Властелин Безмолвного Королевства Кук Глен

– В этот раз мы не подходили достаточно близко, и я ничего не почувствовал. Тут лучше спросить принципата Донето, ведь чудовище в теснине одолел именно он.

– Вряд ли он что-то расскажет, – пожал плечами Делари. – Кузен патриарх не позволит. – Старик глянул на Хекта, но тот молчал, и принципат продолжил: – Безупречный совершенно искренне считает большинство людей быдлом, посланным на землю лишь для того, чтобы пополнять богатства церкви. А все остальные должны помочь Гонарио Бенедокто осуществить его мечты. Он решил не карать герцога фон Дрессера. Во всяком случае, не сейчас. Благодаря вашему побегу более хладнокровные смогли настоять на своем, скажем так.

– Неужели?

– За это время в Брот успели дойти вести из Коннека. Члены коллегии разгневались. Безупречный ни с кем не посоветовался, отправляя туда войска. Теперь он в полном отчаянии: рассчитывал на Бэка и епископа Странга и уже предвкушал большую добычу. А вместо этого вконец промотался. Кредиторы шумят и требуют денег. Больше никто и медяка ему не ссудит – не потому даже, что он явно потерпит поражение, а потому, что деляга из него никудышный.

– Но если бы поход увенчался успехом, его бы объявили триумфатором, как в Древней Империи, – заметил Хект, который был не особенно высокого мнения о тех, кто потакал патриаршим безумствам: эти люди ничего не знали о морали и нравственности.

– Вероятно. Успех заставляет забыть обо всех прегрешениях. И все-таки… Когда новости о поражении разойдутся, недовольных, скорее всего, будет немало. Быть может, даже кто-нибудь устроит бунт. А потом жизнь вернется в обычное русло. Ты, надеюсь, заметил, что человек, занявший патриарший престол, теряет связь с миром.

– Заметил, – усмехнулся Хект. – Точно так же древние императоры, примерив мантию, тут же лишались любого общества, кроме своих родных и дворцовой стражи.

Делари вопросительно приподнял бровь.

– Нет, я ничего такого не предлагаю.

– Хорошо. Меня куда больше занимает то могучее Орудие под Алицеей. И эти их темные делишки в Сонсе. Сонсианцы умело скрывали от нас свои затруднения. В хитрости им не откажешь.

Хект мысленно согласился. Неуемные дельцы из торговых фиральдийских и дирецийских республик на голову превосходили своих коллег из других, далеких от торговли государств и проявляли просто-таки чудеса предприимчивости.

Насколько же опаснее они могли бы сделаться, если бы не тратили впустую средства, сражаясь друг с другом за сферы влияния?

– Отвлечемся ненадолго от твоего рассказа, – сказал Делари. – Я хочу спросить об этом твоем Консенте. Его решение обратиться искреннее или это всего лишь уловка?

– Не думаю, что уловка. Во всяком случае, не в том смысле, как понимаем уловки мы, чалдаряне. Здесь, в Броте, дэвов не так сильно притесняют. Осознал ли он внезапно, насколько истинны слова Аарона и отцов-основателей? Может быть. Но скорее всего, он хочет избавиться от дэвских старейшин, которые так много от него ждут. Титус хочет стать просто Титусом Консентом, винтиком в огромной машине, превосходно выполнять свою работу, получать за это достойную награду, а по ночам возвращаться домой, к семье.

– Вы друзья?

– Нет, но мы много времени проводим вместе, разговариваем о жизни. Я со всеми разговариваю. И иногда узнаю что-то новое – от него, от вас, даже от Пинкуса Горта.

– Полагаю, полковник Горт – настоящий кладезь всяческой вульгарщины и плебейской мудрости.

– Он хороший человек, очень надежный.

Если Делари и усомнился в словах Пайпера, то вслух ничего говорить не стал.

– Та девчонка – как ее зовут?

– Вэли Дюмейн.

– В Фиральдии нет знатных семейств с таким именем.

– Дюмейны есть в Арнгенде. Мелкие дворяне. Нынешний граф Дюмейн впал в немилость у Анны Менандской: отказался предаваться с ней плотским утехам.

– Очень странно. Что понадобилось Братству от мелкого арнгендского дворянина?

– Еще кое-что. Девочка не говорит, но прекрасно понимает фиральдийский – как высокий, так и разговорный. Если ее похитили на севере или западе от Салпено, это весьма удивительно в ее возрасте.

– Я поспрашиваю кое-кого. Принципату Муньеро Делари из коллегии дозволено спрашивать, о чем только ему взбредет в голову. И никто не будет интересоваться, зачем мне это.

– Вполне объяснимо.

– И все же меня весьма занимает то чудовище. Если не считать страхолюдину, которая повстречалась вам в Оунвидийской теснине, о подобном не слыхивали уже целую вечность. Со времен Эру Итутму – с тех самых пор, когда он явился из Дринджера со своими боевыми слонами, неисчислимым воинством и целым выводком ручных монстров.

Каиф Аль-Минфета и те, кто считал его гласом самих Предвестников, не слишком одобряли интерес к тому, что происходило до Откровений и Праманского Завоевания. Пайпер Хект несколько десятков лет прожил в Дринджере, но почти ничего не знал о полководце и жреце Эру Итутму, который терзал молодую тогда Древнюю Бротскую Империю. Прамане не славили своих языческих предков.

– Не могу ничего сказать. Вы в таких делах специалист.

– Да. Расскажи-ка еще раз о том негодяе из Вискесмента – о Руденсе Шнайделе.

Хект рассказал.

– Думаю, Шнайдель – это еще одна загадка, человек из тени, вроде Старкден или Масанта аль-Сейхана, которые объявились вместе с безумными кальзирцами.

– Да, – кивнул Делари. – Интересное замечание. Но о Шнайделе я слышал. Ходили какие-то слухи об Атафильском хребте совсем недавно.

– Что это за хребет такой?

– Атафильский хребет располагается в самом центре Артесипеи, большого острова в Родном море где-то между Фиральдией и Дирецией, на юго-востоке от Коннека. Свои права на него заявляют патриарх, император и Питер Навайский, поскольку ему, по праву завоевания, отошла большая часть Кальзира. Питер и его платадурские союзники совершили несколько набегов, но ни мы, ни император ничего с этим поделать не можем. У нас своих забот хватает.

Хект мало знал об островах в западной части Родного моря. Вроде бы эту самую Артесипею он как-то видел на карте.

– Так это праманские владения?

– Каиф Аль-Халамбры считает их своими. Но это лишь слова. Ему тоже не до Артесипеи. В основном там имеют вес Сонса и Платадура. Остальным плевать. Этот остров не может особенно ничем похвастаться.

– Разве что волшебниками.

– Именно. Там все как в старые времена – очень много язычников. Вот уже целую вечность никто не являлся туда резать неверных, чтобы обратить испуганных уцелевших в чалдарянство.

Пайперу Хекту очень нравился цинизм принципата Делари, но он нарочно нахмурился: на его так называемой родине, в Великих Болотах, вот уже много лет воевали с язычниками. Но Делари не обратил внимания.

– Попробуем разузнать, как именно Руденс Шнайдель связан с покушениями на тебя.

– Полковник Горт собирается отправить в Вискесмент своего человека.

– Скажи ему – пусть будет осторожен. Языческие колдуны весьма жестоки.

– Я знаю того, кого он хочет отправить. Мы с тем человеком вместе служили в Коннеке. Осторожности ему не занимать.

– Прекрасно. Что касается Консента, поговори с ним, устрой церемонию обращения. Сделаем это в День святого Герона – прекрасный повод.

Герон был дейншокином, фанатично подавлял чалдарянскую ересь, едва терпел дэвов, а потом вдруг за одну ночь обратился. Он утверждал, что истинный путь ему открыл призрак из Кладезя Искупления.

Призраки Кладезей считались весьма важными, хоть и не очень могущественными духами в малонаселенном дейншокинском пантеоне.

– Хорошо. Я сообщу ему.

Делари едва заметно улыбнулся, но значение этой улыбки Хект осознал лишь потом.

– Тогда довольно разговоров. Пройдемся, Пайпер.

Хект решил, что принципат направляется в бани. Против омовения он не возражал – хорошо бы смыть с себя дорожную пыль, но, с другой стороны, ему не хотелось терять время. Пока они с Гортом искали приключений, в Броте скопилась настоящая гора бумажной работы, которую ему как главнокомандующему и, соответственно, главному военномубюрократу предстояло одолеть.

Но Делари прошел мимо бань и направился куда-то дальше – в те покои, о существовании которых Хект даже не подозревал. Они спускались все ниже и ниже по бесконечным лестницам – в глубины, о которых ходили смутные слухи даже в самом дворце.

Жители Брота твердо верили, что под дворцом Чиаро располагаются необъятные катакомбы, а все основные строения, к которым имеет хоть какое-то отношение патриарх, связаны между собой подземным туннелями – в том числе острова на Терагае, дворец Кройс и резиденция Братства Войны, Кастелла-доллас-Понтеллас.

Те принципаты, с которыми Хект сталкивался по долгу службы, никогда не опровергали этих слухов, но и не подтверждали их. Членам коллегии нравилась таинственность, даже если про них рассказывали невесть что. Тайны смущали врагов и соперников.

Хект не стал ничего спрашивать. Если Делари хотел запутать и сбить его с толку, то старался он напрасно: ша-луг учились запоминать направление и могли сориентироваться даже в гораздо более тяжелых обстоятельствах.

– Теперь сюда.

Пайпер сделал три шага и замер, пораженный. Они оказались в огромном открытом зале, не уступающем размерами той базилике, где патриарх служил во время святых праздников вместе с коллегией и епископами. От сводчатого потолка до пола было не меньше восьмидесяти футов, и потолок этот не поддерживали колонны, хотя на колонны опирался балкон, возвышавшийся футов на двадцать над полом. Именно туда и вышли принципат с Хектом. Зал то тут, то там пересекали наискось деревянные мостки. Казалось, весь он был вырезан прямо из известняка.

Считалось, что в коллегии состоят могущественные волшебники. Пайпер Хект пока не видел тому серьезных доказательств, хотя во время нападения кальзирских пиратов несколько лет назад старики кое-что и продемонстрировали. Но зато теперь перед ним предстало самое что ни на есть доказательство.

Зал был круглый и в диаметре достигал трех сотен футов. Из-за колдовских огней тут было светло как днем. От волшебства амулет Хекта сделался нестерпимо ледяным.

На полу трудилось около дюжины монахов и монахинь. Монахи явно принадлежали к одному из орденов, где приносили обет молчания, а вот в женских орденах Пайпер разбирался плохо.

Монахи и монахини ходили по узким проходам между длинными широкими столами.

– Это рельефная карта известного мира, – объяснил Делари. – Она поделена на сегменты, чтобы географы могли изменять ее, когда приходят новые известия.

Хект отошел на тридцать ярдов влево, и все встало на свои места. Это, по всей видимости, была самая точная карта на свете, во всяком случае та ее часть, что отображала края в пределах тысячи миль от Брота.

– На ее создание, должно быть, ушло много лет.

– Впервые я увидел ее еще ребенком. Шестьдесят четыре года назад. Я тогда ходил в учениках у Кловена Фебруарена и готовился стать подмастерьем.

Кловен Фебруарен был легендарным волшебником из коллегии, а еще отшельником. Под конец он вел настолько уединенную жизнь, что никто толком и не знал, когда он умер. Если он действительно умер. Сейчас ему было бы уже больше ста двадцати лет.

– Тот самый Кловен Фебруарен? – боязливо пробормотал Хект. – Девятый Неизвестный?

Фебруарен жил затворником и никому ничего не рассказывал, но поговаривали, что он по ночам имел обыкновение бродить по самым злачным закоулкам Брота. Вполне возможно, так оно и было, никто ведь не знал его в лицо.

– Да, так его иногда называли, потому что он был девятым хранителем всего этого. Каждого нового Неизвестного выбирал его предшественник. И каждый держал свою роль в секрете. Ну, почти каждый. Я, видишь, не справился. Меня вполне можно называть Одиннадцатым Неизвестным. Вероятно, я последний. Достойного преемника так и не нашел. Грейд мог бы им стать, но ни Милосердный, ни Сладкозвучный не пожелали допускать в коллегию еще одного не заинтересованного в политике принципата. А уж Безупречный и вовсе безнадежен.

Значит, Муньеро Делари считает, что соратники его недооценивают.

– Принципатами все реже и реже теперь становятся ученые мужи. В основном это люди, помешанные на политике, или же кретины, которые покупают себе место. Или и то и другое. Но все это будет уже не важно, когда меня не станет. Скорее всего. Там уже и конец света не заставит себя долго ждать.

– Совершенно не понимаю, о чем это вы, – признался Хект. – И что там внизу творится, тоже не понимаю.

– Это карта мира. Чем дальше от Брота, тем более неточная. Наши священники, посланцы и миссионеры посылают вести обо всех происходящих на их территории изменениях. А те люди, которых ты видишь внизу, переводят их отчеты в материальные образы. Так мы отслеживаем, что происходит в мире.

– И что же именно вы отслеживаете?

– То, о чем теперь говорят на каждом углу. Именно об этом подозревал Первый Неизвестный, еще когда затеял все это две сотни лет тому назад. В мире становится все холоднее. Кладези силы иссякают. Даже Кладези Ихрейна. Уровень морей понижается, а льды подбираются все ближе – причем все происходит очень быстро. На моей только памяти Родное море обмельчало на девять футов. А за все время существования карты его уровень понизился в общей сложности на тринадцать футов. А за Гипраксиумом и перешейком Антал уровень Ниграйна понизился еще больше. Дальше на востоке внутренние моря тоже усыхают. А в горах становится все больше льда. – Делари говорил и одновременно показывал на карту. – Тысячу лет назад сотни тысяч рабов в Древней Бротской Империи без устали укрепляли и подсыпали Гибр-аль-Тар, потому что во время океанских штормов волны порой перехлестывали через него. Вообрази, какая разразилась бы катастрофа, если бы океанские воды прорвали этот заслон.

Родное море располагалось на несколько сотен футов ниже уровня океана. Прорви океанские волны заслон – с лица земли исчезли бы тысячи городов и деревень, погибли бы миллионы людей, затопленными оказались бы бесчисленные поля, сады и виноградники. А вода бы, несомненно, перелилась через перешеек Антал и затопила бы и края вокруг Ниграйна. Ведь Ниграйн располагался на сотню футов ниже уровня Родного моря.

Цивилизации пришел бы конец.

– И у них получилось, – пожал плечами Делари. – Так что теперь человечество не утонет, а замерзнет. Пойдем.

Старик свернул на ближайший деревянный помост. Сверху гигантский рельеф еще больше походил на карту, трехмерную.

– По вертикали пропорции слегка искажены, – пояснил Делари, – чтобы отсюда все было четко видно.

– Ваша милость, работа проделана невероятная, но я не понимаю, в чем ее смысл.

– Первоначально это делалось для того, чтобы мы могли все спланировать. И спасти наш народ. Но это лишь если бы наши правители по-настоящему смотрели в будущее и придерживались долгосрочной стратегии.

Хект видел карту впервые, и ему непонятно было, с какой скоростью происходят изменения. Но даже ему сразу бросилось в глаза разорение и запустение, воцарившиеся по краям обитаемого мира. Все земли севернее Мелкого моря сковало льдом. В самом Мелком море лишь кое-где попадались незамерзшие островки – видимо, в тех местах, как и в Андорежском море, на поверхность просачивалась магическая сила. Пролив Ормо заледенел, несмотря даже на мощные приливы. Повсюду в горах лежал снег. Обнажившиеся участки мелеющих морей были раскрашены тошнотворным серым цветом. И таких серых областей на северо-западном побережье было немало.

– Это устаревшая картина, – признался Делари. – Так обстояли дела прошлой зимой.

– Вы сказали, карта нужна, чтобы все спланировать?

– Льды надвигаются и теснят целые народы. Возможно, именно поэтому появились Тистимед Золотой и его Хин-тай Ат. Когда станет нечего есть их табунам в степях, этим людям придется куда-то деваться.

– То есть вы пытаетесь предсказать, где случится беда, чтобы успеть что-нибудь предпринять.

– Да. Хотя сейчас от карты мало проку. Безупречного волнуют лишь собственные бредовые идеи. Он будет призывать всех отправиться в священный поход, даже когда льдом покроются стены Брота.

– Неужели все произойдет так быстро?

– Нет. Лиш через несколько поколений. И это хорошо, ведь Безупречный смертен. Но надежды все равно мало. Мои предшественники тоже не смогли привлечь внимание патриархов.

– Тут явно отображены какие-то сверхъестественные явления. Что это – особые метки?

– Да. На карте обозначены магические явления. А еще источники силы. И вообще любые события, которые кому-то необходимо отследить.

Хект обратил взгляд на южную часть Родного моря – туда, где лежала Обитель Мира, праманские земли. Слуги принципата получали оттуда сведения не самые точные, но гораздо более подробные, чем могли себе представить тамошние владыки.

Пока в праманских угодьях изменения были не так заметны. Но лишь пока. Снега и льды не лежали там, но из-за участившихся дождей уменьшались пустыни.

– На сегодня довольно, – сказал Делари. – Я просто хотел показать тебе карту.

Хект чувствовал, что что-то упустил, – старик явно чего-то от него ждал. Это как-то связано с картой? Или с силами Ночи? Быть может, он надеялся, что Пайпер обладает каким-то неведомым ему самому даром?

– Мы еще вернемся сюда. А сейчас тебя наверняка ждет работа.

Принципат поднялся по лестнице в свои покои и умудрился выдержать этот долгий и изнурительный подъем.

Хект попрощался с ним и отправился в Кастелла-доллас-Понтеллас. Делари все еще казался слегка разочарованным.

Анна взяла с собой детей на церемонию обращения Титуса Консента, хотя Хект и возражал. Пайпер боялся, что Пелла всем продемонстрирует свои уличные замашки, а Вэли будет угрюмо молчать в ответ на комплименты.

Но боялся он напрасно. Анна успела хорошенько вымуштровать мальчишку. Сначала она дочиста отскребла его и заставила надеть приличные одежки, так что в конце концов он даже жалобно заскулил, а потом пригрозила, что конец света покажется Пелле праздником по сравнению с тем, что ему грозит, если он опозорит главнокомандующего.

Парню поручили не отходить от Вэли и объяснять всем, что она немая. А Вэли должна была, если потребуется, кланяться и приседать в реверансе.

– Пайпер, прекращай волноваться, – велела Анна, когда они уже сидели в экипаже. – Они справятся. Лучше о себе переживай. Что нужно сделать?

Хект весьма смутно представлял, как проходят подобные церемонии.

– А почему столько солдат понабежало? – удивился Пелла, когда они подъехали к резиденции Делари.

Принципат жил в скромном по меркам церковной знати особняке. На улице толпились солдаты из Братства Войны, городского полка и маленького отряда Пайперовых телохранителей. Почти все щеголяли парадным облачением, хотя кое-кто решил не выставляться напоказ и рискнул прийти в штатском.

– На тот случай, если дэвы вздумают помешать Титусу обратиться.

– Они же не пойдут ради этого на убийство, – заметила Анна. – Снова. Так что тебе нужно сделать?

Еще совсем недавно Хект и понятия не имел, как проходит обращение. Знал только, что оно похоже на таинство конфирмации.

Хект громко перечислил все необходимые действия.

– Хорошо, ты все запомнил, – сказала Анна, когда экипаж остановился, а потом пояснила детям: – Просто он раньше никогда этого не делал.

– У меня на родине, – хмыкнув, сказал Пайпер, – детишек обращают сразу же после рождения, ведь многие умирают во младенчестве. А взрослых обычно обращают с мечом в руке, с благословения ближайшего трезвого священника.

– Что-то мне не очень нравится Дуарнена, господин, – признался Пелла.

– И мне не нравится. Поэтому я оттуда и уехал. Осторожнее, лужа! Твои башмаки стоят целое состояние.

– Пайпер!

– Ничего не могу с собой поделать, милая. Я-то рос в бедности.

Наставлений Анны оказалось достаточно. Свершавший обряд принципат Делари потребовал от Хекта лишь засвидетельствовать, как полагалось в таких случаях, благонадежность обращаемого.

Все прошло просто и без особой торжественности: несколько вопросов вроде «Кто ручается за этого человека?», полагающиеся по протоколу ответы, свидетельства благонадежности Титуса, ритуальное наложение дланей принципатами Бруглиони и Арньена, а потом Бронтом Донето, и вот уже Консент сделался епископальным чалдарянином, притом не из последних.

Консент, кажется, как и полагалось, был доволен. Ноя и дети, однако, не участвовали в обряде. Но жена Титуса подчиняется мужу и станет тем, кем он пожелает, а дети по бротским меркам еще слишком малы для церемонии.

– Лейтенант, твоя храбрость вызывает восхищение, – сказал Хект, пожимая Консенту руку.

Он преподнес новообращенному обычный в таких случаях дар: детям при обращении обычно дарили мелкую серебряную монетку, но Пайпер вручил Титусу золотой достоинством в пять дукатов, на котором был изображен вместе со своим гербом какой-то неведомый патриарх по имени Бонифаций. Не поскупились и высшие военные чины патриаршего войска – полковник Смоленс, Клэй Седлако, Хаган Брокк и их помощники. Консент начинает новую жизнь, ему придется нелегко – полагаться теперь он может лишь на свои умения.

Консент был дэвом, но, несмотря на это, в Пайперовом штабе его любили.

– Спасибо. Но тут важнее не храбрость, а понимание. Важно знать, чего хочешь.

Принципат Делари оказался еще щедрее Хекта. Обменявшись с новообращенным положенными любезностями, он повернулся к Пайперу и сказал:

– Можно украсть тебя на минутку? Мне нужно побеседовать с тобой наедине.

– Конечно, ваша милость. Не расстроишься, лейтенант?

На этот раз до Титуса дошел смысл этого самого «лейтенант». Он просиял. Консент только что перешел из одного лагеря в другой, и на новом месте ему были рады.

– Что случилось, ваша милость?

– Отойдем.

Вслед за стариком Пайпер поднялся по лестнице. Личные покои принципата оказались еще более спартанскими, чем общие комнаты на первом этаже. Даже по меркам самого Пайпера.

В своем особняке Муньеро Делари не держал предметов роскоши и не предавался разврату. Это вызывало уважение. Зато комнаты принципата во дворце Чиаро были обставлены с необычайной пышностью – в угоду его любимчику.

В комнате, где они очутились, были белые оштукатуренные стены, посередине стоял грубо сколоченный стол и три стула, в двух глиняных светильниках горело дешевое масло без запаха. Амулет кольнул Хекту запястье.

– Я занялся Руденсом Шнайделем, – сказал Делари, усевшись. – Он сейчас в Вискесменте.

Принципат дернул за шнурок, и где-то приглушенно зазвонил колокольчик.

– Вам так быстро удалось все разузнать? Каким образом?

– Пайпер, я же член коллегии. И не самый последний. В слухах, которые о нас ходят, есть и доля истины. И я рад, что в последнее время нас стали серьезно недооценивать.

– Виноват.

– Иногда, Пайпер, я сомневаюсь в твоей наблюдательности. И опасаюсь, что мой сын тебя переоценил.

– Я тоже опасаюсь. Никогда не понимал, почему он решил стать моим наставником. Так что вы разузнали о Шнайделе?

– Почти ничего. Но с другой стороны, достаточно, чтобы тебя предупредить: не подсылай к нему никого. Разве что если хочешь от кого-то избавиться, не запачкав рук.

В комнату вошла женщина. Хект заметил ее еще внизу – там она, казалось, чувствовала себя не в своей тарелке. Высокая, чуть поблекшая белокурая дама, явно потрепанная жизнью. Она принесла поднос с чашками и кофе. Хект принюхался – кофе был его самым большим пороком.

– Да это же лучший амбонипсгский сорт, – вздохнул он. – Господин, вы слишком ко мне добры.

– Вполне вероятно, так оно и есть. Время покажет. Это моя внучка. У нее особый талант – варить хороший кофе.

Незнакомка поставила перед Хектом чашку, и они кивнули друг другу.

– Этот волшебник открыл лавку неподалеку от дворца, но никакой видимой связи с Непорочным не поддерживает. Может, он хочет заставить нас думать, что такая тайная связь есть. Похоже, у него весьма высокое самомнение. Быть может, об этом ему еще придется пожалеть.

– Благодарю, – обратился Хект к женщине.

У кофе был насыщенный и изысканный вкус. Пайпер, нахмурившись, внимательно вгляделся в лицо принципатовой внучки. Они встречались раньше? В ее чертах чувствовалось что-то смутно знакомое. Потом Хект повернулся обратно к Делари.

– Вряд ли у Руденса Шнайделя с тобой личные счеты. Но возможно, он хочет устранить главнокомандующего патриаршего войска. Мне кажется, напав на тебя, он хотел подставить Непорочного. – Делари тоже нахмурился, видимо сомневаясь в собственных догадках.

И снова Пайперу показалось, что старик в нем разочарован.

– Слишком уж неправдоподобно, господин. Это значит, он заранее знал, как обернется дело.

– Неправдоподобно?

– Вам удалось еще что-нибудь разузнать?

– Нет. Руденс Шнайдель – искусный колдун и без труда заметает следы.

Женщина долила Хекту кофе, а потом вышла из комнаты.

– Она не очень-то похожа на отца, – сказал Пайпер.

– Ты узнал его уже умирающим калекой. И потом, все дети Грейда на него не похожи. Она – копия своей матери.

– А сколько у Грейда Дрокера было детей?

– Четверо. Двое сыновей и две дочери. Все незаконнорожденные. Это случилось не в Фиральдии. Он сошелся с женщиной, которую освободил из праманского плена. Еще девочкой ее похитили пираты и продали одному купцу в Аселине. Он плохо с ней обращался. Грейд тогда впервые в жизни отправился в военный поход. Вместе с гизелами-фракирами Братство Войны захватило Аселин, застав город врасплох. Женщина заговорила на полузабытом древнебротском, Грейд узнал язык и спас ее от фракиров. Она была родом из знатной и образованной семьи.

Слова явно происходили от пеквадского, и хотя в устах фиральдийца они звучали почти неузнаваемо, Хект понял: «гизелы» – искаженное название племени, «фракиры» же было иносказанием и переводилось приблизительно как «возлюбленный предатель», так в Святых Землях обычно называли праман, которые заключали союзы с участниками священных походов.

– Простите, господин, если своими расспросами я вас расстроил.

– Не расстроил. С прошлым я примирился. Я виновен в точно такой же неосмотрительности. Хотя я и сумел увидеть, как возмужал мой сын. Мне не пришлось оставлять его из-за военных обязанностей.

– Вы не хотели, чтобы он стал солдатом.

– Или священником. Но он был уже взрослым и сам выбрал судьбу. Когда у него появилась семья, он делал для них все, что мог. Но троих все же потерял.

Хект не знал, что сказать. Так устроен мир, так было и есть.

Жизнь жестока, беспощадна, немилосердна. Такой ее знал Пайпер Хект. Счастье и наслаждения преходящи. Нужно пользоваться каждым мгновением. Единственное, что у Пайпера Хекта раньше было постоянного и надежного, – ша-луг и верность солдатского братства. Именно это он и пытался, как умел, воссоздать в своем изгнании.

– Пайпер, тебя что-то встревожило.

– Моя вера пошатнулась, господин. Дух мой смущен.

– Чего тебе недостает?

– Не знаю. В этом-то и беда. Быть может, высшей цели? Когда-то она у меня была.

И снова на лице у принципата Делари промелькнуло разочарование.

– Нам пора вниз. Чашку оставь здесь, Герис заберет.

– Что это за женщина? Ты еще на нее пялился? – ревниво спросила Анна, когда они вышли из особняка принципата.

– Внучка Делари. Дочь Дрокера. Он зачем-то мне ее показывал. Может, чтобы продемонстрировать, как заботится о своих. Дрокер же вроде как меня усыновил. Мне все кажется, я ее где-то уже видел. Вот пытался припомнить где.

Но на самом деле о внучке Делари он в тот момент не думал: вокруг творилось что-то странное, что-то явно стряслось. Хект подозвал солдата из городского полка:

– Куда все подевались?

Возле дома принципата не осталось ни его собственных телохранителей, ни рыцарей из Братства Войны.

– Господин, там заметили вооруженных людей. Они караулили возле улицы, мимо которой должны были ехать наши кареты. Возможно, это засада. Поэтому парни из бротского и патриаршего полков решили проверить.

И в тот же миг, словно в подтверждение его слов, издалека донеслось бряцание оружия. Услышав это, Анна тут же позабыла о своем недовольстве.

– Похоже, у нас неприятности, и гораздо более серьезные, чем моя ревность.

– Чего?

Пайперу Хекту редко удавалось понять смысл женских намеков. Анна ведь была первой особой женского пола, с которой он проводил столько времени.

– Нужно отвезти детей домой. По другой дороге.

А вот это Хект понял прекрасно.

– Нет. Поедем так, как собирались. Может, нас нарочно хотят заставить сменить дорогу.

– Ты – профессионал, тебе и карты в руки, – согласилась Анна, усаживая детей в карету.

Дети были сами не свои от волнения. Пайперу даже показалось, что Вэли вот-вот заговорит, но Пелла не умолкал ни на минуту, не давая никому и рта раскрыть.

На месте засады Хект велел кучеру остановиться. К ним подбежал молодой офицер:

– Господин главнокомандующий, мы с ними разделались.

– Неужели? А пленные есть, господин Студьо?

– Э-э-э… Нет. Парни из Братства всех перебили. Очень уж они разозлились.

– Заберите тела, – со вздохом велел Пайпер. – Может, по ним удастся что-нибудь узнать.

Однако при тусклом свете фонарей ничего особенного он в мертвецах не углядел.

– Быть может, все же сумеем найти какие-нибудь улики. Если есть раненые, проследите, чтобы им немедленно оказали помощь.

Проклятие! Почему не взяли пленников!

Амулет на запястье у Хекта дернулся несколько раз, но едва-едва. Вокруг рыскали создания Ночи, слетевшиеся на боль и ярость.

– Это был отвлекающий маневр или основная засада? – спросил Пайпер, забираясь в карету.

– Люди из Братства сказали, что основная засада.

– Интересно. Езжай, – велел Хект кучеру и оглядел свою странную семейку.