Полеты божьей коровки Шатов Эдуард
– С какой стати они придут? Они «забили» на Церковь.
– Это они пока «забили», а через несколько лет перед ними встанет проблема – жизнь не вечна. Это будет способствовать их религиозности.
– То есть они испугаются смерти и со страху прибегут?
– В какой-то степени – да. Определенная часть – точно. – То есть в современном мире храм – место для дедушек и бабушек, которые боятся смерти и потому приникают к мамкиной груди?
– Я говорю об определенной части. Но есть новость получше. Социологи отмечают, что у молодежи сейчас очень велик интерес к религиозности. Осталось понять – к какой? На какие вопросы они ищут ответы? Некоторые новые движения в Церкви пользуются огромной популярностью у юных. Они услышали призыв, который был к ним обращен. Церкви, как и любой структуре, удобнее топать по проверенной дорожке, а не так, как говорится в псалме: «Спойте Господу песнь новую». Новое требует и вдохновения, и мысли, и организации.
– И что же нужно дать народу, чтобы народ сказал «cool» и пришел в церковь?
– В настоящее время очевидно, что церковь для людей перестала быть местом социального общения. Выходит, раньше храм был и местом богослужения, и домом культуры, и клубом по интересам… Сейчас есть иные возможности. Если он любит хоккей, ему не обязательно играть в команде прихода. Если он любит петь, ему не обязательно петь в церковном хоре. То есть социальную роль Церковь утратила, и за ней осталась только одна неотъемлемая роль – помогать человеку вступить в отношения с Богом и с другими людьми. Проще простого, казалось бы.
И четко прослеживается, что храм должен внешне отличаться от всего остального. Свечи, музыка…
– Мне вот латынь нравится…
– Твой интерес к латыни объясняется именно тем, что это необычно. Необычно – значит, сакрально.
– Это еще и красиво.
– Красивым это нам кажется еще и потому, что мы утратили чувство языка, на котором говорим. И еще люди в современном мире находятся в присутствии какого-либо шума. Машины, мобильные телефоны, плееры… Следовательно, в храме человек хочет тишины. В храме ему нужно не развлечение, а спокойное и тихое пасторское окормление. Ему нужна встреча с Богом и самим собой, размышление над смыслом своей жизни и над тем, кто дает этот смысл.
Стоит еще учитывать, что в современном обществе люди не доверяют друг другу, опасаясь предательства, конкуренции, и церковь остается одним из редчайших мест, где человек может быть таким, какой он есть, и попытаться сказать об этом.
– Опыт, сын ошибок трудных, подсказывает, что и в церкви расслабляться не стоит. Кому сказать?
– Духовенству или монашеству.
– Это будет триллер под названием «Сказать и огрести». Наш с тобой случай я считаю исключением.
– Монахи и духовенство тоже с неба не падают, но это не отменяет нужды и желания выразить себя именно в храме. Потому что именно в этом месте Бог являет себя как живой и присутствующий. Да, могут быть манипуляции и недоразумения, но встреча с Богом может произойти именно в этом месте.
– Я бы хотела затронуть российскую ситуацию, но боюсь, что либеральная общественность меня распнет. После краха советской власти интеллигенция очень приветствовала легализацию РПЦ и веры. Потом выяснилось, что РПЦ отнюдь не идеальна. Впрочем, КЦ тоже – мы ведь знаем… Теперь в России считается хорошим тоном презирать и ненавидеть РПЦ и православие до кучи. Иногда градус ненависти не соответствует реальному положению дел.
– Чтобы что-то воспринять, нужно быть открыто настроенным. И это не противоречит здравомыслию. Если я к кому-то хорошо расположен, это не значит, что я превращаюсь в Иванушку-дурачка и не вижу недостатков этого человека…
– Но почему такое отторжение?
– Потому что РПЦ активно высказывается в тех областях, которые человек предпочитает хранить только для себя. На эту тему есть прекрасный пример в истории, но не российский, а британский.
Когда Генрих Восьмой вступил на престол, он слыл одним их самых католических монархов Европы. Его перу принадлежит трактат «О защите католической веры». В то время у него был канцлер Томас Мор, считавший своей задачей искоренение протестантизма. Одной из целей протестантизма был перевод Евангелия на английский язык, и занимался этим в Англии Джон Тиндейл. Томас Мор собственноручно написал, что голова Джона Тиндейла должна лежать на плахе. К его мнению прислушались, и Тиндейл скитался по всей Европе, спасаясь от английского правосудия и самого что ни на есть католического короля.
Как широко известно, со временем при английском дворе поменялась обстановка. Генрих Восьмой решил признать недействительным свой брак с Екатериной Арагонской и жениться на Анне Болейн. Он попросил поддержки у Томаса Мора, и Томас Мор ему отказал. Кто стал от этого плохим? Естественно, не Генрих Восьмой, а Томас Мор.
– И последний лег на плаху…
– И умер той смертью, которую желал Джону Тиндейлу. Это нисколько не отменяет святости Томаса Мора, но означает лишь то, что очень часто мы прислушиваемся к мнению Бога или Церкви отнюдь не потому, что нас действительно интересует мнение Бога или Церкви, а потому что они временно совпадают с нашим собственным. Или если мнение Церкви мы можем использовать в борьбе с тем, кто нас не устраивает. А прислушаться, если взгляды не совпадают, и, может быть, поменять свои… Да упаси боже!
– Я помню жуткий скандал в Сан-Франциско, где сильная и влиятельная гомосексуальная община катком наехала на местного католического епископа только за то, что Католическая Церковь не венчает однополые пары. Я подчеркиваю – не осуждает, не призывает жечь на площади, не мешает жить друг с другом. Всего лишь отказывает в венчании. Ну и что?
– На самом деле этот пример очень показательный. Надо понять – мы прислушиваемся к мнению Бога как к полноправному субъекту в наших отношениях? Или мы хотим сделать его исполнителем наших чаяний и желаний?
– А какой смысл в наше время получить эту «звездочку на фюзеляже» в виде венчания?
– Чувствовать себя хорошо. Пусть признает еще и Церковь. Только непонятно для чего. Если Ольга Бакушинская будет мне говорить, что хорошо ко мне относится, потому что я ее попросил так говорить, но в глубине души она меня не воспринимает – зачем мне нужна эта фраза? Не понимаю. Это незрелая позиция.
– Может, и незрелая, но распространенная. Однако, по твоему мнению, что нас ждет в будущем? Как будут развиваться отношения Церкви и общества?
– Мне кажется, есть два больших сценария, которые могут развиваться очень медленно. Первый сценарий – поиск смысла жизни все же приведет многих людей к встрече с Христом в Церкви Христа. Если этого не произойдет, вероятен второй сценарий – новые религиозные направления. Такие, как нью-эйдж, неоязычество, то есть поиск духовности вне христианства.
Но, поскольку Церковь верит, что именно во Христе явлена вся полнота откровения, она всегда будет питать надежду, что наступит момент, когда люди вернутся. Даже если на некоторое время их станет меньше.
– Угу, вернутся. Когда жареный петух клюнет. Глобальная катастрофа, мировая война…
– Нет, я так не думаю. В Римской империи обращение к Христу произошло не из-за голода и не из-за войны. Просто очень небольшая община смогла представить обществу образ и опыт Бога, который был сильнее всего языческого культа.
– Церковь может повлиять на эти два сценария?
– Может. Своей молитвенной практикой и духовным сопровождением людей.
– А что Церковь должна сделать реально?
– Видишь ли, иногда не стоит находиться в позиции знания ответов на все вопросы. Меня всегда в этом смысле впечатлял пример кардинала Хьюма, архиепископа Вестминстерского. Он не стеснялся отвечать на вопрос так: «Я не знаю. Я должен почитать Евангелие, я должен помолиться, а потом мы с вами встретимся и вместе поищем истину».
Церкви, чтобы вернуть доверие общества, иногда нужно набраться смирения и сказать: «Мы не знаем всего. Давайте поразмышляем вместе в присутствии Бога и уважая достоинство человека, Достоинство с большой буквы».
Слово и дело
Эдуард
Очень часто задают вопрос: почему Церковь не приспособится к этому миру, не примет ценности этого мира? И здесь следует ответить, что миссия, призвание Церкви не есть приспособиться к этому миру или принять то, что на мирском языке называется прогрессом. Речь идет о том, чтобы в любом культурном контексте нести Благую Весть такой, какой ее оставил Христос своим ученикам. Эта весть должна применяться к обществу, но ее нельзя предавать, нельзя отступать от ее сути. Всегда есть опасность, что в попытках осовременивания христианские ценности и истины будут искажены. Но все новое можно проверить заповедями, которые оставлены в Евангелии, и тем, что называется Преданием – традицией Церкви, тем, чем церковная община жила на протяжении веков. Благо другого человека, как говорил Фома Аквинский, также нужно использовать как критерий. Как говорил доктор Гааз, спешите делать добро. Потому религия в любом ее проявлении должна защищать в видении Бога достоинство, свободу и совесть человека. Еще одна грань, которую нельзя переступать, – насилие, жестокость, ущемление человеческой личности, свободы.
Свободы молодых
Эдуард, Ольга
– Что бы там ни говорили, молодежь в Церкви есть. Безусловно, ее стало меньше, но остались именно те, кому это было нужно…
– Кто?
– Те, для кого вера в Бога действительно составляет важную часть жизни. И те, кто устал от принципов светской жизни, то есть от жизни без принципов. Им захотелось правил, норм, четких формулировок, идеалов, в конце концов. Конечно, есть и третья группа – люди экзальтированные, которые уверены, что с ними Бог поговорил и теперь у них есть миссия.
– Может, у кого-то и есть миссия, но большинство из разряда «господа Невменько»… Я бы обозначила и четвертую группу церковной молодежи, к которой относится, например, моя дочь. Их привели верующие родители. Дети ходят в воскресную школу, на службы, и, пока маленькие, делают это с удовольствием. Примерно в девять лет они приступают к причастию, а в четырнадцать у них должна состояться конфирмация. По опыту – из тех детей, которые ходили с Машей на подготовку к первому причастию, до конфирмации дойдет не больше половины. Остальные в подростковом возрасте отвалятся. В лучшем случае они пропадут из храма лет на пятнадцать. Потом некоторые вернутся благодаря тому фундаменту, который они успели получить в детстве. Куда они вываливаются и что мы не доделываем с ними?
– Особенности подросткового возраста.
– Ты хочешь сказать, что в подростковом возрасте нужно обязательно отваливаться от Церкви?
– Обязательно не нужно, но каждый человек переживает кризисы веры, и в этот момент нужно обращаться с ним осмотрительно и по-доброму. А не говорить, как некоторые родители: «Бог тебя накажет!» Или даже: «Бог тебя больше не любит!» Это самая большая ложь, которую родители могут сказать, и когда они ее изрекают, то заботятся не о благе своего ребенка, а о себе и своем спокойствии. Необходимо найти иные слова. Например: «Любая дружба, которую знает каждый из нас, предполагает общение, обмен радостями и горестями жизни. Если общение прерывается, становится не важным, исчезает и забывается – друг исчезает из нашей жизни. Это печальный опыт, который мы переживаем в дружбе. В духовной жизни переживается похожий опыт, если происходит прекращение молитвы».
– Это только на детей действует?
– Со взрослыми тоже работает. Иногда подростку трудно обсуждать свои проблемы с родителями. В таком случае необходимо аккуратно посоветовать иного надежного руководителя. Священника, монахиню или мирянина. И подросток должен знать – его старший друг никогда не расскажет родителям то, что ему доверено. Если у ребенка есть крестный, который неформально интересуется его жизнью, – прекрасно. Именно в подростковом возрасте роль крестного становится определяющей.
– Я правильно поняла: нужен воцерковленный человек, помимо родителей, который поможет подростку справиться с гормональным взрывом?
– Да. Но нужно помнить – тот, кто получил дар Христа, свободно входит и выходит. Эта циркуляция из храма и в храм не должна ограничиваться никакими запретами. Подростка ничто и никто не удерживает.
– Можно ли убедить ребенка до периода гормонов, что Церковь – это его опора и не надо из нее убегать при первых сложностях. Моя дочь только что прошла двухгодичный курс катехизации и получила множество богословских знаний. Это прекрасно. Но я также вижу, что ей не хватает эмоций. Она маленькая формалистка, знаток литургических жестов и обрядов. Но красивые обряды не удержат в Церкви.
Очень часто взрослые со слезой утверждают, что дети молятся особенно горячо и у них особо доверительные отношения с Господом. У меня нет иллюзий на этот счет – глубины не хватает. Я не понимаю, что делать, чтобы в циничном подростковом возрасте она не «соскочила».
– Ты говоришь сущую правду, однако имеется возможность улучшить ситуацию. Надо воспитать в ребенке уверенность, что Иисус Христос, Святая Троица – не отвлеченные, а живые личности. Что витражи собора Парижской Богоматери – это не только народное достояние, а еще и место молитвы. Если ты сделаешь общение с Богом, молитву, желанным и естественным для ребенка занятием, есть шанс, что подростковый возраст она переживет, не расставаясь с Церковью. Не только говори о Боге, но и молись вместе с ней.
Однажды я задал группе детей прямой вопрос: «Кто для тебя Христос?» И начал получать ответы: «Бог от Бога, свет от света, рожденный, несотворенный…» Я говорю: «Символ веры я знаю. Ответьте своими словами». Наступила тишина.
Обсуди личность Бога с ребенком, чтобы она знала: в любой ситуации Бог ее не осудит, но прежде всего выслушает и поймет.
– Хорошо, представим, она не ушла. В семье ликование. Но в пятнадцать лет «уси-пуси» уже не работают. Как с подростком говорить о Боге, чтобы он не начал глумливо ржать? А ведь он может.
– Он может, и он должен. Ты задаешь вопрос, на который знаешь ответ. Ты ведь догадываешься – врать не надо. Очень часто подросток уходит из Церкви не потому, что он разочарован в Боге, в Боге невозможно разочароваться. Разочаровываются в представлениях о Боге и в структуре, от которой исходит Благая Весть. Если молодой человек не находит ответа на свои вопросы, он может уйти, и ему потребуются долгие годы и духовный опыт, чтобы вернуться.
– Не находит ответа на свои вопросы… Я не представляю, как мне найти ответ на вопрос, когда она скажет: «Все мои друзья имеют возможность пожить вместе до брака, крутить романы, сходиться и расставаться. Почему я не могу?»
– Я точно могу тебе сказать, что бесполезно показывать ей в этот момент отрывки из катехизиса. И бесполезно показывать эти отрывки тем парам, которые, пару лет пожив вне брака, вместе приходят на подготовку к венчанию. Работать надо не с тем, как должно быть, а с тем, что есть. Если так случится, что твоя дочь «попробует пожить», тебе придется помочь ей интегрировать этот опыт в ее жизнь, чтобы не повторять ошибок.
– Я читаю сетевые дневники некоторых молодых католиков, поэтому имею представление, как и о чем с ними говорят люди, которые призваны работать с молодежью в общине. «Детишкам» этим даже не пятнадцать, им уже за двадцать, а с ними играют в «ручеек», разучивают безумные стишки и клеят из бумаги елочные игрушки. Моя дочь в свои десять лет недолго терпела бы подобное времяпрепровождение. Такое могут выдержать только самые стойкие и самые наивные. Допускаю, все это прекрасно работало с молодежью, у которой не было компьютера, возможности ездить по всему миру, телевизора и кино. Но методы пора менять.
– Пора. Бесполезно давать им правильные инструкции, им нужно дать возможность размышлять самим, отталкиваясь от традиции. В них нужно развивать способность мыслить, а не просто выкладывать перед ними катехизис или разжеванные старые истины и приказывать: «Выучи и расскажи». Это ничего не даст – даже традиция лучше усваивается в размышлении. Если молодежи не помогают это делать, большинству проще уйти.
– Ох, я представляю себе, как моей дочери исполняется пятнадцать лет… Ну хорошо – шестнадцать. И она влюбляется. Это очень сильное ощущение.
– Угу. Я догадываюсь.
– Это отвал башки. Я никогда не смогу ей доказать, что ради Бога спать со своим предметом не нужно. Я бы себе такое в шестнадцать лет не доказала. Даже если на пути к любимому будут лежать трупы папы с мамой, дите через них перешагнет. Через отвлеченные понятия оно переступит тем более. Католическая Церковь может сидеть и курить. Со страстью бороться бесполезно.
– Бороться бесполезно, но стоит задать вопрос, который может быть услышан, а может – и нет: «Что значит это чувство в данный конкретный момент и что влюбленные собираются с ним делать? Проекция на будущее есть? Чего ты боишься в этих отношениях? Это на три дня, три года или навсегда?»
– Тебе скажут, что навсегда.
– Не обязательно. В любом случае этот вопрос спровоцирует размышления. Очень часто в верующих кругах начинают совсем с другого: «А вот Христос сказал!» На самом деле это лучший способ закрыть любую дискуссию. Опыт Христа в данном разговоре с подростком должен появиться в самом конце, потому что Христос не отменяет человеческой природы, Он ее восполняет.
– Это теория, но вот практическая ситуация. К родите-лю-католику приходит ребенок и говорит: «Я люблю Сережу. У нас было ЭТО. И будет, потому что я его люблю». Если это дочь, конечно. Когда приходит сын и признается в любви к «Сереже», это отдельная трагедия.
– И такое бывает.
– Бывает, но давай рассмотрим более легкий случай. Что должен сделать родитель-католик? Поведать про смертные грехи, отлучение от причастия или усугубить смертность греха, рассказав про презерватив? Что?
– Объяснить об ответственности, которую накладывают подобные отношения на Васю и его партнершу, и об ответственности, которую накладывает вера. Это не значит, что Бог не любит грешников, но существуют определенные вещи, которые они делать не смогут. Причащаться, например. Молодая девушка или молодой человек должны сделать выбор.
Родители могут сколько угодно сокрушаться или радоваться по поводу этого выбора, но они должны понимать, что ребенок – свободный человек и сам отвечает за последствия своих поступков. Хотя когда человеку предоставляют возможность решить самому, это гораздо сильнее действует, чем запугивание адом.
– Эдуард, хи-хи, а можно так – жить с кем-то, раз в месяц ходить с исповедальню, получать отпущение грехов, причащаться… И так по кругу…
– Нет, Оля, так нельзя. Пребывание в исповедальне предполагает не только раскаяние в грехе прелюбодеяния, но и разрыв греховной связи. Помнишь, даже Людовик Четырнадцатый отправлял своих фавориток в домик в деревне? А то получается, что причастие человеку требуется, чтобы с Богом проблем не было, но и от своего мнения тоже отказываться не собирается.
– Ой, знаешь, как бывает. Католическая девушка или молодой человек знакомится с очень приличным молодым человеком или девушкой, далекой от нашего образа жизни. Никакой разнузданности – ухаживания, прогулки под ясной луной, цветы и театры. Романтика. Но через месяц или два невоцерковленная сторона начнет недоумевать: почему нет секса, в чем проблема? И что должен сделать юный католик, чтобы все было хорошо?
– Все хорошо не бывает. Но я все-таки надеюсь, что, когда любят, любят не часть человека, а всего целиком. Вместе с правилами той общины, к которой он принадлежит. Либо католик может принять решение, что внебрачный секс для него возможен, и не подходить к причастию. Это выбор совести. Бог с дубинкой над каждым из нас не стоит: «Ах, сейчас ты это сделаешь, и я тебя огрею».
Однако если человек не хочет венчаться, но очень настаивает на сексе, зная, какие духовные последствия последуют для любимого человека, то я задамся вопросом: где тут любовь?
– Он другую найдет. Более покладистую.
– Это хорошо. Каждый в данной ситуации принимает решение согласно своей совести – искать другую или оставаться в ситуации, в которой они находятся. При этом если молодые люди решают иметь сексуальные отношения до брака, то после этого они не извержены из Церкви, никто на них косо не смотрит (хотя определенная часть очень консервативных верующих это все-таки делает, к сожалению), но им напоминают о том, что с точки зрения церковной дисциплины для них возможно. Или скорее – невозможно. Я имею в виду причастие.
– Согласна. Давай теперь поговорим о тех, кто в определенный момент своей юности от Церкви все же отпал. Многие лет в тридцать-сорок возвращаются обратно. В каком состоянии?
– Очень часто, что называется как следует погуляв, они возвращаются обратно с железобетонными нравами и такой же крепости требуют от всех остальных. Как сказано Мольером в пьесе «Тартюф»: «Ей старость помогла соблазны побороть. Да, крепнет нравственность, когда дряхлеет плоть».
Основной молодежный вопрос
Ольга, Эдуард
– Скажи мне, какой самый важный вопрос для молодого человека?
– О будущем. Кем он хочет стать и каким видит свое будущее. Это многое о нем говорит.
– Да? В пятнадцать лет я была тихой девочкой с косичкой, читала книжки и хорошо училась. Я выглядела правильной, очень правильной, но знаешь, кем я мечтала быть? Хорошо одетой красоткой, которая вращается среди знаменитостей. Представляешь?
– Представляю.
– И быстро добилась своего. Но счастья мне это не принесло. Наоборот.
– Бойтесь своих желаний. Эту аксиому ты проверила на опыте.
Невзрослеющие родители
Эдуард
Несколько лет назад в Великобритании была опубликована книга архиепископа Кентерберийского Роуэна Вильямса – «Потерянные образы». Речь в ней, в частности, шла о том, что один из образов, архетипов, который сегодня потерян, – это образ семьи. Причем в современном обществе сложилась такая тенденция: родители не хотят взрослеть, хотят все время оставаться молодыми, где-то на уровне 20–25 лет, а дети в связи с этим взрослеют гораздо раньше, чем им положено. То есть они не проживают детство именно детьми, а пытаются повзрослеть, подделаться под стандарты взрослых людей.
Функциональные роли в семье сместились. В норме родители – это взрослые люди, отвечающие за физическое, моральное, духовное воспитание детей. Когда родители не стремятся взрослеть, у них уменьшается чувство ответственности и за свою жизнь, и за жизнь потомства. А на детские плечи возлагается гораздо более тяжелая ответственность, чем полагалось бы.
Государство, школа и прочие институты никогда не заменят семью и родителей. Они, конечно, могут повлиять на воспитание детей, но семейного очага никогда ничто не заменит. В церковной традиции существует предание, что даже Христос научился молиться не просто глядя в небеса, но от родителей, от Богородицы. В России кое-где существует такое поветрие – думать, что дело семьи – родить и прокормить ребенка, а вое-питанием займется школа. Ни к чему хорошему это не приводит. Школа может помочь, но дети прежде всего ориентируются на пример родителей. Что бы ни говорило им общество, что бы ни говорила им Церковь, основополагающим примером для детей всегда будет пример родителей.
Одна из вещей, которым обязательно нужно учить в нашем мире, – это поиск и отбор информации. И к этому надо подходить вдумчиво: когда учат детей, например, готовить, им же не дают сразу самые трудные рецепты, а начинают с простых и постепенно продвигаются к более сложным. Вот этой вдумчивости становится все меньше. Родители должны знать, чем живут их дети, – что они смотрят, читают, ищут в Интернете. Все провайдеры предоставляют для этого специальные фильтры. И никакая это не слежка, и никакое не нарушение прав – нормальная забота о воспитании. Ведь если родитель следит за здоровым питанием ребенка, за его физической подготовкой, здоровьем, мы же не говорим, что это вмешательство в свободу. То же и с информканалами.
Вообще родителям дано право многие вещи решать за детей. Это и называется ответственностью.
Слишком щедрый дар?
Ольга
Многие, когда узнают азы, удивляются: как Христос мог так возлюбить человечество, что пожертвовал за него жизнью? Да еще так мучительно и, по тем временам, позорно…
Следующий этап удивления, как правило: а зачем? Человечество не изменилось ни капли, если не изменилось к худшему. То есть жертва была совершенно напрасной.
Я подумала-подумала над всеми этими вопросами… И вот что мне пришло в голову о природе явления, которое называется «жертва».
Во-первых, пожертвовать можно только жизнь или часть жизни. Все остальное не жертва вовсе. Если вы подумаете, то поймете, что я права. Что жена мужу кричит при скандале? Я пожертвовала тебе свою молодость. Это я шучу, но шучу серьезно. Настоящая жертва может выглядеть по-разному. Как у священника Максимилиана Кольбе, который пошел на смерть, чтобы жил отец троих детей. Как у сына, который годами ухаживает за лежачей матерью. Как у матери, которая уходит из дома на вокзал, чтобы дети не раздражались. По-разному выглядит. Но это всегда именно жизнь, а не что-то другое. И это всегда по любви. Без любви еще можно десятку нищему кинуть, а жертвовать можно только по большой любви. Оно понятно, что полюбить сразу всех получилось только у сына Бога, но природа жертвы от этого не меняется.
Во-вторых, жертва всегда напрасна. Это ее ключевое свойство. Лежачая мама все равно не придет в себя. Убийца не раскается, если его простит жена убитого. Вот разве что с Максимилианом Кольбе… Отец троих детей выжил в концлагере и вернулся к семье… Но обычно жертва все же напрасна и не будет оценена.
Только не говорите, что человечество оценило жертву Христа. Не оценило, как и любую другую жертву, в конечном итоге.
Суть не в этом. А в том, что так точно сформулировал Некрасов (кстати, этот поэт вообще мастер формулировки): «…дело прочно, когда под ним струится кровь». А христианство оказалось очень прочным.
Такова, видимо, основа существования человечества. Цена за человеческое и Божественное. Цена за талант и гений. Все гениальное и даже просто очень талантливое создано кровью и жизнью, которая уходила с каждой каплей крови.
Про жертвенность
Эдуард, Ольга
– Я бы не сказал, что жертва напрасна, жертва всегда бескорыстна, но может казаться бессмысленной в глазах определенного круга людей. Жертвенность все-таки предполагает причины, цель и заботу о другом. И этот «другой» может быть как человеком, так и идеей. Есть масса людей, которые пожертвовали своей жизнью ради идеи. К выбранной цели направлены все чувства и все существо – как же при этом не может быть результата?
Нет заботы о благе другого – нет жертвы. В жертвенности всегда присутствует слово «ради», но никогда «из-за» или «по причине». Поэтому жертва может быть непонятой или отвергнутой, но напрасной – никогда. Тебе только кажется, что она ничего не меняет в этом мире. У жертвы всегда есть результат. В конце-то концов жертва Христа тоже была отвергнута множеством людей, которые сказали, что не нуждаются в таком даре.
Однако… Я приведу пример. Когда мы слушаем музыку, мы не всегда сразу понимаем, какое влияние она на нас оказывает. Жертва и есть та музыка, которую можешь с первого раза не оценить, но эффект она все равно произведет. Именно поэтому, может быть, Некрасов считал, что все великое строится на крови, а Церковь Христова возрастает на крови мучеников.
Чаще всего смысл жертвы открывается не сразу. В самом деле, зачем ухаживать за больной матерью, которая не осознает, не вспомнит, не поймет?
– Что же это за смысл, который понимается позже, а может, и вообще не понимается?
– Вспомним историю Христа, историю великого учителя, который вдохновлял и творил чудеса, историю, которая заканчивается весьма трагично – на кресте. И ученики, кроме одного, разбегаются еще раньше. Для них все закончено и эта гибель бессмысленна. В Евангелии от Луки ученики, идущие по дороге в Эммаус, идут с чувством разочарования. После Воскресения Иисус является Петру и другим апостолам, которые занимаются рыбной ловлей. Что это значит? Лишь то, что они вернулись к прежнему образу жизни и прежним занятиям. Ничего не изменилось, в то же время в момент Воскресения изменилось все, но ученики пока не могут этого осознать. И даже Христос, который вкладывал всю надежду в Воскресение, не разыгрывал пьесу: «Сейчас меня распнут, потом я полежу в пещере – и все будет хорошо». Все эти события реально были Им пережиты. Ничего не гарантировано, поэтому кажется, что ничего не происходит.
Разве имеют смысл клятвы у алтаря быть верным до смерти? Особенно в наше-то время? Но в этих клятвах есть огромная надежда и упование.
– Ой, хотели как лучше, а получится как обычно. В жертве Христа была огромная надежда, а потом его именем творились и творятся такие дела… Никто ничего не понял, и продолжили гадить…
– Никто ничего не понял? А как же великий опыт святых, которые все поняли, сами не всегда были приняты, но изменили окружающий мир?
– Всегда ли жертва меняет самого жертвователя в лучшую сторону?
– Всегда. Если сделана из любви, а не из личного интереса.
– Мне кажется, что ничего жертва не меняет, просто человек, который на нее идет, не может иначе поступить. Вот не может, и все.
– И все же если он заботится о благе – это жертва. Если о себе… Иногда преступление.
Вот тебе два примера. Один человек помогает дому престарелых, так велит ему совесть, он считает себя обязанным посвятить несколько часов в неделю уходу за стариками. И есть другой человек, которому нравятся дети, и ему даже кажется, что они его соблазняют… Чтобы приблизиться к ним, он готов на некоторые жертвы..
И тот, кто ухаживает за стариками, и другой будут считать, что следуют голосу своей совести и, как ты говоришь, не могут поступить иначе.
– Ухаживать за больным родственником много лет – это серьезно. Бросаться спасать утопающего с риском для жизни и здоровья – это серьезно. Закрыть кого-то от пули и самому погибнуть – очень серьезно. Люди это делают для кого-то или все же – для себя?
– Это связано неразрывно. Заботиться нужно о другом в первую очередь, но это непременно на тебе скажется. Переосмыслением опыта хотя бы, если ты не веришь в духовное обогащение.
– Духовное обогащение тут слабенькое – через несколько месяцев ухода за лежачим больным от раздражения начнешь на стену лезть и обзывать себя за это скотиной.
– То, что ты рассказываешь, это не жертва никакая, а истязание себя и других. Как только начинаешь раздражаться и понимаешь, что сил больше нет, стоит осознать собственную слабость и сделать перерыв. Пусть за больным временно ухаживает кто-то другой. Не надо только называть себя ни героем, ни скотиной. Слова «герой» и «скотина» не входят в словарный запас жертвенности.
– А какой у нее словарный запас?
– Человечность. Стать человеком во всей полноте этого слова.
– Мелкие жертвы считаются? Когда жизнь на алтарь не кладешь? И какие они могут быть?
– Улыбнуться в магазине или в транспорте. Сказать «извините», если кого-то толкнул.
– В чем тут жертва, это ж удовольствие?
– По российским меркам, это отнюдь не удовольствие. Рискуешь прослыть странным, по крайней мере. Однажды, когда меня как бревно внесли в вагон метро, я напомнил тому, кто это сделал, что в русском языке есть такое слово – «извините». После этого все, кому я это рассказывал, удивлялись, что между глаз у меня еще не светит «фонарь»…
Есть масса легких и простых вещей, которые выражают заботу о другом. Сумку соседке помочь донести, хотя бы просто поинтересоваться ее делами.
– Жертва – это кровь. Где тут кровь?
– Кровь в том, что тебе не скажут в ответ «спасибо» в большинстве случаев, а то и оплюют. Это нужно принять, и это будет кровью.
– «Кровь» и рифма «любовь». Где она? Если я даже сумку поднесу, это не значит – я люблю соседку. Я не Христос, чтобы любить всех.
– Любовь – это уважение личности в любом ее проявлении. Речь не идет о сентиментальной любви, даже когда Бог любит, он не трепещет от чувств, он заботится о благе. Нигде не написано, что Христос влюбился в человечество и пропел: «Если я тебя придумал, стань таким, как я хочу». Говорят, что человечество станет завершенным творением исключительно после второго пришествия, но не раньше. И нам тоже не стоит пытаться сделать облагодетельствованного достойным того блага, которое ты ему преподнес. И одолжение никакое делать не надо.
Конечно, наше состояние греховности будет заставлять нас время от времени делать добро по эгоистическим мотивам.
– Ну и?
– Ну и надо вектор правильный себе задавать.
– Мне написала одна девушка, что, если бы Януш Корчак не пошел бы со своими учениками на смерть, было бы гораздо лучше. Дети все равно погибли, а так бы он остался жить и вернулся домой. Семья была бы рада…
История вопроса, Януш Корчак – известный польский педагог еврейского происхождения. В 1940 году оказался вместе с сиротами-воспитанниками в варшавском гетто. Ему не раз предлагали возможность побега и освобождения, но он остался, добывал еду и лекарства своим подопечным. В 1942 году Дом сирот было решено ликвидировать, Януш Корчак и 200 детей отправили в Треблинку. Он был с ними до конца и погиб в газовой камере.
У меня есть ощущение, что современный человек ничем не готов жертвовать. Более того, любой книжный магазин завален учебниками по двум темам – как не стать жертвой и как научиться заботиться исключительно о своих интересах.
– Позаботиться о себе вполне естественное дело, но не только же о себе. В разные моменты человеческой истории ценность заботы о других падала и возрастала. Проблема нашего времени, мне кажется, даже не в том, что люди не жертвуют собой ради других, а в том, что они рассматривают реальность в сослагательном наклонении. Если бы… Если бы Корчак остался жив…
Если бы ты вел себя прилично… Если бы у меня был другой муж, я бы… Современный человек не отталкивается от возможного, он умудряется отталкиваться от невозможного и строить на этом конструкцию своей жизни, изымая себя из реальности.
Жертва возможна только тогда, когда есть адекватный взгляд на то, что происходит. Я сейчас тебя удивлю, наверное… Но иногда жертва – это дать в морду.
– Это когда?
– Если человек добрый и мягкий по натуре, на него напали, его побили. Жертвенность в таком случае будет проявляться в том, чтобы дать сдачи, защитив свое достоинство, а вовсе не сложить ручки и заплакать.
– Хм. Сегодня я выполняю роль дежурного скептика. А тебе всегда удается все так просчитать, не впасть в заблуждения, отмерить количество жертвы до грамма, не впасть в фантазии?
– Я стараюсь, но помню, что была только одна совершенная жертва.
– Страшное дело. А рвануть на груди рубаху? Я вот человек Достоевского, могу сегодня спонтанно миллион подарить, а завтра три копейки пожалеть. Ты никогда не прыгал вниз головой с обрыва. Ради…
– Ну, во-первых, я не знаю, способен ли я жертвовать…
– Что?! Это сенсационно.
– Я надеюсь, что способен. Но я понимаю, что, когда я делаю что-то для другого, я все-таки осознаю затылком свой интерес.
– Это еще одна сенсация.
– Естественно, я не анализирую каждую ситуацию и не подхожу к ней холодно.
– Если бы ты был на месте Януша Корчака, как бы ты поступил?
– Никто не знает, как он поступит в экстремальной ситуации. И я не знаю. Надеюсь только на обещание Христа, данное им ученикам, – не заботьтесь о том, что вы скажете, надейтесь на Меня – и вам дастся Духом сказать то, что вы должны.
Я знаю себя как человека со слабостями. Понимаю, что многое могу не выдержать, и уповаю на помощь Бога.
Женщина и Церковь
Ольга, Эдуард
– Начну с громкого заявления. Я не феминистка и не считаю, что женщины должны бросить все и биться за свои права. Мне лично прав вполне хватает. В Церкви в том числе. Но я вижу огромную разницу между тем, как существуют женские конгрегации и мужские, чем занимаются монахини и чем занимаются монахи… Может быть, что-то пора менять?
– В Творении единство человеческого рода выражено через мужское и женское…
– Кто бы спорил?
– … При этом природа человеческая едина, но ее многообразие нельзя свести к общему знаменателю. Чувствительность, взгляды, подход к себе, к творчеству, к детям – разный. Нельзя сказать, что мужской подход лучше женского или женский лучше мужского. Они дополняют друг друга. И ни один не доминирует над другим.
– М-да?
– Конечно, в жизни некоторое господство присутствует.
– Ты имеешь в виду господство мужчин?
– Иногда бывает и доминирование женщин. Такое тоже случается в социуме. Но было бы ошибочно говорить, что женщину в Церкви всегда подавляли и преследовали. Это далеко не так.
– Долгое время в Католической Церкви голос женщины не то чтобы не слышали, он вообще не звучал. Мне кажется, нынешняя ситуация – последствия того положения. В России живет больше женщин, но во властных органах их меньшинство. В Церкви женщин тоже больше, а преобладает мужское мнение.
– Все так и не так. Роль женщины является основополагающей в христианском свидетельстве, и это зафиксировано Евангелиями. Именно жены-мироносицы отправляются к Гробу Господню и констатируют отсутствие Христа. А Мария Магдалина встречает Господа. Евангелисты подчеркивают, что ученики им не поверили. После этого глупо говорить о том, что роль женщины второстепенна.
Хотя… Можно очень долго размышлять над тем, почему Христос явился именно женщинам, однако народное толкование гласит, что именно потому, что был уверен: они точно расскажут всему миру, потому что не умеют хранить секреты. Самый быстрый путь распространить новость – рассказать о ней женщине.
– Эдуард, ты выбрал орден ассумпционистов, но в тебе погиб иезуит. В крайнем случае, доминиканец. Анекдот смешной, я его не знала, но я знаю эту библейскую историю. Ее всегда приводят, когда заходит речь о роли женщины в Церкви. Но эта история никак не связана с практической жизнью. В практической церковной жизни не женщины приносят вам новость, а вы ее констатируете. Это вы приносите нам решения, а мы их учитываем.
– Ой-ой-ой. Очень часто решения мужской половины очень хорошо подготовлены женской половиной. Есть круг женщин, которые тесно связаны с теми, кто облечен властью. Рядом со святым Бенедиктом существовала святая Схоластика, рядом со святым Франциском – святая Клара. За многими весьма серьезными мужчинами стоят весьма серьезные женщины.
– Но мы о них не знаем.
– Им просто приходится быть более деликатными. И иногда больше работать, чем мужчинам.
– Вот! Наконец-то! А я о чем толкую? Понятия не имею, кто за каждым из вас стоит и какая женщина влияет на решения Римской курии. Но у меня есть два глаза, и я вижу, что мужчины более свободны и меньше работают. Священники занимаются литургией, интеллектуальной деятельностью, а всем остальным занимаются сестры. Хозяйством, катехизацией…
– В Западной Европе нормальная практика, когда катехизацией занимаются мужчины. В музыкальной сфере женщины очень часто доминируют. Но, действительно, начиная с восемнадцатого века роль женщины определилась как роль слушающей и внимающей. Раньше были женщины-мистики, женщины-богословы. К девятнадцатому веку все это свелось к минимуму, но сейчас снова возвращается. Появились преподаватели богословия…
– Иногда детали показывают больше, чем декларации. Есть женские монашеские ордена, которые одеваются в скромное, но светское. Но их можно по пальцам пересчитать. Остальные не снимают облачения даже дома. Тогда как монахи и священники уже давно вне литургии переоделись «как все». И уж точно никто и никогда не видел монахиню в джинсах.
– На самом деле это конкретное решение зависит от конкретного ордена. Следовательно, эти женщины, которые посвятили себя Богу, самостоятельно приняли решение не снимать облачения ни при каких обстоятельствах. Этот вопрос стоит адресовать им. Я могу предположить, они сочли, что так спокойнее и улучшает выполнение миссии. Может, это лучше с точки зрения монашеской бедности… Ордена сами принимают решение, на них никто не оказывает давление. И никто не может навязать им решение «переодеться».
Я бы еще добавил, что есть «обратная связь». Я видел монахиню в джинсах. Но, если, к примеру, в Москве миряне увидят монахиню в джинсах, они будут крайне разочарованы и начнут резко комментировать это событие. Это затруднит ее пастырскую деятельность. Община не готова увидеть монахиню в светской одежде, и это тоже приходится учитывать. Церковь не может обогнать общество, она всегда следует ему.
– А в чем заключается разница служения монаха и монахини?
– Ни в чем особенно.
– Я напомню – у меня два глаза. Я же вижу, что монахини носятся как «савраски». Они элементарно больше загружены.
– В этом есть большая доля истины…
– Фух! Ну наконец-то! Наконец-то я получила это признание!
– Давай опять посмотрим на гражданское общество, в котором тоже существуют традиции. Есть вещи, которые мужчина не делал и старается не делать, это оказало влияние и на церковную общину тоже. В гражданском обществе феминистское движение изменило тенденции, но в Церкви не любят резкие перемены. Роль женщины в теории уже признана, на практике это воплотить труднее. Что ни говори, а от имеющихся власти и влияния отказываться достаточно тяжело. Мужчина-начальник лукавит, когда говорит, что ему до вопросов власти нет никакого дела.
– Второй раз выдыхаю! Это тоже очень важное признание! То есть женщинам стараются всучить работенку, которая мужчинам кажется малозначительной и неинтересной?
– И да и нет. Женщины сами тоже будут на себя брать эту работу, потому что они сформированы в данной традиции. Женщины считают, что только они могут это сделать и без них это невозможно. И лучше они себя загрузят на сто пятьдесят процентов, чем зададут вопрос: «Почему я, собственно?» В светском обществе тоже ведь есть женщины, которые говорят: «Такова женская доля».
Существует даже орден сестер Жанны Д'Арк, чье призвание заключается в служении священству. Это и хозяйство, и секретарские функции. Ты же знаешь.
– Я знаю также и то, что этот орден прекращает свое существование. Много-много лет у них нет призваний и не приходят новые сестры. Самой младшей, если не ошибаюсь, шестьдесят семь лет. Современные женщины, если и посвящают себя Богу, хотят заняться чем-то другим, а не уходом за священниками.
– Этого же следует ожидать в России. Новые призванные уже не захотят носиться как «савраски». И возможно, придется размышлять над новым пониманием харизмы того или другого ордена.
– Давай теперь представим торжественную мессу. Если смотреть из нефа на пресвитерий – там много-много мужчин разной степени прекрасности. А если из пресвитерия на неф, то там как раз прекрасная половина человечества с редким вкраплением сильной половины. То же самое в православном храме. Мужчин не интересует Бог? Мужчин не интересует храм?
– Я не могу оценить размер интереса, но могу оценить подход. Мужчина более рационален и склонен обращаться к жизненному опыту, а не к тому опыту, который он обретает во внутреннем мире. Женщина более склонна к чувственному переживанию. И второй момент – мужчины часто заняты делами, погружены в работу…
Читать бесплатно другие книги:
