Кружева бессмертия Пашковский Юрий
Но ты уже не использовал нечистую магию.
Три шага до рыжего. Он наконец заметил тебя и привычно бросил навстречу пустоту.
Два шага до рыжего. Не чувствуя никаких чар, пустота отступила, окутала Луксурия, а он недоуменно уставился на тебя.
Один шаг до рыжего. Завершая ритуальное плетение, ты с размаху обрушил на Луксурия шквал секущих ударов. Сейчас главное не магия, а твои навыки, твое владение традиционными клинками Ордена. Магия лишь завершит начатое. Магия лишь добьет того, кто только что получил с десяток ран, в расположении которых внимательный глаз заметил бы один из Знаков Ордена…
Проклятье! Недооценил ублюдка. Сделав вид, что растерялся, рыжий вызвал на себя град ударов без каких либо сюрпризов. А ты не думал, что понадобятся скрытые выпады — добивают без всяких сюрпризов. А ты был уверен, что добиваешь.
Звон клинков — а не чавканье разрезанной плоти!
Руки Луксурия метнулись навстречу мечам. Темно сверкнула металлом левая, светлые блики пробежали по правой. Твою серию встретила отличная защитная серия, а в конце рыжий, отставив ногу, сделал глубокий выпад левой рукой, защищая голову правой. Ты едва успел блокировать удар, и пришлось даже отступить назад. Ублюдок скопировал свойства твоих мечей и превратил конечности в лезвия!
Ловкости и силы рыжему было не занимать. Однажды тебе довелось сойтись с Меченым в дуэли, и лишь магия помогла одолеть его, не ожидавшего, что на спину свалится мантикора. По технике Меченосец превосходил тебя на голову, а то и на две. Четыре месяца проведя в лазарете Ордена, ты дал себе зарок не связываться с выпускниками Школы Меча.
Но сейчас стремительные атаки Луксурия напомнили тебе тот бой. Ты ушел в оборону, удары Луксурия, взвинчивающего темп, вязли в мгновенных ответах. Ты вдруг понял, что с содроганием ожидаешь, когда рыжий применит Шаг Ветра или, что хуже, Бег Ветра — именно этим приемом Меченый искромсал тебя.
Но Луксурий — не Меченый!
Ты взорвался безумной атакой, отбросив всякую защиту. Рыжий упал на колено, левая рука локтем коснулась серой поверхности, Луксурий изогнулся, пропуская ярость твоих мечей над собой, но ты, рвя жилы и связки, неимоверно изогнул кисть, дернув плечом на максимуме. И меч из лунного серебра вошел в живот врага.
Тебя передернуло, дрожь завладела телом. Зимний, вымораживающий холод коснулся губ, пощекотал зубы. Чуткой любовницей приникла к телу боль.
Нога Луксурия ударила тебя в грудь — и вышла из спины вместе с пронзенным сердцем. Ублюдок превратил в мечи не только руки…
Но ты еще жил. Для нечистого мага лишить сердца не значит мгновенно умереть. По Локусам Души еще текли чары, которые удерживали нечисть между живым и не-живым, еще спешили по жилам измененные жизненные духи, модифицированное тело еще могло двигаться. Даже смертельно раненный, ведьмак должен одолеть нечисть. Дотянуться до расслабившейся твари и прикончить. А некоторые архонты Ордена, словно носферату Лангарэя, еще и выживали, лишившись сердца.
Вот только ты не архонт.
Пронзенный насквозь лунным серебром рыжий ублюдок шевельнулся, вцепился в твою руку, потянул, вытаскивая меч из живота. Его лечила магия, та же самая магия, что еще поддерживала в тебе жизнь против твоей воли — ведь так она предоставляла необходимые для восстановления чары Луксурию, без труда копирующему поддерживающую тебя волшбу.
Ты стиснул зубы. Ничего не остается. Фа не справится с Гулой и Луксурием.
Значит, копируешь, ублюдок? Ну копируй на здоровье!
Запершило в горле. Из глаз потекли слезы. Кислый запах, едкий, словно испарения Рогатых Бабочек из первого Круга Нижних Реальностей, наполнил воздух. Рыжий привычно коснулся пустотой плетения, исходящего от тебя. Кислый запах усилился вдвойне. Ты знал, что потом запах станет совсем невыносимым и сможет свалить с ног любого.
Твоя рука, державшая меч из лунного серебра, вспучилась, превращаясь в надувающийся пузырь. Близость металла, враждебного нечистой Силе, ускорила процесс для правой половины тела, и пузырь тут же лопнул, обдав Луксурия желтоватым потоком гноя, в котором копошились жучки. Десять шипастых лапок, три кривых рога по бокам башки и посредине, изогнутые жвала. Луксурий гадливо дернулся, сбрасывая жучков, и в этот миг начали раздуваться и покрываться нарывами его ноги. Ты успел улыбнуться, прежде чем на лице выскочили волдыри с бултыхающимися внутри жучками.
Гниение. Последний довод ведьмаков — так называли это заклинание в Конклаве. Магия, превращающая охотника за нечистью в Исток Нечистоты. Совершенно неподвластная младшим братьям Ордена и доступная лишь немногим Посвященным. Тело ведьмаков набухало нарывами, словно болото пузырями, плоть и кости перерабатывались в тигле алхимических и магических видоизменений; созданная Нечистота выходила наружу волдырями и лопалась. Из желтоватого гноя, порожденного Гниением, появлялись жучки — десятки, сотни, тысячи. Жучки уничтожали все на своем пути, им не были страшны ни яды, ни кислота, ни огонь, ни замораживающее дыхание, ни окаменяющий взгляд. В Рохайском конфликте, где братья Ордена сошлись в схватке с бойцами Конклава, даже боевые заклинания не спасли большую часть магов от ужасной орды. Нечисть же, попавшая под удар Гниения, истреблялась полностью, жучки не успокаивались, пока не добирались до последнего монстра, повинуясь предсмертной воле.
И обратить Гниение невозможно.
Луксурий бешено дергался. Кричать рыжий не мог, лопнувшие губы, из которых выползали жучки, спешившие схватиться с твоими порождениями Гниения, изорванной бахромой обрамляли рот, откуда выливался гной и спешил выбраться жук размером с полруки. Живой покров, накрывший тебя и рыжего, то взвихрялся там, где сталкивались дети Нечистоты, то растекался, когда лопался очередной пузырь, и желтоватый гной стекал на серое ничто Меона.
Гниение пожирало самое себя; и в нем гибли вы оба — ты и Луксурий. Вслед за вами подыхала вся призванная нечисть, которая, даже умирая, пыталась дотянуться до вражеской глотки. Очень похоже на кое-кого, не правда ли?
Ты убил ублюдка. Но и здесь снова оказался вторым. Такого же ублюдка Джетуш убил до тебя. Однако ты больше ничего ему не должен. Слышишь, Джетуш? — я защитил твоего ученика! А впрочем, скоро свидимся, тогда и расскажу.
Ох… как это отвратительно… умирать…
Но ничего. Все равно. Тебе уже все равно.
В Сияние уходит истинная душа, а в Белую Пустыню душа равалонская.
Какая же глупость….
- Койле паре соро фа
- Теро эгир люнэ э
- Офисале като ха
- Самну…
- рэрис…
- таолэ…
Глава двадцать третья
Шипящая жижа. Все, что осталось от Лизара и его противника. Все, что осталось от одного из лучших нечистых магов в Равалоне и носителя умной энергии, о которых Фа услышала в первый раз, очутившись в Подземелье.
Черные высохшие деревья с железными листьями. Синий гравий под ногами. Кромлехи, небольшие: составляющие их камни едва достигали колен. Неподалеку булькает расплавленным свинцом озеро. Место, где пришлось сражаться с носителями умной энергии, походило на адское посмертие — если бы не титаническая зеркальная сфера, в которую, пробив дыру, вошел Магистр Ракура, а следом за ним Магистр ар-Тагифаль.
С тех пор как они оказались в Аномалии, сфера отражала весь инфернальный пейзаж вокруг, за исключением смертных и убога. Не отображала сфера и носителей умной энергии. Лишь используемая магия воспроизвелась на зеркальной поверхности. А теперь в ней еще отражалась и шипящая жижа, где копошились издыхающие десятиногие жучки. Все, что осталось от Лизара и его противника.
Да будь проклято это Подземелье и все эти убоги, втянувшие ее, Джетуша, Лизара и Райхгера в свои игры за власть!
Смерть товарища разозлила Фа. Злость неожиданно придала сил, тех сил, которых не хватало для решительной атаки.
Безгранична мощь умной энергии, но ограничены ее носители. Носителя можно уничтожить, обойдя его способности. Райхгер просто-напросто овладел сознанием врага, поглотившего его тело. Джетуш и его ученик убили носителей, обрушив на них ураганы невероятной Силы. И Лизар — он уничтожил врага, обманом заставив прибегнуть к самоубийственному заклинанию.
Если бы не Инфекция, отбирающая у Бессмертных их Силу, убоги легко справились бы с врагами. Даже Глюкцифен, не испугайся он за свою бессмертную жизнь, мог попытаться проявленной аурой задавить Гулу. Скорее всего фиолетововолосую давление декарина Глюкцифена не удержало бы надолго, но зато Фа смогла бы ударить всей своей Силой.
Умная энергия превосходит свое выражение, привычную смертным магию, что означает, что она может отменять законы волшебства. Например, делать Онтологический Эфир уязвимым, или, по-другому, отменять свойства Онтоса, делающие его Онтосом. Отменять свойства, делающие магию магией. В бою Джетуша с носителем свойства отменялись в пределах поставленного Ацедием куба. В битве с Ирой та искажала магию прикосновением окутывающего руки поля, воплощающего принципы умной энергии. Похожее поле было и у противника Лизара, с точностью до мельчайшего чара позволявшего продублировать магию оппонента, что в принципе невозможно даже для Архимагов, потому что создание заклинания всегда зависит от личности создающего, от его жизненного опыта и стиля формулировки.
Фа уже знала, как действует умная энергия в носителе, именуемом Гулой. В ее случае умная энергия сосредоточилась не во всем теле, а лишь на отдельном участке, однако концентрация позволяла воздействовать даже на Онтологический Эфир, чего остальные скорее всего не могли. Будь это им под силу, никакой бы Инфекции не понадобилось. Носители устроили бы такую гекатомбу среди Разрушителей, что уже не одна, а десяток Великих Жертв созревали бы в Подземелье.
«Умный язык» (так Фа решила называть способность Гулы) искажал и отменял эфирные закономерности лишь там, где касался их. Коснулся Онтологического Эфира убога и исказил его. Да и то не весь, иначе Глюкцифен потерял бы Функцию и не смог сбежать. Лишь часть. Значит, она не должна позволить «умному языку» прикоснуться к ней. А для этого нужно сделать нечто подобное тому, что творит умная энергия.
Исказить магию. Извратить магическое пространство на пути «умного языка» так, чтобы он не попал в цель. Пусть отменяет эфирные закономерности, но не те, что нужно.
Фа просто-напросто начала выплескивать Силу из гомеомерий в пространство между собой и Гулой. Хаос и Порядок располагались в изгибах магического континуума, Тьма и Свет спорили, кому достанутся лучшие места, пока Тень и Сумрак устраивались в складках, Стихии закручивали зигзаги, не в силах стоять на одном месте. Гомеомерии выплескивали Силу и складывались в заклинания: бытовые и праздничные, военные и боевые, лечебные и строительные, общестихийные и специфически-изначальные, и многие другие магоформы, сыплющиеся на «умный язык» Гулы и сбивающие его с пути.
Сырая магия многое позволяет, но и многое требует взамен. Например, возможность иметь детей, как в случае Фа. Или память, как в случае ее наставницы Ли. Или тело, как в случае ее коллеги Ци. Или душу, но не как убоги, а поглощая энергему за энергемой, ничего не оставляя на перерождение…
Фа направилась к Гуле. Пульсар только что оторвал фиолетововолосой мизинец на левой руке, а это значило, что пора бить в полную Силу. Вложить всю мощь гомеомерий в один удар и прикончить врага. Вложить всю Силу, — тем самым открывшись для ответного удара, но рисковать придется, «умный язык» бьет все ближе и ближе. Фа предвидела, что умная энергия подстроится под сырую магию, и гомеомериям в один не особо счастливый для нее момент не удастся изменить структуру магического пространства настолько, чтобы Гула промахнулась.
А теперь еще и на помощь Лизара нельзя рассчитывать…
От злости Фа снова перекосило, и она чуть не потеряла контроль над связкой гомеомерий, через которые лилась Сила Изначальных.
«Умный язык» слизнул гравий в метрах пяти от Истребительницы Драконов. В ответ молния подпалила волосы Гуле. Развесистый перун сопровождали Вихревой Клинок и огне-шар, но возвращавшийся после выпада «умный язык» успел поглотить их, упустив лишь молнию. Стремительно теряя роскошную гриву, Гула заревела, хлопая руками по голове и обжигаясь.
Хватит ждать. Пора. Все или ничего.
Гомеомерии существуют на тонкой грани между да и нет, быть и не быть, яви и нави. Виртуальное существование, заявляют высоколобые умники Школы Магии, исписав тысячи листов бумаги теоретическими выкладками. Чародеи, владеющие сырой магией, не оставляют о ней упоминаний. Не потому, что Божественным Императором приказано Канцелярии Исправления скрывать все, что известно о гомеомериях. Причина в другом. Они просто не понимают, что делают. Соединить несоединимые Хаос и Порядок? Без проблем. Совокупить извечных антагонистов Свет и Тьму? Легче легкого. Связать из Воды и Огня такое полотно, где они не потеряют своей уникальности, но еще и усилят друг друга истечениями? Беремся не глядя. Но объяснить? Пояснить, что сделал? Самому понять? Нет. Не получится. Сырая магия позволяла творить все, на что способна магия, не позволяя лишь постигать, как она это делает.
Научить другого волшебника сырой магии невозможно. Лишь сделать. Именно — сделать. Долгие, растянувшиеся на месяцы ритуалы. Многочасовые моления и экстатические взывания к богам. Запретная в Восточном Равалоне, но практикующаяся в Западном магия крови, формулы которой непонятны, а большинство к тому же утеряно. Вливание эликсиров и втирание мазей, созданных алхимией. Прозрения миров Суперсимметрии, где странствуют Номады Порядка, и миров Диссипации, где буйствуют Монады Хаоса. Расщепление тонкого тела на слои и перестройка ауры…
Из тысячи кандидатов, способных стать чародеями сырой магии, в живых остается лишь один. Это ничего. В Преднебесной всегда хватало подданных. Но оставшийся в живых получает огромную Силу.
Не понимая и, стоит признать, временами страшась этой Силы.
Особенно ночами, долгими зимними ночами, когда кажется, что с тобой пытается кто-то заговорить, а ты пытаешься ответить, но тебя не слышат и продолжают настойчиво просить об ответе, умолять, взывать, и ты уже готова на все, лишь бы тебя услышали, но просящий умолкает, и ты не знаешь, когда ждать его следующего визита — через день, месяц, год, десятилетие…
Все или ничего.
Сверкая идеально прямыми гранями, вокруг Гулы весенним разнотравьем потянулись зеленоватые клинки кристаллических громад. В изумрудной глубине мельтешили тени, угрожающе вспыхивали и гасли багровые огоньки. Порядок методично окружал мишень математически выверенной структурой декаграммы, и даже поглотивший несколько кристаллов «умный язык» не помешал завершить Фигуру: Изначальный проклюнулся из серого гравия новыми изумрудами, быстро заменившими исчезнувшие.
Антрацитово-черное облако надувшейся лягушкой вспухло над Гулой, растянулось покрывалом, словно заботливая мать укрывала ребенка. В аспидных клубах прокатились раскаты иномирового грома, иномирового всем мирам Становления и Порядка. Хаосу было плевать на правила, он воплощался рваными бросками Силы, не обращая внимания на проделанные «умным языком» прорехи, затянуть которые ему было еще проще, чем Порядку вырастить новые формы воплощения. Изначальный никогда не щадил ни себя, ни подвластных его воле существ, ни присягнувших в верности слуг.
Зеленые кристаллы Порядка и черное облако Хаоса потянулись к Гуле, отчаянно полосующей «умным языком» окружающие ее Силы, словно Лесной эльф, атакующий боевой лозой роланских легионеров во время осады Дирендагатана. Потянулись, едва коснулись — и исчезли.
Вместе с ними поспешили исчезнуть из рук Фа кристаллы и черные огоньки.
Гула недоуменно огляделась, радостно засмеялась.
— Глупая невкусная! — закричала она. — Глупая, глупая, глупая!
Дразнится. Думает, что магия Фа дала сбой. Пускай думает.
Темная сфера взбухла справа от носительницы умной энергии; слева поспешно возникла и разрослась светлая сфера, словно желая не только отстать от первой, но и обогнать ее. Миг — и фиолетововолосая оказалась заключена в союз темного и светлого, объединившихся в одну черно-белую сферу. По округлым бокам пробежали серые полосы Тени и Сумерек. Сила Начал крутанула сферу, ускоряя ее ход, Тьма и Свет слились, словно Инь и Ян, порождающие десять тысяч вещей.
Слились — и исчезли.
И тени под ногами Фа, задрожав, словно тульпы, попавшие под действие орба, вернулись к естественному положению, протянувшись одной-единственной тенью.
Если Гула сейчас ударит…
«Умный язык» взбил гравий рядом с Фа, синие камешки взвились, осыпав Истребительницу Драконов. Она пошатнулась от неожиданности, возвращаясь, «умный язык» сумел задеть ее. Правую кисть словно лизнул Яшмовый Господин — и кисти не стало.
— Дура, дура, дура, невкусная дура! — веселилась фиолетововолосая, радостно наблюдая, как перекосило Фа. Поспешно накладывая обезболивающие заклинания и заклятия, останавливающие кровь, Истребительница Драконов чуть не упустила последнюю связку гомеомерий. Убогова Гула отреагировала быстрее, чем она ожидала. А ведь большая часть гомеомерий уже была задействована ею в готовящемся к завершению заклинании. Неужели ее бой закончится, как и поединок Лизара, смертью обоих противников?
Присвистнул ветер, словно поздний гуляка вслед спешащей домой девице; жаром гномьей домны, где закаляется подгорная сталь, дохнуло пламя; вода растеклась по пространству, точно капли дождя по стеклу; каменные пальцы поползли из синего гравия. Покоряясь воле Фа, Стихии выполняли свою работу, довершая сложное заклинание, выстраивающееся вокруг Гулы. Воздух, Огонь, Вода и Земля оставили Истребительницу Драконов, устремившись к фиолетововолосой.
А вот если Гула сейчас ударит…
Целый пласт гравия перед Фа просто растворился, она отшатнулась, теряя равновесие, с ужасом представляя, как сейчас лишится части тела, как вообще лишится жизни, и в Великий Беспредел, называемый в Западном Равалоне Тартарарамом, рухнет тщательно выстроенное ею заклинание…
Светло-серебристый блеск — словно декариновую ауру Разрушителя натерли воском.
И разросшийся до размеров слона веер — Веер Хаоса, созданный восточными убогами, но воплощенный в мире продавшими им душу магами во избежание нарушения Договора между Небесным Градом и Нижними Реальностями. Артефакт, позволяющий смертному использовать концентрированную энергию Разрушения, ликвидируя связи и логику взаимодействия между элементами системы, любой системы: материальной, магической, духовной. Личная плата Фа за службу Аваддану. Ценная плата, потому что, даже имея в распоряжении всю возможную магию смертных, магу не овладеть Мощью Бессмертных. Изначальные, Начала и Стихии толпятся в гомеомериях, но высвобождают лишь те магические энергии, которые по плечу смертному.
Первый веер был уничтожен в коридоре, где маги столкнулись с Гриссом Шульфицем, второй… Второй уничтожался сейчас. Словно верный рыцарь, бесстрашно защищающий хозяина от нападения безумных гноллов, Веер Хаоса прикрыл Фа. И погибал, как тот же рыцарь, окруженный превосходящими силами псоглавцев. Варрунидей, отдавая артефакты, предупредил, что магические опахала обладают зачатками разума, потому что иначе как через привязанность к владельцу связь с Веерами не установить.
Фа могла быть довольна собой. Веера привязались к ней. И — погибли. Раскрывшись перед Истребительницей Драконов, заслонив магичку, Веер Хаоса обрушил всю имеющуюся Силу Разрушения на «умный язык» Гулы. Веер не мог ни уничтожить его, ни остановить, но, внимательно следя за действиями хозяйки, попытался отклонить неодолимую для него мощь. Слегка, немного, чуть-чуть — но отклонить.
Секунда, растянувшаяся на века, покрытые серебряной пылью, сменилась следующей секундой.
Веер оплыл расплавленным металлом, декариновый удар, брошенный навстречу выпаду Гулы, сгинул в ненасытном потоке умной энергии. Умной энергии, которая не коснулась Фа, а снесла дерево в десяти метрах от нее. Падая на гравий, железные листья возмущенно зазвенели.
Волшебница не теряла драгоценных мгновений, подаренных Веером. Последний, завершающий штрих — пассы, складывающиеся в Жест. Сила покинула Локусы Души, без остатка вливаясь в заготовленное заклинание.
По губам скользнула горькая усмешка. Личная плата не покинула пределов Подземелья, и теперь ей в ближайшем времени точно не достичь более высокой должности в Коллегии. Но зато она жива. Жива — и заставит фиолетововолосую расплатиться сполна!
Гула смеялась, радуясь своим удачам. Молнии и огнешары больше не спешили ударить ее, не сковывал руки ужасный холод, ноги не погружались в зыбучий песок. А глупая невкусная лишилась кисти и подарка Разрушителей. Отчего бы не порадоваться?!
Смех оборвался — разорвав кожу, на плечах выросли кристаллы, ярко-зеленые и светящиеся изнутри, словно трава Радости в Лесах карлу. Радость сменил испуг — пальцы начали извиваться змеями, вытягиваться и падать черными каплями на синий гравий. Гула закричала — черно-белая колючая цепь, появляясь из подмышек, засновала по туловищу, разрезая плоть и кости. Хлынувшая кровь неожиданно обернулась языками пламени, жадно лизнувшими фиолетововолосую. Окаменевшие ноги трещали, словно стены замка, на которые обрушились катапультные ядра. Глаза вытекли из глазниц зеленоватой, как волосы русалки, жижей. Кожа, избежавшая воздействия предыдущих Сил, начала отпадать и дробиться, закручиваясь во все более быстрый вихрь, оторвавший Гуле руки и голову.
«Умный язык» не спас носительницу умной энергии. Гомеомерии, чье виртуальное существование помогло элементам незаметно проникнуть в тело Гулы и внутри него создать связки, извергающие из себя Изначальных, Начала и Стихии, пронзили фиолетововолосую Силой, словно прямые клинки Светлых эльфов — пиратов, посмевших зайти в Сияющие моря.
Фа слабо улыбнулась, глядя на блестящий черный монолит, оставшийся от разгула эфирной мощи. По сути монолит являл собой сгусток Силы, чистой Силы, второй после гомеомерий формы Эфира, где не бесконечность волшебных преобразований выходит на первое место, а четко выверенный ритм магических энергий и пульсация колдовских полей.
Фа знала, что в этом сгустке Гула сгинула бесследно, как Райхгер в Красоте Хаоса.
И…
И что ей теперь делать? Лизар мертв, как мертвы Джетуш и Райхгер, Глюкцифен удрал, а Истребительница Драконов стоит перед Меоном, таинственным Меоном, опасным даже для Бессмертных. И теряется в догадках, какими будут ее следующие действия.
Последовать за Магистрами? Кто знает, может, студенты Школы Магии уже сгинули в зеркальной сфере. Идти к поблескивающему декарином горизонту, чтобы покинуть Аномалию? Барьеры на границе Аномалии и Подземелья могут оказаться для нее непреодолимыми. Дожидаться возвращения Глюкцифена или хотя бы появления поисковой группы Архистратига, обеспокоенного, что Максвеллиус так и не перенес магов куда требовалось? Кто его знает, чем закончилось творившееся в Цитадели, да и находиться здесь, рядом с Меоном, когда с минуты на минуту может вернуться чубастый Супербий с господином, щедро одаряющим умной энергией своих слуг, довольно глупо.
Однако Магистр Ракура обладает неким артефактом, могучим магическим оружием, разрезавшим Меон, как рог единорога мифриловую броню. Исходя из этого, ученики Джебтуша не только могли выжить в зеркальной сфере, но и добраться до нужной неведомым устроителям Великой Жертвы вещи: магическому объекту, живому существу, созданной, может, самим Тварцом креатуры.
Главным доводом при принятии решения оказалась мысль, что Магистры выжили. Фа быстро направилась к зеркальной сфере.
Огромная шестикрылая тень накрыла Истребительницу Драконов. Следом за тенью спешил океан — океан декарина, схожий с тем, который бушевал при столкновении Грисса Шульфица и Варрунидея Асирота.
Серебро придвинулось лихим приливом, который любят устраивать в портовых городах молодые водные маги, оседлав верхушки волн и споря, кто удержится дольше, не поддастся недовольному выходками обнаглевших смертных морю.
Фа, полностью выложившаяся в заклинание, убившее Гулу, могла поставить лишь простенькую Защиту, которую и деревенский колдун развеял бы не вспотев. А против серебра, что течет в жилах убогов, такая Защита и защитой-то называться не смеет…
И последнее, что еще успела увидеть Истребительница Драконов, прежде чем эннеарин накрыл ее с головой, была перекошенная морда Глюкцифена.
Глава двадцать четвертая
Эльза спешила за Уолтом, зная, что не имеет права отстать. Что бы ни произошло с ним, что бы ни заставляло идти прямо в Меон, в эти переливы черного и белого, рассекая возникающие заслоны своим странным клинком (заслоны? черное и белое становилось более черным и более белым — вот и все заслоны!), она должна быть рядом. Потому что… Да. Потому что она так хотела. Разве нужна еще причина? Волшебница могла бы назвать массу, от кодекса боевых магов до чувства долга, воспитанного дедушкой, но определить главную причину Эльза могла с легкостью.
Логика молчала, логика смущенно перебирала дефиниции и суждения, логика отказывалась действовать там, где прочно обосновались эмоции, — построили замки, укрепления, храмы и вдобавок заявляют: «Мы здесь надолго».
Пусть молчит. Не все в жизни решается логикой.
Варий Отон, услыхав подобное, бросился бы резать вены — себе, сказавшему, еще кому-нибудь за компанию. И корил бы молодежь за падение нравов, виновниками которого, несомненно, оказались бы иностранцы, поскольку истинный олориец не позволит себе усомниться в правах Ее Величества Логики на царствование в жизни, из чего следует, что именно подлые инородцы подкинули разлагающие мораль и мышление мысли. Ведь именно основатель Олорийской академии наук гордо заявил: «Если реальность не соответствует совершенным мыслительным конструкциям, тем хуже для реальности!» — и каждый истинный патриот Олории должен думать подобным образом. На том и стоит конституционная сословная монархия Олории, самая лучшая монархия на земном диске — так, по крайней мере, утверждают олорийские философы, не забывая уточнить, что они, как самые лучшие философы на земном диске, точно знают, о чем говорят.
Уолт. Два дня, проведенные им в Акаши, показались Эльзе вечностью. Как в детстве, когда дед уезжал, запретив слугам посещать «маленькую госпожу» в мастерской, разрешая только доставлять ей еду, и Эльза днями заучивала трудные для проговаривания предложения, которым, как уверял Франциск ар-Тагифаль, подчиняются и огонь, и вода, и ветер, и земля. Непонятные и скучные, тексты отказывались запоминаться, а гримуары то и дело норовили захлопнуться. За окном нежилось солнце, пели птицы, цвела мать-и-мачеха. Учить волшебные Слова, запоминать правила, по которым они складывались в Высказывания, совсем не хотелось. Но надо было учить. Возвращаясь, дедушка требовал демонстрации успехов и сурово обходился с внучкой в случае неудачи: или запирал в темной комнате, или отправлял в сад обрезать побеги тхельской розы, да-да, той самой розы, которая не только отращивает длиннющие шипы, но и норовит кольнуть ими каждого, покушающегося на ее побеги.
Два дня в Цитадели она занималась только тем, что помогала учителю Джетушу и Фа Чоу Цзы анализировать доставленные из зон Инфекции образцы, завершала творимые ими формулы Силы, перепроверяла выводы, чертила Фигуры, относила еду Уолту и, по тайному приказу Земного мага, пыталась запомнить структуры Эрканов. Иногда учитель Джетуш и Фа Чоу Цзы вели беседы с Варрунидеем Асиротом в комнате восточной волшебницы, и в эти редкие часы ей удавалось поспать. Учитель Джетуш улыбался и говорил, что скоро они вернутся в Школу.
А теперь учитель Джетуш мертв, непонятно что происходило в Цитадели, маги оказались посреди Аномалии, а Уолт стремился к лишь ему одному ведомой цели, словно одержимый неупокоенным духом, пытающимся завершить незаконченное дело.
И левая рука совершенно не слушалась. Бальзамы Лизара Фоора на время успокоили боль, вернули ей контроль над телом, но не над рукой. Эльза уже воспользовалась приготовленными после возвращения из долины Соратников лечебными заклятиями, но нужно было время, нужно было очень много времени, чтобы нервы и мышцы восстановились, чтобы злая магия полностью выветрилась из жил и жизненные духи вернулись в искореженную конечность.
Магистры продолжали углубляться в Меон, в тот самый Меон, которого так страшились убоги. Боевых магов окружала Сила, невероятная и пугающая Сила, ужасно (именно что — ужасно!) могущественная, перед которой меркли все те магические энергии, которые демонстрировали и Архистратиг, и Варрунидей Асирот, и Грисс Шульфиц. Если бы Уолт не прорубал дорогу сквозь тягучие энергии, природу которых ар-Тагифаль не могла определить, как ни старалась, Сила, обжигающая, словно раскаленный поток ветра, обратила бы в ничто не только их тела, но и энергемы, от физической до разумной, а на такое не способны даже Бессмертные.
Сила Меона, скорее всего, могла уничтожить Равалон с той же легкостью, с какой тролль давит гусеницу. Впрочем, уничтожить ли? Сила вокруг не умела творить, в этом Эльза не сомневалась. Но в уничтожении ли ее предназначение? Ар-Тагифаль сама не знала почему, но в ней уверенно зрело определение: Меон привносит Иное. Там, где есть Одно, он придаст ему Множество, но и там, где есть Множество, он придаст ему Одно. Различие и отличие. А там, где есть различие и отличие, там есть изменение. Изменение и движение. Становление и развитие. А где развитие, там и жизнь. Жизнь и сознание. Смертные и Бессмертные.
Неужели Аномалия одно из тех самых Деяний Тварца, о которых шепотом и недомолвками говорят Посвященные, сами не знающие, о чем говорят? Не Мысль Тварца, а Деяние — акт, преобразующий миры согласно Его Замыслу.
Простому люду сложно понять, как Он пребывает во всем. Пускай о Нем во Вторую Эпоху знают уже многие (Уолт как-то обмолвился, что даже упыри — эти жуткие не-живые! — верят в Тварца), но боги и убоги понятнее и ближе; Младшие Бессмертные уже тысячелетиями являют себя смертным, а Вестники постоянно используются в войнах — на сакральную область Номосы Конклава не распространяются.
Эльза бросила быстрый взгляд по сторонам, стараясь не упустить из виду Уолта. Серое ничто вокруг — Деяние Тварца? Меон — дело рук Его? Такое бездушное, такое безразличное к двум смертным, бредущим сквозь него, такое… Такое иное.
Лучше и не определить…
Меон внезапно изменился. Только что они шли сквозь черно-белые потоки, и вдруг их сменило прямое, как арбалетный болт, просторное ущелье. По отвесным склонам быстрыми ручейками сбегали водопады, разбрасываясь искрящимися брызгами. Кое-где в каменную плоть впились чахлые деревца, склонявшиеся скудной кроной над головами Магистров. В высоко расположившемся просвете виднелось белое небо. Под синим солнцем тремя роланскими богинями грации устроились луны: большая в центре, поменьше по бокам.
Уолт, до этого державший меч перед собой, опустил руку; клинок как будто уменьшился, начал напоминать миниатюрную елку. Эльзе снова стало не по себе, когда она в очередной раз посмотрела на меч Уолта, прокладывающий дорогу сквозь Меон.
Да, Сила вокруг ужасала, заставляла вспомнить о безграничности Вселенной и о своем ничтожном, малом месте в ее системе. Титан и муха. Замок и корпускула. Стройная философская концепция, охватывающая и объясняющая все в мире, и куцая мысль вроде: «Ух ты!» Меон превосходил все, что Эльза могла представить, потому что так было заложено в него — превосходить. Вернее, все остальное на фоне Меона казалось незначительным и бессмысленным. Но меч Уолта… Легко пронзая и разрезая инобытийные пласты, преодолев Силу, от которой отступили Бессмертные, испугавшиеся за свою жизнь, — что за магическое оружие у тебя, Уолт? Ауру фрактального клинка она не могла разобрать, тонкое тело меча было текучим и изменчивым, словно вышедшая из русла полноводная река. Подобрать определение для артефакта Эльзе не удавалось.
Она наконец-то смогла догнать Уолта и заглянуть ему в лицо. Он шел с закрытыми глазами! Уверенно, ни разу не поколебавшись в выборе направления пути, ни разу не споткнувшись о торчавшие из земли коряги. Просто шел с закрытыми глазами, словно…
Не словно. Меч вел боевого мага. Ввел его в глубины Меона, и Эльзе стало страшно. Не совершила ли она самую ужасную в своей жизни ошибку, поспешив за Уолтом, устремившимся в невероятный и устрашающий метафизический феномен, свидетелем которого она была? Может, стоило остаться с Фа, Лизаром и убогом? Меон пугал, его Сила не походила ни на Фюсис, ни на Созидание, ни на Разрушение. Как глупо было подчиниться эмоциям и последовать за Уолтом!
Но… Тогда бы он оказался здесь совсем один, верно? А она рядом с Фа, Лизаром и Глюкцифеном — была бы она в безопасности? Да, здесь, внутри Меона, Магистры могут умереть в любой момент, в этом у Эльзы не было сомнений. Но, поняла девушка, она не сомневалась и в том, что Уолт защитит ее.
«Не… дам… Прочь… Защищу… всех… защищу…»
Им всем следовало войти в Меон. Не только она должна была последовать за Уолтом, но и остальные. То, для чего творилась Инфекция, создавалась Великая Жертва, здесь. Откуда бы Уолт ни брал сейчас Силу, что бы за Источник ни одарял энергиями его меч, позволяя беспрепятственно ступать по страху убогов, они должны были воспользоваться подвернувшейся возможностью до конца.
Узнать в конце концов, из-за чего погиб учитель Джетуш.
Помнишь, Эльза, а еще говорят: любопытство сгубило кошку…
Ущелье изменилось: ужалось, запетляло, в лицо дохнуло холодом. Водопады обратились в роскошные гирлянды сосулек. Деревца исчезли; не осталось даже пучков сухой травы, до того торчавших из каждой трещины. Голубоватый полумрак заструился под ногами. А потом ущелье неожиданно закончилось и началась покрытая снегом равнина. Над равниной зависла черная клякса, полыхающая Топосами, десятками перетекающих друг в друга Топосов, и магическая энергия лилась из концентратов Силы, огненными каплями падая на снег. На месте падения пламени появлялся идеальный черный круг, тут же затягивающийся ледяной корочкой.
— Падите ниц перед Басилевсом Хаоса! — пророкотала клякса, снижаясь и приближаясь к Магистрам. Уолт, ни слова не говоря, шагнул ей навстречу, взмахнул рукой.
Клякса булькнула и распалась напополам.
Миновав снежную равнину и выйдя на берег бурной реки, они повстречали кутающуюся в черные лохмотья старуху, всем своим видом вызывающую желание дать ей милостыню, накормить, напоить и устроить в гостиницу.
— Я Мать Тьмы, Мглы и Мрака! Дальше вам не пройти! — заявила старушка, подтвердив старую поговорку, что первое впечатление обманчиво. В ответ Уолт продемонстрировал, что генеалогические связи его особо не интересуют. Разрубленная от левого плеча до правого бедра Мать Тьмы, Мглы и Мрака превратилась в стаю недовольно каркающих ворон, поспешивших убраться подальше.
Река неожиданно покинула берега, взметнулась, поднимаясь водяным бастионом, в потоке проступили оскалы чудищ, странствующих между мирами, — Эльзе доводилось видеть их изображения в старинных гримуарах. Река согнулась, словно прихваченный болью в спине смертный, нависла над Магистрами скоплением водяных элементалей, потом резко обрушилась на боевых магов, и Эльза с Уолтом очутились в квадратной комнате с круглым столом посредине. Мягкий свет лился из находящихся высоко окон, освещая овальную дверь на противоположной от Магистров стене. Выход из комнаты напоминал портал.
— Сыграем? — предложил жемчужноволосый четырехрукий эльф в хламиде, появляясь из ниоткуда, точно Глюкцифен. В четырех руках замелькали карты с изображением Символов, Образов, Фигур, Рун. Магические знаки показались знакомыми, а когда Уолт шагнул к столу, Эльза уже вспомнила: все они являлись структурными единицами проявления Эрканов. Не зря она запоминала принципы умного мира! Это было сложно, но, видимо, того стоило. Если придется играть…
Лицо эльфа, разложившего карты на столе, вытянулось. Игнорируя его приготовления к игре, Уолт обошел стол и подошел к двери. Меч поднялся и опустился. Овал распался на две одинаковые половинки. Не обращая внимания на отвисшую челюсть эльфа, Уолт шагнул в открывшийся проход. Эльза поспешно скользнула следом.
— Сыграем? — донесся ей вслед вопрос.
За дверью оказался зал. На полу грозно распростерли крылья гарпии, атакующие онокентавров. Справа и слева застекленной радугой в оправе тянулись в бесконечность красочные витражи: конца зала не было видно даже Вторыми Глазами. Вместо потолка все то же белое небо с тремя лунами, разве что теперь та луна, которая виднелась в центре, уменьшилась, а те, что по бокам, увеличились. Эльза обернулась. Вместо стены и овала прохода — черно-белые потоки Меона.
— Ну и кто это к нам пожаловал? — Сила, скрытая в голосе задавшего вопрос, заставила задрожать витражи; радуга испуганно заметалась по гарпиям и онокентаврам. Уолт шагнул вперед. И остановился.
Прямо на вожде онокентавров, пронзающем копьем трех гарпий, стоял одетый в охотничий костюм хоббит, скрестив руки на груди. Обыкновенный хоббит, разве что только щегольская бородка странно смотрелась у представителя народа, не ведающего о растительности на лице. Невысоклик насмешливо разглядывал Магистров, особо его заинтересовало их магическое оружие. Ангнир, удерживаемый Эльзой в форме алебарды, вызвал у половинчика кривую ухмылку. А вот меч Уолта заставил хоббита нахмуриться.
— Деструктор и Символ, кто бы мог подумать… — пробормотал он. — Хотя, кто бы мог подумать, что сюда кто-то дойдет? Совсем разленились, оболтусы. Ну и что, что Деструктор? Подумаешь, Символ — эка невидаль!
А о Масках Хаоса он ничего не сказал, отметила Эльза. Что же, получается, убоговские артефакты здесь ничего не значат? О Тварец, что же за Силы, игнорирующие Мощь Разрушителей, сошлись в Подземелье?!
Уолт неуверенно шагнул вперед, поднимая фрактальный меч. Хоббит фыркнул и вытянул руки перед собой. Эльза крепко сжала Ангнир, пытаясь скрыть изумление. Призрачные клинки, подобные Мечу Уолта, ветвящиеся лезвиями и обладающие плывущей аурой, появились в обеих руках половинчика.
— Символами Инобытия мы можем размахивать вместе, а толку? Вам лучше вернуться обратно. Если мы скрестим Мечи, Проводник, то вряд ли тебе удастся сбежать, не потеряв жизнь, но скажешь ли то же самое о сопровождающей тебя магичке? Деструктор Бессмертия в пределах Наоса все равно что погремушка в сражении рыцарей.
Деструктор Бессмертия? О чем он говорит? Об Ангнире?
— Дай мне пройти, Охранитель, — неожиданно низким голосом ответил Уолт. Глаза Магистра все так же были закрыты. — Я должен…
— Ничего никому ты не должен, — перебил хоббит. — Тень, верно? Хотя не совсем. Интересный симбиоз. Разных я видал Проводников, но вы, ребята, это что-то с чем-то.
— Лишь увидеть… прикоснуться…
— А, ты чувствуешь ее, — сделал вывод хоббит. — То-то прешь, как пес на случку. Подумать только, ну какова вероятность того, что в одном мире сойдутся и Книга, и Меч! Хотя… да быть того не может! Еще и Посох? Я чувствую следы его присутствия вблизи тебя. Давние следы, древние следы. Ох уж эти магические узловые миры! Какие только переплетения возможностей в них не реализуются!
— Пропусти… Я должен…
— Должен-должен, — передразнил невысоклик. — Валить отсюда ты должен. Что-то я не ощущаю полной актуализации Меча, Проводник. Могу даже уточнить: я ощущаю отсутствие актуализации Меча. А без него ты мне не противник.
— Я пройду…
— В это ваше Посмертие Тысячи Болей ты пройдешь! — рявкнул теряющий терпение хоббит. — Ох, видал я тупых Проводников, но воистину, по глупости ты можешь стать царем среди них. Я же тебя еще жалею, дурачок. Уже раз десять я должен был развеять тебя по Наосу и освободить Тень. Но ни ты, ни дурочка, стоящая за тобой, не ценят мою доброту.
— Пропусти…
— И-ди-от. Полнейший. Ты что, все забыл? Ну давай напомню! Если я тебя пропущу, разлом в Наосе, который привнес своим присутствием Символ, усилится, я отправлюсь прямиком к Тваштару и получу нагоняй за невыполнение задания. А тебя прикончит Страж. Непременно прикончит — он там сидит и трясется над Книгой, как гном над золотом, а с Книгой ему и твой Символ не страшен. Не будет разбирать, кто явился, долбанет со всей дури, и все! Передавай привет местному посмертному Суду!
— Мне… ему… не нужна Книга.
— Чего?
— Книга… не она цель… его…
— Что ты бормочешь, Тень? Не могу понять.
— Человек… Нами… Он хочет знать. Он хочет знать, кто стоит за Инфекцией, что таит Меон. Он не повернет. Он упорный.
— Скажи ему, что упорством он не защитит себя и магичку.
— Он… готов сражаться.
— Да что с тобой такое, Проводник?! — Хоббит яростно взмахнул мечами. — Я же — Охранитель! Со мной вся мощь Наоса! А у тебя лишь Тень неактуализированного Меча! На что ты надеешься с такими жалкими Отражениями?
— Если знаешь… дай ему ответ… Или он пройдет дальше.
— Да я знать ничего не знаю о твоей Инфекции. Что? Великая Жертва? Ну, может быть, ею и получилось бы вскрыть верхний слой Храма. Ведь Первые пустили нас в этот мир. А дальше, после верхнего слоя? Дальше я! Пускай мои Символы не сравнятся с Истинным Символом, но ведь не ты творил Великую Жертву, да и не Истинный Символ Инобытия сейчас предо мной.
— Кто…
— Я же сказал, не знаю! Наместники? Семья? Керигма? Цивилизация? Нефилимы? Амальгама? Логос Хаоса? Хора Порядка? Нарака? В Мультиверсуме достаточно Престолов Сил, покушающихся на могущество Меона. И, кто знает, может, в Равалоне объявились жаждущие необоримой мощи Существа из иных Мироустройств. Страж говорил, что в мирах неподалеку пролегла Тропа из соседней Супервселенной, ненадолго, на несколько лет по внутренней хронологии тех реальностей и несколько секунд по здешней. Но кому ведомо, какие создания могли пройти в Мультиверсум за это время? Так что повторюсь: я не знаю, кто творил Инфекцию и создавал Великую Жертву. И повторю, специально для тебя, человек, делящий душу на двоих с Тенью: возвращайся. Не потому, что я не хочу убивать тебя. Если мы начнем сражаться, то раскол Наоса увеличится. Я и так уже чувствую заинтересованные взгляды, пронзающие межзвездные пространства. Разрушителей и Созидателей ждут новые Вторжения. Престолы и Могущественные не смогут удержать от попытки захватить ослабленный Наос. Так что уходи!
— Нет… Страж…
— Ваша мыслеречь стала еще путаней, Тень! Кретины, сначала решите, кто из вас главный, и лишь тогда начинайте беседу! Знает ли Страж? Ну, ему ведомо все, что творится в Подземелье… — Хоббит резко оборвал себя, но было уже поздно. Услышав последние слова, Уолт быстро двинулся вперед. Невысоклик зашипел, словно взбешенная кошка, и прыгнул Магистру навстречу.
Что же ты стоишь, Эльза? Ты мало что поняла из разговора Уолта и хоббита-Охранителя, но сейчас боевой маг сойдется в схватке с могущественным существом, скрывающимся за обликом невысоклика, и второй боевой маг не должен остаться в стороне!
Она поспешила за Уолтом, готовя Ангнир к удару. Тварец, как же неудобно орудовать Копьем Богов одной рукой! Да и вообще неудобно — с одной рукой…
Хоббит крутанулся в прыжке, его фрактальные мечи вспороли воздух. Тонко засвистел ветер, здешний ветер, состоящий не из воздушных масс, а из бесноватых воздушных элементалей. Эльза содрогнулась, чуть не упав на ходу. Да, элементалей, но позади подчинявшихся стихии Воздуха существ двигалось эфирное октариновое кружево, в котором без труда угадывались контуры Сильифидэ. Витражи, получив оплеуху от магического ветра, рожденного взмахом клинков хоббита, треснули и затопили зал тысячами осколков. Эльза вскрикнула от неожиданности, но успела выставить энергетический Щит. От осколков защитил бы и более простой Воздушный Щит, но для его создания требовался Жест. Бросить Ангнир ради временного подчинения ветра было бы глупо.
Уолт ловко проскользнул под волной воздушных элементалей и Сильифидэ, взмахнул мечом навстречу хоббиту. Эльза, оказавшаяся в одиночку перед атакующей Стихией, вскинула Ангнир, меняя форму на покрытый шипами щит. Золотистое свечение от Копья Богов заставило элементалей в первом ряду испуганно заметаться, попытаться увернуться или вырваться за пределы воздушной волны. Но напирающие сзади элементали и эфирные скрепы, сковавшие слуг Воздуха, не позволяли избежать наложенного заклятиями магического предназначения. Не в силах стоять на месте, Эльза побежала навстречу воздушному потоку, пытаясь одновременно и вложить в Ангнир достаточное для сокрушения вражеских чар количество Силы, и разумно перераспределить оставшуюся в ауре магическую энергию.
Хоббит захохотал. Его мечи обрушились на меч Уолта, Сила столкнулась с Силой, чуть не оглушив Эльзу хлынувшими во все стороны дикими истечениями сложноорганизованных энергий; зал затрепетал и как будто застонал, словно тяжело раненный воин, и…
И ничего не произошло.
Элементали и Сильифидэ исчезли, точно развеянные контрзаклятиями, хоббит стоял напротив Уолта, снова скрестив руки на груди, а сам Магистр, тяжело дыша, двумя руками вцепился в эфес опустившегося меча и пытался его поднять. Витражи — целые. Будто не били их элементали. Да и осколков не видно.
— Ну ты и дуралей, Проводник, — покачал головой половинчик… впрочем, никакой уже не половинчик. Хоббит внезапно превратился в вихрь чистейшего октарина, внутри которого находился некто восьмирукий и четырехногий. — Отомстить за наставника! Защитить Эльзу! Тень, чем ты занимался все это время? Он же должен уже давно беспрекословно подчиняться твоим велениям, а не строить из себя рыцаря в магических доспехах!
Вихрь качнулся, отодвигаясь от Уолта.
— Кого ты хочешь защитить, Проводник? Магичку за тобой, совершенно не подозревающую, во что вляпалась? Хотел бы защитить, покинул бы Подземелье. Отражением проложить путь сквозь Везде-и-Нигде очень просто, но ты же не умеешь этого, да? Ты вообще ничего не умеешь, так, жалкие фокусы, которые у тебя остались с момента Слияния. Но, клянусь Тваштаром, твоего упорства хватило бы Падшим или Керигме захватить Эйн-Соф! Я не в настроении умирать сегодня. Тем более — от Символа такого придурочного Проводника. Как-нибудь в другой раз.
Вихрь растворился в черно-белых потоках, хлынувших в зал из исчезнувших витражей.
— Иди, Проводник, — прозвучало откуда-то сверху над Магистрами. — Иди и спрашивай — если дойдешь. Гнев Стража мне не сдержать. Но я предупреждал. Помни, когда будешь умирать, — я предупреждал!
Они снова были посреди переливов Меона, снова лишь вдвоем. Эльза свернула Ангнир (хоббит называл его Деструктором Бессмертия? интересно почему?) в более удобную форму глефы. Уолт стоял на месте, не двигаясь, словно махапопский аскет, Давший обет покоя — покоя тела, разума, души…
Нет, Уолт не был спокоен. Неподвижен, сконцентрирован, но Эльза чувствовала его беспокойство. Он ждал, но ему не нравилось, что приходится ждать. Не нравилось, но он терпел. Терпел и ждал. Так прикидывающийся камнем горный тролль дожидается добычи — долго, нудно и скучно.
А знает ли Уолт, что она рядом с ним? Подозревает ли, схваченный могучей Силой, словно золотая монета нищим, что Эльза сопровождала его весь путь? Глаза Магистра закрыты, энергии Локусов Души завязаны на фрактальный меч, который и служит Уолту поводырем в Меоне. Ощущает ли он еще чье-нибудь присутствие, кроме того, которое мешает ему продвигаться дальше?
Чувствует ли он ее близость?
Уолт шевельнулся, и сердце Эльзы сжалось — вот сейчас он посмотрит на нее, улыбнется ободряюще и скажет: «Конечно чувствую»…
Уолт шагнул вперед и начал подниматься по широким ступеням ярко-алой лестницы, выросшей перед Магистрами и уходящей в безграничную высоту черно-белого Меона. Стоило ему подняться на несколько ступеней, как первая начала исчезать. Эльза поспешно последовала за Уолтом, стараясь не отставать. Да уж, сейчас как раз тот самый случай, когда не стоит отставать от идущего все быстрее Уолта. Магистр словно понесся на крыльях, спеша к теряющейся в высотах вершине лестницы, и Эльзе понадобилось приложить массу усилий, чтобы не оказаться на исчезающих ступенях.
Подъем напомнил путешествие по Цитадели Архистратига. Путь, кажущийся бесконечным. Хотя определять его так неправильно. Долгая дорога, которая может занять часы, — так точнее.
Пока они поднимались, Эльза пыталась разговорить Уолта. Спрашивала, что за Охранитель повстречался им, о каком Деструкторе Бессмертия он говорил, почему вел себя так, будто давно знает Уолта. Боевой маг не отвечал, словно позабыл всеобщий язык или вообще потерял дар речи. Поняв, что ничего не добьется, Эльза замолчала, сосредоточившись на восхождении.
Невысоклик предупреждал о Страже, чьего гнева Уолту не выдержать. А Эльзе выдержать? Или ее половинчик даже в расчет не брал? Берегись, храбрый воин, там, в ущелье, нечисть, которая сожрет тебя. А кто это с тобой? Безногий, безрукий и глухой к магии калека? Ну и Нижние Реальности с ним. Как-то так получается?
Было обидно. И Эльза пообещала себе, что, какая бы Мощь и Власть ни воплощалась в Страже, как бы он ни гневался, она не отступит. Ни как боевой маг, ни как дочь рода ар-Тагифаль. Ей найдется чем удивить притаившуюся на конце лестницы Силу!
Чародейка ожидала потока ужасных чудищ или Владык элементалей; неуязвимых для оружия и чар креатур; полков послушных миньонов, пытающихся задавить не умением, но числом; истребительную исполинскую волну Силы. Эльза готовилась к отчаянной битве, в которой, как уверяла девушка саму себя, она должна пожертвовать собой. Ради Уолта.
Однако ожидания не оправдались. Всего лишь подул навстречу обжигающий ветер. Подниматься стало сложнее. Уолт два раза взмахнул мечом, но скатывающееся к Магистрам дуновение стихии только усилилось. Простой ветер, без капли магии — хотя в Меоне, на этой странной лестнице, обычное как раз и казалось странным, неправильным.
Ни с того ни с сего захотелось есть. Голод подступил прячущимся в переулке убийцей, пронзил кинжалом желудок. Во рту стало сухо. Ноги начали подкашиваться. Уолт побрел медленно, словно продираясь сквозь буран. А потом Эльза услыхала голос — печальный, уставший, содержащий в треснутых нотках то, что поэты при дворе олорийского короля называли «печатью вечности».
— Проводник и покалеченная волшебница. Меньше всего я ожидал увидеть кого-то вроде вас. Существа Океана-между-Реальностями, бездумно проплывающие сквозь лежащие на их пути миры. Хранители Эйн-Софа, которым понадобились души для очередной битвы. Разумные орудия Амальгамы, наконец-то одолевшие богов и убогов. Посланцы и рабы иных Престолов. Я ждал кого угодно — из них. Но не Проводника, отрицающего свою сущность, и не девочку с Наследием, не знающую о Наследии.
Ветер стих. Напоследок отпустил обжигающие пощечины, чуть не сбросившие Магистров с лестницы, и умчался в дальние просторы Меона.
— Вам повезло… маги. Рану, что нанес Проводник, поможет залечить Наследие. Лишь поэтому вы еще живете, а не бредете в сопровождении богов смерти в Белую Пустыню. Думаю, вы понимаете это, ты, волшебница… и ты, Проводник. Символ не спасет, если я пожелаю твоей гибели.
Не пустая похвальба аристократа, бравшего несколько уроков у самого — самого! — маэстро Бернадильо из Вирены перед нанятыми для его охраны Мечеными. Нет, наоборот, странствующий в одиночку Меченосец спокойно предупреждает выскочившую из леса шваль, кому они заслонили дорогу и что с ними будет, если они не поспешат обратно в заросли.
— Не бойтесь, маги. Я готов принять вас. Однако, волшебница, мне нужно, чтобы ты ответила на вопрос — готова ли довериться тому, кого встречаешь в первый раз, если он пообещает оставить вам жизнь и помочь вернуться? Готова ли открыться неведомому, не зная, что ждет тебя?
— Что… что, если я отвечу отказом? — Эльза даже не узнала свой голос. Испуганный писк, а не голос боевого мага. Ей стало стыдно — перед собой, Уолтом, Школой.
— Ничего. Я просто верну вас в начало вашего пути. Проводник разозлится, попробует все повторить, но я уже знаю, кто и как нарушил границы Храма. Может, ему удастся пройти половину моих барьеров, но дальше Сила Символа пожрет его, он перегорит, уткнувшись в непреодолимые преграды, которые я готов поставить. Ты, волшебница, если решишься снова следовать за ним, погибнешь еще на первом барьере. А Проводник и не заметит, обуреваемый желанием пройти ко мне, влекомый зовом Книги.
Голос не угрожал, а констатировал факт. Делайте что хотите. Я вам не помощник, если не поможете мне. Баш на баш. И да воздастся по заслугам. Если определить хозяина голоса — то…
Не определить. Не получается.
— Я… — Голос предательски задрожал. — Я доверюсь…
Ветер вернулся, обдал жаром пустыни. Эльза вздрогнула, когда тугие струи воздуха сжали ее, сгустились. Могучее заклинание, полное запутанных плетений и скрытых узлов, накрыло девушку и Уолта. Их подняло в воздух, вернее, в ту субстанцию, которая в Меоне прикидывалась воздухом.
Миг — и Магистры очутились на последней ступени лестницы, которая только что казалась недостижимой.
Ровная желтая площадка, тянувшаяся на восемь сторон света, небольшая четырехгранная пирамида неподалеку от Магистров, покрытая знаками, без остановки изменяющимися и складывающимися в письмена, от которых веяло таким Могуществом, что Эльза чуть не задохнулась, словно получила удар от умелого бойца под ложечку. А Уолт…
Уолт открыл глаза и изумленно огляделся.
— Тень здесь не имеет силы, Проводник! — прогремел голос — тот самый уставший и опечаленный голос, который встретил их на лестнице. Но здесь, на площадке, его полнила Власть, истинная власть владыки всего мира, подчинившего себе и смертных, и Бессмертных.
Он спустился с неба, скрыв громадой тела синее светило.
На развернутые крылья, простроченные золотыми нитями, словно накинули сеть белоснежных молний — небесный огонь шипящими каплями опадал на площадку, разбегался паутиной, старательно избегая магов. Длинный хвост, покрытый сверкающими остриями разных размеров, молотил воздух, извиваясь живой плетью в руках дриады. Коснувшись площадки, звякнули жемчужные когти на массивных, как вековые дубы, лапах.