Горные дороги бога Иванова Вероника

— И думаю, мы оба знаем что.

Стражник поднял на меня печальный взгляд:

— Неужели он все-таки?…

— Сами посудите. Если человеку чего-то отчаянно хочется, он рано или поздно решится осуществить свое желание. И еще хуже, если он вынужден долгое время сдерживать себя сам: тогда достаточно любой нелепой случайности, чтобы сорваться с привязи. А тут еще и праздник подошел, много приезжих… У своих воровать ваш дядя, может, и не рискнул бы, зато у чужаков — легко!

— Вы правы, — признал старшина. — Мне горько это слышать, но, наверное, так оно все и было.

— Ваш дядя выбрал себе жертву и отправился к ней. Потому не останавливался, не заговаривал ни с кем по дороге. А на обратном пути тем более.

— И выбор он сделал нехороший…

— Неудачный. Если это ваша фамильная черта, понимаю, почему вы не ловите жемчуг.

Рот блондина болезненно скривился, и я примирительно улыбнулся:

— Не обижайтесь. Настоящее везение дано лишь немногим.

— Да Бож с ним, с везением! Лучше скажите другое… — Взгляд стражника стал еще напряженнее. — Мы сможем найти его убийцу?

— Еще вчера вы сомневались, что таковой существует.

— Я думал всю ночь. А сейчас вы еще сказали про выбор и прочее… Дядя что-то смог украсть. И это «что-то» стало причиной его смерти, других объяснений у меня нет.

Зато у меня есть, но я не буду торопиться поведать о них всем на свете.

— Вы найдете его?

О, ответственность уже полностью перекладывается на мои плечи? Хотя на этот вопрос могу ответить честно:

— Сделаю все, что смогу.

Пока мы разговаривали, Лус добралась до ювелирной лавки и постучала в дверь, как ни странно, опять же закрытую, несмотря на праздник.

— Похоже, его опять нет дома.

— Кого? Триффа? — переспросил стражник.

— Да. Вчера его подмастерье сказал, что хозяин уехал за какими-то материалами, но к утру должен вернуться, а лавка все еще закрыта.

— Подмастерье? — Глаза блондина растерянно округлились. — У Триффа никогда не было подмастерьев…

Окончание фразы я дослушивал уже на ходу, потому что сорвался с места сразу же, как уловил в голосе старшины Сеппа удивление. Но между мной и Лус оставалось еще очень большое расстояние, когда дверь лавки распахнулась, выпуская на порог того самого бритоголового парня, улыбающегося еще шире, чем вчера.

Кричать было бессмысленно: в гомонящей толпе, среди звуков разномастной музыки мой голос затерялся бы быстрее, чем прозвучал. Я ускорил шаг до предела, за которым движение уже называется бегом. Головы прохожих то и дело заслоняли от меня Лус и мнимого подмастерья, и когда мой взгляд в очередной раз добрался до дверей лавки, там никого не оказалось.

Пожалуй, я не испытывал такого ужаса, даже предчувствуя возможную потерю Ведомого, хотя в Сопроводительном крыле меня ждало бы суровое наказание и в лучшем случае отставка, а сейчас отвечать и оправдываться было не перед кем и не за что. Он же сам настоял на своем, упрямец! Вот только почему мне вдруг показалось, что весь окружающий мир укоризненно и горестно раскачивается из стороны в сторону?

Когда лицо Лус все-таки показалось в толпе, я не поверил собственным глазам, а в следующее мгновение снова захотел закричать, но уже не чтобы предупредить об опасности. Куда он, Боженка его подери, бежит?! Там же набережная, в которую он упрется и…

Впрочем, причина, почему Лус движется не ко мне, а от меня, стала понятна довольно быстро: тот подмастерье бежал следом за девушкой. На расстоянии, не позволявшем дотянуться, и то хорошо. Должно быть, демон почувствовал неладное и без моих стараний, распрощался и постарался уйти, а потом началась погоня, и парень оказался как раз между мной и Лус. Но на набережной, хоть и полным-полно народу, спрятаться вряд ли получится. Так зачем же…

Я снова сглупил, приписывая демону свои решения, а он вовсе не собирался прятаться. Шелк платья, намного менее яркий, чем праздничные наряды горожанок, но потому и хорошо заметный в толпе, взвился над парапетом, чтобы упасть вниз. Прямо в волны Онны.

Каким бы странным ни выглядел поступок демона, преследователя он все же остановил. Видно, охотник за эссенцией не пожелал купаться в весенней воде: отступил назад, двигаясь теперь уже со скоростью всех остальных прохожих, и оказался в задних рядах зевак, сгрудившихся на набережной.

— Кто-то упал в реку!

— Да где? Не видно же ничего!

— Женщина вроде…

— А чего так быстро на дно ушла?

Следующие несколько секунд я не думал ни о чем. Нарочно не думал, осознанно, хотя в голове пронеслись целые стада самых разных мыслей, начиная от того, что тело Лус вообще вряд ли умеет плавать, а тем более нырять, и заканчивая воспоминаниями о наблюдениях за рекой, чтобы сообразить, куда и откуда направлено течение в этом месте города, насколько глубоким может быть русло и хватит ли объема моих легких, чтобы найти девицу раньше, чем она благополучно захлебнется и утонет уже по-настоящему.

Сотня футов через плотно сбившуюся на набережной толпу. Скрипнувшее дерево парапета, ставшего опорой для прыжка. Мгновение полета и… Цепкие объятия воды.

Она и вправду была не слишком холодной, как я понял потом, но поначалу показалось, что меня живьем вмуровали в ледяную глыбу. Тело испуганно онемело от неожиданной смены тепла на холод, тем более что после усиленной нагрузки разгорячилось еще больше, чем от солнечных лучей, и ответило на мои приказы не сразу. Очнулось, только когда ноги коснулись дна, и аж зазвенело от напряжения.

В воде было темновато, но, благодарение Божу, от теней, отбрасываемых сваями, а не по причине большой глубины. И блеклое платье Лус, сливающееся с цветом речного дна, а потому почти незаметное сверху, трепетало разглаживающимися складками совсем близко.

Он даже не попытался всплыть между сваями…

Чтобы как можно быстрее уйти под воду, нужно избавиться от излишков воздуха в груди — это демон наверняка знал. Но того, что тело Лус, никогда не ощущавшее вокруг себя большой воды, судорожно выдохнет вообще почти все, что имелось в легких, даже не предполагал. Или не стал об этом раздумывать, предпочтя утонуть, только бы не попасть в руки охотника за эссенцией. А вот я умирать не собирался и потому наделал запасов вдоволь. За двоих.

Ее губы не хотели разжиматься, сведенные судорогой, пришлось надавить, заставляя рот раскрыться, выпустить последние, уже бесполезные пузыри, а потом плотно прижать к своему, с силой выдыхая содержимое груди. Лус вздрогнула, задергалась было, то ли вырываясь, то ли пытаясь всплыть самостоятельно, но вдруг снова обмякла в моих объятиях, да еще попыталась вернуть вдох обратно. Больше всего на свете мне захотелось в этот момент выругаться, но негодовать было не ко времени, и я с силой оттолкнулся от дна…

Шум в ушах, что водяной, что порожденный людьми, равно мешает разбирать отдельные слова, если гомонят все и повсюду, но когда наши головы показались над речной гладью и восторги зевак, в первую минуту поистине оглушительные, чуть стихли, над набережной явственно прозвучало:

— Похоже, лучшего улова сегодня уже и быть не может!

Наверное, если бы в Аллари так свято не почиталось ныряние в воду на излете весны, трудностей на долю двух вынужденных купальщиков пришлось бы куда больше. А так мне всего лишь потребовалось доплыть до ближайшего плотика, пришвартованного к набережной, и принять помощь, предназначенную ловцам жемчуга.

Когда нас вытаскивали из объятий реки, Лус уже пришла в себя, но благоразумно помалкивала, приняв растерянно-виноватый вид. На девичьи плечи тут же заботливо накинули пару плащей, я предпочел сначала стянуть с себя ставшую неприятно тяжелой куртку и рубашку, прилипшую к коже, и только потом закутаться в предложенное одеяло. Подниматься по узкой лесенке на набережную мы не спешили. Хотя бы потому, что сейчас между демоном и его преследователем оставалось расстояние, слишком большое для внезапного нападения, зато там, наверху, где столпились десятки, а может, и сотни людей…

— Что с вами стряслось? — участливо осведомился старшина Сепп, ловко, как заправский матрос, скатившийся на плотик по лестничному поручню.

Вместо того чтобы ответить, отшутившись или отмахнувшись от чужого любопытства, Лус посмотрела на меня. Весьма выразительно.

Ну да, конечно! Напрягать мозги опять придется мне. Как радушному хозяину, принявшему на себя все заботы о госте.

— Помните, я говорил, что вместо ювелира на порог лавки к нам вышел подмастерье? А вы еще заметили, мол, у эрте Тьезаре отродясь не было никаких помощников?

— Не было. Может, он и собирался взять кого, но еще пару дней назад точно был один как перст. Я как раз заходил в лавку… — Тут старшина Сепп чуть замялся и расплылся в глуповатой улыбке. — Заказ делал. А то все вокруг твердят, что пора остепениться. Вот и я решился. Ну вы ж понимаете?

Что ж, других подтверждений, пожалуй, уже не надо. Девяносто шансов из ста, что тот бритоголовый молодчик появился в ювелирной лавке неспроста. И девяносто девять шансов, что достопочтенного Триффа Тьезаре на этом свете нам найти уже не удастся.

— Скажу больше. Очень возможно, что человек, выдавший себя за подмастерье, имеет отношение к смерти вашего дяди.

— Каким боком? — искренне удивился стражник.

А действительно каким? Я-то вижу происходящее совсем с другой стороны, нежели старшина Сепп, и не могу начать рассказывать долгую историю про людей, демонов, Цепь одушевления и все остальное. Придется перевернуть историю с ног на голову.

Или попробовать зайти с тыла?

— Итак, мы сошлись во мнении, ваш дядя подписал себе смертный приговор, когда попытался что-то стащить у кого-то из приезжих. А теперь подумайте, кто обычно приезжает в Аллари на праздник жемчуга?

Блондин задумчиво нахмурил белесые брови:

— Те, кто хочет на него посмотреть.

— Не только. Когда человек, разинув рот, за чем-то наблюдает, это самое подходящее время, чтобы… Догадываетесь?

Обычно после правильно заданного вопроса следует единственно возможный, а главное, требующийся тому, кто спрашивает, ответ. Атьен Ирриги в этом деле был великим мастером, я — всего лишь нерадивым учеником, но старшина Сепп последовал правилам заданной игры со всем возможным старанием:

— Воришки! Да, их тут пруд пруди на яра-мари. Местные в такие дни ничего ценного с собой не носят: можно быстро остаться без денег, стоит только зазеваться.

Конечно. Этим грешат либо большие города, где даже близкие соседи с трудом знают друг друга в лицо, либо места, куда время от времени наезжают со всех краев Дарствия любители развлечений.

— Именно! Похоже, ваш дядя нарвался на одного из охотников за чужим имуществом.

— Разве у вора легче красть, чем у зеваки? — справедливо усомнился стражник.

— Не знаю, не пробовал. Но покойнику удалось это сделать. Правда, обворованный слишком скоро обнаружил пропажу, потому легко настиг обидчика и… наказал. Если все так и было, то понятно, почему тело вашего дяди оставили лежать там же, у склада. Бросить в реку значило бы привлечь внимание. Зато мертвое тело, выставленное напоказ, послужило бы предупреждением всем остальным злоумышленникам. Своего рода объявление: кто посягнет на мое богатство, не доживет до утра. Убийца не собирался покидать этот город, потому и «наследил». А с пристани отправился туда, где можно чем-нибудь хорошо поживиться. Впрочем, вполне возможно, что ювелир был целью с самого начала. Вы ведь сказали, что его работа пользовалась спросом?

— И еще каким!

— А в толпе народу, нахлынувшего на праздник, проще простого незаметно подобраться к лавке.

Я не был полностью уверен в весомости приведенных доводов и правильно делал, потому что следующий вопрос блондина едва не разбил все выстроенные мною декорации:

— Но зачем он тогда остался там, если сделал свое дело?

Не в бровь, а в глаз. Что можно сказать в ответ? Разве только рассеянно пожать плечами и предложить:

— Может, спросить у него самого?

Стражник разочарованно хлопнул себя по лбу:

— Так что я прохлаждаюсь-то? Надо же ловить мерзавца!

— Бож вам в помощь, эрте. И еще… Внешность у него самая заурядная, есть только одна примета. Голова без волос. Многие здесь бреются?

— Не замечал, — признался старшина Сепп уже с самого верха лестницы и исчез из виду за спинами людей, все меньше обсуждающих странный заплыв двух чужаков и сосредотачивающихся на наблюдении за теми, кто нырял в холодную воду по собственной воле.

— Ловко у тебя получилось, — пробормотал демон, зябко кутаясь в плащи.

— Что получилось?

— Замутил голову парню, не сказав ничего важного.

— Для него важны совсем другие вещи, которые он и услышал.

— Не расскажешь ему, как все было на самом деле?

— Про то, почему робкий казначей вдруг превратился в дерзкого вора? Нет. Если не припрет так, что отвертеться не получится.

Демон хмыкнул, но все-таки сменил тему:

— Долго еще будем тут сидеть?

— Думаешь, опасность уменьшилась?

— Надеюсь. — Лус принялась отжимать мокрые юбки. — Он же предполагал, что я не побегу звать стражу, а тут вдруг началась облава. Наверняка постарался затаиться где-нибудь в тихом углу.

Да, звучит разумно. В чужом городе, преследуемый стражей, убийца должен вести себя осторожнее, чем прежде. Хотя окрыленный успешным извлечением эссенции бритоголовый может набраться наглости завершить начатое.

И кстати!

— Что там вообще произошло?

— Я постучал в дверь. Он открыл. Сказал, что позовет хозяина, а чтобы покупательница не скучала в ожидании, предложил зайти в дом и посмотреть на всякие побрякушки.

— И что тебя напугало?

— Не слова. — В девичьих глазах сверкнули алые искры. — То, что он держал в руках. Небольшая вещица, похожая на пряжку или брошку. Металлический каркас, обвитый стеблями какого-то странного растения.

— Того самого, которое…

— Понятия не имею. Но я решил уйти, от греха подальше. А он стал настаивать и…

Дальше я все уже сам видел. Остался только один вопрос:

— Кроме реки, ничего на ум не пришло?

Лус невинно взмахнула ресницами:

— В воду он бы точно за мной не полез.

— А ты не подумал, что это тело не умеет плавать?

— Честно говоря, думать было некогда, — признался демон. — И потом… Ты же меня все равно спас.

— Хотя ты этому всячески сопротивлялся.

Он сделал вид, будто не расслышал мои слова:

— Пойдем? Наверное, опасность уже миновала.

Да, к тому же не мешало бы переодеться, причем Лус это гораздо нужнее, чем мне, учитывая количество промокшей ткани на девичьем теле. Я-то уже почти согрелся, хотя бы по пояс.

— Позвольте вам помочь!

Давешний парень с балкона, винтом вывернувшийся перед нами из толпы, выглядел со своим предложением немного подозрительно, но, по крайней мере, не угрожающе. И был единственным, кто вообще подарил нам свое внимание: остальные зеваки уже вовсю глазели на другие праздничные забавы.

— У меня стоят носилки поблизости. Дядюшка, знаете ли, быстро устает ходить, и его приходится нести на руках. Так что я не ухожу далеко от дома без пары дюжих слуг.

Словно в подтверждение слов племянника, старикан, подслеповато щурясь, качнулся, как дерево на ветру.

— Но как же тогда вы обойдетесь? — поинтересовался демон, которому явно не хотелось менять открытое и хорошо освещенное солнцем уличное пространство на тесные сумерки.

— А, ничего! — махнул рукой парень, по случаю праздника одетый нарядно, но слишком старомодно. — В случае чего, сядет и подождет. Это же проще, чем идти, верно?

— Мокрые юбки тебе проворства не прибавят, — шепнул я на ухо Лус. — А в носилках ты сможешь спокойно раздеться.

— Вы очень любезны! — улыбнулась девушка.

— Прошу сюда. Не будем медлить, ведь так и простудиться недолго!

Носильщики и впрямь выглядели дюжими, причем слуг оказалось не двое, а четверо, поэтому даже наш общий вес не заставил бы их надрываться. А внутри было не так уж темно, как я опасался: обитые светлой тканью стенки и кисейные занавески пропускали достаточно солнца с улицы.

Едва носилки поднялись с мостовой, Лус принялась освобождаться от промокшего платья, а потом завернулась в мое одеяло и счастливо расслабилась. На минуту или две. Пока между складками кисеи прямо на девичьи колени не скользнул листок бумаги, сложенный вчетверо и запечатанный воском.

— Еще теплый. — Демон осторожно дотронулся до неожиданного послания. — Только что печатку прикладывали.

Он поднес бумагу ближе к глазам, присмотрелся, и девичьи щеки вдруг заметно побледнели.

— Что такое?

Ответ прозвучал не сразу, словно демон долго раздумывал, прежде чем решить, достоин ли я подобного доверия. И лишь потом губы Лус шевельнулись:

— Рисунок печати. Я его знаю.

Я взял послание из рук девушки. К этому времени воск совсем уже остыл и затвердел, но меня куда больше заинтересовало не изображение семи крыльев, растущих из одной точки, а то, как печать была наложена. При малейшей попытке добраться до содержимого письма пришлось бы уничтожить хрупкую восковую красоту. Безвозвратно.

— Кто бы он ни был, он позаботился о сохранности своих секретов.

— О да, — согласился демон. — Этому он хорошо научился. Превзошел пре…

Тут он осекся. На полуслове. Будто сам удивился своим выводам или чему-то еще.

— Твой очередной приятель?

— Не совсем. Но я хотел бы повидаться с ним. — Лицо Лус стало непривычно серьезным, даже более того, напряженным настолько, что мелкие сосуды проступили под бледной кожей небесно-голубыми узорами. — Нет, не так: мне нужно с ним повидаться.

— Может, и он не против? — предположил я, возвращая демону бумагу. — Откроешь? Или мне это сделать? Вдруг еще окажется отравленным!

Девичьи пальчики смело рванули печать, и та ожидаемо треснула, расколовшись на множество частей, по которым уже никоим образом было не определить первоначальный рисунок.

— Ты прав. Это приглашение, — сказал демон, пробежав взглядом по строчкам короткого послания. — Взгляни.

«Прекрасную даму ждут нынешним вечером в танцевальном зале Лотта».

— Приглашение для тебя одного.

Лус судорожно смяла письмо в кулаке, напряженно морща лоб.

— Пойдешь туда?

Молчание.

— Ты же сказал, что искал этой встречи. Передумал?

— Нет. Я… Трудно объяснить. Лучше не спрашивай.

— Как хочешь.

Я откинулся на спинку сиденья и не проронил ни слова, пока носилки снова не коснулись земли. Слуги любезного молодого человека доставили нас прямо к дверям гостевого дома, а хозяйка, вышедшая навстречу, обеспокоенно всплеснула руками:

— Ох, ну как же вам так повезло?! Ну-ка, давайте бегом в дом, растираться и греться!

Впрочем, все заботы по растиранию и согреванию достались исключительно Лус, а я оказался предоставлен сам себе. Минут на пять, которых едва хватило, чтобы пожалеть о промокшей одежде и испорченных сапогах: выделка кожи оказалась не слишком хорошей, и места, что уже начали подсыхать, постепенно покрывались морщинками. А потом мое одиночество снова нарушили.

— Не побрезгуете принять? — спросил наш юный спаситель, опуская на кровать увесистый тюк.

— Простите?

— Вам же нужно переодеться? Или мы с дядей зря старались?

Честно говоря, я был бы рад утвердительно ответить на оба невинных вопроса, но обстоятельства сложились иначе. Пара рубашек в моем распоряжении имелась, а вот смену штанов и, что самое важное, сапог раздобыть было негде. Только если звать портного и сапожника, а до того времени, как они справятся с заказом, безвылазно сидеть в гостевом доме.

— Вы очень любезны. Даже слишком. Позвольте спросить, с чего вдруг? Мы ведь даже не знаем имен друг друга.

Молодой человек усмехнулся, кривя рот совсем не сообразно возрасту: так гримасничают люди, много повидавшие на своем веку и научившиеся одним выражением лица показывать собеседнику, что думают о том или ином предмете разговора. Юнцы тоже любят казаться многозначительно молчаливыми, правда, в их исполнении это выглядит скорее забавно, чем правдоподобно, но передо мной-то стоял не человек, а демон, вселившийся в молодое тело. И похоже, достаточно умный демон, который предпочел не играть в молчанку:

— Если скажу, что вчерашняя беседа помогла мне кое-что понять, поверите?

Прозвучало весьма лестно. Только малоубедительно, потому что, вспоминая прошедший вечер, я не находил в своих словах ничего, заслуживающего даже размышлений.

— Скорее поверю, что вы хотите подкатить к моей жене.

Он рассмеялся. Звонко и искренне, как будто услышал что-то невероятно нелепое и невозможное.

— Думайте как пожелаете! Но одежду я назад не потащу. За все уже уплачено, и это самое малое, что мне хотелось сделать. Для вас обоих.

Я развернул тюк. Под женским платьем обнаружились холщовая куртка с такими же штанами, рубашка из полотна с шелковыми нитями и то, что я никак не ожидал увидеть. Сапоги. Причем куда лучшего вида, чем мои прежние. И похоже, именно нужного размера.

— Не буду мешать.

Щедрый даритель вышел за дверь, впрочем, не заботясь о том, чтобы прикрыть ее за собой, словно привык к веренице слуг, шествующих позади и доделывающих за своего господина всяческие мелочи. Я проводил его взглядом и вернулся к одежде.

Если молодой человек и потратился на то, чтобы одеть меня, то не слишком сильно. Намного интереснее и страннее было другое: каждая вещь садилась на меня как влитая. Можно было угадать размер по ширине плеч и прочим видимым особенностям фигуры, но чтобы так попасть в точку с обувью…

Одним везением это вряд ли можно объяснить. Разве только он пробирался ночью в нашу комнату, чтобы снять мерки, но такое предположение выглядело еще глупее, чем все остальные.

Впрочем, зачем гадать, если можно спросить? Я ведь такой совет дал старшине Сеппу, так почему сам не тороплюсь ему последовать?

— Простите за беспокойство, эрте… Не вы обронили эту вещицу?

Вопрос прозвучал от подножия лестницы. Оттуда, куда только что ушел загадочно догадливый молодой человек.

— Не припомню такой. Да и плаща я не ношу по такой жаре.

— О, как жаль! А она хорошо бы смотрелась на вашей одежде. Такому изысканно одетому господину, как вы, непременно…

Я вспомнил этот голос где-то на середине фразы. Спокойный, вроде бы услужливый тон, но заметно безразличный, как будто его обладатель ставит себя выше всех остальных. Или, вернее, отдельно.

Надевать сапоги было некогда, и в коридор я выскочил в чем был, то есть в одних штанах. Конечно, мой полуголый вид вряд ли был способен кого-либо напугать, однако бритоголового незнакомца, выдававшего себя за подмастерье ювелира, подстегнул к действию не хуже удара хлыстом. Еще мгновение назад охотник за демонической эссенцией находился лицом к лицу с дарителем одежды, а спустя взмах ресниц оказался у того за спиной, и юноша удивленно вскрикнул, почувствовав боль в вывернутой руке.

— Стой, где стоишь! — приказал бритоголовый, для верности выставляя перед грудью невольного заложника кулак с зажатой между пальцами металлической загогулиной.

— Или что? — поинтересовался я, шагнув на лестницу.

— Ты знаешь!

Он вряд ли думал, что мне и впрямь известны все подробности касательно хитроумного устройства, превращающего демонов в безвольных рабов. Скорее, старался припугнуть. Произвести впечатление, так сказать. Но уже одно то, что бритоголовый не поспешил просто убраться восвояси, а заслонился от меня одержимым, давало шанс на победу. И далеко не призрачный.

— Знаю. — Я спустился еще на ступеньку вниз, заставляя охотника попятиться вместе с жертвой. — И не собираюсь ждать.

— Хочешь рискнуть его жизнью?

Кулак придвинулся поближе к шее юноши, и можно было заметить, что стебельки, торчащие из него, начинают беспорядочно двигаться.

— А разве я или он вообще чем-то рискуем?

Расстояние между нами оставалось все еще слишком большим для атаки. Надо было его сократить. Любыми способами. Но это станет возможным, лишь когда охотнику будет некуда отступать.

— То, что ты задумал сделать… На это нужно время, не так ли? Довольно долгое время. И конечно, лучше, если несчастный, которому суждено расстаться с жизнью, не дергался бы. Верно?

Конечно, он двигался к двери, куда же еще? Но прямого пути от лестницы до выхода было не проложить: мешали столы и лавки, жаль, что все они оказались пустыми в полдневный час. Только рядом с затопленным очагом сидел престарелый дядя молодого человека, то ли дремля, то ли зачарованно глядя в огонь.

— Ты знаешь.

Теперь его слова звучали не предостерегающе. Скорее, удивленно и одновременно разочарованно. А другого оружия, достаточно грозного для того, чтобы напугать меня по-настоящему, у бритоголового под рукой явно не было. Под свободной рукой, имею в виду, он ведь не мог отпустить заложника, чтобы пошарить в складках куртки у пояса.

— Ты не сделаешь то, что задумал. Не сегодня.

— А кто мне помешает?

Он попробовал огрызнуться, и у него почти получилось, но я снова шагнул вперед.

— Ты никому не причинишь здесь вреда.

— Вреда? — фыркнул бритоголовый. — Это будет благом! Для всех людей. Ты ведь человек, я вижу. А они — нет. Зачем ты их защищаешь?

Я и сам задавал себе этот вопрос. Уже не единожды. И ответ всегда был непонятно-упрямым.

Потому что не могу поступать иначе. Не получается. Даже зная, что вместе с демонами из мира уйдут невероятные чудеса, никак не решаюсь повернуть свое оружие против них. Может быть, потому, что демонами они зовутся только в нашем мире, а в своем так же, как и мы, называют друг друга «людьми»?

— Или ты приберегаешь их для себя? Для исполнения своих желаний? — Взгляд бритоголового прояснился. — Тогда у нас с тобой одна дорога!

Ага, до ближайшей развилки, которая будет ровно через пару шагов.

— Да, приберегаю.

— Хочешь все сделать по старинке? Зря. Это не слишком надежно, а я могу устроить все так, что не будет ни малейшей опасности. Они ведь хитрые, эти твари: если не держать их в узде, быстро возьмут верх!

— Проигрывает тот, кто слабее. А демона можно победить. Однажды я уже сделал это.

— Врешь! На тебе нет печати демона!

Потому что неразумный горошек почему-то все-таки обладал почти человеческими чувствами и не смог сдержать свою нежность, когда кто-то страдал от боли. И за это я тоже должен сказать спасибо именно демону, сначала убившему, а потом воскресившему меня.

— Любую печать можно стереть. Смыть. Выжечь. Любую, кроме той, что ставишь на свое сердце сам.

Еще шаг. Длинный. И половина короткого. А бритоголовый тем временем, продолжая пятиться, почти поравнялся с лавкой, на которой сидел старик. Еще несколько футов, и убийца доберется до двери. Открытой настежь. И расстояние между нами по-прежнему слишком большое. Между нами, но не между…

Он страшно закричал и разжал захват, когда раскаленная кочерга воткнулась в коленный сгиб, а потом рухнул, потому что железо все прижималось и прижималось, прожигая плоть до кости.

Молодой человек отпрянул в сторону, как только почувствовал свободу, а я прижал бритоголового к полу, усевшись сверху. Теперь можно было не торопиться и спокойно ждать, пока мне принесут веревку. Не удалось сделать лишь одного. Захватить главную улику совершенного и планирующегося убийства: пряжку бритоголовый успел швырнуть в камин, и стебли, обвитые вокруг металла, жалобно зашипев, вспыхнули и рассыпались искрами.

— Ты совершил большую ошибку! — проскрипел охотник за эссенцией, извиваясь от боли: старикан все продолжал прижимать кочергу к его ноге, рассеянно поворачивая из стороны в сторону.

— Она не первая и не последняя.

— Ты мог бы получить столько, что не унес бы все!

— Тогда зачем это вообще получать?

Он не был бойцом, да и быть не мог, поскольку Цепь одушевления славилась не физической силой и ловкостью своих Звеньев, а совсем иными достоинствами. И дергался в путах, не пытаясь освободиться, а скорее никак не желая поверить в то, что произошло. Кусал губы от обиды. Призывал проклятия на головы всех присутствующих. Но как только на пороге гостевого дома показался старшина Сепп в сопровождении пусть и не своих подчиненных, но людей в похожих форменных туниках поверх укрепленной железными пластинками одежды, пленник мгновенно затих.

— Он успел что-то сделать? — первым делом спросил блондин.

— К счастью, нет.

— Слава Божу! — чистосердечно выдохнул старшина и обратился к своим спутникам: — Этот человек обвиняется в убийстве казначея речного порта Сефо Сеппа, убийстве ювелира Триффа Тьезаре и покушении на другие жизни.