Жестокая ложь Коул Мартина
Джонни понял, что его предложение стало ответом на потаенные молитвы будущего родственника. Теперь Джимми Тейлор готов был заключить сделку с собственной совестью.
— Если ты сможешь утаить бльшую часть моих доходов так, чтобы и комар носа не подточил, то твое будущее — у тебя в шляпе, приятель. Но, прежде чем принять мое предложение, подумай о том, что тебе придется нарушать закон. Если тебя поймают, то посадят в тюрьму. Пойти на сотрудничество с полицией ты не сможешь, так как я работаю на очень крутых и безжалостных ребят, а они такого никому безнаказанно не спустят. Понимаешь? Подумай, хорошенько подумай, на что соглашаешься. Если ты нарушишь молчание, тебя убьют. Семейные связи для них немного значат. Скорее всего, они убьют нас обоих.
Джонни Паркер надеялся, что завуалированная угроза испугает будущего свояка и он поймет, что предлагаемая ему работа не из тех, на которые следует соглашаться.
Джимми, напротив, видел в своем собеседнике ангела-спасителя, который предлагает ему хорошенько подзаработать, выполняя то, чем он и так занимается. Отчаявшись во всем, Джимми тешил себя иллюзией, что если он станет работать на Джонни Паркера, то ничего плохого ему не грозит. В конце концов, он будет заниматься финансовыми вопросами и к преступной деятельности организации иметь лишь опосредованное отношение. Джимми Тейлор вычеркнул из памяти услышанные недавно разговоры, постарался забыть о том, деньги каких людей ему предстоит отмывать. Единственное, чего ему сейчас хотелось от жизни, — это сбросить с плеч непосильное долговое бремя и увидеть лицо Синтии, когда она поймет, что он справился…
— Спасибо, Джонни, но времени на размышление мне не надо. Я очень благодарен тебе за оказанное доверие, клянусь, ты не пожалеешь! Я буду работать по двадцать четыре часа семь дней в неделю, если понадобится.
Джонни поднял руку, призывая взбудораженного собутыльника к молчанию. Его будущий свояк, вполне возможно, знает о предстоящей работе куда больше, чем кажется на первый взгляд. Все может быть. Да и он десять раз проверит парня, прежде чем доверить ему по-настоящему крупные деньги.
— Не так быстро, приятель. Уходить с официальной работы не следует. Она будет твоим идеальным прикрытием. В глазах посторонних ты должен быть самым что ни на есть законченным мистером Респектабельность. Понятно? Работенку для меня будешь делать в свободное время. И, послушай, никому не трепись о нашем разговоре! Никому, особенно Синтии. Я возьму тебя на двухмесячный испытательный срок. Если справишься, можешь считать себя зачисленным в штат. Если по истечении этого срока ты решишь, что такая работа тебе не по нутру, смело говори. Мы разойдемся как в море корабли. Я понятно излагаю?
Джимми утвердительно кивнул, словно только сейчас окончательно осознал всю серьезность принимаемого решения. Джонни Паркер сомневался, что этот идиот сможет справиться со стрессом, который неизбежен при их работе. Но сказанного не воротишь. Придется теперь присматривать за этим чмом… Как будто у него нет других дел!
Глава 18
Синтия места себе не находила от раздражения, но старалась сдерживаться. За последние два года женщина преуспела в этом тяжелом для нее искусстве. Стоящий особняком большой дом сестры и сверкающая спортивная машина вызывали жгучие приступы зависти, но хуже всего было вечно видеть довольную улыбку на круглом лице Селесты.
Синтия наконец смогла выбраться с семьей из дома в Илфорде. Она провернула это дельце и не потеряла ни фунта. Истинную подоплеку произошедшего Синтия предпочитала не разглашать. Дурачок Джеймс ни о чем не догадался. Он все равно не смог бы понять логику ее поступков. В конце концов, что еще можно ожидать от преступника? Теперь Джеймс стал преступником, хотя и мелким. Он верил, что нельзя в открытую нарушать закон даже по мелочам, так как это может навести полицию на твой след. Сейчас деньги в их семье водились, и все благодаря ей. Если бы не ее сообразительность, дом продали бы со значительными убытками и они никогда не смогли бы выбраться из долгов… Но последнее время Синтии становилось все труднее себя сдерживать. Муж Селесты, могущественный и благородный Джонни Паркер, снизошел до бедных родственников и начал подавать им милостыню со своего вельможного стола.
Сегодня вечером в ресторане должно было состояться очередное празднование очередной победы Джонни Паркера. В его шляпе прибавилось еще одно перо. Черт побери! Синтия была вся на нервах. Ей хотелось вопить от раздражения.
Она глянула на себя в зеркало. Да, без сомнения, она самая красивая и гламурно одетая женщина в ресторане. Впрочем, этого нетрудно было достичь. Как-никак, это вам не выставка Крафта.[2] Синтия улыбнулась, найдя сравнение забавным. Если на ней эффектно подобранный верх и тщательный макияж, то и тягач на гусеничном ходу с полуприцепом остановится в изумлении. Впрочем, для Джонни Паркера она была словно человеком-невидимкой. Он разговаривал с ней, был вежлив, но Синтия чувствовала, что как женщина она ему совершенно не интересна.
Синтия, напротив, всегда и всюду обращала на него внимание. Ничего удивительного, что Джонни Паркер добился успеха в избранной им сфере деятельности. Он имел харизму, казался человеком, способным на многое, знающим, что почем в этом мире. Не только женщины, но и мужчины подпадали под влияние его личности. Синтия потратила много сил, пытаясь выведать у Джеймса, чем занимается Джонни. Но все ее истерики, все хитрые расспросы были напрасны. Ни разу она не смогла добиться от мужа откровенности. По правде говоря, ей не удалось добиться от Джеймса вообще ничего. С того времени, как муж начал работать на Джонни Паркера, он значительно поумнел. Это обстоятельство начинало Синтию серьезно тревожить.
Сейчас она сидела за одним столиком с Селестой и радовалась тому, что производит гораздо большее впечатление на мужчин, чем ее младшая сестра. Это обстоятельство было словно бальзам на рану ее самолюбия. Многие раздевали ее глазами, хотя сегодня Синтия надела довольно невзрачное шелковое платье. До того как очутиться на ее теле, платье казалось немногим лучше половой тряпки, но, обтянув аппетитные округлости ее тела, оно производило сногсшибательное впечатление, даже чуть заходя за границы пристойности. Синтия делала вид, что не замечает, как на нее смотрят мужчины. Еще большее удовольствие она получала, ловя на себе завистливые взгляды женщин. Она знала, о чем они думают: двое етей, а она выглядит лучше, чем любая из них. Синтия неискренне улыбнулась, когда сестра налила в их бокалы белого вина.
— Как тебе нравится ресторан Джонни? Правда, красиво, Синти? Класс!
Она кивнула и заставила себя ответить:
— Да, Селеста. Очень красиво.
Младшая сестра прекрасно понимала, что Синтия говорит не то, что думает, но Селесту это вполне устраивало. Уж лучше Синтия будет притворяться, чем скандалить. Для старшей сестры ссоры и разборки были родной стихией, словно вода для рыбы. Иногда это становилось невыносимо. Селеста верила, что тишина и покой — это то, что нужно для счастья. Почему Синтии надо все превращать в мелодраму, Селесте понятно не было. Старшая сестра умела задеть чужое самолюбие. И то, что она говорила, было не просто обидным, оно содержало в себе крупицу правды. Синтия любила задавать работу другим и являлась строгим судьей чужих поступков. Своими оскорбительными намеками она могла подорвать репутацию человека.
Синтия любила высказывать собственное мнение относительно того, как следует воспитывать детей и какими должны быть хорошие жены и матери. При этом она совершенно не утруждала себя воспитанием своих детей. У Синтии было припасено мнение относительно всего и всех. При этом она не замечала, как другие люди к ней относятся. Если бы Синтия знала, насколько недолюбливают ее окружающие — как мужчины, так и женщины, — она бы очень удивилась. Впрочем, как было известно Селесте, мнение женщин Синтии по барабану. Ее старшая сестра уверена, что все мужчины вокруг только и делают, что восхищаются ее красотой. Синтия души в себе не чаяла. К сожалению, ее способность любить не распространялась на других людей. Селеста подозревала, что именно из-за этого сестра никак не может обрести счастье в жизни. Впрочем, у нее хватало ума не высказывать эти соображения вслух. Селеста осознавала, что всеобщая любовь окружающих к ее скромной персоне не в последнюю очередь зиждется на том, что она предпочитает держать многие из своих мыслей при себе. Она еще в подростковом возрасте поняла, что излишняя откровенность ничего, кроме неприятностей, не приносит.
Синтия, напротив, считала, что Господь наделил ее святой обязанностью резать правду-матку с таким уничижительным апломбом, что становилось страшно. Синтии было глубоко наплевать на то, как окружающие воспримут ее слова. По правде говоря, ей нравилось обижать людей, нравилось создавать нервозную, напряженную атмосферу всюду, где бы она ни появлялась. Следствием этого было то, что после себя Синтия Тейлор оставляла неприятный привкус. Половина людей, вращающихся с ней на одной орбите, считала скандалистку персоной нон грата.
— Честно говоря, я бы не стала сюда ходить, не будь ты моей сестрой. Здесь слишком много показухи и безвкусицы.
Селеста не утратила своего благодушия.
— По-моему, людям нравится, Синти! Уверена, что дела у нас пойдут неплохо.
Дружелюбная улыбка не сходила с лица Селесты. А Синтия просто кипела от гнева. За что ее сестре такая удача в жизни? За что ей все эти деньги и почести? Будучи женой человека состоятельного, Селеста пользовалась уважением со стороны окружающих его людей. Именно это уважение было тем, чего больше всего хотелось добиться Синтии Тейлор. Но для того, чтобы тебя уважали, надо вести соответствующий образ жизни, жить так, как, казалось Синтии, она заслуживает… Реальность приносила лишь скуку и разочарование. Ей не осталось ничего, кроме как уповать на надежное социальное страхование и скорую кончину ничтожества, с которым ей не посчастливилось связать свою жизнь. Будь на то ее воля, Джеймс дал бы дуба от инфаркта хоть завтра, предоставив жене возможность все начать сначала. На этот раз она не наделала бы ошибок. Время научило ее многому…
— Знаешь, Селеста, люди всегда хотят чего-нибудь новенького, хотя это новенькое им быстро надоедает. Но твой муж потрудился на славу.
В словах Синтии звучала неприкрытая зависть, и Селеста почувствовала жалость к сестре. Если бы Синтия расслабилась и перестала желать невозможного, то смогла бы получать от жизни удовольствие, как делают все нормальные люди.
Селеста улыбнулась и обняла сестру.
— Спасибо, Синти! Если тебе нравится, значит, ресторан и впрямь хорош!
Завуалированная похвала ее хорошему вкусу польстила самолюбию Синтии.
— Вот именно, Селеста, — в порыве великодушия сказала она. — Не стоит переживать из-за ресторана.
— Я и не переживаю. Спасибо, что пришла, сестренка. Я очень тебе благодарна.
Синтии ужасно льстило то, что Селеста интересуется ее мнением, когда разговор заходит о новых предприятиях мужа. Это служило живительным бальзамом на ее истерзанную завистью душу. По справедливости это она должна была стать королевой сегодняшнего бала, а не младшая сестра. Если бы много лет назад она предвидела, чем это закончится, она ни за что не отпустила бы от себя Джонни Паркера.
Синтии никогда не приходило в голову, что ее младшая сестра может быть в курсе тех отношений, которые когда-то связывали ее с Джонни. Селеста была достаточно умна, чтобы помалкивать. Муж ничего ей не рассказывал. Он слишком сильно заботился о душевном спокойствии своей жены. Но у Селесты были уши, и она внимательно прислушивалась к циркулирующим вокруг слухам. Вначале ей было неприятно, что Синтия побывала на ее месте прежде, но потом молодая жена поверила, что Джонни по уши влюблен в нее и только в нее. Она была достаточно умна, чтобы не злиться на прошлое. Единственным, что тревожило Селесту, было то, что, узнай Синтия о том, что она знает об их связи с Джонни в прошлом, скандала не миновать. Старшая сестра будет до глубины души оскорблена тем, что Селеста все знала и не закатывала ей скандалов. Людям, похожим на Синтию Тейлор, следовало говорить то, что они хотят услышать. Так спокойнее. Если они, как по волшебству, осознают, что окружающие на самом деле о них думают, полученный шок будет просто невыносим для их самолюбия. Люди подобного склада живут в своих собственных мирках, имеющих очень мало общего с реальностью.
Джонни Паркер, как всегда чувствуя сильное эмоциональное притяжение к собственной жене, подошел к столику, за которым сидела Селеста. Его жена стоит пятидесяти других женщин.
— Нравится, детка?
— Джонни! Это просто замечательно!
Глядя Синтии прямо в глаза, Джонни Паркер сказал:
— Селеста занималась интерьером. Как тебе вот та звезда?
Сегодня вечером он впервые заговорил с Синтией. Присутствие Селесты было при этом крайне желательно. Ему нечего скрывать, и он хотел, чтобы Синтия тоже это понимала.
Свояченица ухмыльнулась и ответила:
— Это многое объясняет, Джонни.
Оскорбление было явным, ничем не завуалированным, и Джонни Паркер это понимал. Понимала и Селеста, но, как всегда, посчитала за лучшее не накалять обстановку. Джонни очень импонировала доброта жены и то, что она старается видеть в людях только хорошее. Даже к своей мерзкой сестре она относится с любовью.
Синтия сверлила Джонни жирно подведенными глазами. Она бы могла, кажется, его съесть. Каждый раз, видя Джонни, женщине хотелось отпустить себе подзатыльник. Вот кого она могла бы заполучить! Сейчас Синтия желала этого мужчину даже сильнее, чем прежде. Если бы она прежде знала, чего и за какое короткое время он достигнет, то ни за что не позволила бы Джонни ускользнуть. К сожалению, раньше она считала, что этому парню нужно от нее только одно. Синтия и представить не могла, что этот неудачник сможет достичь таких высот. Насколько слепа может быть молоденькая девушка! Но сдаваться она не собиралась. Синтия верила, что в силах изменить свое будущее в лучшую сторону. Она вернет Джонни Паркера! Если она будет последовательной и упорной, то со временем добьется своего. В конце концов, кто у нее в соперницах? Ее сестру Селесту в расчет принимать не стоило. Она дурочка, чистейшей воды идиотка.
Джонни видел, как одно выражение на лице Синтии сменяется другим. Он мог читать ее мысли, как открытую книгу. Этой злобной суке ничего не светит. Она многого хочет, а получит кукиш. Когда-то Синтия его заводила. Джонни нравилась эта девушка, вернее, ее тело — такое манящее, такое зовущее, такое многообещающее… Действительность оказалась лучше любых фантазий, но его страсть длилась недолго. Синтия хотела многого, а давала взамен очень мало. Джонни был у нее первым. В постели девчонка оказалась просто великолепна, но ее первый мужчина быстро понял, что уступила она ему только потому, что надеялась получить взамен гораздо больше. В эмоциональном отношении Синтия была роботом. Она пошла бы с кем угодно, лишь бы тот удовлетворил ее материальные потребности. К счастью, Джонни Паркер вовремя понял, что чем раньше он расстанется с Синтией, тем лучше. Теперь, вспоминая прошлое, он благодарил Бога за то, что сумел так легко от нее отделаться. То, что в конце концов он повстречал и полюбил ее младшую сестру, Джонни считал чем-то сродни Божественному воздаянию за все прошлые мучения.
— Идем, Селеста! Надо поприветствовать наших будущих постоянных посетителей.
Сказано это было с достаточной степенью высокомерия и так, чтобы Синтия поняла: этот шип направлен в нее.
Синтия проводила взглядом удаляющуюся младшую сестру в сопровождении человека, которого она считала мужчиной своей мечты. Если бы на свете существовала справедливость, то она, а не Селеста, сейчас расхаживала бы по залу с видом августейшей особы на приеме в ее честь. Похоже, мир сошел с ума, раз младшей сестре досталось все то, о чем мечтала Синтия. А ведь это ничтожество когда-то донашивало за старшей сестрой одежду.
Когда Джонни с женой скрылись в толпе, подошел Джеймс и уселся рядом. По лицу мужа было видно, что ему ужасно нравится быть частью всего этого великолепия. Это вызвало у Синтии прилив раздражения. Как можно быть благодарным за то, что тебе бросают объедки?
— Какая чудесная ночь, дорогая! Знаешь, а ведь я совладелец этого ресторана. Если все сложится удачно, то это станет началом чего-то большего…
Джеймс радовался как ребенок. В таких случаях ее мать говаривала: «Рад лачуге так, словно это дворец». Но Синтия-то понимала, что ее муж — всего лишь пешка, которая служит процветанию мужа Селесты. Он имеет ничтожнейшую долю в том, что когда-то станет процветающим бизнесом. В конце концов, кто в первую очередь выигрывает? Кто получает львиную долю прибыли от всех этих ресторанов, пабов и ночных клубов? Конечно же, ее идиотка-сестра! Девяносто восемь процентов Селесты против ее двух процентов! Два процента против девяноста восьми! И ее муж думает, что следует этому радоваться?! Остальное-то достанется Селесте! Ее доля значительно больше того, что получит Синтия. Почему этому ничтожеству, которое и в трех соснах заблудится, должно так повести? От нее ведь не больше пользы, чем от оловянной каминной решетки. Когда легавые постучатся к ней в дверь, Селеста не будет знать, что отвечать на их вопросы. Она не сможет защитить собственные интересы. И она будет благоденствовать! За что?! Синтия едва могла сдержаться от рвущегося наружу праведного гнева. А ее муж, черт бы его побрал, еще хвастается тем, что Джонни Паркер бросил ему кость. Выгоднее так, чем платить ему по справедливости! Синтия понимала это куда лучше, чем ее мистер Знаю-все-о-финансах. Женщину возмущало то, что ее муж, ее Джеймс, может довольствоваться малым. Синтия просто свирепела из-за того, что Джеймс позволяет Джонни Паркеру себя оскорблять. Почему он не осознат того, что на самом деле с ним делают? Ему кинули милостыню, а Джеймс готов на колени опуститься перед Джонни от избытка благодарности.
Синтия считала, что пятьдесят против пятидесяти — честный расклад. Этого ее Джеймс вполне заслужил, но Джонни Паркер не из тех, кто готов платить людям столько, сколько они заслуживают. То, что его мужа обкрадывают самым бессовестным образом, усугубляло и без того немалое раздражение Синтии. Она всеми силами старалась убедить себя в том, что их считают за дурачков и бесчестно пользуются доверчивостью Джеймса. В конце концов, ее муж — именно тот человек, который помогает создавать видимость законности всем операциям. В конце концов, ее Джеймс — человек, который умеет делать деньги, по крайней мере для других. Это знание возвеличивало Синтию в ее собственных глазах. Оно помогало женщине поверить в то, что страшные мысли, терзающие ее, имеют под собой прочную основу.
Оглянувшись, Синтия увидела, как люди лебезят перед Селестой и Джонни Паркером. В мозгу завистливой женщины уже созревал план, как и когда она столкнет их в грязь.
Синтия верила, что легко с ними расправится, если в подходящее время расскажет все нужным людям. Пока она еще многого не знает, но со временем узнает. Она будет ждать благоприятного случая. Она узнает все, что нужно, а затем расправится с ними, даже если это будет последним, что она совершит в своей жизни.
Глава 19
— Перестань, Синтия! Мы неплохо зарабатываем. Никто другой на его месте не был бы настолько щедр.
Джимми видел, как жена театрально закатила красивые глаза и закачала головой, выражая свое «ошеломление» наивностью мужа.
— Ха-ха-ха! Только ты способен сказать такую глупость. Это они зарабатывают на нас, а не наоборот! Они нас откровенно надувают. Ты можешь мириться с подобным положением вещей, но я нет!
Джимми, глядя на жену, впервые за все годы совместной жизни осознал, что дальше отступать невозможно: надо заставить Синтию одуматься, в противном случае она раз и навсегда лишит его источника дохода. Это и так затянулось. Поведение жены стало просто невыносимым. Если бы только Синтия могла воспринимать окружающий мир так, как воспринимают его нормальные люди! Но Джимми прекрасно понимал, что этому не бывать. Пришло время остановить ее.
Джонни Паркер и так начинал выражать свое неудовольствие насчет его жены. От Синтии у него одни неприятности. Муж, как никто иной, знал, что это чистая правда. Синтия никогда не понимала, когда следует заткнуться. Джимми догадывался, что если ему не удастся заставить жену прикусить свой болтливый язык, то Джонни вынужден будет поручить эту «миссию» кому-то другому, а чужак церемониться не будет. Они все по уши увязли в этом деле, и Джимми совсем не улыбалась перспектива быть выведенным из большой игры только потому, что его жена сорвалась с цепи.
— Если ты успокоишься и посмотришь на вещи без предвзятости, то увидишь: мы хорошо зарабатываем. У нас своя доля во всем, Синтия! Где еще мы смогли бы так хорошо подзаработать?
Жена саркастически рассмеялась. Было видно, что она считает мужа полным идиотом.
— Ты сегодня, видно, дал выходной тому, что считаешь умом, Джеймс! Ты кретин! По сравнению с тем, что зарабатывает он, мы вообще ничего не имеем!
— Не надо, Синтия! Не сегодня! Лучше не начинай!
Синтия продолжала сокрушенно качать головой, словно перед ней стоял самый законченный простофиля после Бенни из сериала «Перекрестки». Но, заметив, как муж смотрит на нее, вдруг поняла, что на этот раз надавила слишком сильно. Лицо Джимми исказил гнев, тело напряглось. Голова нервно дернулась вбок. Синтия поняла, что наконец-то достала мужа. Его глаза сверкали злобой. Было видно, что вот-вот — и он на нее набросится. В конце концов у него появился хороший учитель. Синтия иногда забывала, как сильно изменилась жизнь мужа за последнее время. Джимми общался с крутыми парнями и наверняка набрался от них плохого. Теперь он смотрел на нее с убийственной злобой, на которую, как ей прежде казалось, вообще не способен. Сейчас Джимми, похоже, был способен на любое насилие, и Синтия поняла, что надо отступить, пока отступить. Надо попридержать своих берберских скакунов, а то… кто знает?
После всех лет совместной жизни Синтия вдруг поняла, что зашла слишком далеко. Впервые она испугалась мужчины, за которым была замужем. Она почувствовала исходящую от него силу. Увидела ярость в его глазах. По правде говоря, Синтия прекрасно понимала, что мужу платят более чем щедро, но ни за что бы себе в этом не призналась. Синтии всегда было мало. Она страстно хотела того, чем владеет ее сестра. С детства Синтия стремилась заполучить львиную долю во всем. Временами даже ей становилосьочевидным, что ее жадность и зависть выходят за все разумные рамки, но истеричная женщина была не в состоянии справиться с мыслью, что жизнь несправедливо с ней обошлась. Как так получилось, что младшая сестра, эта серая мышка, заполучила все то, о чем она столько мечтала? Синтия считала себя гораздо умнее и хитрее Селесты. Это несправедливо! Это вопиющая несправедливость! Конечно, муж не способен понять ее чувств.
Сейчас он смотрел на нее с отвращением и ненавистью. Точно! Она его определенно достала. Никогда прежде Джимми не осмеливался вступать в такую жесткую конфронтацию с ней. Почти всегда прежде он уступал. Что-то придало мужу храбрости, которой этот слюнтяй был напрочь лишен раньше. У Синтии были свои подозрения, что бы это могло быть.
— Ты называешь меня дураком?! — воскликнул Джимми. — Ты, которая не сможет заработать на кусок хлеба, даже если будет умирать с голоду! Ты, которая не способна даже растить наших детей! Ты осмеливаешься выдвигать мне какие-либо требования?! Что у меня есть? Разве это семья?
Синтия не знала, что ответить.
— Я встаю рано и кручусь до поздней ночи, как белка в колесе. Я работаю без выходных. И знаешь почему? Потому что Джонни заботится о наших интересах. Идиотка чертова! Он позволяет мне принимать участие в его грандиозных проектах, и я благодарен ему за это. Без него мы бы с трудом сводили концы с концами, как прежде. Так что не суй свой длинный нос куда не надо! Понятно? Закрой свою пасть и не вякай! Тебе следовало бы постоянно благодарить Джонни за помощь, а вместо этого ты всех уже достала тем, что занудствуешь и жалуешься, что не получаешь того, что хочешь. С меня довольно! Ты достала меня своим нытьем!
Синтия с ошеломленным видом уставилась на мужа. Если бы кто-то сказал раньше, что Джеймс будет так с ней разговаривать, она рассмеялась бы этому человеку прямо в лицо. Но в действительности к этому давно уже шло. Синтия видела, как муж вырастает из коротких штанишек, в которые она его одевала, наблюдала, как с деловыми успехами он расцветает и набирается самоуверенности. Теперь он стал солидным человеком, вернее, почти стал… Джеймса уважали за то, что он научился, искусно манипулируя цифрами, прятать от налоговой довольно значительные суммы. Теперь, похоже, он вообразил, что лучше ее, лучше матери его детей… В последнее время Джеймс вечно страдал от сильного насморка, и Синтия не без основания подозревала, что муж болен колумбийским гриппом, возможно, в серьезной форме. Невероятно, но факт: ее правильный муженек стал кокаинистом!
Времена меняются.
— Ты не можешь разговаривать со мной в таком тоне! Я не потерплю, чтобы со мной так обращались!
Рассмеявшись, Джимми толкнул жену в грудь, и она упала на диван.
— Мать твою, Синтия! Ты серьезно думаешь, что теперь мне есть дело до твоего мнения? — спокойным голосом спросил он. — Твоя злоба мне уже порядком надоела. Ты заберешь у родителей наших детей, или я тебе не завидую. Я тебя так ухайдокаю, что мало не покажется. Ты мстительная сука и больше ничего. Дальше терпеть твои фокусы я не собираюсь. Заруби это себе на носу!
Джимми и не представлял, что способен вести себя таким образом, особенно с Синтией. Наконец он высказал то, о чем давно уже думал. Конечно, это кокаин придал ему сил. Джимми только что вынюхал изрядную дозу. С недавних пор он полюбил состояние, в которое впадаешь после ангельской пыли. Приняв дозу, он переставал беспокоиться, что о нем могут сказать окружающие. Он чувствовал себя полным сил и непобедимым. Ему казалось, что он просто не способен ошибаться. При этом Джимми был уверен, что, узнай Джонни Паркер о его наркотической зависимости, их дружбе придет конец. Свояк терпеть не мог наркотиков, особенно если они проникали в тесный круг его друзей. Он, конечно, торговал наркотой, причем довольно большими партиями, но бизнес — это бизнес, а друзья или семья — совсем другое. Пока Джонни не догадывается о новой страстишке свояка — все будет хорошо… Что же касается жены, которую Джимми продолжал по-своему любить, то тут без хорошей взбучки не обойтись. И если она не прекратит, то скоро нарвется. С него довольно. Он и так многое от нее вынес!
Инстинкт подсказал Синтии, что не в ее интересах продолжать выяснять отношения с мужем. Лучше пока отступить. Он принимает наркотики. В этом уже не оставалось никаких сомнений. Только находясь под кайфом, Джеймс мог осмелиться вести себя с ней подобным образом. В будущем она сможет использовать эту зависимость против него самого. Это началось не вчера. Муж уже некоторое время принимает наркоту. Без Джонни Паркера тут не обошлось. Ничего, это даже к лучшему. Она станет копать, пока не доберется до правды. У нее есть доступ к одежде и бумажнику мужа. Иногда стоит успокоиться, сесть и ждать, пока жизнь не предоставит шанс отплатить обидчику сполна.
Ее сестра думает, что она какая-то особенная. Она живет на всем готовеньком. Ничего, один звонок может положить этому конец. Один звонок — и все закончится. При мысли о мести Синтия сразу почувствовала себя лучше.
Глава 20
— Ну? И что теперь?
Мэри Каллахан теряла терпение. Она уже успела возненавидеть эти еженедельные споры. Синтия притворялась, что собирается забрать детей, в то время как все знали, что она просто блефует. Ее терпения хватало не больше чем на один день, вернее, всего лишь на несколько часов. Даже при этом Синтия умудрялась повернуть все так, словно оказывает родителям величайшую услугу. Когда же она возвращала внуков родителям, облегчение, несмотря на все старания его скрыть, сквозило в каждом ее жесте.
Но сегодня Синтия, судя по всему, собиралась довести дело до скандала. Похоже, в ее голове созрел какой-то коварный план. В последние несколько недель старшая дочь вообще вела себя еще агрессивнее, чем прежде, и это не на шутку обеспокоило Мэри. Она знала дочь лучше, чем кто-либо другой. Если уж начистоту, то она ненавидела Синтию. Мэри прекрасно знала, что ее старший ребенок способен на предательство и смертельную злобу. Еще она видела, как дочь манипулирует детьми в попытке достичь своих целей. Она играла на их любви к внукам с самого рождения Габби и Джимми. Но в последнее время игры Синтии усложнились. На этот раз Мэри точно знала скрытые мотивы дочери.
— Мама, если ты не хочешь, чтобы они жили у вас, я возьму детей к себе.
Мэри держала внука на руках, а внучка вцепилась в подол ее халата. Пожилая женщина знала, что ни за что не позволит им сейчас поехать с Синтией.
— Я ничего такого не говорила. Но ты, кажется, слишком любишь говорить о том, что не хочешь их здесь оставлять.
Синтия тяжело вздохнула и закатила свои большие голубые глаза. Да, ее старшая дочь была настоящей красавицей. Как печально, что она никого в этом мире не любит, даже собственных детей. А дети нуждались в матери. Джеймс-младший в последнее время начал проявлять характер. Каждый раз, когда Синтия уезжала, малыш устраивал форменные истерики.
— Мама, я просто волнуюсь. Я понимаю, что у вас с ними ничего плохого не случится.
Мэри никак не отреагировала на слова дочери, хотя в них чувствовался почти неподдельный драматизм.
Бросив взгляд на внучку, она сказала:
— Иди, детка, к дедушке.
Синтия внимательно посмотрела на мать и без тени притворства спросила:
— Ты не хочешь меня выслушать?
Мэри ответила не менее пристальным взглядом и тихо, но твердо выложила все, что она о ней думает:
— Нет, Синтия! Никто не собирается тебя слушать — ни я, ни твой отец. Полицейские приходили поговорить с Джонни по поводу информации, которую получили от тебя. Джонни убедил их смотреть на его дела сквозь пальцы. На этот раз ты перешла черту, девочка моя! Если хочешь быть доносчицей, будь ею, но только не вмешивай в свои дела никого из нашей семьи. Думаю, только родство с Джонни спасло тебе жизнь. Поэтому слушай и запоминай. На твоем месте я бы не стала радоваться раньше времени. Поняла?
Не сказав ни слова, Синтия покинула дом своих родителей. Впервые в жизни она не знала, как следует поступить. Она понимала, что ее маленький план с треском провалился, и теперь все знают, что она замыслила. Это не на шутку ее испугало. На этот раз Синтия и впрямь зашла слишком далеко. И всему причиной ее ненависть. Синтия надеялась, что Джонни и его приятелей упрячут за решетку надолго, так что ей не придется больше с ними встретиться. Она хотела раз и навсегда со всеми ими расправиться. Пусть узнают почем фунт лиха и перестанут воображать себя пупом земли! Но теперь Синтия поняла, что эти люди имеют связи даже в полиции, и собственное положение вдруг показалось ей угрожающе шатким. Синтия мечтала одним ударом рассчитаться со всеми, даже с мужем — особенно с мужем, если уж говорить начистоту! — но теперь поняла, что это просто неосуществимо. Эти люди занимались серьезными делами, и Синтия точно знала, какими именно. Она рассказала полиции — не бесплатно, конечно! — чем они занимаются, а легавые на блюдечке преподнесли ее Джонни, преподнесли, словно какое-нибудь животное на заклание. В уме не укладывалось, как полицейские, которые, затаив дыхание, слушали каждое ее слово, которым она сообщила достаточно ценной информации, способной надолго спрятать за решетку целую группу преступников и мошенников, вдруг повернулись к ней спиной и оставили на милость людей, которых она только что выдала.
Теперь она для всех станет изгоем, доносчицей, которой нельзя доверять, человеком, которого спасло от смерти лишь родство с женой Джонни Паркера. Теперь ей объявят обструкцию. Ей придется долго оправдываться, выдумывать благовидные предлоги для своего предательства. И самое мерзкое, что она сама во всем виновата. Не надо было вести себя как мелочная, мстительная сука. Она и сама понимала, что ею движет только зависть. Самое плохое, впрочем, то, что и окружающие знают о мотивах ее поступков.
Синтию терзали мрачные опасения, и она боялась, что теперь долго не сможет ходить по улицам, не оглядываясь по сторонам.
Глава 21
— Ты сама напросилась, Синтия! Ты всех нас сдала, даже меня! Или в первую очередь меня, а другие стали всего лишь довеском?
Джимми Тейлор давно уже избавился от страха перед красавицей женой и ее острым язычком. Когда Синтия пустила по их следу полицию, он не стеснялся в выражениях каждый раз, когда разговор заходил о жене. На это у Джимми были все основания.
Лицо Синтии приняло выражение обиженной невинности, и она грустным голосом сказала:
— Послушай, Джеймс! Тогда мне казалось, что так будет лучше. Ты все время сидел на кокаине. Я о тебе беспокоилась…
Прошло уже больше года, а Синтия все пыталась оправдаться в глазах мужа. Пока это ей не очень удавалось.
— Я просто хотела сделать так, как лучше для семьи. Я знаю, что ты мне не веришь. Никто мне не верит!
— Лучше смени пластинку, Синтия! Ты никогда ни о ком не заботилась, так что никто тебе не поверит.
Джимми уже порядком надоел этот спор. Накинув куртку, он направился к выходу. Сейчас он пойдет развлекаться, а его жена останется дома. Она будет сидеть в четырех стенах и завидовать мужу, страстно желая вновь стать частью той жизни, которую вела прежде. Синтии ужасно хотелось вернуть утраченное, но для этого ей предстояло найти какую-то лазейку. В противном случае крутые парни просто прогонят ее взашей.
— Я боялась за тебя, Джеймс, поверь!
Джимми демонстративно закатил глаза.
— Тебе почти удалось всех нас подставить. Ты прекрасно понимала, что делаешь, и, если бы не сестра, тебя не оставили бы в живых.
Синтия старалась заручиться поддержкой мужа, но у нее ничего не получалось. Весь год, прошедший со времени скандала, к ней относились как к парии. Она очень редко осмеливалась выйти из дома, скрытность и страх стали ее вечными спутниками. Даже Селеста отвернулась от старшей сестры. Самым нелепым в сложившейся ситуации было то, что Синтии не хватало общения с ней. Кто бы мог подумать? Даже в самые тяжелые моменты жизни Селеста всегда морально поддерживала ее. Потребовался год опалы, чтобы Синтия поняла, насколько нуждается в ее поддержке.
А тем временем младшая сестра и ее муж стали местными знаменитостями. О них часто писали газеты. Супружеская чета Паркеров то присутствовала на торжественном открытии нового гимнастического зала, оборудованного для тренировок боксеров, то принимала участие в благотворительном аукционе. Они стали чем-то вроде местных Бёртона и Тейлор.[3] Теперь Синтия понимала, что из-за своей мстительности лишилась реальной возможности стать частью светской жизни. Как она соскучилась по вечеринкам и званым приемам, истосковалась по отблескам славы младшей сестры, которые падали и на нее! Если бы она только осознавала, насколько счастливой была раньше!
Дела мужа шли теперь лучше, чем прежде. Синтия подозревала, что Джеймс может развестись с ней в любую минуту. Честно говоря, она не понимала, почему он не бросил ее сразу же после скандала. Даже она не стала бы винить его в этом.
До Синтии не доходило, что муж может на самом деле ее любить, заботиться о благополучии матери своих детей и не желать ей зла. Синтия считала, что Джеймсу просто-напросто нравится играть роль кормильца и главы семьи. Он приходил домой и уходил, когда заблагорассудится. И ей пришлось с этим смириться. Сейчас она полностью зависела от его милости. Она буквально возненавидела себя за то, что оказалась в столь унизительном положении. Она затеяла крупную игру, надеясь сорвать большой куш, а в результате проигралась вчистую. Полицейские, заполучив показания и ничуть не заботясь о безопасности свидетеля, сдали ее людям, на которых Синтия стучала. Следовало догадаться, что Джонни подкармливает местную полицию, он ведь хитрый сукин сын!
Если бы Синтия достигла поставленной цели, муж Селесты сел бы в тюрьму, причем надолго. Это доставило бы ей огромное удовольствие! Синтия с радостью наблюдала бы за тем, как все они падают с той немалой высоты, на которую успели забраться. А вместо этого она лишила себя всех прелестей жизни. В действительности больше всего Синтия навредила самой себе. За предательство теперь приходилось расплачиваться, и цена казалась ей непомерно высокой.
Теперь Синтия понимала, что Селеста хотела, чтобы ее старшая сестра была довольна жизнью. Она поспособствовала тому, чтобы в их доме появились деньги, за которые можно купить все, что душа ни пожелает. Ее ошибка заключалась в том, что в благотворительности Синтия не нуждалась, особенно в благотворительности, исходящей от младшей сестры. Впрочем, теперь перед ней оставался лишь один путь — доказать сестре и ее мужу, что ей можно доверять, что и она на что-то годится. К черту полицию!
Глава 22
— Угадай, кого я видела сегодня!
Джек Каллахан мотнул головой, никак не расположенный играть с женой в «угадайку».
— Я встретила нашу Шоу Тейлор.
В начале шестидесятых Шоу Тейлор вел программу «Юный полицейский», в которой убеждал своих зрителей заявлять в полицию о проступках, совершенных членами семьи или просто соседями. После того как в прошлом году Синтия оскандалилась, родители начали между собой называть дочь Шоу Тейлор. Узнай о том Синтия, степень ее унижения не знала бы меры.
— Она что, сюда идет?
— Конечно нет. Не глупи. Иначе Синтия давно была бы здесь. Она направлялась на вокзал. Думаю, поедет, как обычно, куда-нибудь.
Джек Каллахан промолчал. Родители знали, что старшая дочь больше не ходит по магазинам и вообще старается держаться как можно дальше от родных мест. Ее имя стало символом вероломства. Каждый раз, вспоминая, что эта дура является его дочерью, Джек испытывал прилив убийственной ненависти. Если бы Синтия не была так похожа на его мать, Джек Каллахан после скандала, чего доброго, мог бы обвинить жену во всех смертных грехах. Прежде он и представить не мог, что его дочь способна на такую гнусность! Старик сокрушенно покачал головой.
— Бедняжка Селеста! Она до сих пор чувствует себя виноватой и старается найти оправдания сестре.
Джек и не подумал отвечать жене. Синтия с самого рождения ничего, кроме огорчений, близким и родным не приносила. Он не хотел ни видеть своей дочери, ни слышать о ней. Лишь бы внуки жили с ними, а так плевать ему на Синтию с высокой колокольни. Хорошо еще, что она не знает, что сейчас происходит, а то бы эта дура всех их подвела под монастырь. Их зять Джонни, даже по понятиям Джека Каллахана, начинал беспредельничать, опасно близко приближаясь к черте, за которой наступает хаос. Иногда отчаянная смелость Джонни пугала тестя. Оставалось только надеяться, что зять знает, что делает. Джонни Паркер имел талант к крупному мошенничеству. Он также был достаточно умен, чтобы заниматься законным бизнесом. Теперь, если легавые заинтересуются источником всех его машин и домов, у парня найдется объяснение. Но вот пытаться завоевать контроль над Южным Лондоном — это сродни безумию. Ничего, кроме горя вдовам, это принести не может. Впрочем, никого это, похоже, не колышет. Старые понятия отжили свой век, а тех, кто по ним живет, считают динозаврами.
Ладно. Возможно, Джек и динозавр, вот только старые понятия и ограничения имели свои преимущества. Кем бы ты ни был, ты не мог так просто отнимать чужой доход. Сходняк этого не одобрил бы. Это понятие стояло во главе угла. Джек Каллахан не сомневался, что новые правила игры не доведут до добра. Парни снизу, которые вынуждены подчиняться Джонни, не в восторге от происходящего.
Джек Каллахан отдавал должное уму зятя, но Джонни Паркер, по его мнению, зашел слишком далеко. Чертовы наркотики — источник бесконечных проблем как для тех, кто их толкает, так и для тех, кто их принимает. Возьмем, к примеру, Джимми. Он нюхает белую дрянь так, словно от этого зависит его жизнь. Впрочем, учитывая, какая сука досталась ему в жены, парню можно только посочувствовать. Но наркотики остаются наркотиками. Джек терпеть не мог то, что они делают с людьми. Свое мнение он решил придержать при себе и посмотреть, что из этого выйдет. Непосредственная опасность, впрочем, грозила их дочери. Если дело зайдет слишком далеко, Селеста вполне может оказаться на линии огня.
В дни Джека воры жили по понятиям. В их среде уважалась честность, как бы ни странно это могло звучать для людей не их круга. Теперь каждый был за себя. Джонни Паркер хотел все и для одного себя — каждый тротуар, каждое доходное дельце.
Так и до беды недалеко.
Глава 23
Хотя ставки были подняты до предела, Джонни Паркер почти не волновался. Это льстило самолюбию крутого парня. Он не упустит свой козырный шанс. Конечно, на карту поставлена его собственная жизнь, но если бы он не рискнул всем, то жалел бы о своем малодушии до конца жизни. Джонни всегда прислушивался к своей интуиции, и пока она ни разу его не подвела. Можно было надеяться, что и на этот раз все пройдет без сучка без задоринки.
Интуиция говорила: время пришло. На бумаге, если можно так выразиться, все детально расписано, но ни один план не может точно предсказать, как будут вести себя вовлеченные в дело люди. Джонни всегда учитывал возможную реакцию окружающих на свои самые смелые предприятия. Но на этот раз он не остановится ни перед убийством, ни перед чем… Он дойдет до конца и победит.
Джонни считал себя куда более крутым сукиным сыном, чем о нем думали окружающие. Но после того как задуманный им до безрассудности отважный и опасный план успешно воплотится в жизнь, его настоящие намерения станут известны всем и каждому. Он долго ждал своего звездного часа и наконец-то дождался. Ради сегодняшнего дня Джонни много и упорно работал. По правде говоря, он немного нервничал, но эта нервозность — к добру. Он не должен чувствовать себя в полной безопасности. Когда люди становятся слишком самоуверенными, они совершают ошибки. Джонни не собирался плохо закончить.
— С тобой все в порядке, Джонни?
Селеста выглядела не на шутку обеспокоенной. Он состроил на лице слабое подобие беззаботной улыбки.
— Все хорошо, любимая. Я просто задумался.
Она улыбнулась.
— Ты все время о чем-то думаешь. Не скажешь о чем?
Джонни погладил Селесту по щеке, удивляясь силе своей любви к ней.
— Не о чем волноваться, любимая. Тебе точно не будет грустно сегодня ночью? Я не задержусь дольше, чем нужно, обещаю.
— Оставайся столько, сколько понадобится. Я сейчас поеду к маме. У нее сегодня как раз гостят мои племянники.
Джонни состроил гримасу.
— Твои племянники почти постоянно там живут!
Селеста улыбнулась и очень серьезно ответила:
— Уже не живут. По правде говоря, Джонни, они бывают там куда реже, чем прежде.
Его в очередной раз удивило то, как эта женщина — а она, несмотря на всю свою детскость, была все-таки женщиной — могла в любую беседу вставить замечание в защиту сестры. Все же его мать была права, когда говорила: «Кровь гуще воды». Чепуха, конечно же, но женщины считают это достаточным извинением за обман и предательство. Если уж честно, с точки зрения Джонни Паркера, ее сестре самое место на глубине шесть футов под покрытием площадки для игры в гольф. Но это свое мнение Джонни держал при себе. Не стоит жене знать, что он думает на самом деле. Все равно Селеста останется глуха к любым его доводам.
— Не будем больше говорить об этом, дорогая. Я не хочу ссориться. Синтия этого не стоит.
Селеста покачала головой, но Джонни знал, что его жена расстроена.
— До свидания!
Он обнял и поцеловал жену. Селеста благодарно ответила на это проявление нежности.
— До свидания!
Когда дверь за Джонни закрылась, Селеста села и вытащила сигарету из своего тайничка. Муж не одобрял этой вредной привычки, но ей просто необходимо было успокоить разыгравшиеся нервы. Она знала, что этой ночью что-то должно случиться, и это «что-то» может закончиться очень-очень печально. Селеста доверяла Джонни, но видела, что в последнее время он чересчур рискует. Даже по мнению ее отца, человека бывалого, зять зашел слишком далеко. Если он волнуется, значит, для этого есть все основания. Возможно, ее отец и не самый острый нож в кухонном ящике, но он слов на ветер не бросает. Ее мужу следовало бы прислушаться к словам тестя. Джонни не мешало бы обращать внимание на чужое мнение, даже если это мнение не всегда совпадает с его собственным. Лично она считала, что не вредно изредка послушать, что говорят люди вокруг. В девяти случаях из десяти они знают больше, чем полиция, а иногда даже больше, чем те, кто непосредственно замешан в преступлении. Слухами нельзя пренебрегать. Они обычно являются предшественниками повальных арестов. Если о грядущем преступлении узнают за пределами узкого круга тех, кто непосредственно в него вовлечен, опасность грозит всем. Это значит, что тайна стала секретом полишинеля, что в тесном кругу соучастников завелся болтун, а болтун может причинить больше бед, чем Джон Уэйн,[4] воюющий на стороне ваших врагов. Селеста не решалась заговорить с мужем об этом, так как Джонни считал, что на сплетни обращают внимание лишь пустоголовые идиоты.
Она любила мужа больше жизни, но при этом помнила, что позволительно в отношении Джонни Паркера, а что — нет. Селеста видела и понимала куда больше, чем думал ее муж. Она также прекрасно осознавала, на что способен ее муж, и это знание ее пугало. Джонни спокойно мог убить человека. Конечно, он никогда не причинит ей вреда. В этом Селеста была абсолютно уверена.
Она курила. Пальцы ее дрожали.
Ночь будет долгой…
Глава 24
Джонни Паркер чувствовал воодушевление, разбавленное толикой самоиронии. Быть может, он и крутой перец, но люди, против которых он выступил, не из тех, кто даст ему второй шанс. Его целью было забрать все, чем владеют эти самые крутые парни. Джонни чувствовал себя достаточно защищенным юридически, чтобы вести такой образ жизни без боязни навлечь на свою голову большие неприятности. На него работало множество «плохих» парней, которые не имели ни малейшего представления о том, что, если запахнет жареным, они будут первыми, кем он пожертвует. Если этого будет мало, то закон займется его умненьким свояком. Но что касается самого Джонни, то у полиции руки коротки. Куда в большей степени Джонни Паркер боялся того, что другие остановят его прежде, чем он достигнет своих самых амбициозных целей. По крайней мере, стопроцентной уверенности в успехе у него не было. Он умел хорошо планировать и был способен на тяжелый, кропотливый труд. К тому же Джонни умел наблюдать и терпеливо ждать. Каждый свой поступок он десять раз вымерял, прежде чем один раз отрезать. Всегда надо допускать вероятность того, что люди, которых ты собираешься закопать куда поглубже, совсем не горят желанием туда отправляться. Они могут обидеться, причем очень сильно…
Джонни Паркера уважали за то, что бльшую часть грязной работы он выполнял лично. Таким образом, парни видели, с кем имеют дело. Джонни никогда не оставлял за собой не обрубленные концы. Для этого он был слишком умен. Но сегодня ночью речь будет идти о более значительных суммах, которые надо отобрать у очень серьезных людей. Джонни понимал, что вся проблема заключается в этих самых крутых парнях. Если вывести их из дела, все остальные покорно ему подчинятся. Тогда он сможет превратиться из «поставщика» в «директора-распорядителя».
Но как вывести их из дела? Ведь надо не только убить их, но и доказать людям, на них работавшим, что и с ним, Джонни П., можно иметь дело. Полученное им образование и опыт позволяли надеяться, что люди будут работать на любого, главное — чтобы он хорошо платил. Они жили в обществе, созданном Тэтчер: ты даешь мне заработать, а я буду помалкивать и работать на тебя. Теперь дела делаются именно так. Шестидесятые годы давно в прошлом. Чем раньше ты осознаешь это, тем лучше тебе будет в новом, счастливом обществе. Старые правила игры остались позади. На дворе — восьмидесятые. Каждый, кто владеет стволом и у кого имеется хоть немного деньжат, мог попытаться урвать у других свою долю пирога. Время грабителей-джентльменов давно миновало. Всех их переловили и выпустят на волю не раньше, чем евреи вернутся в Сион. Судьи поставили перед собой задачу избавить страну от самых известных преступников, и они с ней справились. Самым забавным во всем этом было то, что старое поколение преступников исправно платило налоги и никогда не висело на шее у государства, выпрашивая для себя пособия по безработице или любые другие преференции.
В новом мире старые законы не действовали. Выживали только наиболее приспособленные, и Джонни Паркер знал, что в умении приспосабливаться он лучше большинства. Он собирался навязать остальным свою игру. Когда они осознают, что это не генеральная репетиция, а премьера, будет уже слишком поздно.
Джонни продумал план до мельчайших деталей и все, что ему сейчас остается, — проследить, чтобы план осуществлялся с минимальным шумом и с максимальной степенью ужаса относительно его врагов. Только вселив в окружающих ужас, можно добиться беспрекословного подчинения. Страх щедро вознаграждается. Сестра его жены давно осознала эту истину. Даже не понимая этого, Синтия преподала Джонни хороший урок. Главная опасность исходит от тех, кто находится вблизи тебя. Шок, вызванный тем, что эта дура пошла и настучала на них в полицию, заставил Джонни отступить на шаг и оглядеться. Теперь он внимательнее относился к тем, кто на него работает, не оставляя без внимания даже их ближайших родственников. Как ни странно, но двуличность Синтии помогла Джонни отыскать слабые места в собственной броне. Теперь он знал, каким способом посторонние могут многое разведать о его делах.
Больше подобного не случится. Джонни дал понять, что всякий, кто станет говорить о деле при посторонних, будет расцениваться как предатель. К женам и подружкам следовало относиться так, словно они работают на легавых и могут легко отправить всю их развеселую компанию на скамью подсудимых. Теперь женщин и на пушечный выстрел не подпускали к делам, которые вели их мужья и любовники. Сработало на все сто. Даже Селесте, любви всей его жизни, Джонни посоветовал отвалить. Она, конечно, замечательный человек, но чем меньше баба знает, тем лучше.
Сегодня ночью он прольет чужую кровь. Джонни Паркер собирался сделать так, чтобы после этого никто не осмеливался переходить ему дорогу. По правде говоря, устраивать кровавое побоище, о котором впоследствии будут слагать легенды, Джонни совсем не хотелось, но он прекрасно понимал, что, когда все закончится, никто больше не станет оспаривать его место на вершине преступного мира Лондона. Сейчас самое время. В жизни каждого делового человека наступает момент, когда он оказывается на перепутье. От того, какой дорогой он направится, будет зависеть вся его дальнейшая жизнь. Легкий путь обычно является менее прибыльным, а ступив на трудный путь, ведущий к тому, чего он действительно хочет, деловой человек вынужден вступить в борьбу с другими. Что ж, он будет сражаться всеми возможными способами. Джонни Паркер постарается, чтобы в живых не осталось никого, кто может погубить его идеальный во всех отношениях план.
Время разбрасывать камни…
Он уничтожит их всех, одного за другим.
Глава 25
Джозеф Макабел был крупным растаманом,[5] который ни разу за всю свою продолжительную и богатую событиями жизнь не побывал на Ямайке. Будучи по происхождению нигерийцем, он прекрасно понимал, что это ни в малейшей степени не будет способствовать преуспеванию в мире торговцев наркотиками. Джозеф знал, что настоящие ямайцы относятся к нему с настороженностью. Еще больше подозрительности выказывали белые. Возможно, потому, что они ходили в школу с ямайцами, выходцами с Тобаго и другими парнями, уроженцами Карибских островов, живущими по соседству. В школе Джозеф не общался с теми, кто пользовался авторитетом. Он казался крутым, говорил как крутой, но никто его крутым не считал.
Джозеф знал, что ему никогда не добиться от своих людей преданности. Они на него работали, но никогда ему до конца не доверяли. Он давал хорошо подзаработать, но этим все и ограничивалось. В Лондоне Джозеф Макабел считался новичком, а без трех поколений коренных британцев, родивших и умерших на этой земле, никто тебя всерьез воспринимать в этом городе не будет.
Это он прекрасно понимал. А еще Джозеф Макабел был уверен, что если сегодня вечером он не разберется с Джонни Паркером, местным героем и любимцем, то его жизнь вскоре превратится в полный отстой. Джозеф считал себя красавцем. Он обладал харизмой и мог продавать наркоту за полцены хоть всем желающим юго-запада, но, будучи чужаком, он никогда не сможет чувствовать себя в полной безопасности.
Люди на юге Англии предпочитают помалкивать, когда дело касается своих. Родись Джозеф здесь, его положение было бы куда прочнее, но он был иммигрантом, а выдавать себя за растамана перед людьми, с которыми ему предстояло сегодня встретиться, было глупо. Им это все до фонаря. Джонни Паркер собирается наехать на него, и наезд будет трудно отразить.
Рано или поздно это всегда случается. Джозеф давно сидел как на иголках в ожидании начала конца. Впрочем, он, подобно многим до него, надеялся, что хорошее бабло купит ему преданность тех, кто на него работает. Джозеф играл роль верующего растамана, но в глубине души сомневался в том, что хотя бы кто-нибудь из его людей воспринимает это всерьез.
Сегодня он откровенно трусил. Ему забили стрелку, а на ней… на ней будет жарко. Если он облажается, то вся его жизнь пойдет насмарку. Но без боя Джозеф сдаваться не собирался. Он окружил себя лучшими из лучших, платил им больше, чем они стоят, и теперь надеялся, что этого будет достаточно.
Джозеф передернул плечами. Бабушка часто советовала не позволять демонам овладевать лучшей частью его души. Интересно, жива ли она еще? В Англию его привезла мать, которая вскоре бросила ребенка. В конце концов маленький Джозеф оказался на попечении интерната, финансируемого фондом «Барнардо». Еще одна причина не доверять ему. «Если родная мать отказывается от тебя…» Еще одна поговорка, которую любят повторять рожденные в Ист-Энде.
Он мысленно встряхнулся. До сих пор дела шли совсем неплохо. Всю жизнь Джозеф убеждал себя в том, что унего достаточно мозгов и смелости для того, чтобы добиться всего. И сейчас успокоил себя тем, что рядом с ним сидят очень крутые парни, чью преданность он щедро оплатил. Это чего-нибудь да стоит. Они знали, что предстоящая встреча не имеет ничего общего с организацией поставки крупной партии наркоты. На самом деле Джонни Паркер собирается объявить, что больше не будет с ними работать. Ну ладно, Джонни ожидает большое разочарование. По правде говоря, Джозефу было жалко придурка. В конце концов, он неплохой парень.
Джозеф залез на заднее сиденье большого черного БМВ. На встречу он взял с собой водителя и двух стрелков, один из которых — Линфорд Фаргас — вот уже три года был правой рукой Джозефа Макабела и, пожалуй, единственным его настоящим другом. Парни были вооружены. Каждому отводилась своя роль в предстоящем деле.
— Поедем прямо на склад?
Джозеф слегка наклонил голову.
— Все готово?
Водитель утвердительно кивнул.
Все его люди были «черномазые». На головах — скрученные в жгуты пряди волос в растаманском стиле. У каждого — богатый опыт стычек с белыми парнями. Джозеф расслабился. Нагнувшись, он вытащил из-под водительского сиденья длинный мачете. Им легко можно отсечь руку или ногу. Превосходное оружие, если надо не убить, а только покалечить врага. Если приложить достаточно сил и сноровки, то им можно даже отрубить человеку голову. Мачете пользовались многие черные, но только ямайцы сделали его повседневным орудием труда, как отвертка и плоскогубцы для электрика. Само собой, это оружие находилось под запретом.
— Нервничаешь, Джозеф? — спросил Линфорд.
— Нет. Скорее, наоборот. Жду с нетерпением…
Линфорд с глубокомысленным видом кивнул головой.
— Надо урыть ублюдка раз и навсегда.
Водитель рассмеялся и громко заявил:
— Точно, босс! Уроем ублюдка!
Все рассмеялись, но смех вышел каким-то недружным, и Джозеф понял, что его люди, пожалуй, нервничают даже больше, чем он сам. Значит, сегодня ночью ему придется играть роль крутого сукина сына. Другого выхода все равно не оставалось. Если все пойдет хорошо, то после сегодняшнего они, возможно, — всего лишь возможно! — станут считать его своим. Эта мысль Джозефу понравилась. В конце концов, может, оно и к лучшему. После этой ночи он сможет застолбить себе место в среде крутых чернокожих парней Лондона. Его люди отлично умеют драться как оружием, так и кулаками. Никто из них не боится идти под пули. Все давно его знают и преданы ему.
Джозеф понял, что волноваться нет никакой причины. Въезжая на территорию склада, расположенного в Кройдоне, растаман чувствовал, что победа у него в кармане. Именно здесь он хранил бльшую часть оружия своей банды, и только избранные из избранных знали, что склад принадлежит ему. Секретность была просто необходима в их деле, и Джозеф всегда соблюдал строжайшую секретность. Только четверо человек знали о складе, и все они сегодня сидели в черном БМВ.
Выбравшись из машины, Линфорд отпер большой висячий замок и распахнул ворота. Джозеф оглядел двор и улыбнулся: все спокойно. Пока машина въезжала на территорию, Линфорд открыл дверь сборного домика, который служил им офисом. Там у Джозефа хранилась бутылка отменного ирландского виски. Прежде чем приступить к делу, он собирался пропустить пару стаканчиков.
До назначенного времени оставалось еще два часа. Встреча с Джонни Паркером определит всю его дальнейшую жизнь. Джозеф опустил ноги и коснулся асфальта. Никто из его людей не последовал примеру босса. Внезапно чья-то нога ударила его в спину и выкинула из БМВ. Джозеф тяжело грохнулся на грязный асфальт дворика и понял, что ему крышка.
Джонни Паркер стоял над ним с мачете в руках. Тесак Джозефа казался ничтожно коротким по сравнению с оружием врага.
— Извини, Джо, но я не собираюсь вести с тобой переговоры. Ты и сам все хорошо понимаешь.
Первым же ударом Джонни снес растаману верхнюю часть черепной коробки. Последующие его действия были рассчитаны на публику. Жестокость необходима, если хочешь, чтобы тебя уважали преступники. Когда весть о зверском убийстве Джозефа Макабела разнесется по Лондону, на Джонни Паркера будут смотреть совсем другими глазами. Ради этого стоило постараться.
Линфорд Фаргас с безучастным видом наблюдал за происходящим. Он был из тех людей, что всегда ставят на победителя. По правде говоря, у бедолаги Джозефа не было ни единого шанса. Ни рыба ни мясо. Полное ничтожество, если по-честному.
Войдя в сборный домик, Линфорд забрал двадцать штук. Не плохой куш за ночь! Если бы у Джозефа была на плечах голова, а не тыква, то он не поскупился бы на этот раз. Глядишь, был бы сейчас жив и целехонек!
Теперь, впрочем, королем горы стал Джонни Паркер. Еще пару лет его точно никто спихнуть не сможет. Чтобы возникла и вошла в силу новая организация, понадобятся годы. К тому же тот Джонни П., которого он знает, легко сможет расправиться с любыми конкурентами. У его нового босса было то, что они, выходцы с Ямайки, называли дьявольской алчностью. Он хотел всего и сразу. Что ж, Линфорд Фаргас согласен играть в его команде. Он не боится борьбы и оправданного риска. С Джозефом покончено. Теперь на очереди Кевин Брайант, а этот парень способен на многое…
Время покажет… К послезавтрашнему утру один из них, если не оба, будет мертв. Так, по крайней мере, думал Линфорд.
Глава 26
Лицо Кевина Брайанта сохранило свое всегдашнее бесстрастное выражение, когда ему сообщили о безвременной кончине бизнес-партнера. В мире лондонской организованной преступности покерное лицо было визитной карточкой Кевина Брайанта. Он никогда не выказывал гнева, редко проявлял признаки радости и ни разу не был замечен смеющимся в полный голос. Именно поэтому его прозвали Кевин Каменное Лицо. Брайанту нравилось, что его так называют. Это прозвище как бы возвышало его над всеми остальными. Бесстрастное выражение лица и молчаливость — Кевин говорил лишь по существу — придавали этому криминальному авторитету особый шарм.
Его жена София, тридцатилетняя сексапильная куколка, любила заверять всех и каждого, что дома муж становится совершенно другим человеком. С детьми и женой он не умолкает ни на минутку. Но никто, к досаде Софии, ей не верил. Все думали, что женщина живет с Кевином Брайантом исключительно из-за денег. Никому не приходило в голову, что жене разрешается видеть тщательно скрываемую от других часть личности этого человека. Софию огорчало то, что никто, кроме нее, не видит, насколько Кевин остроумен и полон жизненной энергии. Она по-настоящему любила своего мужа, начиная от ног, обутых в туфли двенадцатого размера, и заканчивая лысой, довольно-таки некрасивой головой.