Русалка и зеленая ночь Буркин Юлий

– Чур, я! – выкрикнул один из силуэтов девичьим голосом и, упав на колени, принялся его целовать.

– Маруся… – радостно прошептал Ванечка.

Следом повалились и остальные двое, оказавшиеся Даней и Блюмкиным.

– Что, не ожидал, не ожидал, дружище?! – кричал доктор, поправляя очки, а Даня просто всхлипывал и повизгивал.

– Где же мы находимся? – недоуменно спросил Ванечка, когда страсти поутихли.

– На Луне. На секретной базе тайного «Ордена Луны», – ответил Блюмкин. – Что-то вроде тамплиеров или «ананербе»… Короче, не важно.

– Тут, вроде, не так уж и плохо! – поделился впечатлением Даня.

– Пойдем, мы познакомим тебя с нашим спасителем! – воскликнула Машенька. – Это такой человек! Такой человек! Ах, если бы мое сердце не было отдано другому… – она томно покосилась на Даню.

Спустя минуту, они покинули готический зал и мимо молочного цвета стражников двинулись за приплясывающей от радости Машенькой. На выходе их ждал старик с флажком экскурсовода:

– Добро пожаловать в наш лунный монастырь! – важно кивнул монах-администратор в крохотных очках. – Следуте за мной, я провожу вас на прием к магистру нашего ордена. Отец-настоятель примет вас.

Вместе с проводником они погрузились в лифт, и его кабина, постукивая и поскрипывая, долго опускалась в таинственные лунные подземелья. Выйдя в какую-то штольню, они взошли на платформу электропоезда и заскользили по ржавому ребристому тоннелю. Поезд остановился перед громадными обитыми железом вратами, которые стерегли вооруженные огнеметами послушники с баллонами за спиной.

Из-за ворот глухо доносилась минорная органная музыка, и, казалось, воздух в туннеле слегка вибрирует от нее. Проводник произнес пароль, тогда один из стражей постучал дверным кольцом, и послушники расступились. Двери заскрежетали, одна створка немного приоткрылась, и, выскочив из щели, в полумраке туннеля растворилась бойкая стайка крыс. Музыка же буквально накрыла посетителей торжественной волной.

Друзья вошли в просторное грохочущее помещение, похожее одновременно на музей инквизиции и на сталелитейный цех. Внизу трудились механизмы, собирая что-то на роботизированных конвейерах. В несколько ярусов вдоль стен на металлических кронштейнах висели клети с угрюмой явно неземной нечестью. В ближайшей, стоящей на полу, бесновалось злобное крылатое чудище, и три монаха, просовывая меж прутьями жезлы, укрощали его электрическими разрядами. Где-то наверху шла сварка, и с потолка сыпался водопад зеленых искр.

Друзья шли через лабораторию завороженные масштабами секретной лунной обители, пока старик-администратор, взмахнув флажком, вновь не усадил их в лифт, на этот раз открытого заводского типа. Сам оставшись внизу, он задвинул складную решетку и нажал кнопку пульта. Лифт дернулся и со скрипом пополз вверх.

Он остановился на верхнем ярусе, где, сидя на высоком подвижном кресле, виртуозно управлялся с рубильниками, рычагами и педалями некоего громоздкого устройства долговязый человек неопределенного возраста в молочной рясе. Было очевидно, что именно здесь ведется управление всеми происходящими в гигантской лаборатории процессами.

Минуты две гости, боясь помешать, скромно стояли за спиной хозяина, пока тот не бросил нечаянный взгляд в зеркальце заднего вида. Заметив их, он встрепенулся, резко схватился за два рубильника и глубоко отжал педаль. Оглушительная органная музыка взяла свой финальный, самый невыносимый, аккорд, похожий на звук пикирующего бомбардировщика, и смолкла. Стало ясно, что тут создавалась именно она: фабричный гул внизу продолжался, и процессы шли своим чередом.

Виртуоз осторожно отнял руки с рычагов и поднял одухотворенное лицо с тонкими губами, впалыми гладковыбритыми щеками и глубоко посаженными напряженными глазами. Затем спрыгнул со своего сидения навстречу гостям.

– И кто это такой? – недоверчиво спросил Ванечка у доктора Блюмкина.

– Аббат Анджей, магистр «Ордена Луны», – шепнул тот.

– Я рад приветствовать вас в моей скромной обители! – воскликнул аббат. И добавил со смирением в голосе: – Хвастаться, конечно, нечем: катакомбы есть катакомбы. Никакой эстетики. – Чувствовалось, однако, что он лукавит и на самом деле гордится своим громадным хозяйством. – Но как почетный член конгрегации священной императорской канцелярии… – продолжил он.

– То бишь, опричной царской инквизиции, – шепотом перевел Блюмкин друзьям.

– … считаю своим христианским долгом предотвратить разглашение государственной тайны. Все что вы видели, видите и увидите здесь, является секретом. Так что вам придется дать подписку о неразглашении.

– А зачем тогда вы нам все это показываете? – нерешительно поинтересовался Даня.

– Хороший вопрос, – похвалил его аббат. – Потому что вы все равно уже знаете наш самый главный секрет… Секрет умения воскрешать из мертвых…

– А зачем вы нас воскресили? – с тихим упорством вновь спросил Даня.

– Это вы узнаете совсем скоро, – кивнул бледнолицый аббат. – Позвольте пригласить вас на чай. Пойдемте, я покажу вам свою келью, – махнул он рукой. – К тому же вам нужно увидеть кое-кого еще…

Аббат провел гостей через зал в обратном направлении, они вышли за ворота лаборатории, вновь погрузились в электропоезд… И уже через десять минут сидели за столом в «келье», больше напоминающей шикарные квартиры в центре Екатеринбурга. Аббат, сидя во главе стола, разливал душистый чай.

– А он нас не того?.. – спросил Ваня недоверчивым шепотом, хмуро кивнув на чашечку. Даня припомнил застолье на яхте государя-императора и поперхнулся. А доктор также шепотом отозвался:

– Зачем ему нас воскрешать и тут же травить заново…

– А зачем вообще было нас травить? – капризно спросил Даня.

Услышав эти разговоры, аббат разразился надтреснутым смехом.

– Ну, вот и настало время для момента истины, – сказал он. – Вы готовы слушать внимательно?

Друзья неуверенно пожали плечами и покивали.

– Похоже, что нет, – недовольно сжал тонкие губы настоятель. – В таком случае, позвольте для начала кое с кем познакомить вас. Пройдемте в соседнюю комнату.

– А чай? – пискнула Машенька.

– Напьешься еще, – буркнул Даня, вырывая у нее из рук чашку и ставя на стол.

Все поднялись и вышли вслед за аббатом в соседнее помещение – белый зал с роялем, вазами и множеством картин изображающих юных дев… Нет! На картинах были не разные девушки, а одна и та же.

– Русалочка! – воскликнул пораженный Даня и забегал вдоль стен, рассматривая полотна.

– Нравится? – спросил довольный его реакцией аббат. – Когда-нибудь, уверен, эти полотна или, с позволения сказать, иконы, будут выставлены в каком-нибудь престижном художественном салоне… Сам рисовал. Все эти годы… – он вдруг задумался и повторил себе со вздохом: – Все эти годы…

– Вы тоже знали когда-то Любушку? – затаив дыхание, спросил Аркадий Эммануилович, и в его стариковской груди что-то екнуло.

– Почему же «знал»? – засмеялся аббат. – Знаю и сейчас. Ибо она здесь, вместе с нами, – с благоговением сказал он, воздев руки и молитвенно возведя очи.

В спровоцированном им мистическом трепете друзья тоже уставились вверх.

– Что это с вами? – встревожено спросила вошедшая в зал девушка, глядя на вперившуюся в потолок компанию. Все опустили головы и обернулись к ней.

– А вот и она, – объявил аббат.

Перед ними стояла изящная девушка в вечернем платье пастельно-сиреневого цвета. У нее была тонкая длинная шея, собранные сзади в пучок матово-черные волосы с завитушками по бокам и ровная челка над умными немного смеющимися серыми глазами. Движения ее были быстрыми, но в то же время плавными и изящными.

Рыжая веснушчатая Машенька в своей оранжевой украинской майке поверх белой футболки казалась рядом с этой гордой девушкой дискотечной подружкой каких-нибудь харьковских гопников.

– И ты, Даня, предпочел эту расфуфыренную куклу моей щедрой невинности? – вперившись в Любу взглядом, вполголоса заявила Машенька и поправила тонкими конечностями свои раскосые очки.

– Милочка моя, – вместо него отозвалась девушка голосом мелодичным, но с легкой ироничной хрипотцой, – если бы не я, от твоей пресловутой невинности осталась бы только белая футболочка.

– Это почему?! – настроившись на перебранку, подбоченилась Маша.

– Больно уж ты приглянулась его целомудренным реаниматорам, – криво усмехнувшись, кивнула девушка на аббата.

– Пан Анджей? – ища защиты, обернулась Машенька к хозяину.

– Э… Виновные уже наказаны, – поспешно сказал тот… – Давайте не заострять внимания на мелочах, и перейдем к делу.

– Ничего себе мелочи… – промямлила Машенька, но продолжать дискуссию не посмела.

2

Неприятных дел бывает восемь-девять,

а людям рассказывают только о двух-трех.

Китайская пословица

– Мне нелегко говорить об этом, – начала свой рассказ Люба в гостиной аббата, когда хозяин и его гости развалились на диванах и креслах. – Я бы никому никогда не рассказала о своем нелепом прошлом, если бы это не играло такого значения для судеб многих других людей и, не побоюсь этого слова, для всей нашей державы.

Я была самой обычной девочкой. Моя мать была очень религиозной и мнительной женщиной, и она часто впадала в истерику по пустякам. – Люба задумалась, а потом сказала так, словно вспомнила очень важную деталь: – Она всегда ходила в тугом платочке.

Не могу сказать, что я любила школу, но там мне было все-таки легче, чем дома, где каждый шаг расценивался как происки дьявола. Это, впрочем, не мешало мне расти веселой и свободной девочкой. Я ведь знала, что хороша собой и достаточно умна, чтобы добиться в будущем всего, чего захочу. И однажды у меня появилась мечта. Мечта не просто выбраться из проклятого поселка, но связать свою жизнь с космосом.

Конечно, сейчас это звучит довольно наивно, но в те годы, тридцать лет назад, летать в космос было даже престижнее, чем, например, сниматься в кино. И все, такие как я провинциальные девчонки, бредили космосом… Я была готова продать душу дьяволу в прямом и переносном смысле, лишь бы исполнить свою заветную мечту. Я грезила о Львовском Космическом Училище.

И вот однажды в моей жизни появился незатейливый шанс. Это был краковский студент-очкарик с угреватым лицом. Он приехал в Украину с друзьями, чтоб недорого там оторваться.

Аббат насупился, но Любушка не дала ему прервать себя и продолжала:

– Мы познакомились как раз во Львове, на фестивале Эм-Ти-Ви с участием ведущих европейских групп. Я тогда, с непривычки, здорово напилась и с трудом соображала. «Плохие парни» забрали меня с концерта и повезли на какую-то квартиру, думаю, вы догадываетесь, зачем. Но там оказался тот польский ботаник, и он не позволил им меня тронуть. Правда, это стоило ему разбитых очков, но в целом он вел себя геройски.

Утром я проснулась в его гостиничном номере, и у нас случился короткий роман. Но это был дурацкий роман. Я, видите ли, не хотела показаться неблагодарной. – Тут аббат просто побагровел. – Да, именно так, – сказала девушка с нажимом. – Посудите сами: велика ли заслуга – спасти девушку от сексуально озабоченных парней и переспать с ней самому?.. Но тогда я как-то не задумалась о сомнительном благородстве своего спасителя.

Мы плюнули на фестиваль и гуляли по запруженным туристами средневековым улочкам, целовались на набережной и, в общем, неплохо провели время. Оказалось, во Львове у Анджея живут родственники, и после двенадцатого класса, через год, он собирался приехать сюда учиться. Я уже тогда стала уговаривать его сделать это на год раньше, так как в Космическое Училище собиралась после десятого…

«Но Любаша, – говорил мне этот сноб, – сперва я должен закончить школу…» «Закончи ее здесь», – просила я. «Это сложно, мы живем в разных странах…» «Ну, ради меня, ну, пожалуйста…» «Но мы слишком мало друг друга знаем…»

Я обижалась, и все-таки он был моей единственной ниточкой к той жизни, о которой я мечтала. После этой поездки я и дня не могла спокойно прожить в своем гадком промышленном поселке. Все меня в нем злило и раздражало, но больше всего – моя придурковатая мамочка, которая принимала все мои выпады и капризы за козни сатаны, намекая на то, что с ним был как-то связан мой папаша. Чтобы хоть как-то отыграться, я подначивала и пугала ее, всячески выставляясь в образе маленькой ведьмы.

Так однажды я придумала превращать работу по дому в колдовство и тем самым освободиться от неё. Подметая, я тихонько шептала наговоры и посыпала по углам пудрой, а стирая, наносила на шторы и скатерти едва различимые тайные надписи. И вскоре я добилась своего: мать запретила мне стирать и подметать…

Я даже стала почитывать книжки по черной магии и узнала много разных колдовских приемов. Я не верила тогда ни в бога ни в черта, но меня забавляла эта игра, а еще больше то, как реагировала на нее моя мамочка. Кончилось все тем, что я попыталась приворожить своего поляка яблочным пирогом с кровью. Но мать выследила меня, села в свой запорожец и отправилась в Кривой Рог к знакомым сумасшедшим попам.

Теперь нахмурился Блюмкин. Тут неожиданно вмешался Аббат:

– Как вы, наверное, уже догадались, «польским ботаником» Люба назвала меня. Да, в молодости я был не слишком самоуверен и больше мечтал, чем действовал практически. В отрочестве я хотел стать ксендзом, но позже увлекся живописью, и тогда главной моей мечтой стала иконопись. Учитывая родню, у которой я мог жить, Львовское художественное училище было самым дешевым вариантом… Впрочем, давайте дослушаем ее…

Посмотрев на него тяжелым взглядом, говорящим как бы, – «А тебе, дружочек мой, вообще никто слова не давал», – Люба продолжила:

– Теперь-то после всего того, что я пережила ТАМ, я понимаю, что мои увлечения эзотерикой были вовсе не так уж безобидны, как мне казалось…

– «Там»? Вы имеете в виду… Загробный мир? – быстро проговорил Блюмкин.

– Вот именно, – подтвердила она.

– У нас еще не было времени побеседовать об этом, – сказал Блюмкин. – У меня тоже имеются кое-какие воспоминания о том, что со мной происходило в потустороннем мире… Но я думал, что это не более, чем предсмертный бред, который мне так ярко запомнился…

– Гостиница «Атлантида», – тихонько пробормотал Даня.

Ванечка и Маша вздрогнули, и вся четверка уставилась друг на друга. Аббат бросил на Даню быстрый удивленный взгляд.

– Выходит, не бред, – покачал головой доктор, – выходит не бред… Так что же было дальше? – обернулся он к Любе.

– Мы переписывались, и я всё уговаривала и уговаривала Анджея… Не только поехать во Львов пораньше, но и пойти со мной в космическое училище. Он соглашался, лишь бы быть рядом со мной, хотя на самом деле хотел рисовать… Но тогда я была слишком эгоистична, чтобы обращать на это внимания. Так вот, о моих играх с колдовством… Однажды я доигралась. Это было еще до поездки к старцу… Помнишь, – обернулась она к Отцу Анджею, ты звонил мне в тот вечер и мы договорились…

Аббат криво усмехнулся и утвердительно качнул головой.

* * *

…Люба сбросила рюкзачок, упала на кровать, стянула джинсы вместе с носками, босиком соскочила на пол, нацепила плейер-наушники и в одной футболке, благо в доме давно уже не водились мужчины, пошла на кухню, пить чай.

– Тут один парень звонил, – разделывая рыбу, обернулась к ней мать.

– Ага.

– Сказал, что из Кракова.

– Угу, – повторила девушка с отвлеченным взором.

Любопытная мать какое-то время молчала, шустро соскабливая чешую под струей воды.

– Кажется, он вчера тебе уже звонил?

– Ага.

– А почему он тебе звонит, а ты с ним не разговариваешь?

– Угу.

– Что «угу»?! – раздраженно спросила мать, бросив на дочь сердитый взгляд. Та сидела на табуретке, поставив пятку на ее край, а на коленку, на уровне лица, примостила кружку с чаем.

– Я спрашиваю, что значит «угу»? Ты должна ему сказать, чтобы он не звонил.

– Ага.

– Ты вообще меня слышишь? – шагнула мать к дочери. Та боковым зрением заметила это движение и быстро смахнула наушники.

– Что? – спросила она, невинно поморгав.

– Ты меня никогда не слушаешь! – мать выдержала паузу, затем сердито продолжала: – Тебе снова звонил парень. Тот, что звонит тебе по межгороду. Из Кракова.

– Ну и что в этом такого? Захотел, да и позвонил, – так и сяк меняя и фиксируя позы, словно перед фотокамерой, сказала девочка. После чего взяла бутерброд с повидлом, разинув белозубую пасть, запихала его туда почти целиком и принялась усиленно жевать, глядя на мать все также невинно-вопросительно. Потом хлебнула чай, сглотнула и сказала: – Мам, не будь такой странной.

Мать отвернулась, нервно схватила рыбину, взмахнула ножом и тут же порезалась.

– Ай! – вскрикнула она, с грохотом уронила нож в эмалированную раковину и, сунув палец в рот, принялась его посасывать, вскипающим взглядом уставившись на дочь. Мол, смотри, стерва, что ты натворила!

– Спокойствие, только спокойствие! – вскочила Люба и, показывая чистые ладони, попятилась к двери. – Вы находитесь в кругу любящих вас людей… Я – у себя.

Женщина проводила ее взглядом исподлобья, прекратила сосать палец и прошипела сквозь зубы:

– Ведьма…

* * *

Закрывшись в своей крохотной комнате, Люба упала на разложенный диван-кровать и схватила телефон.

– Что ж, послушаем, что ты нам скажешь, пан Анджей… – с ехидной интонацией сказала она, набирая длиннющий номер.

– Слухам? – раздалось из трубки.

– Пан Кза?

– Так, так?

– Ты нарисовал мой портрет? – голосом заговорщицы спросила Люба и лукаво закусила губу.

– А! Здравствуй, – отозвался юноша с сильным акцентом. – Как живешь, рыбка?

– Нарисовал? – капризно переспросила она.

– Пока что нет. Но начал. Я звонил тебе сегодня.

– Знаю, – холодно сказала девчонка. – А для чего звонил, если не нарисовал?

– Хотел услышать голос, – после недолгого замешательства ответил юноша.

– Ха, ха, ха, – сказала она мрачно и передразнила: «Хотел услышать голос». Ладно, прощай, сумасшедший.

– Подожди! – воскликнул Анджей.

– Ну? Что еще? – вызывающе спросила Люба.

– Да нет, ничего. Просто я еще не… Как сказать по-русски… Не заговорился…

– «Не наговорился», – поправила девушка насмешливо. – Этак на тебя и денег не напасешься, звонок то международный. Ты лучше приезжай. Только без портрета – не смей!

– Я постараюсь, – отозвался Анджей. – Если смогу.

– Если бы любил, смог бы! – сказала она сердито. – Ты же знаешь, я хочу ехать с тобой во Львов! Пока! Слоньце.

– Э… – только собрался попрощаться юноша, но Люба уже бросила трубку, и по линии пошли гудки.

3

Дверь, за которой скрыто хорошее, трудно открыть;

дверь, за которой скрыто дурное, трудно закрыть.

Китайская пословица

Набожная женщина Ольга Михайловна в бигудях и в домашнем халате крадучись двигалась по темному коридору к спальне своей дочери. В руке ее потрескивала восковая свечка, а губы беззвучно твердили «Богородице Дево».

Стоило ей заглянуть к Любе, как ее воспаленные глаза чуть было не выпали из орбит. Посреди комнаты на блюде горело призрачно-синее пламя. Сама девочка, растрепанная и бледная, в нижнем белье, стоя на коленях, держала в одной руке раскрытую толстую книгу, а другой колдовала над пламенем, вполголоса произнося заклинания.

«Господи, не остави мене!» – хотело вырваться у Ольги Михайловны, но она зажала себе рот рукой. Люба резко вскинула дикий взгляд на дверь и, оскалившись, усмехнулась. Мать уронила свечу, и та потухла. Схватившись за бигуди, Ольга Михайловна убежала к себе, заперлась на замок, окропила комнату святой водой, облилась ею сама и распласталась в молитве перед иконами, освещенными трепещущим огоньком лампадки. Потом она с головой залезла под одеяло и уснула.

Сновидение ее, вдохновленное последними впечатлениями, также было полно демонических страхов. Ее дочь с бесовским смехом летала вокруг дома на метле. Два священника, испуганно пригибаясь, палили по ведьме из черных наганов с ее же балкона, но никак не могли попасть.

«Да это же сам отец Аркадий! – узнала во сне женщина. – Наш батюшка из церкви Николы!»

Бах! Бах! Кх! Кх! Бах! – перебивали друг друга выстрелы двух попов.

– Левее бейте, отец Виктор, левее! – кричал молодому дьякону знакомый женщине батюшка.

– Ложи-ись! – завопил его напарник и, подпалив фитиль, метнул в ведьму бомбу.

Бах-бах!

Ведьме хоть бы хны, а вот соседского гаража – как не бывало…

– Зенитку надо, – со знанием дела высказался отец Виктор.

– Стреляйте, черт вас подери, из того, что есть!

– А смысл? У меня освященные пули закончились.

– Палите, как я, простыми!

– Ах ты, господи, горе-то какое! Простые не возьмут! – воскликнула Ольга Михайловна и проснулась от собственного голоса.

* * *

В тот миг, когда она покинула комнату Любы, та шепотом сказала ей вслед:

– Дура!

И тут же увидела, что оброненный матерью огарок тлеет. Девочка топнула по нему босой ногой. Она не думала, что обожжется, но расплавленный воск прилип к середине ступни, как раз там, где кожа такая нежная и чувствительная. Люба взвизгнула и с гримасой боли запрыгала на одной ноге. Сдерживая слезы, она бросила на кровать «сатанинский» фолиант «Энциклопедии для девочек» и принялась сдирать со ступни остывший воск.

– Как же я ненавижу все это! – всхлипнув, прошептала она яростно. – Эту глушь, этот дом, эту проклятую жизнь! Все бы отдала за то, чтобы вырваться отсюда, душу бы отдала!

Откинувшись на спину, она невидящим взглядом уставилась в потолок.

– Только кому она нужна, моя душа? – прошептала она с неподдельной горечью. – Нет ведь никого – ни бога, ни черта! А если есть, то берите! Не жалко! Да! – еще более пылко воскликнула она. – Приди хоть кто-нибудь – с неба или из-под земли! Делай со мной, что хочешь! Только вытащи меня отсюда! – и добавила, вспомнив анекдот: – Хоть тушкой, хоть чучелом.

* * *

Люба уснула. Мутное сияние зимней ночи отбрасывало тень оконной рамы на ее постель. Тень тронулась, пробежала по комнате и в миг вернулась на место. Это последняя машина проехала по окраине городка. Все замерло. У окруженной голыми деревьями шахты «Братская» во множестве собрались призраки, чтобы поприветствовать высокого гостя – тень, поднимающуюся из самой бездны. Затаив дыхание, ожидала ее нечистая сила у ржавой башни, увенчанной пятиконечной звездой. В пропасти шахты монотонно гудел ветер.

Вдруг среди тишины небеса разодрал гром, ветер усилился, и бездна начала со свистом всасывать воздух. Падшие духи, дико повизгивая, заплясали вокруг в буйном хороводе, наперебой выкрикивая свои заклинания. Поднялся вихрь, ходуном заходила жестяная звезда… И тут же внезапно вновь воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь волчьим завыванием вдали… И величественная подземная гостья поднялась из пролома в основании металлической башни. Сонмище демонов склонилось пред царственной тенью.

– Здравствуйте, ваше величество! – залепетали наперебой низшие духи. – Мы вам так рады, так рады… Она сама, сама позвала…

Не обратив на них внимания, тень ринулась к своей цели. Поселок был близко. Были слышны лай собак и другие ночные звуки, горели вдали одинокие окна пятиэтажек. Дрянь миновала пустырь и заскользила между стволов. Перемахнула через железнодорожную насыпь, нырнула в темный овраг, где ветер посвистывал в голых прутьях кустарника, и помчалась по темным заросшим расселинам. Потом выскочила в чащу и вдвое быстрее двинулась среди елок и сосен.

Полная луна пронизывала хвою, бледно освещая стволы и устилая снег сеточкой подвижных теней. Поросшие колючими елками и ольшаником пологие рытвины пересекали гостье путь, словно высохшие русла рек. Но как только она выкарабкивалась наверх, перед ней вновь замаячил многоглазой стеной приблизившийся поселок.

Луна спряталась за бугор, когда тварь угодила в овраг шире и глубже прочих. Обрушилась вниз, проскакала по сугробам и без передышки вскарабкалась обратно на поверхность. Вдруг перед ней точно распахнулись ворота: в глаза ударил электрический свет окраины. Только тут гостья остановилась и перевела дух, готовясь к последниму броску.

Затем, скользнув мимо темной автобусной остановки, она скрылась во тьме нужного ей подъезда. Крупными хлопьями повалил и завертелся от порыва беззвучного ветра снег. Предательская ночь осталась такой же тихой.

Тень промчалась через пару темных лестничных пролетов и остановилась, чтобы отдышаться. Вдруг рядом зашипела кошка, и дрянь метнулась в мусорный закуток, где и притаилась, слившись с мраком.

«Я рядом», – прогнусавила она почти добрым, почти женственным голоском, направив его в сон позвавшей ее девочки.

Люба услышала ее и тут же проснулась – так, будто вынырнула из воды.

– Кто это? – спросила она.

Холодок пробежал по ее влажной спине, и она постаралась не шевелиться, лишь повыше натянув одеяло.

«Чувствуешь меня?» – ехидно поинтересовалось нехорошее предчувствие.

– Да, – одними губами сказал девочка, не смея вздохнуть. – Я чувствую, как что-то ползет. Что-то пробирается по ступенькам.

Дрянь подкрадывалась все ближе и ближе. Вот она поднялась на верхний эаж и, воровато оглянувшись, приникла к железной двери.

«Боже, прости меня, я не хотела!» – взмолилась в отчаянии отроковица, видя внутренним взором, как тварь всовывает кусочек себя в замочную скважину и пытается стать отмычкой. Щелк! У нее получилось. Щелк… Щелк… И дверь, скрипнув, приотворилась.

– Спи, – приказала явившаяся из леса дрянь. – Спи!

И в Любином сне вместо нее в квартиру проскользнул маленький нестрашный суетливый карлик. Пыхтя и бормоча, он пробежал в своих мягких сапожках через коридор и протиснулся в щель между косяком и Любиной дверью. «Динь-динь», – звякнули бубенцы у него на колпаке.

– Ах, это все-таки сон! – сразу поняла обманутая девушка и с усмешкой встретила своего гостя: – Ну, иди сюда, мой тайный кавалер.

Тот, опасливо вжав голову в плечи, осторожно приблизился к ней. Во сне она хотела схватить карлика за нос… А наяву дрянь втянулась в ее безмятежно посапывающие ноздри.

«Теперь у тебя будет много колдовской силы, ты будешь завораживать и внушать все, что захочешь, – пообещала вселившаяся в девушку тьма. – Спи».

* * *

– Мы столько времени были вместе, – воскликнул отец Анджей сердито, – и ты ни разу, ни разу не рассказывала мне всё это!..

Остальные слушатели смотрели на нее испуганно. Люба вздохнула.

– Да, – сказала она. – Ведь я была одержима. Только сейчас, когда душа моя кое-где побывала и очистилась, я и могу все это рассказывать. А тогда… Тогда я даже испекла тот самый пирог, чтобы ты окончательно стал моим невольником, и я смогла бы с твоей помощью вырваться из дома… А на тебя мне было наплевать. Уж прости, Коза.

– Ужас! – передернуло аббата.

– Но ты не приехал.

– Ты же знаешь, меня не пустили родители… Они боялись, что ты собьешь меня с верного пути и уговоришь поступать в космическое училище вместо художественного… Впрочем, так и случилось…

– Да, – кивнула Люба. – Но ты бы и не застал меня. Ведь мамочка отдала меня двум попам-маньякам, чтобы они отвезли меня в приднестровский Свято-Зачатьевский монастырь изгонять беса… А пирог вместо тебя со своим психованный дружком-дьяконом съел он, – указала она на Блюмкина. И мы вместе сбежали от экзерциста Зосимы. Я прожила с ним почти год, он катал меня по Европе, изображая то папочку, то мужа, а потом я удрала и от него, и все-таки отправилась во Львов…

Аббат смотрел на нее с ужасом. Но ее как будто даже веселило это.

– И надо же случиться такому совпадению, чтобы прямо на вокзале нос к носу столкнуться с тобой…

4

Когда садишься в свадебный паланкин,

поздно прокалывать дырочки в ушах.

Китайская пословица

– Да, – сказал аббат, хмурясь. – С момента встречи с этой девушкой вся моя жизнь пошла кувырком, вся она подчинилась ее прихотям. Нет, я ни о чем не жалею, но хоть я и не знал о ее связях с нечистой силой, я чувствовал, чувствовал, что что-то не так.

– Про-про-простите, – вдруг вмешался Даня. – А как же я? Ведь я тоже лю-лю-лю… – и он затравленно глянул на Любу. Та ответила ему таким взглядом, что он весь сжался.

– Как вы напоминаете мне того юношу, которым был я как раз в те времена, – усмехнулся аббат. – Простите, но ваша очередь высказаться еще не наступила. Итак, я звонил ей снова, но отвечала ее мать, а услышав мой голос – бросала трубку… Потом автоответчик стал сообщать, что «данного номера не существует…» Я решил, что это судьба, и почти уже забыл о ней, но через год, когда я поехал поступать в «художку»…

* * *

… – Люба?! – воскликнул Анджей, не веря своим глазам. Он только что вышел на привокзальную площадь, и два добротных чемодана стояли возле его ног.

– Анджей, милый Анджей! – воскликнула девушка, и глаза ее вспыхнули сумасшедшим огнем, который юноша, конечно же, принял за любовное пламя. – Я так и знала, что найду тебя здесь!

– Ты переехала? Извини, что так вышло, солнышко, что я не смог тогда… – начал он.

– Какая разница?! Какое это теперь имеет значение?! – воскликнула она. – Главное, что сейчас мы вместе, и мы немедленно идем в приемную комиссию Космического Училища!

– Да? – только и сумел спросить он вместо возражения.

– Да! Да! Конечно да! – зашептала она, одной рукой обнимая его, другой – ловя такси. – Я надеюсь, у тебя есть деньги?!

… И они поступили в училище вместе – он на пилота, она – на стюардессу. «В конце концов, – решил мягкотелый юноша, – живопись может остаться моим хобби…»

Она же никогда и словом не упоминала о том, что во Львов приехала не из Задойного от мамочки, а из Италии от взрослого любовника.

* * *

… Она шла по предпраздничным улицам, между витрин и автомобилей, и не замечала ничего кругом. Ее окликнул таксист, до нее не сразу дошло, что ему надо. Наконец она поняла, что тот предлагает довезти ее, сунула руку в карман, поворошила грошами, понуро помотала головой и пошла дальше.

Почти через час она добралась до нужного дома и поднялась в квартиру, которую снимал Анджей, и в которую все никак не решалась переехать из общежития она, предчувствуя, что это может стать концом их отношений. Там девушку с собачьей радостью встретил ее худощавый прыщавый поляк. Хозяин был в домашних тапочках и в заляпанном красками фартуке.

Он обнял ее, пышущую морозом, и пушок на ее румяном лице обозначился бисером крохотных капелек влаги. Она была туманно податлива, он помог ей снять дешевый желтый пуховик, провел в комнату, подвел к мольберту и что-то стал показывать, объясняя… Она кивала, но не слушала. Она думала о чем-то другом…

– Что с тобой? Что случилось, любимая? – спросил он, прервавшись. – Козочка, пойдем, сядем на диван.

– А ты сядешь рядом? – обреченным тоном спросила она.

– Ну конечно, моя звездчка! – испугался он еще больше и взял ее ледяную руку в свои жгучие ладони.

– Мне надо будет сейчас уйти, вдруг придумала она, но прежде я должна тебе кое в чем признаться.

Он с готовностью подсел чуточку ближе.

– Нет. Сначала зажги свечу и потуши свет.

Любушке нравилось «искренне» разговаривать и целоваться в полумраке при зажженных свечах. Чтобы можно было представлять на его месте кого-нибудь другого… Кого-нибудь постарше и посолиднее… Анджей всегда держал для нее несколько разноцветных парафиновых зверушек в целлофане. Он вскочил как ошпаренный и начал бегать по комнате, собирая все необходимое для этой нехитрой церемонии.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга посвящена церковным аспектам русской политики в Балканском регионе. Общность веры с христианск...
Ольга всегда знала, что достойна самого лучшего. Девушке из провинции пришлось многим пожертвовать и...
Эпоха меж двух великих войн, которая закончится крушением Империи Человечества, эра лютых псов, стре...
Ануш – молодая девушка, с поступлением в Кембриджский университет, воплощает в жизнь заветную мечту ...
Английская баронесса Барбара Кэмпбелл всегда мечтала поближе познакомиться с русской культурой и тра...
Грязные дела наркоторговца Тошали Бобошерова переполнили чашу терпения не только простых людей, но и...