Колдовские страсти Жукова-Гладкова Мария
Нас с Зойкой и Анной Ивановной, естественно, интересовали сами вопросы.
Они были очень разными. Требовалось рассказать о себе, своих увлечениях, составе семьи, отношениях в семье, с родственниками. Также ряд вопросов касался здоровья слушателя, наследственных заболеваний в семье (если знаешь), склонности к аллергии, любимых и нелюбимых блюд. Спрашивали об учебе, контактах со сверстниками, режиме дня, даже о том, встаешь ли в туалет ночью. Самое интересное, что вопросы не было сгруппированы по темам: после вопроса о школе мог идти вопрос об аллергии, затем о матери, далее о жизненных планах, потом о курении и так далее.
Пока слушатели заполняли анкеты, китайцы и две русские женщины ходили между рядами, поясняли непонятное, все время улыбались, даже пить приносили тем, кто просил.
После заполнения анкет им с улыбкой сказали, что понимают, как они устали, и предложили прослушать музыку, обещая, что им после этого прослушивания сразу же станет легче – музыка лечебная. Мы с Зойкой тут же переглянулись и приняли боевую стойку.
– И? – спросила я сына.
– Если честно… я почувствовал легкость, – признался сынок. – Не могу объяснить. Ну как бокал шампанского выпил, что ли… Не совсем так… Но нечто сходное. Усталость ушла. Не полностью, конечно, но… Я не могу объяснить все свои ощущения. Кстати, всем собравшимся понравилось. Две девчонки стали просить еще. С ними один китаец стал беседовать отдельно. Не знаю о чем.
Я спросила, что дальше было с остальными.
После тестирования и прослушивания музыки всех распределили по группам – в зависимости от изначально выбранной специализации. Петя, как он уже знал заранее, оказался одним цветком в женской компании. Занятия вел молодой китаец. Для первого раза он рассказал что-то о соусах и на глазах слушателей приготовил блюдо, название которого Петя забыл. Блюдо съели все вместе – в смысле, те, кто пришел на кулинарные курсы.
– Ты рецепт записал? – спросила бабушка. – Нас когда кормить собираешься?
– Записал, – кивнул Петя. – Это даже я смогу сготовить.
После окончания занятия каждому выдали по небольшой брошюрке, которую следовало прочитать к следующему занятию.
– Тащи, – велела Зойка.
Петя вручил ей тоненькую книжечку, состоявшую из двенадцати страниц. Зойка сказала, что изучит ее первой, а потом даст нам с бабушкой. Посмотрим, что там понаписали.
– Хоть на какую тему? – спросила бабушка, заглядывая Зойке, листавшей брошюру, через плечо.
Брошюра называлась «История китайской кухни». Отпечатана была на ксероксе. Никаких тайных знаков на первый взгляд Зойка не обнаружила. Ну ничего, почитаем, посмотрим, идет какое-то воздействие на подсознание или как. Если мы все четверо (а может, и пятеро, включая Зойкиного сына) почувствуем нечто – пусть неопределенно, пусть хоть как-то, – значит, тут что-то нечисто.
– Всем раздали одинаковые брошюры? – уточнила Зойка.
Петя кивнул. По крайней мере, по виду все были такие же, как и у него. Про идентичность текста он, конечно, говорить не мог.
– Так, давай дальше, – сказала я.
Петька как-то хитренько улыбнулся и несколько замялся.
– Ну, что там еще произошло? – подала голос бабушка.
– Колись, шпион, – хохотнула Зойка.
– Я встретил Мей Лу, – выдал Петя.
Мы втроем вылупились на сына.
– Где? – уточнила я.
– В центре, – сказал Петька.
– Она что, тоже занятия ведет? Или тестирует кого-то? – заинтересовалась Зойка.
Что делала в центре Мей Лу, Петя сказать не мог.
По окончании урока, длившегося примерно минут сорок пять (вступительное слово, фильм и тестирование заняли где-то два с половиной часа), китаец, проводивший занятие по кулинарии, предложил – если слушатели хотят – прогуляться по зданию. «Центр – это ваш второй дом», – сказал он. Им также было заявлено, что сюда они могут приходить в любое время, им всегда рады. Почти всем уже нужно было спешить домой, и слушатели, занимавшиеся с Петей, решили, что осмотрят все здание в следующий раз. Остались одна девушка и Петя. Сынок постарался от девушки побыстрее отделаться (все-таки помня о задании), что ему без труда удалось.
– Вас никто не сопровождал? – спросила Зойка.
Петя покачал головой.
– А видеонаблюдение? – вдруг пришла мне мысль в голову – возможно, после визита в дом Айчила, где меня записывали на пленку во время выбивания замка ногой.
Петя задумался, потом заявил, что никаких глазков видеокамер, пожалуй, не видел. Ну если только они были совсем крохотные.
– Уточни-ка у своих новых друзей, какая теперь есть техника, – посмотрела на меня Зойка. – Уж они-то точно знают.
Я кивнула, а сама задумалась. Как меня снимали, когда я тащила сахар? Я не видела у ребят, следивших за мной чуть ли не в открытую, никаких видеокамер (или того, что я понимаю под этим словом). Или они были совсем крохотными? И где пряталась видеокамера в том подвале, куда меня заперли в замке Айчила? Там же, как мне казалось, стены выложены из плотно прилегающих друг к другу кирпичей. Или в одном есть дырочка… Конечно, я их не исследовала. У меня даже мысли такой не появилось.
– Так, давай дальше, – велела я сыну.
Петя, помня о том, зачем он на самом деле отправился в центр, постарался обойти его весь. Иногда ему на пути попадались люди – и китайцы (которых было больше), и наши. Все улыбались, Петя улыбался в ответ. Сынок опять сказал, что ему там понравилось.
– Тебя куда-нибудь не пустили? – спросила Зойка.
– Всюду пустили. Там, кажется, нет закрытых дверей.
Кроме Пети, по центру гуляло еще несколько человек из тех, с кем он вместе проходил тестирование. В одной комнате он услышал тихую музыку, заглянул туда, но она оказалась пуста. Откуда шел звук, сын так и не понял. Но, чуть послушав эту музыку, Петя понял, что он расслабляется.
– Что интересного ты увидел? – спросила бабушка.
Петя глубоко задумался.
– Ничего конкретного назвать не могу, – признался он наконец. – Классы, залы. Стенды какие-то. Все довольно красочно оформлено.
Вспомнив то, чего от меня добивались в доме Айчила, я встала из-за стола, сходила в комнату и вернулась с шариковой ручкой и парой листов бумаги, которые положила на стол перед Петей.
– Нарисуй план здания, – велела я. – Как помнишь. По этажам. Кстати, сколько там этажей?
Мой вопрос поверг Петю в глубокую задумчивость. Через пару минут он поднял на меня глаза и робко сказал:
– Не помню.
– Что?! – выдали мы одновременно с Анной Ивановной и Зойкой.
– Честно, не помню, – сказал Петя. На его лице изобразилась целая гамма чувств, словно приходило осознание… Осознание провала в памяти… Или чего-то еще.
– Рисуй, что помнишь, – пододвинула я ручку к сыну.
Петя взял ее в руки и застыл над листом бумаги. Я видела, что он напряженно пытается вспомнить, что рисовать, но это у него не получается.
– План школы своей можешь нарисовать? – встряла Зойка.
Петя кивнул и тут же его изобразил. Я, конечно, понимаю, что сынок в данный момент пребывал в ранней стадии импрессионизма с легким налетом кубизма и в дальнейшем из него может получиться второй Пикассо, а мне следует сохранить этот рисунок как образец его раннего творчества для потомков, но факт можно было констатировать точно: Петя вполне понятно изобразил, какие классы находятся на каком этаже в его родной школе.
– В объединении у Боярова ты бывал? Еду нам с Мей Лу привозил? Рисуй.
Петя помнил многое.
– Попробуй еще раз этот треклятый центр.
Петя опять застыл с ручкой над листом бумаги, потом посмотрел мне в глаза и признался:
– Я могу описать отдельные помещения. Как там все оформлено. Но что где находится…
– Ну ни фига себе! – воскликнула Зойка. – Вот это сработано! Уважаю профессионалов.
– Зоя, а может, ты с ним поработаешь? – робко спросила я, кивая на Петю. – Ты можешь вытянуть из памяти то, что там когда-то было? Ну то есть… Он же видел этот центр, а потом это знание запрятали куда-то далеко ему в мозг… Или его стерли? Зоя, я, честно, с трудом в это верю…
– Но я в самом деле не помню! – заорал Петя, потом на три тона ниже сказал: – Я не думал, что такое может со мной произойти.
Зойка сидела, погрузившись в молчание, потом глянула на меня, на бабушку, на Петю.
– Сегодня я не могу им заняться. Два сеанса в день для меня тяжело. А с Турчинским я сегодня много потрудилась… Завтра. Или лучше послезавтра. Посмотрим… А вообще… Я думаю, что тебе, Петя, лучше больше не ходить в этот центр. Не надо. Мы и так уже многое узнали, а тобой рисковать…
– То же самое сказала и Мей Лу, – протянул сын.
– Что?! – опять взревели мы втроем, как-то про нее подзабыв о волнениях по поводу Пети.
Когда сын уже полностью расслабился, слушая дивную музыку, перед ним откуда ни возьмись возникла Мей Лу. Он даже не понял, каким образом она появилась, даже принял ее за чудное видение из ряда «передо мной явилась ты», правда, там чудным было мгновение, но они еще ждали Петю впереди. Девушка схватила его за руку и увлекла за собой в небольшую комнатку, закрыла дверь на защелку изнутри и шепотом несколько раз произнесла:
– Не ходи! Позялюста! Не надо! Плёхо! Очень плёхо! Плёхо!
Смысл ее слов Пете был понятен – в особенности после всего, что он уже знал о деятельности господина Лима, хотя в центре ему понравилось.
– И долго вы с ней общались? – глянула на Петю Зойка.
– Ну… – протянул сынок.
Он опять несколько таинственно улыбнулся, потом попытался убрать улыбку с лица, но это у него не получилось, он мечтательно уставился в окно, потом все-таки посмотрел на нас троих, сидящих на кухне.
– В общем, ясно. Ты стал мужчиной. Это дело надо отметить.
Я встала, проследовала в коридор и извлекла из стенного шкафа очередную бутылочку бабушкиной наливки.
Когда вернулась в кухню, цвет Петькиного лица напоминал спелый помидор, Зойка похихикивала, бабушка качала головой.
– Мама, ты… ругаться не будешь?
– А чего ругаться-то? – искренне удивилась я. – Единственная просьба – в невестки мне брать русскую женщину. Честно признаться, узкоглазых внуков не очень хочется. А вообще в жизни надо все испробовать.
– Тебе китайца хочется? – хохоча спросила меня Зойка.
Я задумалась над этим вопросом, почему-то вспомнила Айчила (как тоже восточного человека, правда, другой национальности), затем из памяти всплыл образ Николая Николаевича, который пришелся мне гораздо больше по душе.
– У тебя сейчас такой же мечтательный вид, как только что был у твоего сына, – заметила Зойка. – Так, значит, хочешь китайца попробовать?
– Не хочу, – твердо сказала я, выставляя на стол рюмки. – Лучше нашего мужика никого нет. А ты, Петя, помни, что лучше русской женщины тоже никого не встретишь.
Сынок до сих пор сидел пунцовый.
Разлив по рюмкам наливку, я подняла тост:
– За тебя, сын.
Глава 16
Наливочку мы приговорили очень быстро, Зойка сбегала к себе за бутылкой водки, и отмечание очередного события в нашей жизни на моей кухне, как обычно, плавно переросло в пьянку – и вечер воспоминаний, которым мы обычно предаемся вместе с Зойкой и бабушкой.
От лобызаний и клятв в дружбе нас оторвал резкий телефонный звонок.
– Кто это на ночь глядя? – спросила опьяневшая бабушка заплетающимся языком и глянула на часы.
– Наверное, Танины поклонники, – промычала Зойка. – Говоришь, у вас там вчера три мужика было? Со мной одним поделишься? Ты же знаешь, как я люблю особо опасных рецидивистов!
Качаясь, я встала и отправилась к телефону, который продолжал трезвонить.
– Алло! – проговорила с большим трудом.
– Танька, опять, что ли, пьянствуете? – прозвучал в трубке голос Людки Бояровой.
– А тебе чего не спится? Бояров опять у Ленки?
– Нет, дома, дрыхнет, – отмахнулась Людка. – Я только что криминальную хронику по «НТВ» смотрела.
– И? – почти протрезвела я, понимая, что просто так Людка навряд ли стала бы звонить.
Сегодня в нашем городе было осуществлено дерзкое нападение на одну из городских больниц. Нападавшего интересовала вполне определенная палата, в которой лежала единственная выжившая китаянка – из пяти, недавно подвергшихся изнасилованию. Но именно в момент нападения она находилась на процедурах и ее кровать пустовала. Пятеро других девушек (наших), лежавших в той же палате, в ужасе рассказывали следствию о появившемся в их комнате типе с пустым, отрешенным взором. Он хладнокровно подошел к кровати, на этот раз пустой, несколько раз всадил нож в одеяло, потом молча вышел. В первое мгновение девушки пребывали в состоянии шока, потом стали дико вопить.
Сбежавшиеся врачи и медсестры, быстро поняв, в чем дело, бросились вслед за парнем, неизвестно как проникшим в здание. Хотя, как он туда прошел, мне в общем было понятно – доводилось бывать в городских больницах, где ходят все кому не лень. У выхода из больницы завязалась потасовка. Один на вид не очень крепкий молодой человек раскидал четверых мужчин (не применяя нож) и скрылся.
Ведется следствие. Составлен фоторобот. Китаянку перевели в отдельную палату и установили милицейскую охрану.
– Чего сама телевизор не смотришь? – спросила меня Людка. – Откуда бы ты это узнала, если бы не я?
Потом подружка перешла на шепот и поинтересовалась, не сообщил ли мне Бояров чего про порошок, найденный ею у старшей дочери.
– Не раньше чем через три дня, – ответила я. – Как только, так сразу же.
Распрощавшись с Людкой, вернулась в кухню и поведала сидящим там Зойке, Анне Ивановне и Пете полученную от Людки информацию.
– Думаешь, китаезы свою хотели прикончить? – глянула на меня Зойка.
– Ну если это они ребят в такое состояние вводят…
– Звони-ка своим знакомым, – велела бабушка. – И отчитайся о проделанной работе. Как раз пригласишь к нам этого Николая Николаевича. Я хотела бы на него взглянуть.
Я пожала плечами, подумала и отправилась звонить.
Николай выслушал меня очень внимательно, вообще говорили мы с ним не меньше часу, я совсем протрезвела. Как и обычно после принятия спиртного внутрь, проснулся волчий аппетит, и я уже думала, как бы побыстрее от Николая отделаться и приняться за трапезу.
Наконец мы распрощались, Николай обещал завтра (то есть сегодня) позвонить, сообщить новости, а в конце хохотнул и признался, что деловая встреча, назначенная на прошлый вечер, прошла именно так, как предсказала Зойка. Но тот, кто предупрежден, тот вооружен – и ловушки удалось избежать.
– Хочу познакомиться с твоими родственниками и соседями, – сказал Николай (мы опять стали на «ты»).
Я воздержалась от комментариев, что это желание взаимное, чтобы мужика не отпугнуть. Мои-то тут уже настроили наполеоновских планов, я сама себе дурь какую-то в голову вбила, но если мыслить трезво – зачем я Николаю? Он богат, может купить себе любую фотомодель, лет на двадцать моложе меня, а я… Сорокадвухлетняя женщина советской закваски, таскающая на себе мешки с сахаром в целях экономии… Да еще и фигура у меня…
Как раз глянула в зеркало, стоящее в прихожей, и тут же отвернулась. Нет, с завтрашнего дня начну худеть, на этот раз не буду ждать до понедельника. Мужик – это великолепный стимул. Вот только сейчас перекушу, потому что терпеть просто невозможно, а завтра с утра ничего есть не буду.
Я твердым шагом отправилась на кухню, давая себе слово съесть только один бутерброд.
Но бабушка, пока я трепалась по телефону, успела сварить картошку – и меня ждала полная тарелка, от которой вверх шел пар. И пахло так аппетитно… Зойка с Петей уже наворачивали свои порции.
– Садись, Танечка, – сказала Анна Ивановна. – Сколько можно по телефону говорить? Я знаю, как ты проголодалась.
Я вздохнула и принялась за картошку, от души полив ее маслом. Потешила себя мыслью, что Николая мог привлечь и мой даже слишком здоровый вид, в отличие от болезненных и стройных до жалости фотомоделей. А может, у него купеческие корни? Или он питает страсть к полотнам Кустодиева? Да и вообще мой жизненный опыт (и опыт общения с нашими, русскими мужиками) подсказывал, что наши абсолютно равнодушны к западной истерии по поводу лишних килограммов. И вообще, я ведь красивая баба! Если, конечно, не очень обращать внимание на мою фигуру.
Николай позвонил на следующий день около девяти вечера – я как раз вернулась с работы и приняла душ.
– Сейчас за тобой придет машина, – сказал он. – Полчаса на сборы достаточно? И сына твоего мы хотели бы видеть. На пару с соседкой.
– А бабушку? – уточнила я. Почему это он не включил ее в список гостей?
– Кто-то же должен остаться держать оборону, – хохотнул Николай. – Странно будет, если никого из вас не останется дома, не так ли?
Я с ним согласилась, бабушка тоже, заметив, что в ее возрасте на ночь глядя ехать неизвестно куда уже чревато последствиями для здоровья. Пока мы одевались, она дала нам с Петькой тысячу ЦУ, потом дала их и Зойке, зашедшей за нами, чтобы спускаться вниз всем вместе.
Как я заметила, Зойка приложила немалые усилия, чтобы выглядеть привлекательно. Вообще она всегда держала себя в форме (не то что я с вечными благими намерениями начать худеть с понедельника). На этот раз соседка облачилась в деловой костюм цвета морской волны, на голове изобразила прическу, глазки подкрасила.
– А пахнешь чем? – принюхалась я, по привычке брызнувшая на себя бабушкину «Красную Москву».
– Магический аромат, – ухмыльнулась Зойка.
– Только мне не надо петь этих песен, – попросила я. – Давай своим клиенткам впаривай. Турчинской и прочим.
– Да в самом деле так называется, – опять засмеялась Зойка. – Ленька, когда в последний раз в Москву ездил, привез.
– Вместе с благовониями вашими, что ли, закупил?
Зойка покачала головой: сынок купил маме подарок в секс-шопе, куда его также занесло во время последнего вояжа в столицу. Проходил случайно мимо, зашел, отоварился. Правда, самым ценным приобретением Зойка считала стриптиз-плавки за сто шестьдесят семь рублей. Незадолго до секс-шопа Ленька посетил спортивный магазин, где думал прикупить себе к лету обычные плавки. Самые дешевые там оказались за семьсот, он решил, что поищет что-нибудь подешевле в Питере (у нас же цены вообще ниже московских), а при виде такой «смешной» цены в секс-шопе сразу взял две пары.
– Слушай, а в них на пляж можно выйти? – поинтересовалась я, прикидывая, не обежать ли эти заведения в нашем родном городе для приобретения соответствующего товара для моего сына.
– Запросто, – сообщила Зойка. – Если в черных. Белые мой не взял, сказал, что просвечивают, а черные сойдут. Они узенькие, конечно, и спереди молния, но тоненькая, пластмассовая, даже не сильно в глаза бросается. Из-за нее они и «стриптиз». Но для нашего карьера очень даже неплохо будет. Ну а для иностранных курортов я и не говорю. Все бабы Ленькины будут.
После Зойкиной речи я твердо уверилась в мысли поискать товар там, где не бывала еще ни разу. Как раз на экскурсию схожу. Ну не выгонят же меня?
– Ты карты взяла? – уточнила я у соседки.
– А как же?! – Она тут же открыла сумочку и продемонстрировала мне бархатный мешочек.
Я кивнула, снова критически оглядывая Зойку. А ведь эта стерва явно за мужиком едет. И уведет у меня из-под носа, если не буду действовать. Потом я почему-то подумала, что действовать мне лень… И вообще пусть мужик действует. Хотя сейчас такие мужики, что их надо быстро брать самой, пока другая не отхватила. А Зойка с ее талантами вполне может захомутать любого.
– Айчил – твой, Николай – мой, – шепнула я Зойке так, чтобы не слышал Петя.
– На месте разберемся, – ответила соседка. – Мне на всех посмотреть надо. Может, там еще кто-то окажется.
– Колю не трожь, – теперь уже прошипела я.
– Да не беспокойся ты, – отмахнулась Зойка. – Раскладывала я на твоего Колю. Он мне со всеми потрохами не нужен. Я помоложе хочу.
– Чего вы там ругаетесь? – спросил Петя, облачившийся в джинсовый костюм. – И вообще нам вниз пора спускаться.
Я поцеловала бабушку, словно уходила на фронт, и тронулась вслед за Зойкой и Петей, бросив на себя последний взгляд в зеркало. Ох как меня это платье обтягивает! Еще один ужин у Айчила – и придется покупать новое. Со следующего понедельника, пожалуй, все-таки начну худеть.
Глава 17
Дорога отняла около пятидесяти минут, и мы с Зойкой и Петькой оказались перед воротами довольно внушительного вида, которые тут же распахнулись перед нашей машиной – словно по мановению волшебной палочки. Наверное, где-то сидели наблюдатели, заметившие нас издалека. Или тут какая-то хитрая электроника установлена, настроенная только на свои машины? Я решила не ломать голову: все равно не догадаюсь, да и какая мне разница по большому счету, и просто смотрела по сторонам.
Мы въехали в какой-то парк, в глубине которого виднелся особняк внушительных размеров. Между деревьев (похоже, растущих на этой земле с начала века, если не с конца прошлого, а то и с екатерининских времен) сновали крепкие молодцы в пятнистых комбинезонах с рациями в руках. Бока у них своеобразно топорщились.
«Хорошо живет наша мафия», – подумала я, разглядывая окружающую природу и домину, к которому по заасфальтированной дорожке неслась машина.
Николай Николаевич лично встретил нас на крыльце – дом принадлежал ему. Со мной хозяин расцеловался по-русски, Петьке пожал руку, сказав, что он на меня похож (габаритами, что ли, – хотелось уточнить мне, но я сдержалась), Зойку Коля осмотрел с интересом, как музейный экспонат, и облобызал ей ручку. Подобный жест в исполнении босса выглядел несколько странно, и вообще, пожалуй, такое ему было не свойственно, о чем я могла судить по лицам его молодцев, собравшихся на крыльце.
Затем нас быстро проводили в огромный зал. То, что я видела по пути, на меня не произвело особого впечатления, как, например, замок Айчила. Откровенно признаться, назвала бы комнаты в этом особняке большими сараями со знатным выпендрежем. Свое мнение я придержала при себе, чтобы не обижать Колю, наверное, он в свой дом вбухал немалые средства, на которые наша семья из трех человек могла бы жить несколько лет. Но моя уютная кухня мне все равно нравится больше – хоть тресни. Хотела бы я жить в этом особняке? Да нет, пожалуй, решила я. И ведь насколько мне известно, у подобных домиков хозяева меняются в несколько раз чаще, чем у «распашонок».
В огромном зале с куполом наверху уже был накрыт стол, из-за которого при нашем появлении, подобно резвой козочке (то есть козлику), выскочил Айчил, но опять же я не стала выдавать пришедшее мне на ум сравнение вслух, чтобы потом «за козла не отвечать». Айчил меня обслюнявил почище Коли, Петькой повосхищался («Какой джигит растет!»), а потом стал облизываться на Зойку и обхаживать ее, словно жеребец кобылу. Я оставила эту пару у входа в зал и двинулась вслед за Николаем Николаевичем к столу, за которым также сидели другие гости.
Это, к моему величайшему удивлению, оказались два китайца средних лет. Точный возраст определить не смогла. Китайцы встали и поклонились. Я тоже изобразила некое подобие поклона, вспомнив, что в доме Лима у меня это уже неплохо получалось, но отсутствие практики сказывалось, также несколько мешали мои многочисленные животики, не позволяющие сгибаться. У Петьки получилось лучше.
Китайцы были одеты в строгие деловые костюмы черного цвета, белоснежные рубашки с галстуками, никаких золотых украшений я не заметила: если какие-то цепи и висели у них на грудях, то все это скрывала одежда.
– Господин Цзян, – представил Коля одного из гостей, пожалуй, старшего из двух.
Китаец поклонился.
– И Леонид Чанг, – показал хозяин на второго.
Я изобразила на лице удивление.
– У меня отец – китаец, мать – русская, – сообщил Чанг, по внешности которого о присутствии русской крови догадаться не представлялось возможным. Говорил он без акцента, что тоже мне лично казалось странным – после общения с некоторыми представителями желтого племени.
Чанг сказал, что сегодня он будет выполнять роль переводчика при господине Цзяне, который, к сожалению, не говорит по-русски.
– А вообще Леня – врач, – с улыбкой сообщил Коля и Чангу подмигнул.
Китаец поклонился.
Я поинтересовалась у Николая, где их третий друг, имея в виду Орангутана, но Коля только отмахнулся, заявив, что они с Айчилом общаются с Еремеичем только в случае крайней необходимости.
Затем хозяин предложил нам всем рассаживаться, обернулся к двери, у которой Айчил продолжал кружить вокруг Зойки, улыбающейся, словно кошка, объевшаяся сметаны, и предложил этой паре тоже проследовать к столу.
– Потом у вас будет много времени, – ухмыльнулся Николай.
Айчил подхватил Зойку под ручку и усадил рядом с собой. Я оказалась между Николаем и Петькой. Китайцы сидели напротив.
Меня, конечно, распирало любопытство. Эти-то двое откуда взялись? Кто на кого вышел? О чем беседовать будем? Но я решила пока никаких вопросов не задавать: все, что нужно, расскажут сами, а любопытство наказуемо. В общем, я сидела за столом и улыбалась, в особенности при виде тарелок, блюд, салатниц и прочего, его покрывающего. Впервые в жизни убедилась, что «стол ломится от яств» – не метафора. Эх, если бы они всегда так выглядели… Желудочный сок у меня стал активно выделяться, я держала рот на замке, чтобы слюни не потекли по подбородку, а глаза мои так и зыркали вдоль и поперек скатерти. Волю пришлось сжать в кулак, чтобы не дать рукам тянуться туда, куда они страстно желали.
– Танечка, что тебе положить? – проворковал над ухом радушный хозяин, выполняя для меня роль официанта. – Ты не стесняйся. Чего бы ты хотела?
– Всего, – честно ответила я.
– Ну давай тогда начнем с ближайшего, – решил Николай и соорудил мне на блюде небольшую горку.
Могу признаться, что в мафиозных домах (где мне уже довелось побывать) самым приятным оказалась величина посуды, с которой едят, – ну и количество яств, конечно. Только ради этого можно ездить в гости к крестным отцам – когда приглашают, конечно.
Тосты произносил Айчил, это у него хорошо получалось, чувствовался большой опыт, я к концу даже успевала потерять нить – и не совсем понимала, за что мы пьем, но это меня и не волновало. Я в основном налегала на пищу – за Колино здравие.
При виде же китайцев создавалось впечатление, что они на диете – в сравнении с остальными участниками пира. Айчил с Колей не отставали от меня, затем по количеству поглощаемого шел Петька (чувствовалось, что мой сын), за ним – Зойка, которая тоже себя показывала, в особенности после того, как Айчил заявил, что любит женщин, которые хорошо кушают. Правда, я успела заметить, что, несмотря на увлеченность Зойкой, Айчил также косил на мой бюст (как и во время наше прошлой встречи), в том же направлении то и дело смотрел Коля (в особенности когда в очередной раз наполнял мою тарелку). Туда же поглядывали и китайцы. Магнит у меня там, что ли? – даже призадумалась я, а потом забеспокоилась: как бы не схлестнулись мужики-то! Но потом успокоилась: они ведь деловые, для этих, пожалуй, внимание к женщине уступит место бабкам и карьерным побуждениям – если то, что у них, конечно, можно именовать карьерой. Но ведь каждый значение этого слова понимает по-своему. По-моему, так его синоним – власть. А ее эти волки жаждут даже больше, чем денег. Из-за чего же весь сыр-бор разгорелся? У них отнимают власть…
После насыщения наконец приступили к беседе. Эта традиция мне тоже пришлась по вкусу: вначале нажраться от пуза, а потом разглагольствовать. Но вообще-то на Руси всегда считалось, что гостя вначале накормить-напоить следует, а потом вопросы задавать (хотя русским среди любопытствующих был лишь хозяин). Их задавали нам с Петькой и Зойке. Может, и кормили меня досыта, зная уже, что, набив свой безразмерный живот, я стану добрая-добрая и сговорчивая?
Я повторила все, что уже рассказывала и сообщала Николаю. Затем слово дали Петьке, потом Зойке, но от нее уже мало чего требовалось. Чанг переводил на ухо Цзяну. Тот кивал, глядя своими темными глазами то на меня, то на сына, то на Зойку. Иногда от этого взгляда становилось неуютно. Я помнила холодный Колин – во время нашей первой встречи, но тут было что-то еще… Создавалось такое впечатление, что взгляд Цзяна проникает внутрь, минуя кожу, в самое сердце, душу – или куда он там еще может проникнуть, что от него нет секретов, от него не скрыться, он не принимает во внимание внешнее обличье, а всматривается в сокровенное. Иногда мне даже казалось, что я сижу за столом совершенно голая, потом это ощущение проходило – и возникало вновь. Чувствовалось, что перед этим типом нельзя лукавить и изворачиваться и что ложь он заметит прежде, чем я ее произнесу (хотя я не собиралась врать). Странные ощущения, не правда ли? И как хорошо, что этот Цзян не знает русского языка! «Кстати, а на человека можно воздействовать на другом языке? – вдруг подумала я. – И может ли Цзян прочитать мои мысли, если не знает русского, а я не знаю китайского?»
– Господин Цзян спрашивает, о чем вы задумались? – обратился ко мне Леонид Чанг. Леонид говорил очень вежливо и негромко. Вообще по его речи создавалось впечатление хорошо образованного человека.
«Неужели все-таки прочитал мои мысли?» – поразилась я.
Возможно, на моем лице что-то отразилось, потому что Коля над моим ухом тоже попросил сказать вслух то, что пронеслось у меня в голове.
«А чего мне? – решила я. – А если мне любопытно? У кого я еще могу о таком спросить? Кто ответит-то? А тут, может, и знают».
Я и сказала. Зойка на своем конце стола крякнула что-то неопределенное себе под нос, но от комментариев вслух воздержалась. Петька на меня вылупился большими круглыми глазами.
– Ну, Таня, ну Таня, – качал головой Айчил.
У Николая на лице тут же появилось сосредоточенное выражение, а Цзян улыбнулся – по-моему, в первый раз за время застольной беседы.
– Насколько известно господину Цзяну, – заговорил Леонид, – читать мысли на другом языке невозможно, хотя наука постоянно идет вперед. Про то, что некоторые люди могут читать мысли других на своем языке, вы, вероятно, слышали?
Мы все кивнули.
– Про приборы тоже? К самым элементарным из них относится так называемый детектор лжи.
– Но он же… – открыл рот мой сынок.
– Нет, он не читает мыслей, – слегка склонил голову в сторону моего сына Чанг. – Он по изменению ряда параметров определяет, лжет человек или говорит правду. Но имеются и другие, гораздо более совершенные. Насколько нам известно, у вас в Петербурге есть ученые, разработавшие нечто из этого ряда. Человека также могут разговорить специальные препараты… Но нет, Татьяна Александровна, ваши мысли господин Цзян читать не в состоянии. – Чанг замолчал на несколько секунд, а затем заговорил вновь: – И таким образом мы подходим к теме нашей встречи.
Он посмотрел на Николая и уточнил от имени Цзяна, знаем ли мы с Зойкой и Петькой, зачем нас сюда пригласили.
«Интересно, а мы что, зря целый час развлекали мужиков байками? – подумала я. – Что мы тут разглагольствовали, если нас не за этим пригласили? Коля что, сам не мог все, что я вещала, китайцам заранее рассказать?»
– Лучше поясни вкратце, – сказал хозяин.
Китайцы перекинулись парой фраз на своем языке, и Леонид заговорил, вводя нас в курс дела. Я узнала весьма любопытную для себя информацию.
Во-первых, о том, что у представителей Поднебесной уже давно созрела идея создания чайнатаунов в России. В шестидесятые годы китайцы предъявляли СССР территориальные претензии, теперь же стали просто оседать на наших землях, в основном, конечно, в приграничных областях, в Приморье и Восточной Сибири, но постепенно осваивают также Москву и Петербург. Несколько лет назад представители Пекина официально обратились к руководству ряда крупнейших городов России с инициативой создать чайнатауны. Положительный отклик был получен только из Петербурга, и по распоряжению тогдашнего мэра даже начались проектные работы по созданию китайского делового центра в Адмиралтейском районе.
Но масса эмигрантов осваивают российские земли самостоятельно, без участия властей.
Основная причина: перенаселенность соседней страны (в ряде мест плотность населения превышает российскую в сто двадцать раз) и высокий уровень безработицы.
– Простите, а наша безработица? – вставила Зойка. Я тоже могла бы на эту тему высказаться из личного опыта (с высшим образованием работаю уборщицей), но промолчала.
Словно поняв Зойкин вопрос, Цзян что-то быстро сказал по-китайски.
– Простите, – тоже извинился Чанг, – но выслушайте все, что мы хотим сказать.
– Да, да, конечно, – сказала Зойка. – Извините. Продолжайте, пожалуйста.
– Мы прекрасно понимаем, что вы не хотите, чтобы мы занимали ваши рабочие места. Сейчас я говорю от имени господина Цзяна. На вашу территорию хлынули сотни тысяч наших с ним соотечественников, и, как и в любой нации, среди нас, как это ни грустно признать, встречаются разные люди.
Мы все кивнули: а что тут было возразить?
По официальным данным на сегодняшний день в России осело около полумиллиона китайцев. Цзян оценивал их количество примерно в полтора. Осваивать рынок можно различными способами. Цзян – сторонник цивилизованного. Он хочет заполнить определенную нишу, одновременно помогая своим соотечественникам (тут я вспомнила, что про помощь соотечественникам уже слышала от Лима, но от каких-либо высказываний вслух в очередной раз воздержалась). Цель Цзяна – создание чайнатауна в Петербурге.
– Это как в американских фильмах, да? – спросил Петька.
– Не совсем, – с самым серьезным видом ответил Чанг. – Мы считаем, что эти фильмы дают не совсем правильную картину того, что в самом деле представляют из себя чайнатауны. Что показывает Голливуд? Узкоглазых драчунов, сплошные проблемы, преступления, ну и так далее. На самом деле это одни из самых спокойных районов. Китайские общины в любой стране, где они образовываются, ведут замкнутый образ жизни и сами улаживают конфликты, причем незаметно для окружающих.
Мы не хотим хлопот никому и, конечно, себе. У нас свой уклад жизни, и даже третье, пятое и десятое поколение китайцев, поселившихся по каким-то причинам в другой стране, старается не забывать язык, придерживается традиций и, в общем, не ассимилируется с местным населением, хотя межнациональные браки и возможны.
Леонид Чанг слегка улыбнулся, а затем снова вернулся к своему рассказу.
Господин Цзян собирался (и не только собирался, а уже начал) строить в Петербурге свои рестораны, увеселительные заведения, торговые и медицинские центры – на благо жителей Санкт-Петербурга независимо от национальной принадлежности, но работать в них должны китайцы. Да, конечно, он возьмет на работу и часть русских, станет заниматься (и уже занимается) благотворительностью, но его цель, кроме получения прибыли, естественно, – это дать работу своим соотечественникам. Господин Цзян знает, так сказать, наши условия игры – смог разобраться с нашей российской спецификой. (Тут Коля с Айчилом переглянулись и легонько усмехнулись, а Цзян слегка наклонил голову вначале в сторону одного, потом второго.)
«Понятно, – подумала я. – Нашел местную крышу дома своего. Вернее, игорно-ресторанно-обогатительного комбината».
И вдруг появилось одно «но». Господин Цзян ни в коем случае не хочет дискредитации, во-первых, образа китайца, а во-вторых, китайских товаров (и услуг) в глазах населения Петербурга и готов бороться за поддержание своей репутации на должном уровне всеми силами и средствами.
Читать бесплатно другие книги:
