Стабилизатор. Минск 2041 Антонов Сергей
– Шутки шутками, а ведь у меня как у кошки – девять жизней, – Багор потянулся к хрустальной вазе взял яблоко и откусил здоровенный кусок. – Сам не верил, а тут… В общем семь раз, если с самого детства считать, я на грани был. Костлявой прямо в глаза смотрел. Ну, а последний, седьмой случай – это когда лярвы всех моих ребят угрохали. Вы сами видели. Так что кой-какой запасец жизней у меня еще имеется. Аж две штуки.
Бельский слушал разглагольствования Федора вполуха. Он встал и, прохаживаясь по гостиной, с интересом рассматривал детали буржуйского быта. Потом остановился перед каким-то портретом. Вербицкий прекратил жевать. Верховный! В том, что портрет руководителя страны висел в гостиной подполковника-контрразведчика не было ничего необычного. В конце концов, здесь ведь бывают не только дестабилы-диверсанты. Марата интересовало другое.
– Слушай Зорге, а сколько лет Верховному в две тысячи пятнадцатом было?
– Хм… Да за пятьдесят.
– Хорошо, однако, сохранился.
– Тут не его заслуга. Наверняка целый институт по омоложению над этим работает. Поддерживают в форме. Ну, да ладно. Собирайтесь молодые люди. Я на десять минут отлучусь.
Вербицкий покидал гостеприимный дом Зорге с сожалением. Что-то подсказывало ему, что на ближайшее будущее о таких прелестях, как горячий душ и отличный обед можно забыть.
Марат намеренно позволил Вере попрощаться с товарищами в гостиной. Он искал повода побыть наедине с ней хоть пару минут. Такой случай представился на крыльце. Вербицкий поспешил обнять и поцеловать девушку. Вера не сопротивлялась.
– А тебе очень идет новый наряд.
– Красоту ничем не испортишь, – шутливо заметила девушка. – Вот и ты словно родился в костюме руководителя.
– Это – да! Я всегда чувствовал в себе задатки чиновника, бюрократа и головотяпа.
Марат хотел сорвать еще один поцелуй, но тут на крыльце появился Зорге. Насвистывая какой-то веселый мотивчик, он сбежал по ступенькам во двор и остановился возле вмонтированных в стену ворот. Створки их послушно раздвинулись. Зорге скрылся внутри. Зарокотал двигатель, на подъездную дорожку выкатилось чудо автомобильной мысли две тысячи сорок один – черная машина с тонированными стеклами. То ли новая модель «Чайки», то ли «линкольн-континенталь». Ни на радиаторной решетке, ни на заднем бампере не было никаких опознавательных знаков фирмы-производителя. Лишь номерной знак с множеством нулей и единиц, выведенных красной краской на черном фоне. Раздался сигнал, напоминавший трель дверного звонка. Опустилось стекло водительской дверцы.
– Полезайте в мою колымагу, – пригласил суб-лейтенант. – Обещаю прокатить с ветерком.
Глава 23. Идиократия
Марат и Вера забрались на заднее сиденье. Мягкие, бежевые, явно из натуральной кожи. Внутри салон мало чем отличался от тех, которые Вербицкому доводилось видеть у больших начальников своего времени. Те же удобства, вроде откидывающихся из спинок сидений столиков и вмонтированных мониторов. Особого внимания заслуживала «торпеда» – приборная панель. На ней было множество кнопок непонятного назначения, а спидометр и другие причиндалы заменял большой прямоугольный дисплей.
Марат напрасно пытался отыскать хоть какую-то логику в дебрях по нему бегущих цифр, значков и упустил драгоценное время, которое можно было потратить на осмотр пригорода Минска. Впрочем, на скорости, с которой мчался лихач Зорге, оценить красоты было трудновато. Мелькали лишь придорожные столбы, массивные скульптуры зубров и оленей да огромные биллборды с улыбающимися, породистыми лицами.
Шоссе расширилось. Сначала до четырех полос, потом до шести. Мимо проносились такие же машины. Единственным отличием автомобилей руководителей был цвет и количество цифр на номерных знаках. Они, скорее всего, и делили местную элиту на касты.
Зорге хорошо ориентировался в этом табеле о рангах. Беззастенчиво подрезал менее значимых начальников, чем сам. Ни с того, ни с сего уступал дорогу машинам более солидных руководителей. В обход здравого смысла и дорожных правил.
Обычных машин Вербицкий вообще не заметил. Наверняка уделом рядовых жителей Нулевого Мегаполиса было передвижение на общественном транспорте. Во время очередной остановки, связанной с пропуском какого-то кортежа, Марат увидел сотрудника ГАИ. Рослый детина в восьмиугольной фуражке стоял на специально огороженном для него круглом пятачке и лениво помахивал полосатым жезлом. Поразило Марата не столько безразличие ко всему происходящему, написанное на лице гаишника, сколько количество фликеров на его форме. Они были повсюду: на рукавах, штанинах серых брюк, на груди и спине. В темноте этот парниша, сто процентов, светился не хуже новогодней елки. Знаменитый лозунг «Стань заметным!», родившийся в первом десятилетии двадцать первого века, полностью воплотился в этом страже дорог. И рожа, которая может присниться в кошмаре, и неимоверное количество светоотражающих бляшек делало гаишника слишком заметным.
Промелькнул указатель с намалеванным белой краской нулем. По обеим сторонам шоссе потянулись кубы и параллелепипеды многоэтажек. Интересно, куда подевались люди? Их не было ни на тротуарах, ни на площадках у супер и гипермаркетов. Ага. Рабочий день. Наистрожайшее соблюдение трудовой дисциплины. Плюс карточная система. То, что полагалось рядовым белорусам, они, конечно же, получали без всяких очередей в свободные от производства часы. Быть может, строго регламентированный запас продуктов и туалетной бумаги даже доставлялся им на дом.
Въехав в город, Зорге, наконец, соизволил сбросить скорость. Это позволило Вербицкому рассмотреть новую деталь пейзажа Минска-2041. Питьевые фонтанчики. Их было не просто много. Они заполонили город. Сделались его неотъемлемой частью. Самых разнообразных форм и размеров, с украшениями и без, агрегаты для утоления жажды ютились в специальных нишах стен домов, стояли на тротуарах, через каждые двадцать метров. Пей, не хочу. Не захочешь – напоим. Станешь лакать дождевую воду – посадим.
Вербицкий почувствовал, как растет его ненависть к этому режиму. Идиократия. Откуда пришло в голову это слово? Ах, да. Когда-то он посмотрел очень занимательную фантастическую комедию, в которой американцы изображались абсолютно деградировавшей нацией. Здесь были белорусы и не комедия, а трагедия. Страны, где гипертрофированная стабильность разрослась подобно раковой опухоли и пожрала у всех остатки разума.
– Зорге, а мы можем прогуляться по Минску? – неожиданно для самого себя спросил Марат. – Если, конечно, есть время и возможность.
– Отчего ж нет? – Зорге притормозил у обочины. – Думаю, тебе это будет полезно. Получишь полное представление о том, что здесь происходит. Ты не против, Вера?
– Во сколько встреча?
– Еще целых полтора часа. Покажи Марату город, а потом сможете добраться на такси. Троллейбусы и автобусы у нас ведь ходят только утром и вечером. В этих костюмах вас никто не тронет, но на всякий случай возьмите…
Зорге нажал одну кнопку на приборной панели. Отодвинулась крышка перчаточного ящика, вспыхнула голубая неоновая лампочка подсветки. Суб-лейтенант протянул Марату и Вере по пластиковой карточке. На каждой был изображен рыцарский щит с гербом – две ладони, бережно прикрывающие огонек свечи.
– Служба социальной защиты населения, – пояснил Зорге. – Никчемная, следует заметить, братия. В шутку эту структуру называют «догорай моя свеча». Толку от нее при нашей системе ценностей, как от козла молока. Зато в любую дырку без мыла пролезть можно. Якобы для изучения нужд населения. Ну, я поехал. А вы, как наболтаетесь с Константиновым, отправляйтесь сразу на явочную квартиру. Ваших я туда еще успею сам отвезти. Адью!
Марат и Вера вышли на пустынный тротуар. Чистота. Стерильность. Ни одного окурка, ни одной конфетной обертки. Вербицкий и подумать не мог, что когда-нибудь будет скучать по мусору. Оказывается, он оживлял пейзаж. Придавал городу атмосферу динамики. А здесь все выглядело бутафорским. Рассчитанным лишь на гостей, которые задержатся в городе на один день, а потом будут трепаться по всему миру о сногсшибательной чистоте и порядке в Минске, этой огромной потемкинской деревне.
Вербицкому захотелось увидеть тех, кто поддерживает этот порядок. Мечта его сбылась очень быстро. Из подворотни вышел мужик в оранжевом комбинезоне и резиновых сапогах. В руке его была метла с зеленым хвостом, а на лице – широкая улыбка, довольного всем и вся человека.
Продолжая идиотски улыбаться, он склонился над ближайшим питьевым фонтанчиком, хлебнул воды и вытер губы рукавом. Внезапно выражение радости сползло с лица дворника. Марат решил, что это как-то связано с его персоной, но ошибся. Все дело было в микроскопическом обрывке бумаге на вылизанном тротуаре. Соколиный глаз парня в оранжевом немедленно зафиксировал проявление беспорядка. Дворник рванулся к бумажке так рьяно, что если бы Вера вовремя не отступила в сторону, он бы неминуемо сбил ее с ног. И вот бумажка поднята. Засунута в нагрудный карман комбинезона. Улыбка вернулась на лицо блюстителя чистоты. Любимый город может спать спокойно.
Еще один пример действие стабилизатора. Убойная штучка. Неужели они здесь все такие зачарованные? Нет, не все. На тротуаре появился эсэнэсовский патруль. Эти не улыбались. Каменные лица. Строгие, внимательные взгляды. Проходя мимо Марата и Веры три молодца в черном одновременно вскинули руки, отдав честь.
Уважают, падлы, руководителей.
По пути к Парку Челюскинцев встретилось еще с десяток улыбающимся дворников и дворничих. На одном перекрестке наряд эсэнэсовцев даже проверил у Марата и Веры документы, но отпустил с миром.
Прогулка становилась однообразной. Вербицкому до чертиков надоели и плакаты с призывами всем скопом рвануть в светлое будущее, и детские площадки с их пестрыми красками и нетронутыми песочницами, и магазины без покупателей.
Минск превратился в огромную театральную площадку, на которую вот-вот должны были выйти актеры, а пока суетились лишь рабочие сцены, готовившие реквизит.
Уже на входе в парк Вербицкий увидел девушку в знакомом платье с матросским воротничком. Сияя, как начищенный медный пятак, она смотрела через прутья ограды на аккуратные клумбы парка и умчалась, едва завидев грозного эсэнэсовца, направлявшегося к ней. Наверное, осмелилась оставить производство, чтобы полюбоваться цветами, нарушила дневной комендантский час и получит теперь заслуженный нагоняй.
Марат ничуть не удивился, увидев, что ворота парка охраняет парнишка мрачного вида в черной форме, со скрещенными на груди руками. Вообще создавалось впечатление, что в Нулевом Мегаполисе жили одни только эсэнэсовцы. Этот следил за тем, чтобы в парк не проникли нарушители трудовой дисциплины, сбежавшие от фрезерных станков и доменных печей.
Заметив парочку, охранник изменил позу. Еще шире расставил ноги, зачем-то погладил кобуру, но не задал ни одного вопроса. Возможно, серые костюмы внушили ему почтение или парень просто разомлел от жары и ленился задавать вопросы.
Вербицкий был уверен, что не встретит в парке никого кроме эсэнэсовцев, но ошибся. По аллеям гуляли люди в черных и серых гражданских костюмах. Парами и в одиночку. По мере углубления в парк все отчетливее слышались звуки работающих аттракционов и музыка.
Марат приготовился к сюрпризу. Неужели он увидит детей? Конечно, увидит! Какой же Парк Челюскинцев в июне и без детворы? Никакими стабилизаторами детишек не остановишь.
Аллея свернула к первому аттракциону. Детей не было. Сиденья вертящейся «Ромашки» оказались пустыми.
Глава 24. Парк Челюскинцев
Все было на месте: и пластиковая будка, стилизованная под избушку на курьих ножках, и улыбающееся лицо кассирши в окошке. Двигатель гудел, послушные центробежной силе цепи натягивались. Для кого все это? К Марату бросился рабочий, управлявший ромашкой – длинный и худой как жердь мужчина в синем комбинезоне и белой каске, с испачканными солидолом ладонями.
– Прокатиться желаете? – пропел он просительным тоном. – Приобретайте билеты! Всего за один талер вы испытаете незабываемые ощущения!
Вербицкий взглянул на улыбающуюся рожу.
– Уже испытал. Отвали!
– Простите, – хозяин аттракциона попятился. – Простите. Я не хотел…
Когда «Ромашка» осталось позади, Вера сделала Марату замечание.
– Я понимаю, что все это производит тягостное впечатление, но ты должен держать себя в руках. Мы не можем вызвать подозрений.
– Я постараюсь, – пообещал Вербицкий.
Аттракционы «Автодром», «Сюрприз», «Хали-гали» тоже работали и тоже желающих прокатиться на них, не находилось. За исключением одного руководители, такого толстого, что он едва втиснулся в кабинку детской машинки. Пухлые ладони лежали на рулевом колесе, а на роже, украшенной тремя подбородками, была написана такая сосредоточенность, словно боров управлял космическим кораблем.
Через пятьдесят метров Вербицкий заметил над верхушками сосен сварные конструкции американских горок.
Марат и Вера устроились на скамейке, неподалеку от здоровенного щита с надписью «Супер-8» и молча наблюдали за плывущими по небу облаками. Вербицкий уже начал свыкаться с особенностями парка, когда вдруг лязгнули цепи и одна из машинок аттракциона поползла по рельсам. Проклятье! Неужели Константинов не мог найти другого места для встречи?! Машинка медленно, двигаясь рывками, вползла на самую высокую точку горки и с грохотом понеслась вниз. Вербицкий закрыл глаза и прижал ладони к ушам. Эта чертова «Супер-8» – железная дорога в миниатюре! Стоит ему открыть глаза и он увидит, что в машинке сидит Жженый. Он ведь имеет привычку появляться там, где есть рельсы и шпалы…
Вербицкий открыл глаза. Машинка закончила свои метания в хитросплетениях подъемов-спусков и остановилась. Жженного в ней не было.
– Марат, что ты там увидел? – девушка с тревогой посмотрела на Вербицкого. – На тебе лица нет!
– Супер восемь. Железная дорога. Понимаешь…
– Я давно это заметила. Еще когда мы вошли в Зону. Ты становишься сам не свой, когда видишь рельсы.
– Детская психологическая травма. Однажды под колесами поезда погиб мой друг. А сразу после этого я встретился с очень странным человеком. Сильно обгоревшим…
– Жженный?
– Откуда ты знаешь?! – встрепенулся Вербицкий.
– Когда ты бредил в Шутценлохе, то без конца повторял эту кличку.
– Да Жженный. Он, а вовсе не авария причина заболевания, которое называется сидеродромофобией. Ерунда, в общем-то, но неудобно как-то… Взрослый мужик боится железной дороги. Я хотел от этого избавиться. Решил, что если разыщу Жженного, то смогу победить фобию. Долго искал. Сначала сам, потом с помощью друзей из милиции. Мой городок не так велик, чтобы в нем можно было затеряться столь приметному человеку. На след Жженного мне помог напасть один знакомый пенсионер, всю жизнь прослуживший в уголовном розыске. В свое время он осматривал вынутый из петли труп бомжа. Мужик повесился в заброшенном доме через несколько дней после того, как произошла трагедия на железнодорожном переезде. Старый сыщик описал мне самоубийцу. Это был, вне всякого сомнения, мой Жженый.
– Значит, все ясно.
– Дело ясное, что дело темное, – усмехнулся Вербицкий. – Нищие и бомжи не могут появиться в провинциальном городке ниоткуда. Они должны иметь хоть какую-то родословную. Это не имел. Он словно соткался из пустоты для того, чтобы появиться передо мной после аварии. А потом унес в могилу секрет своего появления. Так что ответа на свой вопрос я так и не нашел. Боюсь, что так никогда и не узнаю тайну Жженого, а сидеродромофобия станет моей пожизненной спутницей.
– Понятно, – Вера встала со скамейки. – А вот и наш дружок Константинов.
По аллее быстро шел высокий блондин в сером костюме. Красивое, с правильными чертами лицо его было озабоченным. Девушка собиралась пойти навстречу блондину, но тот едва заметно качнул головой. Проходя мимо скамейки, не сбавил шаг.
– За мной следят. Ресторан «Мегаполис». Девять вечера.
Константинов исчез в конце аллеи, а на площадке у аттракциона появился подозрительный субъект в черном пасторском пиджаке со стоячим воротником, серых брюках с тщательно отглаженными стрелками. Солнцезащитные очки с огромными стеклами закрывали половину лица. Черные волосы были прилизаны и набриолинены так, что блестели на солнце. Если бы Марат был режиссером шпионского фильма, то он обязательно взял бы этого парня на роль шпика.
Мужчина прошелся вокруг аттракциона, мельком взглянул на аллею, по которой ушел Константинов. Затем повернулся и в упор уставился на Марата и Веру.
– Пойдем, – тихо сказала девушка. – Нам надо от него отвязаться.
Отвязаться оказалось не так-то просто. Шпик вслед, как приклеенный. Нахально, ничуть не заботясь о том, что его видят. Вербицкий уже собирался поговорить с ним по душам в каком-нибудь укромном уголке, но Вера тащила его за руку к воротам парка.
Они прошли мимо охранника, добрались до ближайшего перекрестка. Девушка направилась к стене дома, на которой был закреплен черный ящик с кнопками. Проделала какие-то манипуляции и вернулась.
– Я вызвала такси.
Раскрашенная во все оттенки яичного желтка машина появилась через несколько минут. Вера первой забралась на заднее сиденье.
– Мы хотим осмотреть город, – объявила она, предвосхищая вопрос таксиста. – устроите нам экскурсию часа этак на три?
– Сделаем.
Марат захлопнул дверцу. Автомобиль тронулся.
Шпик был явно обескуражен таким поворотом дела. Он стоял на тротуаре, растерянно глядя вслед машине и пританцовывал так, словно ему сильно хотелось пописать. Парню ничто не мешало тоже воспользоваться черным ящиком, но, по всей видимости, бюджет шпионского отдела Службы Национальной Стабильности не позволял сотрудникам разъезжать на такси.
Глава 25. Старые знакомые
Начало темнеть, но в многоэтажных домах не засветилось ни одного окна. Режим жесткой экономии. Электричество дадут позже. Когда вообще ни хрена видно не будет. В отличие от домов, вывески супермаркетов, казино и других заведений, работавших только для руководителей, празднично светились всеми цветами радуги. Уставшая от дневных забот элита спешила оттянуться по полной программе. Останавливались черные автомобили. Мужчины в черных и серых костюмах галантно открывали дверцы своим спутницам – богато наряженным дамам в вечерних платьях. Впереди показалась сверкающая вывеска ресторана «Мегаполис»
Таксист, за всю дорогу не проронивший ни слова, остановил машину у входа на стоянку.
– Приехали. Десять талеров.
Вера протянула водителю кредитку. Водила сунул ее в какую-то прорезь на приборной панели. Мигнула синяя лампочка. Вера получила карточку обратно.
На стоянке у ресторана безраздельно властвовал суровый гаишник, похожий на своего товарища, которого Вербицкий видел по пути в Минск, как две капли воды. Такая же увешанная фликерами форма, восьмиугольная фуражка, квадратное лицо, полное отсутствие интеллекта в глазах. Надув щеки от сознания собственной значимости, страж стоянки гордо расхаживал между одинаковыми черными автомобилями руководителей. Изредка останавливался, чтобы полюбоваться своими начищенными до блеска ботинками и продолжал дефилировать по стоянке.
Уже поднимаясь на крыльцо «Мегаполиса» Марат стал свидетелем занимательной сцены из жизни белорусской элиты. Очередное руководительское авто влетело на стоянку с такой скоростью, что едва не сбило гаишника. Водитель – невысокий, пухлый мужичок в сером костюме не вышел, а вывалился из машины, чтобы оказаться лицом к лицу с гаишником. Тот собирался отчитать нарушителя, который едва держался на ногах. Не тут-то было!
– Да ты кто та-а-а-акой! – завизжал пьяный в стельку беларас. – Как смеешь в таком тоне разговаривать с Депутатом Палаты Национальной Стаб… Стаб… Стаблязации?!
Язык у депутата заплетался, а сам ростом он был вдвое ниже гаишника. Несмотря на это, толстячок чувствовал себя сказочным богатырем. Он пнул опешившего великана кулаком в живот и, пошатываясь, направился к крыльцу. Вслед за ним из машины вышел другой персонаж. Высокий и худой, тоже в сером костюме он прошел, не удостоив сдувшегося гаишника даже взглядом. Еще один поборник стаблязации, для которого не писаны законы.
Внутри ресторан выглядел не хуже и не лучше престижных заведений, где Марату доводилось пару раз бывать. В роли полугостя. Журналистов на неофициальные части мероприятий звали с неохотой и пристально следили за тем, чтобы они не выпили и не съели лишнего. А уж освещать ресторанные посиделки в прессе запрещалось категорически – ведь слуги народа частенько нажирались до положения риз.
В ресторанном зале царил приятный полумрак, играла приглушенная, не мешавшая вести застольные беседы, музыка. Пока еще пустая сцена с необчного вида сферическими колонками. Несколько игровых автоматов у стен. Погашенные люстры на расписанном в зеленый и красный цвет потолке. Десятка три столиков, уставленных яствами, бутылками с вином и напитками покрепче. Несколько танцующих пар. Услужливые официанты скользили между столиками с подносами, наполняли бокалы клиентов и исчезали в арке, очевидно ведущей на кухню.
– А я ему и говорю, рабочих на заводе много, а сын у меня один! – громко вещал один из руководителей с раскрасневшимся от горячительных напитков лицом. – Ну, погорячился парень. Ну, прибил этого придурка. Что с того?
Его товарищ, придвинув к себе тарелку с внушительным куском свинины, старательно работал челюстями и кивал головой, соглашаясь с тем, что прибить простого рабочего – вполне обыденное дело.
– Короче, связался я с нужными людьми из Администрации, а уж они, – рассказчик сделал паузу и смачно рыгнул. – А уж они заставили следака сожрать уголовное дело. Я, так думаю, распустили, мы рабочий класс. Слишком много воли им дали. Вот они и качают права. Не доведет демократия до добра, ох не доведет…
Противник демократии потянулся к бутылке водки и набухал себе полный бокал.
– За Верховного!
Тут Марат заметил Константинова. Тот сидел в дальнем углу зала и неспешно потягивал вино из хрустального бокала. Два стула у его столика пустовали. Блондин тоже заметил их. Поставил бокал, встал и сделал несколько шагов навстречу. Поцеловал Вере руку и провел к столику. Вербицкому оставалось лишь идти следом. Не успели они сесть, как появился официант и протянул Вере обтянутую красным бархатом книжечку с тисненой золотом надписью «Мегаполис». Девушка покачала головой.
– Только кофе, пожалуйста. Черный, без сахара.
– Мне тоже самое, – улыбнулся Марат официанту.
Как только тот ушел, Константинов вытащил из внутреннего кармана пиджака узкий, пухлый конверт из белой бумаги, положил его на стол и щелчком пальца подтолкнул к Вере.
– Здесь все. Карта и электронный ключ. Он понадобится вам после того, как доберетесь до станции Восток. Надеюсь, подходящее решение этой проблемы уже продумано?
Вера спрятала конверт в карман, но ответить не успела. Появился официант с двумя чашками дымящегося кофе. Пришлось дожидаться пока он поставит напиток на стол.
– Да. Нам удалось отыскать квартиру в доме, подвал которого имеет выход в подземку, – девушка отхлебнула кофе. – С этим проблем не будет. Ваша поддержка понадобится после того, как мы…
– Не надо продолжать. Я все понял. Поддержка будет обеспечена, но лишь после того, как я смогу убедиться в том, что вы на месте. Если дело сорвется, то на дальнейшую помощь не рассчитывайте. Я поставил на карту все и теперь нахожусь в очень шатком положении. На крючке у спецслужб. Так что поймите меня правильно.
Константинов допил вино, вытер губы салфеткой и встал.
– Уйдете минут через десять после меня. До скорой встречи.
– М-да. До встречи, дружище, – Вера проводила Константинова взглядом и улыбнулась Марату. – Мы обязательно встретимся: или на заседании нового правительства, или в исправительном лагере. Третьего не дано.
Вербицкий потягивал ароматный кофе, исподтишка изучая посетителей ресторана. Не из праздного любопытства. Ему не давал покоя короткий инцидент на стоянке. Пьяный толстячок и его долговязый спутник. Было в них что-то знакомое. Наконец взгляд Вербицкого отыскал того, кто был ему нужен – депутата, нагрубившего гаишнику. Он и здесь вел себя крайне самоуверенно. Что-то втолковывал спутнику, размахивая руками так, что опрокинул настольную лампу. После того, как официант устранил беспорядок, мужичок немного успокоился. Встал и, натыкаясь на соседние столики, поплелся в другой конец зала. Наверное, в туалет. Освежиться.
В очередной раз извиняясь за свою неуклюжесть перед пожилой дородной дамой, толстяк повернулся в профиль. Марата словно током ударило. Простецкое лицо. Маленькие, бегающие глазки. Кароши рюски мужичок. Депутат Бойцов Валерий Васильевич. Вот так встреча! Теперь Вербицкий не сомневался – спутником Бойцова был Гнатиков. Доктор Геббельс.
– Вера нам надо сматываться отсюда. Чем быстрее, тем лучше. Стоп. Сиди.
Сматываться было поздно. Дмитрий Иванович почувствовал на себе взгляд Марата и обернулся. Рот его приоткрылся. Глаза под стеклами очков округлились. Он тоже узнал пленника капрала Байдака. Все. Просто так им теперь отсюда им не уйти. Гнатиков трезв и сейчас начнет звать на помощь. Надо брать инициативу в свои руки. И, как можно скорее.
– Вера, у тебя есть оружие?
– Откуда?
– Плохо, совсем плохо, – наблюдая за тем, как пальцы Гнатикова нервно комкают салфетку, Вербицкий расстегнул пуговицы, снял пиджак. – Фу, как жарко. Вера я встретил старых знакомых. Подожди меня на стоянке. Желательно поймай такси. И ни о чем не спрашивай. Все будет в полном порядке. Иди, девочка.
Марат повесил пиджак на согнутую руку, пошел вслед за Верой, но оказавшись рядом с Гнатиковым, остановился и ткнул ему в спину вытянутым указательным пальцем.
– Вы были правы, Дмитрий Иванович. Мы встретились. Не дергайся, сука. Еще одно движение и я стреляю. Понял?
– П-понял…
Уловка с указательным пальцем, прикрытым пиджаком, сработала.
– Сейчас ты встанешь и мы пойдем в туалет. В обнимочку, как пара гомиков.
– Хорошо. Только не стреляйте.
Бойцова Вербицкий в расчет не брал. Тот был слишком пьян, чтобы представлять серьезную опасность. А вот Гнатикова следовало нейтрализовать. Если понадобится, то и убить.
Путь в конец зала был проделан без приключений. Никто не обратил на них внимания. Доктор Геббельс распахнул дверь туалета. Там никого не было и Марат, без всякого стеснения, втолкнул Гнатикова внутрь ударом колена под зад.
В сверкающем белом кафелем помещении было пять кабинок, столько же писсуаров и рукомойников. Имелось здесь и то, на что Вербицкий очень рассчитывал. Узкая дверь с наружной защелкой явно вела в подсобку. Гнатиков оглянулся. Марат с удовлетворением отметил, что губы его трясутся, а стекла очков запотели. Волнуется, урод.
– Вы… Не можете меня застрелить, товарищ…
– Тамбовский волк тебе товарищ, – Вербицкий подтолкнул Гнатикова к подсобке. – Пшел. Открывай.
Внутри было темно. Марат различил металлическую стойку с набором инвентаря для уборки, несколько пластиковых ведер. Оценил толщину двери. Если Дмитрий Иванович начнет в нее лупить, дверь долго не продержится, но, чтобы уйти понадобится пару минут.
– Входи. Очень хочется поболтать с тобой на темы стабильности в обществе, но времени нет. Если услышу, что трепыхаешься – выстрелю через дверь.
Сникший Гнатиков покорно вошел в подсобку. Трепыхаться он явно не собирался. Марат захлопнул дверь, повернул защелку. Все. Теперь к Вере.
Проходя мимо одной из кабинок, он услышал что-то похожее на хрюканье. Черт, совсем забыл о Бойцове! Пьян, то он пьян, но вполне способен выпустить дружка. Вербицкий рванул дверь кабинки на себя. Валерий Васильевич был на месте. Стоя на коленях, обеими руками опирался на обод унитаза, пытаясь извергнуть из себя излишек спиртного. Занятие это было таким увлекательным, что он даже не заметил незваного гостя. А Марат и не нуждался во внимании депутата. Вцепился ему в волосы, приподнял голову и резко опустил. Удар лбом об унитаз вырубил Бойцова. Хрюкнув в последний раз, парламентарий затих. Спи спокойно, дорогой товарищ. Вербицкий прикрыл дверь кабинки и вышел из туалета.
В ресторанном зале ничего не изменилось. За исключение того, что на сцене теперь прыгали пышногрудные девахи в обтягивающих майках без рукавов с надписями «Мы – белорусы!» и узких кожаных трусах.
Тьфу, кобылы. Марат с трудом удержался от того, чтобы плюнуть и направился к выходу. Вера поджидала его у такси.
– Ну, как? Поболтал со старыми знакомыми?
– Поболтал. От души. Поехали.
Они забрались на заднее сиденье. Девушка назвала адрес. Таксист завел двигатель, вырулил на шоссе. Он оказался не таким молчаливым, как его собрат по профессии.
– Гм… Странный у вас маршрут, товарищи руководители. Странный, если не сказать больше. Из центра в такую глухомань, да еще на ночь глядя. По-до-зри-тель-но.
– А тебе какое дело? – поинтересовалась Вера.
– Собственно говоря – никакого. Просто сегодня клиентов совсем не было, а семью кормить надо.
– А как же Декрет Верховного Председателя «О дальнейших мерах по искоренению взяточничества»?
– А нам это… Что дальнейшие, что предыдущие – все по барабану, – хмыкнул таксист. – Говорю вам: семью кормить надо, а биотопливо нынче еще раз подорожало. Растут цены. Им декреты не указ, извиняюсь за каламбур.
Вера рассмеялась. Протянула ушлому таксисту кредитку.
– Сними себе сто талеров и закрой рот.
– Вот это по-нашему! – таксист быстрыми движениями фокусника проделал все манипуляции с карточкой. – О! Ошибочка вышла. Сто десять. Вы не против?
– Сказано же тебе: заткнись!
– Никакие вы не руководители, – продолжал таксист. – Я дестабилов за версту чую. Наверняка в Нулевой пожаловали, чтобы какую-то акцию учинить. Честно говоря, давно пора. С их указами, да декретами скоро совсем жрать нечего станет. Эх, жаль поболтать, как следует, не удалось. Приехали!
Машина остановилась у обшарпанной серой девятиэтажки. Вера дождалась пока сочувствующий дестабилам таксист уедет и лишь после этого пошла к подъезду. Вербицкий заметил, что спальный микрорайон Минска сильно отличается от центра. Покосившиеся, ржавые ограды, груды мусора, растрескавшийся асфальт. Полное запустение. Стальная дверь, через которую они вошли в подъезд, тоже дышала на ладан. От домофона осталось лишь углубление с торчащими проводами, а листовая сталь насквозь проржавела. В подъезде было не лучше. Марат судил об этом по запаху. Рассмотреть, что-либо было трудновато – лампочки на лестничных площадках Белоруссии будущего стали непозволительной, буржуйской роскошью.
По выщербленным ступеням они поднялись на третий этаж. Вера остановилась. Дождалась, пока глаза привыкнут к темноте. Подошла к одной из трех дверей и постучала в нее условным стуком. Дверь тут же распахнулась. На пороге стоял Талаш. Черный костюм диверсанта он сменил на свой фирменный наряд – гимнастерку, галифе и, конечно же, знаменитую кубанку.
– Проходите, – прошептал он. – Я уж, грешным делом подумал, не случилось ли чего. Вера, не молчи. Как там с Константиновым?
– Порядок, – девушка достала из кармана конверт. – Здесь карта и электронный ключ.
Все окна двухкомнатной квартиры были плотно зашторены. Освещалась она огоньками множества свечей. Больше всего Вербицкого поразили иконы. Картонные и деревянные они висели на стенах, стояли на подоконниках, ютились на книжных полках. Куда бы ни смотрел Марат, повсюду он натыкался на строгие взгляды святых.
– Что Вербицкий, интересно? – улыбнулся Талаш. – Хозяйка этой квартиры верит в Бога. А это у нас категорически запрещено. Религия – опиум для народа. Белорусам предписано уповать не на Всевышнего, а на Верховного и не забивать себе голову разной ерундой. Правда, Светлана?
– Каждому воздастся по делам его, – отвечала худенькая женщина лет пятидесяти, в косынке и сером платье, которую Вербицкий не сразу заметил в полумраке. – Конец Света близок и тем, кто разрушал храмы Божьи, придется отвечать перед высшим судом. Проходите в зал.
Вся компания была в сборе. Багор и Антидот тоже переоделись и теперь, усевшись на продавленный диван, занимались чисткой оружия. На большом столе лежало десятка два гранат, два «дробыша», фляжка, пять фонариков с резинками для крепления на голове и пожитки Вербицкого. Красная майка с изображением комманданте Че, джинсы, кроссовки, проспект и сотовый телефон.
Талаш открыл конверт, придвинул одну из свеч.
– Федя, полюбуйся на карту.
Антидот тоже решил взглянуть на подарок Константинова, но Багор оттолкнул его локтем.
– Отвали. Не твоего ума дело. Лучше вон гранаты в вещмешок складывай.
– И что за отношение? – вздохнул Бельский. – А Вербицкий? Может, ты скажешь? Как воевать, так вместе, а как доверять – так выборочно. А что у нас во фляжечке?
Не дожидаясь разрешения, Гриша отвинтил пробку и понюхал содержимое.
– Мать честная, самогон! Можно мне глоточек?
Багор вырвал фляжку, завинтил пробку и прицепил к поясному ремню.
– Сказано тебе – за победу пить будем!
Скрипнула дверь ванной. Вышла Вера сменившая костюм руководителя на черный наряд ниндзя. Талаш оторвался от карты. Сунул руку в карман и протянул девушке изящный пистолет небольших размеров.
– Зорге просил передать. На удачу. Браунинг. Решил, что даме не стоит таскаться с автоматом. Сказал, что работает, как часы, хоть и старинный. В магазине – семь патронов. Берешь?
– Раз на удачу – возьму.
Настал очередь Вербицкого менять наряд. Он сгреб в охапку свои вещи, прошел в ванную. Комнатушка только носила громкое название ванной комнаты. Самой ванны здесь не было и в помине. Остались лишь крепления в полу, да кран, свисавший над дырой, заменявшей слив. Марат быстро переоделся. Засовывая в карман телефон, он нащупал там что-то мягкое. Ромашка. Подарок Веры. Совсем засохла.
Вербицкий бережно расправил лепестки и положил цветок в свободный карман. Осмотрел себя в зеркало с мутной, частично облупившейся эмалью. Ничего особенного. Не похож он на талисман победы, ох не похож…
Когда Марат вышел из ванной, товарищи уже поджидали его в коридоре. Талаш забросил на плечо набитый гранатами рюкзак. Смерил свою команду оценивающим взглядом.
– Ну, как говорится, вперед и с песнями.
Глава 26. Девять жизней Багра
Хозяйка вывела гостей на лестничную площадку. Остановилась, прислушиваясь. Убедившись, что в подъезде нет посторонних, начала, крадучись спускаться вниз. Диверсанты последовали за ней.
Дверь подвала дышала на ладан – была обита насквозь проржавевшей жестью и лишь чудом удерживалась на одной петле.
– Проходите, – прошептала Светлана. – Справа по коридору – решетка. Замок на ней не заперт. Спуститесь по лестнице. Дальше не ошибетесь – там только одна дорога. Метров через пятьсот выйдете к бывшей станции метро Восток. Прощайте, и да пошлет вам Господь удачу.
– Спасибо, Света, – Талаш пожал женщине руку. – Сразу уходи. У меня нехорошее предчувствие насчет твоей квартиры. В любой момент эсэнэсовцы могут нагрянуть. Обещаешь, что задерживаться не станешь?
Светлана кивнула. Было в этом кивке такая обреченность, что Вербицкий сразу понял – она никуда не собирается уходить и всецело полагается на своего Бога.
Талаш зажег фонарик. Конус света вырвал из мрака узкий коридор. Осыпавшаяся штукатурка обнажала кладку из красного кирпича, очень похожую на рану. По обе стороны коридора зияли провалы дверных проемов. Внутри этих сарайчиков площадью в четыре квадратных метра был только мусор. Минчане не пользовались подвалами. Скорее всего, потому, что хранить им было нечего – в две тысячи сорок первом году запасы не создавались. Все жили одним днем, а о нем заботилось правительство.
Как и сказала Светлана, вскоре в свет фонариков попала решетчатая дверь. Ржавый решетчатый замок на ней был лишь бутафорией. Талаш сбросил его на пол и толчком ноги распахнул решетку. Дальше была лестница, уходившая вниз под наклоном в тридцать градусов. Спуск по ней занял значительно больше времени, чем предполагал Марат, знавший, что станции столичного метро относятся к подземным объектам мелкого залегания.
В этом месте Вербицкий на несколько мгновений переместился в свое время. Причиной тому были выцветшие, сделанные аэрозолем надписи на стенах и потолке. Эй-си-ди-си. Металлика. Секс Пистолз. Подростки, некогда расписывавшие эту лестницу, уже умерли или стали стариками. Это ведь было очень давно. В те благословенные времена, когда Беларусь еще не достигла пика своей стабильности.
Уже были видны последние ступеньки лестницы, когда позади послышался шум.
Вербицкий оглянулся. Идущий за ним Бельский прислонился к стене и тер лодыжку. Перехватив сочувственный взгляд Марата, он сморщился и со злостью прошипел.
– Ну, чего уставился? Споткнулся я, споткнулся. Идите, сейчас оклемаюсь и догоню.
Группе пришлось дожидаться Антидота внизу. Он спустился минуты через три. Заметно прихрамывал. Смущенно улыбнулся и развел руками.
– Извиняйте. Отвык я от своих ботинок. Без шнурков они у меня. Ну и… Теперь все в порядке. Идем!
Новый коридор оказался широким и низким. По нему приходилось идти, пригибая головы, постоянно рискуя забыть об этом и врезаться лбом в остатки креплений для ламп. Стены набухли от влаги и потели каплями воды. Сырость превратила мусор на полу в мерзкую кашу. Под ногами то и дело метались крысы, явно недовольные тем, что в их владения вторглись чужаки. Молчание лишь усугубляло и без того гнетущую атмосферу.
– Вера, а на Восток выходить не опасно? – спросил Марат и собственный усиленный эхом голос показался ему чужим. – На станции ведь люди и наверняка дежурят эсэнэсовцы.
– Отдежурили. У тебя устаревшие сведения. Минское метро законсервировано в две тысячи двадцать четвертом. Благодаря правильной политике городских властей необходимость в подземном сообщении отпала. В Нулевом Мегаполисе исчезли пробки и тратиться на метро больше не имело смысла. Кроме того, по мнению Верховного, подземки любой страны всегда были лакомым куском для террористов. Все предусмотрено, Марат. Логично и обосновано. Придраться не к чему.
И тут Вербицкий вспомнил, что за время прогулки по городу не заметил ни одного обозначения станций метрополитена. Даже подземку, падлы, похерили!
Коридор повернул под прямым углом. Сузился так, что пройти по нему можно было только одному человеку. Марат почувствовал легкий приступ клаустрофобии. Лучшего места для засады и придумать нельзя. Поскорее все это закончилось…
– Да стой же ты, Багор! – воскликнул Талаш. – Не видишь разве – пришли!
Впереди послышался звук удара и гулкий грохот падения чего-то металлического. Движения возобновилось. Вот и конец коридора. Вербицкий наступил на кованую решетку, которую выбил Талаш. Стены расступились. Станция Восток встретила гостей тишиной и запустением. По замыслу архитекторов она должна была напоминать своей формой космический корабль с окнами иллюминаторов. Может раньше и напоминала. Теперь же выглядела, как звездолет потерпевший крушение. Швы на стыках железобетонных конструкций односводчатого потолка расползлись. Из щелей свисали неопрятные нити какого-то растения. То ли мха, то ли другой хрени, приспособленной к жизни в кромешной темноте.
Надписи на темно-красной гранитной облицовке путевых стен когда-то сверкали позолотой. Теперь она облупилась и потускнела, полностью утратив былое великолепие. Печальную картину довершали проплешины на полу – часть мраморных плиток выкорчевали для какой-то надобности.
Талаш сел, разложил на коленях карту, поводил по ней пальцем, повертел головой по сторонам.
– Гм… Турникетный зал там. Чудненько. Значится, нам в эту сторону.
Талаш встал, спрятал карту в рюкзак и направился к желтой полосе на краю платформы. Вслед за ним на рельсы спрыгнули все, кроме Бельского.
Он долго примеривался, пристраивался так и этак. Наконец свесил ноги вниз, спрыгнул и застонал.
– О, чертова нога!
Талаш намеренно не обратил внимания на этот эпизод. Он рвался к цели и не считал нужным заострять внимание на вывихнутой ноге Антидота. Гриша понимал, что становится обузой, изо всех сил старался не отставать.
Идти по туннелю пришлось дольно долго. Наконец, впереди что-то блеснуло. На левой стене провода, кабеля и трубы старых коммуникаций были аккуратно срезаны, чтобы очистить место для круглой двери. Новая и блестящая, она резко контрастировала с окружающим запустением и на вид выглядела очень прочной. Ни предупреждающих надписей, ни цифр на гладкой, слегка выпуклой поверхности.
– А ну-ка, ребятки, станьте кружком, да посветите мне!
Талаш сел на корточки, расстегнул карман гимнастерки и достал ключ весьма замысловатой формы. Длиной сантиметров пятнадцать, с умопомрачительным количеством выступов и углублений, он легко вошел в едва заметное отверстие на двери. Вспыхнул и замигал красный светодиод, вмонтированный в головку ключа. Талаш терпеливо дождался, пока он погаснет. Раздался звук, похожий на шипение рассерженной змеи. Дверь плавно открылась. В фонарях необходимости больше не было. Сверкающая металлическая труба диаметром в два с половиной метра освещалась лампами, скрытыми под шарообразными матовыми плафонами, которые крепились на потолке. На полу цилиндрической шахты была резиновая лента с насечками, предназначавшимися для удобства ходьбы.
Все это походило на космический корабль куда больше, чем станция, посвященная полетам к звездам. Опять шипение. Пропустив гостей, дверь закрылась.
– Ну, дружки мои веселые, если верить карте Константина теперь еще сто метров и мы окажемся прямо под Великим Октаэдром. Дальше будет вертикальная шахта. Придется карабкаться наверх. Двадцать три этажа. Только так и иначе. Мосты, как говорится, сожжены… Есть желающие высказаться по этому поводу?