Хозяин зеркал Зонис Юлия

– Личность голема зависит от его лица. Тот, кто нашел Пугало, стер лицо и нарисовал какую-то дрянь. Я хочу вернуть его.

– Почему ты думаешь, что это Пугало, а не другой голем? Пугало не стал бы тебя убивать. И не стал бы травить меня цветами…

Кей досадливо отмахнулся:

– Почему ты думаешь, что я Джейкоб, а не другой парень, отдаленно на него похожий? Ты не видела Джейкоба двенадцать лет. И Джейкоб тоже никого бы не стал убивать.

– Думаешь, я бы тебя не узнала даже через сто лет?

– Думаешь, я бы не узнал Пугало?

Герда и Кей уставились друг на друга без особой приязни. Затем, тряхнув головой, девушка подошла к горе-живописцу и отняла кисточку. Одним легким движением она вывела глаз, отерла кисть и, набрав другой краски, добавила широкий ухмыляющийся рот. Физиономия на мешке теперь точь-в-точь походила на Пугало с картины.

Взяв в руки шляпу, Герда тряхнула ее. Бубенчики на полях зазвенели тонко и мелодично. Девушка скривила губы:

– Неправильно.

– В смысле?

– Неправильный голос. Слишком холодный и ломкий, как у твоего Фроста. У Пугала был не такой. Он был грубый и веселый. Нужны медные.

Кей встал, отряхнул колени от песчинок.

– Я знаю тут неподалеку одну антикварную лавочку. Там продают всякий хлам, натащенный еще Старьевщиками. Пойдем, выберем правильные?

Казалось бы, так естественно согласиться. Сказать «да». Взять его под руку и шагнуть на улицу, в дневной свет и суету городской толпы, и пойти спокойно и гордо. Как будто ничего не произошло. Как будто они просто выросли.

Кей улыбался обезоруживающей, очень милой улыбкой. Джейкоб никогда так не улыбался.

– Ради Пугала?

Он склонил голову к плечу и стоял, ожидая ответа. Вместо ответа Герда распахнула окно, сгребла с подоконника пригоршню снега и снежным комком провела по лбу Кея, стирая краску. Кей сначала отшатнулся, а затем расхохотался:

– Художница! От слова «худо». Это же масло. Вон там тряпка с растворителем.

В пыльном сумраке лавки Герда долго и придирчиво выбирала бубенцы. Сквозь заиндевевшие окна вовсю сверкало солнце. После вчерашней пурги погода разгулялась, и день выдался ясный, кристальный, с легким и веселым морозцем. Солнечные блики скользили по древней, с прозеленью бронзе и потертому бархату, сверкали на тонких нитях золотого шитья и тускло отражались в глазури глиняных свистулек. Морские коньки и змеи, очень похожие на тех, старых. Только краски вылиняли, поблекли. На особой полке стояло несколько старинных медных сосудов, один даже запечатанный. Может быть, там свернулся клубочком и тихо посапывал джинн, а может, валялась высохшая моль. Пахло нафталиновыми шариками и почему-то корицей.

Кей уселся на прилавок и, болтая ногой, общался с лебезившим перед ним продавцом. Речь как раз шла о духах – кажется, Кея интересовал какой-то северный демон, подчиненный печати. Торговец, угодливо согнувшись, бормотал: «Контрабанда, запрещенный товар, большая редкость». Лысина его тоже блестела на солнце, словно начищенная лампа. К беседе Герда прислушивалась вполуха. Гораздо больше ей хотелось узнать, что будет дальше.

Хорошая девушка завершила бы покупку, передала Кею замшевый мешочек с бубенцами, холодно распрощалась бы и отправилась домой. Беда в том, что как раз сегодня Герде не хотелось быть хорошей девушкой. Такое нападало на нее иногда – веселая бесшабашность, когда все нипочем и ничего не жаль. Так было, когда она впервые разделась перед осклабившимся де Вильегасом, и когда она закатила скандал Иенсу, и раньше, в первый, кажется, раз – когда она, нарушив запрет бабушки, выбежала в заросшую орхидеями часть сада. Ничем хорошим приключения обычно не кончались. Они оставляли после себя звон в ушах и чувство легкого похмелья, но сейчас Герда не стала сопротивляться порыву. Ей надо, непременно надо было пройтись по улице под руку с Кеем, пряча ладони в старой муфточке (какое счастье, что там больше нет револьвера!), и чтобы позади катилась длинная белая машина, чтобы дамы и кавалеры оглядывались, а проезжающие паромобили сворачивали в сторону, не смея обрызгать грязью ее старенькие сапожки.

Поэтому, когда Кей предложил проводить ее до дома, Герда не фыркнула и не отвернулась возмущенно, а важно взяла своего спутника под руку и пошла, и все стало, как представлялось, и еще бодро поскрипывал под подошвами снег, а щеки грело уже почти весеннее солнце. Когда они свернули на Триумфальный проспект, проложенный с востока на запад, прямо к подножию Смотровой башни, свет ударил в лицо. Герда зажмурилась, в ее золотисто-рыжих волосах засверкали искры.

– Ты стала красавицей, – тихо и как будто удивленно сказал Кей.

Он вел ее под руку так бережно, словно она и впрямь была первой во всем мире красавицей.

Герда обернулась, все еще щурясь и сдерживая улыбку:

– По-моему, ты должен делать комплименты не мне.

Тонкие брови Кея чуть сдвинулись к переносице.

– Она в комплиментах не нуждается.

Девушка фыркнула:

– Любая женщина нуждается в комплиментах.

– Она – не женщина.

– А кто же?

– Буква.

– Буква? – Герда рассмеялась. – Сам ты – буква. Она тебя, между прочим, любит. Я думала, после того как очнулась. И сегодня ночью думала. Она ведь прибежала на крышу, чтобы спасти тебя…

– Тот самый случай.

Герда остановилась и снизу вверх заглянула Кею в лицо:

– Знаешь, в чем ваша главная беда? Вы крученые. Вывернутые. Беретесь судить о сложном, а не понимаете самых простых вещей. Таких, как любовь или дружба. Ведь все же очень просто. Надо взять друг друга за руки…

– И улететь на воздушном шаре в закат, распевая похабные частушки? Так, что ли?

– Зачем ты? – тихо спросила Герда. – Ты ведь этого на самом деле не думаешь.

– Откуда тебе знать, что я думаю?

Девушка сердито отвернулась. Некоторое время они шли в молчании, только хлюпал раскисший снег под шинами преследующего их лимузина. К дому Герды и Иенса надо было направо, и они свернули направо, в переулок, где высокие стены домов скрыли утреннее еще солнце. Втени покусывал мороз, и мысль о совместной прогулке уже не казалась такой удачной. Герда вздохнула, спрятала руки поглубже в муфту и спросила без прежней уверенности:

– Ты не носишь маски. Почему? Остальные Господа ведь носят.

– Может, им есть что прятать.

– А тебе нечего?

– Все, что мне надо прятать, я прячу в старой кладовке. Если вернешься ко мне, покажу.

– И что там?

– Зеркало. Даже два зеркала. Кстати о зеркалах… – Кей чуть сжал ее локоть, так, словно оберегал от слишком резко вывернувшего из-за угла паромобиля или экипажа, хотя мостовая в эту минуту была пуста. – Ты не приносила из Долины зеркало? Точнее, осколок вулканического стекла… черный осколок.

Туча набежала на солнце, и в переулке стало окончательно сумрачно и промозгло. Эта прогулка была не прогулкой, не совсем прогулкой… Ему просто надо было что-то выспросить. Герда вздрогнула и выдернула свой локоть из-под пальцев Кея.

– Мне сюда. Дальше не провожай.

– Подожди.

– Я говорю – не надо!

Герда развернулась и выбежала на скользкую от снега брусчатку, и тут слева на нее ринулась черная тень. Раздался визг тормозов, в лицо полетела грязь. Ощеренная решетка радиатора замерла у самых ног девушки, дыша зловонным паром. Дверца громадной машины со стуком распахнулась, и оттуда выскочил Господин W в волчьей маске, широком кожаном плаще и при шпаге.

– Твоя подружка что, совсем рехнулась?! – заорал W. – Уйди с дороги, дура!

– Перестань, – поморщился Кей.

– А ты, бретер хренов, забыл, что у тебя через полчаса назначена встреча с докторцом?

Герда стерла со щеки грязь и чуть слышно спросила:

– С каким докторцом?

W расслышал. Он крутанулся на каблуках, прорези волчьих глаз уставились на Герду:

– С каки-им?!

– Не надо, – сказал Кей.

– Почему же не надо? – W поднял затянутую в перчатку руку и взял Герду за подбородок.

Девушка ужаснулась, какой он высокий – выше Кея, выше Вигго, его плащ, наверное, может закрыть полнеба.

– Радость моя, твой любовник-докторишка вызвал моего любовника на дуэль. Как я понимаю, из-за тебя. Или из-за меня? Что там было в записке, а, с чего ты так ринулся грудью на амбразуру?

Последнее предназначалось Кею, но главное Герда поняла. Увернувшись от перчаточных пальцев, она оглянулась на Кея:

– Это правда?

Тот неохотно кивнул.

– Ты хочешь его убить?!

W хмыкнул:

– Девочка показала, с кем ее лояльность. Может, плюнем на законы чести и завалимся в кабак? Кей, как думаешь? Твоя красотка спляшет нам на столе…

– Заткнись. – Кей схватил W за плечо и затолкал в машину.

Дверца за ними захлопнулась. Подол Герды снова окатило водой пополам со снегом, и девушка осталась на улице одна. Нет. Не совсем одна. Длинный белый автомобиль неспешно полз по мостовой, разгребая колесами слякоть.

Герда подбежала к автомобилю и заколотила в окно. Фрост обернул к ней важное, недовольное лицо, но все же соизволил опустить стекло.

– Вы знаете, где будет дуэль? Где Иенс и Кей будут драться?

– Допустим.

– Отвезите меня туда!

– Такого распоряжения не было.

– Вы отвезете меня туда, – отчеканила Герда. – Я вам приказываю!

Белая недвижная физиономия на секунду расползлась, поплыла – так плывет по весне зажившийся снеговик. В следующую секунду пассажирская дверца открылась, впуская Герду.

В канале под каменной аркой моста взбулькивало, поверхность воды шла рябью и мелкими пузырями. По стенам с тихим шуршанием сочилась склизкая сырость. С потолка тоже капало белесое молозиво. Капало не первый год, старательно наращивая сталактиты и торчащие кверху кариесные сталагмиты.

В какое именно время суток происходила дуэль, не имело значения. В подземельях нет времени. Ряды дощатых лавок под навесом тянулись вдоль канала с обеих сторон, и там рассаживалась публика. Подземные дуэли вели свою родословную от древних университетских традиций, и, хотя с тех времен Клуб успел повзрослеть и обрасти жирком тотализатора, кое-что осталось неизменным. К зрелищу допускались только мужчины. Собравшиеся то и дело отирали платками влажные лица и лысины и не сводили глаз с моста, на черных камнях которого и происходило действо. Вместо перил организаторы установили защитную решетку, на ее столбах шипели и сыпали искрами алые файеры. В переменчивом свете грязная каверна казалась загадочной и зловещей, что приятно щекотало нервы публики.

Вначале на мосту стравливали слепых подземных псов. Собаки грязно-красной масти с коротко обрубленными хвостами стояли друг напротив друга, низко опустив головы и принюхиваясь. Зубастые подземные твари не побрезгуют ни крысой, ни лягушкой, ни слизняком. Даже нетопыря мимо не пропустят, если тот пролетит достаточно низко. Распорядитель бросал на камни крысенка, и псы тут же кидались друг на друга, сцепившись из-за добычи в один визжащий клубок.

Собаки бились между собой до первой крови, после чего их разливали ледяной водой из канала. Тявкающих и огрызающихся, пристегивали к цепям и раздавали секундантам, чтобы те держали тварей по обе стороны моста. Обозленные псы не давали противникам приблизиться друг к другу вплотную, ибо главным законом Подземной Дуэли была и оставалась Мера.

Люди сходились после собак. На дуэлянтов надевали стеганые фартуки и нарукавники для защиты от слишком глубоких ран. Дрались на шлегерах, но в ход шли и тяжелые длинные ножны – ими можно было оглушить противника, обманным финтом заставить его повернуться в нужную сторону или отогнать чересчур разохотившихся псов. Сражались до первой крови, до сдачи, до оговоренных секундантами ранений. И над всем этим, над вздохами толпы и визгом собак, над звоном клинков и окриками распорядителя висел давящий, неизменный гул водопада – это подземная река, протекавшая под мостом, в полумиле отсюда обрушивалась в огромную чашу Мертвого озера.

Иенс уже бывал здесь не раз, поэтому взгляд его рассеянно блуждал, ловя отдельные клочки, блики, смутное облако толпы на трибунах. Блуждал до тех пор, пока не сфокусировался на стоящей у решетки паре. Там же торчал фон Бэк и что-то увлеченно доказывал. Эклерчик остался в Клубе сторожить ставки. Когда утром Иенс без стука вошел в кабинет, одергивая длинный, не по росту сюртук фон Бэка, Эклерчик животом упал на стопки монет, банкнот, долговых расписок и сделался до комизма похож на жабу, короткими лапками подгребающую под себя икру.

Иенс мысленно плюнул и вернулся к происходящему. Кей слушал барона со скучающим выражением, а может, и вовсе не слушал, может, любовался темной водой канала и клочками собачьей шерсти на камнях. Зато тот, кто стоял рядом с ним, слушал очень внимательно. W был сейчас не устрашающим воином и не хрупкой девушкой, а чем-то средним – одного роста и комплекции с Кеем. Но в отличие от расслабленного лица Кея, в лице W, не скрытом маской, дрожала нервная жилка, злая перетянутая струна. Тронь – и лопнет со звоном. Сердце Иенса тоже дрогнуло и забилось чаще. Еще в Клубе фон Бэк шепнул доктору на ухо: «Не вздумай прикончить красавчика или сильно изуродовать. Вспомни, кто у него в секундантах». В тогдашнем помраченном состоянии Иенс пропустил совет мимо ушей, зато сейчас вспомнил. «А это даже и хорошо, – подумал он. – Очень хорошо, просто замечательно. Пусть сучка посмотрит, каков на самом деле ее хозяин. Авось и пожалеет, что связалась с деревенщиной».

Вчерашняя злоба, за ночь успевшая подернуться пеплом, вновь разгоралась. Нужен был лишь повод. Стремительно пройдя по мосту, Иенс остановился рядом с троицей.

– Ах, вот и наш Магнус, – осклабился барон. – Магнус, ты как, готов? Спортивная форма и ежедневные тренировки – залог успеха!

– Г-готов, – буркнул доктор, почесывая свежеобритый подбородок.

– Отлично, – обрадовался фон Бэк. – Но как секундант и распорядитель дуэли не могу не спросить у вас, господин Кей: не хотите ли вы принести извинения за оскорбление, нанесенное благородному Магнусу Сигурдсену?

– А где здесь благородный Магнус Сигурдсен? – нагло вклинился W. – Что-то не вижу такого. Вижу разжалованного инженеришку с завода…

Кей сделал дружку знак рукой, и тот, посмурнев, заткнулся.

– Я бы с радостью принес извинения, – мягко произнес Кей, и в самой этой мягкости Иенсу почудилась издевка. – Только не совсем понимаю, за какое именно оскорбление.

Фон Бэк изумленно заломил правую бровь.

– Думаю, все это изложено в доставленном вам письме.

– Вы ошибаетесь, – усмехнулся Кей. – Письмо было кратким и… как бы это сказать… малоинформативным.

Фон Бэк оглянулся на подопечного. Иенс попытался вспомнить, что он в полусне наплел явившемуся на зов Маяку, но ничего путного не вспоминалось.

– К ч-черту, – сказал доктор и шагнул вперед. – Я в-все равно не п-приму извинений. Д-давайте начнем.

Фон Бэк кивком подозвал мальчишку, нагруженного фартуками и нарукавниками. Тут же были сетчатые очки для защиты глаз и замшевые перчатки. Увидев снаряжение, Кей отстранился и покачал головой:

– Нет. Если мы деремся, то деремся без этой нелепой сбруи.

– Г-говорите за себя, – отозвался Иенс. В отличие от деревенского выскочки он прекрасно знал, как скользит рукоять в обнаженной ладони и как от удара могут вытечь глаза. – Я беру очки и п-перчатки. Без остального обойдусь. Если г-господину Кею угодно, он мо-может д-драться хоть голым.

– Но… согласно правилам… – Барон открыл было рот, поймал выразительный взгляд W и заткнулся.

– Дуэль будет продолжаться до тех пор, пока один из противников не признает себя побежденным, – процедил W. – Если будет кому признавать. Господин Кей дерется без очков и перчаток, поскольку так угодно господину Кею. У вас есть возражения?

Кажется, Иенс угадал верно – происходящее W совсем не нравилось. Опасается за любовничка? Знает, что в открытом бою Ледяному Герцогу не выстоять? Правильно опасается.

– Как вам будет угодно, – сердито буркнул фон Бэк. – А что насчет сонета?

– Сонета? – удивился Кей.

– Да. Благородные господа, сражающиеся на Дуэли Мензур, обычно сочиняют в продолжение боя сонет для развлечения себя и почтенной публики. Но если господин Кей не обучался искусству стихосложения…

– Хорошо, – нетерпеливо сказал светловолосый красавчик. – Пусть будет сонет. Только проследите, чтобы ваш заика не откусил себе язык во время декламации.

W прыснул.

– П-принятая в клубе форма со-сонета, – с расстановкой произнес Иенс, – это три к-катрена и одно двустишие. Если господин Кей не в к-курсе.

– Теперь буду в курсе, – ответил Кей, и во взгляде его, направленном на доктора, впервые появилось что-то вроде интереса.

Остальное прошло деловито и быстро. Иенс надвинул очки на глаза и натянул на перчатки. Противники, приняв от секундантов оружие, встали в позиции. Секунданты разобрали собак – пес фон Бэка при этом залился лаем, а пятнисто-рыжий кобель на поводке у W заскулил и прижался брюхом к земле. Иенс прислушался к тянущему, обморочному чувству в животе – странно, ведь и семи лет не прошло, как он дрался в последний раз, а все успело забыться – и поднял голову. Сквозь сетку очков стоящий напротив человек казался неживым, плоским, как вырезанный из черной бумаги силуэт. Кей держал шлегер в руке, но так и не вытащил оружие из ножен. Держал, как держит трость человек, не страдающий хромотой.

Ледяной Герцог смотрел на Иенса все с тем же неприятным любопытством во взгляде.

– Сонет, – произнес он звонко и отчетливо. – Или не совсем сонет, но сойдет для первого раза. «Когда осколки неба падут на твердь, когда Трое сменят Одну»… Как там дальше, благородный Магнус Сигурдсен?

Вместо ответа Иенс нанес удар. Он равно владел правой и левой рукой, благодаря чему выиграл немало поединков. Вот и сейчас вместо традиционного удара направо он ударил налево – однако когда лезвие шлегера достигло нужной точки, Кея там уже не было. Зрители взревели. Тело, помнившее старую выучку, среагировало быстрее, чем рассудок: доктор инстинктивно выставил защиту, ожидая ответной атаки. Атаки не последовало. Вместо этого Кей, непонятно как успевший отступить, порадовал зрителей четверостишием:

– Зачем вы написали то, что было в письме, док?

«Хочешь пятиться – отлично. Дрались мы и на рапирах». Не приближаясь, Иенс сделал глубокий выпад, который должен был закончиться уколом в руку. Выпад закончился тем, что доктор чуть не потерял равновесие, противник снова исчез, а через мгновение Иенс ощутил увесистый удар под зад. Стегнули, судя по всему, ножнами. Доктор качнулся вперед и пропахал носом камни. Публика загоготала, а совсем рядом с ухом Иенса раздался вкрадчивый голос:

– «Когда отец напоит кровью сына…» Зачем вы это написали?

Доктор мгновенно перекатился на бок, но Кея рядом уже не было, зато была оскалившаяся и брызжущая слюной песья пасть. Иенс отшатнулся. Ухмылявшийся W оттащил зверя. Быстро крутанувшись, Иенс атаковал противника снизу, целясь по ногам. И снова не достал.

– Вы обещали не п-применять магию!

– А я и не п-применяю, – передразнил Кей. – Деревенское детство, док. Суровая жизнь в пустыне. Глиды намного шустрее вас, но за полдня я успевал наловить две дюжины. П-продолжим?

Отвернувшись от барахтавшегося на земле Иенса, ловец глидов громко сообщил залу:

Что самое худшее, свой клинок из ножен он так и не вытащил.

Вскоре Иенс понял, что его положение безнадежно. Доктор запыхался и истекал потом, два раза чуть не напоролся на собственный шлегер, а на красавчике не было ни царапины. Он оказался слишком быстр для Иенса, нечеловечески быстр.

Еще несколько раз, сближаясь на расстояние двух локтей, перекрывая собачий лай и пыхтение противника, Кей спрашивал: «Зачем вы написали то, что было в письме?»

Доктор поймал себя на том, что не думает о поединке. Только о письме. Проклятый Маяк, что же он написал? Уже понятно было, что Иенс со всем его оскорбленным самолюбием волновал Кея не больше, чем прошлогодний снег. Только письмо. Бой не закончится, пока Ледяной Герцог не узнает ответа, а он его не узнает – потому что ответа не знал сам Иенс.

Сдвинув очки на лоб, доктор прохрипел:

– Перерыв, – и чуть не рухнул на вовремя подставленное плечо фон Бэка.

Тот брызнул в лицо Иенсу водой и зашипел ему на ухо:

– Подлец, что же ты делаешь? Мы прогораем.

– Заткнитесь, – прошептал Иенс, борясь со спазмами в горле. – Будем действовать по-другому. Надо стреножить мальчишку.

Фон Бэк изумленно отшатнулся, но Иенс притянул его к себе и забормотал:

– Когда я подам вам знак, спустите пса. Сделайте вид, что он с-сорвался с поводка. Остальное за мной. Если не с-сделаете – п-плакали ваши д-денежки.

Отвернувшись от вытаращившегося барона, Иенс вылил на себя остаток воды, переложил отяжелевшую рукоять шлегера в правую руку и объявил:

– П-перерыв окончен. В п-позицию.

Это случилось на третьей минуте возобновившегося поединка. Иенс снова растянулся плашмя. Кей, использовавший паузу для того, чтобы выдать очередной катрен, увлеченно декламировал:

«Вот это точно», – подумал Иенс и кивнул фон Бэку. Тот скривился, но Честь, как и следовало ожидать, проиграла Алчности. Поводок в руках барона лопнул. Громадный ржаво-красный пес бросился на Кея, метя в горло. Мальчишка отскочил, закрываясь рукой, и на какую-то долю секунды оказался спиной к Иенсу. Описав сверкающий полукруг, шлегер черкнул по ногам Кея чуть выше щегольских ботинок. Ровная красная полоса, на правой ноге и на левой. Ледяной Герцог пошатнулся и рухнул на колени. Все же не зря Иенс – нет, тогда еще Магнус – проходил практику в школе Комолого Бена.К началу дуэли они опоздали. Фрост долго кружил по грязным улочкам, наконец остановил машину у провалившейся ограды. За оградой и засыпанным снегом, выродившимся садом темнел заброшенный особняк. Спеша по саду вслед за Фростом, Герда промочила ноги. Полы черного плаща, который дворецкий взял из машины и набросил на плечи девушки, тоже вымокли и отяжелели.

Через неприметную дверцу, затем на лестницу, вниз по стертым ступенькам в темноту, дышащую влагой и затхлым подземным теплом. Здесь Фрост остановился и засветил бледный колдовской шар. Шар заметался в узком ходу, не разгоняя тьму, а лишь делая ее более плотной.

– Мне не холодно, – пробормотала Герда. – Я сниму плащ.

Фрост обернулся. Его белое лицо тоже чуть заметно светилось, и девушке сделалось не по себе.

– На подземные дуэли не допускают дам, – бесстрастно объяснил дворецкий. – Если не хотите сделать своему кавалеру неприятность, фрекен, постарайтесь остаться незамеченной.

Отвернувшись, он зашагал вперед, и Герда побежала следом. После бесконечных спусков и поворотов раздался глухой гул, похожий на отдаленный ропот толпы.

– Что это?

– Водопад, – буркнул Фрост. – Защищает от слишком любопытных ушей. Если вы не слышали, дуэли под запретом.

– Тогда зачем Кей принял вызов?

Слуга оглянулся через плечо и неприязненно буркнул:

– Вам лучше знать. А теперь, прошу, замолчите.

И Герда замолчала, но не из боязни, а потому, что они вышли из коридора в большой зал. Вдоль стен и до самого канала тянулись скамьи, забитые людьми в таких же, как у нее, темных плащах. Над каналом изгибался огороженный решеткой мост. Горели красные файеры, и в их свете Герда увидела Кея. Сначала только Кея. Он стоял и зачем-то читал стихи.

Забыв предупреждение, Герда дернула Фроста за рукав и шепнула:

– Зачем стихи?.. – но тут заметила Иенса.

Иенс лежал лицом вниз. В первую секунду Герда едва не закричала, потому что подумала, что он убит, но уже в следующую все смешалось. Раздался собачий рык, огромный пес прыгнул на Кея, Кей попятился, а Иенс, мертвый Иенс вдруг ожил и что-то такое сделал своим мечом или шпагой, отчего Кей упал. Люди на скамьях вскочили и заревели.

– Что?..

Тот, кто сидел впереди, обернулся и прокричал:

– Ублюдок в сговоре с секундантом!

Его сосед громко хмыкнул:

– Организаторы надеются сорвать большой куш. Ставки-то были в основном против их молодчика. Хитрецы! Но после окончания поединка их ждет серьезное разбирательство.

От начала моста спешил человек в черной шапочке и с лекарским чемоданчиком. Иенс встал и оказался каким-то странным Иенсом. Сперва Герда подумала, что это из-за незнакомого ей, слишком длинного сюртука. Только потом девушка осознала, что дело в больших сетчатых очках, закрывавших лицо.

Новый, странный Иенс улыбался нехорошей, совсем не иенсовской улыбкой.

Врач, осмотрев и обработав рану, безапелляционно заявил, что Кей дальше драться не может.

– Повреждены сухожилия. Придется сшивать, и после этого вам как минимум три недели надо будет провести в постели.

Кей выслушал вердикт и начал подниматься на ноги. Врач выпучил глаза. Мальчишка поднимался, используя свой шлегер, как палку. W, чернее тучи, качнулся в его сторону, но Кей отстранил секунданта движением руки. С третьей попытки он утвердился в вертикальном положении и сообщил:

– Поединок не кончен.

Иенс ушам своим не поверил. Наглость этого выскочки переходила все допустимые границы. Он что, надеялся на великодушие? После того, что натворил? После унижений первых десяти минут?! И все же по случаю победы Иенс решил быть великодушным:

– В-врач сказал – вы не м-можете драться. Если х-хотите, от-тложим.

Кей поднял голову и мерзко ухмыльнулся:

– А вы не м-можете го-говорить, но ведь лопочете. Поединок не кончится, пока одна из сторон не признает себя побежденной. И мы не от-тложим, потому что мне нужно закончить сонет. Если от-тложим, вдохновение меня покинет. Так что либо вы приносите извинения, либо мы продолжаем. – Говоря это, он наконец-то извлек из ножен свой шлегер и попытался принять оборонительную позицию.

Иенс едва сдержал смех. Может, самозваный герцог и взял пару уроков у своего любовничка, но явно их не усвоил. Локоть слишком далеко отведен в сторону, запястье расслабленное, клинок направлен вниз. Огородное пугало со шпагой.

– Не н-нарывайтесь, Кей. Я ведь не ваша п-подружка. Если п-приласкаю, не обрадуетесь.

– Не сомневаюсь. Ваши ласки, похоже, противны не только мне…

Предложения он не закончил, потому что Иенс атаковал. Клинок Кея метнулся вверх, но доктор ударил внахлест и задел левое плечо противника. На серебристой рубашке расплылось красное пятно. Ледяной Герцог попробовал отступить, однако ноги его подломились, и он неловко шлепнулся на задницу.

– Как, вдохновение еще с в-вами? – хмыкнул Иенс.

– Всегда со мной, – выдохнул упрямец и стал подниматься.

На сей раз он сам пошел в атаку, что дало доктору возможность провести прекрасную комбинацию – из четвертой финт ударом по голове и удар по правому боку. Лезвие вспороло ткань рубахи, порез немедленно налился кровью. Кей снова упал.

Герда смотрела и не верила своим глазам. Это был не Иенс. Узкое сетчатоглазое насекомое просто не могло быть Иенсом. Иенс был сутуловатый, мягкий, нерешительный. Тот, кто наносил на мосту удар за ударом, держался прямо, двигался уверенно и резко: Герда почти ожидала услышать щелканье хитиновых сочленений. Еще Иенс был добрый, а этот не знал жалости. Кровь сочилась из десятка неглубоких ран на теле Кея, рубашка промокла от крови, а насекомое все не унималось, все прыгало в своей жуткой пляске. Люди в зале замолчали, только звенели скрещивающиеся клинки. Кей падал. Скользил в собственной крови и снова поднимался. А потом он уже не мог подняться, и Герда, выдрав руку из ледяных пальцев Фроста, вскочила. Она должна была остановить то, что творилось на мосту.

Она не успела совсем чуть-чуть.

Сердце Иенса пело. За все годы унижений, за всю муть, и голод, и мелкие ненужные заботы, и ссоры с Гердой, и прохудившиеся ботинки, и заплаты, и то, как смотрел на него белый лакей, – за все это он отыгрывался сейчас. Кей, как Иенс и предполагал, совершенно не умел драться. Слабое запястье и кисть, неспособная держать удар. Дважды Иенс скользил лезвием по неловко выставленному клинку противника, нанося уколы в грудь. Один раз закрутил шлегер Кея штопором – прием, который до этого он решался применять лишь в бою на рапирах, – и выбил оружие из рук мальчишки. Язык не поворачивался называть то, что возилось сейчас на коленях перед Иенсом, каким-то там герцогом.

В очередной раз не сумев подняться, Кей вскинул руку со шлегером в бледном подобии квинты. Иенс ударил сверху, резко и коротко. Клинок Кея отскочил, нанося рану хозяину. Из длинного пореза на лбу хлынула кровь, заливая упрямые глаза цвета сапфира.

– Сдавайтесь, – сказал Иенс.

– А как же мой сонет? – ухмыльнулся Кей.

Он все еще ухмылялся, хотя рука, стирающая кровь со лба, дрожала.

– П-перестаньте скалиться. Признайте себя п-побежденным, и я вас отпущу.

– Вы меня отпустите? Ну уж нет. Это я вас отпущу, когда мне надоест. – Коротко вздохнув и слизнув с губ кровь, он пожаловался: – Никак не могу уместить мысль в две строки…

– П-прекратите юродствовать.

– …поэтому умещу в четыре. Вот, слушайте. – Повысив голос, Кей продекламировал:

Ну как, нравится?

– Н-не особо.

– Еще бы. Ничего вы, Иенс, не смыслите в поэзии, как и в эпистолярном искусстве. – И негромко добавил: – Я знаю, что это не вы писали письмо. А кто писал, узнаю без вашей помощи. Так что признавайте себя побежденным и убирайтесь.

Кровь, текущая из раны на лбу, не могла притушить наглый блеск его глаз – и тут Иенса разобрало. Даже сейчас мальчишка был сильнее. Даже здесь, даже стоя на коленях, даже не умея держать в руках оружие, он смеялся и смеялся над ним, Иенсом, смеялся и не хотел остановиться.

Как бы сама собой рука Иенса метнулась вперед. Это не был один из тех приемов, которым учил его напыщенный мэтр Игле Канур в высоком зале дедовского особняка. Нет, так Бен Хромоножка развлекал публику на ярмарке, одним ударом разрубая бараньи туши. Лезвие пошло полукругом, блеснуло, под углом врезаясь в плоть и кость. Мальчишка не успел. Наконец-то он не успел, не успел даже выставить защиту, и Иенс хакнул, как хакал старый циркач, и его шлегер пропахал дорогу слева направо, от виска до верхней губы – конечно, не разрубленный баран, но тоже кое-что.

Кей завалился на бок. На месте левой половины лица у него было красное, смятое, мокрое. Кровь, перевалив горбинку носа, заливала правый неповрежденный глаз, и наконец-то его наглая синева перестала раздражать Иенса. Доктор опустил шлегер и отступил на шаг, не желая испачкать в крови ботинки.

«В подошве дырка, – тупо подумал он. – Носки будут совсем мокрые».

Он еще успел удивиться тишине – ни возгласа, ни дыхания, – когда под сводом раздался крик.

Крик был страшен. Часть файеров задуло. В воцарившейся полутьме с потолка с грохотом посыпались сталактиты. Иенса смело к заградительной решетке. Мимо пронесло закрученного вихрем пса и вцепившегося в поводок фон Бэка. С трибун послышались стоны и вопли задавленных, но Иенс не смотрел туда. Прижатый к ограде, он видел, как к телу Кея метнулась щуплая девчонка, и это было непонятно и жутко – потому что кричала именно она. Госпожа Война упала на колени рядом с убитым и, схватив его за плечи, затрясла что было сил. Затрясла отчаянно, словно надеялась разбудить. Иенс смотрел на нее с недоумением: ведь ясно же, что мертвого не разбудишь… Как будто расслышав его мысль, девчонка снова закричала. Этого крика Иенс уже не услышал, зато почувствовал. Его вдавило в железную сетку так, что, казалось, сейчас треснут ребра. Но решетка милосердно подалась, лопнула и, вывернутая с корнем, обрушилась в канал. Туда же полетел и оглушенный доктор.