Русалка и зеленая ночь Буркин Юлий
А вот в глазах доктора граф после разговора на вечеринке утратил доверие навсегда. Слишком уж фантастической казалась ему предложенная личная встреча с царем. Да еще в открытом море. Что-то здесь явно было не так. Но отказываться от предложения Недоговорова тоже не стоило. Из графских машин доктор выбрал темно-вишневый «оппель», стилизованный под середину XX века. Это было самое скромное авто из его парка.
Когда стали грузиться, оказалось, что даже треть Машиных чемоданов не влезает в багажник. Пришлось запихивать торбы в салон, а некоторые даже укреплять на крыше.
– Как доберетесь, непременно сообщите мне, в каком отеле вы остановились, – напутствовал граф-живописец. – Я попрошу хозяина, чтобы он записывал ваши траты на мой счет. Да мне и не хотелось бы терять вас из виду, – подмигнул он Блюмкину.
… Марсель и Неаполь связаны магнитной трассой. На крейсерской скорости триста километров в час это расстояние преодолевается всего лишь за пять часов езды. Когда доктор переключился на автопилот, передние кресла развернулись на сто восемьдесят градусов, и дальше пассажиры ехали, как в экспрессе, сидя друг против друга.
Мимо проносились альпийские курорты, санатории и горнолыжные базы, канатные трамваи, подъемники и пестрые стаи туристов. Особенно захватывающим было скольжение в горах – то головокружительный взлет по серпантину, то нырок в темный туннель.
Кончилась Франция, и облепленная чемоданами сверкающая машина понеслась вдоль скалистых утесов над Генуэзским заливом. Весенняя Италия словно бы улыбалась вечной прелестью выцветших пейзажей. Море под солнцем блестело так, что, если бы не тонированные стекла, на него невозможно было бы смотреть.
Иногда на горизонте рисовалась череда широко расставленных деревьев, иногда в приоткрытом окне свистел соленый морской полдень, и бриллиантовой короной блистали позади заснеженные вершины гор. А выше, на неистовом голубом фоне, громоздились косматые облака кисти Эль Греко. Изредка мелькали давно слившиеся с естественным пейзажем башни каменных соборов, а по сторонам дороги хвастливо приплясывали ребристые пальмы.
Доктор не стал рассказывать друзьям о своем разговоре с графом и не стал открывать им своих опасений. Не то чтобы он боялся их потрясти. Скорее наоборот, не хотел разочаровывать, так как сам в эту затею верил не особенно. Впрочем, и то, и другое. Главным было, что он не хотел нарушать их призрачной безмятежности, все тревоги взяв на себя.
Ближе к вечеру небоскребами потянулся Рим, промелькнули силуэты старого города с куполом собора святого Петра. И вновь Италия – плешивые Апеннинские склоны, ковры обработанной земли и, словно и не европейцы, а какие-нибудь мексиканцы – босые, небритые сельские жители в засученных до колен штанах, но в бейсболках вместо сомбреро. Они мелькали за окнами так быстро, что казались зачарованными, замершими на одном месте.
Когда Маша уснула, а доктор продолжал молча смотреть в окно, Даниил украдкой достал из-за пазухи журнальное фото, потом вздохнул, положил карточку обратно в карман и задумался.
«Женщина никогда не может быть абсолютно твоей, – думал он. – Даже ребенок в утробе матери – все равно уже иная плоть, а что уж говорить о человеке со стороны. Сегодня любовь есть, а завтра ее нет. Сегодня ваши души кажутся одним целым, а завтра – снова порознь… Русалочка была полностью в моей власти, но лишь телом, – горько признался себе Даня. – Любила ли она меня? Этот вопрос не имеет смысла».
Неаполь. Только открыли дверь машины, как из суеты туристов, носильщиков, продавцов футболок и мальчишек на горных велосипедах, вышел невысокий широкоплечий человек арабской внешности с табличкой «доктор Блюмкин» на груди. По-американски широкой улыбкой он продемонстрировал полный рот огромных, неестественной белизны зубов и, перекрывая уличный гам, с сильным акцентом выкрикнул:
– Чао! Приветствую вас, дорогие гости из далекой России!
Доктор сдержанно поклонился. Иностранец чем-то сразу не понравился ему.
– Мое имя Пауло, – представился человек с табличкой. – Граф Недоговоров был так любезен, что попросил меня встретить вас на въезде в Неаполь. Вы, должно быть, заметили меня. Я следовал за вами на мотоцикле. Итак, вы наверняка утомились. Позвольте, я провожу вас в отель.
– Спасибо, но я и сам неплохо знаю Неаполь, – мягко возразил доктор. – И я не хотел бы останавливаться в шумном центре.
– Отлично! – воскликнул Пауло, пропуская мимо ушей намек на желание доктора отказаться от его услуг. – Отлично! Тогда я провожу вас в пригородную гостиницу с видом на Везувий! Садитесь, пожалуйста, в свою машину и езжайте за мной.
На мгновение неприятный иностранец исчез и вдруг, виляя, выплыл из толпы на дорогом байке с раздутыми боками. Объехав автомобиль и встав перед ним, он быстрым взмахом руки пригласил гостей следовать за ним. Маша с Даней посмотрели на доктора, тот вздохнул и уселся в машину.
Минут двадцать они пробирались по людным и узким коридорам улиц, под арками, соединяющими высокие дома. Энергичный проводник на мотоцикле орал, как бешеный, разгоняя толпу впереди, и раз даже пнул в бок застопорившего движение нагруженного коврами осла. В какой-то момент они нырнули в одну из арок и оказались на оживленном проспекте. Набрали на крайней полосе приличную скорость и влились в транспортный поток европейского мегаполиса с пальмами на разделительной полосе и стеклянными небоскребами по сторонам магнитных эстакад. Вскоре дома стали ниже, затем еще ниже, а потом пошли небольшие типовые усадьбы с бассейнами и садами.
Обогнули гору, промчались через туннель и выехали к морскому берегу, где раскинулся солнечный городок с плоскими крышами улиц, расположенных ступеньками на разной высоте. Тут-то и остановились у игрушечного отеля с видом на Везувий и серебристо-жемчужную рябь залива – с парусниками и тонкой линией Капри на горизонте. На крышах соседних домов были разбиты кафе со столиками под зонтами, а по террасам вдоль перил расхаживали толстые туристы в белых шортах и с малюсенькими камерами в руках.
– Ну как? – воскликнул довольный собой иностранец, махнув рукой в сторону моря. – Abbeul bene?[3] – И тут же, не обращая внимания на протесты Блюмкина, принялся разгружать багаж.
Устроив гостей в гостинице, Пауло церемонно раскланялся и исчез.
Ближайшие два дня доктор жил под страхом очередного визита графских агентов. Пока Даня с Машей наслаждались экскурсиями по историческим памятникам и ресторанчикам, Аркадий Эммануилович судорожно искал способ избежать встречи с имперскими властями.
И вот на третий день, когда лакеи разносили в номера завтрак, обнаружилось, что Аркадий Эммануилович исчез. Вместе с автомобилем. Маша с Даней подняли переполох, стали звонить графу и узнали, что доктор уже у него. Да. Оказалось, он просто катался, случайно заблудился, но каким-то невероятным образом граф нашел его. Так что к ужину того же дня тихого и кроткого, как найденный в лесу Тигра из «Вини Пуха», Аркадия Эммануиловича уже доставили обратно в гостиницу «Торре-Аннунциата».
– Где пропадали? – спросил Даня, только мельком оторвавшись от вечерней русской газеты. Они с Машей сидели за чашкой чая в нарядном зале гостиничного ресторана, у большого камина. Пока официанты крутились вокруг доктора, открывая перед ним супницы и салаты, Даня, не получив ответа и не обратив на это особого внимания, принялся делиться вычитанными новостями:
– Представляете, док, большинство россиян на вопрос «считаете ли вы себя русскими», отвечают: «Ну, как вам сказать», закатывают глаза и приводят десятичные дроби… А вот еще! В Ямало-Ненецком автономном округе биологи вырастили новый вид морозостойкого мха. Доставляет очень много хлопот. И олени его не жрут… Ага… Государь Максим Первый отправился в двухнедельный круиз по Средиземному морю. В течение завтрашнего дня Его Величество намерены проделать на своей яхте путь по маршруту Мессина – Неаполь…
От этой новости доктор вдруг поперхнулся супом и начал неистово кашлять.
– Что с вами, док? – удивился Даня. Аркадий Эммануилович, не отнимая от уст салфетку, через перекошенные очки бросил на Даню беспомощный взгляд. Он понял, что настало время предупредить друзей о царской ловушке, и уже открыл было рот, как вдруг заметил, что за овальным покрытым белой скатертью столом кроме него, Маши и Дани сидит еще один тип. Какой-то пуделеподобный кудрявый француз с тонким носом и верблюжьим ртом. В руках у него была раскрытая папка и карандаш. Он делал какие-то пометки, а на соседей, вроде бы, не обращал внимания.
Доктор долго и подозрительно смотрел на него. Наконец человек оторвался от своих бумаг и глянул на Блюмкина холодным деловым взглядом.
– Fa brutto tempo, – проговорил он и покачал головой.
– Простите?.. – прищурился доктор.
– Я говорю, погода сегодня мерзкая, – повторил сосед уже по-русски с легким акцентом.
Доктор растерялся, но тут же ответил:
– Я бы даже сказал: bruttissimo[4]. Простите, мы знакомы?
– Разве что заочно, – усмехнулся тип. – Мое имя Франсуа Лукен, я – поверенный в делах Его Величества. Думаю, граф Недоговорофф поставил вас в известность о предстоящей встрече с государем. Мне поручено подготовить вас к высочайшему приему.
Блюмкин вжал голову в плечи.
– Сразу хочу вас успокоить, – заметив это, сказал тип. – Встреча будет носить сугубо неформальный характер.
– Боже, как это здорово! – захлопала в ладоши Машенька. – Мы увидим нашего душечку-царя!
– И, кроме всего прочего, получите кое-какие интересующие вас музыкальные сведения, – невозмутимо продолжал Лукен, пристально взглянув на Даню. Тот недоуменно наморщил лоб, и Лукен добавил: – Касательно струнных инструментов. И футляров к ним.
Переведя взгляд от посветлевшего Дани, поверенный вновь обратился к доктору:
– Его Величество император Максим Первый пожелал принять вас на борту своей прогулочной яхты. Завтра в восемь утра я сопровожу вас к катеру, который доставит вас на ее борт. А сегодня, пожалуйста, постарайтесь как следует выспаться, дабы быть в хорошем расположении духа. – Сказав это, деловой человек чиркнул что-то в своей папке, встал и поклонился: – Ариведерчи. Я буду ждать вас в холле ровно в восемь часов утра.
С этими словами он удалился.
– Может быть, это розыгрыш? – пробормотал Даня.
– Сомневаюсь, – только и сказал доктор.
– Лично я еще в киевском плену был уверен, что царь о нас не забыл! – приободрился Даниил.
– Не забыл… – мрачно повторил доктор Блюмкин.
– Так может быть, все тогда было не зря? – сказал Даня. – И Ванечка… И может быть даже… – Даня косо глянул на Машеньку и не решился продолжить свою мысль. Вместо этого он встал с бокалом вина в руке. – Так давайте же споем! – сказал русский космический мусорщик и затянул с воодушевлением. – Боже, Царя храни! Сильный, державный!..
Тут вся находящаяся в ресторане публика шумно поднялась и бодро поддержала его на чистом русском языке:
– Царствуй на славу нам! На славу нам!..
– Как это здорово! Как здорово! – смеялась и хлопала в ладоши опьяненная чудным вечером Машенька.
6
Улыбающийся чиновник
убивает людей.
Китайская пословица
Франсуа Лукен был пунктуален, и уже в пять минут девятого друзей проводили к пристани и усадили в катер. Погода была ужасной, моросил дождь, и пока летели по волнам, все основательно продрогли. Но вот на горизонте показалась мачта с развивающимся и бьющимся на ветру триколором. Императорская яхта казалась совсем небольшой. Она ничем не отличалась от множества стоявших в порту на причале парусников.
Приблизившись вплотную, путешественники увидели на палубе людей в желтых рыбацких плащах, среди которых в таком же плаще вертелся юноша, совсем еще мальчик. Это, стало быть, и был император Максим Первый. Вечная молодость царя была одним из таинств нынешней монархии, умилявшим народ и дающим надежду на долгое и стабильное правление страной. Вблизи борт яхты оказался метра на два выше катера, так что сверху гостям сбросили веревочную лестницу, и им пришлось карабкаться по ней.
– Приветствую вас, господа, на своем скромном судне, – сказал им приятный улыбчивый отрок.
– Здравствуйте, – сконфуженно поклонились прибывшие.
– Вы наверняка замерзли, – сказал юный государь. – Идемте внутрь, вам необходимо выпить горячего.
Спустившись вниз и пройдя по коридору, государь обернулся и звонко распорядился:
– Переоденьте гостей, я буду ожидать их в столовой!
Он исчез, а друзей завели в небольшую каюту с ширмой. Здесь Франсуа Лукен вручил им по махровому полотенцу и распахнул шкафы с брюками, свитерами и платьями всех размеров.
– Помните, встреча неформальная, – шепнул он по пути, – поэтому постарайтесь вести себя непринужденно. Ведь Его Величество пребывает на отдыхе, он так устал от всех этих великосветских приемов.
Сразу же после переодевания повеселевшую компанию проводили в столовую, где их и ожидал государь – милый мальчик в матросской форме. Завтрак прошел довольно гладко, если не брать в расчет некоторое напряжение, царившее среди гостей. После нескольких общих фраз доктор Блюмкин попытался перейти к делу.
– Вы, наверное, слыхали о наших приключениях в Киеве и хотели бы из первых уст услышать о происшедшем? – осторожно спросил он.
– Да, мне действительно было бы интересно послушать об этом, – признался государь. – Но я думаю, вам и без того изрядно уже надоели все эти вопросы журналистов и политиков, так что давайте отложим это на вечер. А пока после чая я хотел бы провести вас по судну. Как вы на это смотрите?
– Прекрасно, – тут же согласился доктор, а Даня с Машенькой интенсивно закивали.
Осмотр царского судна из небольшой прогулки превратился в настоящую экскурсию. Здесь были бани, библиотеки, лаборатории и конференц-залы. Гости посетили и так называемый Овальный кабинет, где за длинным столом в наушниках с микрофонами сидели, уткнувшись в экраны, советники, эксперты и консультанты царя, следившие за обстановкой во всех сферах государственной жизни.
Пока Даня с Машей охали и ахали, доктор думал: «Как все это умещается на небольшой яхте?» Потом решил, что у судна, вероятно, громадное дно и расслабился.
– Ну вот, похоже, я показал вам все, – сказал юный государь. – Да, кстати, на борту этого судна имеется космический корабль… Небольшой, но самый быстрый и надежный в мире. А также небольшая, но самая быстрая и надежная в мире субмарина. Где вы предпочтете совершить прогулку – в космосе или в морских пучинах?
– Простите меня за дерзость, – сказал Даня, – но лично я считаю, что в космосе нет ничего интересного. Один только мусор… А вот в море… И по призванию, и по образованию я – подводный археолог, но волею судеб…
– Что ж, будь по-вашему, – не стал дожидаться окончания фразы царственный отрок.
– Я – за! Я – за! – воскликнула Маша, хотя ее никто ни о чем не спрашивал.
Они прошли к небольшой круглой двери, коридорный в белых перчатках повернул колесо замка и отворил массивную дверь.
– Прошу, – пригласил государь.
За дверью оказалась мини-субмарина с округлым стеклянным верхом для панорамного обозрения. За бортом струилась кромешная зеленоватая тьма, и были видны только поток песчинок да пара любопытных лупоглазых рыбин, приникших к стеклу и приоткрывающих губастые рты.
Государь уселся за пульт управления, задраил люк перегородкой и отстрелил прогулочную субмарину от загадочного дна яхты. Когда отплыли, мальчик в матросской форме врубил мощные осветительные приборы, и перед пассажирами открылось немое, но полное обитателей морское дно.
– Мы недалеко от берега, поэтому здесь довольно мелко, всего шестьдесят метров, – сообщил государь. – Но мы сейчас отойдем на две мили дальше, и глубина будет уже полкилометра.
– Вы, наверное, часто гуляете здесь? – спросила Машенька.
– «Гуляю» это не совсем точно сказано, – ответил царь. – Тут неподалеку находится российская научно-исследовательская колония «Дроздофф», где проводится изучение разных подводных тварей. Там трудятся мои подданные, и, как минимум, я обязан хотя бы время от времени посещать их. Есть и другие резоны…
– Я всегда мечтал работать под водой, – признался завороженный видом Даниил, убедившись, что юный царь не собирается заканчивать мысль. – В пустоту космоса меня закинула служба…
– Да, под водой куда интереснее, чем в той части космоса, куда имеют доступ люди, – согласился с ним царь Максим несколько загадочно.
Субмарина шла быстро, и стаи рыб, появлявшиеся и исчезавшие за стеклом, казались неподвижными.
– А вот и колония! – сказал государь, указывая рукой на огни подводного города.
Мимо проползла сторожевая подлодка, царь передал по рации свои позывные и сообщил о своем намерении состыковаться с колонией. С «Дроздофф» отозвались вежливым приветствием и дали согласие.
Постройки колонии были округлыми или даже сферическими, как нефтяные резервуары. Кругом дыбились краны, антенны и трубы, из которых, клубясь и взвинчиваясь жгутами, поднимались газы. Город на полукилометровой глубине освещался так хорошо, что Его Величество отключил фары.
– Здесь восемь ядерных реакторов, – объяснил государь, указывая на подводные коммуникации, – они вырабатывают лимит энергии, меньше которого потреблять просто нет смысла. Так что электроэнергию здесь не экономят. В случае необходимости, конечно, иллюминацию можно убрать. Например, если приближается враг. Вы же понимаете, что это стратегический объект военного назначения. В России все серьезные научные работы – военного назначения. А все остальное – прикрытие. Так было и будет.
Субмарина медленно приблизилась к стыковочному модулю, раздался легкий толчок, щелкнули соединительные приборы. Государь убрал перегородку, а за ней отворили массивную круглую дверь. Здесь их встретили царские адъютанты в парадных мундирах. Государь отклонил их предложение сопровождать его и повел гостей далее сам.
– Вообще-то эта часть колонии – моя подводная резиденция, – сообщил он. – Морской дворец. Я провожу здесь до трети всего своего времени. Только здесь я чувствую себя достаточно уединенно и могу позволить себе встречаться, с кем захочу.
Они пользовались лифтами, шли по бесконечным коридорам с красными дорожками и часовыми гвардейцами. Государь то и дело заводил их в богатые чертоги и вновь, как на яхте, демонстрировал свои владения. Однако здешние покои были еще более внушительны. Тут, например, было несколько оружейных палат с коллекцией русского оружия – от мастеров шестнадцатого столетия до изделий инженеров ядерных вооружений. Особенно государь хвалил карманные ядерные боеприпасы – серебристые шары размером с яблоко и весом в двенадцать килограмм.
За оружейными палатами шли церковь, кунсткамера и спортивный зал с теннисным кортом, где в белых юбочках и гольфах тренировались в подачах сразу несколько пар малолетних подружек государя. Затем гости и государь вошли в галерею цветов (Его Величество увлекался искусством икебаны). Над вазами трудились японские девочки в кимоно. Они низко кланялись при появлении государя и повторяли это вежливое упражнение, пока тот не покинул ботанический уголок, проведя гостей в террариум.
– Вот тут, в окружении этих милых существ, мне думается особенно хорошо, – признался он.
– Какие симпатичные ящерки! – воскликнула Маша.
– Хамелеоны, – поправил ее государь, – только хамелеоны. Двенадцать тысяч особей. А вам, доктор, нравятся хамелеоны? – испытующе глянул он на Блюмкина.
– Нет, – признался тот. – Мерзкие, на мой взгляд, твари.
– Вот как? – покачал головой царь. – А мне нравятся. Впрочем, это дело вкуса. В моей жизни гораздо больше забот, нежели развлечений, – посетовал Его Величество. – Но что бы я делал без этих цветов, аквариумов и маленьких ящерок?! Вы же знаете, что на самом деле мне вовсе не одиннадцать годков. Я давно уже взрослый человек, а вынужден выглядеть, как ребенок. Именно поэтому на публике я стараюсь лишний раз не появляться. Знаете, эти иностранные журналисты… Чего они только обо мне не говорят. Как, впрочем, и о вас. Но я лишний раз не подаю им повода для злословия.
– Ах, как я вас понимаю, – сказал доктор, потеряв бдительность. – В свое время, именно, чтобы избежать сплетен и пересудов, я был вынужден покинуть родную землю. Как раз тогда я решил, что русский человек должен жить в России, независимо от политического режима, – закончил Блюмкин и тут же подумал, что про режим он ляпнул зря.
– И все-таки быть вечным ребенком – куда хуже, чем бывшим попом, – тем же дружественным тоном, но с чуть заметной резкостью в голосе сказал государь и со странной улыбкой покосился на доктора.
– Кто ж спорит, – всплеснул руками тот и понял, что опять сморозил что-то не то. – Простите. Я хотел сказать, что… Ну, в общем, я вам не только сочувствую, но и всегда готов помочь.
– Как это интересно вы, логопед, можете мне помочь? – холодно проговорил мальчик в костюме матроса. – Я, вроде бы, все буквы верно произношу.
Маша и Даня вовсю пялились по сторонам и в разговор не вмешивались, да и не прислушивались к нему, видя, что государь обращается только к доктору.
– Э-э… – беспомощно протянул Блюмкин, замявшись.
– Ну, полно, это шутка, – смягчился царь.
– Очень, очень смешно! – с готовностью воскликнул доктор и даже выдавил из себя: – Ха-ха-ха… Ха-ха.
– А вот умереть за меня вы смогли бы? – с веселой легкостью в голосе спросил у него юный царь на обратном пути.
– Ну конечно, конечно, – после некоторой заминки залепетал Блюмкин. – Умереть за Ваше Величество – это же все равно, что отдать жизнь за родину!
– А что вообще вы думаете о смерти? – спросил маленький государь в тот момент, когда дорогу им перебежала стайка босых лолит с теннисными ракетками.
– Э… Я, как человек, с одной стороны, независимый от догм, а с другой, верующий, считаю смерть понятием метафизическим, – заявил Блюмкин.
– Что ж это забавно, – кивнул государь-император скептически. – Позвольте высказать собственную позицию. Не так давно наши ученые на Луне доказали, что жизнь человека, в принципе, можно продлевать бесконечно долго. Конечно же, они предложили мне стать первым вечно здравствующим государем. Своего рода вечным символом российской цивилизации. Быть династией в единственном лице. И с тех пор я стал совершенно иначе относиться к смерти. Смерть стала для меня своеобразным выдохом жизни. Ведь чтобы нормально дышать, недостаточно только набирать в себя воздух, нужно и лишать себя его, чтобы дать возможность вобрать новый глоток. Может быть, и жизнь не имеет значения без смерти?
Доктора очень порадовало, что скользкий мальчик перешел на абстрактную философию, и он решил во чтобы то ни стало поддержать разговор.
– Вы, Ваше Величество, говорите о дуализме, – заявил он. – О зависимости света от тьмы, от, так сказать, оттеняющего начала. Но христианское учение убеждает нас в абсолютной гегемонии света, в неизбежном торжестве истины над ложью. Христианство утверждает, что Бог абсолютен и безначален, а вот торжество смерти временно и не абсолютно…
Он уже и сам понял, что наговорил чепухи, и реакция царя блестяще подтвердила это. Государь откровенно зевнул, одной рукой прикрыв рот, другой – приглашая гостей в отворенную дверь стыковочного модуля.
– Как бы то ни было, – сказал он, – нас уже ждет обед.
Все погрузились в субмарину, царственный отрок отстыковался от своей резиденции и повел судно на всплытие.
– Мы уже немного опаздываем, и для скорости будет лучше двигаться в надводном режиме, – сказал он пассажирам.
Минуты две судно шло под крутым углом вверх, наконец выскочило на поверхность и блинчиком запрыгало на огромных волнах.
Погода стала еще хуже, видимость была почти нулевой, и государь управлял по навигационным приборам. Делал он это с умением, и вскоре перед ними выросла яхта. Субмарина сделала два витка вокруг судна и, снизив скорость, подошла вплотную. На палубе уже суетились люди в резиновых плащах. Они подцепили лодку специальным краном, подняли ее из воды и опустили на палубу.
Как только государь поднял стеклянный колпак кабины, пассажирам подали пушистые полотенца и проводили вниз – в столовую, где уже был накрыт стол.
… За обедом разговор пошел как-то легче, и Блюмкин решил не упускать случая поговорить с государем о главном – об их будущей судьбе.
– Ваше Величество, – сказал он, несколько робея, – я хотел бы спросить вашего дозволения на то, чтобы мы могли остаться еще на некоторое время за границей. Мы обещаем при этом, что будем верно служить родине и российскому престолу. – Доктор замялся и поднял поверх своих овальных очков виноватый взгляд на маленького царя. – В общем, Ваше Величество, разрешите мне и моим друзьям еще немного попутешествовать, посмотреть, так сказать, мир.
Несколько секунд длилось неопределенное молчание, потом государь усмехнулся.
– Ну, конечно, – заверил он. – Никаких проблем. Тем более что даже всею своею властью я не смог бы отвести от вас некоторых обвинений, ведь они имеют не только политический характер.
– А какой еще? – напрягся доктор.
– Еще уголовный, – пояснил царь. – Вам инкриминируют не только государственную измену, но и похищение мертвого тела, и надругательство над ним.
Физиономии царских гостей вытянулись.
– Ваше Величество, – набрался смелости Даня. – Вот как раз об этом теле… Я бы хотел узнать…
– Вы имеете в виду то самое тело, которому, как утверждает следствие, вы отпилили голову, а затем пришили его сапожной дратвой? – спросил царь невинно, только в глазах его бегали веселые бесенята.
– Но вы ведь не верите этому? – сдавленно пискнула Маша.
– Я-то? – отрок посмотрел на нее долгим внимательным взглядом. – Нет, конечно же. – После чего обернулся к Дане. – Итак, вы хотели узнать о судьбе этого тела? Что ж, открою вам государственную тайну.
Блюмкин сделал робкий протестующий жест, но мальчик-царь не обратил на него внимания и продолжал:
– Это тело имеет уникальное значение не только для вас, но и для всей нынешней мировой политики. Некто настолько могущественный, что вы просто не способны этого представить, требует от меня, чтобы это тело было предано ему. В то же время, киевские власти готовы отдать это тело только в обмен на вашу смерть.
– А почему? – промямлил Блюмкин, окончательно потеряв аппетит.
– По мнению Киева, всеми своими действиями, вплоть до беспрецедентного по своей дерзости побега, вы нанесли Федерации оскорбление, смыть которое может только ваша кровь.
– Но вы ведь не выдадите нас? – пискнула Машенька.
– Нет, – сказал мальчик-царь и улыбнулся ей. Затем пристально осмотрел гостей, и они вдруг услышали: «Можете быть спокойны», – хотя губы монарха в этот миг не шевельнулись.
Все они и раньше слышали об этой сверхъестественной способности русского государя – вкладывать мысли в голову собеседника без помощи голоса, но, к примеру, Блюмкин считал эти слухи досужими домыслами.
В каком-то особом восторге от этого фокуса, а возможно и от самого обещания, Аркадий Эммануилович высоко поднял хрустальную стопку и воскликнул:
– Многая лета, Ваше Величество, многая лета!
Тут Даня неловко и резко встал, чуть не своротив стол, и, держа рюмку в руке с отведенным локтем, захлебывающимся голосом запел «Боже, Царя храни». Когда он закончил, г осударь сдержанно посмеялся и шутливо осудил:
– Это вы, Даниил Матвеевич, зря. У нас же дружеская встреча, а вовсе не званый обед. Поэтому я как раз хотел бы выпить теперь за вас.
– Нет, за вас! – возразил Даня и тут же испугался, осознав, что перечит царю.
На помощь пришел Аркадий Эммануилович:
– Ваше Величество! – воскликнул он. – Предлагаю выпить за нас всех – за русских людей во главе с великим императором Российским!
Государь снисходительно улыбнулся, в знак согласия кивнул головой, и когда гости опрокинули, наконец, стопки (даже Машенька решила по такому случаю не погнушаться выпить водки), медленно поставил нетронутую рюмку на стол. Раздался звон посуды, и неожиданно воцарилось молчание.
Некоторое время государь сидел во главе стола, задумавшись и не отпуская хрустальной ножки, потом откинулся в кресле, опершись на слишком высокие для ребенка подлокотники, отчего плечи его белого мундира оттопырились вверх…
Машенька лежала лицом в селедке под шубой, скрестив тонкие руки на белой скатерти, так, будто бы заснула за партой. Даня, нелепо развалившись, сполз набок, и только высокие подлокотники не давали ему упасть. Доктор Блюмкин сидел, запрокинув бородатую голову и широко раскрыв рот, словно на приеме у зубного врача.
В столовую неслышно вошел Франсуа Лукен.
– Ваше Величество, – предлагая свои услуги, сказал он и замер, ожидая, у раскрытой двери.
– Сколько понадобится времени на то, чтобы их смерть засвидетельствовало киевское консульство, и мы получили тело девушки? – спросил печальный отрок.
– Не более суток, мой Государь, – отозвался Лукен.
«Плюс доставка на Луну, – кивнул тот. – Что ж, сообщите ЕМУ, что послезавтра он свое получит».
Положив салфетку на стол, царь поднялся и вышел.
Глава четвертая
НИГДЕ
1
Сломался корабль -
три коромысла гвоздей остались.
Китайская пословица
Химический вкус спирта, горько ударив через носоглотку, казалось, добрался до мозга и сейчас потечет из ушей. Доктора перекорежило, из глаз его хлынули слезы. Но, не желая обидеть государя подозрением, что тот предложил им паленую водку, он прохрипел:
– Хорошо пошла, – и, переведя дыхание, вернул стопку на стол. После этого утер салфеткой слезы и посмотрел на друзей – сначала на Даню, потом на Машу. Оба они, как зачарованные, глядели в ту сторону, где только что сидел Его Величество.
– А где государь? – спросил доктор. Ему показалось, что от жуткой водки у него до такой степени помутилось сознание, что он какое-то мгновение пробыл в забытье. Он явно что-то упустил. Например, то, как государь вышел или, не дай бог, упал под стол…
Бледный Даня с лоснящимся от пота лицом бросил на доктора бессмысленный, недоверчивый взгляд. Аркадий Эммануилович понял, что друзья тоже не в курсе, куда подевался царь. Он отодвинул стул и медленно, не сводя глаз с царского места, поднялся.
Все было как-то не так. Все как-то изменилось. Например, свет, казавшийся незадолго до того нежно-матовым и салонным, стал теперь полумраком мавзолея… Но это изменение касалось, скорее, восприятия…
– Док, качки не стало, – настороженно заметил Даня.
– Что? – переспросил Аркадий Эммануилович, медленно двигаясь за его спиной вдоль стола.
– Качки не стало. Мы будто бы и не на море.
И действительно, ощущение было таким, словно вы заснули в поезде, а проснувшись, поняли, что он стоит. Только вот где и когда он остановился, это вы упустили. Блюмкин подошел к креслу государя, для убедительности отодвинул его и, подняв края белой скатерти, заглянул под стол.
– И тут его нет, – роковым голосом сообщил доктор. – Что же это творится-то?
Он медленно перекрестился. Маша и Даня тоже поспешно осенили себя крестным знамением. Что-то было не так. Что-то было не так очень сильно, это чувствовал каждый из них, но ни выразить, ни даже объяснить самим себе, ЧТО, было невозможно.
Даня с Машей с места не поднимались, только сопровождали доктора обреченными взглядами. Блюмкин выглянул за дверь. Никого. Подошел к иллюминатору. Стекло запотело. Быстрыми круговыми движениями док протер его рукавом и приник вплотную. Вглядываясь, он все сильнее прижимался к стеклу очками, в какой-то момент те, брякнув, соскочили с переносицы и повисли на шнурке.
– Черт, что же это такое творится? – повторил недоумевающий доктор, нацепив очки обратно на нос.
– Что там? – чуть слышно спросила Маша.
– Ничего, – спустя некоторое время ответил озадаченный доктор. – В том-то и дело, что ни-че-го.
Он медленно, с опаской положил руку на холодную, нет, ледяную, словно облитую жидким азотом, ручку. Превозмогая студеную ломоту в пальцах, он хотел повернуть ее и открыть иллюминатор, но вдруг испугался и отстранился. «Нет, все же надо открыть, надо открыть, – покрываясь испариной, сказал про себя Аркадий Эммануилович. – В конце концов, мы же не в космосе».
– … Живый в помощи Вышняго в крове Бога Небеснаго водворится… – только нагоняя страху, забубнил Даня девяностый псалом.
Доктор повернул ручку и, словно крышку стиральной машины, откупорил-таки массивный иллюминатор. Засвистел ветер, голубой колкий рассыпчатый снег, поблескивая, вихрями заскользил в столовую, и с ним в помещение вполз неземной жесточайший холод. Упав на пол, он покатился, расползаясь и обволакивая ледяной хваткой щиколотки. Отчаянным выпадом доктор захлопнул иллюминатор плечом и повернул ручку.
– … Не убоишься ужасов в ночи… – задыхаясь, иступлено продолжал тараторить Даня, – стрелы летящей днем, язвы, ходящей во мраке, заразы опустошающей в полдень…
Впервые за последнее время судно слегка покачнулось, точнее, чуть перевалилось с боку на бок и вновь застыло на месте.
– Да помолчи ты! – не выдержав, рявкнул доктор.
– Не приключится тебе зло… – Даня осекся, и как раз в этот момент раздался тяжелый стук.
– … И… и… рана не прибли-бли-жится теле-ле-ся твоему, – дозаикался все-таки Даня и замер, задрожав так, что громко застучали зубы. Пытаясь заглушить этот звук, он схватился за челюсть.
– Это мне одному показалось? – неуверенно спросил доктор, прислушиваясь.
«Бум, бум, бум, бум», – отчетливо повторились удары, свет дважды мигнул, откуда-то снизу донесся массивный басистый скрежет.
– Ой, – как-то уж совсем безнадежно пискнула Маша. – Мне тоже.
– Спокойно, спокойно, – поднял руку Аркадий Эммануилович, вновь подкрался к двери и прислонился ухом. Потом повернулся к ней губами и, чуть осипшим от волнения голосом, спросил: – Кто там? – и вновь приник к створке.
Оттуда, снаружи, донесся не человеческий, а, скорее, медвежий храп, низкий, на пределе восприятия, но оформляющийся в слова:
– Откройте, господа!
Доктор нервно схватился за позолоченную дверную ручку.
– Господа, откройте, – чуть более четко послышалось снаружи, – ход готов к вашему… – Дальше было не разобрать, голос перешел в сплошное басовитое фырканье.
Доктор попятился от двери, Маша с Даней шумно вскочили и прижались друг к другу у стены.
– Ну же, господа, откройте! – повторил неизвестной конфигурации монстр. – Или я вынужден буду войти, прибегнув к силе.
– Боже, что же это творится? – пробормотал Блюмкин, заходя за стол, слепо шаря по скатерти в поисках ножа или хотя бы вилки, и не в силах оторвать взгляд от входа.
Дверь заметно прогнулась внутрь, замок заскрипел, щелкнул, позолоченная ручка отскочила и со звоном упала на пол… И в столовую шагнул невероятных размеров пес. Пес этот был темно-серый, чуть меньше лошади, но побольше, чем пони. Щеки его обвисли до такой степени, что была видна розовая изнанка нижних век и красноватый белок безразличных глаз.
– Простите, господа, простите, барышня, но всем вам следует пройти со мной, – прочавкала слюнявая собака. – Не стоит медлить, проход может быть закрыт.
– А вы, простите, кто? – хорохорясь, с ноткой возмущения осведомился логопед.
Какое-то время пес смотрел на него в упор равнодушным, но очень тяжелым взглядом, затем хрипло вздохнул и сказал:
– Собака. Следуйте за мной, иначе останетесь здесь на века – призраками тосковать в этих узких покоях.
С этой фразой пес попятился, так как его размеры не позволяли ему развернуться в дверях, и углубился в коридор.
– Идемте же, господа! – послышался удаляющийся голос пса. – Иначе, повторяю, останетесь на века…
Доктор засуетился в нерешительности, но, встретив перепуганные взгляды онемевших друзей, развел руками и махнул на дверь:
– Как бы то ни было…
Даня с Машей быстро двинулись за ним к выходу. Из глубины коридора вновь донесся уже едва различимый голос четвероногого провожатого:
Читать бесплатно другие книги:
