Шмяк! Пратчетт Терри
— Темные гномы, — шепотом ответил Мудрошлем, с легким щелчком переставляя тролля.
— Кто приказал?
Снова взгляд, снова ход наугад и ответное движение, такое быстрое, что обе фигурки как будто коснулись доски одновременно.
— Граг Бедролом.
— Зачем?
Щелк-щелк.
— Они слышали, как эта штука говорит.
— Какая штука? Куб?
Щелк-щелк.
— Да. Его вырыли. Он сказал, что говорит голосом Бхриана Кровавого Топора.
Ваймс услышал, как ахнул Грохссон, и поймал взгляд Фреда Колона. Он кивком указал ему на дверь и что-то шепнул.
— Кажется, это легендарный король гномов? — уточнил Ваймс.
Щелк-щелк.
— Да. Он командовал гномами в Кумской долине, — ответил Мудрошлем.
— И что же сказал его голос?
Щелк-щелк.
И еще один щелк — Фред Колон запер дверь и встал перед ней, с совершенно бесстрастным лицом.
— Не знаю. Пламен сказал — что-то такое о битве. Он объяснил, что куб лжет.
— Кто убил грага Бедролома?
Щелк-щелк.
— Не знаю. Пламен позвал меня на совет и сказал, что у грагов случилась ужасная драка. Пламен сказал, один из них убил Бедролома в темноте шахтерским молотком, но неизвестно, кто именно. Они дрались друг с другом…
«И все были одеты одинаково, — подумал Ваймс. — Только силуэты. Запястий не видно…»
— Зачем они хотели его убить?
Щелк-щелк.
— Чтобы помешать Бедролому уничтожить слова. Он визжал и бил по кубу молотом!
— В кубе есть… чувствительные места. Если неправильно до них дотронуться, звук может исчезнуть совсем, — шепотом объяснил Грохссон.
— Молоток справится с этой задачей, куда бы он ни ударил, — заметил Ваймс.
— Нет, командор. Кубы необычайно прочны.
— Неудивительно.
Ваймс вновь повернулся к Мудрошлему.
— Уничтожать ложь нельзя, но можно убивать шахтеров? — уточнил он.
Щелк.
Он услышал, как Грохссон со свистом втянул воздух. Да, да, выразиться можно было и удачнее. Ответного «щелк» не последовало. Мудрошлем опустил голову.
— Неправильно было убивать рабочих, — прошептал он. — И ложь уничтожать можно… Но нехорошо так думать, поэтому я… я ничего не сказал. Старые граги разозлились, разволновались и запутались, поэтому Пламен взял все на себя. Он сказал: если один гном убивает другого под землей, людей это не касается. Он сказал, что все уладит, пусть только они его слушаются. Он велел темным стражам перенести труп в недавно отрытое помещение. И… велел мне принести мою дубинку…
Ваймс взглянул на Грохссона и шепотом повторил: «Дубинку?» Граг энергично кивнул в ответ.
Мудрошлем сидел молча, скорчившись, а потом медленно поднял руку и переставил фигурку тролля. Щелк.
Щелк-щелк. Щелк-щелк. Щелк-щелк. Ваймс пытался освободить хотя бы несколько мозговых клеток для игры, в то время как ум мучительно старался сложить воедино разрозненные факты, которые выдавал Мудрошлем.
Значит… все началось, когда граги явились сюда в поисках волшебного куба, умеющего говорить…
— Как они попали в город? Откуда узнали, что куб здесь?
Щелк-щелк.
— Когда я отправился учиться, то взял с собой экземпляр «Энциклопедии». Пламен отобрал ее, но потом они позвали меня на совет и сказали, что это очень важно и они хотят оказать мне честь, взяв с собой в город. Пламен сказал, это прекрасная возможность. Он сказал, что у грага Бедролома великая миссия…
— Они даже не знали про картину?
— Граги живут под горой. Они думают, что люди — ненастоящие. Но Пламен умен. Он сказал, всегда ходили слухи, что из Кумской долины что-то унесли.
«Держу пари, он неглуп, — подумал Ваймс. — Значит, они пришли сюда, взялись за привычную работу и принялись ворошить грязь и искать куб гномьими способами. Они его нашли. Но бедолаги, которые копали туннель, услышали куб. Все знают, что гномы большие сплетники. Поэтому темные стражи уж позаботились, чтобы у этих четверых не было шансов посплетничать».
Щелк-щелк. Щелк-щелк.
«Потом нашему другу Бедролому тоже не понравилось то, что он услышал. Он попытался уничтожить куб. В драке один из грагов оказал миру услугу и раскроил Бедролому череп. Он сделал большую ошибку, потому что верные адепты наверняка хватились бы Бедролома, призывавшего к массовому убийству троллей. Всем известно, что гномы сплетники, и перебить их всех до одного нельзя. Поэтому, пока дело касается только нас, тут, в темноте, мы должны придумать план. И тогда вперед выходит мистер Пламен, который говорит: я знаю, ребята. Мы вытащим тело в туннель, в который мог случайно забраться тролль и стукнуть его по голове дубинкой. Да-да, Бедролома убил какой-то тролль. Какой здравомыслящий гном поверит, что дело обстояло иначе?»
Щелк-щелк.
— А зачем свечи? — спросил Ваймс. — Когда я видел старых грагов, они сидели, залитые ослепительно ярким светом свечей.
Щелк-щелк.
— Так приказали граги, — шепотом ответил Мудрошлем. — Они боялись того, что могло прийти за ними в темноте.
— А что могло за ними прийти?
Щелк.
Рука Мудрошлема повисла в воздухе. Несколько мгновений ничто не двигалось в маленьком круге желтого света, не считая огоньков свечей. Тени склонились, чтобы послушать.
— Я… не могу сказать, — проговорил гном.
Щелк. Щелк-щелк. Щелк. Щелк.
Ваймс уставился на доску. Откуда взялся этот тролль? Мудрошлем смахнул с доски трех гномов за один ход!
— Пламен сказал, всегда виноват тролль. Тролль пробрался в шахту, — продолжал Мудрошлем. — Граги сказали: да, так оно, несомненно, и было.
— Но они же знали правду!
Щелк-щелк. Щелк. Щелк. Еще трех гномов как не бывало…
— Правда — это то, что говорит граг, — сказал Мудрошлем. — Верхний мир — дурной сон. Пламен запретил говорить о том, что случилось. Он велел мне пойти и сказать всем стражам… про тролля.
Свалить все на тролля. Вполне естественный поступок для гнома. Большой тролль совершил преступление и скрылся. Это не просто клубок червей, это гнездо ядовитых гадюк, черт побери!
Ваймс смотрел на доску.
«Будь оно все проклято. Я упираюсь в стенку. Что мне известно? Кирпич видел, как один гном ударил другого, но это был не убийца, а Пламен или еще какой-то гном, который придавал мертвому телу Бедролома вид жертвы тролля. Сомневаюсь, что это можно назвать серьезным преступлением. Настоящее убийство совершилось в темноте одним из шести грагов, и пятеро других, возможно, даже не знают, кто виноват! Или же они сговорились молчать… погодите-ка…»
— Но ведь это не Пламен велел ничего не говорить Страже, а вы. Вы хотели, чтобы я разозлился, мистер Мудрошлем?
Ваймс передвинул фигурку гнома. Щелк.
Мудрошлем опустил глаза.
Не дождавшись ответа, Ваймс взял в плен заблудившегося тролля и поставил рядом с доской.
— Я не думал, что вы к нам придете. — Голос Мудрошлема звучал чуть слышно. — Бедролом… я думал… я не… Пламен сказал, вы не станете беспокоиться, потому что граг представлял большую угрозу. Он сказал, что Бедролом велел убить рабочих, и в любом случае все уже кончено. Но я подумал… я… что это неправильно. Неправильно! Я слышал, у вас профессиональная гордость. Нужно было… заинтересовать Стражу.
— Вы думали, я не заинтересуюсь? Тролля обвинили в убийстве гнома в такое время — и я не заинтересуюсь? — уточнил Ваймс.
— Пламен уверял, что нет, потому что наши дела не касаются людей. Он сказал, вас не волнует, что происходит у гномов.
— Ему нужно чаще бывать на свежем воздухе!
Мудрошлем плакал, и из носа у него текло и капало на доску. Ливень остановил битву, вспомнил Ваймс. Наконец гном поднял голову и проскулил:
— Эту дубинку мистер Блеск подарил мне за то, что я выиграл пять партий подряд. Он был моим другом! Он сказал, я так хорошо играю за троллей, что мне непременно нужна дубинка! Я объяснил Пламену, что это военный трофей! Но он забрал мою дубинку и ударил ею труп по голове!
«Вода течет на камень, — подумал Ваймс. — Все зависит от того, куда падают капли, так, мистер Блеск? Чему хорошему вы научили этого бедолагу? Он не на той должности, чтобы впускать в свою жизнь сомнение…»
— Ладно, мистер Мудрошлем, спасибо за помощь, — сказал он, откинувшись на спинку стула. — Еще один вопрос. Вы знаете, кто послал в мой дом гномов?
— Гномов?
Ваймс уставился в мокрые красные глаза. Их обладатель либо говорил правду, либо сцена лишилась великого таланта…
— Они напали на меня и мою семью, — сказал Ваймс.
— Я… я слышал, как Пламен разговаривал с капитаном Стражи, — промямлил Мудрошлем. — Он сказал, нужно предостеречь…
— Предостеречь?! Ты называешь это… — начал Ваймс, но замолчал, увидев, как Грохссон качает головой. Ладно. Ладно. Что проку срываться на Мудрошлема? В любом случае из него уже выжали все что можно.
— Граги испугались, — продолжал Мудрошлем. — Они не понимают города. Не понимают, почему здесь позволено расхаживать троллям. Не понимают людей, которые… не понимают их. Они боятся вас. Теперь они всего боятся.
— Куда они ушли?
— Не знаю. Пламен сказал, они бы все равно ушли, потому что теперь у них и куб, и картина. Он сказал, картина покажет, где спрятана ложь, и тогда граги смогут ее уничтожить. Но больше всего они боятся Призывающей Тьмы, командор. Они чувствуют, что она пришла за ними.
— Это просто рисунок, — заметил Ваймс. — Я не верю.
— А я верю, — спокойно ответил Мудрошлем. — Она уже здесь. Как она сюда попала? Она приходит в темноте, под маской, чтобы отомстить…
У Ваймса по спине побежали мурашки. Шнобби окинул взглядом мрачные каменные стены. Грохссон выпрямился. Даже Фред Колон неуютно заерзал.
«Мистика и чушь, — сказал тебе Ваймс. — Притом даже не человеческая мистика. Я в нее не верю. Но почему мне кажется, что в комнате стало холоднее?»
Он кашлянул.
— Ну, как только эта штука поймет, что граги ушли, то, наверное, направится вслед за ними.
— Она придет за мной, — тем же спокойным голосом отвечал Мудрошлем, сложив руки на груди.
— С какой стати? Вы-то никого не убивали.
— Вы не понимаете! Они… они… когда они убили шахтеров, один умер не сразу… и… и… и мы слышали, как он стучит кулаками в дверь, а я стоял в туннеле и слушал, как он умирает… я хотел, чтобы он поскорее умер, чтобы шум прекратился, но… но… когда он умер, шум остался в моей голове, а ведь я мог бы… мог бы открыть дверь, но я боялся темных стражей, потому что у них нет души… Я боялся, что темнота заберет и мою…
Тихий голос умолк.
Шнобби нервно кашлянул.
— Спасибо… еще раз, — сказал Ваймс.
«Силы небесные, они совсем заморочили этого бедолагу. А у меня на руках ничего нет. Я мог бы обвинить Пламена в фальсификации улик, но нельзя привести в качестве свидетеля Кирпича, потому что это значит подтвердить, что в шахте таки был тролль. У нас нет ничего, кроме юного Мудрошлема, который явно не в том состоянии, чтобы давать показания».
Он повернулся к Грохссону и пожал плечами.
— Думаю, лучше оставить нашего общего друга на сегодня здесь, для его же блага. Подозреваю, ему в любом случае некуда идти. Заявление, которое сделал мистер Мудрошлем, разумеется, подтверждается…
И тут Ваймс замолк. Он развернулся на стуле и пристально посмотрел на горестного Мудрошлема.
— Какую картину забрали граги?
— «Кумскую битву», написанную Методией Плутом, — ответил гном, не поднимая лица. — Это очень большая картина. Они украли ее из музея.
— Что? — воскликнул Фред Колон, который заваривал чай в уголке. — Так это сделали они?
— Ты знал, Фред?!
— Мы… да, мистер Ваймс, мы написали рапорт…
— Кумская битва, Кумская битва, Кумская битва! — загремел Ваймс и хлопнул ладонью по столу с такой силой, что подскочили свечи. — Рапорт? Какой, черт подери, мне толк от рапорта? Разве у меня есть время читать рапорты? Почему никто не ска…
Одна свеча упала на пол и погасла. Ваймс попытался подхватить вторую, которая катилась к краю стола, но она выскользнула из пальцев и упала на каменные плиты, фитильком вниз…
…и обрушилась тьма.
Мудрошлем застонал — душераздирающим предсмертным стоном, который странно было слышать от живого существа.
— Шнобби! — заорал Ваймс. — Зажги спичку сию секунду, черт возьми, это приказ!
Послышалось лихорадочное царапание, и спичка вспыхнула ослепительной звездой в темноте.
— Иди сюда! — рявкнул Ваймс. — Зажги свечи!
Мудрошлем по-прежнему продолжал смотреть на доску с раскатившимися фигурками.
Когда разгорелись огоньки свечей, Ваймс тоже уставился на стол.
Человек, склонный видеть предзнаменования, сказал бы, что фигурки троллей и гномов, рассыпавшись, образовали круг. Еще несколько гномов откатились в сторону и улеглись линией. В целом, если смотреть сверху, получилось нечто вроде круглого глаза с хвостом.
Мудрошлем тихо ахнул и сполз на пол. Ваймс вскочил, чтобы подхватить его, но вовремя вспомнил о политике и заставил себя остановиться.
— Мистер Грохссон, — позвал он. — Я не стану к нему прикасаться. Пожалуйста, помогите.
Граг кивнул и опустился на колени над гномом.
— Пульса нет, сердце не бьется, — сообщил он через несколько секунд. — Мне очень жаль, командор.
— Похоже, теперь я полностью в ваших руках, — сказал Ваймс.
— О да. В руках гнома… — заметил граг, вставая. — Командор Ваймс, я готов показать под присягой, что в моем присутствии с Мудрошлемом обращались исключительно любезно и уважительно. Определенно, вы проявили больше терпимости, чем мог ожидать любой гном. Смерть Мудрошлема не на вашей совести. Его унесла Призывающая Тьма. Гномы поймут.
— А я нет! С какой стати Тьме его убивать? Что такого сделал бедолага Мудрошлем?
— Думаю, справедливо будет сказать, что его убил страх Призывающей Тьмы, — ответил граг. — Он оставил умирать собрата-шахтера. Он слышал его крики в темноте и ничем не помог. С точки зрения гнома, это страшное преступление.
— Хуже, чем стирать написанные слова? — кисло поинтересовался Ваймс. Он перепугался больше, чем был готов признать.
— Намного хуже. Мудрошлема убил страх и муки совести. Можно сказать, у него в голове поселилась собственная Призывающая Тьма. Она живет в каждом из нас, командор.
— Ваша религия опасна, — заметил Ваймс.
— Ничуть, если сравнить с тем, что мы порой делаем друг с другом сами, — произнес Грохссон, спокойно складывая руки мертвого гнома на груди. — Это не просто религия, командор. Так написал мир и его законы, а затем покинул нас. Он не требует, чтобы мы думали о нем. А мы все-таки думаем.
Он встал.
— Я все объясню моим сородичам, командор. И, кстати говоря, я попрошу вас взять меня с собой в Кумскую долину.
— А я разве сказал, что собираюсь в Кумскую долину?
— Допустим, — невозмутимо отозвался граг. — Скажем так: если вам придет в голову отправиться в Кумскую долину, вы возьмете меня с собой. Я знаю это место, знаю его историю, я неплохо разбираюсь в шахтерских рунах, особенно в основных Знаках Тьмы. Я могу оказаться полезен.
— И вы требуете все это только за то, что скажете другим гномам правду?
— Нет. J'ds hasfak'ds' — я торгуюсь без топора в руке. Я скажу правду вне зависимости от того, как вы решите, — ответил Грохссон. — Более того, раз вы не собираетесь в Кумскую долину, командор, я и не настаиваю. Я просто предположил.
Развлечения.
Кому они нужны?
Это не удовольствие, радость, восторг, наслаждение или кайф. Это бессмысленное, жестокое, ублюдочное времяпрепровождение, которым занимаются, нацепив дурацкую шляпу с рожками и футболку с надписью «Я думаю об ЭТОМ». И зачастую оно заканчивается тем, что ты лежишь мордой в мостовую.
Ангва каким-то образом разжилась пурпурным боа. Оно не принадлежало ей. Оно не принадлежало никому. Оно просто возникло. И еще более унылым оно казалось от своей вопиющей мишурности. В глубине души что-то не давало Ангве покоя, и она злилась, поскольку не понимала, в чем дело.
Они закончили в «Катафалке», как она и предполагала. Это был излюбленный бар всякой нежити, хотя, в принципе, сюда пускали любого, кто не вписывался в рамки нормы.
И уж точно пустили Беллочку. До нее просто не доходило. Вот почему мужчины никогда с ней не заговаривали. Ангва подумала: Шнобби не настолько уж плох. Как таковой. Насколько она знала, он всегда был верен мисс Тянитолкай — пускай его побивали рыбой, а потом забрасывали мидиями, он ни разу не задумался ни о какой другой девушке. Душа у него, несомненно, была романтическая, но заключенная в оболочку… Шнобби Шноббса.
Беллочка вместе с Салли отправилась в дамскую комнату (повергнув посетителей в экстаз). Ангва смотрела на очередной список коктейлей, нацарапанный неверным почерком Игоря на доске над стойкой.[15] Игорь изо всех сил старался выдерживать стиль — точнее, старался бы, если б знал, что это такое, — но тонкости барменского искусства от него ускользали, поэтому в перечне напитков фигурировало… разное.
«Коктейль, какбудто вам фее зубы вышибли бальшим вонючим кулаком.
Коктейль, какбудто вам башку прибили гвоздем кдвери.
Какбудто пнули по шарам.
Какбудто в ухо воткнули жилезный прут.
Какбудто шею свернули».
Впрочем, Ангва признала, что «шею свернули» не так уж плох.
— Ззвини, — проговорила Шелли, покачиваясь на табурете, — но что такое с Беллочкой? Я видела, как вы с Салли перемигнулись!
— Что? А, у нее синдром никудышника… — Ангва вспомнила, с кем разговаривает, и добавила: — Ну… у гномов, наверное, такого не бывает. Иногда… женщина настолько красива, что никакой мужчина, если он в здравом уме, даже не подумает пригласить ее на свидание, понимаешь? Потому что, разумеется, она слишком шикарна для него. Ясно?
— Вроде да.
— Вот в чем проблема Беллочки. Честно говоря, Шнобби не назовешь человеком полностью в здравом уме, и он привык, что девушки отказывают ему, когда он приглашает их на свидание… Поэтому он и не боится, что его отошьют. Он пригласил Беллочку, потому что подумал: почему бы не рискнуть? И она из благодарности согласилась, поскольку считает, что с ней что-то не так…
— Но он ей нравится.
— Да. Вот это-то и странно.
— У гномов все намного проще.
— Не удивлюсь.
— Но, боюсь, далеко не так интересно, — уныло закончила Шелли.
Беллочка вернулась. Ангва заказала три «свернули шею», тогда как Шелли с надеждой попросила «Бурлящий оргазм».[16] А потом, с помощью Салли, Ангва объяснила Беллочке… все.
Потребовалось некоторое время. Нужно было всякий раз повертывать фразы таким образом, чтобы они поместились в отведенное для этого место в мозгу Беллочки. Ангва, впрочем, внушала себе, что девушка не может быть настолько глупа. В конце концов, Беллочка работает в стрип-клубе.
— Как по-твоему, отчего мужчины платят, чтобы посмотреть на тебя на сцене? — спросила она.
— Потому что я хорошо танцую, — немедленно ответила Беллочка. — Когда мне было десять, я получила «Танцора года» по классу балета и чечетки у мисс Девиант.
— Чечетки? — Салли ухмыльнулась. — Почему бы тебе не ввести ее в репертуар?
Ангва изгнала из сознания образ Беллочки, танцующей чечетку. Иначе клуб сгорит до основания…
— Погоди, я скажу по-другому. Говорю тебе как, э, женщина женщине…
Беллочка внимательно слушала, и озадаченное выражение ее лица было само по себе оскорблением для любой представительницы прекрасного пола. Закончив, Ангва с надеждой взглянула на ангелоподобное личико.
— То есть ты хочешь сказать, — заговорила Беллочка, — что ходить на свидания со Шнобби — это все равно, что зайти в большой шикарный ресторан и съесть одну только булочку?
— В точку! — воскликнула Ангва. — Ты меня поняла!
— Но я так редко общаюсь с мужчинами! Бабуля всегда говорила, чтобы я не вела себя как потаскушка…
— Тебе не кажется, что работа в… — начала Ангва, но Салли перебила.
— Иногда не грех и потаскаться, — сказала она. — Тебе когда-нибудь случалось зайти в бар и выпить там с парнем?
— Нет.
— Так, — Салли осушила свой бокал. — Эти «сверни шею» мне не нравятся. Давайте пойдем куда-нибудь еще и… — она сделала паузу, — откроем Беллочке мир разнообразных возможностей.
Сибилла в Псевдополис-Ярде. Какое странное ощущение.
Это был один из фамильных особняков Овнецов, прежде чем Сибилла подарила его Страже. Здесь она жила девочкой. Здесь был ее дом.
Осознание этого факта проникло даже в заскорузлые суровые души стражников. До сих пор не отличавшиеся изяществом манер, они стали машинально вытирать ноги при входе и уважительно снимать шлемы. Говорить они тоже начали по-другому, медленно и задумчиво, нервно обдумывая каждую фразу, прежде чем ее озвучить, и старательно избегая экспрессивных выражений. Кто-то даже нашел метлу и подмел пол — или, по крайней мере, сдвинул грязь в незаметное место.
Наверху, в комнате, где находилась общественная касса, в импровизированной кроватке мирно спал Юный Сэм. Ваймс мечтал когда-нибудь рассказать сыну, как в одну необыкновенную ночь тот спал под охраной четырех троллей-стражников. Смена у них уже закончилась, но они вызвались дежурить добровольно, прямо-таки надеясь, что какой-нибудь гном рискнет. Сэм полагал, что мальчик будет впечатлен. Другие дети могли рассчитывать, самое большее, лишь на ангелов.
Ваймс устроил штаб в столовой, поскольку там был большой стол. На нем он расстелил карту города. Остальное пространство занимали страницы из «Энциклопедии „Кумской битвы“».
Это была не игра, а головоломка. Мозаика. И теперь предстояло ее сложить. Он уже нашел почти все уголки.
— Улица Разбитой Чашки, Деньгоперехватный проезд, Криксовый переулок, Болтуний дворик, Пеликунья улица, — сказал Ваймс. — Туннели повсюду. Грагам повезло, они разыскали куб с третьей-четвертой попытки. Мистеру Плуту, судя по всему, довелось пожить на половине улиц в этом районе. Включая Эмпирический полумесяц.
— Но за-ачем? — поинтересовался сэр Рейнольд Сшитт. — Я имею в виду — за-ачем копать туннели повсюду?
— Объясни ему, Моркоу, — велел Ваймс, проводя черту через город.
Моркоу кашлянул.
— Потому что это гномы, сэр, и вдобавок глубинные. Им бы не пришло в голову не копать. В основном достаточно было просто расчистить заваленные помещения. Для гнома это приятная прогулка. Они проложили рельсы, а потому могли вывозить отвал где хотели.
— Да-а, но, разумеется… — начал сэр Рейнольд.
— Они искали нечто говорящее — и оказавшееся по итогам на дне старого колодца, — сказал Ваймс, по-прежнему склоняясь над картой. — Сколько у них было шансов за то, что эта штука лежит на виду? И потом, люди обычно нервничают, когда появляется компания гномов и начинает копаться в саду.
— Это оче-ень медленный способ, не так ли?
— О да, сэр. Но они работали в темноте, в тайне и все держали под контролем, — продолжал Моркоу. — Они могли пробраться всюду, куда хотели. Могли сделать зигзаг, если сомневались, могли прослушать стену своими трубками, и им не приходилось общаться с людьми или выходить на свет. Тьма, контроль и тайна.
— Глубинные гномы как они есть, — подытожил Ваймс.
— Как интересно! — воскликнул сэр Рейнольд. — Значит, они прорылись в подвалы моего музея!
— Слово тебе, Фред, — сказал Ваймс, осторожно проводя на карте еще одну линию.
— Э… ну да, — отозвался Фред Колон. — Э… мы со Шнобби только пару часов назад выяснили.
Он не стал добавлять: «После того как мистер Ваймс наорал на нас и велел рассказать все подробно, а потом послал обратно в музей и объяснил, что именно нужно искать». Вместо этого он произнес:
— Они ловко сработали, сэр. Известка даже выглядела старой. Вы небось сказали «ни хрена себе», сэр.
— Да? — озадаченно переспросил сэр Рейнольд. — Обы-ычно я говорю «ох, боги».
— Я так думаю, на сей раз вы сказали: «Ни хрена себе, они забрали картину и выстроили стену заново», сэр. И мы подумали…
— Видимо, один из них остался в помещении, чтобы все подчистить. Он где-то спрятался и вышел поутру, — сказал сэр Рейнольд. — Туда-сюда постоянно ходили сотрудники. Мы, в конце концов, искали большую картину, а не гнома.
— Да, сэр. Видимо, один гном остался в помещении, чтобы все подчистить. Он где-то спрятался и вышел поутру. Туда-сюда постоянно ходили сотрудники. Вы, в конце концов, искали большую картину, а не гнома, — повторил Фред Колон. Он был просто счастлив, что набрел на эту теорию, и твердо вознамерился озвучить ее невзирая ни на что.
Ваймс постучал по карте.
— А здесь, сэр Рейнольд, тролль по имени Кирпич провалился в подвале в гномий туннель. В главной шахте он увидел нечто весьма напоминающее свернутую картину…
— Но, к сожалению, мы ее не нашли, — заметил сэр Рейнольд.
— Простите, сэр, скорее всего, она уже давно покинула город.
— Но за-ачем? — повторил куратор. — Почему бы не рассмотреть ее в музее? Ведь в процессе происходит взаимодействие!
— Взаимодействие? — переспросил Ваймс. — Какое?