Иная вера Эльтеррус Иар
– Да, конечно.
Серг поднялся, окинул собравшихся взглядом – мрачным, чуть насмешливым, но не злым.
– Я не знаю пока что ваших правил, хотя понимаю в общих чертах ваши идеи. Наверное, даже разделяю их. Но еще лучше я понимаю ваш страх, страх честных людей перед преступниками, уголовниками, людьми, судимыми за совершенные или не совершенные ими преступления. Стас позвал меня сюда работать вместе с вами над строительством мира, в котором никому не придется идти по моей дороге – я согласился. Вы знаете его дольше, у вас право спрашивать. Я отвечу. Меня зовут Сергей Градов, или просто Серг, мне сорок пять лет. Я был осужден в две тысячи семьдесят первом году за совершенное мною убийство – застрелил наркоторговца, у которого мой погибший от передозировки сын покупал отраву. Я не считаю себя виновным, хотя признаю факт совершения убийства. Окажись я вновь в той ситуации, я поступил бы так же, хотя постарался бы спрятать труп надежнее. У вас есть ко мне вопросы? Я готов ответить.
– Убивать – это страшно? – напряженно спросил Гранд. Тут же прикусил язык, почувствовав взгляд Стаса, но было уже поздно.
– Противно, – спокойно ответил Серг. – Убивать – противно. Еще вопросы?
Вопросов почему-то не последовало. Второй спокойно сел на место, но тут же поднялся Третий.
– Теперь я. Имя мое – Алекс, осудили меня, если не изменяет память, года четыре назад, за изнасилование дамы габаритов… ну, примерно как двое вас, молодой человек, – он указал на рослого и широкоплечего Виктора Галля. – Сколько в этом обвинении правды – судите сами, опираясь на известные вам факты и уровень доверия Стасу.
Ветровский кожей ощутил, как напряжение спало. На лицах начали появляться улыбки, Виктор очень забавно краснел, Гранд так и вовсе расхихикался.
– Раз пошла такая пьянка… Зовут Артем, сел за кражи. Молодой был, глупый, работать не хотел, хотел радоваться жизни, – виновато развел руками Первый. – Сел за дело, вины не отрицаю, но – хотите верьте, хотите нет – завязал. Одного раза хватило за глаза и за уши. До корпы был женат, но жена подала на развод, как только меня взяли, сама ушла, ребенка забрала. Как-то вот так.
– Дмитрий, лучше – просто Митя. У меня вообще все по-идиотски вышло. Был с одной девушкой, в меня влюбилась другая, дочка ректора института. Домогалась, требовала, чтобы я свою Лену бросил. Я ее послал… через неделю арестовали за кражу дорогого компа из ее сумочки. Лена меня, естественно, сразу бросила, но это уже неважно, наверное.
– Игорь. Отморозок, бандит, убийца – без шуток. В шестнадцать попал в трущобы, свалился на самое дно, разве что наркотой не торговал. Сколотил свою банду, вместе грабили, вместе выживали. Потом попались. Всех моих положили, меня по моей глупости взяли живьем. Что убивал – не жалею: это была война. Или мы, или нас. Так получилось, что в итоге нас – хоть я и выжил, но смысл моей жизни застрелили полицейские. – Игорь шагнул вперед, ловя по очереди взгляды всех Орденцев. – И вот что: я предельно искренен. Прошу вас о том же в ответ. Считаете, что мне среди вас не место, так и скажите. А если примете – не попрекайте тем, что было. Это касается каждого из нас пятерых.
Повисло молчание. Члены Ордена переваривали информацию и принимали решение, беглецы ждали, готовые развернуться и уйти, не понимающие, что их здесь все еще держит, забывшие слово «мечта», но не разучившиеся мечтать.
Разумеется, это был Алик. Тронул сенсор, выкатываясь вперед, остановил кресло перед так и не севшим Игорем. И молча протянул ему руку.
Стас тихонько сполз по стене, только сейчас понимая, что уже несколько минут он практически не дышал.
– За первые полтора года существования Ордена мы добились многого… для группы студентов, не имеющих почти никаких возможностей. К сожалению, большую часть наших достижений перечеркнул распад Ордена после моего ареста. Не стало отделений в других городах, во много раз сократился питерский состав. По сути, остался только один детский дом и восемь человек, не считая меня. Но, многое потеряв, мы многое же и приобрели, начиная с бесценного опыта, продолжая тем, что единственный оставшийся у нас детдом теперь практически в полном нашем распоряжении, а мы – уже не нищие студенты, среди нас есть молодые специалисты, как минимум зарабатывающие себе на жизнь, и заканчивая тем, что мы уверены друг в друге. Мы уже не просто группа энтузиастов, объединенных общей прекрасной идеей, мы – команда, способная и готовая работать вместе, принимать новых членов, развиваться. Больше того, к моей величайшей радости, нас не девятеро – нас четырнадцать человек, хоть я и не рассчитывал, что так многие присоединятся к нам. А четырнадцать человек, имеющих разное образование, разные знания, разный опыт, – это уже много. Много – но недостаточно. Я не просто так начал с того, чего мы добились за первые полтора года. Если бы не мой арест, если бы все шло по первоначальному плану – едва ли мы ушли бы дальше от той точки, на которой произошел распад Ордена. Чистая благотворительность и замкнутость на самих себе не позволили бы нам двигаться дальше. Мы поставили перед собой грандиозную цель – изменить общество, изменить мир. И чтобы это сделать, мы должны получить возможность на что-то влиять и что-то менять. Сейчас наших совместных сил не хватит даже на то, чтобы воспрепятствовать отмене государственного финансирования детских домов. Наши потуги – ничто в масштабах даже одной страны, пусть и самой большой в мире. Если бы нас было больше, хотя бы несколько сотен человек, было бы иначе. Но нужно исходить из того, что есть. Нас четырнадцать, и у нас нет никаких возможностей. И нет другого выхода, кроме как добиться этих возможностей. Добиться же их можно двумя путями: власть и деньги. Власть – это политика в тех или иных проявлениях или же высокие должности в различных научных отраслях. Ни у одного из нас нет образования или связей для второго, первое же слишком опасно и грязно – нас мало, нам нельзя нами рисковать. Остаются деньги. Деньги нужны большие, нужна корпорация. Собственная. А для этого…
Все было продумано за полчаса. Каждый работает, каждый откладывает в общую копилку столько, сколько ему по силам. На собранные деньги открываются фирмы – небольшие, состоящие полностью из проверенных людей. Основной доход фирм идет в казну Ордена. Через несколько лет на собранные деньги можно будет открыть нечто более серьезное, а еще лет через десять, если все пойдет, как надо, можно будет говорить и о корпорации. Главное, правильно подбирать людей и обязательно трудоустраивать выпускников «своего» детдома.
Будь уверен в победе, не позволяй себе думать о проигрыше. Не уповай на слепую удачу – твоя уверенность должна зиждиться на твоей подготовке и твоем плане. Но помни: допустивший проигрыш – уже наполовину побежден.
Удар – блок, удар – поворот, пропустить мимо, атаковать в ответ – защита, обманное движение, удар!
Звезды взрываются в голове, перед глазами темнеет, но надо сгруппироваться, перекатиться, вскочить.
– Ошибку понял?
– Принял обманное движение за защиту, вместо прямой атаки попытался финтить сам.
– Верно. Нападай.
Атака – блок, прыжок в сторону, поворот, атака, еще одна атака, обманная атака, удар, есть! Удар, звезды…
– Ошибка?
– Пробив защиту, расслабился, не довел атаку до конца.
– Верно. Защищайся.
Блок, уход, обманка…
Уворачиваясь, защищаясь, нападая Стас невольно вспоминал первые занятия, когда Коста просто избивал его – с завязанными глазами, одной рукой, не используя ни удары ногами, ни крылья. Избивал почти до потери сознания, не давал прийти в себя, вздергивал на ноги – нападай! На вторую тренировку крылатый принес оплетенный кожей гибкий стек – «не хочу тебя калечить раньше времени». Калечить он начал потом, обучая выбивать самому себе суставы, выкручивая плечи, запястья, локти так, что Стасу казалось, что пользоваться руками ему больше не суждено никогда. Но с каждым днем он становился гибче, а несколько занятий назад крылатый сказал, что если ученик не будет лениться, то взять его в болевой захват станет просто невозможно, и продемонстрировал гибкость суставов на себе – как молодой человек ни выкручивал наставнику руки, тот только усмехался, причем совершенно искренне, а не терпя боль.
Коста не учил Стаса приемам – он предоставлял молодому человеку изобретать их самостоятельно.
– Если придерживаться какой-то школы, всегда есть риск нарваться на того, кто с этой школой знаком и знает контрприем. Если использовать приемы разных школ, этот риск только немного снижается, и все.
– А то, что используешь ты?
– Когда у тебя будет такое тело, как у меня, когда ты сможешь выдерживать такие же нагрузки, как я, – приходи, я обучу тебя тому, что умею сам. А пока – учись, чему можешь.
И Стас учился. Остервенело тренировался, пока мог стоять на ногах, – он прекрасно понимал, что каждый синяк, каждая ссадина, каждая боль и каждый страх, пережитые сейчас, это еще один маленький шанс выжить потом там.
Каждый день он вставал в пять часов утра и бежал на тренировку – именно бежал, Коста запрещал по утрам пользоваться транспортом. К шести он был в зале, и до половины десятого крылатый измывался над ним, как только мог. К десяти Стас бежал на работу – он устроился грузчиком в супермаркет, решив извлекать тренировочную пользу и из труда ради хлеба. В восемь он снова шел в зал, где оставался до половины двенадцатого. Возвращался домой, вернее, в детский дом, молодой человек к полуночи – вечером пользоваться метро дозволялось. Двадцать минут – медитация: Коста требовал, чтобы Стас ощутил свои потоки энергии и научился распределять их так, как ему требовалось. Потом ужин – режим питания также соблюдался неукоснительно – и сон: ровно четыре часа. Пять утра, подъем, бег до зала, тренировка, работа, тренировка, дом, медитация, ужин, сон, пять утра…
Один день в неделю, когда на работе был выходной, Коста освобождал Стаса от вечерней тренировки, и Ветровский был предоставлен самому себе уже с полудня. Эти дни он посвящал Ордену, разработке проектов, обсуждению и подготовке открытия первой Орденской фирмы. Точнее, уже второй – на третьем собрании Игорь сказал, что свою маленькую контору он отдает Ордену, сам же из ее заработка брать будет зарплату «на жизнь».
А еще Стас наблюдал, как меняются люди вокруг него. Как исчезает безнадежность из глаз Игоря, как пусть очень медленно, но все же открытее становится Серг, как сближается с соорденцами Митя, как легко и непринужденно берет шефство над молодежью Алекс, как сходятся смотревшие друг на друга поначалу косо Артем и Виктор Галль, как искренне радуется жизни Алик, как остаются в прошлом затравленность, страх, недоверие, боль… И еще недавно чужие друг другу люди, такие разные и такие похожие, становятся чем-то большим, чем просто приятели.
Иногда было больно от осознания того, что придется снова всех их оставить, но Стас сжимал зубы, улыбался отражающемуся в зрачках Стеку, брал себя в руки и шел вперед.
Он свой выбор сделал.
V. III
Но не будет эха от слов,
Как крови не впитает камень…
Вокруг лежал снег.
Марина удивленно оглянулась – ведь последнюю неделю температура воздуха уверенно держалась выше нуля даже ночью, а днем, на солнце, иногда даже поднималась до плюс пятнадцати. Да и вообще, бескрайняя снежная равнина в середине апреля – это как-то… странно, что ли?
Несмотря на лежащий снег, холод совершенно не ощущался. Может, это ненастоящий снег? Велагина наклонилась, подхватила горсть колких снежинок. Они были… нет, нетеплыми, но примерно той же температуры, что и ее кожа, хоть и таяли, как положено нормальным снежинкам.
Стоп. А откуда вообще взялась бескрайняя снежная равнина, если Марина сейчас, вообще-то, в городе? Больше того, она у себя дома, и буквально полчаса назад легла спать. Легла, почитала немного перед сном, потом погасила свет, закрыла глаза, устроившись поудобнее, и…
Все правильно. Заснула.
– То есть я во сне? – задумчиво пробормотала девушка. – Забавно… Интересно, что здесь можно делать?
– Все, что угодно. Ведь это ваш сон, – раздался незнакомый голос.
Она резко обернулась.
Синеглазый блондин лет тридцати пяти – сорока, среднего роста, хорошо сложенный, с резкими чертами лица и очень бледными губами. Темный кожаный плащ старинного покроя распахнут, под ним черная рубашка и брюки, на поясе – ножны с кинжалом. Охарактеризовать его можно было буквально двумя словами – странный тип.
– Что вы имеете в виду? – уточнила Марина, отступая на шаг. Только сейчас она заметила, что стоит на снегу в модельных городских сапожках на тонком и относительно высоком каблуке, но не проваливается. Заметила, удивилась – и тут же провалилась по колено.
– Только то, что я сказал. В данный момент вы спите в своей кровати. Здесь – пространство вашего сна, которое вы можете менять по своему усмотрению и которое само меняется в соответствии с вашим восприятием. Кстати, если бы вы не осознали, что стоять на снегу, не проваливаясь, невозможно, вы так и не провалились бы.
– И я могу сделать здесь, к примеру, лето? Траву, солнце, озеро…
– Просто представьте, как все меняется.
Марина закрыла глаза. Представила, как за считаные мгновения истаивает снег, стекаясь ручейками в низину между тремя холмами, обнажая черную, плодородную землю, как оживают в прогретой солнцем почве семена трав и полевых цветов, пробиваются наружу, к свету. Черная долина покрывается мягким зеленым ковром, по которому в беспорядке разбросаны желтые, синие, красные, фиолетовые, оранжевые, розовые, голубые островки простых полевых цветов. Меняется и она сама: вместо блузки, юбки, сапог и куртки – джинсы, летние сандалии и майка, уложенные в прическу волосы превращаются в удобный и практичный хвостик, исчезает косметика с кожи… Закончив, Марина открыла глаза.
Вокруг, сколько хватало зрения, расстилалась зеленая долина. Невдалеке сверкало на солнце чистейшее озеро, а у ее ног, касаясь сандалий и джинсов, голубел кустик незабудок.
– Ничего себе… – ошарашенно проговорила девушка. – И в самом деле работает…
И просто так, из чистого озорства, представила, как кожаный плащ незнакомца превращается в голубиные крылья.
Ничего не произошло.
Незнакомец улыбнулся.
– Я – не часть вашего сна, Марина. На меня вам не удастся воздействовать – все же я опытный сноходец и умею защищаться даже в чужом сне.
– То есть вы пришли специально?
– Разумеется. Возникла необходимость с вами встретиться и поговорить. К сожалению, подойди я к вам на улице или в кафе – боюсь, вы очень быстро указали бы мне конкретный, хоть и не очень точный, адрес, по которому мне, на ваш взгляд, необходимо отправиться.
Велагина округлила глаза.
– Никогда не слышала, чтобы такое заворачивали вместо обычного «послать на», – с некоторым уважением сказала она.
Незнакомец рассмеялся – сухо, колко, но невраждебно.
– Все же я разговариваю с дамой и считаю необходимым вести себя соответствующе. – Он галантно поклонился, и девушка вспыхнула до корней волос. – Так вы не откажете мне в разговоре и заодно прогулке к вашему чудесному озеру?
– Не откажу, – растерялась Марина.
– Вот и хорошо. Позвольте предложить вам руку?
Ей казалось, что она сошла с ума. Но все вокруг ощущалось совершенно реальным, естественным, правильным – даже этот странный человек со странными, старомодными манерами.
– О чем же вы хотели со мной поговорить?
– Вы себе даже не представляете, сколь о многом мне хотелось бы говорить. Но придется, к сожалению, о деле. Хотя сначала я попросил бы вас ответить на один вопрос, который может показаться вам отвлеченным, хотя на самом деле таковым не является.
– И что же это за вопрос?
– Представьте себе, что у вас есть друг. Нет, не надо вспоминать кого-либо из реально существующих друзей, лучше придумайте некоего абстрактного друга. Близкого вам по духу человека, которого вы, по вашему мнению, хорошо знаете, которого очень цените и любите, уважаете за его поступки, сходитесь – опять же, по вашему мнению – во взглядах, и так далее. В общем, хорошего друга. Представили? Хорошо. А теперь представьте, что вы узнали о нем какую-то страшную тайну. Страшную не в том смысле, что очень тайную, а в том, что очень страшную. Как вы станете к нему относиться?
Марина размышляла недолго.
– Если мы действительно друзья, это никак не отразится на моем к нему отношении, – ответила она.
– Вы в этом уверены? А если эта тайна – ну, к примеру – его маленькая страсть к жестокому убийству девочек двенадцати-четырнадцати лет, с предшествующим и последующим изнасилованием? Причем страсть, которую он время от времени удовлетворяет – соответственно, насилуя и убивая. Вы сможете относиться к нему по-прежнему? Учтите, я имею в виду не эпизод из прошлого, в котором он раскаивается, а увлечение в настоящем. Увлечение, в котором он не видит ничего предосудительного. – Велагина вздрогнула, а незнакомец продолжал: – Вот как вы к такому отнесетесь? «Он мой друг, и я буду на его стороне в любом случае» или все же есть что-то, что нельзя простить даже самому близкому человеку?
– Я думаю, что все же есть такие вещи, – после минутного раздумья сказала Марина. – Человек, для своего развлечения убивающий детей, не может быть моим другом. Если он был моим другом, а я не знала о его… увлечении – это значит только то, что моим другом был другой человек, не существующий в реальности. Я, наверное, путано объясняю…
– Что вы, я прекрасно вас понимаю. А если речь не о таких крайностях? Например, разработка и продажа нового наркотика, вызывающего привыкание со второй дозы и обеспечивающего летальный исход в течение максимум года? Это не так страшно, как убивать девочек, но…
– Я бы не сказала, что это не так страшно, – перебила его Марина. – Продажа наркотиков – это даже хуже убийства. Человек, продающий наркотики, убивает практически каждого, кто у него эту дрянь покупает. Если смотреть по причинно-следственной связи, именно продавец наркотиков будет причиной преступлений, совершенных теми наркоманами, которых подсадил он. Они будут грабить, убивать – по его вине, пусть и косвенной. Конечно, в первую очередь виноваты они сами – но они такими стали тоже потому, что кто-то когда-то дал им попробовать первую дозу.
– Браво! – совершенно серьезно сказал незнакомец. – Вы меня восхищаете. То есть друга-наркоторговца вы не простите точно так же, как друга-маньяка.
– Даже в большей степени. Маньяк – он ненормальный. Больной. Его преступления – не полностью его сознательный выбор, его толкает на убийство его неправильность. Конечно же, есть случаи, в которых не наблюдается патологического…
– Простите, что перебиваю, но, быть может, обойдемся без лекций по психиатрии? – Он улыбнулся. – Честно говоря, я не очень хорошо в ней разбираюсь.
– Хорошо. Я просто хотела сказать, что маньяк, убивающий девушек, может быть виновен в своих преступлениях меньше, чем продавец наркотиков. Я не говорю про наркоманов, для которых распространять отраву – единственный способ добыть дозу, они сами такие же жертвы, хоть это их и не оправдывает. А вот тот, кто производит и продает оптовые партии наркотика – он виновен в большей степени, чем кто-либо еще.
– Прекрасно. Повторюсь, я восхищен. Вы делаете на удивление верные выводы, – незнакомец поклонился. – Я не мог ждать от встречи с вами большего. Теперь же прошу меня простить – мне пора. Полагаю, мы с вами еще встретимся.
– А как же второй вопрос?
– В нем отпала необходимость. До свидания, Марина. Разговор с вами оказался настоящим удовольствием.
Он растворился в воздухе. Быстро и бесследно.
Марина протерла глаза, но ничего не изменилось.
А через мгновение она проснулась в своей кровати. За окном был слякотный простуженный апрель, солнце в последний раз выглядывало из-за облаков недели полторы или две назад, зеленая трава обещала покрыть газоны и лужайки в лучшем случае через месяц, и сандалии из шкафа следовало доставать никак не раньше.
– Чертовщина какая-то, – пожаловалась девушка растрепанному отражению в зеркале и пошла умываться. Все равно через минуту должен зазвонить будильник, требующий идти постигать тонкости патологической психиатрии.
За окном шел липкий, комковатый не то дождь, не то снег. Он шел уже который час – проснувшись, Марина обнаружила его за стеклами, она видела его из такси, а теперь третью пару подряд созерцала через огромные окна аудитории.
Преподаватель, старенький профессор Кличков, что-то бубнил у доски – Велагина не слушала его. В конце концов, ей, аспирантке-отличнице, простится отсутствие небольшой части конспекта, не говоря уже о том, что этот самый конспект всегда можно скопировать у Милашкова, ботана-очкарика, не обладающего особыми талантами, но зато усидчивого и терпеливого настолько, что постоянная зубрежка давала ему шанс претендовать на чистый диплом. Слякоть за окном навевала желание спать, даже нет, не так – закопаться в кровать, под гору мягких, легких, теплых одеял, накрыться сверху звуконепроницаемой крышкой, и спать-спать-спать… Спать до прихода настоящей, а не календарной весны, до того самого дня, когда солнышко выглянет из-за туч, под его жаркими лучами истает последний серый сугроб, тонкие ветви деревьев покроются зеленой дымкой вылезающих из почек листочков, запоют птицы, а между шпалами железнодорожного полотна засияют ярко-желтые цветки мать-и-мачехи.
Судя по количеству и состоянию студентов, доползших к третьей паре, подобные желания одолевали не одну только Марину. В аудитории присутствовало шесть человек из семнадцати, и каждый из них буквально распространял вокруг себя желание спать. Кто-то клевал носом над клавиатурой ноутбука, кто-то пытался читать, то и дело застывая с отсутствующим взглядом, кто-то в открытую дремал, опустив голову на руки. Велагина же боролась со сном другими методами: она думала о завтрашнем дне. Завтра был день ее рождения, ей исполнялось двадцать три года. Олег хотел приготовить что-то совершенно особенное и попросил приехать попозже, часам к десяти, – он обещал освободить послезавтрашний день, пятницу, тем более что у самой Марины в пятницу занятий не было.
Боясь даже представить себе, что Черканов может ей подарить, девушка хотела и сама подготовить для него подарок – просто так, чтобы сделать приятно. Но что можно подарить человеку, у которого есть все, а чего нет – он может спокойно купить? Велагина ломала голову над этим вопросом уже третий день, но пока что ничего в голову не приходило. Разве что какую-нибудь символическую безделушку, которую можно поставить на стол или полку?
Лекция тем временем закончилась, сокурсники начали вяло расползаться из аудитории, делая вид, что они уже проснулись. Привычно попрощавшись с профессором, Марина последовала за ними. На последнюю пару она решила не идти.
Потратив четыре часа на то, чтобы обойти все выбранные магазины, но так и не найдя ничего даже отдаленно похожего на желаемое, зато купив целую кучу всяческих милых мелочей, приглянувшихся ей самой, Велагина решила, что на сегодня с нее хватит шопинга. На рейсовом флаере доехала до метростанции, направилась было ко входу – но тут ее взгляд упал на вывеску торгового комплекса, в котором она еще не была. Решив, что ехать сюда еще раз только затем, чтобы посетить его, лень, а раз уж она здесь, то имеет смысл потратить лишние полчаса на быстрый осмотр интересующих павильонов, Марина уверенно свернула к подземному переходу, из которого можно было напрямую попасть в здание комплекса. Движущаяся дорожка довезла ее до самых дверей.
К удивлению девушки, этот торговый центр заметно отличался от тех, которые она успела посетить за день. Строгий, выдержанный стиль хай-тек, хром, стекло, неброские вывески, не завлекающие, но информирующие – и откровенно завышенные цены.
Увы, внешний вид оказался единственным положительным отличием комплекса. В остальном он был ничуть не лучше, скорее даже хуже – здесь не было лавочек со всякой ерундой, где можно было бы найти оригинальный и интересный презент, зато нашлись аж три «магазина подарков», предлагающих совершенно одинаковые и скучные фляжки, зажигалки, наборы стопок или бокалов, типовые изделия из камней, подсвечники и тому подобное.
Обойдя несколько этажей и изучив путеводитель, Велагина хотела уже спускаться вниз и ехать домой, но на глаза случайно попалась выполненная готическим шрифтом надпись: «Приглашаем Вас посетить лавку старинного холодного оружия». Секунду подумав, Марина решительно толкнула неожиданно тяжелую дверь.
В какой-то момент ей показалось, что она снова во сне, который может за мгновение измениться до неузнаваемости. Неяркое освещение, обшитые деревом стены, заглушающий шаги толстый ковер под ногами – и сталь. Повсюду сверкала смертоносная сталь.
– Здравствуйте! Вам что-нибудь подсказать? – подал голос продавец. Завороженная убийственным блеском, Марина даже не заметила его.
Около десяти минут она блуждала вдоль стендов, просто наслаждаясь совершенством орудий, предназначенных для истребления себе подобных.
Как странно… Кругом твердят о прогрессе, отрицании варварского наследия Средневековья, а ведь насколько измельчали воины и насколько обесценилась жизнь в сравнении с временами настоящих рыцарей и истинных королей! Да, в те времена могли убить за один косой взгляд, наличие оружия подразумевало готовность пустить его в ход в любой момент, а дворянин, выходя утром на улицу, не мог быть уверен, что вернется вечером домой, а не останется лежать на камнях после неудачной для него дуэли – дуэли, затеянной исключительно из-за несогласия в вопросах богословия. Но разве сейчас – лучше? Да, никто не вызовет на поединок – просто пристрелят из-за угла. Да, больше не затеваются войны ради благосклонности женщины, и тысячи солдат не идут на смерть ради любовной победы своего блистательного повелителя, скачущего впереди строя, – теперь они идут в бой по приказу толстых чиновников, желающих заработать пару лишних миллиардов. Как же прогнил этот мир…
– Вы ищете нож для боя или?.. – прозвучал смутно знакомый голос за спиной. Марина обернулась.
Синеглазый блондин лет тридцати пяти – сорока, среднего роста, хорошо сложенный, с резкими чертами лица и очень бледными губами. Темный кожаный плащ старинного покроя распахнут, под ним черная рубашка и брюки, на поясе – ножны с кинжалом. Кажется, она его где-то видела, вот только где?
– Я ищу подарок, – ответила девушка. – Не думаю, что мне нужно орудие убийства, но я не смогла удержаться и пройти мимо такой красоты.
– Подарок для какого человека?
– Для человека, которого я люблю, – неожиданно для себя сказала она. – Если честно, я даже не представляю себе, что подарить – он богат и может позволить себе что угодно. Хочется найти что-то необычное… символичное, пожалуй.
– Подождите, пожалуйста, одну минуту, – сказал смутно знакомый незнакомец. Отвернулся, медленно прошел вдоль стендов, скользя взглядом по образцам, а потом резко протянул руку и взял один клинок. – Взгляните. Мне кажется, это вам подойдет.
Недлинный узкий клинок из красноватой стали. Первая от рукояти треть лезвия покрыта тонкой гравировкой – узор из переплетающихся кленовых листьев. Золоченая гарда украшена инкрустацией – такими же листьями, вырезанными из красного камня. Рукоять плотно оплетена темно-алым шнурком, яблоко округлое, с обеих сторон – инкрустация.
– Поразительно красивая вещь! – потрясенно проговорила девушка, поворачивая клинок. – Вы волшебник – это именно то, что мне нужно.
– Рад, если смог вам помочь, – поклонился мужчина, и Марину на мгновение захлестнуло столь острое чувство дежавю, что она даже помотала головой, отгоняя наваждение.
Еще раз поблагодарив, Велагина расплатилась, получила в подарок к кинжалу ножны с тиснением, разумеется, изображающим все те же кленовые листья. Выходя из магазина, она все же не удержалась – обернулась, внимательно посмотрела на незнакомца.
– Простите, мы с вами не могли где-нибудь встречаться?
– Разве что во сне, – улыбнулся он.
– Да, наверное, вы правы. Спасибо за помощь!
– Для вас – все, что угодно.
Медленно спускаясь по лестнице на первый этаж, Марина все пыталась понять, отчего было дежавю, почему что-то странное будто бы сжало на мгновение сердце, когда незнакомец пошутил про встречу во сне, и почему ее не оставляет смутное, но постоянное чувство тревоги?
Домой Велагина отправилась на такси. Обычно она старалась ездить на метро, если только не отправлялась в институт от Олега – он либо оставлял ей свой флаер с водителем, если сам не нуждался в нем, либо вызывал такси. Но сегодня девушка устала до такой степени, что чувствовала себя не в силах идти до метростанции, ехать еще два перегона, потом пересаживаться, а потом еще и идти пятнадцать минут пешком до дома. Небольшой юркий флаер довез ее до парадной за считаные минуты.
Как только Марина вошла в квартиру, мобил оповестил о входящем вызове. Звонил Олег, предлагая поужинать сегодня вместе – она с сожалением отказала, объяснив, что смертельно устала и сейчас хочет только одного: принять душ, перекусить и лечь спать. Молодой человек вздохнул, но настаивать не стал, только спросил, все ли в силе на завтра. Разумеется, все было в силе.
Ополоснувшись под горячей водой, Марина переоделась, сменив строгий костюм, в котором она ходила на работу и в институт, на домашние джинсы и футболку, съела пару тостов с сыром, выпила чашку чая и собралась уже лечь спать, как вновь зазвонил мобил. На этот раз ее тревожила приятельница-однокурсница. Чуть ли не плача, она умоляла найти и скачать ей реферат, который требовалось сдать завтра.
– Я его нашла, переделала, все подготовила, но предки свалили на отдых и заперли квартиру, а я забыла дома ключи! И они вернутся только через два дня, а меня завтра Галина Викторовна живьем проглотит, если я ей реферат не принесу! Ну, Мариночка, ты же умница, я многого не прошу, просто скачай – я утром к тебе заскочу, подарок, кстати, занесу и заберу реферат! Можно даже не редактировать почти – просто скачай и посмотри, нет ли там какой-нибудь совсем уж лажи! Я бы сама скачала, но я совсем про него забыла и поехала с компанией на дачу! А тут интерсети нет, и в город я приеду только-только – к тебе заехать и сразу на пару, а Викторовна у нас первой идет, она ж меня убьет…
Лена сама несколько раз выручала приятельницу, правда, в основном деньгами в долг, когда у Велагиной были проблемы с родителями и жильем, и Марина чувствовала себя ей обязанной, только потому и согласилась.
Реферат нашелся быстро, приведение его в приличное состояние заняло около часа, и к одиннадцати вечера все было готово. Оставалось только найти чип и записать – просыпаться ради Лены Марина не хотела, собираясь открыть ей дверь, отдать чип, взять подарок, сказать спасибо, сказать пожалуйста, закрыть дверь и упасть обратно в кровать – в конце концов, в день своего рождения можно и выспаться! Тем более что свой реферат она сдала еще на прошлой неделе, а пропуск в такой день Галина Викторовна ей простит.
Вяло размышляя о завтрашнем дне, Марина нашла в ящике стола блистер с чипами – и тихо ругнулась: блистер был пуст. Но, кажется, в сумке валялось два или три чипа…
Перетряхнув сумочку, она нашла целых четыре: один – с учебной информацией, второй – с личной, третий – пустой, про запас, четвертый… Четвертый – странный. Велагина никогда не использовала носители этой фирмы, не желая переплачивать за марку, и она точно помнила, что в последние три недели никто не давал ей информацию на подобном чипе. Может, его содержимое прояснит тайну? Марина воткнула чип в гнездо, проверила на вирусы – все чисто – и запустила.
Три текстовых файла, несколько аудиозаписей, два видео – обычных, неголографических. Все файлы поименованы цифрами. Пожав плечами, Велагина запустила первое видео.
Качество изображения оставляло желать лучшего, равно как и качество звука, но сомнений в том, кто играл главную роль в этом страшнейшем из всех фильмов ужасов, не оставалось: Олега она узнавала просто по манере двигаться. Бесстрастная камера запечатлела разговор Черканова с крупным высоким мужчиной об окончании испытания нового наркотика. «Привыкание с первой же дозы», «стоимость изготовления просто смешная», «даже на пробной партии вы, Олег Андреевич, заработаете не меньше полутора миллионов», «летальный исход наступает приблизительно через пять лет регулярного применения», «Хорошо, Аркадий Викторович, я буду считать, что мы договорились»…
Когда видео закончилось, Марина еще минут десять сидела, уставившись в экран невидящим взглядом. Мир рушился, разлетался на куски, обращался в пепел.
– Этого не может быть, – шептала она, не замечая текущих по щекам слез. – Это неправда, фальшивка, это обман, кто-то просто хочет, чтобы я не верила ему, он не мог, он не лгал мне, он любит меня, он не мог, не мог, не мог!
Второе видео оказалось нарезкой: молодому человеку, привязанному к столу, явно насильно вводят в вену наркотик, в углу – дата, двадцать пятое сентября две тысячи семьдесят четвертого года; спустя две недели этот же молодой человек бьется в истерике, требуя дозу; через два месяца – сам с улыбкой вводит себе препарат… В промежутках – Аркадий Львович произносит речь, изобилующую медицинскими терминами: он рассказывает о том, на какие участки мозга действует новый наркотик, как он влияет на общее состояние организма, в какой момент изменения становятся необратимыми…
Не досмотрев даже до середины, Марина остановила воспроизведение. Просмотрела текстовые документы. В них содержалась все та же информация о влиянии, действии, последствиях, подробное описание ощущений, составленное на основе рассказов подопытных, финансовая раскладка – стоимость сырья, стоимость производства, анализ рынка, ориентировочные цены, которую готовы будут платить за новый «кайф» оптовики в разных регионах…
Аудио оказалось записью нескольких разговоров Олега, в которых он обсуждал новинку – как с поставщиками, так и с потенциальными покупателями. В последнем разговоре он договаривался о встрече с крупным дилером, готовым взять на себя распространение пробной партии наркотика по Петербургу, Москве, Архангельску и еще ряду городов с миллионным населением. Встреча была назначена на… эту ночь. Буквально через два часа, в особняке на Елагином острове.
Марина выучила адрес наизусть и выдернула чип. Взглянула на часы – ровно полночь. Найдя в недрах стола конверт, она положила чип в него, переоделась в походный камуфляжный костюм, подумав, закрепила на поясе купленный сегодня кинжал так, чтобы его не было заметно со стороны. Рассовала по карманам немного наличности, мобил, на котором отключила звуковой сигнал, прочные кожаные перчатки, свернутую в тугой моток веревку с механической «кошкой» – «кошка» и перчатки остались от давнего увлечения альпинизмом. Туго зашнуровала берцы, проверила, не звенит ли что-нибудь на ней, и вызвала такси.
Прежде чем спуститься к ожидающему ее флаеру, Велагина позвонила в соседнюю квартиру, где жил отставной военный, не имевший привычки ложиться раньше двух часов ночи.
– Василий Георгиевич, здравствуйте. Извините, что поздно, но у меня к вам очень важная и деликатная просьба. Если я до полудня не вернусь, пожалуйста, отнесите этот конверт в ближайшее отделение полиции, – выпалила она, сунула опешившему соседу в руки письмо и бросилась вниз по лестнице, не дожидаясь, пока он осознает сказанное.
Через минуту флаер вез Марину на Елагин остров. Страха, боли, обиды – ничего этого уже не осталось. Глаза девушки были сухими, а взгляд – решительным. Она все выяснит сама, и если кто-то пытается подставить Олега, этому кому-то сильно не поздоровится. Если же информация на чипе – неподдельная… что ж, она убьет Олега, а потом себя.
V. IV
Ночь
Свежим ветром хлещет,
Рвя из сердца крик бессилья!
Холодно. Черт, до чего же холодно…
Мокрый, фальшивый снег ложится на руки, влажно растекается каплями по обнаженной спине и плечам, слепляет волосы. Слабый, но пугающе-ледяной ветер пронизывает насквозь, гуляет будто бы под кожей, вымораживая до костей – но это не холодно, вовсе нет. Он давно привык не воспринимать температуру, он не мерзнет и ему не бывает жарко. Холод гораздо глубже, даже не в душе – еще глубже, так глубоко, что и представить себе невозможно. Сердце, верная и надежная машина, пропускает удар за ударом, сжатое ледяными тисками ужаса.
Стиснув зубы, Коста только сильнее цеплялся за шершавый облицовочный камень. Это не в первый раз, это сейчас пройдет. Он уже почти привык, хотя до сих пор не мог понять, откуда берется эта поглощающая разум паника. Крылатый привык не бояться ничего, он забыл, что такое страх в тот самый день, когда принес свою преступленную уже клятву Закону – но в последние три месяца раз в несколько дней сознание заволакивала мутная инистая пелена, ноги становились ватными, крылья отказывались держать в воздухе, и четыре-пять минут Коста оказывался целиком во власти ужаса.
Но как же сейчас не вовремя! Сейчас, когда он должен быть готов к… нет, не сражению – что эти люди могут противопоставить крылатому палачу? Не к сражению, но к казни. Он должен быть собран, сосредоточен, спокоен, а вместо этого трясется от страха непонятно перед чем.
Неслышно завибрировал мобил на ремне штанов, крылатый встряхнул волосами, выныривая из бездны кошмара.
А в следующее мгновение понял, чего он боится. Вернее, за кого.
Катя.
Если кому-то придет в голову помешать Косте или тем паче – взять его под контроль, нет лучшего способа, чем давить на него через возлюбленную. Ну почему, почему она не хочет понимать, как опасно быть с ним, знать его?
Крылатый привычно подавил разумное стремление оборвать вызов, выбросить чип-карту в реку, навсегда забыть адрес и нажал кнопку приема. Тихо пискнул аудиосенсор в ухе, мигнул беспроводной микрофон на запястье.
– Я не могу сейчас говорить.
– Тогда зачем ответил? – удивилась Катя. На мгновение прикрыв глаза, Коста представил, как она сидит сейчас у себя на кухне, забравшись с ногами на табуретку и греет руки о чашку с каркаде.
– Хотел услышать твой голос, – честно ответил он.
– Рискуешь ради нескольких секунд разговора?
– Я рискую только тем, что придется потратить чуть больше времени. Ты рискуешь гораздо больше…
– Не начинай опять, пожалуйста… Лучше скажи, мне ждать тебя сегодня?
– Скорее всего да.
– Я буду ждать.
– Я тоже.
Завершив разговор, Коста прислушался – не засекли ли? Нет, вроде все тихо.
Все было легко до тошноты. Охранника у окна он снял дистанционным парализатором – на ближайшие несколько часов не опасен. Еще двоих в холле пришлось убить, они успели его увидеть. Последнему, у входа в раздевалку, повезло – он стоял к Косте спиной. Подхватив обмякающее тело, крылатый уложил его на пол, толкнул дверь. Быстро оглядевшись, пересек небольшое помещение, вошел в наполненную горячим влажным воздухом душевую, еще раз огляделся и направился к двери, ведущей в помещение с бассейном.
Большая чаша пустовала, и это Косте не понравилось – объект имел привычку плавать часа три подряд, но с момента его прибытия в бассейн прошло не более половины этого времени. Он перевел взгляд на исходящую паром ванну-джакузи, находящуюся слева от чаши, – в джакузи, запрокинув голову, сидел человек. Светлые, наполовину седые волосы потемнели от воды, но это определенно был именно тот человек, за которым пришел крылатый.
Вот только почему не оставляет чувство опасности, почему кажется, что где-то – ошибка?
Неслышно ступая, он приблизился к жертве. Вслушался в биение сердца – и ничего не услышал.
Уже понимая, что обманут, Коста ударил крылом, разнося вдребезги голову пластикового манекена.
Хлопнула, закрываясь на замки, толстая металлическая дверь, через которую он вошел. Выступили из тени вооруженные плазмерами люди.
Пятнадцать человек с дистанционным оружием, замкнутое помещение, окон нет, двери заблокированы и так просто их не выбьешь. Идеальная ловушка для крылатого – выстрелы разорвут его в клочья до того, как он доберется даже до половины нападающих.
Разорвала полумрак первая вспышка плазмера.
Не раздумывая, Коста метнулся в бассейн, рухнул на самое дно – несколько секунд вне досягаемости стрелков, несколько секунд на то, чтобы осознать происходящее и выработать план отступления.
Наверху шипела и испарялась от соприкосновения с раскаленной плазмой вода, и крылатый отстраненно подумал – хорошо, что у них нет достаточно энергии, чтобы просто вскипятить бассейн.
Сейчас он на двенадцатом этаже, всего этажей в комплексе тридцать. Уходить через низ нерационально. Сколько этажей они могли перекрыть? Да все, при желании, а желание явно было. Где есть окна, которые не могут быть заблокированы? Черт его знает, он не изучал планировку здания так детально. Впрочем, и ладно, сейчас главное – выбраться из помещения с бассейном.
Несколько ударов крыльями – и он на середине бассейна, глубина – не более четырех метров, этого вполне достаточно, чтобы защититься от плазмеров, но и не так много, чтобы было сложно преодолеть водную преграду. Мгновение – стальные крылья, помогавшие уйти как можно быстрее на самое дно, становятся бесплотными, мгновение – ноги свободны от тяжелых ботинок, мгновение – короткий метательный нож перекочевывает из чехла на поясе в руку.
Максимально сильно оттолкнувшись от дна, он взметнулся вверх. Распространяя вокруг себя кучу брызг, вылетел из воды, тут же метнул нож в обшитую деревянными лакированными панелями стену – туда, где располагался распределительный щит. Вспышка, искры – лампы гаснут, и материализовавшего крылья Косту уже не увидеть, в то время как он прекрасно видит противников. Несколько ярких молний плазменных выстрелов разрезают темноту, но сейчас нападающим проще перестрелять друг друга, чем попасть в оказавшуюся им не по зубам жертву.
Плечо ожгло болью – кто-то все же рискнул выстрелить наугад и попал, но это уже не имело никакого значения. Выбив дверь в подсобную комнату, Коста в два взмаха расправился с поджидавшими там врагами, разбил лампу. Тут же ударил крылом в стену, разнося тонкую перегородку, рванулся к коридору – за спиной гулко топали тяжелые ботинки нападающих.
Инстинкты, как всегда, помогали выжить – крылатый бросился на пол, пропуская над собой несколько выстрелов, перекатился, метнулся за угол. Коснулся панели вызова лифта – лестница слишком далеко. Ему повезло, кабина находилась на этом же этаже, двери тут же гостеприимно раскрылись.
Предпоследний этаж – чем выше, тем лучше, но на последнем наверняка засада.
Металлические створки бесшумно разъехались, Коста тут же прыгнул вперед, опережая выстрелы – пять человек, все близко, нестрашно, он справится. Взмах крыльев, двое тут же лишаются голов, третьему отсекает руку с плазмером, четвертый бросается в сторону, пытаясь избежать смерти, но Коста быстрее, он всегда быстрее, и стальные кромки перьев пробивают бронежилет, грудную клетку – не обязательно добраться до сердца, с такой раной он все равно не выживет.
Пятый успевает трижды выстрелить, навскидку, не целясь и не попадая, – Коста наугад бьет крылом, и нападающий падает, роняя плазмер и пытаясь зажать руками разорванный живот.
Напротив лифта – окно. О большем нельзя было и мечтать, но атакующих не пятеро, их шестеро, просто последний притаился за углом, не дыша и не обнаруживая своего присутствия до последнего момента. Резкая, непривычно сильная боль пронзает спину в районе лопатки и вырывает крик, левое крыло безжизненно обвисает, удерживаясь только на обрывке кожи…
Коста рухнул на пол, нечеловеческим усилием воли подавляя боль, рукоять чужого плазмера удобно легла в ладонь. Выстрел – шестой противник упал, даже не дернувшись в агонии. Но острый слух уже различал топот на лестнице, а табло второго лифта показывало – двадцать шестой, двадцать седьмой, двадцать восьмой…
Не раздумывая, крылатый вскочил, оставляя крыло на полу, кинулся в кабину, в которой приехал, ее безуспешно пытались вызвать с тринадцатого этажа, но один из убитых очень удачно упал, его голова не давала дверям закрыться. Коста коснулся кнопки в тот момент, когда распахнулись двери второго лифта, и с мстительным удовольствием расслышал грязные ругательства, вырвавшиеся у кого-то при виде мертвых и умирающих соратников.
Четвертый этаж. Слишком высоко для полноценной защиты, достаточно низко, чтобы можно было спрыгнуть, обойдясь минимальными и быстро регенерирующими повреждениями. Как ни странно – на этаже никого. Видимо, силы неведомого врага все же ограничены – не смог перекрыть действительно все входы и выходы. Все это пронеслось в голове за те две секунды, что крылатый преодолевал отделявшие его от окна метры, выбивал прочное стекло собственным телом, падал на асфальт, помогая себе единственным оставшимся крылом. «Интересно, полностью утраченное крыло регенерирует или нет?» – мелькнула полная панического ужаса мысль, но тут же была задавлена инстинктом самосохранения.
Приземлился Коста на удивление удачно – в десятке метров от него оказалась транспортная стоянка. Несколько автомобилей, десятка два флаеров, три гравицикла, служитель парковки – то, что надо!
Служитель застыл столбом, с непониманием глядя на окровавленного, обнаженного по пояс мужчину, за спиной которого виднелось крыло. Коста выстрелил из парализатора, быстро обыскал потерявшего сознание парковщика, нашел ключ-карту от какого-то гравицикла…
Через несколько минут он был уже в нескольких километрах от места событий, но не сбавлял скорость. Погони пока что не было, но это ничего не значило. Нужно добраться до безопасного места, запустить регенерацию, убедиться в том, что все в порядке и крыло восстановится…
Убежище – на другом конце города. Здесь есть несколько чердаков и подвалов, где можно отлежаться, но там нет никакой еды, а без энергии он не сможет даже начать регенерацию. Зато в двух километрах – квартира Кати.
Чудовищный выбор. Отправиться сейчас к ней – подставлять ее под удар, допустить, что враг узнает ее адрес, вообще узнает о ее существовании. Искать убежище – шансы выжить снижаются почти до нуля. Но в голове звенел ее голос, звучали совершенно спокойно, без истерики и надрыва, сказанные слова – не угроза, не шантаж, только констатация факта, в который пришлось поверить полностью и безоговорочно: «Если не станет тебя, не будет и меня. Мы связаны, так получилось. Прости…»
Через десять минут он был на самой близкой к дому Кати точке набережной. Огляделся, спустился на граве к самой воде, заглушил двигатель и спихнул тяжелую машину в непроглядную темноту. Нева в этом месте глубокая, он знал это точно. Флаер найдут, но нескоро, и к тому времени никто уже не станет искать его самого в этом районе.
Одиннадцать километров, отделявших его от дома Годзальской, Коста преодолел бегом за полчаса. Дверь парадной открыл своим магнитным ключом, поднялся на лифте до нужного этажа, машинально готовясь к атаке в момент открытия створок, и осторожно надавил кнопку дверного замка.
Катя открыла через несколько секунд. Ее взгляд скользнул по окровавленной груди, девушка тихо вскрикнула, отшатываясь и закрывая рот ладонью. Коста шагнул в прихожую, стараясь не показывать возлюбленной спину.
– Закрой дверь, – прохрипел он. – Я скоро вернусь…
На то, чтобы добрести до ванной комнаты, сил еще хватило. Крылатый кое-как стянул с себя штаны, забрался в чашу простенькой джакузи, включил воду, а потом перед глазами все потемнело, и он успел только подумать – лишь бы очнуться до того, как Катя забеспокоится…
Пришел в себя он от резкого, неприятного запаха. Застонал, попытался отодвинуться – по всему телу тут же растеклась боль, разнообразная и въедливая, местами колючая, местами ноющая, местами острая, а там, где недавно было второе крыло – почти невыносимая.
– Никогда бы не подумала, что нашатырь на тебя подействует, как на обычного человека, – спокойно сказала Катя, убирая источник запаха. – Я промыла раны и перенесла тебя в комнату. Я помню, ты говорил, что если ты ранен и без сознания, тебя надо привести в чувство, чтобы ты мог начать восстанавливаться…
– Спасибо, – прошептал он. – А есть…
– Конечно, – ее голос дрогнул. – Вот, бульон и жареный фарш с гречкой – можно не жевать, а сразу проглатывать.
Он выпил две кружки бульона и съел полкастрюли гречи с фаршем за несколько минут. Все это время Катя сидела рядом, бледная, но внешне спокойная, смотрела на него огромными глазами, в которых не было слез, но Коста знал – она просто не хочет их ему показывать, чтобы не усугублять его чувство вины.
– Наелся?
– Да. Больше не влезет. – Он попытался улыбнуться. Кажется, вышло довольно скверно.
Читать бесплатно другие книги:
