S.W.A.L.K.E.R. Звезды над Зоной (сборник) Белянин Андрей
– Мать моя!.. Да что ж за день такой!
Справа, слившись с тенью от уходящей на второй этаж лестницы, стояло то, что Федот поначалу принял за шкаф. Присмотревшись, парень понял, что это та самая, обещанная стариком хозяйка. Ростом с Федота и шире его вдвое, женщина не шевелилась. Лишь блестели из-под сальных косм, закрывающих лицо, злые глаза. Пальцы рук сжимались и разжимались.
– Здравствуй, хозяюшка, – решил потянуть время егерь. – Муж твой сказал, что накормишь меня.
– К-хехк-хе… да. Проходи. Кхк-картофляники. Досыта.
Бабища двинулась к камину.
– Обиженным не уйдешь…
Трактирщик, остановившись у длинного стола, тянувшегося через весь зал, повернулся к Колобову.
– Кхе… садись. Сейчас. Будет.
Федот прошел через зал и уселся на длинную скамью спиной к единственному окну. Хотя окно было не так чтобы маленьким, света оно давало на удивление немного. Автомат егерь положил на стол, накрытый пыльной серой скатертью, рядом пристроил взведенный шипострел. Мало ли что? Рюкзак решил пока оставить на спине.
С Одержимыми ухо держи востро. Судя по тому, что двигались они не слишком скоро, Кукольник Федоту попался неопытный. И надо было его выявить, пока не вошел в силу.
Баба, подойдя к печи, взяла ухват и потопала обратно. Мужичок, до этого кхекавший рядом, начал перемещаться за спину.
«Начинается. И на голодный желудок, что обидно», – посетовал про себя Федот, привставая со скамьи.
Но не тут-то было – кто-то вдруг вцепился в ноги егерю и потянул под стол. Федот потерял равновесие и покачнулся назад. Это спасло его от объятий трактирщика, намеревавшегося схватить гостя за горло. Руки лишь задели подбородок егеря, а сам хозяин повалился на Федота сверху. В дверь застучали сильнее. Смахнув с себя старика, слава Крестосу, весившего не слишком много, Федот уперся рукой в столешницу и заглянул под скатерть.
В ноги его вцепилась худенькая девчушка. Светлые длинные волосы, заплетенные в косы, волочились по полу. Одетая в серый сарафан, девчонка с выражением решимости на лице, но с отчаянием в глазах тянула и тянула егеря под стол.
– Извини, малышка.
Заметив краем глаза вдруг заторопившуюся хозяйку с ухватом, Федот резким рывком освободил одну ногу и двинул ею по рукам, цепляющимся за штанины. Хватка разжалась. С силой оттолкнувшись от столешницы, Федот выскользнул из-за стола и, перекатившись в сторону, вскочил на ноги. Оружие осталось лежать, где лежало. Да Федот пока и не очень хотел устраивать тут побоище.
– Ну же, Кукольник, покажись! – выкрикнул он.
Одержимые дед и бабка приближались. Из-под стола выскользнула девчонка. Сделав рывок вперед и впечатав кулак в челюсть дернувшегося навстречу старика, Федот схватил шипострел. Пнув поднимающуюся с пола девчушку и перескочив через упавшее тело, рванул мимо бабы с ухватом и рыбкой сиганул в окно…
– Дерьмо дендроида!
То, что выглядело как давно не мытое стекло, оказалось плавательным пузырем глота. Федот, частенько пользовавшийся в цивилизованных местах таким способом ретироваться от разгневанных мужей, был пойман врасплох. Пузырь, спружинив, отбросил егеря прямо под ноги Одержимой. Та, махнув ухватом, умудрилась прижать Федота к полу. Немалый вес трактирщицы придавил его почище симб-бера, в объятиях которого как-то побывал егерь. А на ноги опять навалилась тяжесть.
– Девчонка! Дерьмо…
Старуха, хрипя, нависла над Федотом. Тот обеими руками вцепился в ухват. Концы рогатины вошли в старые доски пола по обеим сторонам от шеи, врезаясь в горло, не давая дышать. Федот, отпустив одну руку, зашарил на поясе и вытащил обрез. Убивать людей страсть как не хотелось, но умирать не хотелось еще сильней.
Уже взведя один из курков, Колобов вдруг заметил, как в окне за спиной Одержимой что-то мелькнуло. Раздался треск порванного пузыря. В комнату хлынул яркий солнечный свет и чистый воздух. В ту же секунду размытая тень, вспрыгнув сначала на подоконник, одним прыжком переместилась на спину трактирщицы.
Давление на глотке ослабло. Федот отпихнул ухват, стараясь надышаться всласть. На лицо полилось что-то теплое.
«А дышать хорошо-то как, – пронеслось в голове. – Раньше и не замечал».
Шум в ушах пошел на убыль, и Федот услышал, как хрипит и булькает над ним Одержимая. Горло у нее было выдрано напрочь, но трактирщица как-то еще ухитрялась стоять. За ее могучими плечами Федот углядел рыжеволосого морфа, увлеченно полосующего толстуху длинными когтями.
«Н-да, страстная штучка. А ведь на месте Одержимой мог быть я».
Ухват наконец-то выпал из рук Одержимой, и сама она стала заваливаться набок. Стук в дверь усилился. Под Федотом затрясся пол. Доски заскрипели, выгибаясь, словно под ними полз огромный крот. Морф замахнулась.
«Крестос! Сейчас и девчонку убьет!»
Федот рывком подтянул ноги с вцепившейся в них малявкой. Коготь рыжеволосой лишь скользнул по щеке девчушки, оставив кровоточащую царапину.
– Не надо! – крикнул егерь, предупреждая следующий замах.
Рыжеволосая остановилась и недоуменно поглядела на Федота.
– Помогать? Не надо? – голосок ее, звучащий словно колокольчик, странно дисгармонировал с залитыми кровью мускулистыми лапами и грудью.
– Надо! Хватай ее и… – Федот оглянулся в сторону окна, откуда на него таращилась еще парочка Одержимых.
Дверь продолжала трещать, но пока держалась.
– …и тащи наверх!
Сам Федот сунул обрез в кобуру, схватил со стола автомат, подхватил лежащего без сознания деда и по выгибающимся доскам устремился вслед за морфом. Та волокла обмякшую вдруг девчушку.
Доски пола с треском взлетели под самый потолок. Столы опрокинулись. Что-то, смахивающее на клубок змей, появилось над провалом в полу. Стали отлетать половицы в других концах комнаты. Отовсюду лезло серое, покрытое волосками и землей, извивающееся нечто. На ходу полоснув короткой очередью ближайший отросток – из него брызнули фонтанчики прозрачной желтоватой жидкости, а сам отросток резко отдернулся – егерь поспешил вверх по лестнице. Тащить старика в одной руке было неудобно, но не бросать же его на погибель?
Меж тем вслед за отростками из подпола тут и там полезли зеленые побеги. Листья подымались над полом, распрямлялись и разворачивались, стряхивая с себя землю. Показались полусферы стволов. Что-то они Федоту напоминали, но вспоминать было некогда. Следующая очередь, скосившая часть синеватого купола, лишь привлекла внимание тварей к лестнице.
«Где же Кукольник? Их не может быть несколько. Или может?»
Федот, опустив старика на ступени, закинул «Укорот» за плечо. Придется разрывкой. Шипострел сухо щелкнул, и стрелка вошла в бок твари. Щелчок затвора, и вторая стрелка поразила другую цель. Еще три стрелы и одна анчарка, а дальше? Две твари перестали шевелиться. Морщинистая, как древесная кора, кожа расправилась и налилась желтизной. Несколько хвостов-отростков убрались под пол. Стук в дверь вдруг затих.
Тем временем морф, оттащив девчонку на второй этаж и швырнув в первую попавшуюся комнату, вернулась и, схватив за душегрейку, поволокла наверх старика.
Федот выстрелил еще пару раз. Еще две туши прекратили движение, но в глубинах разрушенного подпола зашевелилось что-то более крупное. Решив рискнуть, егерь сорвал с пояса оставшуюся бутылочку с нафтой и швырнул в самую глубину. Отвернулся и зажмурился. Полыхнуло. Трактир затрясся, словно лист на ураганном ветру. Зал внизу затянуло клубами пара от лопающихся тварей, заливающих соком огонь. Запахло печеными овощами. Последнюю стрелку егерь выпустил в подобравшийся вплотную к ногам отросток.
Расталкивая мертвых и живых собратьев, из глубин подпола вырвался огромный, словно пожарная бочка, корень. Его кора дымилась, прожженная нафтой во многих местах. От твари отваливались целые куски, но в слепой ярости она продолжала ползти к лестнице.
«Вот оно! Вот Кукульник! Дождался».
Федот выхватил последнюю анчарку. Удар отростка по ступеням заставил его вцепиться в шаткие перила.
– Кхе-кхерасе! Репа!.. – прокашлял голос со второго этажа, но тут удар еще большей силы снес поддерживающие лестницу столбы.
«И тут проклятущая Репка достала», – безнадежно подумал Федот, а больше ничего подумать не успел: перила треснули, и лестница начала рушиться прямо в провал. Пытаясь ухватиться хоть за что-то, егерь разжал пальцы. Ядовитая стрелка, выпав, отскочила на уцелевшую половицу у стены. А сам Федот, широко распахнув глаза, полетел вниз.
Время словно замедлилось, позволив жалкому человечку напоследок насладиться всем величием зрелища. Вот огнедышащий провал, исходящий паром, словно котел с рагу. Вот твари – живые, упокоенные, горящие, взрывающиеся от жара и продолжающие молотить воздух пожухшей ботвой. Вот труп толстухи, утаскиваемый в подпол, – извините, тетенька, так получилось, будет в рагу и мясо… Доски лестницы, перила, пролетающие мимо, разряженный арбалет в руке; качающееся под потолком тележное колесо, с которого свалились все свечи; усатая и немытая ряха старика, выпучившего глаза и что-то орущего, и, наконец, она – рыжеволосая, одной рукой держащая старика за шиворот, даже в такой момент остающаяся дико (подходящее слово) соблазнительной…
Удар!
Приземление было чрезвычайно болезненным, и дело даже не в высоте: нафта местами еще продолжала гореть. Весь подпол был в пару и дыму, от взрывающихся корнеплодов отлетали куски жгучей массы. Не успел Федот встать на ноги, как тут же по щиколотку провалился в кипящее варево.
Боль!
Только сейчас до Федота дошло, как ему больно. Если бы не пододетая под кевларку рубаха из джи-волокна, болевой шок его бы просто убил. Однако егерь продолжал жить и, карабкаясь по ворочающимся корням, ползти к единственной цели, прекрасной и недостижимой – к стреле, к анчарке.
Дойти. Подтянуться. Взять стрелу. Это просто. Просто взять и убить эту тварь. Дойти. Дотянуться…
Поперек туловища обернулось корневище, еще одно дернуло за ноги, опрокидывая егеря на спину. Боль. Шипение нафты. Прокушенные губы. Слезящиеся от пара глаза.
– Тварь! Сдохни!
Выхватив свободной рукой егерский тесак, Федот принялся рубить и полосовать врага. Вдруг еще одна мысль пробилась сквозь волну боли и ненависти.
«Морф!»
И тогда Колобов, взглянув наверх, закричал из последних сил:
– Стрела! Подай стрелу! Помоги…
А затем вокруг сомкнулась тьма. Тьма кипящая… тьма горячая… тьма прохладная и шершавая, словно наждаком обдирающая кожу… тьма…
…Старик, просунув между столбиками голову, во все глаза смотрел на творившееся в его корчме безумие. На парня, окутанного клубами пара, во вспышках пламени, среди извивающихся корней что-то вопящего о стрелах и помощи. Рубящего направо и налево волосатые и извивающиеся крысиные хвосты репы, ЕГО репы, которую он самолично посадил… Но вот парня дернуло и потащило в глубину подвала…
Перед глазами старика мелькнуло что-то стремительное. Обнаженная рыжеволосая девица, на лету превратившись в пушистую лисицу, приземлилась у самого провала на все четыре лапы, скакнула в угол и подхватила зубами стрелку. Затем заметалась-запрыгала, словно танцуя, среди затухающих языков пламени, шевелящихся корней и паровых гейзеров, и прыгнула в темноту вслед за исчезнувшим парнем. И все стихло. Осталось только бульканье постепенно остывающего в подполе рагу.
11. Вечер
Старик-трактирщик сидел на завалинке, привалившись спиной к нагретой за день стене. Закатные лучи солнца окрашивали все в багряные тона. Караван, груженный репой и самогоном, отправился в обратный путь. Торговец, не пожелавший оставаться на ночь, спешил.
– Быстрее продам, быстрее приеду за новой партией, – сказал он старику.
Мальчишки, сыновья трактирщика, заперли ворота на ночь. Старший Петро полез на вышку за пламемет.
Рядом присела молодая жена. Светловолосая бродяжка, которую старик когда-то подобрал и выходил, заменила погибшую супругу. Да как заменила! Старуха, бывало, и поколачивала мужа.
– Эх, спасибо стрельцу с его лисицей, обереги их Крестос. Старик обнял женщину и прикрыл глаза.
– Все будет хорошо…
12. Утро. Six Feet Under
…Тьма… тьма мягкая… тьма… пушистая?…Тьма, насыщенная множеством незнакомых запахов. Или уже не тьма?
Кто-то лизнул Федота в щеку, затем в нос. Федор попробовал сфокусировать взгляд – и тьма рассеялась. Он находился в странном месте. Кругом земля, торчащие корни, острый запах прели. Рядом с ним лежала рыжеволосая и хитро улыбалась.
Федот ощупал себя. Где боль? Жив ли он?
Он был абсолютно гол, но ему это не мешало. Вместо холода тело подавало совершенно другие сигналы. Хотелось есть, хотелось двигаться; его переполняла энергия, сила и… желание? Федот повернулся к девушке.
– Колобок, колобок, я тебя съем, – проворковала она и снова по-лисьему ухмыльнулась.
Или не проворковала, а просто подумала?
– Не ешь меня, – подумал в ответ Федот. – Я тебе еще пригожусь.
– Ой ли?
– Сейчас увидишь.
Федот с рычанием притянул девушку к себе. Острые коготки впились ему в спину. Два пушистых хвоста переплелись. «Хвост?» – успел удивиться Федот, но тут ему стало не до хвоста…
А на поверхности шел ласковый дождь. Жизнь продолжалась.
Майк Гелприн
Там, на юго-востоке
Сказитель пришел в Город вечером, на закате.
Нет, я буду рассказывать по порядку, а то собьюсь, потому что у меня дырявая память.
День начался как обычно. Утром я заглянул в детскую проведать Люси. Она спала, волнистые золотые пряди разметались по подушке. Осторожно ступая, чтобы не потревожить мою крошку, я вышел из комнаты и притворил за собой дверь. Потом спустился вниз и отправился к Барри Садовнику.
Барри, как всегда, возился в саду с цветами, и я спросил, как дела и не надо ли ему чего-нибудь.
– Все в порядке, Том, – ответил он, – вот, смотри, сегодня я высадил орхидеи. Тебе нравится?
– Очень нравится, – сказал я. – У тебя замечательные цветы, Барри, и такие красивые. Как называются вон те, красные?
– Это рододендроны, Том. А вот гиацинты, дальше розы, гладиолусы, хризантемы. Жаль, что ты не запомнишь.
– Прости, старина, твоя правда, – сказал я, – ты же знаешь, у меня дырявая память. Но мне все равно очень по душе твои цветы. Я сейчас двинусь к Джеку, передать ему что-нибудь от тебя?
– Передай Джеку привет, Том. И, слушай, как Люси?
– Прекрасно, просто замечательно, – сказал я. – Спасибо тебе, что спросил.
Джек Хохмач, как всегда, рассказал мне новый анекдот. Анекдот был очень смешной – про дрянного мальчишку, который подсматривал в замочную скважину, как соседская дочка ловила кайф перед зеркалом. Я долго смеялся, настолько веселый был анекдот.
– А что такое кайф, Джек? – спросил я, отсмеявшись. – Помнится, ты объяснял мне. И зачем его ловят, говорил, только я запамятовал.
– Это неважно, Том. Ты очень хорошо смеешься, дружище. Тебе правда понравился анекдот?
– Очень понравился. Я на славу повеселился, Джек, спасибо тебе. Ты сам-то как?
Он сказал, что все просто прекрасно, спросил про Люси, потом мы еще немного потрепались, и я двинулся дальше.
С Ученым Бобом я сыграл партию в шахматы. Боб снова поставил мне на седьмом ходу мат и сказал, что я неплохо играю, но не слишком внимателен.
– Мне все равно приятно играть с тобой, Том, – сказал Боб. – Гораздо лучше, чем самому с собой. И вообще, это здорово, что среди нас есть ты. Я хотел сказать – ты и Люси, Том.
Я простился с Бобом и пошагал дальше. Зашел к Питу Дворнику, который, как обычно, подметал площадь. Поболтав с ним, двинулся к Марку Строителю, от него – к Билли Музыканту, потом к Эдди Маляру. Так к вечеру я обошел всех, и когда начало смеркаться, заторопился домой, к Люси. Но не успел войти на порог, как прибежал Джерри Охранник и сказал, что в Город пришел Сказитель.
– Что такое Сказитель? – спросил я.
– Не бери в голову, Том, с твоей памятью ты все равно забудешь, – сказал Джерри. – Главное, что он пришел и велел всем собраться у Джонни Мастера. Ты прямо сейчас иди к Джонни, Том, а я еще должен забежать за Барри и Эдом.
– Я пришел из большого Города, – заговорил Сказитель, едва мы собрались в забитом проводами, трубами и всякой железной рухлядью доме Джонни Мастера. – Этот Город очень далеко отсюда, в пятистах милях на юго-восток. Его построили люди, много людей. Там высокие красивые дома. Там солнце плещется лучами в реке и деревья в парках склоняют кроны к берегам поросших кувшинками прудов. Там найдется работа для любого из вас – каждый сможет выбрать занятие по себе. Вы все должны идти туда, вас там ждут, и вам будут рады.
Я не сумел сдержать чувств и заплакал. Я ревел в три ручья и не мог произнести ни слова от радости. Сказитель замолчал, и остальные молчали тоже – мои деликатные друзья ждали, пока я выплачусь.
– Простите, господин Сказитель, – спросил Барри Садовник, когда слезы у меня наконец иссякли, – а в этом Городе, там нужны садовники?
– Да. Там очень много цветов, и крайняя нужда в тех, кто умеет за ними ухаживать.
– А дома? Возводят ли там каменные дома? – спросил Марк Строитель.
– Конечно. Людей в Городе становится все больше, им необходимы каменщики, кровельщики, монтажники, маляры. Кроме того…
– А как насчет преступности? – прервал Джерри Охранник. – Есть ли в Городе преступники?
– Обязательно, – ответил Сказитель. – Город кишит преступниками, и очень нужны те, которые будут охранять жителей от криминала или сторожить заключенных в тюрьме.
Все замолчали, и тогда я решился. Я боялся задавать этот вопрос, страшился его, я просто умирал от ужаса. Но я должен был его задать, обязан, и я спросил:
– Есть ли в Городе маленькие дети, господин Сказитель?
– Ну конечно, – ответил он, и счастье захлестнуло меня. – Там ведь живут люди, и, естественно, у них рождаются дети. Много детей, мальчиков и девочек, за ними обязательно надо ухаживать, непременно.
– Вы ведь подождете меня, правда!? – закричал я, стоило Сказителю захлопнуть за собой дверь. – Я быстро, мне только надо забежать домой – забрать Люси. Я захвачу ее и немедленно вернусь, мы можем выйти сразу после этого.
– Ты никуда не пойдешь, Том, – сказал Ученый Боб, – и никто не пойдет. Никакого Города там, где сказал этот клоун, нет. И людей в нем нет. Они погибли очень давно, почти сто лет назад, когда произошла катастрофа. На Земле больше нет людей, Том, остались только мы, роботы. Людей истребил вирус, который они сами же изобрели, держали в пробирках, а потом выпустили на волю. Мне очень жаль, Том.
Мне показалось, что Боб убил, уничтожил меня. Я не верил. В то, что он сказал, верить было нельзя, невозможно.
– Боб, – выдавил я из себя. – Ты ведь не всерьез, Боб? Ты же слышал Сказителя, мы все слышали. Город, в нем дома, парки, сады. В нем дети.
– Этот робот не Сказитель, Том. Он Сказочник. Последняя модель, их начали выпускать незадолго до катастрофы. Его предназначение – рассказывать детям байки. Детей больше нет, Том, вот он и ходит по Городам да плетет небылицы нам. Больше он ничего не умеет, только это. Зато у него отличные солнечные батареи, он просуществует еще долго. Будет бродить по Земле много лет после того, как перестанет функционировать последний из нас. А у тебя слабые батареи, Том, тебе нужна постоянная подзарядка. Если ты не послушаешь меня и уйдешь, то погибнешь – без мастерской Джонни ты проживешь всего несколько дней, а потом не сможешь больше передвигаться и будешь долго ржаветь в том месте, где упадешь. Поэтому ты никуда не пойдешь, Том. Ты останешься здесь, с нами, ты нужен нам, и потом, вспомни – у тебя есть Люси.
– Боб, – сказал я сквозь хлынувшие из глазниц слезы, – там дети, а Люси… Она все, что у меня есть, но она… Боб, ведь Люси всего лишь пластиковая кукла.
Я вышел из Города, едва рассвело. Я шагал на юго-восток, прижав Люси к корпусу левым манипулятором. Я запомнил направление, твердил его про себя всю ночь и сумел не забыть. Я – робот-нянька, я не могу без детей, я должен быть с ними. Сказитель не соврал: там, впереди, стоит Город. В нем живут дети – мальчики и девочки.
Те, кто остались, они умнее меня. Мои друзья, они умеют думать, одни лучше, другие хуже. А я не умею, я могу только чувствовать, так работает моя программа. У меня дырявая память, я не запоминаю новые слова, а если запоминаю, то они вытесняют старые. Не знаю, что именно я забыл, заставив себя запомнить направление и расстояние. Пятьсот миль, сколько же это шагов? Боб посчитал бы за пару мгновений, а я не могу. Я буду просто идти, пока не увижу Город.
Он что-то говорил насчет батарей. Когда я плохо себя чувствую, то всегда иду в мастерскую к Джонни, и тот лечит меня. Втыкает провода и заливает вовнутрь густую тягучую жидкость. После этого мне непременно становится лучше. Теперь Джонни больше не будет. Но ничего, справлюсь. Я сильный, в инструкции по эксплуатации написано, что я могу переносить на себе до шести детей разом, а сейчас со мной лишь Люси.
На пятые сутки я упал и не сумел подняться. Я лежал на спине и смотрел в небо, обняв Люси обоими манипуляторами. Я не плакал – слезозаменитель давно вытек. Я знал, что умираю. Я смотрел в небо и видел в нем высокие красивые дома и парк с деревьями, ласкающими кронами кувшинки на поверхности пруда. И детей, много детей. Мальчиков. И девочек.
А потом они меня нашли. Мои друзья, все восемнадцать механических душ. Джонни Мастер подключил ко мне провода, и я почувствовал, как живительное покалывание, а за ним и целебная боль прошли через корпус. Затем Джонни залил в меня нужные жидкости, Пит и Барри протерли сверху донизу ветошью, и я очнулся, сел, подобрал с земли Люси, а потом поднялся.
– Я не вернусь, – сказал я. – Спасибо за все, но не вернусь. Я пойду дальше и буду идти, пока не найду Город.
– Мы идем с тобой, – сказал Барри Садовник. – Нам всем нужен Город и нужны люди, Том. Я должен выращивать цветы – живые, а не искусственные. Марк должен строить дома, Эд – их красить, Джерри – охранять. Не просто дома, Том, а те, в которых живут люди.
– А как же?.. – спросил я. – Боб, ты говорил, что людей больше нет. Я ведь все помню, Боб, несмотря на дырявую память.
– Я посчитал вероятность, – ответил Боб. – Она больше нуля, Том. Хотя и стремится к нему.
– Что такое вероятность? – спросил я.
– Это шансы, что Сказочник не соврал. Они выражаются числом от нуля до единицы. В нашем случае это число состоит из многих нулей. После первого из них – десятичная точка, а остальные – между ней и одной, стоящей в самом конце, единицей. И их там…
– Много? – спросил я.
– Тебе лучше этого не знать, Том, к тому же ты все равно забудешь. Я думаю, лучше бы и мне этого не знать.
– Извини, Боб, до меня не дошло, – признался я. – Ты очень хорошо это рассказал, но я опять ничего не понял. Совсем ничего.
– Тебе и не надо понимать, Том, – сказал Джонни Мастер. – Мы идем на юго-восток. У меня с собой все для того, чтобы дойти. Только это надо нести. Ты ведь сильный, Том, ты понесешь аккумуляторы?
– Конечно, Джонни, я понесу все, что ты скажешь. Я очень сильный, и мы обязательно дойдем. Я возьму себе маленькую девочку. Непременно с золотыми кудряшками. Я лучше всего нянчу маленьких девочек, от трех до пяти лет. У меня обязательно будет такая. К тому же я несу для нее подарок. Люси… Я отдам ей Люси – все, что у меня есть.
Вячеслав Бакулин
Not son of peasant, или Как при помощи русской народной сказки написать heroic fantasy
Введение,
в котором объясняется, что все мы будем делать
Давным-давно пан Анджей Сапковский поведал всем, что англосаксов, де, в фэнтези нипочем не обскакать. У них, де, есть Артуровский архетип, а без него[2]… Спорить с мэтром я нисколько не собираюсь и лишь хочу напомнить: у нас (и не только у нас, но у нас – в первую очередь, это вам любой Пропп скажет) тоже есть чем ответить.
Я уже как-то ссылался на чье-то весьма саркастическое высказывание, что фэнтези по своей сути не что иное, как сказка, ставшая былью. Подтверждать или опровергать его – дело неблагодарное и заранее бесполезное, поскольку любой из спорщиков, как показывает практика, все равно останется при своем мнении. Так что я ни в коей мере не собираюсь выяснять, что было сначала или что важнее, нужнее и сурьезнее. Да и разговор совсем не об этом. Близость двух литературных жанров несомненна, и вот я решил попытаться представить, как можно при создании одного опираться на другое. Что по мне, получилось весьма забавно, а кто захочет, может провести обратную трансформацию. Кстати, не хотите ли мне помочь? Обязанности распределим так: Вы будете творить, я – Вам советовать. Гонорар – пополам. Идет? Вот и отлично.
Для начала возьмем с полки томик «Русских народных сказок» собрания А.Н. Афанасьева любого года выпуска (у меня, например, 1982), раскроем его на оглавлении и отыщем самое героическое с точки зрения сюжета произведение. «Колобок» не подойдет (это скорее horror), «Гуси-лебеди» – тоже (больше смахивает на magic adventure)… Ага! Есть! Как Вы насчет опуса под названием «Иван – крестьянский сын и чудо-юдо»? Тут у нас соблюдаются почти все составляющие канона классического фэнтези: есть Герой, волшебный меч, враг, недоброжелатели, любовная линия и т. д. И, кроме того, мало настолько героических историй, как сказания о драконоборцах, что мы, собственно, и имеем. Возражений нет? Тогда идем дальше.
Прежде всего, напомните-ка мне, уважаемый соавтор, как должна начинаться любая нормальная русская народная (да и не только) сказка? Правильно. «В некотором царстве, в некотором государстве». Вот отсюда и начнем.
Таинственность, конечно, дело хорошее и в фэнтези отнюдь не лишнее, а вот неопределенность и условность по канону не положена. Да и к чему она здесь? Ведь большинство поклонников жанра при обсуждении произведений очень часто именуют их не по названию, а по наименованию мира либо значимой его части: Хайбория, Средиземье, Земноморье, Вестерос и иже с ними. А теперь представьте себе вариант с «некоторым» царством, которое часто еще и «тридевятое». То-то.
Кроме того, читателя почти всегда (хотя бы из вредности) интересует, кто первый сказал в этом самом мире «Да будет свет!» и куда этот первый потом делся. И ради чего он это сказал. И кто ему мешал. И почему. И… Впрочем, достаточно. Картина и так ясна. Нужна космогония хотя бы на самом примитивном уровне.
Стал-быть, начать следует примерно следующим образом: давным-давно всемогущие боги Белобрюх, Чернодыр и сестрица их Гипотенуза Прекрасная, самозачатые и саморожденные, решили что-нибудь эдакое сотворить. Причем, разумеется, Белобрюх творил, Чернодыр ему активно мешал, а Гипотенуза обоим советовала. В результате появилась планета Что-то-с-чем-то, а на ней – земля, вода и еще много чего, включая людей, которых Белобрюх тут же принялся любить и учить, Гипотенуза – обольщать, а Чернодыр – смущать и портить…
Часть первая, или «Он сказал: “Поехали!”, и…»,
в которой фигуры всех цветов расставляются по местам
Много веков и эпох спустя на некогда новорожденной земле, в молодом (всего каких-нибудь восемьсот лет назад основанном) королевстве Тыр-Мыр-Приозерном, расположенном в весьма живописной (даем краткое описание не больше двух страниц) и сравнительно мирной (вскользь упоминаем о жестоких войнах, которое Приозерье долго вело с врагами на Юге или Севере, поскольку само оно почему-то всегда оказывается на Западе, хоть ты тресни!) местности, в прекрасном замке (описание на совести автора) жил да был крутой и матерый Герой… Кто сказал «Иван»?! Разве так зовут крутых и матерых? Нет, сударь мой, это имя нам никак не подходит, и не взывайте к моему патриотизму! Не фэнтезевое оно, а славяно-шовинисты нам, великим Творцам, и вовсе не указ! Ладно, я тоже не изверг: пойдем на компромисс и наречем нашего Героя – Айвен. И красиво, и благородно, и канон не страдает. А для спасенной впоследствии прекрасной принцессы (см. ниже) прибережем ласковое обращение «Айвенго» – и дело в шляпе.
Ну, как выглядят и что умеют подобные Герои, надеюсь, рассказывать не нужно, а желающие подробностей могут справиться в бессмертном эссе Свиридова[3]. Тем более что был Айвен… Кем-кем? Крестьянским сыном? А зачем, объясните мне? В русских сказках, если мне память не изменяет, основных профессий у главного героя три: крестьянский сын (признаю, куда уж деваться), солдат и принц. И то, что сынов значительно больше, объясняется очень просто: сказки – народные, а о ком народу еще сочинять, как не о себе, любимом? Солдат же, в свою очередь, тоже не аристократ вовсе, а выходец из все той же крестьянской среды, насильно забритый даже не на два года по Конституции, а на долгий четвертак.
Вот и получается, что за крестьянское происхождение нашего Героя только один пункт, а против – по меньшей мере два.
Первое. Не совсем понимаю, как в фэнтези объяснишь, что простой крестьянский сын вдруг стал крутым и матерым Героем. Боги, даже очень добрые и терпеливые, вроде наших с Вами самородков, что-то не очень рвутся учить всяких-разных ратному и прочему делам за одну ночь, а с обычным учителем, будь у него хоть сорок девять (7х7) пядей во лбу и под косой – ясный месяц, он бы проваландался не один год… если из этой затеи вообще что-нибудь получилось бы. И вообще, да простит меня М.В. Ломоносов, но мне слегка не верится в учтивых, благородных, вежливых, воспитанных, интеллектуальных, начитанных, и при этом – крестьянских хоть сыновей, хоть дочерей, хоть внучатых племянников троюродного брата снохи деверя оных! Разумеется, если их долгое время не дрессировали, о чем – см. выше. Беда же имеет подлую закономерность наваливаться неожиданнее Кипрского банкового кризиса, а вовсе не ждет, пока вчерашний конюх и, простите, дурак дойдет до кондиции.
Второе. Чем занимаются в повседневной жизни крестьянские сыны, знает далеко не каждый современный Творец, поэтому с принцами, рыцарями и прочими блаародными господами что Тридевятого царства, что Never-Never Land’а в этом отношении несравненно проще. Любому известно, что они ни черта не делают, кроме как совершенствуют свое тело и разум, готовясь к будущему правлению (которое все никак не наступает), да еще отчаянно скучают, изнывая без настоящих подвигов. Ах да, чуть было не забыл еще кое о чем! Мы же уже описали замок, а крестьянские дети в замках Тыр-Мыр-Приозерья могут выполнять только роль прислуги, которая (роль, то бишь), что ни говори, отрицательно действует на отношение читателя к образу Героя, сколь бы положительным он ни был.
Итак, решено. Madame est Monsieur, позвольте вам представить Его высочество принца Айвена Приозерского, будущую Надежду и Опору всего нашего и ряда сопредельных Измерений! Звучит, а? Стало быть, идем дальше.
В отличие от сказки, в которой и размер, и традиция предполагают стремительное развитие действия из серии «veni, vidi, vici», нам нужна предыстория, которая подводит читателя к основным событиям, кое-что объясняет и куда больше не договаривает. Интригует, одним словом. Вы со мной согласны? Вот и чудненько! Стало быть, некоторое время мы тупо описываем балы, пиры, охоты, турниры, флирт, отравления, заговоры, неудавшиеся покушения и прочую придворную рутину, в которой увяз Айвен. Описываем настолько тупо и до тех пор, пока читатель всеми печенками ее не возненавидит и не уяснит для себя на всю оставшуюся жизнь: такое – не для Героев! Говорите, он спросит, чего же тогда принц не даст оттуда деру? Правильный и, главное, своевременный вопрос (приятно писать не только для законченных кретинов, правда?). Мы как раз к этому подошли.
Помните, когда мы в самом начале описывали Приозерье, мы упоминали о долгих и кровопролитных войнах? Разумеется, Героем тогда работал папа Айвена, который и закончил победоносно многовековую распрю, отдав ей лучшие годы своей жизни, левый глаз, правую ногу и почти все зубы. Одним словом, старик уже не тот (причем странно: в мир иной он упрямо не торопится, а Айвен – натура слишком благородная, чтобы его подгонять), души не чает в своем единственном чаде (само собой, красавица-матушка умерла, когда крошке было всего ничего) и никуда его от себя надолго не отпускает.
Внимание!
Весь этот абзац имеет немаловажное значение, поскольку логически поясняет, что в случае неожиданно нагрянувшей беды спасать Тыр-Мыр-Приозерье некому. Кроме принца.
Ладно, оставим ненадолго Айвена – ему скоро придется здорово попотеть, так что пусть пока отдохнет, – и перенесемся в пещерку где-то на краю земли (если хотите, можно заменить пещерку на скалистый утес, убогую хижину на болоте, землянку в степи и проч.).
Ночь. Холодно светит луна (полная, само собой!), вдалеке слышен тоскливый волчий вой. У выбранного из списка убежища еле теплится костерок, а рядом замерла сухонькая фигурка, закутанная в плащ неопределенной расцветки, из-под которого выглядывает Жутко Древний Меч, искрящийся посох и изрядный кусок длинной белоснежной бороды. Обладатель всего этого, не отрываясь, смотрит мудрыми глазами в звездное небо. До тех пор, пока оно неожиданно не озаряется ярчайшей вспышкой, – то упала (зловеще-красная, слепяще-синяя, стерильно-белая, но только не зеленая, уж простите) звезда. Проследив, куда она рухнула, человек вздыхает и звучным голосом произносит:
– Туда скоро придет беда. Настал мой час!
Часть вторая, или «Здрас-сте, я ваша тетя!»,
в которой, собственно, все и начинается
И ведь действительно настал, поскольку приземлилась звезда, само собой разумеется, на мирной пока еще земле Приозерья. А вслед за ней пришла и обещанная беда: из-за Серых гор и Безводных пустынь, где водятся лишь мерзкие гады, черные колдуны и ненасытное племя Налоговой Инспекции, прилетело Чудо-Юдо. Да, предлагаю, в нарушение сказочного канона, использовать это, как имя собственное, и писать с заглавных букв. Тем более что истинное имя агрессора, во-первых, страшная тайна, и, во-вторых, его с первого раза все равно никто не может выговорить – Такхизисошелобъёрмунганигрендельбабай (что в приблизительном переводе означает «Сейчас-прилечу-и-всех-пожру-трепещите-несчастные»). Тварюга была до ужаса древняя и, как и все колдуны-оборотни (см. ниже), характера мерзкого, нрава злобного, размера громадного и дыханья вонючего. Вот только что голову, в отличие от сказки, все-таки лучше сделать в единственном числе. Во-первых, эдакое триединство – уже излишняя помпезуха, во-вторых, Айвен и с одной головой намается, а уж трехголовое Чудо в фэнтези не одолеть и Киммерийскому светочу всех Героев. Даже после принятия на грудь пятиведерной бочки мандрагорового самогона.
И вот прилетела эдакая каракатица, гнусаво распевая «Smoke on the Water»… – ой, куда это меня понесло? – и распинала, шутя, армию, посланную старым королем.
Внимание!
Настоятельно рекомендую не описывать последовавшее побоище, дабы не раскрывать раньше времени карт и одновременно – усугубления трагичной ситуации ради. Вместо этого лучше выдать несколько пугающих мистических предзнаменований грядущего поражения, а на закате доставить в замок пару жестоко израненных рыцарей на загнанных конях – все, что осталось от армии.
Делать нечего, старому королю приходится, скрепя сердце, отпустить в поход на Чудо-Юдо любимое чадо – Айвена (который в настоящий момент, до глубины души обиженный тем, что его не пустили повоевать, приводит в действие сидячую голодовку). Но не как в сказке – одного или с хитрым дядькой, а с дружиной, в которую вошли лучшие из худших воинов королевства (ибо лучших из лучших, как известно, давно уже переварило мерзкое чудовище). Во главе этой дружины стоит некто сэр Подлетс – начальник пожранного воинства и по совместительству – носитель титула славнейшего воина Приозерья (впрочем, это не мешало Айвену мордовать его на всех турнирах, отбивать у него девушек одним взмахом прегустющих ресниц, и так далее). Являясь дальним родственником старого короля, сэр Подлетс в настоящий момент занимает весьма видное место при дворе и, если бы не Айвен, вполне мог бы после смерти нынешнего правителя занять престол.
Внимание!
Сэр Подлетс – один из тех израненных рыцарей, что спаслись от Чуда-Юда, но, в отличие от товарищей, изранен он шутя, скорее – глубоко поцарапан. По официальной версии – оттого, что лучше прочих владеет оружием; на самом же деле – увидев, как монстр лихо жрет его подчиненных, Подлетс не менее лихо задал деру и все свои увечья получил, продираясь верхом через горы, леса, колючие кусты и заросли крапивы. И вот теперь он всенепременно хочет войти в отряд, «чтобы отмстить за свой позор», но на самом деле вынашивает коварные планы по способствованию убиению Айвена и расчищению себе пути к трону.
Итак, начинается quest. Отряд сначала достигает места побоища, хоронит то немногое, что осталось от друзей и родственников, и у братской могилы дает страшную клятву отомстить. Громче всех, разумеется, клянется сэр Подлетс. Не зная, в какой стороне искать убийцу, воины некоторое время рыщут по округе, находя лишь пепелища деревень и очень много отожравшихся до комплекции индюка воронов. Все в депрессии, Айвен винит во всем себя, квасит с горя на пару с Подлетсом и громко сомневается в мудрости Богов и правомерности именования Героем – сугубо на фоне лирически настроенной природы.
Внимание!
Крайне важный эпизод. Во-первых, он раскрывает Айвена как личность, причем личность тонкую, романтическую и не по годам интеллектуальную. Во-вторых, подчеркивает, что настоящий quest – это вам не хи-хи, и только в сказках Герой всегда точно знает, что ехать ему нужно именно к речке Смородине и никак иначе. А в истинной героике человеческие возможности все же ограничены и нуждаются в мудром направлении свыше.
Направление оное, кстати, не заставляет себя долго ждать. Через какое-то время продолжающий трудолюбиво рыскать по округе отряд разведчиков привозит в лагерь ма-аленькую босоногую девочку ВОТ С ТАКИМИ глазищами, в которых светится вековая мудрость. Кроха указывает пальчиком, что «бяка, скушавшая маму, папу и единственную козу Амалфею, полетела во-о-он туда». Благородный Айвен не может оставить ребенка одного и берет его с собой, несмотря на бурные возражения сэра Подлетса, которому оный ребенок с самого начала чем-то сильно не нравится. Впрочем, взаимно.
По пути как бы случайно происходят разные мистические события указательного толка: путеводные камни, на которых высечены горящие синим пламенем руны, древние старцы, дающие туманные намеки, стычки с бандами мародеров и разбойников, у главаря которых «случайно» завалялся в сумке пергамент с древней картой, и прочее. Сложив все сведения воедино, Айвен понимает, что, судя по всему, логово Чуда-Юда находится на крайнем Юге, у истоков зловещей реки Смородины (которую, кстати, лучше переименовать в Смрадн-ривер, чтобы адекватнее передать всю зловещесть). Естественно, с девочкой все это безобразие никто не связывает. Но потом Айвен, присмотревшись, начинает замечать у малышки разные странности: то лесных волков с руки кормит, то по воде гуляет, то случайным прикосновением страшные раны и геморрой исцеляет. В одну из ночей, отведя девочку в сторонку, он задает ей до неприличия простой вопрос: «Ты хто?», в ответ на который та неожиданно окутывается клубами бирюзового дыма, сладко пахнущего жасмином, миндалем и «Camay Elegant», и предстает перед обалдевшим Героем во всей своей красе. Поскольку является замаскированной богиней Гипотенузой Прекрасной.
Богиня признается, что уже давно «пасет» Айвена, подтверждает его догадку о том, что злобный колдун-оборотень скрывается в окрестностях Смрадн-ривер, и предупреждает, что Героя ждет одна потеря и одно обретение и – что основное, – главная его встреча еще впереди. После чего эффектно катапультируется обратно в свои Небесные чертоги, на прощание чмокнув принца так, что он запомнит это до конца своих дней.
Окрыленный надеждой, отряд движется к заветной цели. Чем дальше, тем больше окружающая среда кажется больной и испорченной мерзостным влиянием Чуда, все больше на пути встречается бандитов и разных хищных тварей (самые безобидные представляют собой помесь воробья, крокодила и бензопилы «Дружба»), отряд несет первые потери, сэр Подлетс довольно потирает руки.
Внимание!
Тут можно раскрыть читателю, что Подлетс уже давным-давно продался Юду с потрохами и обещал в обмен на трон Приозерья сгубить Айвена, о котором колдун давно знает все – вплоть до цвета и размера нижнего белья – и смертельно боится, получив некоторые пророчества от своего покровителя (см. ниже).
В одну из ночей в Ущелье Попранных Клятв на мирно спящий отряд налетает огромное воинство Юдиных клевретов, разумеется, наученных заблаговременно сделавшим ноги Подлетсом. Да-да, не удивляйтесь. В отличие от сказки, у нас колдун обязан иметь многочисленное войско. Он не настолько глуп, чтобы по примеру своего сказочного прототипа сражаться с Героем на ненадежном мосту по рыцарским правилам (один на один, да еще и с предоставляемыми противнику передышками). Маги, а особенно злобные черные колдуны, существа подлые и не гнушающиеся ничьей помощью для достижения своей мерзостной цели. Их рассуждения обычно строятся следующим образом: «Мои слуги подло убили Героя. Это факт. Но слуги – мои, оружием их снабдил я, да и сам план подлого убиения разработан лично мной с начала до конца. Значит, и Героя убил именно я!». И потом, в сказках, как уже отмечалось, Героя редко сопровождает дружина лучших из худших воинов Приозерья, издавна славившегося своими бойцами. С одной стороны, ее нужно нейтрализовать, с другой же – если за это возьмется сам Чудо, то он, несомненно, натолкнется на Айвена. И Айвен, так же несомненно, отправится на тот свет, поскольку не переживет всего того, что ему напророчила нашими устами Гипотенуза Прекрасная. А с волей богов спорить – увольте…
Вот почему воины Айвена сражаются с доблестью гоплитов царя Леонида в изображении Зака Снайдера (каждый кладет не меньше пяти врагов, а сама битва описывается во всех брутальных оттенках на нескольких страницах) и гибнут, как один. Сражавшийся лучше всех Айвен бежит, в процессе отчаянной погони кладет еще больше, но, прежде чем окочуриться, один из недругов крепко дает Герою по голове. Айвен теряет шлем и без сознания падает в овраг, где его ночью хрен найдешь. Окровавленный шлем приносят Подлетсу, тот ликует и немедля спешит к своему хозяину хвастаться.
Часть третья, или «Мы еще повоюем!»,
в которой все что-то ищут
Айвен приходит в себя в пещере или хижине, избитый, с рассеченной и небрежно забинтованной головой, без оружия и доспехов, но – живой. Рядышком дремлет длиннобородый, вполне безобидного вида старикан, причем дремлет так крепко, что голодному и измученному жаждой Герою приходится произносить «Кхе-кхе!» минут пять, прежде чем на него обратят внимание. Наконец дедушка возвращается из грез обратно на землю, и Айвена начинают кормить, лечить и пичкать полезной (с точки зрения дедушки) информацией. Принц, в частности, узнает о том, что:
– этот мир был создан так давно, что и не упомнишь, двумя братьями и сестрой;
– братья испокон века развлекаются тем, что стравливают людей и нелюдей, а сестра спорит сама с собой, чей ставленник победит на этот раз;
– последние двадцать семь раз побеждал Белобрюх, и теперь Чернодыр всерьез намерен отыграться;
– Чудо-Юдо – оборотень, колдун, некромант и оппортунист, – разумеется, ставленник Чернодыра, черпающий энергию из его Черной Мощи;
– сейчас Чудо-Юдо силен, как никогда, и реально приблизился к тому, чтобы завоевать весь мир, если не разрушить его до основанья, а уж затем…
Айвен чувствует, что от всего этого у него голова идет кругом, и тут старец предлагает ему самому вывести самый важный факт. С содроганием в голосе Айвен предполагает, что именно он, принц, и является последней надеждой мира. Старик хмыкает и качает головой. Слегка разойдясь, Айвен интересуется, какого же черта он, принц, тут делает, и получает ехидный ответ: один он, хоть и принц, никогда не одолеет Чуда-Юда, пока не найдет средство, вещь и свою половину. А самый важный факт заключается в том, что его собеседник – великий маг Мик Маусс Разноцветный, известный также на Северо-Западе, как Уолт, а на Юго-Востоке – как Дисней. С тихим стоном Айвен теряет сознание и погружается на несколько суток в исцеляющий волшебный сон.
Внимание!
Айвен, конечно, не Спящая Красавица, но хотя бы пару дней ему поспать просто необходимо. За это время он не только подлечится, но и может научиться чему-нибудь полезному, – например, иноземным языкам, необходимым для последующих поисков. А поскольку сон – магический, то вряд ли у кого возникнут сомнения в том, что Герой уж слишком быстро оправился от травм.
Вновь пришедший в себя Айвен и Мик отправляются в дорогу. Заметьте, здесь вновь расхождение со сказочным шаблоном. Какой-нибудь «старичок-лесовичок, похожий на пень или сморчок» в лучшем случае подарил бы Герою полезную в обиходе вещицу вроде транскосмического сверхдеструктора и отправил подобру-поздорову на смертный бой. В худшем же Айвен лишь узнал бы, где может храниться оный деструктор или хотя бы захудалая коняжка, на которой можно продолжать поиски. И уж конечно, спасать и лечить бессознательного Ге роя лесовичок бы не стал, а уж тем более – сопровождать его в последующих поисках.
Мик, разумеется, тоже прекрасно знает, где и чего им нужно искать, но молчит как рыба, упорно не желая облегчать и без того непростую Геройскую работу. Самое большее, чего от него можно добиться, – мах рукой в сторону вроде бы неприступных гор Ганса-Христиана. И понимай, как хочешь.
За время путешествия маг учит Айвена разным премудростям, нещадно эксплуатирует на почве готовки и систематически шлепает по рукам, когда тот их тянет к Миковскому мечу. Герой, дескать, должен себе сам добыть меч, да не простой, а единственный и неповторимый, который один во всем свете и может пробить жидкокристаллическую шкуру Чуда-Юда в его драконьем обличье. А меч Мика совершенно для этого не подходит, поскольку, во-первых, пенсионерский, во-вторых, именной, в-третьих, дорог как память и, в-четвертых, бутафорский (т. е. жутко заколдованный). Айвен всякий раз завистливо вздыхает, но ручонки убирает.
Подробно описывать последующие поиски нет необходимости. В результате двух месяцев изнурительных походов по горам, лесам, морям, городам и весям Айвен приобретает немного мудрости, оружие, доспехи, коня, пятнадцать новых шрамов и значительно расширяет свой лексикон на предмет ругательств. Доходы Мика несколько скоромнее: конь, мешок древних артефактов, которые «в бою с Юдом тебе все равно не помогут, а мне, глядишь, на что и сгодятся», и пару миллионов золотом «на домики для бездомных поросят». А уж если Вам сильно хочется подчеркнуть, какие эти месяцы были нелегкие (будто и так не ясно), то позже можете упомянуть, что самый маленький из новых шрамов Героя – подарок от чудища, против которого те, описанные перед боем в ущелье Попранных Клятв, все равно что Виллабаджо против «Фэйри». Самое же главное – то, что коня Айвена зовут Снусмумрик Быстроногий, внук Слейпнира, а меч называется Кровавый Мясоруб.
Внимание!
Вот их приобретение описать необходимо весьма подробно, поскольку всем ясно, что ТАКОЕ на базаре не купишь, если это не Базар-на-Деве. Впрочем, можно не заморачиваться насчет этого, а выкрутиться просто и в то же время изящно. Дело в том, что и коня, и меч Мик пару веков прятал в пещере, соседней с той, в которой очнулся Айвен. А мотал он бедного юношу по свету только для того, чтобы твердо убедиться в его пригодности для грядущего великого испытания. Кроме того, не знаю, как насчет коня, но древнее ковыряло уж точно необходимо расписать во всех красках, а заодно дать краткий экскурс в историю наиболее прославленных из его бывших владельцев.
Читать бесплатно другие книги:
