Ошибка смерти Робертс Нора

9

Утреннее небо по цвету было похоже на скисшее молоко. С воспаленными глазами Ева сидела над второй порцией кофе. «Дело не во времени, – думала она. – Дело в цифрах».

Рорк поставил перед ней тарелку с омлетом.

– Тебе это понадобится.

Ева взглянула на тарелку, потом перевела взгляд на Рорка, когда он сел напротив нее.

– У меня глаза кровоточат? Ощущение такое, будто кровоточат.

– Пока нет.

– Не понимаю, как ты этим занимаешься день за днем. – Тут Ева опрометчиво взглянула на стенной экран, на который он вывел утренние биржевые сводки, и прикрыла глаза ладонью. – Сжалься.

Рорк тихонько рассмеялся, но переключил экран на новости.

– Наелась цифр, дорогая?

– Они мне во сне снились. Плясали, некоторые пели, а у других даже зубы были. Я предпочла бы лежать с голой задницей на тротуаре, и чтоб по мне ходили туристы из Южной Дакоты, чем работать бухгалтером. А ты, – Ева ткнула в него вилкой, – ты их обожаешь. Пятерки и двадцатки, норма прибыли, накладные расходы, торговая маржа и всякая хрень, не облагаемая налогом.

– Я мало что люблю так же сильно, как хрень, не облагаемую налогом.

– А я не понимаю, как вообще люди ухитряются следить за деньгами, когда они летают по всему шарику со скоростью света. Один парень вкладывает их в молочных поросят, а через пять минут – бац! – он уже спихнул поросят и вложил бабки во всякие электронные штучки, да еще перевел остаток в арахисовое масло.

– Никогда не стоит складывать все яйца в одну корзину.

– Как скажешь. – Еве пришлось подавить зевок. – Эти бухгалтера гребут бабки граблями, а потом опять размазывают их повсюду.

– Деньги в чем-то похожи на навоз. Ты ничего не сможешь вырастить, если не размажешь его повсюду.

– Я ничего подозрительного найти не смогла, но это не показатель: мне кажется, мои мозги спеклись где-то на втором часу. Уровень жизни соответствует доходам, доходы соответствуют дивидендам, прибылям, инвестициям и т. д. и т. п. Если кто-то из них что-то химичит на стороне, у них это глубоко закопано.

– Я посмотрю, не удастся ли мне что-нибудь выкопать. Ну, а пока у меня есть пара клиентов, которые демонстрируют постоянный прирост прибыли за последние два года. Возможно, это хороший менеджмент, – добавил Рорк. – Или везенье. Или инсайдерская информация.

– С представительствами в Нью-Йорке?

– Да.

– Отлично. Теперь мне есть чем их запугивать и терроризировать. Это искупает долгую ночь с цифрами. – Ева принялась за омлет с заметно возросшим аппетитом. – Рорк, допустим, ты химичишь с бухгалтерией, что-то покупаешь или продаешь под прилавком, действуешь в «серой зоне» закона и этики.

– Я?! – Рорк мастерски изобразил оскорбленную невинность и глубокий шок. – Да как у тебя язык повернулся?

– Не валяй дурака, только допустим. Если бы ты этим занимался, а кто-то из твоих служащих об этом прознал, что бы ты стал делать?

– Я бы все отрицал, а сам тем временем по-быстрому уничтожил бы все, что меня уличает, подчистил бы данные, сфабриковал бы другие, если бы понадобилось. Ну и в зависимости от того, как дело повернется, я дал бы служащему прибавку или перевел бы его куда-нибудь.

– Другими словами, есть масса способов замылить дело, если это вопрос денег. А вот убивать двоих – это крайность. Это значит, поддавать жару. Теперь уж копы точно начнут копать.

– Да, убийство – это слишком сильная и глупая реакция. Кто-то принял дело близко к сердцу, хотя это всего лишь бизнес.

– Вот и я так думаю. Это личное.

Так как ей хотелось обсудить это дело с Мирой, Ева переслала файлы на ее рабочий компьютер в Центральном управлении, а затем позвонила строгой секретарше главного полицейского психиатра и записалась на прием.

По пути в центр города Ева заметила воздушную рекламу:

«ПОЛНАЯ РАСПРОДАЖА!

ПОТРЯСАЮЩЕ НИЗКИЕ ЦЕНЫ

в «Пещере Аладдина» на Юнион-сквер!»

«Но кто может заинтересоваться распродажами в магазине под названием «Пещера Аладдина»? – удивлялась Ева. – Что там можно купить? Лампы, начиненные джиннами? Неликвидные ковры-самолеты?»

Для покупателей, соблазнившихся скидками, было еще слишком рано. Даже для туристов было еще рановато, кроме разве что самых оголтелых. Жители Нью-Йорка деловито направлялись на работу или с работы, у многих уже с утра были назначены встречи за завтраком. Приходящая прислуга, ежась от холода, дожидалась автобусов, которые должны были доставить ее в квартиры или городские особняки для ежедневной уборки.

А в метро под ногами Евы дремало под стук колес еще больше народу.

На каждом углу уже стояли лоточники, зорко выслеживая в толпе желающих отведать зубодробительно черствых бубликов и смертельной отравы, выдаваемой за кофе. Над решетками грилей поднимался дымок: сигнал для тех, кто был настолько голоден – или настолько безумен, – чтобы соблазниться омлетом из восстановленного белка.

На тротуарах уже раскрывали столы торговцы, толкавшие поддельные дизайнерские товары «серого» рынка. «В такой холодный день, с ветром, пробирающим до костей, и облачным небом, готовым в любую секунду разразиться снегом, самым ходким товаром будут шарфы, шляпы и перчатки», – решила Ева.

Ее прогноз подтвердился: не успела она въехать в гараж управления, как пошел снег вперемежку с ледяным дождем.

У себя в кабинете Ева взяла кружку кофе, села, вскинула ноги на стол и принялась изучать доску с фотографиями.

«Это что-то личное», – снова подумала она.

Джейк Слоун поддерживал личные отношения с обоими убитыми.

Лайла Гроув пыталась установить личные отношения с убитым мужчиной.

Кара Грин, заведующая отделом, в котором работала убитая, если верить ее собственным словам, поддерживала дружеские отношения с обоими убитыми.

Все три поколения Слоунов проявляли личный интерес к Копперфильд.

И все вышеперечисленные лица имели значительные доли в капитале фирмы, были заинтересованы в ее успехе, в ее репутации.

Ева наклонила голову и перевела мысли в другое русло. Какая связь существует между всеми этими людьми внутри фирмы?

Она загрузила в компьютер данные, которые дал ей Рорк, и начала искать эту связь.

Пока она работала, Рорк вошел в кабинет майора Уитни. Уитни поднялся и протянул ему руку.

– Спасибо, что согласились принять меня вот так сразу, без предупреждения, – начал Рорк.

– Это не проблема. Могу я предложить вам кофе?

– Нет. Я вас надолго не задержу. – Рорк раскрыл портфель и вынул тонкую папку с бумагами. Он заставил своих адвокатов работать всю ночь. – Как я понимаю, возникли опасения, касающиеся следствия по делу об убийстве Копперфильд и Байсона, а также этической стороны моих отношений с ведущим следователем.

– Почему бы вам не присесть?

– Ну, хорошо. Вот здесь, – все так же холодно продолжил Рорк, положив папку перед Уитни, – находится документ, составленный моими адвокатами. Документ обязывает меня никоим образом не использовать любые данные, с которыми я мог бы ознакомиться через ведущего следователя по этому делу в ходе расследования.

Уитни бросил взгляд на бумаги и вновь перевел его на Рорка.

– Я вижу.

– В документе также говорится, что, если мне будет предоставлен доступ к этим данным, я обязан работать с ними вслепую. Только цифры, без имен и названий организаций. Документ весьма детализирован. Если я нарушу какое-либо из указанных в нем условий, меня ждет суровое наказание. Разумеется, вы захотите, чтобы ваш юротдел прошелся по документу частым гребнем, прежде чем дать свое разрешение. Любые изменения или дополнения, внесенные в текст, должны быть согласованы с моими адвокатами. Документ должен отвечать интересам всех сторон.

– Я позабочусь, чтобы это было сделано.

– Вот и прекрасно. – Рорк поднялся на ноги. – Разумеется, всякого рода документы и содержащиеся в них юридические тонкости не могут предусмотреть все. Например, они не могут помешать мне солгать, обойти юридические препоны, использовать мою жену и двух жестоко убитых молодых людей ради собственной финансовой выгоды. Но я хотел бы надеяться, что ваш Департамент и представляемая вами служба отдают себе отчет: следователь, ведущий дело, никогда этого не допустит. – Он выждал минуту. – Я хочу услышать от вас, что вы не подвергаете сомнению порядочность лейтенанта. Не просто хочу, я, черт побери, на этом настаиваю.

– Я никогда не подвергал сомнению порядочность лейтенанта Даллас. И никто никогда не ставил ее под вопрос.

– Значит, под вопросом только моя порядочность?

– Официально Департамент и представляемая мною служба обязаны обеспечить защиту частной сферы жителей города Нью-Йорка, позаботиться о том, чтобы информация, собранная или обнаруженная в ходе данного расследования, не была использована во вред, ради личной выгоды или в любых незаконных целях.

– Я полагал, вы меня достаточно хорошо знаете, – бросил в ответ Рорк, едва удерживаясь на краю скользкого утеса своей ярости. – По крайней мере, настолько хорошо, чтобы не сомневаться: я никогда ничего такого не сделаю, что могло бы плохо отразиться на моей жене, поставить под удар ее репутацию или ее карьеру.

– Я хорошо вас знаю, – кивнул Уитни. – Я достаточно хорошо вас знаю, чтобы ни на минуту в этом не усомниться. Поэтому неофициально все это чушь собачья. – Уитни так резко взмахнул рукой, указывая на бумаги, что они разлетелись по столу. – Бюрократическая, политиканская суета, ритуал целования начальственных задов, который бесит меня ничуть не меньше, чем вас. Могу предложить вам мои личные извинения на этот счет.

– Свои личные извинения вы могли бы предложить лейтенанту.

Теперь Уитни поднял брови.

– Лейтенант Даллас не является гражданским лицом, она находится под моим командованием, политика Департамента ей известна. Я не стану извиняться за то, что проинформировал подчиненную о проблеме, которая могла возникнуть в ходе следствия. Да и она сама не стала бы извиняться, будь она на моем месте.

– Она собирается официально привлечь меня в качестве гражданского эксперта-консультанта.

– Да, мне следовало это предвидеть. – Уитни хмурился, откинувшись на спинку кресла. – Она бросает вызов каждому, кто посмеет усомниться в ее порядочности. Или в вашей. И все же… – Теперь он в раздумье побарабанил пальцами по столу. – Значит, пока идет следствие, вы находитесь под нашей эгидой, и это в какой-то степени прикроет нашу задницу. Ну а ваш документ – я полагаю, он недаром такой пространный и подробный, – прикроет все, что осталось. Но нам не помешало бы объективное освещение в СМИ.

– Это можно устроить, – заверил его Рорк.

– Не сомневаюсь. Я отдам это на одобрение в наш юротдел и согласую с комиссаром Тибблом.

– Прекрасно. Не буду вам мешать.

Уитни поднялся из-за стола.

– Когда будете говорить с лейтенантом, передайте ей, что я ничуть не сомневаюсь: дело будет должным образом раскрыто.

«И это, – подумал Рорк, – единственное извинение, на какое Ева может рассчитывать».

– Я так и сделаю.

Когда Пибоди просунула голову в дверь кабинета Евы, Ева прикрепляла таблички с именами к обратной стороне своей доски.

– Мы с Бакстером все перебрали, – доложила Пибоди. – Ничего подозрительного не всплывает. У Копперфильд и Байсона не было общих клиентов.

– Надо копнуть глубже, – проговорила Ева, обращаясь не столько к ней, сколько к себе самой. – Забудь пока о цифрах, смотри на имена. Смотри на людей. От цифр все равно с ума сойти можно.

– А мне они вроде как нравятся. – Пибоди вошла в кабинет и протиснулась мимо письменного стола, чтобы взглянуть на обратную сторону доски.

– У нас есть «большая тройка», – начала Ева, указывая на имена, – Слоун, Майерс, Краус. У Слоуна есть еще сын и внук. Соединим Копперфильд со Слоуном, учтем, что они оба в подчинении у Кары Грин. У Копперфильд есть ассистентка, ее зовут Сара-Джейн Блумдейл. Рашель Делей связана с Джейком Слоуном, через него – с Копперфильд, а также с Байсоном, который находится вот здесь, под «большой тройкой» и под Майрой Ловитц. И еще от него тянется связь с Лайлой Гроув.

– Тебе нужна доска побольше.

– Возможно. Так, теперь у нас есть их алиби. Майерс и Краус были с клиентами.

– И их алиби подтвердилось, – добавила Пибоди.

– У Джейкоба Слоуна есть внук с подружкой и жена. Тут игра двойная: ведь Слоун дает алиби своему внуку. Удобно.

– Но вполне правдоподобно.

– Задницу Рэндала Слоуна на время убийства прикрывают клиенты.

– Тоже проверено. И ни один из них не был клиентом Копперфильд.

– Допустим. Но юридические интересы Фонда Баллока представляет адвокатская фирма Стьюбена, Роббинса, Кавендиша и Малла, а они – клиенты Копперфильд. И это один из счетов – я сегодня утром позвонила Каре Грин, и она подтвердила, – которые Копперфильд получила в течение последнего года.

– А-а… – протянула Пибоди и тут же съежилась под грозным взглядом Евы. – Да я ничего такого не говорю.

– Английская адвокатская фирма с представительством в Нью-Йорке, и это тоже удобно. Байсон тоже с ними связан, потому что он был бухгалтером у Лурдес Кавендиш Макдермотт…

– Похоже на оперную певицу.

– …светской дамы и вдовы Майлза Макдермотта, очень богатого плейбоя. Есть и другие подспудные связи. Рэндалу Слоуну дали алиби Саша Зинхоф и Лола Уорфилд. У Зинхоф есть сестра, живущая в Праге. Вместе с двумя партнерами она владеет и управляет пятизвездочным отелем, а их бухгалтерией занимается…

– …фирма Слоуна, Майерса и Крауса, – подхватила Пибоди. – Я работала над файлами Копперфильд, но там не было фамилии Зинхоф. Я бы не пропустила.

– У сестры другая фамилия. Анна Керлинко. А дела партнерской группы вела Копперфильд. И кстати, этот счет она тоже получила в течение последнего года.

– Либо это совпадение, либо обширные связи.

– Я предпочитаю связи. Выдели данные по этим компаниям и особо – по персоналу, работающему в Нью-Йорке. Мне надо по-быстрому проконсультироваться с Мирой.

Выйдя в коридор, Ева остановилась перед торговым автоматом и грозно нахмурилась. Она находилась в состоянии перманентной холодной войны с автоматами. Но ей нужна была банка пепси! И ей не просто хотелось пить. Если она возьмет банку с собой к Мире, доктор не станет приставать к ней со своим неизменным травяным чаем.

Ева побренчала монетками в карманах. Нет, она не будет просто так, за здорово живешь, вводить в автомат свой код. Это означало бы не просто искать, а прямо-таки нарываться на неприятности.

Она отсчитала нужный набор монет и уже собиралась, рискуя пережить досаду или разочарование, своей рукой всунуть их в прорезь автомата, когда в коридоре появились двое полицейских, конвоирующих тощего парня в наручниках.

Тощий парень верещал, как попугай, накачанный «Зевсом». Что-то насчет домогательств, конституционных прав и кого-то по имени Ширли.

– Эй! – Ева протянула монеты, а свободной рукой погрозила попугаю. – Ты. Закрой хлебало.

Он был до того накачан наркотиками, что глаза у него бешено вращались в орбитах, но тон ее голоса пробился сквозь дурман и дошел до него. Он перешел на скулеж.

– Вот, держи, – обратилась Ева к полицейскому. – Купи мне пепси.

– Есть, лейтенант.

Патрульный исполнил просьбу не моргнув глазом, и Ева поняла, что все управление знает о ее холодной войне с автоматами.

– Что он сделал? – спросила она, кивнув на хнычущего парня.

– Столкнул женщину с лестницы у себя в доме. Она пролетела два марша и больше не встала.

– Поскользнулась. Она поскользнулась. Меня там вообще не было. Я ее почти не знал. Копы меня схватили и вытащили на улицу. Я в суд подам.

– Трое очевидцев, – сухо доложил патрульный, передавая Еве банку пепси. – Сбежал с места преступления. Упал, слегка расшибся в ходе преследования.

– Кто ведет дело?

– Кармайкл.

Ева удовлетворенно кивнула:

– Спасибо.

Она направилась в отдел Миры, а верещание обкуренного попугая возобновилось в полном объеме у нее за спиной.

Отдел Миры можно считать более приличным, чем ее собственный, решила Ева. По крайней мере здесь вряд ли встретишь накачанного дурью подозреваемого в убийстве, которого волокут на допрос. Здесь было тихо, здесь господствовали спокойные, неяркие краски. И здесь было много закрытых дверей.

А вот дверь Миры была открыта, секретарша, бдительно охранявшая помещение по всему периметру, выглядела спокойной, и Ева решила, что ей не придется выворачиваться наизнанку, чтобы попасть на прием.

Мира заметила ее в открытую дверь.

– Ева! Заходите, заходите прямо сюда. Мне только нужно закончить кое-какую бумажную работу.

– Спасибо, что смогли уделить мне время.

– К счастью, сегодня у меня есть немного свободного времени.

Как всегда, Мира выглядела элегантной и ухоженной, хотя, казалось, не прикладывала к этому особенных усилий. Ее темно-каштановые, как соболий мех, волосы были сколоты на затылке и мягкими завитками опускались на шею. На ней был однотонный костюм-тройка цвета спелой сливы. На шее поблескивала серебряная цепочка, в ушах – маленькие серебряные колечки.

Она приветливо улыбнулась. У нее было прелестное лицо с кроткими голубыми глазами, но Ева знала, что взгляд этих глаз способен проникнуть прямо в черепную коробку и увидеть любые секреты, таящиеся в мозгу.

– У вас нашлась минутка, чтобы заглянуть в отчеты?

– Я их прочла. Присядьте. Какой ужас, не правда ли? Какая жалость! Молодые, красивые, полные жизни и энтузиазма, и эта жизнь так внезапно оборвалась. – Мира отодвинулась от стола. – Ведь они только-только начали жить.

– И уже закончили, – безжалостно отрезала Ева. – Хотелось бы знать: почему?

– Ответ на этот вопрос редко бывает однозначным, не правда ли? Что касается психологического портрета, – Мира заговорила деловитым, официальным тоном, – вы наверняка не удивитесь, если я скажу, что согласна с вашим заключением и с мнением патологоанатома: в обоих случаях действовала одна и та же рука. Скорее всего, мужчина, возраст от тридцати пяти до шестидесяти пяти. Он не импульсивен и действовал не ради острых ощущений. Он не изнасиловал ни одну из жертв, потому что это не стояло у него в повестке дня. И, похоже, он не отождествляет секс с властью и господством. Возможно, состоит в сексуальной связи, в которой ему отведена роль подчиненного.

– Изнасилование требует времени, – добавила Ева. – Ему надо было успеть в срок и придерживаться своего плана.

– И в этом я с вами соглашусь. Но изнасилование или угроза изнасилованием часто используется в садистских убийствах. Не реже, чем увечья. Здесь не было сексуального насилия, не было увечий, не было вандализма. Он пришел подготовленным, пришел с определенной целью. Он добился своей цели с помощью грубой силы и физических, – а может быть, и эмоциональных – пыток. – Мира разложила на столе фотографии с места преступления. – Он связал их и тем самым поставил под свой контроль, дал им почувствовать себя беспомощными. Снял изоленту с их ртов. Это подсказывает мне, что он хотел видеть их лица. По какой-то причине он в этом нуждался. Он хотел видеть их лица целиком, пока душил.

– Был доволен своей работой?

– Да. Он выполнил свою работу, он наслаждался своей силой и властью над ними. Поскольку он сумел одолеть мужчину таких лет и такого физического развития, как Байсон, нетрудно предположить, что он сам в хорошей форме. Для удушения использовал то, что подвернулось под руку на месте: пояс от халата, веревку. Это свидетельствует о ясном уме и присутствии духа. Отсутствие ДНК на месте первого убийства указывает на то, что он принял меры предосторожности. Однако на месте второго убийства была найдена его ДНК, и это говорит о том, что он потерял самообладание, позволил чувствам взять верх.

– Потому что ему настучали по башке.

– Совершенно верно. – Мира невольно улыбнулась. – Байсон причинил ему боль, а он, видимо, не умеет держать удар и плохо реагирует на боль.

– Первой его мишенью была Копперфильд.

– И я не сообщила вам ничего такого, чего вы раньше не знали.

– Нет, но вы подтвердили мои выводы. Он пошел на крайние меры, не будучи доведенным до крайности. Он, безусловно, опасался их, опасался того, что они могут сделать, но на телах жертв, на месте преступления нет никаких следов паники. Он владел собой и продемонстрировал это своим жертвам и самому себе, когда душил их лицом к лицу.

– Смотри, как я тебя убиваю, а я посмотрю, как ты умираешь, – задумчиво проговорила Мира.

– Да. И хотя он – в этом можно не сомневаться! – испытал волнующие ощущения во время первого убийства, он настолько сохранил самообладание, что быстро переместился к месту второго убийства и закончил свою работу. Но он не профессионал. Слишком грязная работа для профессионала.

– И опять я с вами согласна, – кивнула Мира. – Но он был очень сосредоточен, целеустремлен и прекрасно подготовлен.

– Для этого достаточно развитого чувства самосохранения.

– Вполне. Следуя этому чувству, он, возможно, защищал себя, свои интересы или другого человека, который был ему дорог. Он очень осторожен.

– Но не настолько знаком с криминалистической экспертизой, чтобы сообразить, что мы сможем взять его ДНК со ссадин на костяшках пальцев Байсона.

– И тем не менее, – возразила Мира, – я считаю его человеком образованным, дисциплинированным и дотошным. Не сомневаюсь: он уничтожил все, что изъял из обеих квартир, избавился от орудий взлома, при помощи которых проникал в квартиры. Буду очень удивлена, если окажется, что это не так. Если вам доведется его допрашивать в ходе вашего расследования, я полагаю, он охотно пойдет на контакт и проявит готовность к сотрудничеству. Если он был знаком с убитыми, обязательно посетит заупокойную службу и будет демонстрировать все подобающие признаки скорби по безвременно ушедшим. Все детали своего поведения он тоже продумал заранее.

– А также алиби на интересующее нас время, – мрачно подытожила Ева.

– Несомненно, у него есть алиби. Другие в сходных обстоятельствах могли бы демонстративно отказаться от хлопот по обеспечению алиби: это увеличивает остроту ощущений во время следствия. Я хочу сказать, что для других это было бы игрой. Но это не ваш нынешний случай. Он заранее расставил все точки над «i».

– Да, спасибо, – кивнула Ева.

– Я с нетерпением жду завтрашнего праздника, – сказала Мира, когда Ева поднялась.

– А что за… Ах да!

Мира со смехом повернулась во вращающемся кресле.

– Не припомню случая, чтобы праздник в вашем доме не стал событием знаменательным и запоминающимся. Мэвис, должно быть, в восторге.

– Да, наверно. Хотите знать правду? Я ее вроде как избегаю. Нам пришлось сходить на занятия… по подготовке к приему родов, понимаете? Это был неописуемый кошмар, я даже говорить об этом не могу без содрогания. А теперь я боюсь: вдруг она захочет проверить, была ли я внимательна, все ли усвоила, позвонит и устроит мне… ну что-то вроде экзамена?

– А вы были внимательны?

– Господи, да от этого деться было некуда! Все равно, что смотреть фильм ужасов. Жуть берет, – пробормотала Ева, с трудом сдерживая дрожь. – А завтра я опять окажусь среди женщин, которые выращивают в себе детей. Вдруг кому-то из них придет в голову родить в это время?

– Вряд ли, но на всякий случай у вас будет рядом два доктора. Я там буду, и Луиза тоже.

– Точно. – При мысли об этом Еве стало немного легче. – Я забыла. Слава тебе, господи, какая гора с плеч! А вы не могли бы задержаться, пока все они не разойдутся? Просто на всякий случай. А то мало ли что…

– Вы прослужили в полиции одиннадцать с лишним лет и ни разу не принимали роды?

– Совершенно верно, и я собираюсь держать этот рекорд и дальше.

Едва войдя в кабинет Саши Зинхоф, Ева подумала, что она могла бы посостязаться с Рорком по роскоши и вкусу. Чистые линии и неожиданные яркие пятна на общем пастельном фоне обстановки делали комнату женственной без вычурности и жеманства.

Точно такое же впечатление произвела на Еву сама Саша.

Ей запросто можно было дать на десять лет меньше, чем значилось в ее официальных документах. Волосы цвета меда были эффектно взбиты наверх, сияли голубизной ее большие ясные глаза. На ней был костюм цвета ржавчины, такой же изысканный и сдержанно-элегантный, как и ее драгоценности.

Она легкой поступью пересекла толстый серебристый ковер на своих тонких каблучках и протянула руку для приветствия.

– Лейтенант Даллас! Мы шапочно знакомы. Встречались на каком-то гала-концерте прошлой весной.

– Я помню.

– Паршивый повод возобновить знакомство. А вы детектив Пибоди, мы говорили с вами по телефону.

Пибоди пожала протянутую руку.