не был уверен!
От неба Подземелья ничего не скроешь.
Светловолосый, продолжая оставаться в форме гиганта, опять попытался схватить посох, шепча «Распад» и «Назад». Сначала правой рукой, потом левой. Потом обеими. Посох упрямо отказывался даваться. Светящаяся энергия на руках гиганта жадно тянулась к вещи, но ей не дано было овладеть загадочным артефактом.
А затем посох начал светиться. Словно издеваясь, он мерцал в согласии с мигающими сполохами энергии светловолосого — и с каждой новой вспышкой света от него с громоподобными раскатами истекала Сила. Могучая, неподвластная смертному, будь он хоть Архимагом, Мощь — и небосвод невольно вспомнил Маэлдронов, в давние времена посещавших Подземелье.
По Локусам Души тех смертных тоже мчался Эфир, подчинявшийся лишь воле Бессмертных.
Сжигающий дотла город пожар; сокрушающее все плотины на своем пути половодье; не щадящий никого на своем пути смерч; безостановочно катящаяся лавина. Салэамандрэ, Ундионэ, Сильифидэ и Коэбальдэ, предельные принципы магического подчинения Стихий. Они не имеют ничего общего с саламандрами, ундинами, сильфидами и кобольдами, кроме привычных сфер обитания. Салэамандрэ — везде, где танцует пламя; Ундионэ — везде, где бежит вода; Сильифидэ — везде, где вьется ветер; Коэбальдэ — везде, где лежит земля. Поля магии Стихий, не имеющие конкретного воплощения — и воплощенные везде.
Посох извергал из себя именно эти предельные Силы, и небосвод посочувствовал светловолосому.
Попади под такой удар Повелитель — и ему, несмотря на Онтологический Эфир, придется несладко. А уж если по глупости Повелитель окажется защищен только Онтическим Эфиром!..
Ну, Повелителей много. Найдут к Функции нового.
Очередной волной предельной Силы светловолосого отшвырнуло от посоха. Гигант снес десятки друз, рухнув на землю. Приподнялся, таращась на посох. Небосвод видел: море страха плескалось во взгляде противника мага.
Несмотря на то что Сила просто залила весь куб и стала настолько плотной, что могла ощущаться как материальный объект, светловолосый сумел подняться. И, ревя во всю глотку, начал увеличиваться.
Враг мага достиг макушкой «крыши» куба, когда вся выпущенная Сила внезапно влилась обратно в посох. Ревя, словно раненый зверь, и сверкая, словно десятки Солнц, светловолосый ударил всей выделяемой телом энергией по посоху.
И дикий вопль заполнил пространство куба:
— Распад!!!
Не приказ.
Просьба.
Может быть даже — мольба…
Посох ответил: черно-белым шнуром огня, тихим, не в пример рыжим родственникам; взъярившимися пластами земли, где среди острых камней и кипящего бульона металлов затерялся янтарь; залихватски, по-разбойничьи засвистевшим смерчем, насилующим воздух; водяными потоками, такими плотными, что не успевающий убраться с их пути камень превращался в битую крошку.
И все это — в оболочке Мощи, того Могущества, которое в начале Первой Эпохи позволяло смертному приказать горе — и гора уходила с его пути, повелеть реке — и река меняла русло, иссечь плетью море — и море поспешно отступало. Могущества, которого боялись Младшие боги.
Небосвод вспомнил: это заклинание — Буря Стихий. Древняя и могущественная боевая магия, на которую мало кто из смертных способен. Маг, сражавшийся со светловолосым, например, способен не был.
Но — сумел. Неведомо как. Сумел. Может, в последний миг продал душу убогам. Их тут полно, знаете ли. Неважно. Маг побеждал. А победителей, как известно, не судят.
Небосвод не сомневался, кто будет повержен.
Шнур черно-белого пламени коснулся стены куба — и его спокойствие сразу же исчезло. Ряды Знаков Огня закружились по стене: змеей полз Tiurus-Сполох, звездочками рассыпалась по призрачному небу Ojen-Жар и Naio-Искра, венчались Panido-Пыл и Hager-Вспышка, радуясь союзу в полную силу, и уже знакомый Verken-Пламя ятаганом впивался в темно-серую пелену — наотмашь. Расплетаясь на белую и черную нити, огонь заскользил по призрачной пелене — вправо и влево. С противоположной стороны смерч расцеловал стену Знаками Воздуха, поползшими в разные стороны, как их соратники по Огню. Вода спиральными струями добралась до «крыши» куба, расчертив ее соответствующими магическими символами. Небосвод, приглядевшись, смог увидеть, как скрытый под янтарем «пол» куба покрывается Знаками Земли: Ufgu-Землетрясение пихало Zadahg-Камнепад, дабы тот уступил место Radir-Лаве, а Metab-Сдвиг пытался успеть повсюду. Знаки Стихий множились, во все стороны расползались копии и подобия символов, сплетаясь в смертоносную вязь. Древняя волшба дышала из сплетения предельной Силы и Стихий, древняя магия из той области, которую никогда не превзойдут новейшие магические изыскания.
Кое-что навсегда остается эталоном.
Светловолосый закричал. Теперь он не приказывал, не просил и не молил. Энергия прошла сквозь посох, так и не найдя материальной основы воплощения магии, уничтожающей куб и его самого.
Небосвод хмыкнул и поспешил к кипевшей рядом схватке.
Здесь все было ясно.
Теперь — целиком и бесповоротно.
Куб разваливался на части. Раскидистые ветви трещин покрыли темно-серые плоскости, трепетавшие, как невинная девица в лапах лихого люда. Присмотрись кто со стороны, мог бы увидеть, как по темно-серым стенам скользят измученные лица.
Присмотреться было некому.
Куб осыпался трухой, прощаясь с бытием. Призрак истек эктоплазмой, молча удрав в области не-жизни. Быль и небыль расцепили пальцы, определившись, кто уходит, а кто остается.
Маленький бесцветный вихрь метался между друзами испуганным бродягой. Беззащитный, словно бабочка под порывами ураганного ветра, он пытался найти, где укрыться и переждать опасность.
Друзы с сожалением взирали на бедолагу.
Хмыкнул ветер, окружая маленький вихрь, насмешливо фыркнул огонь, ставя перед ним завесу, горестно вздохнула земля, вздымаясь траурным саваном, и всхлипнула фонтаном вода, обрушившись на неприкаянный вихрь. Будто ударило Четырехфазовое Заклинание Стихий — но сотворить напоенные предельной высокочастотной энергетикой чары, полнившие заклятия, было под силу лишь Кругу Архимагов. Или экселенцам Стихий, соберись соответствующие Силам волшебники вместе.
Буря Стихий, способная уничтожить многое из сущего Равалона от Нижних Реальностей до Небесного Града, в том числе мнящее себя неуничтожимым, отлично выполнила свое предназначение. Маленький бесцветный вихрь сгинул под ударом сокрушающей магии, как до этого поддерживающий его куб.
Как сказал в этот момент находящийся где-то очень далеко и очень близко один старый преднебесный маг: «Из пыли в прах, из праха в пыль — под Великим Небом, как ни погляди, у тысячи тысяч вещей одна судьба». Составлявшие старому преднебесному магу компанию смертные промолчали, хотя у каждого было свое мнение и о судьбе, и о Великом Небе, и о прахе, если уж на то пошло. У одного имелось мнение и том, что можно было не убивать, а захватить и изучить. Но он отлично знал, как отреагируют остальные. Слюнтяй, тупой мореинист, плаксивая баба, больной на всю голову и многие другие красочные эпитеты; с точки зрения магов, которым доводилось сходиться в схватках с Маэлдронами, лишь Полный идиот мог предоставить опасному врагу шанс собраться с силами.
Возвращение в основную реальность из искусственного измерения Чань-Бо Вечности как всегда отозвалось жуткой головной болью. Он огляделся и, осторожно коснувшись артефакта, затаил дыхание. Момент перехода Чань-Бо в основную метрику Равалона всегда сопровождался полным подавлением чувств. Джетуш онемел, ослеп, потерял слух, пространственную и временную ориентацию. Язык грозился скатиться в глотку уроборосом, а интуиция забилась в закоулки разума и крутила там кукиши — то ли себе показывала, то ли рассудку. Но ушла боль — приятный момент, если не считать того, что в этот момент бери его хоть голыми руками. Простенький пульсар не создать. Но Чань-Бо нужно скрыть как можно глубже в ауре. В явленном виде артефакт жадно пожирал магические и телесные силы, словно голодная нечисть, чьей жертвой стал одинокий и беззащитный путник. И так за помощь он расплатился очередным закладом энергемы.
«Еще три раза!» — напомнил довольный, точно убог, которому все смертные Серединные земли продали души, Вьясатват. Физическая энергема уже принадлежала им. Теперь наступил черед растительной. Помогут еще два раза — и прощайте, животная и разумная энергемы. После пятого раза Земной маг станет принадлежать Чань-Бо весь без остатка, такой, какой есть сейчас. Коротать время до Конца света среди экселенцев Стихий кому-то может показаться неплохой идеей. Этот кто-то просто не видел полу-Бессмертных в недобром расположении духа. Сегодня они были настроены благодушно и даже не томили его полуторачасовым ожиданием решения: помогут или нет? В прошлом, когда он обращался за советом — за них хотя бы не надо расплачиваться частями души, — Чжоу, например, сверкая глазами, полными дальневосточной мудрости, требовал процитировать ему, что не известный «мальчику» Унфуций говорил о магии, а якша предлагал сыграть в лилу, издевательски хохотал каждый раз, когда у Джетуша выпадала пятерка, не давая Магистру покинуть первую клетку, и язвительно замечал, что это следствие развитого эгоизма несовершенной души, совершенно не пытаясь скрыть октариновые нити, тянущиеся от его левой руки к игральной кости. Пожалуй, лучше всех к нему относился Хельгар — или ему повезло не застать огра в плохом настроении.
Ладно. Все это неважно. Важно одно: успела ли Фа? Помогла ли Уолту и Эльзе? Божественные Глаза, сейчас бы идеально подошедшие, пока не создашь, и остается только гадать, а гадать — это к оракулам и пифиям. Как любой боевой маг, он предпочитал твердые факты и основанные на них предположения.
Чань-Бо свернулся в одномерный объект, погрузился в течения энергий ауры. Вернулись эмоции. Джетуш выдохнул, переживая удивительное чувство синэстезии: ощущения-пассажиры спешили занять места в теле-дилижансе, толкаясь и путаясь. Зрение угомонилось первым, устроилось поудобнее рядом с кучером-головой.
И первым, что он увидел, оказалась девушка, чьи фиолетовые волосы перестали развеваться в воздухе, скрыв ее тело лиловой накидкой.
Гула. Пожирательница фурий. Невкусных фурий.
Девушка потирала глаза, оглядывалась по сторонам и что-то говорила. Он еще не мог слышать, но вполне догадывался. Ацедий мертв, умная энергия, позволяющая ему творить чудеса-чудовища, пропала, Гула пришла в себя и теперь выискивала блондина.
Неимоверным усилием воли он взял под контроль чувства, быстро гоня каждое на свое место. Слух торопливо вернулся в уши, и Джетуш услышал:
— …съем? Можно, Ацедий? Если ты молчишь, значит, согласен, да? Молчи, пожалуйста! Он, наверное, вкусный! Молчишь? Спасибо, Ацедий! Тогда я съем его! Если он будет вкусный, я тебе расскажу!
А ведь «он» — это он, мгновенно сообразил Джетуш.
Гула слегка пригнулась, пристально рассматривая Магистра. Зрачки в глазах завертелись, вместо двух их неожиданно стало три. Девушка приоткрыла рот и высунула язык.
Он успел бросить перед собой заклинание. Земля послушно отозвалась. Янтарный покров между Джетушем и Гулой пошел складками, вздыбился, метнувшись вверх. Ряд Земных Стен почти мгновенно вырос перед девушкой. Каждая последующая Стена была больше и прочнее предыдущей. Самая последняя по толщине не уступала фортификационным укреплениям Багряной Крепости, замка на северной границе Когессы, омываемого водами Эскадота Великого. На левом берегу Эскадота раскинулись Восточные степи, и Багряная не раз принимала на себя удары объединенных орочьих и гоблинских племен, желающих порезвиться в королевстве. В таких условиях хорошие стены — жизненная необходимость.
Он еще успел подумать, что у Ацедия был куб, позволявший ему нарушать магические законы, а у Гулы ничего подобного нет. А еще — что снова обратиться к Чань-Бо не успеет, да и…
В Стенах, кроме первой, разлетевшейся кусками во все стороны, возникла дыра. Идеальное круглое отверстие, сквозь которое Джетуш легко бы прошел, несмотря на комплекцию. Он отшатнулся, когда дыра возникла в Стене перед ним, Стене, крепкой, как укрепления Багряной Крепости, и даже крепче, ведь сооружения Багряной заговаривал не он, а другие геомаги, но лучший — он; отшатнулся, взывая к Земле, самой легкодоступной сейчас Стихии; в ауре заскреблись заклятия, связанные с Началами, опасно зашевелились чары, сковывающие магию Изначальных, — но воспользоваться ими не было времени, совсем не было времени! И даже Земля, такая послушная и близкая, не успевала, совсем не успевала!..
— Успокойся, Гула.
Лысый мужчина с одним-единственным седым чубом, постоянно шевелившимся, словно щупальца элхида, стоял рядом с фиолетововолосой, положив руку ей на плечо. Серая невзрачная туника не могла скрыть сложения борца. Большой лоб, крупный нос, выпирающий подбородок. В глубине темных глаз, зевая, потягивалась угроза. Мерцали вокруг алым три треугольные стены, складываясь в трехгранную пирамиду.
Основание пирамиды — под землей.
Как у куба Ацедия.
Плохо. Если за его битвой с блондином следили, воспользоваться Чань-Бо очередной «чудесник» не позволит. И Начала с Изначальными, просыпающиеся в тонком теле, не дают гарантии ни победы, ни отступления. Сражаясь с Ацедием, он вплетал Свет, Тьму, Порядок и Хаос в чары, но и после них блондин восстанавливался. Если чубастый такой же…
— Я хочу попробовать его! — возмущенно закричала Гула. — Ацедий не против! Ацедий молчит, значит, разрешает!
— Ацедий молчит не поэтому. — Угроза полностью заполнила глаза чубастого. Колыхалась штормовым морем, грозилась выплеснуться наружу.
Не выплеснулась. Сдержался.
— Он отправился домой, Супербий? Но почему без меня?
— Да, домой. — Чубастый плотно сжал губы и перестал смотреть на Джетуша. Совершенно не опасается возможной атаки. Хоть Началами, хоть Изначальными.
— Нам тоже пора, Гула. Остальные ждут.
— Но я хочу попробовать его!
— Еще успеешь. Ждать осталось недолго.
— Ну хоть кусочек!
— Гула! Я же сказал — позже!
— Ну и ладно! — Девушка обиженно надула губки, отвернулась.
Супербий бросил взгляд на Магистра, зловеще улыбнулся. Пирамида дрожащей алой простыней потянулась к мужчине и девушке, окутала их, а потом скрутилась вместе с содержимым в точку, как недавно Чань-Бо. Яркая алая вспышка ознаменовала собой уход чубастого и Гулы.
Куда? Да неважно! Ушли — уже хорошо.
Джетуш покачнулся, почувствовав, как дикое напряжение отпускает его. Сердце суматошно билось, угрожая выскочить из груди. Великий Перводвигатель и его Метаформы! Его могли убить — и оставили в живых, ни капельки не сомневаясь, что смогут отправить в посмертие попозже. Ждать осталось немного, сказал чубастый Супербий.
Между «чудесниками» и Инфекцией есть связь. Джетуш в этом не сомневался. В измерении Чань-Бо Вечности, пока Буря Стихий уничтожала Ацедия, экселенцы поведали кое-что интересное о Полях Силы и умной энергии. Странно, конечно, что убоги не знают об этом… Или предпочли сделать вид, что не знают? Для чего? А если не знают, то почему прошли мимо, изучая Инфекцию? Ведь, как намекнули экселенцы, магия Бессмертных, достоверных сведений о которой у смертных чародеев имелось столько же, сколько и о Тварце (то есть не имелось никаких достоверных сведений), связана с умным миром. Варрунидей Асирот, чаротворец и командир Серебряных фурий, что-то скрывает? Или — бери выше? Скрывает сам Аваддан?
Прочь вопросы! Долой лишние мысли! Джетуш Малауш Сабиирский торопливо побежал к границе долины, где, судя по отклику Локусов Души, шла магическая битва.
Он надеялся, что успеет.
Очень надеялся.
Глава семнадцатая
Сухим хворостом вспыхнуло огненное заклинание, набрасываясь на пятнистую девку. Пламенная завеса завыла, потирая в предвкушении пышущие жаром руки. «Спалить! Сжечь! Обратить в золу!» — казалось, гудел огонь.
Неправильно. Огонь не разговаривает. Способны изъясняться после соответствующих преобразований элементали Огня, могут поддержать беседу огненные духи, лепечут, отвечая на вопросы, феррокреатуры и, наконец, вещают своим последователям боги-пирофоры. Но не сам огонь. «Говорить» не входит в его определение. Стихия, столь любимая боевыми магами и военными, предпочитает безмолвствовать.
Но какая разница, когда Уолт валяется на земле, его голова залита кровью, а убоговская девица, ухмыляясь, преспокойно идет к элхиду (как ни странно, но то существо — без сомнения Райхгер Цфик-лай-Тораг), идет и небрежно отбивает все ментальные выстрелы психомага? Какая в Тартарарам разница, а?!
Так что пускай огонь говорит — на всеобщем, на олорийском, хоть на орочьем! Главное — спалить! сжечь! в золу обратить тварь, посмевшую ранить Уолта!
«Хорошо!» — ухмыльнулся не умеющий разговаривать огонь; озорным разноцветьем перемигнулись фаерболы — и пламя страстным любовником потянулось к цели. Эльза не жалела Силу, вкладывая ее в заклинание, и на врага готов был обрушиться настоящий огненный ливень.
Голая девица развернулась к огнешарам в тот миг, когда они почти коснулись ее.
Эльзе доводилось видеть выступление Золотого цирка Преднебесной империи, устроенное в честь подписания договора о сотрудничестве между Роланским Союзом и Преднебесной. Тогда ее поразили и позабавили пандарены, похожие на больших панд смертные, необычайно ловкие и подвижные для своей комплекции. Жонглеры-виртуозы, удерживающие в воздухе до двух десятков разнообразных предметов. Умелые метатели, бросавшие ножи и заточенные по кромке кольца в крутящийся барабан с живой мишенью сразу и руками, и ногами — и ножи с кольцами, вонзаясь почти рядом с плотью, ни разу не нанесли даже малейшего пореза. Непревзойденные эквилибристы, балансирующие даже не на канате, а на тонкой нити, натянутой над ямой с кольями; правда, один раз передвигающийся по нити прыжками пандарен сорвался в яму, вызвав у зрителей вопли ужаса. Как оказалось, это была часть номера: циркач в падении выпустил когти на ногах, крепко обхватил ими самый длинный кол и не упал. Удержался, важно раскланиваясь под аплодисменты.
Под конец преднебесный чародей создал из воздуха и золы необычайного вида существ, назвав их драконами, хотя на драконов они совсем не походили. В Королевском зоопарке Олории имелся один, совсем старый и дряхлый. У него были крылья, и он мог плеваться огнем, безвредно растекающимся по поставленному на вольер Барьеру. Драконы восточного чародея больше походили на змей с лапками и усами на вытянутой морде. Но дело не в этом. Драконы по приказу волшебника напали на пандаренов, и «мишки», как прозвала их пришедшая в восторг от представления Эльза, без всякого оружия и магической защиты одолели усатых змей. Они взмывали в воздух без всяких чар, руки и ноги, казалось, удесятерялись, когда пандарены атаковали неправильных Драконов, тела изгибались в непредставимых позах, словно их позвоночник был гибким, как у кошек.
Эльза смеялась и хлопала от всей души.
Но сейчас ни смеяться, ни хлопать не хотелось. Хотя пятнистая девка демонстрировала чудеса ловкости и гибкости не меньшие, чем пандарены в далеком детстве. Она вертелась и изгибалась так, что огнешары либо пролетали мимо Нели, либо попадали под удары ее рук и ног, после чего гасли или отлетали в сторону. Один из отбитых фаерболов врезался в друзу, и кристаллическая громада обиженно сверкнула, валясь на землю грудой осколков. Свою разрушительную силу огненное заклинание не потеряло, но пятнистой с необычной легкостью удавалось превзойти атакующие заклятия.
И при этом она не колдовала.
Эльза вспомнила: полтора года назад Уолт рассказал о необычайной магии. Классический заговор реальности, выводящий в действительность на первый план волшебную составляющую: гиле вещества из окружающей среды, ноэма Силы из окружающего Эфира и ноэзис-мыслеформы из энергий собственного тонкого тела. Так на вопрос, что собой представляет магическое действие, ответили все студенты, собранные Ракурой в аудитории. Уолт пригласил не всех, только тех, кто, по его словам, подает надежды и, значит, попадет в аспирантуру и с большой долей вероятности вляпается в ситуацию, когда боги смерти будут водить хороводы вокруг да около. И тогда знание основ может подвести. Например, магия способна выделить гиле не только из окружающей среды, но обратить в гиле саму среду, а если понадобится — то и чародея. Как пример, он привел заклинание Железной Бездны, о котором никто из них еще и слыхом не слыхивал. Правда, в Железной Бездне гиле бралось из среды, но частично маг сливался с этим гиле, растворялся в магически обработанном веществе телом и сознанием. Другое дело, когда гиле вырабатывается самим магом, когда маг сам создает гиле. В теории, сказал Уолт, заинтересовавшись цветом потолка аудитории и старательно избегая смотреть кому-либо из студентов в глаза, такая магия возможна, и, следовательно, никто не застрахован от того, что в будущем столкнется с ней. Они должны знать, что может произойти в магическом поединке; если враг удивил, если враг ошеломил и если враг немедля воспользовался удивлением и ошеломлением — боевым магам, познавшим Изначалья, Начала, Стихии и решившим, что им море по колено, пришел конец.
Какая-то часть разума Эльзы, пока девушка кипела от злости, забрасывая пятнистую огнем, быстро осмотрела врага Вторыми Глазами. Нет, магии словно и не было — а Уолт уверял, что в случае гилетической волшбы она проявляется в классических магических признаках, хотя бы в отблесках октарина, эннеарина или декарина.
Вот если бы удалось заманить пятнистую поближе к замершему после входа в долину гарруху, спустить на нее заклинания Познания и Понимания, взломать кокон загадки, определить, что она такое, — и одним точно сформулированным заклятием уничтожить!
Или взять в плен, напомнила сохранившая рациональность часть разума.
Может, и в плен…
Девушка успокаивалась. Рассудок цепко схватил чувства, словно стражник вора, и ар-Тагифаль бросила в заклинание, окружившее обнаженную девицу, новую мыслеформу. Повинуясь воле Эльзы, пламя распалось на лоскутки и жарниковским звездопадом ринулось на пятнистую. Словно угадав задумку ар-Тагифаль, элхид поддержал ее магическую атаку. Шесть щупалец извивались, четыре раскачивались: Райхгер выстрелил очередью ментальных зарядов, которые, соединясь вместе, породили бы ударную волну ошеломляющей мощи.
Не получается задеть крупным сгустком Силы? Разделим! На две части! На три! На двадцать три! Мелкие укусы десятков пчел и залезшему в улей полакомиться дармовым медом медведю не придутся по нраву. А если укусов будут сотни? тысячи? Увернешься, пятнистая? Отобьешь?
Она не уклонилась и не отбила! Одним невероятным движением выскользнула из зоны атаки, по пути погасив десяток лоскутков и развеяв три или четыре ментальных выстрела. Змеей юркнула по земле, скрылась за ближайшей друзой. Элхид тут же охватил кристалл психокинетической сферой и сжал, словно муж горло неверной жены. Друза осыпалась блестящей пылью (четырехсторонняя тень осталась!), но пятнистая уже сидела на верхушке другой, и оттуда прыгнула прямо к элхиду.
Град Кулаков Ветра встретил ее в воздухе. Девка крутанулась, ее руки и ноги словно удлинились, стремительно мелькая. Эльза удержала эффекторную систему заклинания и сразу почувствовала: враг коснулась каждого Кулака. И заклинание, словно опозоренный самурай из Я-Маджира, совершивший харакири, перестало быть, отпустив на волю подчинившихся чарам воздушных элементалей.
Эльза готовилась к подобному. Улыбка скользнула по губам девушки. Непривычная, злая улыбка. Тварь, ранившая Уолта, увернулась от первых заклятий Воздуха? Ну а как она разберется со вторыми?
Молнии каркающей стаей ворон вырвались из воздушных потоков. Скрытая Градом Кулаков Ветра, основной задачей которого было отвлечь внимание, Электрическая Пасть сомкнулась вокруг пятнистой, успевшей лишь вскинуть навстречу заклинанию руки. Однако Пасть состояла из нескольких автономных комплексов чар. Молнии, схваченные убоговской девкой, погасли, но остальные вспыхнули ярче и бледно-голубыми клыками впились в покрытое пятнами тело.
Извивающийся клубок, состоявший из пятнистой и яростно хлещущих плетей Электрической Пасти, свалился на землю, попав в распахнувшуюся под ним психокинетическую сферу.
«Не могу погрузить ее в психореальность. Что-то странное, непонятное мешает», — сообщил мимоходом элхид.
Да незачем ее в психореальность погружать!
Убить тварь!
Не запрети ей учитель Джетуш пользоваться Копьем Богов, она бы уже давно насадила пятнистую на эннеариновое лезвие. Жаль, очень жаль. Будь Ангнир в ее руках, враг не смог бы даже приблизиться к Уолту, не то что ранить его!
Бившиеся в узде рассудка чувства вырвались и понеслись. Ее снова охватила злость, и, реагируя на эмоции Магистра, Электрическая Пасть ослепительно вспыхнула.
Посмотри сейчас Эльза на себя со стороны, поразилась бы. Дрожа туго натянутой тетивой, она резко, непривычно грубо взмахивала руками, плетя Жесты, отправляющие в Пасть новые потоки Силы, заставляющие молнии блистать ярче и бить сильнее. Голубые глаза будто потемнели, лицо окаменело, на губах застыла злая улыбка. Ненависть, ухмыляясь, обнимала девушку.
Все еще остающейся холодной частью разума она понимала, что поступает неправильно. Дед часто говорил, что мантикора на гербе ар-Тагифалей символизирует осторожность, напоминая, что, несмотря на девиз «Не отступать!», временами следует хотя бы поостеречься. Как мантикора, ожидающая в засаде, не нападет на рыцаря в магических доспехах, а дождется рыцаря в простой броне, так и ар-Тагифаль должен помнить, что не со всяким врагом можно справиться привычными средствами.
Франциск ар-Тагифаль, готовивший внучку к истреблению Тварей и чернокнижников, знал, о чем говорит.
Шорох и треск молний неожиданно смолк. Эфирные нити, связывающие Локусы Души с Электрической Пастью, лопнули. Подчиненные заклятию воздушные элементали разлетелись, гиле развеялось, ноэма перестала отвечать, и остался только ноэзис, цеплявшийся за полы богатого кафтана в надежде получить от господина Эфира милостыню чар. Психокинетическая сфера тут же начала сжиматься, но лопнула, словно воздушный шарик.
Эльза чуть не упала, когда волна от разорванного ментального заклинания эль-элхида достигла ее. Обрывки невероятной мощи заставили девушку сжаться в испуге. Сознания мимоходом коснулись образы, содержащие в себе такую подавляющую энергию, что от легкого касания ноги стали ватными, а из рук чуть не ударили в голову Призрачные Клинки. Слава Тварцу и богам, порыв сразу же сошел на нет, прихватив с собой ярость и злость, будто эмоции рыбами-прилипалами прицепились к потоку деструктивной психоэнергии. Жадно хватая воздух ртом, Эльза опустилась на колени, дрожащими руками уперлась в землю. Да, попади она в психосферу элхида, без Копья Богов не смогла бы выбраться. Впрочем, Райхгер Цфик-лай-Тораг вряд ли бы дал ей шанс воспользоваться Ангниром…
Пятнистая поднялась. Эльза едва сдержала крик отчаяния. Ее заклинание не оставило на враге ни одной раны, ни малейшей. Будто крепчайшее Энергетическое Поле защитило пятнистую от атак. Вдобавок она стала выше ростом и обзавелась дополнительными конечностями. Похожая теперь на многорукую Кхали, Темную богиню тугов-душителей из Махапопы, пятнистая спокойно, словно всегда имела восемь рук, отряхнулась единым слитным движением всех десниц и внимательно посмотрела на Эльзу.
«Да что же она такое?!» — бесстрастный элхид не смог скрыть изумления. Еще бы: он, выдающийся псионик, чьи ментальные способности, по словам Лизара Фоора, превосходят психомагию любого Архимага, не сумел подавить и взять под контроль чужой разум, не говоря о том, чтобы уничтожить его. Наверное, только Бессмертное многомерное сознание могло ускользнуть от ментальной паутины Райхгера. Но пятнистая не Бессмертная. Может, аватар? Нет, убоговское или божественное воплощение всегда окутывает смертного декариновой или эннеариновой аурой. И никогда — серой, со странной игрой всех оттенков черного на поверхности.
Между прочим, куда подевался эльф? Почему он не помогает? Ведь Лизар был с ними в психореальности, значит, должен находиться неподалеку, так чего он ждет?
Успокойся. Возьми себя в руки. Эльф ничем себя не проявляет — но вот Уолт, рядом. Тоже ничем себя не проявляет. И учитель Джетуш с волшебницей Востока пропали.
Определить ситуацию легко. Может, сейчас с врагом сражаешься только ты, Эльза, и Райхгер Цфик-лай-Тораг.
А остальные?
Подумай сама. Уолт еще жив, но если ему не помочь, если он истечет кровью и жизненные духи начнут покидать его тело…
— Неплохо, девчонка. — Пятнистая хрипло рассмеялась. — Не ожидала. Пожалуй, начну с тебя. Убивать тех, кто не Элементы, мне никто не запрещал.
— Ты права. Никто не запрещал. Но подумай сама: Элемент должен умереть первым. Так сказал Супербий. Так велено. Ты нарушишь приказ?
Сначала Эльза не увидела заговорившего с пятнистой. Рыжий парень в необычной облегающей одежде без всяких швов, переливающейся трехцветьем магии, появился из-за спины девки так непринужденно, словно все время прятался за ней, ускользая от взглядов магов.
Эльза быстро поднялась. Она потратила много Силы на Электрическую Пасть, опустошив Локусы почти наполовину. Заклинаний, в которые для активации нужно лишь плеснуть магической энергией, и можно, словно гончих, спускать на врагов, достаточно, чтобы зачистить средних размеров Нечистую область. Хватит ли этого против пятнистой и рыжего?
Она не была уверена.
Что-то не давало ей покоя при взгляде на нового врага. Эльза напряженно думала, но никак не могла понять, в чем неправильность.
Элхид молчал. По ауре Райхгера текли потоки энергии небывалой концентрации, и Эльза поняла, что психомаг готовит мощнейший удар, перед которым его предыдущая психокинетическая сфера — тьфу, а не псионика. Так, ребячья забава.
А если попытаться дать определение, то: ментальная Сила новой атаки превосходит предыдущую на несколько энергетических уровней. Как если бы атаковал не один психомаг, а Круг ментальных магов.
И лучше всего Эльзе оказаться как можно дальше в тот момент, когда элхид ударит!
— Я возьму на себя девчонку. Ты займись Элементом. Пора заканчивать и уходить.
— Где Инвидия?
— Она занята другим Элементом. Мешает ей помешать нам. — Рыжий усмехнулся собственному каламбуру. Ни он, ни пятнистая совершенно не беспокоились, что их слышат.
Или уверены в своих силах, или самоуверенны, или действительно сильны. Или…
Эльза не успела додумать мысль. Элхид атаковал, выплеснув всю накопившуюся Силу в невероятно могучем ударе. Гнев Райхгера, сопроводивший удар, раскрасил его багровыми и фиолетовыми цветами, но, как бы ни был разозлен эльэлхид, он прикрыл Эльзу и Уолта от собственного удара. Психокинетические полусферы накрыли Магистров, защищая от буйства ментальной энергии.
Враги оказались в самом эпицентре псионического штурма. Выглядевший как вязкий поток воздуха, густой, словно патока, плетущий затейливые узоры, в которых с трудом узнавались привычные Руны и Фигуры Сакральной Геометрии, ментальный выброс энергии скрутил пятнистую и рыжего, колодками охватил руки (у пятнистой — все восемь!), в кандалы заковал ноги. Ни дать ни взять — рабы на невольничьем рынке. Пятнистая, пошатываясь под давлением, попыталась порвать оковы.
У нее не вышло!
Эльза вздрогнула, прильнула к полусфере. Неужели Райхгер сможет?! Неужели пятнистая тварь и ее напарник сейчас отправятся в бездны посмертия?!
Пси-атака элхида отразилась и на окружающем мире. Физическая реальность потекла вслед за воздухом, в ней начали появляться рваные дыры, словно кто-то тыкал стилосом в лист бумаги. В прорехах действительности, не выдержавшей давления ментальной Силы, ворочался Хаос. Ворочался, переворачиваясь то на один бесконечный бок, то на другой, зевал голодным крокодилом.
Хаосу хотелось поспать.
Вспомнилось: один философ из Роланской империи определял хаос как бездну времени, бесконечную в обе стороны вечность, беспредельную ненасытность, неумолимо поглощающую все сущее.
Разумеется, элхид не пробил многослойную реальность мира, проделав тоннель до плана, отражающего Без-Образный Хаос в действительность Равалона. Он вплел свои ментальные щупальца в реальность долины и создал пространство, где естественные процессы объединились с психическими. Психореальность жарко любила физическую реальность, и от их союза рождались чудовища сознания. Хаос в разрывах был иллюзией, ментальной установкой, вложенной в сознание, но в пределах созданного психофизического пространства последствия псионического воздействия являлись реальными для реципиентов.
Чувствую, значит, существует. Созданное элхидом пси-пространство, сковавшее пятнистую и рыжего, осветила яркая вспышка. Во все стороны раскинулись радужные цвета, закружились, перетекая друг в друга, порождая новые оттенки; по спектральному разноцветью протянулись извилистыми дорожками октарин, эннеарин и декарин, разбрасываясь зеленоватыми каплями с золотыми и серебряными звездочками внутри. Беспорядок цветов безостановочно образовывал красочные структуры, то полностью отличающиеся друга от друга, то разнящиеся в сущих мелочах. Не прекращающаяся игра завораживала, маня удивительной красотой — Красотой Хаоса.
Дед рассказывал Эльзе об этом заклинании. Ментальный маг разрушает пси-выпадами реальность, собирая и вкладывая выделяющуюся при разрушении энергию в собственную атаку, усиливая ее до неимоверности, пока она сокрушающим ударом разрушает сознание, психику и тело противника. Так чернокнижник Алхус Дибат из Улиастана убил Архимага Деметриуса Звонкого, превосходящего нарушителя Номосов Конклава на несколько магических уровней, но не выстоявшего под псионическим штормом и превратившегося в сгусток магических полей, поглощенный Алхусом.
Эльза отвернулась. Защита Цфик-лай-Торага должна надежно оградить от последствий Красоты Хаоса, но ей было неприятно смотреть на буйство красок. Красота, краса, прикраса, прекрасное — все это должно нести бытие, дышать жизнью. Тварец наделил действительность красотой как символом невидимой гармонии Мультиверсума, где каждый мир есть часть огромного Произведения, а все сотворенное в мирах — частицы части. И от каждого зависит, потрясет ли в итоге собственное Произведение Тварца невиданной красотой или же низвергнется в пучины безобразного и будет безжалостно стерто Им с доски Бытия.
Называть Красотой магию, чья сущность уничтожение и разрушение, — кощунственно.
А кривиться при виде подобных чар, когда сама постоянно создаешь несущие смерть формулы Великого Искусства, — лицемерие.
Да, Эльза ар-Тагифаль?
Да.
И по-другому ты не можешь?
Читать бесплатно другие книги:
