Жестокая ложь Коул Мартина

Глава 1

— Брось, Джимми. Давай пропустим еще по одной. У меня ведь сегодня как-никак праздник.

Джимми Тейлор улыбнулся. Он был добродушным человеком, и некоторые этим успешно пользовались. А еще он был большим человеком, большим во всех отношениях. При росте в шесть футов Джимми обладал мускулистым телосложением. До женитьбы он занимался бодибилдингом и до сих пор поддерживал себя в хорошей физической форме.

— Нет. Лучше я пойду. Меня ждет Синтия.

Пятничный вечер после работы. Его приятели решили пропустить по паре пинт, прежде чем присоединиться к женам и подругам в одном из винных баров Вест-Энда. Джимми хотелось пойти с ними, но он прекрасно знал, что Синтия не согласится.

— Черт возьми, Джимми, ты женат, а не привязан к ней! — пошутил его закадычный друг Дэйви Браун.

Дэйви считал, что его приятель ведет себя как тряпка и ему следует показать Синтии, кто в доме хозяин. На самом деле Дэйви просто ничего не понимал. Никто из них не понимал, что с ним происходит.

Джимми выдавил из себя улыбку.

— Мы экономим… Габриела и все такое…

— Разумеется, приятель. Всего наилучшего! — воскликнул Дэйви, уже сожалея об отпущенной колкости.

Через несколько минут Джимми вышел из паба. Ему не хотелось идти домой, но он не мог остаться.

Он приподнял воротник пальто и, чувствуя, как мороз обжигает лицо, неторопливо зашагал по улице.

Глава 2

Синтия Тейлор была довольна собой. В доме царили идеальный порядок и праздничное убранство, достойное Рождества. Все, начиная от ароматизированной сосны, украшенной со вкусом — никакой дешевой мишуры или разноцветных огоньков! — и заканчивая аккуратно упакованными подарками, лежащими под деревом, отвечало ее представлениям о совершенстве. Как далеко она ушла от дома, в котором выросла, с его грязью, дешевыми гирляндами на стенах, запахами жарящегося бекона и чеснока! Синтию передернуло, когда она вспомнила дом своей матери. Она сбежала оттуда и никогда, ни за что не вернется к прежней жизни.

Гостиная в ее доме была окрашена в бледно-кремовый цвет. На полу — толстый аксминстерский ковер. Конечно, он обошелся в маленькое состояние, но на фоне стен и роскошных бархатных портьер шоколадного цвета выглядел просто шикарно. Синтия знала, что у нее очень красивый дом. Она без устали убирала и украшала его. Это будет лишь первым этапом. Выгодно продав его, они заработают немало денег и купят себе что-нибудь получше. А потом продадут и тот, новый дом ради еще более шикарного. Она довольно вздохнула, смакуя картинки будущего благополучия.

Джеймс, что ни говори, надежный муж, иногда, правда, скучный, зато с профессией бухгалтера и местом в Сити он никогда не пропадет. Синтия надеялась, что со дня на день он получит повышение. Сама она родилась в застроенном муниципальными домами микрорайоне в Хакни[1] и еще в детстве решила, что съедет оттуда, как только представится такая возможность. Теперь она жила в Илфорде, в миленьком домике, имеющем общую стену с соседним домом, а впереди ее ожидает еще более благополучная жизнь.

Синтия прошла в кухню посмотреть, как тушится еда в дорогой кастрюле из жаропрочного материала, что стояла на ее новой галогенной плите. Кухня словно бы сошла с фотографии в глянцевом журнале. Белые двери и раковина из нержавеющей стали. Настоящая «Хигена». Синтия понимала, что столь шикарная мебель не совсем соответствует относительно скромному дому, но воспринимала покупку кухонной мебели в качестве выгодной инвестиции. Джеймс поворчал, что им это не по карману, но потом уступил. Он всегда ей уступал. В конце концов, это она, а не он, проводит в кухне очень много времени, поэтому Синтии казалось вполне оправданным желание иметь там то, что будет радовать глаз. С самого начала она сделала все возможное, чтобы муж усвоил, кто «босс» в их доме.

Заслышав плач дочери, Синтия вздохнула и, выйдя из кухни, заспешила вверх по лестнице.

Габриела была единственным пятном в ее идеальной жизни. Остальные дети в детском саду, в который ходила ее дочь, уже давным-давно перестали писать в постельку. Почему Габриела так запаздывает в развитии?

Она вошла в детскую. Все здесь выглядело так, как должно выглядеть в идеальных детских комнатах, предназначенных для идеальных маленьких девочек. На стенах — обои бледно-розового цвета. На полу разостлан коврик кремовых тонов. Синтия обожала эту комнату. Сама она в детстве делила комнату с сестрой. Там было неряшливо, холодно и сыро. Маленькая Синтия терпеть не могла спать в ней.

Из малюсенького ночничка лилось розоватое свечение. Встав на колени перед кроваткой, она посмотрела на дочь.

— Что случилось, Габриела?

В голубых глазах застыла мольба. Синтия сразу же поняла, что произошло.

— Ну, Габриела… Почему ты меня не позвала? Я бы отвела тебя в туалет.

Тяжело вздохнув, она вытащила ребенка из кроватки и без дальнейших разговоров принялась раздевать.

Габриела молчала, пока Синтия снимала с нее одежду, подмывала ее и переодевала в чистое. Она чувствовала, что сделала что-то ужасное. Невысказанное порицание матери пугало ее. Габриела понимала, что мама сердится, а когда мама сердится, лучше не раздражать ее еще больше.

Спустя десять минут девочка опять лежала в кроватке, прикрыв глаза, и старалась заснуть.

Глава 3

Джимми вошел как раз в тот момент, когда она укладывала пижаму и постельное белье дочери в стиральную машину.

— Вкусно пахнет, Синтия!

Жена не ответила. Это она делать умела — умела заставить почувствовать себя чужаком в собственном доме. И эта черта ее характера порядком беспокоила Джимми. Сам он родился в шумной, счастливой семье, совсем не похожей на то, во что Синтия стремилась превратить их дом. Джимми не привык к долгому молчанию, которое действовало ему на нервы, словно невысказанные упреки, и не знал, как с этим бороться. Развернувшись, он вышел в прихожую и снял пальто. Затем аккуратно повесил его на плечики. Зачем соблюдать такую обходительность по отношению к одежде, которая все равно висит в стенном шкафу под лестницей, он не понимал. Но Синтия этого требовала, и Джимми, чтобы не спорить, подчинялся.

Войдя в гостиную, он улыбнулся. Жена постаралась на славу. Комната имела потрясающий вид. Джимми напомнил самому себе, как ему повезло с Синтией. Она была не просто хороша собой, она была сногсшибательно красивой женщиной. Потрясающие голубые глаза и густые золотистые волосы. Его жена всюду ловила восхищенные взгляды мужчин. Джимми знал, что она в курсе того впечатления, которое производит на представителей противоположного пола. Это льстило ее самолюбию. Синтии важно было знать, что даже после родов она не утратила своей привлекательности. Впрочем, секс, как с грустью осознавал Джимми, не являлся приоритетом в ее жизни. Синтии нравилась та власть, которую он дает над мужчинами. Что ни говори, а его жена оказалась странным человеком. Даже по отношению к дочери она проявляла присущую ей холодность. Синтия позволяла себе улыбаться лишь тогда, когда Габриела делала то, что ее мать считала правильным, и беспрекословно ее слушалась. Муж и дочь вынуждены были вести себя так, как Синтия считала, они должны поступать, а ее воображение далеко не всегда согласовывалось с реальностью, что не могло не беспокоить Джимми. Синтия полагала, что она — и только она! — может быть права, а все остальные, соответственно, ошибаются.

Сейчас ему предстоит сообщить ей неприятную новость, и это сильно тревожило Джимми. Уже не имело значения, как и что он скажет. Жена в любом случае накинется на него с обвинениями. Синтия заводилась с полуоборота и, когда это случалось, доходила до исступления. Бльшую часть времени она — и этого у Синтии отнять никак было нельзя — вела себя как леди, по крайней мере, до тех пор, пока кто-нибудь не начинал сердить ее или говорить что-то такое, чего она слышать не хотела. Тогда его жена начинала ругаться, словно докер, а дралась она с неистовостью ирландки. Впрочем, Синтия и на самом деле происходила из семьи ирландцев, чего втайне стыдилась.

Джимми взглянул на телевизор, но не осмелился его включить. Синтия считала, что уважаемые люди редко смотрят телевизор. Она терпимо относилась к художественным и научно-популярным фильмам, регулярно смотрела новости в десять часов вечера, но к различного рода викторинам, комедийным и телевизионным шоу относилась с отвращением. Она считала их простецкими, а все, что просто, не стоит того, чтобы тратить на него время.

Когда-то Джимми считал себя счастливчиком, но со временем он понял, что жить с Синтией — совсем не просто. Ему все труднее было мириться с существующим положением вещей. Они считали каждый пенни, и, несмотря на домовитость жены, которой Джимми отдавал должное, семья была в долгах как шелках. Не то чтобы Синтия сорила деньгами, но он часто ловил себя на мысли, что, если бы жена не лезла из кожи ради того, чтобы казаться людям тем, кем она не была, их жизнь протекала бы куда спокойнее и счастливее. У Синтии такие высокие стандарты жизни! Джимми понимал, что его жена хочет лучшего для всех для них, но временами ему казалось, что было бы гораздо разумнее потратить эти деньги на ужин в винном баре или уик-энд на берегу моря, чем вбухивать все в вещи, которые, по ее мнению, необходимы их дому. У них самый красивый и стильный дом на всей улице, но Синтии этого мало. Теперь Джимми понимал, что эта женщина никогда не будет до конца довольна. Одна только кухня стоила целое состояние, а еще ковры и портьеры. Все куплено в кредит, и теперь еженедельные платежи иссушают их ресурсы.

Сейчас у нее новая, рождественская причуда. Синтии требуется гусь и другие дорогие атрибуты идеального Рождества. Джимми понимал, что жена хочет как лучше, но пришло время остановить это безумие. Она должна понять, что дальше так жить нельзя.

Синтия, сохраняя молчание, проскользнула в комнату, словно материализовавшийся из воздуха призрак. Спокойствие и тишина всегда привлекали в ней Джимми. Она казалась такой самодостаточной и в то же время ранимой. Впрочем, сейчас он уже понимал, что это только иллюзия. Со временем Джимми становилось все труднее и труднее убеждать себя в том, что его жена чем-то отличается от обыкновенной истерички, склонной к насилию.Мать предупреждала его, но тогда Джимми не был настроен следовать ее советам. Теперь же он очень в этом раскаивался. «Оценка прошедших событий — вещь хорошая, но запоздалая», — любила говаривать его мать.

Синтия стояла перед ним. Голова слегка склонена набок. На лице — легкая улыбка.

— Я подаю на стол.

Он тяжело вздохнул и кивнул.

— С тобой все в порядке?

Джимми еще раз вздохнул.

— Не совсем. Место получил Брюстер.

Он видел, как напряглось лицо Синтии. В ее глазах читалась не жалость, с этим он бы как-то смирился, а отвращение, скрытое омерзение — ни больше ни меньше. Он знал, что происходит в ее голове. Джимми пытался разубедить себя, уверить себя в том, что это ему только кажется, но безуспешно.

— И ты позволил ему?

Она как и прежде стояла перед мужем, только теперь натянутая, словно тетива, и смотрела с таким видом, будто он специально все испортил. Джимми чувствовал: уверенность покидает его, как воздух — проколотый воздушный шарик. Этого он и боялся.

— Я не смог бы заставить босса дать мне повышение, Синтия! Будь ко мне справедлива, любимая!

Она тяжело вздохнула. Ее лицо застыло в маске «принятия тяжкой вести».

— Конечно же нет! С какой стати ему давать тебе повышение? Ты ведь скучный, как не знаю что! Да ты и сам это знаешь. Ты слабак! Не мужчина, а чертов котенок!

Синтия вышла из комнаты, а вместе с ней исчезла излучаемая ею враждебность. Тишина легла бальзамом на его истерзанную душу.

Вилли Брюстер был лет на пять его моложе. Не человек, а динамо-машина. Джимми, несмотря на то что Вилли был его соперником, симпатизировал парню. Ум и здоровое чувство юмора делали Брюстера душой любой компании. Джимми совсем не был на него похож, но отнюдь не завидовал, что не может стать таким, как он.

Он прошел в кухню, испытывая облегчение от того, что уже сообщил плохую весть.

Жена стояла у раковины из нержавейки. Плечи ее поникли, пальцы вцепились в край с такой силой, что костяшки побелели. Синтия опустила голову, и муж был уверен, что она кусает себе губы. Он почти ощущал исходящие от нее волны ненависти. Глядя на жену со спины, Джимми чувствовал к ней глубокую жалость. Он понимал, что в самой природе этой женщины заложен изъян. Он заключался в сильнейшем чувстве отвращения к своему прошлому и не менее сильной жажде урвать как можно больше в будущем. Синтия ненавидела всех, кто вращался на одной с ней орбите. Она, чувствовал Джимми, никогда не будет довольна своей жизнью. Это не в ее психологии. Синтия не познет ни единого дня счастья, так как бедняжка вечно будет подозревать, что существуют люди, которые более счастливы, чем она. Если бы жена могла удовлетвориться тем, что у нее уже есть! Но это невозможно. Синтия не способна понять, что счастье не имеет никакого отношения к дорогим кухням, одежде от дизайнеров и желанию жить богаче, чем соседи.

Он мягко положил руку на плечо жены. Ему хотелось, чтобы она повернулась к нему, хотя бы однажды отказалась от своей обычной защиты. Сквозь тонкую материю платья Джимми чувствовал, как бьется ее сердце. Синтия повернулась к мужу. Он обнял ее за талию, желая утешить. Сердце щемило от сочувствия. Джимми надеялся, что жена обнимет его в ответ, но Синтия оттолкнула мужа с силой, которую трудно было ожидать от такой изящной женщины.

— Чертов слюнтяй! Ты ни на что не годишься!

Она прямо-таки выплевывала слова и с такой яростью, что они кусали, словно осы. Эту черту характера жены Джимми терпеть не мог. Синтия никогда не ругалась при свидетелях, особенно при соседях. Она была выше этого. Но, оставшись наедине с мужем, выплескивала на него потоки словесной агрессии. Когда Синтия злилась на него или Габриелу, ее лексикон менялся.

— Ты хоть понимаешь, что произошло?

Жена смотрела ему прямо в глаза, и Джимми впервые заметил, что по соседству с яростью и отвращением в ней гнездится страх.

— Послушай, Синтия, мы ведь не голодаем.

Она тяжело вздохнула и печально покачала головой.

— Да. Да, ты прав, мы не голодаем. Но нашу жизнь никак нельзя назвать зажиточной. Нам приходится ремонтировать вещи. Каждую покупку нужно обдумывать, сводить концы с концами. Грабить Питера, чтобы расплатиться с Полом. Такая жизнь мне порядком опротивела. Я хочу иметь возможность покупать все, что пожелаю, не задумываясь о последствиях. Неужели я ошиблась?

Синтия отвернулась. Она как-то съежилась, словно серьезность сказанных слов сломала ее.

— Никогда! Никогда! Ни за что!

Джимми смотрел на жену, и его сердце разрывалось на куски. Он не понимал, почему она так расстраивается. Он боялся за нее. Он боялся за свою семью.

— Ты ошибаешься, Синтия. Мы неплохо живем. Беда в том, что тебе никогда ничего не бывает достаточно. Ты всегда хочешь больше и больше. Мне вообще не следовало на тебе жениться. Я не смогу дать тебе того, что ты хочешь.

Наконец Джимми высказал то, что давно созрело в его голове. Наконец-то высказал!

Синтия издала иронический смешок и, бросив на мужа колючий взгляд, спокойным голосом произнесла:

— Да, ты абсолютно прав. Мне не следовало выходить за тебя замуж.

Долю секунды Джимми казалось, что сейчас он набросится на жену с кулаками, вонзит ей нож прямо в сердце, и никто не осудит его за это. Но он лишь крепче сжал кулаки.

— Возможно, ты и права. Но знаешь, Синтия, никто на свете не сможет дать тебе того, что ты хочешь, потому что тебе все равно будет мало. Ты все хочешь, хочешь, хочешь, хочешь… Как только ты что-нибудь получаешь, ты сразу же теряешь к этому всякий интерес и начинаешь хотеть чего-то другого. Ну, теперь ты знаешь, что к чему. Я пойду ужинать.

Муж никогда прежде не разговаривал с ней так — ни разу с тех пор, как она положила глаз на Джеймса. Синтии ужасно хотелось заставить его заткнуться, сделать так, чтобы он никогда больше не осмелился говорить в таком тоне. Но она оказалась в ловушке в этом доме. Она замужем. У нее от Джеймса ребенок. А еще… Еще Синтия чувствовала, что снова беременна. Какой ужас!

Глава 4

— Какого черта, Синтия! Взбодрись, девочка моя!

Мэри Каллахан смотрела на застывшее, хмурое лицо дочери и с трудом подавляла в себе желание хорошенько ее встряхнуть. Откуда это у нее, мать ума не могла приложить. Синтия смотрела свысока на окружающих с тех пор, как научилась самостоятельно сидеть.

Габби, благослови ее Боже, была полной противоположностью матери. Она похожа на маленького ангела с ореолом светлых волос и большими голубыми глазами. Милая, красивая девочка. Мэри знала, что от матери бедное дитя не получит той любви, которой в свое время была окружена маленькая Синтия. Мэри давным-давно смирилась с мыслью, что дочь, несмотря на все ее достоинства, напрочь лишена способности любить. Ей было искренне жаль бедолагу, которого Синтия поймала в свои сети и до сих пор крепко держала за одно место… Мэри не выступала поборницей семейного насилия по отношению к женщинам, но если существуют ситуации, когда насилие оправдано, так это в случае с Джимми и Синтией. Ее дочь бессовестно ограбила бедолагу, а этот дурачок все ей прощает.

Мэри огляделась. Конечно, не все тут идеально, далеко не идеально: вещи раскиданы, мебель отнюдь не новая, но в комнатах относительно чисто, к тому же пожилая женщина свято верила, что дом — это место, в котором живут, а не чертова выставка, которую демонстрируют случайным посетителям. Дом Синтии — не дом, а прямо-таки экспозиция. Такое чувство, что она каждую минуту ждет приезда особы королевской крови. Дом дочери походил на библиотеку. Невольно возникало желание говорить шепотом и ходить на цыпочках, словно за любой шум тебя могут оштрафовать.

Мэри мысленно грустно покачала головой. Ее дочь никогда не будет счастлива. Она просто не создана для счастья. Но это не значит, что из-за странностей матери маленькая Габриела должна страдать, особенно в Рождество.

Повернувшись к внучке, бабушка радостно предложила:

— Габби, пойдем, посмотрим, что тебе Санта подарил!

Девочка, явно нервничая, побежала к бабушке. Она словно ожидала, что мама гневно остановт ее и прочтет нотацию на тему, как должны вести себя маленькие благовоспитанные девочки.

Мэри Каллахан души не чаяла во внучке. Маленькое чудо! Драгоценная как золото и красивая как картинка. А еще у малышки миленький характер. Как Синтии удалось родить на свет такого замечательного ребенка, Мэри не могла понять. Бабушка ежедневно молилась Богу, прося Создателя, чтобы Синтия не разрушила личность девочки постоянными придирками.

Габби сидела перед пластмассовой елкой. Ее глазки светились счастьем. Она любила этот дом, любила разноцветные гирлянды, развешанные по стенам, любила даже сигаретный дым, которым пропахло все в доме. Девочка любила все, хоть как-то связанное с бабушкой Мэри. Она не страдала от постоянного шума, создаваемого включенным телевизором, радио в кухне и магнитофонами у соседей. Ни с чем не сравнимая мешанина запахов и звуков. В доме всегда было полным-полно людей. Они смеялись, а если и спорили, то без злости, не то что у нее дома. Иногда мама оставляла ее с бабушкой, и на подсознательном уровне ребенок понимал, что отговорки матери не совсем соответствуют истине, но для Габриелы Тейлор куда важнее был сам факт пребывания в гостях у бабушки.

Мэри Каллахан последовала за дочерью, в очередной раз удивляясь себе. Зачем начинать спор, в котором она все равно не сможет переубедить дочь?

— Синтия! Ты хотя бы представляешь, насколько тебе повезло? Муж тебя обожает. Он бы преподнес тебе луну, если бы только это было в его силах. А ты ходишь с таким видом, словно выехала на выходные на море в Маргит, а погода неожиданно испортилась. В чем дело?

Синтия в гневе стиснула зубы.

— Успокойся, мама! Ты и половины всего не знаешь.

— Тогда расскажи, дитя мое, — попросила Мэри. — Может, я смогу тебе чем-нибудь помочь.

Синтии ужасно хотелось броситься матери на грудь и расплакаться. Она знала, что, несмотря на все, что между ними было, мать с распростертыми объятиями примет ее, окружит любовью и заботой. Но Синтия просто не могла признаться кому-либо, даже матери, в том, что потерпела неудачу, совершила ужасную ошибку, выйдя замуж за мужчину, которого никогда не любила. Она хотела от него лишь так называемого «достойного уровня жизни». Теперь Синтия не испытывала к мужу не то что душевной теплоты, даже элементарного уважения. Он очень ее подвел, и молодая женщина со страхом смотрела в будущее.

Хуже всего то, что мать считает ее переживания не более чем капризом. Они все любят Джеймса. Мэри думает, что муж Синтии святой хотя бы потому, что мирится со всеми ее причудами. Синтию это очень нервировало. Родня совсем не уважала ее желания добиться для себя достойной жизни. Джеймс Тейлор обещал своей невесте обеспечить ей безбедное существование, но нарушил слово. По крайней мере, так казалось Синтии.

Вместо того чтобы расплакаться, она деланно улыбнулась.

— Нечего рассказывать, мама. Я просто устала.

Мэри Каллахан печально улыбнулась.

— Ты снова забеременела?

Опустив глаза, Синтия утвердительно кивнула:

— Да. Не повезло.

Мэри обняла дочь, но та не ответила на ее объятия.

— В этом и заключается смысл жизни, доченька! Надо рожать детей и жить счастливо. Миллионы женщин во всем мире делают это ежедневно. — Пожилая женщина рассмеялась и добродушно добавила: — Твои первые роды прошли на удивление легко.

Синтия равнодушно пожала плечами.

— Возможно, это и так, мама, но я хочу большего. Я не подписывалась на дешевую счастливую жизнь. Спасибо, но такого мне не надо.

Мать обиделась, так как понимала, что Синтия намекает на нее. Унизительно осознавать, что старшая дочь презирает родителей за то, что, по ее мнению, они недостаточно богаты и влиятельны. У Мэри чесались руки отвесить Синтии оплеуху, но она знала, что это бесполезно. Это даст обманчивое чувство восстановленной справедливости, но в результате она долго не сможет видеться с внучкой — до тех пор, пока Синтии в очередной раз не понадобится избавиться от Габби.

Поэтому Мэри глубоко вздохнула и бесстрастно заметила:

— У тебя есть больше, чем у большинства женщин. Твоя проблема в том, что ты хочешь луну с неба. Ладно, как говорила моя мама: «Ты сама стелила себе постель, теперь, будь добра, спи на ней».

Оглядывая кухню с таким видом, словно стоит посреди мусорной свалки, Синтия сказала:

— Ты наверняка знаешь об этом больше, чем я.

Мэри ужасно хотелось хорошенько взгреть дочь, врезать ей так, чтобы мало не показалось, но она всеми силами старалась сдерживаться.

— Однажды, Синтия, ты перегнешь палку, и тогда…

Мать помахала пальцем перед лицом дочери. В душе, подобно приливу, поднимался гнев.

— Бабушка Мэри! Дедушка пришел!

В кухню вбежала счастливо улыбающаяся Габби. Дедушка Джек был самым замечательным человеком на свете после бабушки.

Мэри глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и с показной веселостью на лице повернулась к внучке:

— Он обрадуется, увидев тебя у нас в гостях, маленькая леди!

Но Габби почувствовала, что между бабушкой и мамой происходит что-то нехорошее, и, как всегда, испугалась. Девочка боялась мамы, когда та была в плохом настроении: угрюмая, насупленная, с плотно сжатым ртом. Ей хотелось, чтобы мама чаще улыбалась. Габби любила, когда мама смеется. Тогда ее лицо становится таким красивым!

— Беги, мама. Твоя лучшая половина вернулась сегодня из паба чуть раньше, чем обычно. Такого, держу пари, давно не случалось, — отпустила Синтия очередную колкость.

— Ты язва, девочка. По крайней мере, мой муж с радостью возвращается домой, а вот бедняга Джимми, держу пари, приходит домой как в тюрьму.

Это было некрасиво, но на этот раз Мэри не смогла сдержаться. Иногда Синтия доводила ее до кипения. Нелегкое дело — сохранять спокойствие в присутствии старшей дочери.

Глава 5

Джимми Тейлор любил родителей жены. Ему нравилось встречаться с ними на Рождество. И вообще, это лучше, чем сидеть с Синтией за столом и ловить на себе ее неодобрительные взгляды. А здесь можно расслабиться и отдохнуть. Да и Габби перемена обстановки будет только на пользу. Больше всего из родственников жены ему нравилась Селеста, младшая сестра Синтии. Милая девушка. Не такая красивая, как Синтия, но очень симпатичная. Замечательный характер. Доброе сердце. Она дарила хорошее настроение всем, с кем общалась.

— Привет, Джимми! Ты отлично выглядишь.

Он довольно улыбнулся. Селеста всегда рада его видеть.

— И ты тоже. По правде говоря, ты выглядишь просто восхитительно.

Девушка просияла от удовольствия, услышав комплимент в свой адрес. Джимми никак не мог понять, за что Синтия терпеть не может младшую сестру. Он никогда никому по-настоящему не завидовал, поэтому не понимал причины откровенной зависти, горевшей в глазах жены, когда та смотрела на Селесту.

— Не льсти ей. Она достаточно взрослая, чтобы обходиться без этого.

Джимми расслышал неприкрытую враждебность, прозвучавшую в голосе Синтии.

Селеста улыбнулась и добродушно заметила:

— Жаль только, что ты сама не можешь обходиться без лести.

Все рассмеялись. Синтия взирала на смеющихся членов семьи и закипала от ненависти. Какой позор, что они связаны кровным родством! Она давно прекратила бы с ними всякие отношения, но, кроме них, ей некого просить о помощи. Проводить с ними Рождество Синтии не хотелось, но, если уж так сложилось, она была совсем не против поставить родню на место.

— Ха-ха-ха! А к чему, кстати, ты так вырядилась?

Селеста снова засмеялась. Вывести из себя младшую сестру, с ее добродушным характером, было почти невозможно. Иногда из-за этого Синтии хотелось хорошенько ей врезать.

— Ты хотела спросить: «Ради кого?» Разве ты ей ничего не сказала, мама?

Мэри с притворной непринужденностью пожала плечами.

— К чему? Уж лучше ты расскажи.

— Ладно, Селеста, в чем дело?

Голос Синтии звучал так, словно все, что касается младшей сестры, — ниже ее интересов.

Впрочем, так оно и было. По мнению Синтии, Селеста вела довольно жалкий образ жизни.

— Я уже два месяца встречаюсь с Джонни Паркером.

Мэри наблюдала, как менялось выражение лица Синтии, по мере того как смысл сказанного доходил до ее сознания. Это было сродни шоку.

— Он же старый для тебя!

Селеста беззаботно рассмеялась. Этот жизнерадостный, искренний смех очень ей шел. Когда она смеялась, то выглядела куда привлекательнее. От Каллаханов девушка унаследовала голубые глаза и светлые волосы, но поразительной правильности черт старшей сестры Селесте повторить не удалось. Она могла бы стать бледной копией Синтии, если бы не естественное очарование, внутренний свет. Она обожала жизнь и всерьез полагала, что окружающие так же добры и милы, как она сама. Селеста верила, что если она будет хорошо относиться к людям, то они ответят ей тем же.

— О чем ты говоришь, Синтия?! Ему — двадцать семь лет, мне — девятнадцать. Восемь лет — это небольшая разница. Или ты так не считаешь? Если бы мне было тринадцать, а ему — двадцать один, то это, конечно, совсем другое дело. Он такой милый молодой человек! И относится ко мне так, словно я королева.

Синтия выдавила из себя подобие улыбки. Сестра не могла знать, какое впечатление произведет на нее эта новость.

— Ладно. Только проследи, чтобы и в дальнейшем он относился к тебе как к августейшей особе. Договорились?

Счастливая Селеста согласно кивнула. Ее лицо выражало полное довольство жизнью. Она повернулась к отцу:

— Что ты обо всем этом думаешь, папа?

Джек Каллахан пожал плечами. Просидев в местном пабе добрую половину дня, он был уже навеселе.

Несколько секунд он пытался слить воедино расплывающееся перед глазами лицо дочери, а затем вполне дружелюбно вынес свой вердикт:

— Что я думаю? Вроде он неплохой парень и, похоже, души в тебе не чает. Знаете, он имеет какие-то дела с букмекерами с главной улицы и владеет двумя пабами. Темная лошадка, по правде говоря, но если ты будешь правильно себя с ним вести и дело дойдет до свадьбы, то безбедная жизнь тебе обеспечена.

— Ой, папа!

Селеста залилась краской смущения, и все рассмеялись. Впрочем, было заметно, что всеобщее внимание девушке нравится.

— Габби будет твоей подружкой на свадьбе. Она такая миленькая! — громко сказала Мэри Каллахан, не сводя глаз со старшей дочери.

Если Селеста решит связать свою жизнь с Джонни Паркером (а к этому, судя по всему, идет), Синтии следует смириться с этим — и чем скорее, тем лучше. Когда-то она встречалась с Джонни. Селеста об этом — ни слухом ни духом, а вот Мэри знала, что в свое время старшая дочь положила на молодого Паркера глаз. Сначала он легко дал себя подцепить. А какой бы парень на его месте устоял перед красотой Синтии? Но вскоре Джонни понял, что его подружка из тех девушек, которые любят выкачивать из парней денежки, и быстро сделал ей ручкой. Мэри надеялась, что у нее хватит здравого смысла не уведомлять об этом сестру. Не то чтобы Синтия особенно беспокоилась о благополучии Селесты. Причина беспокойства Мэри крылась в подозрении, что Синтия до сих пор испытывает какие-то чувства к Джонни Паркеру. Несмотря на натянутые отношения, мать вовсе не хотела, чтобы счастье младшей дочери вызвало зависть в душе старшей. Еще меньше она хотела рисковать будущим Селесты. Синтия была человеком ревнивым и завистливым, а Джонни Паркер стремительно поднимался вверх, а значит, процветающее будущее Селесте с ним обеспечено.

Мэри Каллахан перевела взгляд на внучку. Свет разноцветных огней рождественской елки освещал ее лицо. Какое будущее уготовано ей?

Зная характер своей старшей дочери, пожилая женщина хорошо понимала, что счастье Селесты находится под угрозой. Впрочем, случись что-нибудь, она всегда сможет рассчитывать на ее помощь. Мэри не станет колебаться и ответит ударом на удар. Синтия упустила свой шанс захомутать Джонни Паркера, как говорится, много лун назад. Сейчас молодой человек ухаживает за Селестой и, похоже, у него самые честные намерения. Если Синтия вздумает вмешаться в их отношения, ее следует одернуть, резко одернуть…

Мэри Каллахан любила обеих дочерей, каждую по-своему, но она не позволит одной разрушить счастье другой.

Глава 6

— Он такой хорошенький!

Мэри не удивило, что Синтия ей не ответила. Это было в порядке вещей, но иногда неучтивость дочери все же задевала ее за живое. Несмотря на то что Синтия регулярно оставляла детей на попечение родителей, она то и дело демонстрировала им свое высокомерное презрение.

— Он — вылитый Джимми, но и твои черты в нем угадываются.

Синтия улыбнулась, но как-то холодно. Она вообще была скупа на проявления любви и привязанности.

— Мы его просто обожаем, нашего Джимми-младшего!

— Он Джеймс, мама. Называй его, пожалуйста, Джеймс! — произнесла дочь с таким драматизмом в голосе, словно это был вопрос жизни и смерти.

Впрочем, для Синтии так оно и было.

— Хорошо, дорогая, как хочешь. Он, в конце концов, твой сын.

Дочь кивнула головой.

— Можно, Габриела еще немного поживет у вас, пока все не войдет в колею?

Мэри тоже кивнула в ответ. Девочка жила у них уже шестую неделю. Иногда вечерами проведать дочь заезжал Джимми, а в целом складывалось впечатление, что ребенок — сирота. По крайней мере, Синтия совсем не интересовалась, как поживает Габби.

Джеймсу-младшему исполнился месяц, и Мэри подозревала, что ее дочь не собирается что-то менять в своем отношении ко второму ребенку. Она кормила малыша, меняла ему подгузники, купала, делала все, что должна делать заботливая мама, но, как только ребенок был переодет и накормлен, Синтия теряла к нему всякий интерес. Без необходимости она никогда не брала сына на руки. Она выказывала видимость любви и заботы только в присутствии посторонних людей. Мэри беспокоило то, что ее дочь не испытывает настоящей любви к собственному сыну. Синтия вообще особо не интересовалась благополучием своих детей, и Мэри сомневалась, что она способна кого-то по-настоящему полюбить. Как указать Синтии на чудовищные ошибки, которые она совершает? Что она делает со своей жизнью? Во что она превратила свой брак? Как жалки ее потуги быть похожей на любящую мать! Синтия никогда не утешала детей, когда они плакали. Она не играла с ними и вообще никак не проявляла материнских чувств, если они у нее были. Конечно, Синтия заботилась об их физическом благополучии, но при этом как бы соблюдала дистанцию между собой и своими детьми. Она всегда находилась где-то рядом, на периферии, но никогда не старалась занять в жизни детей центральное место, как это обычно бывает с матерями.

Синтия всю жизнь была, как говорится, холодной рыбой. Она просто не понимала, что такое счастье. Счастье каким-то неведомым образом ускользало от нее. Иногда Мэри терзалась чувством вины перед дочерью. Впрочем, руководствуясь логикой, мать понимала, что это не так. В самом начале она любила Синтию ничуть не меньше, чем Селесту. Со времени своего появления на свет обе девочки были окружены безмерной любовью и заботой. Но Синтия с самого детства выстроила вокруг себя стену отчуждения, сквозь которую мать не могла пробиться. В конце концов Мэри смирилась с тем, что ее старшая дочь не способна демонстрировать чувства любви и привязанности. Это беспокоило ее, человека по природе своей душевного и доброго. Синтия с раннего детства была погружена в себя и жила по правилам, которые сама же и определяла. Мэри очень старалась, но дочь отвечала на проявления любви с ее стороны ледяным безразличием. Со временем Синтия стала ребенком, которого трудно любить. Временами Мэри даже испытывала нечто вроде неприязни к собственной дочери. Теперь она мучилась подозрением, что именно ее нелюбовь усугубила странности в характере Синтии. Мать старалась разобраться в этом, но, по правде говоря, не особо преуспела. Синтия была «трудным» ребенком, а теперь стала «трудной» женщиной. Но не отчужденность дочери и ее полное безразличие к детям по-настоящему тревожили Мэри Каллахан. Внешне Синтия вела себя как идеальная мать. Кто бы мог подумать? Главная душевная тревога, мучившая Мэри, заключалась в том, что пожилая женщина предвидела: в будущем ее внукам придется расплачиваться из-за отсутствия внешних проявлений любви со стороны Синтии.

Пожилая женщина видела, что зять старается компенсировать детям недостаток любви со стороны матери. Мэри хотелось поблагодарить Джимми за его старания, но она не решалась заводить разговор на эту скользкую тему. Это все равно, что предать дочь. Не стоит плохо отзываться о собственной плоти и крови. Мэри еще могла бы поговорить на эту тему, если бы Джимми первым начал разговор, но теща знала, что он никогда на такое не решится. Жена крепко держит его под каблуком.

— У тебя все хорошо, Синтия? Ты выглядишь какой-то усталой, дорогая.

Старшая дочь взглянула матери прямо в глаза. Та же синева, которую унаследовала Габби.

— Конечно, выгляжу! А с чего бы мне не уставать? — раздраженно отрезала она.

Мэри грустно улыбнулась. Трудно… Трудно… А дальше будет еще труднее…

Глава 7

Джимми оглядел кухню, убеждаясь, что все стоит на своих местах, даже чашки. Он хотел, чтобы Синтия, вернувшись от мамы, нашла дом в идеальном порядке, а на столе — вкусный ужин. Он даже научился неплохо готовить. Джимми с нетерпением ждал минуты, когда увидит жену и новорожденного сына. А еще неплохо бы, чтобы дочь приехала с ними.

Джимми вдруг осознал, что дрожит. Он чувствовал отвращение к самому себе за то, что трусит по мелочам. Его жена всего лишь съездила к матери в гости. Дело житейское, а не какая-нибудь гадость. Но в последнее время общаться с Синтией становилось все труднее и труднее. Даже приготовление чая в ее присутствии превращалось в военную операцию. Мужчина любил сына и обожал дочь, но Синтия своим присутствием портила его общение с детьми. Джимми ненавидел себя за слабость. Он знал, что и жена ненавидит его за это. Он не понимал, как ее можно напугать. Он вообще не знал, как кого-то можно напугать. В этом-то и была проблема.

Джимми относился к тому типу людей, которые готовы все сделать ради поддержания мира. В сущности, ему только и нужно было в жизни мира и спокойствия. Почему все так неправильно сложилось? Когда же он впервые осознал, что его жизнь — сплошной самообман? Как оказалось, что все вокруг, кроме него, давным-давно понимают, что его жена — сущее наказание Господне?

Джимми услышал, как снаружи затормозило такси. Он вышел в коридор и про себя прочел молитву, прося, чтобы Синтия на этот раз была в хорошем расположении духа. Жена вошла в дом с улыбкой на губах и сказала, что соскучилась по нему.

Но Джимми уже на многое и не рассчитывал.

Глава 8

Страницы: 12345678 » ... »»