Горные дороги бога Иванова Вероника
— Не пойму, кто из них мальчик, а кто девочка.
— И не старайся. Они ни то ни другое, а оба сразу.
— Прибоженные? — фыркнул писарь.
— Именно.
— И к чему они здесь? Тем более почти без сознания?
Логр Тори провел кончиком указательного пальца по кромке бокала.
— Как я уже говорил, Янна ошибалась, когда хотела явить Всеединого этому миру. Здесь правят другие боги. Непостижимым образом соединенные, но все же разные. Два бога. И в сознаниях людей они все равно наделяются разными обликами и свойствами. А значит, для их воплощения понадобилось бы два тела, только и всего.
— Ты хочешь повторить ее безумства?! — выдохнул тощий. — И сгинуть так же бесславно, как она?
— О нет, я предпочту увидеть результат своих действий. Сгинуть придется кое-кому другому.
Они были достаточно умны, чтобы понять, к чему идет дело. Хозяйка верфи поднялась на ноги и оскорбленно заявила:
— Я не собираюсь участвовать в твоих бреднях!
Писарь высказался примерно в том же духе, только намного более грубо.
Логр промолчал. Он продолжал молчать, когда двое его бывших приятелей шли к дверям. Когда дергали за ручки и наваливались на створки, пытаясь выйти из комнаты. Когда затравленно обернулись, поняв, что выхода нет. Когда ноги подкосились сначала у тощего писаря, потом у женщины, и оба сползли по стене вниз.
— Я никогда тебе этого не прощу! — пообещала хозяйка верфи.
— Боюсь, отомстить ты тоже не сможешь, — предположил Логр. — Если моя задумка удастся, этот мир станет другим, потому что в него сойдут настоящие боги.
— Ты безумен… — прошептал писарь, из последних сил опираясь руками об пол.
— Не настолько, чтобы повторять чужие ошибки. Эти двое больше нас с вами знают о своих богах. А главное, половину их знаний невозможно передать словами. Мои чужеземные друзья любезно помогли заставить прибоженных желать обрести божественную силу. Конечно, не все прошло гладко, но эти тела не пострадали слишком существенно. И теперь они готовы принять вас. А готовы ли вы?
Тощий не ответил, закатывая глаза в предсмертной агонии. По объемистому телу женщины яд растекался медленнее, и хозяйка верфи все еще находилась в довольно ясном сознании. Она перевела взгляд на своего товарища по несчастью, вздрогнула, понимая, что тот уже одной ногой стоит в могиле, и рванула из складок юбки длинный кинжал.
— Раз уж такие дела, то на этот раз я выберу тело получше!
Тонкое лезвие вошло под пышную грудь, и глаза женщины закрылись. Тощий мужчина протянул не намного дольше: легонько всхрипнул и отошел.
Логр Тори покинул свое кресло, обнял одурманенных зельями прибоженных, подтолкнул их к двум мертвым телам, над которыми собирались в единый сгусток сотни крошечных синих искр, а потом снова вернулся к столу: допивать и вправду отменное вино.
Где-то рядом…
Настоящая большая удача навещает вас не чаще чем один раз за целую жизнь — в этом Трифф Тьезаре был не просто уверен, а знал наверняка. Тем более что когда-то давным-давно звали его совсем иначе, и делами он занимался отнюдь не ювелирными. Хотя точность, терпение и выдержка, свойственные мастеру, известному на весь Аллари и даже чуть поодаль, были теми качествами, от которых беглец в чужой мир не отказывался и впредь отказываться не собирался.
Имя, данное при рождении, Трифф вспоминал лишь от случая к случаю. Причину, по которой прошел через «врата мечты», предпочел забыть сразу же, благо среди демонов, как называли их здешние жители, было не принято интересоваться прошлым. Настоящее, и только оно, занимало все мысли и чувства бывших имперских подданных. Дома ведь все было иначе. Дома приходилось выверять каждый шаг и вдох, чтобы завтрашний день не принес с собой разочарований, а еще хуже, бед. Дома вокруг вечно роились родственники, дети, жены, любовницы, слуги и прочая мошка, надоедливая, почти никчемная, но составляющая большую часть тебя самого. И отмахнуться от них от всех означало разрушить свой мир. Так думал Трифф, так думали многие, решившиеся узреть полет черно-синей бабочки. Возможно, они ошибались, вот только не успели вовремя найти опровержение своим заблуждениям.
Осторожность никому и никогда не вредила, однако она намного требовательнее любого другого свойства человеческой натуры, поэтому ничего удивительного не было в том, что в один прекрасный день богатый, влиятельный, а главное, крайне осторожный человек почувствовал нестерпимую усталость. И что хуже всего, почти сразу же он понял, что не сможет изменить себя. Не здесь. Не сейчас. Слишком много незримых цепей опутывает, слишком сильны привычки, взлелеянные с раннего детства.
Как оно часто бывает, кажущаяся недостижимой цель быстро обрела над сознанием страдальца огромную власть. Она являлась в каждом сне, насмехаясь и злобствуя, лукаво подмигивала рассветной зарей, торжествующе скалилась первыми звездами на ночном небе. И манила за собой все сильнее. Оставалось всего два выхода: сойти с ума и тем самым все равно покинуть свой уютный мирок либо совершить первый и единственный отважно-безрассудный поступок в жизни.
Будущий Трифф Тьезаре долго набирался смелости и отчаянно завидовал тем, кто легко и беспечно вдыхал пыльцу с крыльев бабочки. А когда решился, едва не раздавил кокон своей надежды в жадно скрючившихся пальцах. Он не ждал найти что-то особенное за волшебными «вратами». Главное, там все должно было быть иначе, и именно это ощущение, смешанное с детской верой в чудо, стало последней каплей, сдвинувшей чаши весов.
Если признаться честно и прямо, ничего особенно «иного» в мире, представшем взору беглеца, не оказалось: те же камни, земля, вода, солнце, рощи, луга, города и люди. Да еще необходимость исполнять чье-то дурацкое желание, которое и понять-то почти не получается!
Поначалу Трифф даже подумал, что его жестоко обманули, бесился от злости и беспомощности в непослушном теле и еще более своевольном сознании. Но чем больше он пытался сражаться за свою свободу, тем крепче становились стены странного узилища, а борьба высасывает из тебя силы не хуже, чем вечные прятки от опасности…
Все произошло, когда он исчерпал запасы злости, смирился, отступил, бросив попытки драться, и просто поплыл по течению чужого желания. Немного страшно и обидно стало только над самым водоворотом, куда следовало нырнуть. Так, ненадолго. На пару мгновений. Трифф не мог и подумать, что на другой стороне, там, где его вынесет на поверхность, мир, пусть и оставаясь прежним, превратится из врага в послушного слугу, беспрекословно исполняющего приказы.
Это была та самая свобода, которую он искал. Безграничная. Любое тело, любой уголок земли — выбирай! Не хочешь уголка? Отправляйся прямо в середину!
О, конечно, первые годы Трифф все же осторожничал. Потом на какое-то время сорвался с цепи, меняя обличья и возможности, как перчатки. Еще спустя десяток жизней начал подумывать о небольшом отдыхе, тут-то ему и встретился на пути подмастерье ювелира, живущий в красивом речном городке. Главное, у того имелось какое-никакое желание, а дальше требовались только ловкость и подходящий случай.
Учиться пришлось, куда же без учения? Впрочем, с природными склонностями Триффа корпеть над металлами и камнями оказалось совсем не трудно. Паренек, слегка изменившийся после одной беззвездной ночи, талантом не блистал, брал свое старанием и терпением и, конечно, не мог претендовать на долю в хозяйском деле. А вот сын ювелира, напротив, с рождения наделенный отменным вкусом к красоте, работать не любил, хотя и принял в конце концов отцовское дело. Вместе с подмастерьем конечно же.
Дальше все было проще простого, главное, что у нового хозяина ювелирной лавки тоже имелось желание. Пустяковое, не стоящее даже воспоминаний, оно помогло Триффу получить свое нынешнее имя, а заодно и долгожданный отдых. Навыки, приобретенные за прошедшую дюжину лет, смешанные с природными способностями нового тела, превратили бездельника в знаменитого мастера. Правда, работающего уже без подмастерьев.
Жизнь, которую он сам себе сотворил, довольно долго доставляла Триффу Тьезаре ни с чем не сравнимое наслаждение. Пока он вновь не почувствовал, что устал, на сей раз уже не от необходимости прятаться и прятать свои истинные чувства, а от работы. Надо было бы передать дело верному человеку, потому что блистательное настоящее не наступает без тщательной подготовки, да только не встречался никто подходящий. До недавнего времени.
С первого взгляда Трифф не разглядел в парне, переступившем порог лавки, ничего особенного. Ну кроме того, что он недокровка. А прозвучавшее предложение заставило заинтересоваться лишь одну половину ювелира: заказ на сотню пряжек из серебряной филиграни. Усердия здесь требовалось немного, больше времени, и как раз за время незнакомец обещал заплатить очень щедро. Даже вручил половину оплаты в задаток.
Трифф Тьезаре знал, что задавать лишние вопросы — вредно для здоровья, но, когда заказчик попросился остаться и поработать в лавке, разумеется, занимаясь своими делами и не встревая в чужие, любопытство пересилило осторожность, и так основательно притупившуюся за долгие жизни, проведенные в чужом мире. Тем более взглянуть было на что: парень вплетал какую-то лозу в готовые пряжки, делая это с ловкостью и изяществом настоящего мастера. А потому мысль о том, что при должном обучении из незнакомца можно сделать отличного ювелира, возникшая неосознанно, осталась в голове Триффа всерьез и надолго.
Он явно был приезжим, это паренек, значит, следовало не откладывать дело в долгий ящик. К рассвету весь заказ был готов. Трифф, устало пройдясь бархоткой по гладким изгибам пряжек, подхватил шкатулку с последней партией и отправился в дальнюю комнату, где всю ночь напролет, не смыкая глаз, трудился усердный молодой человек, так отменно подходящий на роль будущего хозяина ювелирной лавки.
Трифф от двери полюбовался еще раз отточенными, скупыми движениями тонких пальцев. Поставил на стол свою ношу. Подвинул поближе стул, присел, дождался, когда парень поднимет взгляд, и спросил:
— Как вам нравится город?
Наверное, можно было обойтись без расспросов издалека, но ювелир чувствовал себя слишком взволнованным, чтобы с места в карьер раскрывать свои карты. Предложение более чем достойное, заманчивое, лестное, и все же как знать — вдруг обнаружится причина, по которой весь план рухнет, даже не начав воплощаться?
— Красивый, — коротко ответил парень, не забыв улыбнуться.
Это сочетание сосредоточенности и улыбок, удивительно похожих на искренние, подкупало даже больше умелых пальцев. Триффу следовало бы остановиться на минутку и задуматься о том, что у парня явно был очень хороший наставник, вполне возможно, не просто вышколивший своего ученика, а вложивший в его голову и тело много разных навыков. Следовало бы вспомнить об осторожности, одним словом. Но сейчас, когда очередная цель, еще вчера казавшаяся недостижимой, стала так близка…
— Вы бы хотели здесь жить?
Парень вновь вернул свое внимание упругой лозе, но улыбаться не перестал:
— Живут не где-то, а, главным образом, на что-то.
И обыденная мудрость вкупе с непосредственной прямотой тоже отозвались в душе Триффа долгожданным эхом. «Он хорош», — восторженно думал ювелир, не осознавая, что где-то, глубоко в сознании, между этими двумя словами прячется еще одно, в корне меняющее смысл фразы.
Слишком хорош. Даже голову бреет, как подобает при исполнении любого тонкого и тщательного дела.
— Работа для умелых рук всегда найдется.
— Это предложение? — спросил парень, не поднимая глаз от очередной пряжки.
Другой на месте Триффа теперь уж точно насторожился бы. Догадливость хороша, но ее у работника должно быть меньше, чем у нанимателя. Или, по крайней мере, она должна быть хорошо укрыта от любопытных глаз.
— У вас есть способности.
Бритоголовый усмехнулся. Скорее, даже хмыкнул. Впрочем, возражать не стал.
— Нужно лишь немного обучения. Под началом мастера, разумеется. И вы сами вскоре станете мастером.
Парень не ответил, продолжая вплетать лозу в серебряное кружево. Трифф не рассчитывал на мгновенное решение, но весь предыдущий короткий разговор словно бы намекал, что если сделка состоится, то либо сейчас, либо никогда. А чем дольше в комнате висела тишина, тем меньше шансов становилось у первого возможного исхода событий. На третьей минуте молчания ювелир мысленно вздохнул и собрался уже попрощаться с надеждой в ближайшие дни обрести помощника, когда раздался звон колокольчиков, потревоженных входной дверью.
— Кто бы это в такую рань? — недоуменно спросил сам себя Трифф, но понял, что сделал это вслух, только получив нежданный ответ:
— Мои наниматели.
А, вот в чем дело! Вот почему он молчал так долго!
Ювелир почувствовал, как сердце в груди снова забилось проснувшейся пташкой. Конечно, если парень связан другими обязательствами, он не волен давать кому-то обещания. А главное, услуги всегда можно перекупить, это лишь со свободой не всегда получается.
Их оказалось двое. Один высокий, слегка худощавый, спокойный, как безветренное небо. Второй пониже, заметно крепче и непоседливее. Ничего примечательного во внешнем виде пришельцев не было, кроме шляп, надвинутых почти по самые брови. Одеты оба были добротно, но небогато, стало быть, все то, что они могли предложить своему работнику, имелось и в распоряжении ювелира. А может, он даже был намного богаче.
— Чем могу служить? — осведомился Трифф, выходя к гостям.
— Заказ исполнен? — в ответ поинтересовался крепыш.
— Позвольте заметить, что лично от вас я не получал никаких заказов, — холодно ответил ювелир.
— Он говорит об этом. — Бритоголовый, подошедший вслед за Триффом, открыл крышку шкатулки, показывая плоды совместного труда.
На серебряном фоне плети лозы, переплетенные причудливым образом, выглядели намного зеленее, чем раньше, почти изумрудными, и теперь стали похожи на праздничные украшения, как их и назвал парень. Правда, не уточняя, к какому празднику они приготовлены.
— Замечательно, — кивнул высокий, взял одну из пряжек в руки и покрутил между пальцами. — Отличная работа.
В его голосе послышалось удовлетворение, но на лице по-прежнему ничего не отражалось, кроме равнодушного спокойствия.
— И справились вы в срок.
— Я не взял бы заказ, если бы не был уверен, — гордо сказал Трифф.
— Значит, мы в вас не ошиблись.
Краем глаза ювелир заметил, как бритоголовый парень кивнул, словно что-то подтверждая, а в следующее мгновение ощутил острую боль в заломленных за спину руках.
— Что… Зачем… Почему?
Обиднее всего было разочаровываться в собственном выборе. Предательства Трифф не ожидал. Наверное, потому, что несколько жизней назад перестал осторожничать. В этом мире он мог потерять только очередное тело, обустроенное в соответствии с каким-то желанием, не более. А такая потеря всегда являлась началом нового пути, заманчивого своей непредсказуемостью, причем в дорогу отправлялся уже не желторотый юнец, но и не растерянный, запутавшийся в настоящем старик.
Он ведь всегда заранее знал, какие шаги нужно сделать. Почему же сейчас так постыдно оступился?
— Это был особый заказ, — пояснил высокий, подходя ближе к ювелиру, выгнувшемуся дугой. — Особому заказу всегда требуется особый исполнитель, как можно догадаться. Но вы… Вы оказались слишком особым, если так можно выразиться. Нам на удачу.
Он поднес пряжку, обвитую лозой, поближе к лицу Триффа, и тот с ужасом заметил, как стебли начинают шевелиться. Сами по себе.
— Будь вместо вас обычный человек, он бы просто умер. Быстро и тихо. Конечно же мы не оставили бы в живых никого, не сомневайтесь! А вот вам придется помучиться. Хотя… можете считать это наказанием за совершенное преступление. Если это вас успокоит.
— Какое еще… преступление?! — испуганно прохрипел ювелир.
— Убийство.
— Я никого не убивал!
— Ой ли? Будете утверждать, что мирком да ладком живете в этом теле с его прежним хозяином? — зевнув, спросил высокий, и Трифф понял: дела плохи.
Будь это простое ограбление, всегда оставался шанс выжить. Смерть в здешнем мире всегда открывала ворота в новую жизнь, лишь бы поблизости нашлось желание. Из этих троих двое вполне подходили для переноса, тем более крепыш явственно сгорал изнутри от множества страстей, но незваные гости знали, что ювелир одержим демоном. И похоже, прекрасно понимали, как с ним следует поступить. Если собирались убить, то не мгновенно: наверное, обездвижат или придушат немножко, потом уволокут подальше и оставят умирать вдали от людей…
Ювелир взвыл от досады, благо боль тоже требовала выхода в голосе.
— Можно считать это признанием? — без тени улыбки спросил высокий.
Трифф понимал: надо что-то делать. Возвращаться к себе домой он не хотел всеми фибрами души. Туманных воспоминаний хватало, чтобы продолжать ненавидеть прошлое и отчаянно цепляться за настоящее. Да, не свое. Чужое. Но ведь выстраданное!
— Мы могли бы договориться, — выдохнул ювелир, облизывая пересохшие губы.
— О чем?
Поскольку в голосе главаря троицы послышалось искреннее удивление, ювелир решил, что взял верное направление.
— У меня есть деньги. Много денег. Вы не найдете их, если не знаете, где искать. Но я все расскажу. Все! Я даже оставлю вам эту лавку, только позвольте уйти. Клянусь, никто ничего не узнает!
Высокий качнул головой:
— Нам не нужны деньги.
Так не бывает, подумал Трифф. Деньги нужны всем и всегда. А если не деньги, то…
— Я могу свести вас с влиятельными людьми. Очень влиятельными! Многие из них обязаны мне и окажут любую услугу, стоит только попросить.
— Не старайтесь. То, что вы можете предложить, нас не интересует. А вот то, что ни за какие сокровища не согласитесь отдать…
Пряжка снова приблизилась, только теперь не к лицу ювелира, а к груди. Стебли лозы задрожали, словно в лихорадке, а один, самый проворный, скользнул в расстегнутый ворот рубашки и прижался к коже.
Трифф давно уже забыл, что такое страдания первородного тела. Те, кто пускал его внутрь, были послушны и исполнительны, но никогда не становились с демоном единым целым. По большей части это только помогало, разве что было несколько затруднительно испытывать определенные виды удовольствий. А теперь все как будто вернулось обратно: раскаленная спица боли, вонзившаяся в грудь ювелира, казалось, пробралась за границу мира и достала до самой души.
— Что… вы… делаете…
— Забираю то, что на самом деле ценно. Вашу силу без вас самого. Так будет намного удобнее использовать ее, не правда ли?
О подобном Трифф еще ни разу не слышал. А услышал бы, не поверил. Да и сейчас осознавал только одно: ему больно. Смертельно больно.
— Почему… меня?
— Потому что первым попался под руку. Нам нет никакой разницы, чью силу изымать. Здесь вы все на одно лицо, — оскалился крепыш, потряхивая стеклянным сосудом, в котором мерцала странная синеватая жидкость.
Первым попался? Но это еще не значит, что и умирать тоже нужно первым!
— Стойте… Стойте! Подождите!
Высокий сильнее сжал пальцы на пряжке, и лоза замерла. Правда, не отлипая от кожи.
— Хотите еще что-то сказать?
— Вам нужны демоны? И как много?
— Вы знаете. Достаточно пересчитать те вещицы, над которыми вы трудились всю ночь.
— Я могу указать место. Там соберется… много демонов. Даже больше, чем вам нужно!
Незваные гости обменялись вопросительными взглядами.
— Но взамен… Обещайте, что отпустите меня!
Они не спешили отвечать, и ювелир добавил:
— Если упустите этот шанс, второй выпадет только через несколько лет. Подумайте, в одном месте, в одно время… Десятки демонов как на ладони, только подходи и бери!
— Заманчиво, — согласился высокий и кивнул тому, кто держал Триффа.
Хватка мигом исчезла. Оставалась только нить лозы, протянутая из руки высокого к груди ювелира.
— Итак, что это за место?
Когда выбираешься на спасительный островок короткой передышки из моря страха, пьянеешь даже от воздуха. Трифф почувствовал, что ноги подкашиваются, и рухнул бы на пол, если бы бритоголовый вовремя не подставил кресло.
— Танцевальный зал Лотта. Будущим вечером там назначено собрание.
— В разгар праздника? Умно, — оценил крепыш.
— Много демонов вместе… — задумчиво протянул высокий. — Да, это хороший шанс. Но им еще надо суметь воспользоваться.
Он погладил пальцами серебряную филигрань, вглядываясь в извивы лозы, а потом разжал пальцы, но пряжка, вместо того чтобы упасть на пол, как и полагается неодушевленному предмету, рванулась к груди ювелира.
Трифф почувствовал удар и, если бы не сидел, непременно оказался бы сбитым с ног. А следом за ударом пришла боль. Правда, для одержимого она продлилась всего несколько мгновений: оглушенное сознание погасло прежде, чем извлечение эссенции завершилось целиком и полностью.
— Неужели нам улыбнулась удача? — спросил самый молодой из троицы, с сомнением глядя на мертвое тело.
— Его слова надо проверить. Но думаю, он не врал, — сказал высокий.
— Пытаясь спасти свою жизнь, люди часто придумывают небылицы, — заметил крепыш. — Чем демоны хуже?
— Они одиночки. И не слишком-то любят друг друга, иначе давным-давно объединились бы и стали править этим миром. Так нет же, каждый живет сам по себе. Как будто боится, что сородичи что-то у него отнимут.
— Хочешь сказать, ему не было смысла врать?
— Ему не было смысла защищать других. Мы ведь могли ему помочь избавиться разом от кучи соперников.
— Мы и поможем, — ухмыльнулся крепыш. — Только ему тоже придется поработать!
Он выдоил из лозы последнюю каплю мерцающей синевы и плотно заткнул горлышко стеклянного сосуда.
— Достаточно? — спросил высокий.
— Почти. Но для верности нужен хотя бы еще один.
— Будет, — кивнул молодой. — Сам придет, дайте только солнцу взойти.
И сейчас…
Я легко просыпаюсь от любого шума, если сам себе приказываю это сделать. Однако большая часть ночи и наступившее следом утро оказались мертвенно-тихими, а потому пробуждение позорно отстало от рассвета. Часа эдак на три.
И даже когда я открыл глаза, то долго лежал, глядя в потолок, пока не сообразил, что солнечные зайчики, танцующие в облачках пыли, появляются, когда солнце уже вовсю карабкается на небосвод. Отрадно было лишь одно: тишина, царящая и в комнатах гостевого дома, и за его пределами, успешно обманула не только меня. Лус сладко посапывала в своей постели, хотя еще вечером демон обещал встать с первыми лучами утренней зари и отправиться на свидание с очередным знакомым из дальнего во всех отношениях прошлого.
На лице девушки, погруженной в сон, ничто не напоминало о странном госте, занявшем место бывшей хозяйки дома из плоти и крови. Наверное, в такие минуты, когда сознание уходит куда-то в сторону от действительности, одержимые становятся почти прежними. А какими становимся мы, обычные люди? Хочется верить, что лучше, чем во время бодрствования.
И все же почему демон так отчаянно ухватился за мысль о Большом собрании своих соотечественников? С одной стороны, конечно, гораздо удобнее рассказать всем и сразу о грозящей опасности, но ведь ему куда важнее, если не врет, убедить упрямцев вернуться, а это можно сделать только двумя способами: напугать или пристыдить. Вариант с насильственным возвращением, то бишь убийством, требует, по меньшей мере, уединения, значит, пока сброшен со счетов.
Так что же из двух оставшихся?
Страх?
Угрызения совести?
Ни первое, ни второе не рождаются в толпе. Даже два человека, глядя друг на друга, поостерегутся давать волю своим чувствам. Целое собрание — тем более. И зачем тогда демону все это нужно? Неужели у него имеется еще какая-то цель, о которой мне не известно?
Скорее всего.
Главное, эта цель может быть любой, в том числе и опасной для обоих миров разом. Он ведь странновато себя ведет, сомневаться не приходится. Заполучил послушное тело и отказывается использовать его покорность. Готов жестоко расправиться с собственными приятелями, и в то же время не решается посягнуть на чужую волю. Знает, что в родном мире ему места больше нет, и тем не менее не желает оставаться в моем, выбирая смерть вместо бессмертия. Либо он лжет мне в каждом слове и взгляде, либо…
Он просто хороший человек. Вернее, демон.
— Пора просыпаться.
Я дотронулся до плеча Лус, и глаза девушки открылись. Заспанно-красные.
— Уже утро?
— Давно. Скоро будет день.
— День?! — Она чуть ли не подскочила на месте, путаясь в одеяле. — Почему ты меня не разбудил?
— Сам только проснулся. Очень тихо вокруг.
Демон прислушался и согласился:
— Да, тихо. Словно все вымерли.
Я невольно вспомнил тело покойного казначея. Если убийца умел и сноровист, он вполне мог за ночь очистить город от одержимых. А если охотник за эссенцией еще и не один…
— Надеюсь, кто-то все же остался жив.
Видимо, демона посетили схожие мысли, потому что девичье лицо резко побледнело, а потом сразу начало наливаться краской.
— Этому должно быть объяснение!
— Конечно.
— Нужно просто спросить.
— Спросим. Обязательно.
Сборы на утреннюю прогулку заняли у нас примерно одинаковое время, хотя всяческих застежек, шнурков и ленточек в одеянии Лус было почти вдвое больше, чем на моем костюме: похоже, пальцы девушки справлялись с подобными задачами сами, без участия чужого сознания. Спускаясь вниз и выходя на улицу, мы так и не встретили ни одной живой души. Только когда уже вышли на набережную, которая вела к мосту на островок с ювелирной лавкой, город стряхнул с себя ночное оцепенение и начал стремительно наполняться звуками и красками.
Заиграла музыка, загомонили люди, над улицами взвились яркие флажки и гирлянды, сотни ставен и дверей приветственно распахнулись, словно выпуская обитателей домов на свободу, а в воздухе поплыли ароматы горячего хлеба и жареной рыбы.
— Сумасшествие какое-то, — заметил демон, растерянно оглядываясь по сторонам. — Что это со всеми творится?
— Яра-мари начинается, — сообщил старшина Сепп, вынырнувший нам навстречу из потока прохожих.
— Яра… что?
— Праздник первого улова, — чуть озадаченно пояснил стражник, по случаю торжеств снявший форменную тунику. — Разве вы приехали не на него посмотреть?
— Признаться, у нас были другие цели, — ответил я. — А кто кого ловит?
— Жемчужные раковины. С сегодняшнего дня за ними пойдет охота. Пока вода снова не станет холодной.
— А сейчас она разве теплая?
Блондин кивнул:
— Да. К концу весны до Аллари дотекает вода с Зольных отмелей, прогревшаяся на солнце. И можно отважиться на ныряние. Вот-вот откроются состязания, кстати. Желаете взглянуть?
— А будет на что?
Кажется, старшина немного обиделся, услышав высказанное мною сомнение, но начал перечислять:
— На яра-мари много разных увеселений. А главные — это те, что касаются жемчуга. Приз за первую выловленную жемчужницу, приз за большее количество выловленных за один нырок раковин… Правда, они для умельцев, не для новичков. А вот приз за лучшую жемчужину дня может заработать каждый, нужно только немного удачи.
— Удачи! — фыркнула Лус, впрочем, сделала это достаточно тихо, чтобы стражник не уловил в ее голосе насмешку.
— И долго все это будет происходить? — спросил я, глядя на набережную, постепенно заполняющуюся народом.
— Всего один час. Потом люди разойдутся праздновать, веселиться до самой ночи, а завтра все начнется сначала. До первого летнего дня.
— И вы тоже примете участие в празднике?
— А как же! Порт в эти дни закрывается, чтобы не помешать ловцам жемчуга, так что если люди будут приезжать в речную часть Аллари, то с берегов.
— И нырять будете? — поинтересовалась Лус.
Старшина Сепп замялся:
— Я не настолько хороший пловец…
— И не особенно удачливый?
Если демон намеревался оскорбить стражника, то почти этого добился. Блондину не давало повернуться и уйти восвояси только сознание того, что, хотя муж и жена — хвороба одна, от меня пользы можно получить намного больше, чем колкостей от моей «супруги».
— Не обращайте внимания, она сегодня не в духе, — поспешил я успокоить старшину.
— Ни одно украшение не пришлось по вкусу? — догадливо уточнил тот.
— Мы не застали ювелира дома.
— О, жаль. — Теперь он посмотрел на Лус с искренним сочувствием. — Но даже если он уезжал, к празднику должен был вернуться.
— Вот я и проверю, — заявил демон, делая шаг в направлении моста.
Я поймал Лус за острый локоток и прошипел в ухо:
— Не смей ходить один!
— Да ничего не случится! Вон отсюда дверь лавки видна как на ладони. Я только спрошу, вернулся ли он, — недовольно шепнул в ответ демон. Шелк платья, скользнув между моими пальцами, вырвался на волю, и вдох спустя девичья фигурка уже оказалась отделена от меня потоком прохожих.
— Иногда женщин следует оставить наедине с их желаниями, — заметил стражник, поглядывая, как ловко Лус пробирается к своей цели.
Мне оставалось только промолчать.
Хотел встретиться со своим знакомым втайне от меня? Божа ради! Но можно было сделать это иначе, а не выставлять меня на посмешище! Такое ощущение, что не только демон оказывал влияние на тело, которое занимал, но и сама плоть, вроде бы бессознательная и податливая, медленно, но верно захватывала пришельца в плен. Кажется, еще немного, и он начнет вести себя, как настоящая женщина…
Да нет, уже ведет! Вовсю.
— Что-то удалось разузнать? — спросил я старшину Сеппа, надеясь не только отвести того от размышлений о чужой семейной жизни, но и притупить собственные несвоевременные мысли.
— Я расспросил всех, кого смог.
— И?
Блондин сокрушенно вздохнул:
— В тот час дядя был необыкновенно оживлен, как мне сказали. Благодушно здоровался со всеми встречными, выглядел счастливым, но ни с кем не задержался даже для короткого разговора. Словно торопился куда-то прийти или что-то сделать.