Либеральный Апокалипсис (сборник) Злотников Роман
Лицо у кураторши побелело враз. И стриженные под ежик волосы вздыбились. Куда там трепыхаться! Я уж опасаться начал, не обмочилась ли она со страху. Покорно провела нас в лифт, поднялась на свой этаж. Дверь квартиры открыть не смогла, руки так тряслись, что связка с ключами на пол звякнула. Пришлось мне.
В квартире она немного ожила.
– У меня нет ничего ценного… – заблеяла.
Сейлор тут же заставила ее умолкнуть – с размаху пятерней по роже. Хорошо, что не кулаком. Женщина ойкнула, шлепнулась задницей на линолеум. Марьяша тут же ухватила ее за шиворот, поволокла в комнату. Сильная, сквозь водолазку видно, как бицепсы играют.
В комнате девушки водрузили кураторшу на стул, зафиксировали приготовленной для этого случая веревкой. На перемазанный алой помадой рот налепили пластырь, чтоб не вякала. Мне и делать ничего не требовалось, лишь стоять и любоваться. И сожалеть, что не додумался представление на айфон запечатлеть.
Покончив с кураторшей, Сейлор отправилась изучать квартиру. Заглянула в спальню, в ванную, прошла на кухню. И тут же оттуда раздался радостный вопль. Девушка влетела в комнату с черно-белым котярой в руке. Глаза у кота были такие же огромные и перепуганные, как у его хозяйки.
Сейлор снова щелкнула ножиком, поднесла острие к котячьему пузу…
– Стой! – Марьяша рванулась к ней. – Котэ не тронь!
Сейлор растерялась, не зная, что делать. Кажется, придуманный ею план рушился.
– Котэ не тронь, я сказала!
В голосе Марьяши звенел такой металл, что боязно делалась – одно неверное движение, и порежешься.
– Не больно-то и хотелось! – Сейлор отшвырнула кота в сторону.
Котяра присел на все четыре и тут же шмыгнул под шкаф. А мы остались стоять, таращась друг на друга.
С минуту в комнате висела тишина. Потом Сейлор махнула рукой на дверь в спальню:
– Пошли туда!
Едва зашли, зашептала ожесточенно:
– И что теперь делать? Как ее запугать, если кота не трогать? Ее же запугать нужно сначала, чтоб не артачилась!
– По-моему, она и так чуть не обделалась, – неуверенно ввернул я.
– Да, ты не знаешь, какая она упертая! Просто так нипочем не согласится… – Сейлор вздохнула. И предложила: – Тогда резануть ее немножко? Может, она крови боится?
Идея мне не понравилась. Но чтобы возражать, требовалось придумать что-нибудь взамен. И тут меня осенило:
– Книги! У нее там полный шкаф бумажного хлама!
– И что?
Девчонки не поняли. Ох и тормозят они иногда. Ничего не поделаешь – гендерные особенности строения мозга, так, что ли, это называется? Пришлось разжевывать:
– Какой нормальный человек будет держать у себя в квартире бумажные книги? Да еще столько! Она их коллекционирует, это же ясно! А если коллекционирует, значит, дорогие.
– Юсси, ты такой умный! – восхитилась Марьяша.
А Сейлор и говорить ничего не стала. Метнулась в комнату, распахнула стеклянную дверцу шкафа, сдернула на пол целую полку, схватила первую попавшуюся книженцию – хрясь пополам! Тут и мы подоспели. Хрясь, хрясь, хрясь – две минуты, и пол под ногами был устлан макулатурой. Кураторша мычала, дергалась, чуть стул не переворачивала. Проняло, правильно я сообразил.
– Ладно, хватит пока, – подняла руку Сейлор. И повернулась к кураторше: – А теперь слушайте внимательно. Мы не грабители, мы пришли не за вашими цацками и деньгами.
Она сделала эффектную паузу, как в кино. Кураторша внимала каждому ее слову.
– Мы пришли попросить, чтобы вы написали характеристику одной девочке, выпускнице. Хорошую характеристику. Это ведь не трудно, правда?
Кураторша помедлила. Кивнула неуверенно.
– Вот и замечательно. Пишите.
Марьяша схватила лежавший на столе айпад, бросила его на колени женщины, освободила ей руки по локоть.
– Пишите, – продолжала командовать Сейлор. – Характеристика на Светлану Мастайкину Натальевну.
Коснувшиеся было сенсор-экрана пальцы кураторши замерли. Сейлор нахмурилсь:
– Что-то не так?
Протянула руку к шкафу, и на пол посыпались книги со второй полки. Кураторша быстро-быстро затрясла головой и принялась печатать.
Через пять минут характеристика была готова. Отличная характеристика, от такой и я бы в свое время не отказался.
Едва письмо ушло на сервер гороно, Сейлор отобрала айпад, уселась на груду недорванных книг – ожидать подтверждения. Сколько придется ждать, не знал никто из нас. Я подошел к шкафу, начал читать надписи на корешках. Марьяша наведалась на кухню, принесла пачку молока для себя и минералку для нас.
Однако подтверждение пришло неожиданно быстро.
– Есть! – радостно подскочила Сейлор, так что кот, попытавшийся было выползти из-под шкафа, мигом задвинулся обратно.
– Готово? – уточнил я. – Можем уходить?
Девчонки уставились на меня, как будто впервые увидели.
– Юсси, ты чего тупишь? – наконец произнесла Марьяша. – Она аннулирует характеристику, как только ее развяжут.
– А как же?..
Я растерялся. И ведь в самом деле аннулирует! Как это мне раньше в голову не пришло? Казалось, такой хороший план. А на поверку…
– Доставай айфон, – распорядилась Сейлор.
– Зачем?
– Кино будешь снимать для Каспера. Ты ж ему обещал эксклюзив.
В третий раз щелкнула ножом и медленно пошла к кураторше. Та замерла. Не то что мычать и трепыхаться, но и дышать не решалась.
Но это ее не спасло. Сейлор схватила за отвороты блузы, рванула их в стороны, обнажив бледный впалый живот женщины, дряблую грудь в бежевом бюстгальтере. Поводила ножичком, словно примеряясь… И резко всадила его чуть выше пупка.
Снаффом в наше время никого не удивишь. Я столько его переглядел, всякого-разного! Но самому снимать не приходилось ни разу. И видеть вживую, как убивают человека, не приходилось.
Сейлор била четко и коротко, не замахиваясь. Просто колола – в живот, в грудь, в шею. Но острый клинок входил глубоко, почти по самую рукоять. Снова, и снова, и снова. Долго. Бесконечно долго. Сначала кураторша мычала и дергалась, мотала головой, рыдала. Потом только вздрагивала и постанывала. Потом замолкла, грузно обвисла на веревках. Кровь стекала ручейками по коже, очень скоро переставшей быть белой, по юбке, по колготам, собиралась в большую блестящую лужу под стулом, цеплялась за подошвы берцев, рубчатыми следами мазала линолеум в комнате. А самое отвратительное – человек воняет, когда его убивают. И не только кровью. Все же снимать оказалось легче, чем просто наблюдать. Сосредотачиваешься на ракурсе, на экспозиции и будто отстраняешься от происходящего. Если бы не это, блеванул бы наверное.
Пока Сейлор занималась убийством, Марьяша переворачивала квартиру вверх дном. Создавала видимость ограбления, чтобы пустить следствие по ложному следу. И лишь когда мне начало казаться, что рука с айфоном отваливается, вернулась.
– Хватит, уходим. Я у нее серьги с какими-то камешками нашла, цепку золотую и карту Сбербанка – поверят. По дороге выброшу.
– Дай карту, – попросила Сейлор. – Деньги сниму.
– Нет, рискованно. Спалишься.
Марьяша отобрала у подруги нож, деловито перерезала кураторше горло. И пластырь со рта отлепить не забыла – какой идиот пленника пытать станет, предварительно заткнув ему рот? А я окончательно понял – подруги все спланировали заранее, чтобы хорошую характеристику для Сейлор добыть. Меня в подробности плана посвящать не захотели, потому что боялись – откажусь. А самим им на Каспера не выйти.
Тихо уйти у нас не получилось. Едва Марьяша приоткрыла дверь квартиры, как котяра с отчаянным мявом рванул из-под шкафа. Сейлор взвизгнула от неожиданности, отпрянула в сторону, саданула меня локтем под дых, вдобавок на пальцы наступила. Тут уж и я подпрыгнул и согнулся от боли одновременно, налетел на шкафчик с обувью, все это загрохотало, посыпалось на пол (включая Сейлор). А злопакостный котяра шмыгнул в приоткрытую дверь, только его и видели.
– У-у, тварь! – прошипела Сейлор, приподнимаясь и потирая ушибленную об угол перевернутого шкафчика задницу. – Порву заразу, если поймаю!
– Это я тебя порву, если котэ тронешь, – пообещала Марьяша. И тут же обняла подружку, помогая встать, чмокнула в губы: – Ну, не дуйся! Марьяша Сейлор – лавки!
Сразу от дома кураторши я поспешил к Касперу. Хакер ждать не любит. Да и стремно такой снафф в собственном айфоне таскать. Перед глазами еще маячило подергивающееся, окровавленное тело старухи – и пока в подземке ехал, и пока шел через бульвар к знакомой тридцатиэтажке. И лишь когда руку к кнопке домофона протянул, в голове стрельнуло – что-то не так!
Я замер, пытаясь понять, что не так. И сообразил. Ощутил, вернее, – айфона нет в заднем кармане джинсов!
Я быстро облапал себя. Так и есть – айфон исчез. Банковские чипкарты на месте, пакетик с дурью, две связки ключей – моя и кураторши, я ее машинально в карман сунул, когда дверь отмыкал, – только айфона нет. Вывалился где-то по дороге, а я так замечтался, что и не заметил. Айфона не жалко, старье. Я его все равно поменять собирался, просто ждал, когда выбранная модель на Амазоне появится. Снафф пропал, вот беда. Что я теперь Касперу принесу?
Оставалась крохотная надежда, что обронил я его неподалеку от тридцатиэтажки, на бульваре. Людей здесь мало ходит, могли не успеть подобрать. Да и кому он нужен? Айфон даже за копейки не продашь, сразу по имени-коду засекут. Разве что любитель тырить чужое видео полюбопытствует.
На миг кольнуло беспокойство – если ролик попадет в инет, не узнают ли нас? Нет, не узнают, масок мы не снимали, друг друга по именам не называли. Меня вообще в кадре нет. С той стороны опасности не предвидится. Опасность здесь, за дверью. Может, Каспер смотрит сейчас на меня и думает, чего это я у подъезда мнусь?
Я развернулся и поспешил обратно той же дорогой. Под ноги смотрел внимательно и одновременно прикидывал, где айфон мог выронить. И чем дальше шел, тем больше убеждался – нигде. Не садился, не наклонялся, не опирался ни обо что, не толкался ни с кем.
Когда до входа в подземку добрался, уверился окончательно – айфон из кармана в квартире кураторши выпал, когда я об шкафчик саданулся. Больше – негде. Так и валяется на полу. И как же мне повезло, что ключи в кармане оказались! Вернусь туда, заберу, и все будет в полном ажуре. А девчонкам и рассказывать не стану, а то засмеют.
…Я не успел. Понял это, едва свернул во двор дома, где жила куратор. На площадке для спецтранспорта стояли два вертолета. Белый с красными крестами на фюзеляже и синий, полицейский. Конечно, это могло быть совпадением – во двор выходили подъезды четырех двенадцатиэтажек. Но в совпадение мне почему-то верилось плохо. Я постоял немного, развернулся и пошел прочь. Упрашивая судьбу, чтоб айфон потерялся где-нибудь в подземке, и черт с ним, со снаффом. Потому что иначе…
Это в комедиях полиция всегда смешная и туповатая. Меня вычислили на следующий же день. Пришел с университета, а дома гости. Прилизанный розовощекий хлыщ – следователь из городской прокуратуры – и с ним двое громил из оперативного отдела.
– Юрий, добрый вечер! – Следователь вскочил мне навстречу, радостно улыбаясь. Чуть ли не обниматься кинулся. Зато родители выглядели растерянными. И это мягко сказано. – А мы тебя обрадовать пришли. Айфон, который ты вчера потерял, нашелся.
Мой айфон и в самом деле лежал на столе перед родителями. И бесполезно было запираться, врать, что, мол, не мой, просто похож. Наверняка проверили и перепроверили.
– Ты такое видео интересное снял, – продолжал следователь, не оставляя мне времени ответить на приветствие. – Настоящий снафф! Мы всей группой посмотрели с удовольствием.
– Позвольте, позвольте! – наконец подал голос отец. – В чем, собственно, вы обвиняете моего сына? В том, что он заснял какую-то драку? А как же свобода распространения информации?
– Не драку, – следователь покачал головой, – а убийство, совершенное группой лиц по предварительному сговору с особой жестокостью и цинизмом. Статья 105-2 пункты «д», «ж», «з», а возможно и «к», «л».
– И кого… – Мама не решилась произнести слово «убили».
Но следователь ее вопрос понял прекрасно:
– Людмила Кудряшова Олеговна, пятьдесят семь лет, куратор двадцать четвертого городского лицея. Вчера была убита в собственной квартире. На месте преступления найден айфон вашего сына.
– Так это старуха! – облегченно выдохнула мама.
– Кураторша, – поддержал ее тон отец. – Сама виновата, что подставилась. Помню, и я когда в школе учился, мечтал куратору бошку разбить.
Они как-то сразу смирились, что их сын во всем этом участвовал. Я энергично затряс головой:
– Это не я там был! Я потерял айфон, и кто-то…
Следователь с готовностью закивал. Он ждал этих моих слов:
– Разумеется, разумеется! Проведем экспертизу голоса за кадром, сравним твои биофизические параметры с тем, что зафиксировали камеры наблюдения на лестничной площадке. Следствие разберется, собирайся.
– К…куда? – слова застряли у меня в горле. И ноги сделались ватными, непослушными. И в животе неприятно похолодело.
– Вы хотите его забрать в тюрьму?! – Тут и мама вскочила. – За что? Он ведь только снимал, правда?
– А можно как-то решить с домашним арестом? – подался к следователю отец. – Или с подпиской о невыезде?
Следователь улыбнулся шире, чем прежде.
– Практика показывает, что организатор любительского снаффа как раз и ведет видеосъемку. Но вы правы, решить можно. Если ваш сын согласится сотрудничать со следствием. И для начала назовет имена исполнителей. Исполнительниц.
– Так это девки какие-то устроили? – Отец повернулся ко мне: – Сынок, скажи, кто они. Ты же не виноват!
Я отрицательно покачал головой.
– Жаль. – Следователя мой отказ не смутил. – Тогда советую искать хорошего адвоката. Если окажется, что ваш сын единственный совершеннолетний в банде…
– В банде?! – Мама зажала рот руками и села обратно на стул. Ноги, видно, не держали. А у отца лицо пошло красными пятнами.
– Юрий, ты хоть знаешь, сколько хороший адвокат по умышленным убийствам стоит? Эх, думал тебе «Опель» к сентябрю купить, а ты ради каких-то бандиток…
Рукой махнул, отвернулся. И мне вдруг так обидно стало. «Опель», тот самый, что мы по каталогу смотрели. Красно-оранжевый, трехместный, с двумя пропеллерами. Подумать только, у меня будет собственный винтач! Не будет теперь…
– Умышленное с отягчающими, – добавил масла в огонь следователь. – Так что на ближайшие лет пять вертолет ему не понадобится.
Пять лет?! За какую-то старуху? К обиде добавилась злость. Девки меня попросту подставили, а я их выгораживать должен? С какой радости, если разобраться? Сейлор все равно хотела с крыши прыгать, может, и прыгнет, она ж психованная! Так не одинаково, в тюрьме или на свободе она себе жизнь укоротит?
Я опустил глаза, промямлил:
– Сейлор… то есть, Светлана Мастайкина.
Следователь быстро повернулся ко мне:
– Как? Мастайкина? Ученица лицея, верно?
– Да.
– Молодец, хорошо. А вторая?
Выдавать Марьяшу не хотелось. Лучше, чем она, у меня девчонок не было… Не было, так будут, если в тюрьму не сяду! И вообще, пусть ее папашка отмазывает!
– Мириам Аль-Баради, – еле слышно выдавил из себя.
У отца брови полезли вверх, и опера удивленно переглянулись. А следователь захихикал нервно.
– Дочь вице-мэра?! Очень хорошо! Думаю, вопрос с подпиской о невыезде мы решим незамедлительно.
В наше время судебная машина работает быстро. Недели не прошло, как меня вызвали на оглашение приговора.
Нас провели в небольшую, почти пустую комнату. По одну сторону – информационная панель во всю стену, по другую – дюжина кресел. Я примостился на крайнее, мама и отец – рядом. Больше никого в комнате не было – меня ведь не брали под стражу, и адвоката нанимать не пришлось. Где-то рядом, возможно прямо за стеной, в таких же комнатах сидели Сейлор и Марьяша. Хоть я и убедил себя, что девки сами глупость затеяли, значит, сами и виноваты, что попались, но смотреть в глаза бывшим подругам не хотелось. Следователь пообещал, что и не придется. По крайней мере, ближайшие лет семь.
– Встать, суд идет! – рявкнуло из динамиков.
Родители поспешно вскочили. Разумеется, никакой судья в комнату входить не собирался, – дань традициям. Я тоже нехотя поднялся.
Проиграла бравурная мелодия, стихла. На экране вспыхнула надпись: «Суд приступил к ознакомлению с доводами сторон». Мы вновь сели.
– Не волнуйся, все обойдется. – Мама сжала мне руку. – Следователь обещал.
Я кивнул. Но все равно было как-то муторно. Поскорее бы все закончилось, что ли!
Время тянулось, как резиновое. Где-то там судебная машина изучала предоставленную прокурором и адвокатами информацию, выискивала по базам данных прецеденты, обзванивала присяжных согласно случайно-репрезентативной выборке. Нам оставалось лишь ждать и надеяться. Абсолютно объективная система правосудия, недостижимый идеал для тех времен, когда окончательное решение принимал живой человек, на которого могла повлиять любая непредвиденная случайность – например, чрезмерное скопление газа в кишечнике.
Наконец надпись на экране сменилась: «Приготовиться к оглашению приговора». Мама сразу напряглась, выпрямила спину. Я сглотнул неожиданно подкативший к горлу комок.
«Учитывая активное способствование раскрытию преступления суд приговаривает подсудимого Юрия Акселя (Богдан-Потаповича) к исправительным общественно-полезным работам сроком на три месяца».
– Ура! – Мама вскочила, кинулась мне на шею. Потом они начали обниматься с отцом: – Слава богу, обошлось!
– Еще бы! Следователь врать не станет. – Отец тоже был доволен.
И я улыбнулся. Три месяца мыть общественные сортиры, как последний джумш, – это, конечно, не подарок. Пропало лето, считай. Но ведь не тюрьма! И сколько его, того лета? Зато в сентябре у меня будет собственный винтач. Красно-оранжевый, верткий и быстрый, с широким задним сиденьем, на которое так удобно…
«Местом отбывания наказания назначить, – вспыхнула новая надпись, – летний оздоровительный лагерь для младших школьников. В должности помощника воспитателя. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит».
Улыбка замерзла на моих губах. И весь я будто окоченел от ужаса.
– За что?!!!
Максим Макаренков. Тотальная распродажа
Сухая желтая трава шелестела на обочине шоссе, а дальше вставали сосны, чернел между ними кустарник, и прозрачно синело над дорогой холодное осеннее небо.
Реалист зябко передернул плечами и закурил. Поднял воротник короткого полупальто, нервно с подвыванием зевнул, зажимая сигарету в уголке рта, снова передернул плечами.
Стоял у борта грязно-белого фургона, в котором гудела и пощелкивала аппаратура, и смотрел вниз, на город.
Солнце уже поднималось, но городок еще спал. Странно. Реалист думал, что начаться должно раньше. Но пока все было тихо, на улицах пустота, легкий ветерок треплет какую-то тряпку, бьющуюся в оконном проеме заводского корпуса. Корпус был страшноватенький – давно заброшенный, заросший все той же ломкой травой и полный черной сырой темноты. Реалисту он не нравился, но на картинке в реал-ньюсе смотрелся замечательно и легко монтировался с нужной несущей информацией.
Хлопнула задняя дверь фургона, потягиваясь, вылез в осеннее утро Африканец.
Как всегда – мертвенно-бледный, со спадающими на глаза грязными дредами, тощий, но с выпирающим вперед брюшком, на котором топорщились полы облегающей цветастой рубахи.
Очки с выведенной на них картинкой, к нижней губе прилепилась сигарета без фильтра, в руке – банка наркоэнергетика. Все вместе бесило Реалиста неимоверно, но Африканец был лучшим монтажером реал-ньюсов, работающим на сером и черном рынках. Поговаривали, что он монтировал реалы для любителей молоденьких мальчиков и расчлененки… и заказчики остались довольны. Для Реалиста это было отличной оценкой профессионализма монтажера – порнобизнес всегда был на переднем крае работы с потребилами, их методы изучали все настоящие маркетологи и создатели реал-ньюсов. Правда, признаваться в этом прилюдно для сотрудников серьезных агентств было моветоном. Но Африканец обитал в том слое придонного ила, где профессиональная репутация базировалась только на количестве грамотно реализованных заказов, а кто заказчик – никого не интересовало. Главное – сколько заплатили.
Африканец глубоко затянулся, откашлялся и, поставив оранжево-черную банку на порожек фургона, принялся с наслаждением отливать.
– Что-то тихо, пора бы уж им зашевелиться, – мотнул он головой в сторону города, поливая упругой, поблескивающей в лучах осеннего солнца, струей обочину.
И тут же снизу послышался визг тормозов, глухой удар и надрывный женский вопль.
– О, началось. – Африканец бросился к фургону. Он смешно подпрыгивал и дергался, пытаясь застегнуть заевшую молнию. Банку энергетика он забыл, и Реалист зашвырнул ее в траву.
Все шло точно по графику. Как он и рассчитывал, уложились за неделю.
– У нас возникли определенные трудности с реализацией некоторых видов продукции, что привело к затовариванию складов компании. Мы считаем, что повышение маркетинговой активности и акции, рассчитанные на привлечение локальных потребителей, могут… – Дева щебетала и журчала. Откинувшись на стуле, Реалист наблюдал, как подрагивают большие, на грани вульгарности, но не переступающие ее, груди маркетологини в вырезе блузки, и гадал, имеет ли ее шеф или нет.
Шеф сидел рядом, активно потел и, сопя, поедал жюльен.
– Вам нужна тотальная распродажа, так? – прервал Реалист девицу, и та, замолчав, захлопала глазками. Так… нет заготовленной реплики в ответ на простую фразу. Значит – точно, шеф употребляет. И активно, иначе непонятно, зачем он ее держит.
– Распродать надо все? К ликвидации готовитесь? – Теперь Реалист обращался только к шефу, массивному, с толстой шеей бывшего борца и основательным брюхом, вылезающим из разъезжающейся рубахи.
– Ага. Ваще по нулям. – Потенциальный заказчик проглотил жюльен, запил пивом.
И шмыгнул носом.
– Городишко снулый, народ вечерами в медианет залипает, днем кто по конторам – колл-центры там пара фирмешек держит, онлайн-консультантами кто батрачит, кто еще какую сетевку мелкую лабает, некоторые в реале как-то копаются. Городок, похоже, тухнет, на складах мыши вот с такими брюхами ходят, – и он показал на свое брюхо, – короче, хотим с парнями там все свернуть по-быстрому, надо потребил пошевелить там, то да се.
– Бюджет какой?
Заказчик толстым пальцем начертил на экране комма цифру, показал Реалисту. Тот кивнул. Цифра была не заоблачной, но вполне пристойной.
Реалист поднес к глазам бинокль. Его он таскал с собой на все полевые работы. Создание реала, конечно, штука медиасферная, но за реакцией потребил приходится часто следить вот так, глазами, в грубом трехмере.
На центральной улице столкнулись две машины.
Исход начинался.
Сейчас тронулись самые восприимчивые, уже пробежавшие по всем магазинам, сметая с прилавков все, что может понадобиться во время Армагеддона. Соль, сахар, спички, водку, сигареты и презервативы.
Теперь они рванут из города, следуя туда, где их ждет обещанное спасение. Это Реалист продумал тщательно и вбрасывал инфу аккуратно и ненавязчиво.
Авария была прекрасным штрихом.
Оба водителя уже судорожно газовали, пытаясь расцепить помятые машины, а их жены и старшие дети – толстенькие, раскормленные в местной бигмачнице, визжали от ужаса, глядя на экраны своих коммов.
Реалист знал, что они видят – все местные каналы сейчас транслировали стену саранчи, надвигающуюся на лес. Нервный голос диктора зачитывал сопроводительный текст.
Африканец свое дело отпахал на все сто.
Рычание двигателей усилилось. Воздух наполнился истеричным визгом клаксонов.
Распахнулись двери склада, и старший продавец, стоя в дверях, заорал в мегафон:
– Тотальная распродажа!!! Все самое необходимое! Спасение близко!
Реалист нервно хихикнул. Идиотизм ситуации стремительно нарастал, но потребилы внизу отреагировали так, как и планировалось.
– Как минимум 20 процентов я вам гарантирую. Рванут покупать, как миленькие. – Реалист остановил смонтированный Африканцем демонстрационный реал-сюжет.
– Вы сами говорите: потребители в городе смотрят местные каналы медиасферы, в соцсетях общаются в основном со своими же однокашниками. Я заказал анализ – результаты типовые. Ваши потребилы пользуются медиасферой для заказа товаров – это местные реал-каналы. Дальше, как везде, идут федеральные развлекательные медиа, включая новостные блоки, потом… да, потом порнореал, но дешевенький, это, значит, денег у ваших потребил немного, и, вот это интересно, почти вровень с порнореалом – высокий интерес к сайтам, которые у нас принято называть «ужастиками».
– Это еще что? – заказчик переводил взгляд с Реалиста на Африканца. Они сидели в тихом маленьком баре, где принципиально не транслировались медиаролики, не было голографических стен и прочих ньюс-включений. Его давным-давно облюбовали реалисты и другие спецы из медиасферы.
– Это? Ну, знаете – все сценарии апокалипсиса! Ученые предсказали будущее – нажмите, чтобы узнать! Вы не поверите, что родила эта женщина! – Африканец отлично скопировал высокий чуть гнусавый голос, которым говорили инфоботы большинства новостных сайтов.
– А, эти! – махнул рукой заказчик. – Да кто им верит.
– Совершенно неважно, верят или нет. И, чтобы вы знали, верят им очень многие. Главное – они воздействуют на ваших потенциальных покупателей и совершенно в рамках закона. Значит, мы просто дадим им то, что они хотят.
Заказчик вопросительно поднял бровь:
– И что они хотят?
– Апокалипсис. Ма-аленький такой, – Африканец пальцами показал, насколько маленький, – с мышкину письку, апокалипсис.
– И что самое главное, все в рамках закона, – осклабился Реалист. Ну, в основном, добавил он мысленно, но озвучивать, конечно, не стал.
Из городского универмага все выгребли еще накануне. Первый всплеск покупательской активности парни Реалиста зафиксировали уже на второй день после того, как по местным каналам пошли их тщательно подобранные вбросы. Сюжеты потихоньку нагнетали обстановку, но – никакой конкретики, никаких прямых призывов.
Первыми рванули в магазины домохозяйки. Оживленно переговариваясь, они сметали в тележки пакеты с замороженными овощами и готовые детские завтраки, памперсы и пластиковые контейнеры для хранения продуктов, пятилитровые бутыли питьевой воды и зубную пасту, макароны и сухое печенье. Они сверялись со списками и хмурили брови, проверяя длинные свитки кассовых чеков.
На их розовых и сиреневых коммах обновлялись мобильные версии новостных сюжетов: Реалист использовал здесь свой любимый ход с инопланетным вторжением. Просто неподтвержденные слухи и мутные картинки боевых треножников, шагающих по анонимной средней полосе. Когда-то он делал этот реал для федерального канала, льющего сигнал на сельские районы Северной Европы, и для стимуляции потребил это сработало прекрасно.
Стоя у окна местной гостиницы, Реалист курил и смотрел, как допоздна не гаснет свет на кухнях маленьких частных домиков и в кварталах многоэтажек.
Они готовили терабайты высококачественной картинки и аудиосопровождения. Африканец кроил и резал сюжеты реалов федеральных каналов, где мелькали узнаваемые лица и фрагменты старых, еще прошлого века, лент, в которых цунами опрокидывало дома, Земля разлеталась на осколки, и жуткие монстры поднимались из преисподней.
Как всегда, вскоре для Реалиста окружающий мир превратился в зыбкую текучую массу, из которой всплывали на поверхность лица плачущих окровавленных детей, подносящих ко рту ложки, полные овсяных хлопьев известных брэндов, оторванные ноги в модных кроссовках с хорошо видимым логотипом, разогревочных распятий пророков на стадионах перед выступлением полуголых поп-звездочек, и волн пламени, встающих над лесами.
– С пастором местным договорились? – вынырнул он из своей сценарной реальности.
– Само собой, – ассистентом у него, как всегда, была разбитная девица по прозвищу Пипка. Как ее звали, никто не помнил, но все знали, что у нее есть муж-козел, ребенок, который живет с бабушкой, и страсть к обтягивающим майкам.
Пипка могла всучить спонсорский подарок или взятку кому угодно.
– Ежедневный эфир на местном канале в течение четырех дней подряд – да еще и в прайм-тайм. Этот алкаш прыгал до потолка, ему ж отчеты о работе с паствой писать надо!
Накануне первых проповедей Африканец без труда подключился к каналу порнореала, облюбованному батюшкой, и слегка подкорректировал сюжеты.
На следующий день батюшка выступил с вдохновенной проповедью о наступлении последних дней, необходимости укрепления семьи, заботе о близких и поисках укрытия в любви к господу.
Проповедь прерывалась рекламными блоками, большую часть которых выкупил по настоянию Реалиста заказчик. Выкупал с неохотой, сопя и приговаривая, что это выброшенные деньги.
Вечером Африканец в очередной раз просмотрел сетку вещания, которую скинула ему Пипка. Они выкупили время в программах местных каналов и на региональных новостных сайтах.
Пару ночей Реалист просидел у Пипки в квартире, питаясь пиццей и энергетиками, нацеливая свои материалы на этот чертов городок с его чертовыми складами и чертовым заказчиком, пока не убедился в том, что любой потребила, который зайдет на новостные и развлекательные сайты, увидит именно те материалы, которые заготовили и вбросили они.
Вечером на второй день Реалист тяжело поднялся и, пошатываясь, вышел из Пипкиного подъезда. Такси уже ждало.
Реалист тяжело плюхнулся на заднее сиденье и назвал водителю адрес. Поднялась перегородка, и они рванули через весь город. Он смотрел на здание детского мира, которое так и не восстановили до конца после экстаза потребил, закончившийся смертью нескольких десятков неудачников. С легкой руки НТВ-шников к ней приклеилось название «рождественская бойня».
В тусовке ходили упорные слухи, что это было не просто так – кто-то оттестировал искин-программу повышения потребительской активности, и тест оказался даже слишком успешным.
Ушли на набережную, вдоль которой выстроились мойки и салончики порнореала для автомобилистов, вперемешку с крохотными кафе, где кисли под дождем на открытых столиках остатки сэндвичей из суррогатного хлеба с искусственной ветчиной и китайским салатом. Вылетели к Электрозаводской, и тут Реалист отключился.
Таксист, к удивлению Реалиста, не стал стоять и ждать, не выключая счетчика, а честно разбудил ошалевшего от недосыпа и рекламной реальности пассажира. Покачиваясь, Реалист добрел до своей квартиры, усилием воли заставил себя раздеться и провалился в мертвенный сон, едва голова коснулась подушки.
– А вот и околоточные, – меланхолично жуя очередной батончик, прокомментировал Реалист.
Длинная приземистая машина местной полиции как раз подлетала к перекрестку. После того как полицейских было решено переименовать в околоточных в духе возрождения национальных традиций, кто-то ехидно обозвал их копоколами. И, правда, подумал Реалист, натуральные… околачиватели. Выглядели они совершенно растерянными и явно не понимали, что им делать.
Один из них, попытавшись втянуть висящее над широким ремнем пузо, добыл из чехла служебный терминал, на котором, как знал Реалист, сменяли друг друга сообщения с высшим приоритетом.
Система мониторинга в околотке была старенькой, сообщения в нее вводились и сортировались вручную пожилой коротко стриженной лесбиянкой, в каморке которой непрерывно хрипел старенький визор, настроенный на канал областного реала. Сейчас там крутили репортажи с минимумом текста, который состоял из эмоциональных возгласов внушительного мужичка с микрофоном, рева урагана и картин огненной стены, встававшей над корабельными соснами.
А сейчас его сменит реал-ньюс, в котором местные наверняка узнают заброшенный заводской корпус.
Его сняли в последний момент – вчера утром. И быстро смонтировали с реал-ньюсом из архива Африканца.
Реалист глянул на свой портативный инфоблок. На исцарапанном экране подрагивала картинка – камера скакала в руках оператора, снимающего, как темный проем заполняет слизистая масса, поднимающаяся словно безумное тесто в адском котле.
Теперь сирены выли по всему городу. Вчера уехали только самые нервные. Сегодня не выдержали остальные. Завыли многоквартирные дома, зазвенели стекла на лестницах – кого-то вытолкнули из окна, человек неловко грохнулся на козырек крыши, слетел на асфальт, поднялся и, тяжело хромая, побежал к ближайшему магазину.
– Все правильно, все совершенно правильно, – пробормотал Реалист, водя биноклем.
Машины горожан трещали и лопались, в них не оставалось места для людей. Визжащих детей запихивали и утрамбовывали между шуршащими пакетами из супермаркета, упаковками желтой туалетной бумаги, сиреневенькими бумажными полотенцами и картонными упаковками садовых горшков – все со склада заказчика! Хрипящих от злобы собачек и воющих котов швыряли поверх новеньких китайских бум-боксов и упаковок бизнес-ланчей с подпольных дальневосточных фабрик. Лопались плохо закрученные на списанных линиях бутылки с поддельной минералкой и начиналась паническая трусливая ругань.
Толстенькие, как свиные колбаски, девочки-подростки волокли охапки обтягивающих топиков и снова вошедших в моду джинсов с заниженной талией – их у заказчика скупили на корню подогретые Пипкой арендаторы местного вещевого рынка.
Накануне начала кампании Реалист расслаблялся. Правда, делать это пришлось вместе с заказчиком, в неплохом кабачке соседнего городка.
– Что может пойти не так? – неожиданно прямо глянул толстенький заказчик в глаза Реалисту, и тот вдруг увидел, каким был этот человек несколько лет назад – плотным, уже обрастающим жирком, но жестким и сильным. С короткой стрижкой, еще только недавно научившийся быть сытым, а потому сохранивший беспощадность голодной юности, когда чтобы что-то получить, это надо было вырвать с мясом и кровью.
Читать бесплатно другие книги:
